Предместье Парижа, 1767 год

Весна вступила в свои законные права, и вся природа проснулась от долгого сна. Растворились низко нависшие тучи, и показалось голубое небо с легкими воздушными облачками. Мир заполнила весенняя музыка, наконец-то разрушив по-зимнему суровое молчание. Птицы стали разводить свои трели и наполнили округу звуками в сто раз лучше всякого оркестра. Лишь в самых затаенных уголках леса притаился снег, покрывающий небольшие участки земли, но и ему придется исчезнуть подобно призраку, к которому прикоснулся луч света. Наряды дам вновь стали легче, и красоту больше не скрывало множество мехов, улыбки потеплели, что несказанно радовало всех джентльменов.

Только старинный замок, принадлежащий Мари де Волант, остался прежним. Над ним не властвовали снежные метели, яростные бури, яркие лучи солнца — при любой погоде он выглядел все также мрачно и величественно. Окруженный с тыла раскинувшимся полукольцом высоченных деревьев он выглядел как грозный полководец во главе отважного войска. Серый камень пронизывал холодностью, и всякого проезжающего мимо путника пробивала дрожь, если он видел замок впервые. Окна с черными решетками под остроконечными арками походили на глаза, грозно заглядывающие из под насупленных бровей прямо в душу.

Хозяйка замка также оставалась прежней. Изменилось лишь одно: Мари готовилась к свадьбе и собиралась вскоре покинуть свое родовое гнездо и переехать к Леджеру де Винсену. А пока что Мари наслаждалась полной, ничем не ограниченной свободой. Она целыми ночами проводила в лесу. Бешеный бег заставлял быстрее бурлить кровь в жилах, сила и ловкость наполняла каждую клеточку тела, чутье невероятно усиливалось, и нос улавливал малейшие лесные запахи, от которых кружилась голова. Сердце замирало от удовольствия или начинало стучать с удвоенной силой. Именно это заставляло Мари чувствовать себя живой. Она ни за что не променяла бы свою жизнь на какую-то другую. Само осознание силы и власти сводило волчицу с ума, делая ее бесстрашной. Мари думала, что ей все разрешено, и ее поступки всегда останутся безнаказанными. Когда лапы белоснежной волчицы мягко касались земли, а шерсть ласкал теплый весенний ветерок, она находилась на вершине блаженства.

Мешало лишь одно — расставленные повсюду капканы. Люди приписали убийство барона Дюмона волкам, и поэтому весь лес наводнили капканы, и устраивались грандиозные облавы. Аристократия смогла даже смерть превратить в веселое развлечение, которым являлась охота на волков. Все боялись, что убийства могут повториться. Стали припоминать отдельные случаи, когда находили растерзанные трупы местных крестьян, но так как это были бедные люди особого значение этому никто никогда не придавал, ссылаясь на то, что нечего в одиночку бродить по лесу. После смерти барона знать изрядно заволновалась, ведь волки убили равного им, и каждый мог бы оказаться на месте несчастного Дюмона.

Мари поначалу не находила себе места и срывала свою злость на слугах, которым стало попадать от заносчивой графини больше обычного. Она щедро раздавала оплеухи налево и направо за малейшую провинность, а если таковая отсутствовала, она придумывала ее сама. Ее зеленые глаза метали искры, словно хорошо горящий костер, а лицо постоянно искажала волна ненависти и бешенство, бурлящего внутри. Одно лишь слово Стефана Лероа, который видел ее в обличье оборотня, и настанет крах всему. Девушка сожалела, что сразу не загрызла виконта, тогда бы не было никаких проблем. Мари вечерами и ночами охраняла его особняк, но Стефан не показывался ни дома, ни в благородных обществах. Графиня послала своего слугу на разведку, чтобы разузнать, где находится Лероа, но тот вернулся ни с чем: виконт уехал, и слуги не знали куда. Стефан исчез. Когда графиня осознала этот факт, ее веселью не было предела. Мари хохотала как безумная, и ее смех разносился эхом по всему мрачному замку, что заставило слуг осенить себя крестным знаменем.

— Трус! — она закружилась по комнате, подобрав пышные юбки. — Жалкий трус! Смешно, что я ждала от него чего-то большего, чем побег. Наивно полагать, что он смог бы меня разоблачить!

Следующие события и предсвадебная суматоха заставили Мари окончательно выкинуть из головы случай со Стефаном.

Граф обожал лошадей, и Мари де Волант часто составляла ему компанию в конных прогулках. Стоял один из самых солнечных весенних дней, когда лучи слепили глаза, и если удавалось запрокинуть голову, и посмотреть на солнце, можно было бы увидеть потоки света, доходящего до земли, которые выглядели вполне осязаемыми. После этого еще долгое время в глазах оставались солнечные блики. Мари несколько раз запрокидывала голову, но могла продержать глаза открытыми всего лишь несколько секунд. Потом она с веселым смехом зажмуривалась, и слезы текли из-под пушистых ресниц. Леджер с улыбкой смотрел на милые чудачества своей невесты. Костюм для верховой езды идеально сидел на его подтянутой фигуре. Граф де Винсен превосходно держался в седле, и создавалось впечатление, что всадник с прекрасным вороным жеребцом составляют единое целое. Мари ничуть не уступала в искусстве верховой езды своему жениху, но для того, чтобы казаться слабой и беззащитной, специально ездила хуже чем он. Девушка считала, что будет лучше, если до свадьбы Леджер почувствует свое превосходство над ней. Уже потом, думала Мари, сгорая от предвкушения, она покажет ему кто чего стоит.

— Вы так красивы! — граф с любовью оглядывал Мари, как будто она была выгодным приобретением, которое уже совсем скоро окажется в полной его власти.

Графиня невинно опустила глаза и сделала вид, что крайне смущена комплиментом. Она спрятала от Леджера снисходительную улыбку: Мари с королевской щедростью позволяла ему любить себя, но не испытывала при этом ответных чувств. Де Винсен нагнулся, приподнял за подбородок склоненную голову Мари и поцеловал ее в губы. Девушка ответила на его нежный, но требовательный поцелуй, который не вызвал у нее ровным счетом никаких эмоций. Когда граф отпрянул от ее губ, графиня резко пришпорила лошадь и пустила ее в галоп. Леджер замер от неожиданности.

— Догоните меня! — крикнула Мари, заливаясь веселым смехом.

Де Винсен принял вызов, и его конь понесся следом за изящной лошадью девушки. Он горел желанием как следует проучить строптивую графиню, которая играла с ним, что безумно нравилось графу и будоражило его кровь. Леджер с нетерпением ждал того момента, когда золотое колечко с рубином окажется на тоненьком пальчике, а его хозяйка — в его власти.

Несколько минут бешеной скачки, такой, что ветер свистел в ушах, и Мари внезапно остановилась, когда Леджер уже почти догнал ее.

— Стрела! — Мари натянула поводья, сдерживая лошадь.

Граф чуть было не налетел на девушку, но в последнюю секунду смог остановить коня.

— Я выиграла! — графиня обольстительно улыбнулась и игриво повела плечиками.

— Вы ведете нечестную игру, Мари!

Бархатный взгляд графа с наслаждением скользил по девушке, от которой не так-то просто можно было отвести глаза. Быстрая скачка удивительным образом преобразила графиню. Волосы, заплетенные и уложенные вокруг головы, слегка растрепались, а шляпка с белым пером съехала на бок, что придавало Мари бесшабашный вид, вызывающий улыбку. Личико с лукавой гримасой покрылось румянцем под легкой вуалью, закрывающей половину лица. Коричневая амазонка, отделанная черными кружевами, подчеркивала достоинства фигуры. Зеленые глаза горели азартом.

— Почему? — Мари закусила нижнюю губку.

— Я не знал правил, по которым вы играете, а значит ваша победа недействительна. Для начала нужно было установить границу, которая ознаменовала бы то, что вы пришли к цели первая.

— Вы должны привыкнуть к тому, что женщины всегда устанавливают невидимые границы, а мужчины узнают о них только тогда, когда находятся у самой черты.

— Именно такие линии вы провели между нами? — Леджер склонил голову набок.

— Не волнуйтесь! Когда вы, Леджер, станете моим мужем, я сотру их, и нам ничто не будет мешать. А пока что нужно, к сожалению, соблюдать правила приличия. — Мари наклонилась вперед, чтобы граф не заметил торжественного блеска у нее в глазах, и похлопала Стрелу по загривку. Ее пальчики погрузились в шелковистую белоснежную гриву кобылы.

— Вы сожалеете, что существуют правила приличия? — граф насмешливо смотрел на Мари и приподнял удивленно брови. — Я и подумать не мог, что в вашей прекрасной головке могут поселиться порочные мысли.

— Вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов? — парировала она и с присущей ей женственностью и изяществом высоко вскинула голову. — Могу сказать только одно: даже в самой благочестивой и невинной душе таятся ростки порока. И уже от самого человека зависит — дать им разрастись со всей мощью или погубить в зародыше. — Мари послала Леджеру дерзкую улыбку, которая красноречиво говорила о скрытом желании. — Думаю, я не совсем сумела уничтожить их.

— Тем лучше! Излишняя добродетель бывает слишком приторной, что очень быстро надоедает. — де Винсен выглядел самодовольно. Его конь хрипел от нетерпения и бил копытом по земле. — Мне больше по душе золотая середина.

— В этом мы с вами похожи.

— Именно поэтому мы скоро поженимся. — Леджер протянул руку, и Мари вложила в нее свою ладонь, к которой граф прикоснулся губами. — Кстати, где ваш кулон? — он только что заметил отсутствие золотой цепочки, его подарка, с которым девушка не расставалась.

— Я оставила его дома. — Мари машинально прикоснулась к груди. — Замочек ослабел, и я боюсь потерять ваш подарок, который очень ценен для меня. Я уже давно не ношу этот кулон, а вы только заметили это. Вот значит, как вы обращаете на меня внимание! — девушка шутливо пожурила мужчину, так как хотела скрыть свое волнение. Перед ее глазами вновь возникла та роковая ночь, окровавленное тело на снегу и находящийся совсем рядом недотепа Лероа.

— Когда вы рядом я не могу обращать внимания ни на что другое! Как вы могли подумать обратное? — возмутился граф, но озорной блеск глаз выдал его с головой. — Давайте я отдам его мастеру, и он починит цепочку.

— Не нужно. Я пошлю кого-нибудь из своих слуг.

— Но помочь вам — это огромное счастье. Разрешите оказать вам услугу, Мари!

— Ни в коем случае! — Мари была настроена решительно. Обворожительная улыбка озарила ее лицо, и чтобы показать, что эта тема закрыта, графиня де Волант слегка тронула поводья, и лошадь послушно пустилась шагом.

Граф пожал плечами, не понимая, почему Мари так сопротивляется, но настаивать больше не стал. Чтобы Леджер не заметил ее беспокойство, девушка снова начала мило дурачиться: она то пускала лошадь галопом, то ездила вокруг графа, заигрывая с ним, а де Винсен не выпускал ее из поля зрения ни на одну секунду.

Мари опередила Леджера, который не спеша ехал за ней, и часто оглядывалась назад. Именно в такое мгновение, когда она потеряла бдительность, дорогу ее лошади перерезал неизвестно откуда взявшийся черный волк, значительно превышающий размером обычных волков. У тех, кто знал о существовании оборотней, не осталось бы сомнений, что он является именно таковым. Графине де Волант хватило нескольких мгновений, чтобы узнать его. Эти серые пронзительные глаза с грустью, притаившейся в глубине, могли принадлежать лишь одному человеку, который несколько лет назад исчез из жизни девушки по ее же приказу. Оборотень на один миг задержался на дороге, разглядывая Мари, но уже в следующую секунду, совершив изящный прыжок в сторону, скрылся в чаще леса. Все произошло с такой быстротой, что Леджер не смог ничего сообразить. Лошадь Мари с испуга встала на дыбы, а затем понесла свою всадницу, совершенно не подчиняясь ее командам. Сердце графини бешено стучало в груди, но не от быстрой скачки, так как она не боялась, что Стрела скинет ее с седла, а от встречи с волком. Мари постаралась успокоится и взять себя в руки. Ей почти уже было удалось остановить обезумевшую кобылу, когда граф, скакавший следом за ней, успел схватить поводья прямо перед опасным препятствием в виде поваленного дерева с торчащими в разные стороны, словно шипы, сухими ветками. Он помог Мари спешиться и обнял ее за плечи.

— С вами все в порядке? — Леджер отстранил ее от себя на расстояние вытянутых рук и с видимым беспокойством заглянул в лицо девушки. Румянец со щек пропал, и Мари заметно побледнела, на ее лбу виднелись капельки пота.

— Да! Не беспокойтесь за меня, Леджер! — она попыталась растянуть губы в улыбке. — Проводите, пожалуйста, меня до дома. Мне стало не хорошо от пережитого волнения.

На самом деле Мари хотела быстрее попасть в замок по совершенно другой причине: она отлично знала, кто будет ждать ее там.

— Конечно! — с готовностью воскликнул граф.

Он помог забраться Мари на своего коня, посадив ее впереди себя, а сам сел сзади. Девушка хотела воспротивиться этому и вернуться на своей лошади, но де Винсен запретил ей садиться на кобылу, которая еще до конца не успокоилась. Мари решила лишний раз не спорить с ним и сдалась во власть своего спасителя. Она откинулась назад, так, что чувствовала сильное плечо Леджера и его горячее дыхание над своим ухом. Граф одной рукой обнимал ее за талию, а другой — держал поводья.

— Нужно устроить облаву на волков. Капканы слабо помогают в борьбе с ними. — сердито проговорил он.

— Зачем их уничтожать? — девушка заметно всполошилась. — Наверное он испугался больше чем я.

— Какая же вы смелая и отважная, Мари! — Леджер наклонился и прикоснулся губами к нежному изгибу белой шеи. — Я люблю вас!

Мари от удовольствия повела плечом и прищурила глаза.

— Я тоже! — в этот момент она не хотела врать и произносить слово «люблю», так как это чувство было чуждо для нее.

Когда Леджер доставил Мари в замок, она быстро распрощалась с ним, что вызвало огорчение на лице графа. Девушка сослалась на сильную головную боль, что никак не позволяло ей как подобает принять гостя. Как только за де Винсеном захлопнулась дверь, она в спешке пробежала лестничный пролет и оказалась у себя в комнате.

Мари увидела мужчину во всем черном, стоящего спиной к ней. Окна, завешенные плотными зелеными шторами, не пропускали солнечный свет, и поэтому в комнате стоял полумрак, но Мари узнала того, кто находился перед ней.

— Что вы здесь забыли? — она грубо окликнула незнакомца: тон ее голоса в корне отличался от милого и обольстительно, которым она разговаривала с Леджером.

— Я захотел увидеть тебя. С того дня, когда мы расстались, ты ни на секунду не уходила из моих мыслей. — он развернулся к девушке, и она заметила, что черты лица еще больше тронула затаенная печаль и грусть. Тоненькие морщинки залегли у губ и в уголках глаз, но мужественная подтянутая фигура свидетельствовала о том, что он еще не скоро собирается стареть и находится в самом расцвете сил.

— Как это мило! Я сейчас расчувствуюсь и расплачусь! — с сарказмом проговорила Мари.

— Моя дорогая, ты не изменилась. Я надеялся, что может быть разлука смягчит твой характер. — мужчина протянул к Мари руки, как будто хотел обнять, но ее презрительный взгляд ясно дал понять, что она не хочет этого.

— Я не нуждаюсь в вас и в вашем присутствии. — графиня высокомерно вскинула голову. — Как вы сюда попали?

— Неужели ты думаешь, что я забыл тайный ход, тогда как столько лет пользовался им?

— Надеюсь никто из слуг вас не видел. Мне и так хватает проблем. — Мари сложила руки на груди. — С вашей стороны было очень глупо выскочить передо мной и показаться на глаза графу.

— Ты счастлива с ним?

— Я выхожу на днях замуж! — злой тон сменился ледяным, и на ее лице читалось полное безразличие, как ко всему происходящему, так и к мужчине, стоящему перед ней.

— А как же твоя сущность? — он сделал два шага вперед, словно хотел лучше рассмотреть девушку в сумраке.

— Вам же она не мешает, поэтому не вижу причин тому, чтобы она помешала моему замужеству. — она презрительно скривила губы и отступила назад.

— Мари, как же ты похожа на свою мать! — на лице мужчины отразилась боль при воспоминании о женщине, которая так давно покинула этот мир, что некоторые такие прежде милые и родные черты время стало стирать из памяти, хотя ее образ свято хранился в сердце. — Я волнуюсь за тебя! Поедем со мной.

— Я польщена повторным приглашением, но мой ответ прежний, и я снова говорю нет. — злобный взгляд впился в него. — И не смейте при мне упоминать маму, которую вы согнали в могилу! — Мари с яростью выплюнула последние слова. — Я никогда не буду такой чистой и прекрасной душой, любящей и доброй как она, потому что вы сломали мою жизнь!

— Моя дорогая девочка! Прошу тебя не говори так! — с мольбой произнес мужчина.

— Простите, если затронула ваши чувства, но мне нет до них никакого дела! — заносчиво ответила она.

— Я чувствую, что произойдет что-то плохое, поэтому и приехал к тебе. Иначе ты бы никогда не увидела меня. Я знаю, как ты ненавидишь меня. — он отвел взгляд от Мари и опустил голову. Последняя надежда рассеялась, как еле видимая дымка.

— Опять ваши предсказания и видения? Я в них не верю! Недавно мне гадали на картах, так вот они предсказали мне долгую и счастливую жизнь. — графиня начала терять терпение и стала поглядывать на дверь. Она снова нацепила на себя маску безразличия, хотя все ее чувства бурлили с немыслимой силой. Нужно было немедленно дать выход эмоциям, и Мари уже представляла, как со всей скоростью понесется по лесу, выискивая новую жертву.

— Я желаю тебе счастья! — мужчина печально улыбнулся и направился к двери. — Для меня ты навсегда останешься ребенком, который обнимал меня и называл папой.

— А я надеюсь, что забуду вас! — Мари презрительно смотрела, как спина мужчины согнулась под невидимым грузом, и он с тяжелым вздохом открыл дверь.

— Помни, что я всегда буду любить тебя! — он обернулся напоследок, но девушка отвернулась от него, что разбило его мечту на последнее объятие в дребезги. Он понял, что дочь никогда не простит своего отца.

С тяжелым сердцем он покинул замок, который когда-то был его домом, оставляя в нем самое дорогое, что было у него на этом свете.

* * *

Наступил такой долгожданный для графа де Винсена и графини де Волант день венчания. Торжество должно было пройти в небольшой церкви, такой старой, что уже почти никто не являлся свидетелем ее постройки. Она располагалась на холме в окружении прелестнейшего пейзажа: справа протекал ручей с чистой как хрусталь водой, а сзади располагался сад с деревьями, осыпанными белоснежными и розовыми цветами, лепестки которых падали словно хлопья снега. Внешний вид церкви напоминал собой готический храм, построенного из серого кирпича, что придавало ей мрачный, величественный вид. Над главным нефом располагалось окно, оформленное в форме розы из фиолетового стекла, переливающегося под солнечными лучами. Две остроконечные башни целились своими шпилями прямо в голубое небо. Всю красоту церкви невозможно передать словами, и от пасмурной царственности захватывало дух.

Мари в белом атласном платье, простом и элегантном, выглядела неотразимо. Стройную талию подчеркивал красный пояс, завязанный сзади бантом. Воротник, закрывающий шею, и лиф платья были сшиты из кружева. Манжеты и подол украшали белоснежные и легкие, как паутинки, оборки. К волосам, забранным в высокую прическу, булавками с жемчужинами прикололи фату, окутывающую прекрасное личико невесты, словно утренняя дымка.

Мари крепко держала под руку дальнего родственника Леджера, графа де Лефевра, и ее сердце беспокойно билось в груди. Дыхание перехватывало от волнения. На несколько мгновений ее голову заняли мысли о том, что в такой счастливый день совершенно чужой человек поведет ее к алтарю. Сожаление, смешанное с грустью, закралось в душу. Она похоронила отца и вычеркнула этим самым его из своей жизни, но нужно считаться с тем, что в могиле закапан пустой гроб, а ее отец сейчас где-то страдает от того, что находится вдали от дочери. Но Мари не волновали его чувства. Она жалела только себя, как эгоистичный ребенок, готовый заплакать после того, как ему не подарили игрушку, только потому что чувствует себя обделенным.

— Вы волнуетесь? — мужчина с легкой улыбкой обратился к ней, так как Мари с силой сжала пальцы на его руке.

Графиня лишь кивнула головой и мило улыбнулась. Они сделали несколько шагов, вошли в церковь, и белые туфельки Мари ступили на красную дорожку. Заиграла восхитительная, нежная музыка, способная наполнить самые черствые сердца умиротворением. Впереди них шла девочка в алом платьице, олицетворяя собой символ невинности и чистоты. Ребенок разбрасывал лепестки роз, и они красными каплями устилали путь невесты. Две другие девочки шли сзади и несли в руках длинный шлейф платья. Путь между двумя рядами скамеек, заполненных множеством гостей со стороны жениха, показался графине де Волант бесконечным. Она ни на кого не обращала внимание и смотрела вперед, где у алтаря — заветной цели — стоял Леджер, облаченный в черный бархатный камзол. Он казался ей в это мгновение самым красивым и желанным из всех мужчин на свете, но Мари не ощущала ни капли любви к своему жениху: он нравился ей как вещь, которой ни у кого нет.

Ярко горящие повсюду свечи и множество цветов создавали ощущение нереального волшебства, словно вход в храм являлся порталом в другое измерение. От красоты мраморных колонн и арок, полукруглого свода потолка, покрытого росписью, кружилась голова. Стены заполняли фрески и живопись, показывающие жизнь святых, а главным образом Девы Марии, освещаемые светом, льющимся сквозь фиолетовое стекло высоких окон, что придавало им таинственный вид. Главным украшением церкви являлся резной алтарь со сценами Страстей Христовых.

Графиню преследовал запах воска, от которого ей становилось не по себе: именно он воскрешал у нее в памяти горькие воспоминания. Когда умерла ее мать, она была еще совсем ребенком, и не понимала почему по всему дому зажгли множество свечей. Ей объяснили, что их свет укажет ее маме дорогу на небо, и тогда девочка возненавидела эти горящие огоньки, потому что они забрали самого родного человека на свете.

Граф де Лефевр передал ладонь Мари, затянутую в атласную перчатку, Леджеру. Де Винсен проникся всей трогательностью момента, и к его горлу подступил комок. Он осознал, что теперь в ответственности за счастье Мари. За их общую совместную жизнь. Их взгляды встретились, и глаза Леджера светились любовью, от чего Мари опустила голову, и граф подумал, что она смущена, хотя на самом деле девушке стало дурно. Мари отчаянно нуждалась в глотке свежего воздуха, голова кружилась, а изображение расплывалось и прыгало перед глазами. Ладони под тканью перчаток покрылись испариной, капельки пота выступили на лбу. Она находилась словно в бреду и не запомнила ни одного слова из молитв и проповеди, произнесенной священником. В ее голове билась одна единственная мысль: «Я проклята и не имею права находится здесь».

Наконец пришло время произносить клятву, которая должна была связать два сердца до их последнего удара.

— Я, Леджер, беру тебя, Мария, в свои законные жены и клянусь быть с тобой правдивым и искренним, защищать тебя. — де Винсен с пылом и страстью начал повторять слова за священником. — Клянусь, что ни в какие времена — счастливые или горестные, — я никогда не изменю своей клятве и всегда буду любить тебя так же крепко, как сейчас. Клянусь, любовь моя, что не покину тебя до самой смерти.

Брачную клятву в вечной любви скрепило золотое колечко, одетое на дрожащий безымянный пальчик.

— Я, Мария, беру тебя, Леджер, в свои законные мужья и клянусь быть с тобой отныне и навсегда с этого дня моей жизни и до последнего вздоха. — голос девушки дрожал. Сердце сжимала стальная рука нехорошего предчувствия. Нестерпимо сильно захотелось убежать отсюда и оказаться в лесу подальше ото всех любопытных глаз, для которых церемония была очередным развлечением. — Клянусь любить и поддерживать тебя в горе и в радости…

Графиня не успела договорить, потому что в этот момент двери церкви распахнулись, и ворвались вооруженные солдаты. Невольный крик сорвался с губ Мари, и она приложила к ним руку. Впереди солдат появился Стефан Лероа, который держался уверенно. Его рот перекосила недобрая ухмылка, так неподходящая к всегда такому милому выражению лица, обрамленному ореолом светлых волос. Позади толпилась кучка испуганных крестьян, на лицах которых было написано благоговение перед святой красотой храма.

— Я против этого брака, потому что знаю причины, по которым он не может состояться! Но кажется я опоздал, — Стефан увидел золотое кольцо, блестевшее на пальце девушки.

Послышались удивленные возгласы, смешанные с ропотом недовольства. Леджер сурово сдвинул брови и крепко прижал руку Мари к себе. Графиня гордо вскинула голову. Ей стало немного лучше, потому что Мари всегда предпочитала встретиться лицом к лицу с опасностью, чем ждать чего-то неизвестного.

— Озвучьте нам свои причины, чтобы мы посмеялись над ними и продолжили церемонию, которую вы так бесцеремонно прервали. — голос графа де Винсена звучал крайне раздраженно.

— С превеликим удовольствием! — Стефан иронично улыбнулся. — Ваша невеста — ведьма и должна быть предана суду по обвинению в колдовстве!

Его слова произвели невообразимый эффект, которым Стефан с удовольствием наслаждался. Волна возмущения прокатилась по рядам гостей, многие вскочили со своих мест. Женщины испуганно заахали, некоторые самые впечатлительные приготовились упасть в обморок.

— Что?! — вскричал Леджер. — Неужели вы думаете, что можете ворваться, осквернить своими слова святое место, оскорбить мою невесту, и вам все сойдет с рук?

— У меня есть доказательства. — Стефан полез в карман и достал золотую цепочку с кулоном в форме ангела. — Узнаете, милорд?

Леджер с растерянным выражением посмотрел на Мари, которая плотно сжала губы, словно хотел, чтобы она сказала, что зрение обманывает его.

— По вашей реакции я вижу, что сей предмет вам хорошо знаком, и вы знаете, кому он принадлежит. — продолжал виконт Лероа. — И вам наверное будет интересно узнать, как она оказалась у меня. — он сдержал эффектную паузу. — Я нашел цепочку вашей невесты рядом со зверски убитым бароном Дюмоном. Видно, что он сорвал ее с шеи, той, которую вы готовы назвать женой, в момент убийства.

— Я не верю вам! — Леджер сделал шаг вперед, как будто хотел запугать обвинителя. — Мари, скажите что-нибудь! — он с мольбой обратился к девушке, но она не проронила ни слова.

Графиня де Волант понимала, что все ее оправдания будут бессмысленны и бесполезны. То, как держал себя Стефан, красноречиво говорило, что отпираться бесполезно, и Мари с присущей ей гордостью решила не опускаться до обмана.

— Ваших слов недостаточно для такого серьезного обвинения! — не сдавался де Винсен. — Вы хоть понимаете, что последует за ним?

— У меня есть и другие свидетели!

Стефан одно за другим назвал имена крестьян, которые робко вышли и поведали ошеломленной публике о проделках ведьмы, свидетелями которых они стали. По их словам они видели, как графиня де Волант собирала различные травы в лесу видимо для колдовского зелья, убивала молодых девушек, выкалывая им глаза, и наполняя их кровью стеклянные сосуды. Кто-то видел, что Мари, зеленая как болотная вода, в лунную ночь сидела на одной из надгробий кладбища и мерзко хохотала. Затем она принялась раскапывать могилу и свидетель, ноги которого до этого словно приросли к земле, больше не выдержал и убежал от охватившего его омерзения и ужаса.

— Господин виконт, и это все на что хватило вашей фантазии? — графиня натянуто рассмеялась. — Я думала, что вы способны на большее. Но я аплодирую вашему дару убеждения: ваши свидетели говорят с такой уверенностью, словно видели все это собственными глазами. Но их истории смешны!

— Мне не нужно никого убеждать в том, что было на самом деле. Жанетта! — он произнес имя служанки Мари, и вперед вышла девушка. По ее торжествующему и злобному взгляду, направленному на нее, графиня поняла, что служанка пришла отомстить ей за издевательства и пощечину.

— Моя госпожа почти каждую ночь тайком покидала замок через потайной ход. — Жанетта смотрела прямо в глаза Мари, которой стало не по себе от ее полного ненависти взгляда. — Она думала, что об этом никто не знает. Но однажды мне не спалось, и я услышала тихие шаги и решила, что в дом кто-то проник, но это была хозяйка в черной накидке, которая прошла сквозь стену. А днем я нашла потайную дверь, искусно спрятанную, так что непосвященный человек никогда бы ее не нашел. Затем я каждую ночь следила за графиней, и она постоянно куда-то уходила, возвращаясь лишь под утро.

— Вам есть, что ответить на это, миледи? — спросил Стефан у Мари, когда Жанетта закончила свой рассказ.

— Нет! — графиня безразлично пожала плечами.

— Может быть вы можете объяснить ваши ночные прогулки?

— Это мое дело, и никого не касается. — с достоинством заявила она, и ее слова прозвучали как пощечина для всех присутствующих. Этим она подтвердила все обвинения, выдвинутые против нее. Мари понимала, что жестоко поплатиться за свою гордость, но не хотела унижаться перед толпой зевак.

Поднялись крики и шум. Леджер смотрел на нее с недоумением, как будто не узнавал ту, что стояла перед ним. Недоумение сменилось гневом, когда два солдата грубо схватили графиню и толкнули к выходу. Граф хотел защитить любимую, но его тут же оттеснили от нее несколько солдат, настроенных весьма решительно. Бороться с ними было бесполезно и глупо. Он один ни за что бы не выстоял против толпы, которая поверила всему услышанному. Хотя Леджер где-то в глубине души сомневался в невиновности Мари, потому что доказательства — цепочка и слова служанки, которые графиня никак не опровергла, — выглядели как нельзя более убедительно, он тут же простил ее. Самый счастливый день, который должен был принести столько радости, превратился в кошмар.

— Я пойду сама! — графиня де Волант с брезгливостью оттолкнула своих тюремщиков.

Остальное Мари помнила плохо, словно находилась в бреду, но рваные воспоминания тех событий затем терзали ее память. Несколько крестьян, подкупленных виконтом, со злостью плюнули в нее. Послышались крики: «Смерть ведьме!», и от них девушка внутренне содрогнулась, ее обдало холодом, веющим от обрушившихся на нее проклятий. Мари расправила плечи и гордо вскинула голову. Ее губы скривились в усмешке, а зеленые глаза засверкали дерзким огнем.

— Если я ведьма, то вы все поплатитесь за содеянное! Мое проклятье будет преследовать вас днем и ночью, пока не сведет в могилу! — она не отказала себе в удовольствии видеть, как все испуганно перекрестились, и оставила последнее слово за собой.

Мари де Волант возвышалась над всеми этими необразованными деревенщинами, которые преклонялись перед ней с раболепным блеском в глазах, но как только она оказалась низвергнута с пьедестала, тут же подобно стае шакалов оскалились и начали глумиться над жертвой, находящейся в предсмертной агонии. Как оказалось графиня нажила множество врагов, ненавидящих ее и желающих девушке смерти. Очень многие способны получить удовлетворение от чужого несчастья. Они приготовились насладиться ее падением, но Мари не собиралась доставлять им такую радость. Графиня выглядела так высокомерно и самоуверенно, как будто это она была победительницей. Все замолчали, околдованные величественностью исходившей от нее, и Мари покинула церковь в гробовой тишине.

* * *

Холод, от которого не спасала атласная ткань свадебного платья, пробирал до костей. Мари всеми силами боролась со сном, сидя в углу грязной камеры на тонком слое свалявшейся соломы. Затхлый запах перехватывал дыхание, но за бесконечно много времени, как казалось ей, проведенного в заключении, графиня перестала обращать внимание на запах. Девушка находилась в забытьи и не понимала, что происходит вокруг. Ее мозг отказывался принимать окружающую действительность, тем самым оберегая графиню от жутких мыслей. Если бы не свет, льющийся из маленького окошечка, она бы не знала какое сейчас время суток, хотя смена дня и ночи ничуть не интересовали Мари. Она отвела руки от лица, и ее взгляд упал на грязь, замаравшую белизну платья.

— Мое платье! — Мари с ожесточением попыталась оттереть пятна, но ничего не получилось. — У меня же свадьба! Как я покажусь гостям в таком наряде?

Внезапно девушка опомнилась и провела ладонью по лбу. Слабая психика Мари, что доказывали неожиданные припадки злости, ярости и помутнения рассудка, после чего она обычно превращалась в волчицу, чтобы снять приступ, окончательно начала сдавать, и графиня де Волант стояла на краю безумия. Железная рука страха сжалась на горле, и Мари ощутила себя ребенком, той самой девочкой, которая однажды лунной ночью босиком спустился вниз, чтобы постараться разбудить маму, никак не хотевшую вставать из деревянного гроба.

— Мама! — чуть слышный зов сорвался с ее губ, и в ответ она почувствовала чье-то нежное прикосновение к щеке. Тоска вытеснила все остальные чувства, полностью заполнив собой душу.

Массивная железная дверь начала медленно открываться, и Мари собралась с последними силами. Ее гордость ни за что не позволила бы показать страх кому-то еще. В камеру зашел Стефан с невозмутимым выражением лица. Он больше не казался нескладным, и из его движений исчезла присущая ему неловкость. Виконт самоуверенно осмотрел пленницу, которая не сводила с него злобного взгляда. «Чувствует себя повелителем!», — губы Мари при этой мысли скривились в мимолетной усмешке.

Стефан молчал, поэтому Мари заговорила первая, потому что тишина давила на нее невыносимым грузом, и так хотелось услышать хотя бы чей-то голос:

— Сколько у вас масок, Стефан? — графиня решила отбросить в сторону правила приличия, ставящие ее всю жизнь в рамки и ограничивающие такую желанную свободу.

— А у вас, Мари? — он усмехнулся, но черты лица исказились болью. — Это ваша ангельская внешность сделала меня таким. Кто же знал что под ней скрывается дьявольская сущность.

— Поэтому вы придумали историю с колдовством! Весьма изобретательная месть: превратить самый лучший день в кошмар. Это сравнимо с чувством, когда видишь прекрасный сон, кажущийся реальностью, и вдруг просыпаешься и осознаешь, что этого не было и никогда не будет. — она говорила так, как будто обсуждала не свою судьбу, а судьбу совершенно чужого человека. — Не понимаю, почему было просто не сказать, что я оборотень? Зачем придумать эту смешную историю с ночными посещениями кладбища?

— Люди охотнее поверят в то, о чем больше всего знают. Оборотни не так хорошо известны, тогда как ведьмы прочно вошли во все мистические легенды, предаваемые из уст в уста.

— Меня казнят? — поинтересовалась Мари.

— Да. Но есть выход. — Стефан замолчал, но девушка не проронила ни слова. — Если вы выйдете за меня, то я освобожу вас отсюда. Мы убежим, и нас никто никогда не найдет. Уедем в другой город, и начнем новую жизнь. Только вы и я. — его голос звучал страстно, а в глазах горело пламя. От невозмутимости не осталось и следа.

— Если я выйду за вас, то переступлю через свою гордость! — Мари с удивлением смотрела на виконта, но уже в следующее мгновение все ее тело затряслось, голова откинулась назад, и графиня больше не смогла удержать рвущийся наружу смех. Она хохотала от всей души, как будто Стефан рассказал ей самую смешную шутку.

— Что вас так рассмешило? — ее реакция привела виконта в бешенство.

— Я… я, — смех мешал Мари говорить, — подумала, что вы очень храбрый молодой человек, раз не боитесь, что я загрызу вас в первую брачную ночь. — она вытерла слезы, навернувшиеся на глаза от смеха. — Вы жалки! — с вызовом добавила она, и нахально улыбнулась.

— Значит, вы предпочитаете умереть! — сквозь зубы процедил виконт. — Вы любите его?

Мари не ответила и плотно сжала губы.

— Он даже не интересуется вашей судьбой и сделал вид, что вас не существует и никогда не было в его жизни!

Стефан солгал. Он прекрасно знал, что после ареста Мари прямо из-под свадебного венца, Леджер заперся в замке и никому не показывался на глаза. Это событие сломило его сильный характер, как ураган обламывает ветви вековых деревьев. Слуги разносили сплетни, что их хозяин запил с горя.

Безучастный взгляд графини де Волант, направленный в стену послужил виконту ответом.

— Вам в руки дадут деревянное распятие, привяжут к столбу и разведут огонь под вашими ногами. — Стефан получал садистское удовольствие от мук, которые доставляли Мари его слова. — А может быть вам для начала отрубят голову, а лишь потом сожгут. Кто знает…

Перед глазами Мари пронеслось видение: деревянный помост и толпа народа с написанным на лицах любопытством. Для них смертная казнь только лишь развлечение. Зрелище. Способ провести время и обсуждать затем несколько недель, вспоминая каждую деталь, и приговаривая, что ведьма получила по заслугам. Она будет стоять коленопреклоненная и ждать, когда палач в маске занесет над ней жуткое орудие смерти. Стоять на коленях перед улюлюкающей толпой?! Нет, пусть лучше гореть в пламени костра живьем! Что она ощутит в тот момент? Боль? Или уже ничего?

— Свет больше не падает в окно. — произнесла Мари невпопад — Наверное солнце спряталось за тучи, и пойдет дождь.

Стефан с болью в сердце отметил, что растрепанные волосы и мертвенная бледность делали Мари еще прекраснее. Виконт больше не смог держаться и упал на колени перед узницей.

— Одна ваша улыбка, и я отдам за вас жизнь! Одна ночь любви, и я продам душу! — он схватил ее руку и прижал к себе.

Мари с брезгливостью отодвинулась от него.

— Пустите меня! — надменная складка залегла у ее губ. — Это отвратительно! Неужели ваша любовь ко мне стоит такого унижения? Я уже говорила и еще раз повторяю — не пристало вам валяться в пыли у чьих-то не было ног. Это не прибавит моей любви к вам.

Стефан вскочил и с яростью замахнулся на Мари, но в последнее мгновение его рука остановилась.

— Прощайте, миледи! — он подарил ей язвительную улыбку. — Огонь — это слишком малое наказание, а я хочу, чтобы вы так же мучились, как и я. Запомните, я наслажусь своей местью сполна, и вы пожалеете, что не сгорели.

Последний взгляд на хрупкую фигурку в грязном платье с гордо поднятой головой, так словно она находилась в королевском дворце, а не в камере, ожидая смертной казни, и Стефан выбежал. Массивная дверь закрылась за ним. По щеке Мари скатилась одинокая слезинка, но она тут же смахнула ее тыльной стороной ладони.

* * *

Лунная ночь освещала черную тропинку, петляющую словно зигзаг молнии. Человек с накинутым на голову капюшоном шел по лесу, боязливо оглядываясь по сторонам. Его сердце беспокойно билось в груди от мысли, что он затеял нечто грешное. Впереди показался темный силуэт, и путник вздрогнул. Его рука невольно потянулась вверх, и он хотел осенить себя крестным знаменем.

— Это я, господин виконт, не бойтесь! — раздался старческий смешок, и Стефан вздохнул с облегчением. — Я не думала, что вы придете.

— Вы считали, что я трус? — где-то завыл волк, и мурашки прошлись по спине.

— Кто ж лучше вас самих знает трус вы или храбрец! — женщина пожала плечами. — Следуйте за мной.

Она пошла, и Стефану ничего не оставалось, как последовать за ней. Страх потихоньку закрадывался в душу, и хотелось повернуть назад, но сразу же вспоминался полный презрения в зеленых глазах образ Мари. Именно это заставляло идти дальше к намеченной цели. Спутница привела его к хижине, спрятанной за так плотно сплетенными ветвями деревьев, что неосведомленный человек ни за что бы не нашел это убежище. Она с легкостью открыла покосившуюся дверь, и раздался тихий скрип несмазанных петель. Женщина прошла в дом в то время, как Стефан несмело переминался с ноги на ногу на пороге, и зажгла свечу. Ее свет неярким пламенем озарил внутреннее убранство лесного домика. Виконт не увидел ничего необычного: деревянный стол с единственным стулом находились в центре, на стенах висело несколько полок с разнообразными склянками и емкостями. Больше ничего не было.

Женщина поставила свечу на стол и сняла черный плащ. Ее возраст было очень сложно определить. Судя по морщинам, опутывающим сетью лицо, ей можно было бы дать лет шестьдесят, но стройная сухая фигура с совершенно прямой спиной и гордо расправленными плечами свидетельствовала о том, что ей не больше сорока. Глубоко посаженные синие глаза с любопытством разглядывали Стефана, как будто перед ней стоял заморский зверек.

— Может быть войдете, раз уж пришли.

Виконт сделал несколько несмелых шагов и остановился около стула.

— Мне нужна ваша помощь, мадемуазель Дени. — он не знал как объяснить, что ему нужно от нее.

Стефан давно слышал толки, которые шли вокруг имени этой женщины, скромно живущей в доме на краю деревеньки. Все говорили, что она ведьма, но ни у кого не было доказательств. Ведомый жаждой мести виконт решился обратиться к ней с просьбой, и Дени назначила ему встречу в лесу.

— Не нужно ничего говорить! — она увидела его замешательство и усмехнулась. — Я и так все знаю. Хорошую вы сочинили историю про графиню де Волант. Сразу видно, что не встречались никогда с ведьмой в живую. — в ее глазах загорелись нехорошие огоньки, от чего мороз прошелся по коже молодого человека. — У вас есть вещь, принадлежащая Марии?

— Да! — Стефан вытащил из кармана плаща кулон и передал его в руки женщины.

— Превосходно! — она противно рассмеялась.

— Графиня должна мучиться и очень сильно! — виконт сжал кулаки.

— Ее тело будет заключено прочными цепями в зеркальной тюрьме, а душа станет метаться между жизнью и смертью, но она нигде не найдет покоя.

С этими словами она взяла с полки два зеркала и поставила их на стол друг напротив друга. Свеча оказалась между ними, и на одно из зеркал женщина повесила кулон на золотой цепочке. Стефан заворожено следил за ее движениями, полный осознания того, что само присутствие здесь делает его причастным к совершаемому греху. Мадемуазель Дени положила на стол старую книгу и замерла, выжидающе смотря на молодого человека. Она несколько раз кашлянула, и Стефан очнулся от давящих раздумий. Он понял, что от него хотят, и кинул мешок, весело зазвеневший при ударе о стол. Без тени смущения женщина высыпала золотые монеты на ладонь и несколько раз их пересчитала.

— Ну же, начинайте! — с нетерпением воскликнул молодой человек. — Остальное получите после того, как выполните условие сделки.

— При вас я ничего не собираюсь делать.

— Но как же я узнаю, что вы не обманули меня?

— Во-первых, Мари де Волант исчезнет из тюрьмы, а во-вторых, если вы будете очень сильно призывать ее, призрак может посетить вас и подтвердит правоту моих слов. — она краем губ улыбнулась своей шутке.

Стефан понял, что больше ничего не добьется от ведьмы, и вышел из дома. При мысли, что придется проделать обратный путь, он поежился. В душу заползало липкое чувство страха с примесью отчаяния. Он осознал, что больше никогда не увидит дерзких, но таких пленительных зеленых глаз, обворожительной улыбки алых губ и прекрасной, изящно очерченной линии плеч. Эта мысль, словно капля за каплей кипятка, мучительно прожигала мозг. Захотелось закричать, но вдруг небо озарилось ярким светом, и в растущее рядом дерево ударила молния. Вспыхнуло пламя, в два счета сожравшее своими языками древний дуб. Страшный раскат грома огласил все вокруг, как будто небо в возмущении кричало о том, какое жуткое деяние свершилось только что.

На следующее утро переполошенные стражники доложили начальнику тюрьмы, что заключенная графиня Мари де Волант ночью пропала из камеры странным образом. Нигде не обнаружились следы взлома или побега. Создавалось впечатление, что все ослепли на одну ночь, и девушка спокойно открыла дверь и выскользнула наружу. Это тут же приписали ведьминским способностям заключенной, окончательно уверовав в то, что ее ждало справедливое наказание. Чтобы не волновать лишний раз людей, решили устроить мнимую казнь путем сожжения. Огромному мешку придали форму тела, как будто заключенная находилась внутри и подожгли на площади перед толпой зевак.

Через три года после ложной казни, графа де Винсена похоронили в старинном склепе его предков, вход которого охраняли два каменных ангела с суровыми лицами. Судьба загадочная и странная мадам: никто не смог бы предсказать, что через столько лет Мариса, пройдет мимо могилы того, кто чуть не стал мужем Мари де Волант.