Кортни была готова приступать к работе. Она находила возобновившуюся привычку Курта отвлекающей, приводящей в бешенство, и иногда пугающей.

В мае он пришёл домой как раз тогда, когда у него началась передозировка, и его пришлось отправить в Медицинский Центр Харборвью. В июне Кортни вызвала в дом полицию. Полицейский отчёт гласил: «Подозреваемый Курт Кобэйн и потерпевшая Кортни Лав вступили в спор из-за оружия в доме. Потерпевшая Кортни заявила, что бросила стакан сока в лицо подозреваемому Курту, и что подозреваемый Курт, в свою очередь, её толкнул. Потерпевшая тоже толкнула подозреваемого, тогда подозреваемый толкнул потерпевшую на пол и начал её душить, оставив царапину».

Курта доставили в тюрьму в купальном халате. Он провёл там три часа, прежде чем его выпустили под залог в размере 950 $, который заплатила Кортни. Она, конечно, отказалась выдвигать обвинения; она только надеялась, что полиция могла бы конфисковать оружие, но они этого не сделали. Курт постоянно покупал пистолеты, винтовки, даже «M16». Наличие одного-двух ружей некогда было утешением, барьером против остального мира. Теперь, из-за одержимости Курта, из-за страха Кортни за Фрэнсис и её собственного холодного неравнодушия к таким лёгким орудиям смерти, оружие их разлучало.

Новый состав «Hole» был её спасением. Пэтти Скимэл доказала, что она — один из лучших ударников в рок-н-ролле. Эрик и Кристен Пфафф были влюблены, и их взаимное притяжение добавлялось к силе музыки, особенно живой. У них было больше чем достаточно материала, чтобы записать хороший альбом, и они заказали время на студии на осень.

В июле «Hole» сыграли яркий концерт в «Off-Ramp» в Сиэтле. Потом они уехали в тур по Европе. Кортни немного опасалась по поводу того, что оставляет Фрэнсис с Куртом, но у него была няня, чтобы ему помогать, и он поклялся быть хорошим папой. Она думала, что эта ответственность могла бы заставить его делать так, как он никогда не мог, когда она была рядом.

Курт и Фрэнсис хорошо проводили время, но его мысль о том, чтобы быть хорошим папой, не мешала употреблению героина. Если он пытался завязать в отсутствие Кортни, он был больным, несчастным и в плохом настроении. А так он чувствовал себя прекрасно. Фрэнсис был всего год, давал он рационалистическое объяснение, она была слишком мала, чтобы понимать или беспокоиться, под кайфом ли он.

«Hole» вернулись из Европы и полетели в Атланту, чтобы начать запись «Live Through This» в «Triclops Studio», в том же самом месте, где «Smashing Pumpkins» записывали «Siamese Dream». Кортни знала, что это будет их альбом-прорыв. «Geffen» бросил на него всю силу своей рекламы. У неё было двенадцать сильных треков, музыканты, которых она любила, и полный творческий контроль. Она выбрала фотографа, модель и стилиста для фотографии королевы красоты на обложке. И она предоставила фотографию самой себя в восьмилетнем возрасте для обратной стороны обложки, с волокнистыми волосами и босой, одетой в свою старую одежду хиппи.

Тем временем «In Utero» дебютировал в чартах «Billboard» под номером один. Пока Кортни была на студии, Фрэнсис сопровождала своего отца в первом американском туре «Нирваны» за два года. Присоединение гитариста Пэта Смира из экс-«Germs» позволило Курту более полно концентрироваться на пении. Перед туром он прошёл детоксикацию, и его боль в желудке не вспыхнула сразу же, как это всегда было раньше.

«Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями и привести их в порядок, — сказал он «Rolling Stone», объясняя, почему «Нирвана» так долго не гастролировала. — [Успех] меня так сильно поразил, и у меня сложилось впечатление, что мне на самом деле не нужно ехать в тур, потому что я заработал целую кучу денег. Миллионы долларов. Восемь миллионов — десять миллионов проданных альбомов — это, как мне казалось, много денег».

К сожалению, Курт понятия не имел, как работают рок-финансы, и теперь его семья нуждалась в денежном вливании, которые мог принести тур «Нирваны». Поскольку его живот его не мучил, он даже мог наслаждаться частью этого тура. Однажды вечером он смог съесть целую пиццу, то, чего он не делал несколько лет. Простые удовольствия полного желудка и компании его дочери были лучше, чем наркотики, по крайней мере, пока.

«Hole» играли концерт в Атланте в ночь на Хэллоуин. «Пришли все эти жуткие пуристы, — рассказала Кортни «Rolling Stone». — Все фэны, но каждый раз, когда мы начинали играть одну из наших поп-песен, они начинали скандировать: «Не делайте этого! Предатели!». Я слышала, как одна девушка говорила другой девушке: «Раньше они были гораздо лучше». И я просто начала разговаривать с залом. Я сказала: «Я выросла, вы — нет, этот пол на самом деле уже не хорош, и знаете что? Всегда найдётся какая-нибудь дерьмовая группой с девушками, которые не умеют играть». Девушки бросали в меня журналы Восставших Девввшек и всё такое. Я сказала: «М-м-м, я очень рада, что вы здесь, девушки, но взгляните-ка: теперь я могу написать связку»».

К концу тура «Нирваны», пока микшировался «Live Through This», Кортни полетела, чтобы встретить Курта перед началом тура «Hole» с «Lemonheads». Находясь в салоне гастрольного автобуса, она провела интервью с «Rolling Stone» по сотовому телефону, а Курт слушал (и иногда комментировал) на заднем фоне. Это интервью отражает её намерение в то время привести свою жизнь в порядок и прояснить те вещи, которые причинили ей боль.

Какая там была цитата Уолта Уитмена о том, что когда ты умираешь, оставляя плодородный участок травы и счастливого ребенка? Когда ты умираешь, и твоя жизнь проносится у тебя перед глазами, я не думаю, что ты будешь думать о том, как ты ненавидишь какого-то журналиста. Ты будешь думать о тех замечательных вещах, которые ты делала, о тех ужасных вещах, которые ты делала, о том эмоциональном воздействии, которое кто-то оказывал на тебя, и которое ты оказывала на кого-то ещё. Вот те вещи, которые важны. Иметь какое-то эмоциональное воздействие, которое превосходит твоё время, это здорово. Пока ты не испортишь это, будучи недостойной, когда состаришься.

Я надеюсь, что буду достойной. Я знаю, что не буду трогательно увлекаться какой-нибудь ерундой. Я хотела бы иметь очень большой выводок детей и хороший сад и хотела бы выращивать очень классные гибридные розы и иметь много собак, много кошек, получать журнал «Victoria» и иметь чертовски красивый дом! Я не думаю, что хочу сидеть на веранде, попивая виски и напевая блюз. Зная меня, я, возможно, закончу в баре, прося какого-нибудь парня взять мне мартини. Всё ещё обесцвечивая свои волосы в пятьдесят девять лет.

«Нирвана» закончила свой тур выступлением на акустическом рок-концерте «MTV» «Unplugged», записанном в Нью-Йорке 18 ноября. На освещённой свечами сцене к ним присоединилась виолончелистка Лори Голдстон, а Крис и Кёрт Кёрквуды из «Meat Puppets» выступили в качестве гостей на трёх номерах с их оригинального альбома «Meat Puppets II». Почти половина песен на этом концерте была каверами, и голос Курта вёл концерт; в тот вечер казалось, будто он мог выжать ещё более необузданные эмоции из слов других людей, чем он мог это делать из своих собственных.

Когда слушаешь это выступление сейчас, оно похоже на проект его будущего. «Я не должен думать / Я просто должен это сделать», — полушепчет он на «Oh Me» «Meat Puppets». «Не жди, что я буду плакать по всем тем причинам, по которым тебе пришлось умереть», — предупреждает он (себя?) на «Jesus Doesn’t Want Me For The Sunbeam» «Vaselines». Самая жуткая — его версия «The Man Who Sold The World» Дэвида Боуи, духовная песня для начала. Хотя большинство зрителей этого не знали, Курт вложил свой собственный поворот в оригинальный текст: «Я пристально глядел беспристальным взглядом / С мультимиллионерами / Я должен был умереть один / Много-много лет назад…».

И, конечно, несколько его собственных самых печальных строк:

«И я клянусь, что у меня нет ружья …».

«Хорошо есть рыбу, ведь она ничего не чувствует»*.

«Я думаю, я — глупый / Или, возможно, просто счастлив».

Пока Кортни была в туре, «Нирвана» получила заманчивое предложение стать ведущими исполнителями Лоллапалузы 1994 года. Дэйв и Крист хотели это сделать. Курт не хотел; на самом деле он даже не хотел ехать в европейский тур, который «Нирвана» уже наметила на начало 1994 года. Кортни хотела, чтобы он пропустил этот тур и сыграл на Лоллапалузе. Она отправила ему по факсу письмо на трёх страницах, чтобы изложить свои доводы, которое включало страшные предсказания того, что ведущими исполнителями на этом фестивале будут «Smashing Pumpkins», если «Нирвана» откажется. (Курт всё ещё ужасно ревновал к Билли Коргану.)

«Нирвана», в конце концов, согласилась на Лоллапалузу. Но Курту просто было уже всё равно. Его огонь потух, или он убедил себя, что это так. Его желудочное недомогание вернулось, а с ним — сокрушительная депрессия. Он позволил себе поверить, что ему, наконец, может стать лучше. Теперь он знал, что никогда не избавится от этой боли, которую он описал Майклу Азерраду как «жгучая, тошнотворная, как самое худшее расстройство желудка, которое можно себе представить. Ты можешь чувствовать, как он пульсирует, словно у тебя в желудке сердце… Я прямо могу чувствовать, что он весь сырой и красный».

Он начал принимать клонопин, транквилизатор, часто прописываемый артистам от тревоги. И он снова начал принимать героин. Эта комбинация делала его сильным параноиком и вызывала у него отключки, длящиеся часами.

Посреди всего этого Кобэйны подыскивали себе дом. 19 января 1994 года они заплатили 1 485 000 $ за имение на Лэйк-Вашингтон в районе Сиэтла Мадрона. Окружённый высокой живой изгородью рододендронов, серо-гонтовый бутовый особняк был построен семьёй Блэйн, которые были в числе основателей Сиэтла, в 1901 году. Над передней дверью аркой вились глицинии, а внутри до второго этажа изящно вилась парадная лестница. В самой большой из этих пяти спален было огромное венецианское окно, выходящее на парк напротив, на мерцающее озеро вдали и далёкие завуалированные пики Каскадов. От этого дома было рукой подать до Капитолийского холма, района, где Курт обычно покупал свои наркотики.

В имении было второе здание, первоначально каретный сарай, ныне гараж с маленькой комнатой над ним, которая тоже выходила на озеро. Кортни вскоре превратила эту комнату в оранжерею для орхидей.

В начале февраля, вопреки всем своим желаниям, Курт полетел на самолёте в Европу, чтобы начать европейский тур «Нирваны». Кортни осталась дома, чтобы рекламировать «Live Through This», который был намечен к выпуску в апреле и уже получил предварительную похвалу «Spin», «Rolling Stone», «Advocate», даже «Newsweek».

Руководство «Нирваны» обещало группе лёгкий график в Европе; вместо этого было запланировано тридцать восемь концертов в двенадцати странах, изнурительный маршрут, который продержал их в дороге более двух месяцев. К 16 февраля голос Курта начал пропадать, и он уже был физически и умственно истощён. «Спустя целую вечность я занималась любимым делом со своей группой, — рассказывала Кортни «Rolling Stone». — Он был в Мадриде и проходил по залу. Ребята курили героин с фольги, и ребята говорили: «Курт! Героин!», и показывали ему большие пальцы. Он звонил мне, плача … Он не хотел стать кумиром героинщиков».

Но он на самом деле хотел принимать героин. В Париже он его нашёл. Фотограф Юрий Ленкетт снял Курта под кайфом, положившим ствол ружья себе в рот и притворившись, что стреляет из него, его голова дёргается от воображаемого воздействия. Теперь Кортни была в Лондоне, давая интервью, и когда Курт узнал, что «Smashing Pumpkins» тоже в Лондоне, он стал подозрительным.

Первого марта, в Мюнхене, его голос полностью пропал. У него обнаружили серьёзный ларингит и бронхит, и остальные двадцать три концерта были отложены. Курт полетел в Рим и остановился в гостинице «Эксельсиор». Кортни присоединилась к нему на следующий день вместе с Фрэнсис и её няней, Джекки. Супруги были врозь двадцать шесть дней, рекорд.

Когда Кортни туда добралась, Курт из кожи вон лез, чтобы ей угодить. Он купил ей розы, шампанское, даже кусочек Колизея как дань её любви к римской истории. Они выпили шампанское и начали целоваться, но где-то по пути Кортни приняла валиум и заснула.

Кортни впоследствии говорила различным СМИ:

Это было просто ужасно. У него были те таблетки [роипнол]… Он был в Словении или одном из тех злачных мест, и я хочу сказать, он никогда не пьёт. Он уже был на болеутоляющих и на чём-то от гриппа. Он просто думает, что он бессмертен…

Я повернулась около трёх или четырёх утра, чтобы заняться любовью, а его не было. Он был в конце кровати с тысячей долларов в кармане и с запиской, в которой было написано: «Ты меня больше не любишь. Я лучше умру, чем переживу развод». Это всё было у него в голове. Во время наших отношений я была вдали от него, возможно, шестьдесят дней. Вообще. Мне надо было быть в туре. Мне надо было заниматься своим делом…. Чёрт побери, чувак. Даже если я была не в настроении, я должна была просто перепихнуться ради него. Всё, что ему было нужно, это перепихнуться. С ним бы всё было в порядке.…

Когда за ним приехала скорая, я избила папарацци. Мы были в Американской Больнице, и этот парень начинает трогать кислород Курта, и он ударил меня в челюсть. А я изо всех сил ударила его по яйцам.

Курт был в коме двадцать часов, и всё это время я была в истерике, я хочу сказать, у него было две трубки в носу и две во рту, какие-то штуки, выходящие из всех имеющихся артерий… Им пришлось колоть ему глюкозу через шею. Все его жизненные функции, включая мочеиспускание, делались при помощи машины.

Я имею в виду, я и раньше видела, что он очень удолбан, но я никогда не видела, чтобы он почти этим питался.

Курт воспользовался большей частью шампанского, чтобы запить пятьдесят таблеток роипнола — нелёгкая задача, поскольку каждая таблетка была в своём собственном пакетике из фольги, и её нужно было разворачивать по отдельности. Сильный транквилизатор, иногда используемый для лечения героиновой ломки, роипнол стал печально известен в Соединённых Штатах (где он по закону недоступен) как «таблетка для изнасилования на свидании». Он легко растворяется в напитке, не оставляя никакого привкуса, а при смешивании с алкоголем он может одурманить на несколько часов.

Курт был в коме, когда прибыл в Многопрофильную Больницу Умберто I. Ему промыли желудок, и его признаки жизни стабилизировались; потом его перевели в Американскую Больницу за пределами Рима. В течение следующих двадцати часов следовал вызванный СМИ ажиотаж. Действительно ли Курт мёртв? Он сошёл с ума? Была ли это попытка самоубийства? Была ли записка? Никто особо ничего не знал, но все желали размышлять.

Когда он открыл глаза, Кортни была рядом. Он не мог говорить, поэтому она дала ему карандаш и блокнот. Курт написал: «ТВОЮ МАТЬ», потом: «Убери у меня из носа эти чёртовы трубки».

«Ты такой глупый, — шептала она ему позже, устроившись рядом с ним на больничной койке, когда вокруг перестали виться доктора и медсёстры. — Я никогда с тобой не разведусь. Ты сумасшедший».

Курту только что удалили катетер, и эрекция была для него болезненной, но они всё равно занимались любовью. Им пришлось. Они почти потеряли навсегда эту возможность.

«Он не отделается от меня так легко, — вскоре после этого сказала Кортни. — Я за ним и в ад пойду». И она была близка к этому.