У Хэнка были таблетки, трава, грибы, кислота, кокаин. Кортни принимала всё это, испытывая боль потери Джинивы. Не просто её потери, а её потери из-за Хэнка — что могло быть более гротескным?

В дополнение к наркотикам Кортни стала непрерывно курить, привычка, которая остаётся с ней и по сей день. Ей было пятнадцать лет, и впервые музыка, которая не была создана поколением её родителей, начала прокладывать путь в её сознание. В исправительной школе она слушала протопанк и панк-группы вроде «Runaways», «Stooges», «Sex Pistols», «Clash», «Pretenders». «Рок-звёзды» всегда казались ей такими устаревшими, как варёнки и держатель для косяка. Но это был новый вид рок-звёзд, или анти-рок-звёзд. Эти музыканты были компанией кричащих мутантов, которые явно врубали свою музыку не ради мира во всём мире. Кортни начала подозревать, что для неё могло бы найтись место в вычищенном до блеска мире рока.

Её волосы были длинными и перистыми, что получилось из первого из многих окрашиваний в лёгкий светло-золотистый цвет. Она была всё ещё плоскогрудой и носила маленькие майки на лямках и топы, которые подчеркивали её выпуклые соски. Хотя её можно было принять за группи, её отношение было чисто панковским.

Как и ожидалось, Кортни и Хэнк вскоре довели друг друга до белого каления. Снова и снова на всём протяжении подросткового возраста своей дочери Хэнк избавлял её от чувства вины, потом вдруг начинал на неё ворчать, ругая её, говоря, что она «удолбанная» и «негативная». Кортни, которая унаследовала его дерзость, отвечала ему тем же. Кортни строила планы по возвращению в Портленд, где жили Линда и её нынешний муж. Она не намеревалась с ними жить, но знала, что она могла вломиться туда, если всё станет жутко. Выгнал её Хэнк или она сбежала, неизвестно, но когда Кортни поехала автостопом обратно в Портленд, он не стал её искать.

Кортни в то время всюду ездила автостопом, и продолжала это делать в течение нескольких лет. Она знала, что Тэд Банди ловит жертвы в области Портленда; она знала об Убийце с Грин-Ривер, который перебрал массу подростков-проституток на севере Сиэтла, и об Ай-Си Киллере, который бродил туда-сюда по шоссе на Орегонском побережье. Но ей было всё равно. И её никогда не насиловали.

Несмотря на своё презрение к старым «рок-звёздам», которые появлялись в городе, Кортни ходила на концерт «Cheap Trick» в Портлендский «Coliseum». Группа девушек её возраста расхаживали вокруг на шпильках и в жакетах из кроличьего меха, их ламинированные проходки за кулисы заметно болтались между их выпирающих грудей. Кортни спросила, как они получили эти проходки, а девушки посмеялись над ней. Тогда одна из них сказала ей: «Тебе надо пройти через цепь тур-менеджеров. Для этого мы сосём у тур-менеджеров».

Кортни не могла поверить, как это было глупо. Если ты будешь сосать у первого попавшегося парня, зачем вообще утруждать себя проходом за кулисы? Почему просто не взять сутенёра? И Кортни — плоскогрудая Кортни в своих мешковатых джинсах и бургундском кашемировом свитере — подошла к тур-менеджеру и просто уговорила его дать две ламинашки.

Этого было недостаточно. Она смотрела концерт бесплатно, у неё были напитки за кулисами, она флиртовала с «Cheap Tricks». Но когда Кортни вернулась в дом своего отчима, она села в одно из старинных кресел Линды и заплакала.

Она видела эту группу из-за кулис, с их перспективы, и это заставило её понять, что она хочет не музыкантов. Она хочет то, что они чувствовали, глядя в зал: дикое месиво, безумные лица, зажигалки, пот. Она хотела их силу. Она хотела играть музыку — и зал.

Это желание не удерживало её от того, чтобы прокладывать себе путь на рок-концерты похуже; напротив, она хотела изучить всё, что можно, наблюдая за этими немногими привилегированными. Вскоре другие группиз соперничали за её дружбу и делились ламинашками. В сексуальном отношении она не заходила с музыкантами так далеко, как это делали другие; она потеряла свою девственность благодаря влагалищному зеркалу в Хиллкрест, но она будет сохранять невинность ещё год.

Кортни слишком завидовала этим музыкантам, чтобы хотеть изображать для них Лолиту. Скорее, она продолжала обманным путём проходить за кулисы, надеясь, что часть той неограниченной силы передастся, что она поймёт, как заставить зал кричать и просить ещё.

Когда в городе не было групп, она тусовалась со стриптизёршами, панками, геями и трансвеститами. Многие из неприглядных стрип-клубов Портленда желали нанять несовершеннолетних девушек-панков, и Кортни заработала немного денег танцами, хотя она утверждает, что была «слишком жирной и странной», чтобы зарабатывать хорошие деньги. Более вероятная проблема состояла в том, что она настаивала на сохранении своей артистической неприкосновенности, танцуя под живую любимую музыку, большинство из которой клиенты ненавидели.

Даже в этом случае, раздеваясь за деньги — даже смятые долларовые купюры, предлагаемые неопрятными фаворитами забегаловок Портленда — давали ей вкус власти над залом, которой она жаждала. Возможно, что даже более важно, это иногда заставляло её чувствовать себя хорошенькой — опыт, которого у неё почти не было — опыт, который был ей почти незнаком раньше.

Приютом Кортни был «Metropolitan», дискотека для всех возрастов, где к ней по-матерински относились трансвеститы и учили её быть обаятельной. Эти высокопарные, сексапильные, пёстрые тепличные растения стали новыми образцами для подражания: лучшими, чем плохие девочки в исправительной школе, и даже лучшими, чем длинноволосые гитарные боги, которым она теперь поклонялась.

Она также познакомилась с язвительным тусовщиком Дином Мэттисеном, который до конца 1996 года вёл её хозяйство в Сиэтле. Театральная труппа Дина, «Негодяи»*, часто выступала в «Met». Однажды Кортни выразила желание принять участие в представлении, не зная, что будет происходить. Дин связал её, завязал ей глаза и бил мороженой рыбой, напевая «The Man Who Got Away».

В это время Кортни назначили нового социального работника, которая на самом деле потрудилась прочитать её толстое дело. Видя, что в наличии есть немного семейных денег, эта женщина порекомендовала, чтобы её подопечной предоставили юридическую и финансовую свободу от своих родителей. Суд установил трастовый фонд, который выделял Кортни около пятисот долларов каждый месяц. С этими деньгами и её доходом стриптизёрши она могла снять квартиру на северо-западе Портленда.

Лучшими подругами Кортни были Урсула Уэйр и Робин Барбер, две красивые девушки, которые были главными фигурами на портлендской панк-сцене примерно в 1981 году. Урсула работала в «Met» и называла себя Королевой Гомиков. Робин прекрасно пела. Они втроём решили создать группу, «Sugar Babylon», репетиционные сессии которой главным образом состояли из питья кофе в «Danny’s» и разговоре об особняках, одежде и частных самолётах, которые у них будут, когда они достигнут вершины чартов.

Они красили свои волосы в иссиня-чёрный цвет и высоко их взбивали, пользовались размазанной, чёрной, как смоль, подводкой для глаз и кроваво-красной помадой, драпировались в прозрачные пышные наряды из магазина поношенной одежды и носили чересчур много браслетов. «Больше было похоже на то, что мы, возможно, будем группой, — вспоминает Урсула, которая теперь поёт в портлендской группе «Candy 500». — Мы собирались и пили много вина».

Робин Брэдбери (урождённая Барбер) вспоминает, как сопровождала Кортни в гости к Хэнку в Сан-Франциско. «Он взял нас на концерт старой группы, аккомпанировавшей Джэнис Джоплин, — вспоминает она, — а потом он дал нам такой пластиковый пакет, полный таблеток ЛСД. «Вот вам, может, вы, девочки, сможете отвезти это домой и продать это вашим друзьям». Вот это да, спасибо, мистер Харрисон».

Примерно в это же время, вспоминает Робин, Фрэнк Родригес подарил своей падчерице зубную щётку. «Я не думаю, что она получала обычные вещи, которые дети получают от своих родителей. Я имею в виду, чтобы так разволноваться из-за грёбаной зубной щетки. Потому что Фрэнк на самом деле заботился о здоровье её зубов и купил ей эту зубную щётку, которая значила больше, чем, — Робин пожимает плечами — таблетки ЛСД».

Урсула Уэйр добавляет: «Каждый раз, когда Кортни получала деньги, она покупала своей матери духи «Joy», все эти дорогие подарки, и она возвращалась вся расстроенная, потому что никто не оценивал их по достоинству».

Потом появился некто Роджер и предложил Кортни шанс, который выпадает раз в жизни. Он приглашал детей на кофе в клубах, на улице. Он был своего рода агентом, говорил он, человеком, который мог помочь ей путешествовать по миру и заработать много денег. Делом Роджера было посылать несовершеннолетних девочек в Японию, чтобы работать в стрип-клубах. Его японские связи — мощная преступная организация, известная как Якудза — оплачивали проезд девушки и обеспечивали её жильём, как только она туда добиралась.

Кортни уже умела раздеваться за деньги, и она с радостью согласилась на эту возможность выехать из страны, не привлекая никого из своих родителей. Поскольку у неё уже был паспорт, всё для неё произошло быстро, и вскоре она летела на самолёте в Японию.

У богато одетого японца, встретившего её в аэропорту, не было мизинца (у Якудзы есть традиция отрезать суставы пальцев, чтобы умиротворить начальников, которых они рассердили). Он конфисковал её паспорт и в маленькой блестящей машине привёз её в стрип-клуб возле Токио, где она должна была работать.

Кортни раньше никогда не видела систему, подобную этой. Все танцовщицы спали на хлопчатобумажных матрацах в одной большой гримёрке, где постоянно горели сетки от комаров. За ними минимально присматривали мама-сан и папа-сан, которые подавали им каждый день две порции риса и рыбы. Бразильская девушка, от которой Кортни унаследовала свой хлопчатобумажный матрац, оставила кучу лобковых вшей, и Кортни их ловила. Сперва вся обстановка её не беспокоила; там было, как на Марсе. Она думала о себе как о нейтральном наблюдателе, детективе, который видит слишком много. Но не было ничего, с чем бы она не могла справиться за 2 500 $ в неделю.

Она работала в клубе в дневную смену и ездила на сверхскоростном пассажирском экспрессе в Токио, чтобы напиваться каждый вечер. В барах было полно японских бизнесменов, которые делали ей слюнявые, непонятные предложения. Когда пошёл второй месяц пребывания Кортни в Японии, клуб предложил ей повышение. Ей понадобилось несколько дней, чтобы понять, что они хотят, чтобы она оказывала сексуальные услуги за дополнительные деньги. «Я не понимала того факта, что то, что я была плоскогрудой и девственницей, делало меня более ценной для Якудзы», — признавалась она спустя несколько лет.

Кортни была не готова продавать себя какому-нибудь головорезу из Якудзы или служащему-садисту. Поскольку её паспорт был конфискован, она явилась в американское посольство, которое начало процедуру депортации. Тем временем, её поместили в камеру с ещё четырьмя женщинами, филиппинкой и тремя кореянками, которые постоянно трогали её бледную кожу и волосы; говоря по-японски: иностранка, иностранка. Их пальцы были нежными, но после четырёх дней это постоянное дёргание и влюблённые взгляды казались медленной пыткой.

Кортни всё время ожидала, что появятся мужчины в костюмах-тройках и без пальцев и уведут её. Она отвлекалась, задаваясь вопросом, отдадут ли её, в конце концов, в торговлю белыми рабынями, или просто порубят её на куски и выбросят где-нибудь в мусорный контейнер. Но в итоге её посадили в самолёт обратно до Портленда. Этот эпизод стоил месяцев похвальбы в «Met».

Вскоре после возвращения в Портленд Кортни избавилась от последних остатков своей стадии рок-группи. Настало время действовать. Она купила значок «сид ЖИВ», побрилась наголо и купила гитару. Она устала от того, что другие люди решали, как она должна выглядеть, как она должна себя вести. Она жила независимо и училась играть на своей гитаре. На этой сцене она знала все входы и выходы. Судя по всему, успех в Портленде был ей обеспечен.

И, как ни странно, она снова решила уехать из страны.