Вечером в четверг Диана отложила в сторону работу и устроилась у телевизора — подкрепиться пиццей и посмотреть последнюю серию «Адвокатских историй». Выключая свет в комнате, она не могла отделаться от чувства неловкости. «Жвачка для домохозяек», — назвал эту вещь Лео. Пустая трата времени.

То ли из-за его реакции, то ли из-за собственной рассеянности, то ли из-за неудачного сценария — но ей никак не удавалось сосредоточиться на перипетиях экранного действа. Шутки все до одной казались плоскими, а подробности — притянутыми за уши. Как говорится, от былой магии не осталось и следа. Честно говоря, Диана чувствовала, что вряд ли впредь сможет смотреть сериал, не испытывая вины или неловкости за собственную недалекость.

«Черт бы тебя побрал, Лео!» — думала она. Уничтожил радость от ничтожнейшего, невиннейшего удовольствия, которое она себе позволяла. Ведь он осудил не только и не столько сам сериал, сколько ее собственный вкус и неразборчивость.

Диана выключила телевизор и погрузилась в размышления. Вот уже полторы недели она ищет ответ на предложение Лео. Первоначальное «да», рвавшееся из нее на склонах гор в Вермонте, превратилось в нерешительное «может быть».

По сути, она всеми силами старалась оттянуть «момент истины», бегая по парку каждое утро, допоздна работая над бумагами каждый вечер и стараясь почаще проводить свободное время с Байроном, жившим неподалеку.

— Как ты считаешь? — спросила она однажды вечером. — Стоит ли мне выходить за Лео Фрэнкленда?

— Тебе нужен деловой или романтический совет?

— Наверное, романтический. Я просто не могу решиться.

— А монетку бросать не пробовала?

Его собственная свадьба состоялась в прошлое воскресенье: скромная церемония у одра больного в больнице святого Луки. Присутствовало всего человек десять: приехавшая из Виргинии мать Байрона, Диана и еще несколько самых близких друзей.

Конечно, это нельзя было считать неким актом в рамках закона: Байрон просто подписал клятву верности, которую сам же и составил. После чего гости выпили шампанское, как могли поздравили умирающего и разошлись кто куда. Диана вернулась домой и ревела, пока не заснула.

С каждым днем она все больше тревожилась и отчаивалась. Данное Лео обещание давило на сердце тяжким грузом. Она пыталась подбодрить себя, надеясь на силу обновленной любви. Однако былая черная магия этого чувства почему-то все больше напоминала обычные серые помои.

Нынче вечером она поймала себя на мысли, что хорошо бы свадьбе Байрона стать последней в череде скоропалительных браков. Что, может быть, лучше отказать Лео. И все из-за несчастного телесериала. Кто-то может счесть это настоящим абсурдом. Ведь женщина не может отказаться от блестящей партии, от своего суженого только потому, что они смотрят разные программы. Но ведь дело не просто в программе. Это была придирка, обидная придирка, а Диане придется рисковать и закрывать на нее глаза.

Вот совсем еще недавно Байрон шутил по поводу того, что люди поступают так, а не иначе, потому что имеют к тому причины. Тогда она не придала его словам значения, восприняв их как обычную светскую болтовню. Но теперь, лежа перед темным молчаливым экраном, Диана наконец-то поставила на место последний кусочек головоломки.

Конечно! От неожиданности у нее перехватило дыхание. Их спор насчет сериала был последним доказательством очевидного — того самого червячка, что грыз ее непрерывно с самой первой встречи с Лео в «Лютеции».

В один миг ей открылось решение всех загадок. Она поняла, почему дети избегают Лео, почему жена изменяла ему, почему ученик оскорбил его столь изощренным способом. Как же она не догадалась, что у них у всех действительно имелись на то причины! Они просто старались выжить. Только и всего!

Потому что — и это открытие ужаснуло ее — Лео подавляет все и вся вокруг себя. Он претендует на роль безупречного отца, наставника, знатока права. Лео всегда знает, как лучше, — стало быть, он никогда не ошибается. И помогай Господь тому несчастному глупцу, который осмелится поступать по-своему.

Диане также стало ясно, отчего Лео применяет столь завышенные стандарты и к своим студентам, и к семье. Все они обязывались заслужить мировую славу — но не для себя, не для своего удовлетворения и радости, нет, только для него! Ибо их слава должна еще больше возвышать его!

Взять хотя бы его воспитанника. Ведь если для Лео выше всего интересы Барта, пускай бы себе парень устроился к Ральфу Надиру и честно трудился. Однако такой вариант был для Лео недостаточно престижным, не таким ослепительным.

«Я вложил столько самого себя в будущее Барта», — сказал тогда Лео. Из чего логически вытекало, что отныне он становится хозяином этого самого будущего. Точно так же, как и Пулитцеровская премия, полученная его женой. Точно так же, как и все остальное, угодившее ему в лапы.

Удивительно, как он до сих пор не воспринял грядущее партнерство Дианы как свое собственное. Рано или поздно он додумается и до этого. «Я шепнул Ральфу Слайтеру пару словечек про тебя, — наверняка похвастается он. — Я ему сказал: „Ральф, Диана — из моих ребят…“» И, сделав это, отберет у нее всю радость и гордость.

Ребята Лео. Он овладел ими, вылепил из них то, что хотел, и, натурально, запретил им быть неудачниками. А взамен потребовал полную покорность и преданность. Он похитил у них душу.

Еще бы Барту Шаферману не переспать с Анной Фрэнкленд! А ей — с ним. Их свела вместе не похоть и не безумная страсть, но отчаянная попытка вырваться из-под удушающего давления Лео. Они не просто залезли вдвоем в койку. Они взбунтовались. Чего же удивляться, что Лео впал в такую ярость. Ибо своим поступком невольные любовники бросили вызов не только мужчине, но и его представлению о себе как о мудрейшем властелине.

Даже сейчас Диана поморщилась при воспоминании о его гневе. А что, если в один прекрасный день он обернется против Дианы? А ведь этого не избежать, если она постарается сохранить свое «я».

«Ах, эта Диана, — слышала она полный яда голос, — она такая мудрая, она решила…» …Что она решила? Заниматься йогой? Развивать экономику в Кении? Выкрасить кухню в желтый цвет? Смотреть «Адвокатские истории»? Не имело никакого значения, совершит она мелкий проступок или крупный. Имело значение то, что она поступит против воли Лео.

Она поняла наконец, что выйти за него замуж — все равно что вступить в коммунистическую партию, совершить добровольное отречение от собственных независимых суждений, от собственного мнения. Либо ты без разговоров поступаешь так, как велит партия, либо подвергаешься жестокому наказанию. И то, и другое было достаточно мерзко.

И как она не раскусила Лео за все эти годы! Какой наивной, доверчивой дурочкой она была! Однако если Лео не являлся тем полу-Богом, каким представляла она его в Йеле, то он не был и обычным разнузданным разбойником. Скорее он был человеком, страдающим от неуверенности в себе и вынужденным подкармливать свое «эго» все новыми порциями славы и могущества. То, что Диана принимала за силу, на деле являлось болезнью. То, что она принимала за целеустремленность, оказалось упрямством. Он не способен меняться. Да и как он смог бы это сделать, если ему отвратительно само слово «компромисс»? Да при одной мысли, что он может кому-то уступить, он впадает в панику.

Каким-то уголком души Диана все еще любила его. И вполне возможно, что эта любовь сохранится — ради их прошлого. Однако было ясно, что подошла к концу еще одна глава ее жизни, и осознание этого было сродни освобождению. Никогда больше Божественный Лео не потревожит ее снов, унижая всех остальных мужчин, внушая недостижимые идеалы. Лео оказался таким же простым смертным, отягощенным недостатками, как и все остальные — если не в большей степени. И уж во всяком случае, гораздо менее способным на настоящую любовь.

Спасибо Авраму — у нее хотя бы есть с чем сравнивать. Вот кто знал, что такое любовь. Бедный милый пропавший Аврам! От одного воспоминания о том, что она утратила, заныло сердце.

Завтра же она напишет Лео коротенькое письмо: вежливое, но решительное, в котором постарается преподнести свой отказ помягче, чтобы не обидеть. И на том можно будет захлопнуть книгу о прошлом.

Однако если жизнь без Лео она еще как-то могла вынести — разве не этим Диана занималась целых семь лет? — то жизнь без мечты о Лео оказалась совсем другим делом. Лишившись привычной мечты, Диана почувствовала себя покинутой. Какой бы никчемной она ни оказалась, в данный момент не было ничего подходящего взамен. Около полуночи Диана не выдержала и позвонила Байрону.

— Ты не спишь? Ты одет?

— Да и нет.

— Если я приду, ты угостишь меня кофе и выслушаешь, а может, даже включишь концерт Бесси Смит?

— Что, совсем плохо? — спросил Байрон.

— Жди меня через пару минут.

— Ты действительно считаешь, что я поступила правильно? — Диана высморкалась в платочек. — Знаешь, это все равно что выбросить свое детское одеяльце. Опять наступят эти ужасные одинокие ночи, а мне даже не о чем будет помечтать. И если бы я все же вышла за Лео, я бы по крайней мере имела бы детей. Я была бы несчастной, больной, усталой и в постоянной истерике, но у меня было бы хоть какое-то утешение.

— Так почему бы тебе просто не завести ребенка?

— Я думала об этом, Байрон. То есть я думала — какого черта, я это сделаю! Если не от Лео, то с помощью искусственного оплодотворения или еще как-то. Сейчас полно матерей-одиночек. Я рассматривала такую возможность со всех сторон — и все же отказалась. По-моему, это эгоистично.

— Родить ребенка — эгоистично? — удивился Байрон.

— Я имела в виду, когда их заводят не столько для их благополучия, сколько для своего. Я выросла в счастливом семействе, с обоими родителями, и хотела бы обеспечить своему ребенку то же. По крайней мере хотя бы на первых порах. Жизнь и так вещь жестокая — даже для нормальной семьи. Так зачем же обрекать своего ребенка на заведомую несправедливость? И к тому же я слишком сентиментальна, Байрон. Я верила в брак и остальную дребедень.

— Выше нос, Ди, — утешал ее Байрон, подливая бренди, — ты еще найдешь кого-нибудь. Кто это высказался насчет мужчин, что они вроде как кареты? Подождешь пять минут — а вот уже и следующий подошел.

— Ох, ради Бога! — с отчаянием взглянула на него Диана. — Никак не ожидала от тебя такого. Ты повторяешь то, что всю жизнь твердит моя мать. Наемные кареты не ездят по нашему городу примерно с двадцать пятого года. Кстати, — она сверилась с часами, — через пять минут мне стукнет тридцать три года…

— Прими мои поздравления!

— …что сводит мои шансы поймать карету, то есть мужа, практически к нулю. Согласно статистическим выкладкам. — Она вымученно улыбнулась. — Прямо хоть выходи замуж за тебя, Байрон…

— За меня?..

— Ну да. А почему бы и нет? Мы с тобой составили бы идеальную пару, если не брать в учет сексуальную ориентацию. Мы оба умны и общительны. Нравимся друг другу. Я бы даже осмелилась утверждать, мы любим друг друга. И могли бы скрасить взаимное одиночество.

И она с теплотой поглядела на приятеля. Уютно забравшийся с ногами на широкое кресло, в легкой шелковой пижаме и фуляровом халате, невозмутимый и элегантный, Байрон словно сошел с рекламной картинки «Ньюйоркера». Но его холодность не могла обмануть Диану. Она знала, что под роскошным шелком бьется горячее любящее сердце, а в глазах таится лукавый огонек.

Байрон Элкингтон из Холлоу-Фармз, штат Виргиния, и Диана Саммерфильд с Ореховых холмов. На какое-то мгновение идея показалась ей приемлемой.

— А ты знаешь, Би, на свете полно семейных пар, которые намного равнодушнее один к другому, чем мы с тобой. У нас много общих интересов, одинаковое происхождение. Можно даже сказать, что мы созданы друг для друга. Би и Ди!

Байрон удивленно уставился на нее, не понимая, шутит она или говорит серьезно. В данный момент она и сама не могла толком решить.

— Диана, милая моя, — грустно возразил он, — да будь я обычным парнем, я бы давным-давно предложил тебе руку и сердце. Стать твоим мужем было бы для меня настоящим счастьем и большой честью. Тем не менее мне приходится уступить эту привилегию кому-то более достойному. Мне всегда было обидно, что молодые люди не устраивают турниров в твою честь. Ну, значит, они совсем дураки. Но из этого можно сделать только один вывод. Я не хотел бы повторять банальности, Ди, но ты наверняка в один прекрасный день повстречаешь того, единственного парня, влюбишься…

— Да я давно влюбилась… — снова зарыдала она.

— В кого-то лучшего, чем Лео.

— А я не про Лео. — Она смущенно потупилась. — Я влюбилась в чудесного человека и прогнала его. Помнишь того студента из Израиля, про которого я рассказала по пьяной лавочке в баре Адамса в Вашингтоне?

— Неравная связь?

— Только это не было неравной связью. Я его безумно любила. И смею тебя заверить, то же было и с его стороны.

— Так какого же черта ты не вышла за него?

— Потому что… — Диана хотела было сказать: «Потому что он был никем: беден, молод, не честолюбив…» А вместо этого выскочило: — Потому что я такая, какая есть, Байрон. Наверное, я сноб. Меня отпугивал брак с человеком ниже меня по происхождению и социальному статусу. Ведь я всегда достаточно ясно представляла будущего мужа. Так сказать, партию. Из хорошей семьи, преуспевающий, перспективный. Именно этого ожидали от меня все вокруг. И мысль стать объектом для насмешек была для меня невыносима.

— Да при чем тут объект для насмешек?

— Ты отлично знаешь, какие пошли бы толки. Невеста старше жениха. Известный адвокат — наемный рабочий. Голубая кровь из Бостона — иммигрант без гроша за душой. Надо ли говорить дальше?

— Понятно, — пробурчал Байрон. — И ты предпочла стать объектом для оплакивания.

— Прикажешь понимать это как шутку? — спросила она, вытирая слезы. — Или как издевательство?

— Не то и не другое. — Часы над камином пробили полночь. — Поздравляю с днем рождения, дорогая. — Он поцеловал ее в щеку. — А теперь я бы хотел кое-что узнать. Только честно. Когда ты была на нашей с Джимом свадьбе — показался ли я объектом для насмешек?

— Байрон! — всполошилась Диана. — Да как тебе могло такое в голову прийти?! Я была до глубины души тронута!

— Тронута! Парочкой гомосеков, устроивших ритуал мумбо-юмбо! И чем же ты была тронута?

— Потому что… — она как следует обдумала свой ответ, — потому что я люблю и тебя, и Джима и желаю вам счастья!

— Точно! И именно того же желают те люди, которые тебя по-настоящему любят! Уж не думаешь ли ты, что отец от тебя откажется? Держу пари, для него главное — твое счастье. Он тебя обожает. И именно счастья для тебя желаем мы все, за исключением себялюбивого Лео. Не забывай, что это твоя жизнь, а не чья-то еще, и, если только ты не веришь в реинкарнацию и прочую метафизику, у тебя не будет еще одного шанса. Да, я говорил глупости, сравнивая мужчин с наемными каретами, ибо достойных среди них на удивление мало. Уж мне-то хорошо известно.

Он взял Диану за руку и продолжил:

— А теперь позволь предложить твоему искушенному юридическому уму задачку, которую можешь считать упражнением на логику и дедукцию.

И он спросил: почему женщин так пугает брак с человеком «из низов»? Ведь мужчины проделывают такое уже многие века, и всегда это почиталось за норму. Мужья были старше жен, директора женились на секретаршах, доктора на медсестрах, а Рокфеллер вообще женился на домохозяйке из Норвегии. Даже принц Чарльз женился не на особе королевской крови, и его примеру последовал младший брат.

Разве кто-нибудь над этим смеялся? Совсем наоборот, эти союзы вызывали умиление: победа любви над расчетом! Ну а почему бы теперь не взглянуть на дело с противоположного конца? Невеста старше жениха. Богатая наследница из Бостона и иммигрант без гроша за душой.

Просто в прежние времена, рассуждал Байрон, женщины были вынуждены находить мужей «выше себя». Условие это старо как мир. И оправдывало себя тогда, когда женщина полностью зависела от мужа и только с помощью выгодного брака могла обеспечить себе лучшую жизнь.

— Но теперь, Диана, условия игры здорово изменились. Женщины прекрасно себя обеспечивают, они почувствовали вкус к свободе, равным правам, высокоинтеллектуальным профессиям. И таким образом завоевали себе привилегию, на протяжении многих поколений принадлежавшую одним мужчинам. Они могут позволить себе выйти замуж не ради статуса или экономической выгоды, но ради одной любви.

— Чего ты ожидаешь от жизни, Ди? Ты же все уши мне прожужжала про мужа и детей. Ну, коль скоро для тебя это наивысшая ценность — протяни руку и возьми ее. Или твоя гордость стоит одинокой старости? И неужели ты готова отказаться от того, что тебе так дорого, из-за чьих-то гнусных сплетен? Отвечай честно. Этого ты хочешь?

— Я хочу, — речитативом начала Диана, — близости. Я хочу, чтобы было с кем делиться радостью и горем. Я хочу тепла. Уюта. Товарищества. Любви. Я хочу детей. Я хочу… о Господи, ну конечно! Я хочу выйти замуж за Аврама. Если он возьмет меня… Ох, Байрон! — Она почувствовала, что вот-вот опять расплачется. — Я так боюсь. Все, что ты сказал, правда. Но что, если это не сработает?

— А это уж как получится, — отвечал Байрон. — Тут гарантий быть не может.

Диана остолбенела. Он не собирался убаюкивать ее страхи. Ему нужно было опровергнуть их, убедить Диану, что любовь бессмертна, что ее брак продлится вечно. А он продолжал адвокатские забавы.

— Послушай, — произнес он. — Предположим, брак окажется неудачным. Что может случиться самое худшее? Ты попытаешь счастья. И наверняка успеешь пережить не один и не два чудесных момента. И к тому же конец любви еще не значит конец света. Можешь мне поверить, от таких ударов люди не умирают. Однако не могу не признать, что ты будешь несчастна какое-то время. Но сейчас, пока мы исходим из одних предположений, позволь спросить: что может произойти самое лучшее, если ты выйдешь за Аврама?

— Лучшее? — Диана задумалась. А потом улыбнулась. А потом воздела руки в полном восторге: — Что же еще лучше — рай на земле!

Байрон потянулся к телефону:

— Где он живет, этот твой Аврам?

— О Боже! — вскричала она. — Я же не знаю!

— А где работает?

— В «Тель-Авивском такси». — И засмеялась, увидев, как Байрон в отчаянии закатил глаза: — Нет, не в Израиле. Это такси по радиовызову, в Челси.

Байрон уже рылся в справочнике. Минутой позже он спрашивал по телефону:

— У вас работает Аврам…

— Гиттельсон, — выдохнула она.

— Гиттельсон? Работает? А когда у него дежурство? Вы говорите, он сейчас на трассе? Нет. Это не связано с неприятностями. Совсем наоборот. Его рекомендовали как первоклассного водителя, и я бы хотел вызвать его по адресу 552, Восточная Шестьдесят вторая улица. Вызов на имя… — Байрон зажал ладонью телефон: — Он знает мое имя?

Диана кивком отвечала «да».

— …лучше пусть попросит портье позвонить в шестнадцатый номер «джей», и все будет в порядке. Куда ехать? Да, я отлично знаю. Предупреждаю, это будет дальняя поездка. — И Байрон повесил трубку. — Будет здесь через пять минут. Ты не хочешь привести в порядок лицо?

Она помчалась в ванную, но тут же выскочила обратно:

— А что, если он не захочет меня видеть? И я могу его понять. Я обошлась с ним по-свински.

— Ты же адвокат, — возразил Байрон. — Переубеди. Всеми доступными способами. А теперь не подкрасить ли тебе губы, чтобы его не хватил удар? Это же романтическое воссоединение, а не ужастик с мертвецами!

Она появилась двумя минутами позже со странной улыбкой на лице.

— Байрон! — хихикнула Диана.

— Что тебя так развеселило?

— Пока я умывалась, то вспомнила кое-что ужасно забавное. Ты ведь знаешь мою подругу Розмари Маршалл?

— Ты часто про нее рассказывала.

— Ну так вот, я только что вспомнила, кто поймал букет на ее свадьбе.

Зазвенел дверной звонок.

Диана поглядела на Байрона, сияя от счастья:

— Его поймала я!