Диана проснулась на рассвете как от толчка и обнаружила, что делит постель с шестифутовым плюшевым мишкой.

Невероятно! Сильные пальцы Аврама лежали у нее на животе. Его дыхание щекотало ей шею. В комнате стоял аромат сна и секса.

И как это она, приличная разумная женщина, позволила себе с первого раза оказаться в постели с незнакомцем?! Да к тому же таким неподходящим незнакомцем! Как только он проснется, она постарается расставить все по местам и выбить у него из головы все до одной иллюзии, которые могли возникнуть.

И все же она задыхалась от счастья, лежа вот так рядом с ним. Аврам был просто восхитительным. Даже сейчас, обдумывая свою отповедь, она устроилась поуютнее, наслаждаясь теплом его тела. Зачем торопиться убивать сны? Они и так развеются в один миг. И она лежала в предрассветных сумерках, стараясь упорядочить воспоминания о событиях вчерашнего дня.

* * *

Когда Диана спустилась в воскресенье в холл, Аврам уже поджидал ее там, повесив на шею «Кодак». Фотокамера словно предупреждала: «Это экскурсия, а не свидание».

Все утро перед этим она молилась, чтобы приключился дождь, или ветрянка, или что-нибудь еще, извиняющее ее отказ. Не меньше сотни раз она пожалела о необдуманном обещании, проклиная себя на все лады. Она поступила глупо, необдуманно, даже заносчиво. Что мог подумать о ней Аврам? Что она питает слабость к молоденьким иностранцам?

Или — тут Диана посмотрела на все с другой стороны — не она водит его за нос, а наоборот?

«Осторожно! — кричали ее профессиональные привычки. — Будь бдительна!!!» Ибо если Диана и сумела чему-то научиться за эти годы, то именно недоверию. Ведь не только Аврам мог неправильно понять ее намерения — она также могла заблуждаться относительно его. То, что ей показалось одиночеством, могло оказаться сексуальной озабоченностью. И даже извращением. А дружеское участие — изощренным притворством. Не надо быть дипломированным адвокатом с Уолл-стрит, чтобы оценить, чего может добиться молодой человек, завязавший интимные отношения с богатой женщиной. А если еще учесть, что он пришелец из совершенно другого мира с другой культурой, то волосы встают дыбом. Нельзя забывать, что у него есть возможность проникнуть к ней в квартиру. Он волен явиться сюда и вытворять все, что ему вздумается!

Противопоставить всем этим страхам Диана могла лишь открытую улыбку и любовь к Моцарту. Окажись она на месте своего собственного адвоката, первым и настоятельным советом было бы не высовываться из дома. Однако, не в силах побороть привычку держать данное слово и видя, что день выдался теплый и солнечный, она так и не смогла придумать достойной отговорки.

Одевалась она, выбирая подчеркнуто нейтральный туалет. Об оборках или павлиньих перьях не могло быть и речи. Никакой вчерашней фривольности: твидовый жакет, поношенные брюки и туфли. Пусть это его немного охладит.

Однако если даже его и разочаровал ее вид — ничего похожего на вчерашнее великолепие, — ему удалось это весьма умело скрыть. Стоило ей показаться в дверях лифта, как Аврам вскочил и помчался навстречу, простирая руки:

— Я боялся, что вы не придете!

— И тем не менее я здесь, — неловко отвечала она, — и день, судя по всему, выдался славный. Как вы смотрите на такой план: Нью-Йоркское историческое общество, дом Абигейл Адамс Смит, чашка чаю в Йельском клубе. — Она собиралась отделаться от него не позднее шести.

— Все это ужасно заманчиво, — отвечал он, — не считая того, что обидно таскаться по музеям в такую погоду, верно? И если ваш характер сходен с моим, то вам пришлось бы по душе проводить на воздухе всю неделю напролет. — И он предложил обзорную экскурсию вокруг Манхэттена. — Если только вы еще не бывали, — добавил он.

Диана облегченно рассмеялась. На эту экскурсию первым делом отправлялись все приезжие: провинциалы со Среднего Запада, европейцы с морских курортов. Никто из настоящих ньюйоркцев в жизни бы не признался в подобной слабости: это было равносильно попытке взобраться на голову статуе Свободы.

— Нет, не была. И буду рада побывать.

Часом позже они уже поднимались на борт «Хадсона», и искушенный в истории гид посвящал их в городские тайны, большинство которых оказались новостью для обоих.

Позднее они подкрепились картофельными чипсами и кофе, без умолку болтая обо всем: о колледже, опере, новеллах Генри Джеймса. Но главное — они по-прежнему оставались «публикой». Катер был переполнен туристами со всех концов света — Аврам удачно окрестил эту толпу «мишмош».

Он от души развлекался, пытаясь вообразить образ жизни соседних пассажиров. Вот это, решил он, профессор из Сорбонны, преподает антропологию. А малый с угольно-черными усами — американский торговец козьим сыром. Вот эта пожилая парочка справляет медовый месяц. Нет! Пожалуй, они вообще не женаты. Они сбежали от всех, расставшись с обеспеченной однообразной жизнью.

— И откуда же именно они сбежали? — поинтересовалась Диана.

— Из Билокси, штат Миссисипи! — последовал немедленный ответ. Юный философ предпочитал «экзотические» наименования городов в американской провинции и, оказывается, успел составить для себя целую коллекцию.

— А я? — рассмеялась Диана. — Что вы думаете обо мне?

— По поводу вас, — отвечал он, — я не желаю домысливать. Я предпочитаю узнать все из первых рук.

Какие-то из его вымыслов были смешными, какие-то серьезными, но ни один из них не содержал издевки.

— Ну же, не робейте и спросите, — подзадоривала его Диана. — И тогда выяснится, правда ли эта девушка выступала в шоу в «Валла-Валла»!

— Чтобы все испортить? — хохотал Аврам.

Он попросил ее сфотографировать себя на фоне горизонта, чтобы послать карточку домой. И без конца щелкал саму Диану.

К тому времени, как катер обогнул Баттери, опасения Дианы окончательно рассеялись. Аврам Гиттельсон не был ни сексуальным маньяком, ни мошенником. Судя по всему, он был не больше и не меньше чем тот, за кого она приняла его сначала: общительный студент, старающийся обзавестись друзьями. И к тому же незаурядная личность. Часто он казался ей старше своих двадцати шести лет, а в иные моменты поражал своей полной искренностью.

Увидев знакомые очертания Уолл-стрит, Диана показала на один из небоскребов:

— Вон в том белом здании и находится моя адвокатская фирма. Одна из самых известных в Нью-Йорке, — гордо добавила она.

— Вы любите свою работу?

— Еще как! — И она увлеченно принялась расписывать свою фирму, и босса, и коллег, и даже перипетии тяжбы «Симплекс» против «Харригана», Аврам слушал с интересом.

— Мне кажется, — заметил он, — что причиной тяжбы является желание «Симплекса» получить патент до их слияния.

— Совершенно верно! — воскликнула Диана в восторге от того, как легко он вникает в дело. — Конечно, мы требуем сначала получения патента, однако это весьма зыбкая почва. Я раскопала дело 1883 года, когда в сходных обстоятельствах оказалась фирма — только вы не смейтесь! — «Пневматические корсеты». Надеюсь, что его удастся преподнести как прецедент.

— М-м-м… г-м-м, — задумчиво промычал Аврам. — Но послушайте, между нами говоря, большой-то разницы здесь нет, а?

— Нет разницы! — охнула Диана. — Да ведь речь идет о миллиардном иске!

— Я имел в виду, что в более общем масштабе это не имеет значения. Одна сторона практически ничем не отличается от другой, правда?

— Ну, для меня значение есть, — вскинулась Диана. — От этого зависит, стану ли я компаньоном владельца.

И она пояснила, что уже семь лет работает на эту фирму, что это и есть способ жизнеобеспечения адвокатских контор: не только помогать грести деньги власть имущим, но и умудриться рано или поздно стать одним из них. Партнерство в фирме «Слайтер Блэйни» означало место в высших слоях американского общества. Ее запросы — общественные, материальные, профессиональные — крайне высоки. В то же время конкуренция идет очень жесткая, и шансы выбиться на самый верх невелики. Тем не менее Диане удалось добиться кое-чего, и ей обещано «место на корабле». К будущему лету уже будет окончательно ясно, на что пошли шесть лет изнурительного труда.

— Так что, как видите, исход тяжбы «Симплекс» против «Харригана» имеет для меня лично очень большое значение.

— О, конечно! — Он мило улыбнулся и упрямо взялся за свое: — А все-таки, Диана, вы не можете не признать, что в этом деле нет ни правых, ни виноватых и какие-либо моральные принципы не затрагиваются. Скажите, вам никогда не было жалко тратить на эту бодягу столько времени и сил? Ведь в конце-то концов вы только волей случая не оказались по другую сторону баррикад!

— Конечно, — с улыбкой согласилась Диана. Аврам не сказал ничего такого, что прежде не приходило в голову ей самой. Сплошная мишура. В таких случаях моральные принципы ни при чем, а с другой стороны, ее занятия отнюдь не противоречат законам этики. Наверное, она переоценила его способность к адаптации: он явно заблуждался насчет американской системы ценностей. — Если бы я представляла другую сторону, — продолжила она, — то можете не сомневаться, работала бы с не меньшим усердием. Вы, наверное, не совсем понимаете тонкости функционирования нашей системы правосудия. — И Авраму пришлось выслушать краткую лекцию об основах англо-американской юриспруденции. — Так что, как видите, — заключила она, — каждый адвокат (не важно, кого он защищает: убийцу, растлителя малолетних или международную корпорацию — хотя я бы попросила все же не валить их в одну кучу), повторяю, каждый адвокат дает слово чести действовать на пользу клиенту, прав он или виноват. В противном случае вообще не будет возможности добиться справедливости.

— О да, я вас понял, — пробормотал он. — Это, наверное, единственно правильный путь.

И все же в его глазах она заметила отблеск замешательства, словно юноше было невдомек, как образованным людям не жаль тратить свое время на подобные дела. Диана испугалась, что он может подумать о ней плохо.

— Видимо, — вступилась она за себя, — вам кажется, что мне следовало бы трудиться ради защиты гражданских прав, или для «Международной амнистии», или же еще для чего-то подобного, вместо того чтобы обслуживать зажравшиеся корпорации…

— Я никогда не вмешиваюсь в чужие решения, — замахал руками Аврам, — и пожалуйста, — он расцвел одной из самых подкупающих улыбок, — извините, что ранил ваши чувства!

— Вы вовсе не ранили, — отвечала она и решила кинуть камешек в его огород: — А вы? Что вы сами собираетесь делать, когда покончите со своими тезисами о Витгенштейне? Будете добиваться степени доктора философских наук? Но ведь, насколько я понимаю, ваше положение не позволяет жить исключительно академическими интересами?

— Убить на это еще столько лет? Боже упаси! — засмеялся он. — По сути, я до сих пор и сам не знаю, чем собираюсь заниматься, но судьба профессионального школяра мне не улыбается. В высших школах и без того достаточно молодых женщин и мужчин, без конца глотающих новые знания с совершенно непонятной целью. Так они и мотаются из университета в университет, надеясь на гранты и на прилично оплачиваемые должности. Нет, академический мирок слишком тесен. Может быть, я буду учить богатых сынков. Или переводить книги с иврита. Мой английский очень хорош, верно? Временами я подумываю вернуться домой, чтобы поработать в киббуце. Но это потом. В данный момент я очарован Нью-Йорком.

Такая позиция была выше разумения Дианы. Обладать таким интеллектом, так старательно учиться — и не помышлять о применении своих знаний!

— Наконец могу устроиться на работу к кузену Лео.

Он пояснил, что этот самый Лео эмигрировал сюда пятью годами раньше, женился на американке и завел собственное агентство такси по радиовызову в Челси. Он с большой охотой принимает к себе на службу, соотечественников, так что Аврам запросто найдет у него место.

— Какое место?

— Шофера, может быть, диспетчера. Да какая разница, в любом случае это будет честная и полезная деятельность? Ну, конечно, прежде всего мне необходимо получить «зеленую карту» .

— То есть получается, — остолбенело уставилась на него Диана, — что вы корпите над тезисами по Витгенштейну ради карьеры шофера такси?! Что за глупая расточительность!

— Да нет же, — не сдавался он, — вовсе не расточительность. Мне нравится в университете, нравится учиться. Мне даже начинает нравиться сам Витгенштейн — правда, совсем чуть-чуть. Кроме того, я должен был пойти в университет…

— Должен?..

— Чтобы иметь студенческую визу. В противном случае мне не разрешили бы так долго здесь оставаться.

— Но зачем вам это? — недоумевала Диана. Она-то была уверена, что в будущем Аврам намерен стать профессором, или напишет монографию, или будет работать консультантом, врачом, устроится на биржу, воспользуется любой другой из бесчисленных возможностей, открытых для молодых энергичных эмигрантов. Водитель такси? Но это занятие для простолюдинов, а не для интеллектуалов с высшими коэффициентами умственного развития и учеными степенями.

Диане тут же захотелось стать его покровительницей. Такой милый молодой человек (в особенности «молодой») и такой заблудший. Она сделает доброе дело, наставив его на путь истинный. Подумав, Диана заговорила:

— Но ведь должен же быть какой-то путь в жизни, который станет соответствовать вашим задаткам. Надо только как следует во всем разобраться. Смотрите сами…

И она, подобно профессиональному куратору студентов, принялась перечислять список «возможных карьер», среди которых надеялась найти подходящую для Аврама. Прежде всего бизнес. Или искусство. Множество профессий. Престижное положение ученого. Аврам слушал с вежливым любопытством, очарованный и растерянный тем, что она принимает в его судьбе столь живое участие. «Как вы милы, как вы добры!» — словно говорила его улыбка. И все же он не соблазнился ни на одно из ее предложений.

— А как, к примеру, дипломатический корпус? — не сдавалась она. Нет, спасибо, он уже отслужил в армии и не желает больше работать на правительство… — Все, сдаюсь! Вы что, просто следили за тем, как шевелятся мои губы, или действительно слушали?

— И то, и другое, — рассмеялся он и добавил, что не понимает ее возмущения своим намерением работать таксистом. Ведь эта служба ничем не хуже любой другой.

— Вы удивительная личность, Аврам! Нет, серьезно! Полное отсутствие амбиций! Удивительно, что вы вообще потрудились приехать в Штаты, ведь прекрасно могли водить такси и у себя дома.

— Верно, — признался он. — Но мне хотелось попутешествовать — посмотреть мир. И это мой первый выезд за пределы Израиля. Представьте себе, я ни разу в жизни не видел снега.

— Еще увидите, — пообещала она и принялась спорить заново. Однако все усилия остались втуне: он был слишком юн и не сомневался, что со временем жизнь сама предложит ту стезю, на которой он сможет проявить свои таланты, у него на все хватит времени. Но ведь с другой стороны — двадцать шесть лет совсем не младенческий возраст. Сама Диана в эти годы была уже практикующим адвокатом.

— Взгляните, — заметил он, — мы входим в гавань.

Им пришлось вцепиться в снасти, так как катер начал маневрировать. Заходящее солнце светило в спины. С реки потянул резкий ветер, растрепавший Диане волосы. Она вытащила из сумочки расческу и сказала:

— Я похожа на дикарку.

— Постойте! — Внезапно Аврам протянул руку к особенно непослушной пряди. С необычайной нежностью он попытался убрать волосы с ее щеки. Его пальцы ласково коснулись ее шеи. И на невообразимо долгий момент их глаза встретились — вопреки суете, которую подняли остальные пассажиры, теснившиеся у поручней.

— В Синайской пустыне, — заговорил он, — в уединенном и прекрасном оазисе есть древний монастырь, у стен которого растет одинокий куст. Никто не знает, сколько ему лет, и кое-кто считает, что это и есть библейская Неопалимая Купина. Большую часть года куст выглядит так же, как и любой другой в пустыне: сухой и колючий. Однако каждую осень он становится огненно-рыжим. Точно таким, как ваши волосы. — И он неохотно позволил ее пряди проскользнуть между пальцев. В его взгляде промелькнула тоска. По ней, Диане? Или по родным пейзажам? — Верующие, — продолжал он, — полагают, что это чудо. — И тут Диана поняла, что он счел ее романтической натурой! И даже красавицей! Диана неловко отвернулась, задев губами его руку.

— По-моему… — пробормотала она — и умолкла.

В сгущавшихся сумерках он показался ей значительным, полным обаяния и жизненной силы. Его глаза сияли, отражая лучи угасавшего светила. Диана почувствовала, как в ней пробудилось желание.

— Вы не замерзли, Диана?

Она лишь молча помотала головой, и в этот миг гид похлопал ее по плечу:

— Простите, мисс. Все пассажиры уже сошли.

— Пойдемте поедим, — предложил Аврам, нежно сжимая ей руку. — Я голоден.

Он привел ее в венгерский ресторан, где кормили сытно и дешево, и выбрал самые острые блюда.

Аврам ел с аппетитом. Диана — с трудом. Он болтал без умолку. Она бурчала что-то в ответ. Пустить его в постель или не пустить? Вот в чем вопрос.

Да! А почему бы и нет? Что тут такого? Два взрослых человека, они знают, что делают. Честно говоря, Аврам понравился ей намного больше, чем прежние знакомые с Уолл-стрит.

Нет! Ни к чему ей путаться с «никем» на его пути в «никуда»! Ни к чему внушать юноше тщетные надежды! Ведь из их связи никогда не выйдет ничего серьезного.

Может быть… Ведь как ни крути, а на ее горизонте пока нет иного мужчины, а она не железная…

Тысячу раз за этот вечер Диана решала, начинала колебаться, меняла решение… Предположим, он вовсе в ней не заинтересован. Предположим, он даже не спросит…

— Вы совсем не едите! — Аврам отложил вилку.

— Слишком острый, — кивнула Диана на остывающий в тарелке гуляш. — Но вы не обращайте внимания, ешьте!

Он прикончил свою порцию, а потом расправился и с ее, в то время как она опустошала бутылку токайского.

Они расплатились с официантом. Диана ждала от него следующего шага.

— Вы любите танцевать, Диана?

— Мне не нравятся дискотеки, — отвечала она, растерявшись.

— Ну, эта должна понравиться.

Он сказал, что в районе Морнингсайд-хайтс есть клуб еврейского землячества. Он бывает там почти каждое воскресенье. Диана могла бы познакомиться с его друзьями.

Когда они вошли в зал, там уже было тесно, душно и шумно. Диане показалось, что, кроме нее, здесь все остальные — евреи.

Зато Аврам, попав в знакомое окружение, заметно приободрился. Он знал едва ли не всех в этом зале и хотел ее со всеми перезнакомить.

— Диана, позвольте вам представить… — то и дело повторял он, протискиваясь с ней сквозь толпу. Атмосфера была насыщена сочными интонациями иврита. Вот этот — студент, а там — государственный агент, портной, психолог, торговец бриллиантами.

— Не стесняйтесь, вы среди друзей, — произнесла одна юная леди, и Диане показалось, что это прозвучало искренне.

Казалось, вся толпа болтает разом, подкрепляя слова жестами и стараясь перекричать общий шум. Руки, локти, плечи — у них все участвовало в разговоре, ее мать при виде этого могла бы лишиться чувств. В семье Саммерфильдов существовало твердое убеждение, что язык жестов — вещь не менее предосудительная, чем, скажем, поджог.

Но то в иное время, в ином месте. А сейчас и здесь Диана была счастлива. Горячий воздух зала был пропитан дымом и жизненной энергией.

— Ага! — воскликнул Аврам. — Сейчас будет кора!

По толпе прокатился одобрительный ропот. Кое-кто уже взялся за руки.

Диана нерешительно оглянулась, а потом, следуя примеру остальных, сняла жакет и кинула в образовавшуюся на полу кучу. Аврам подхватил ее с одной стороны, коротышка с бородкой «под Троцкого» с другой — и вдруг она оказалась частью живого круга, полного веселья и энергии.

Теперь она не смогла бы упасть, даже если бы захотела. Энтузиазм толпы захватил ее и понес на своей волне. Все вокруг запели. Она не знала ни слова, но разве это имело значение? Она все равно пела с ними и была счастлива. Пальцы Аврама сильнее сжали ее руку.

О, что за счастье быть раскрепощенной! Что за неповторимое божественное чувство единения с другими! Жгучие импульсы, свободно передающиеся от тела к телу! Даже в детстве она не ощущала подобного!

Диана почувствовала, как по груди, щекоча, сбегает струйка пота. Задыхаясь, она посмотрела на Аврама. Его лоб влажно блестел, ресницы слиплись. Ах, если бы эта музыка никогда не кончалась — они бы танцевали до изнеможения. До забвения. До райского блаженства.

Но вот раздался взрыв хохота и аплодисментов. Танец кончился.

Аврам достал огромных размеров носовой платок и отер сначала свой лоб, а потом ее. Она доверчиво подставила лицо, омытое бездумным, безрассудным счастьем.

— На метро — и домой? — предложил он вздрагивавшим от желания голосом.

— Такси! — выдохнула она. — Так быстрее. Я плачу.

* * *

Но все это случилось вчера. Сейчас, в серых рассветных сумерках, Диана могла бы счесть это простой фантазией — если бы не Аврам, спавший рядом, огромный, как сама жизнь. Диане захотелось, чтобы он немедленно проснулся.

Их соединение прошлой ночью можно было сравнить только с поэмой, посвященной тому, как двое людей познают друг друга. Проспав всего три часа, Диана чувствовала себя посвежевшей, полной признательности Авраму. Ей бы хотелось расстаться по-доброму.

— Аврам, — прошептала она, целуя его, — у тебя занятия в восемь тридцать. Вставай, я приготовлю тебе отличный завтрак.

Он потянулся, приподнялся на локте и поглядел на нее с откровенным восхищением.

— Шалом, — прошептал он.

— Шалом, — отвечала она, радуясь, что знает хотя бы одно слово на иврите.

— Ты такая красивая утром.

— Ох, да ладно, — смущенно пробормотала она, — Что тебе подать на завтрак? Может, яичницу с беконом, или… — она замялась, — бекон ты не ешь из религиозных убеждений?

— Только если он пережарен, — рассмеялся Аврам. — Я хочу кофе!

Она собралась было идти на кухню, но он притянул ее к себе и нежно погладил по лицу.

— Помнишь, — сказал он, — вчера ты спросила, зачем я приехал в Америку? Теперь я это знаю. — Он тихонько провел пальцами по ее губам. — Я приехал, чтобы встретить тебя.