Предисловие

Роман «32.01» является второй частью трилогии о человеке, заброшенном в альтернативную вселенную, для того чтобы полностью уничтожить ее. Пересечение причудливых и неподдающихся никакому логичному объяснению осей мироздания должно привести к тому, что через ничтожно короткий промежуток времени (всего лишь несколько лет) оба параллельных мира столкнутся и аннигилируют. Выбора нет никакого — либо умрут обе вселенные, либо одна...

Измененное вследствие многочисленных операций тело позволило тому, кто однажды назвал себя «Тридцать второй», совершить невозможное для обычного смертного — пересечь границу между мирами, оказавшись в конечном итоге в том месте, которое он должен уничтожить. Собрав установку при помощи своей железной помощницы Милой — саморазвивающегося искусственного интеллекта, упакованного в трубку обычного сотового телефона, Тридцать второй должен запустить механизм ликвидации данной реальности...

Но во вселенной, куда проникли пришельцы извне, существует мощнейший аналитический отдел, возглавляемый гениальным человеком, известным ближайшему окружению под псевдонимом Зет.

Появление Чужого — так аналитик обозначил для себя Тридцать второго — не остается незамеченным. После чего в дело вступает поисковая команда полковника Фабела — двенадцать человек, наделенных невероятными ментальными и физическими способностями.

Задача охотников, преследующих добычу, осложняется тем, что Чужого нужно непременно взять живым. Единственный шанс людей из мира Зета остановить неотвратимо надвигающийся апокалипсис — узнать секрет установки, способной аннигилировать вселенные, чтобы самим нанести упреждающий удар.

Фабел одного за другим теряет восьмерых членов своей уникальной команды и, плюс ко всему вышеперечисленному, по приказу Зета неожиданным ядерным ударом сравнивается с землей трехмиллионный город Таллоу, что, в свою очередь, вплотную подводит мир к началу первой и последней в истории человечества термоядерной войны. Однако эти меры ни к чему не приводят. Тридцать второй по-прежнему остается на свободе, уверенно продвигаясь к осуществлению своей зловещей цели — монтажа установки, способной уничтожить данную реальность.

Единственной удачей подразделения под командованием Фабела является захват девушки, неотступно следовавшей за Чужим в течение последних семи часов. В чем заключается ее истинное предназначение и с чем связано упорство, с которым Тридцать второй до последнего держался за Вивьен — свою заложницу или соратницу, — поручено выяснить психотерапевту-садисту доктору Свенсону, сотруднику сверхсекретной организации Зета, специализирующемуся на изощренно бесчеловечном «вскрытии» сознания своих жертв.

Используя сильнодействующие наркотические препараты, Свенсон пытается взломать ментальные барьеры, неожиданно обнаружившиеся у пациентки, но, не выдержав противоборства с Вивьен, погибает, успев сообщить своему ассистенту, доктору Таскену, информацию о том, что, вероятнее всего, они имеют дело с проявлениями нечеловеческого разума.

А в это самое время Чужой, переживший кратковременную клиническую смерть, пытается оторваться от очередной группы преследования, состоящей из трех сотрудников полковника Фабела — Кары, ЛСД и Вспышки.

Убив Кару и выведя из строя ЛСД, истекающий кровью Чужой захватывает машину, водитель которой, сумасшедший одноглазый гонщик, подвергается глубокому зомбированию со стороны Милой.

Приняв командование операцией на себя и вызвав по рации группу поддержки, Вспышка на вертолете преследования пытается не упустить из виду машину с Тридцать вторым, несущуюся на огромной скорости по улицам ночного мегаполиса...

На этом заканчивается первая часть трилогии об агонии умирающих миров.

 

1

Зета не интересовало, что в точности произошло с доктором Свенсоном. Ему никогда не было дела до несущественных подробностей, Главное заключалось в том, что покойный перед смертью успел сообщить своему ассистенту, мистеру Таскену, чрезвычайно ценную информацию, красноречиво указывающую на то, что девушка явно не была случайной фигурой во всей этой безмерно затянувшейся кровавой истории.

— Она знает если не все, то очень многое, но считать информацию из ее разума мы не можем, — задумчиво произнес аналитик, круговыми движениями пальцев массируя пульсирующие тупой болью виски.

Головная боль уже не проходила, постоянно присутствуя фоном где-то на самом краю сознания, но сидящий в кресле человек за долгие годы работы приучил себя не обращать внимания на все, что мешает работе, предельно концентрируясь на главном — решении стоящей перед ним задачи.

— Свенсон был лучшим специалистом в своей области, и если даже он ничего не смог сделать, значит, придется отбросить это направление как полностью бесперспективное и сосредоточиться на главной задаче — обнаружении и захвате Чужого, — все так же вслух продолжал размышлять аналитик.

Однако это было проще сказать, чем сделать. День близился к концу, а убитым и раненым не было счета. Сами по себе потери не слишком тревожили Зета. Он не был бездушным чудовищем, но, как и все прирожденные полководцы, понимал: бескровных конфликтов не бывает в принципе, особенно если речь идет о глобальной войне мирового масштаба. Его волновало другое: полковник Фабел уже потерял восьмерых своих лучших людей, на которых аналитик делал главную ставку в этой игре, а объект преследования по-прежнему ускользал из сетей охотников.

Все это напоминало бесконечное хождение, или, вернее, бег по замкнутому кругу. Гончие несутся за механическим зайцем, но никак не могут его догнать. А даже если каким-то чудом и настигнут, то что толку — добыча все равно не живая. Это всего лишь призрачная иллюзия, созданная только для того, чтобы до предела измотать преследователей.

— Самое лучшее положение при таком раскладе у постороннего наблюдателя. — Зет даже не заметил, что продолжает свою мысль вслух. — Он ничем не рискует и может объективно оценить шансы обеих сторон, после чего, в зависимости от расклада, уже не составит особого труда сделать верную ставку на победителя...

Сам того не подозревая, аналитик очень близко подошел к решению проблемы. Может быть, ему удалось бы до конца распутать этот клубок противоречий, но тут раздался звонок внутренней связи.

— Что у вас? — Зет был недоволен и даже не пытался это скрыть.

— Звонит мистер Таскен с очень важными новостями. — Тон секретаря был абсолютно бесстрастным.

— Соединяйте.

— Пациентка пришла в себя, — сообщил бывший ассистент Свенсона. В голосе Таскена отчетливо слышались истерические нотки.

— И?.. — В сухом вопросе аналитика по-прежнему сквозило ничем не прикрытое раздражение.

Девушка сегодня уже поговорила с психоаналитиком, и это ничего не дало. Не было никаких оснований считать, что вторая попытка будет более удачной.

— Этого просто не может быть. — Эмоции переполняли ассистента; он был настолько взволнован, что даже не обратил внимания на интонации начальства. — При той чудовищной дозе наркотиков, которую ввел ей доктор Свенсон, были серьезные сомнения, выживет ли она вообще...

— Ближе к делу, — почти грубо потребовал аналитик, которого уже начала утомлять вся эта бессмысленная болтовня.

— Да-да, конечно... — Таскен наконец вернулся в реальный мир и осознал, что человека на другом конце провода совершенно не интересует феноменальный потенциал организма подопытной девушки. — Она хочет поговорить с вами.

— В каком смысле?

На секунду Зету показалось, что над ним пытаются подшутить. И притом ОЧЕНЬ неудачно.

— В прямом, — ответил Таскен уже более ровным тоном — он начал успокаиваться. — Она сказала, что хочет поговорить с самым главным, потому что имеет массу чрезвычайно важной информации...

Зет никак не ожидал, что помощь придет с этой стороны. Аналитику даже понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя от удивления.

— Спасибо за звонок, — только и смог сказать он, после чего сразу же повесил трубку.

Взломать ящик Пандоры не удалось, но он вдруг распахнулся сам по себе. Что бы там ни было внутри, но это наверняка поможет приблизиться к решению проблемы Чужого. Внутренний голос аналитика совершенно недвусмысленно подсказывал это.

— Сообщите начальнику охраны, чтобы принял все необходимые меры безопасности, — распорядился Зет, переключившись на секретаря. — Мне совершенно не нужны неожиданности. Эта девушка только что с легкостью оправилась от чудовищной дозы наркотиков, а перед этим убила Доктора Свенсона, так что возможно все. Пусть начальник охраны подготовит комнату для разговора.

Впрочем, волновался он абсолютно напрасно. Теперь Вивьен играла на его стороне. А хорошие партнеры, как известно, до определенного момента предпочитают не трогать напарников...

Разговор происходил в небольшой комнате, разделенной надвое пуленепробиваемым стеклом. Впрочем, освещение было распределено таким образом, что стекла практически не было видно — только если очень внимательно присмотреться, можно было заметить игру бликов, но этим, разумеется, никто не собирался заниматься. Причины, собравшие собеседников за этим столом, были слишком важны, чтобы отвлекаться на подобные мелочи.

— Меня зовут Зет, — с ходу представился аналитик.

В его планы не входило вести тонкие психологические игры, изучать собеседницу, пытаться выявить ее сильные и слабые стороны.

Девушка, сидящая напротив него, выжила в очень серьезных ситуациях, уничтожила доктора Свенсона, стойко перенесла удар лошадиной дозы наркотиков... Словом, с какой стороны ни посмотри, она была достойным и сильным противником. Поэтому играть в примитивные психологические игры было бы неуважением не к ней, а скорее к себе. Чего, разумеется, Зет допустить не мог.

— Вас лучше называть Вивьен, или вы предпочитаете какое-нибудь другое имя?

— Можете звать меня Вивьен, — спокойно ответила собеседница.

— В таком случае я весь внимание.

Обмен любезностями окончен, пора переходить к делу.

— Я могу закурить? — Она явно не спешила начинать разговор.

— Разумеется.

Дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошел человек — он принес сигареты, пепельницу и зажигалку.

— Мне незнакомы ваши приоритеты, поэтому я позволил себе предложить вам несколько наиболее достойных сортов.

Аналитик не исключал подобного развития событий и заранее отдал все необходимые распоряжения.

— Это очень мило с вашей стороны. — Девушка говорила совершенно искренне.

— Спасибо.

— Еще мне понадобятся ручка и бумага.

И эта просьба была выполнена практически мгновенно.

Зет замолчал, используя возникшую паузу для того, чтобы в общих чертах составить психологический портрет собеседницы. Но, кроме того, что она совершенно спокойна и абсолютно уверенна в себе, ничего продуктивного выявить не удалось.

— Давайте начнем с самого главного, — начала Вивьен, глубоко затягиваясь и выпуская струю ароматного дыма.

— Согласен.

Аналитик отвечал коротко и сжато — у него не было ни времени, ни желания поддерживать легкую светскую болтовню.

— То, что вы считаете своей главной проблемой, на самом деле всего лишь часть большого запутанного лабиринта, из которого если и есть выход, то разве что чисто теоретический...

— Если можно, говорите, пожалуйста, более конкретно.

Она почти неуловимо кивнула, выражая свое согласие, после чего в таком же спокойно-безмятежном тоне продолжила:

— Сближающихся вселенных не две, а три, и это в корне меняет все ваши предыдущие выкладки и построения.

— Этого не может быть. — Аналитик был полностью уверен в своих словах.

Вивьен не стала разубеждать его и как ни в чем не бывало продолжала рассказывать.

— Представьте себе главную дорогу, по которой несутся навстречу друг другу два автомобиля, а в это же время откуда-то сбоку, из небольшого переулка, выскакивает третий. Вселенная, которую вы не обнаружили, и есть тот самый третий автомобиль. Поэтому его появление практически невозможно не то что увидеть, но даже предугадать...

Склонившись над листком бумаги, она что-то быстро написала.

— Отдайте эту формулу своим людям, и в течение нескольких часов они без особого труда обнаружат этот третий, и последний, мир.

Никогда не подводившее внутреннее чутье подсказало аналитику, что собеседница не лжет. И мгновенно к необъятной ноше, чудовищным грузом давившей на его плечи, добавилась новая, совсем уже непосильная для обычного человека тяжесть.

— Продолжайте. — Ничто не изменилось в его спокойно-усталом лице.

Девушка заговорила снова:

— Для простоты и наглядности обозначим ваш мир буквой «А», второй — «В» и третий, до сих пор не обнаруженный вашими учеными, — «С». Если проводить те же параллели с автомобилями, то станет предельно ясно, что уничтожение «А» ничего не даст «В» (как, впрочем, и наоборот), так как он не в силах ни затормозить, ни свернуть, и его сначала настигнет взрывная волна (искажения в пространстве), а затем он все равно врежется в раскуроченные остатки «А», и это приведет его к гибели. Установка, которую создали ваши противники из мира «В», не из тех, которые мгновенно аннигилируют вселенную. Она скорее действует по принципу молотка, разбивающего грецкий орех.

Информации было слишком много, и она оказалась слишком специфичной, чтобы ее можно было с ходу подтвердить или опровергнуть. Поэтому Зет решил строить весь дальнейший разговор и свои вопросы из расчета, что все сказанное является абсолютной истиной.

Даже если девушка, сидящая напротив него и рассказывающая о гибели миров так спокойно, словно это всего лишь невинные детские игры, лжет в каких-то одной ей ведомых целях, то уличить ее в данный момент невозможно, рассуждал он. А следовательно, более логичным будет принять ее версию, попытавшись вытянуть из нее как можно больше.

И потому аналитик задал вопрос, который напрашивался сам собой:

— Что же в таком случае произойдет с третьим миром, с «С»?

— Существует два варианта развития событий. Первый — «С» — погибнет вместе с первыми двумя. И второй — его серьезно тряхнет, но он может уцелеть, лишившись какой-то своей части.

— А нельзя ли сказать точнее?

— Если бы можно было сказать точнее, — пожала плечами Вивьен, — то, скорее всего, я бы не сидела здесь и не разговаривала с вами, а находилась в каком-нибудь другом месте. Причем очень... — она намеренно сделала ударение на последнем слове, — ОЧЕНЬ отдаленном от вашего офиса.

— Насколько я понял, сами вы происходите из мира «С»? — полуутвердительно-полувопросительно поинтересовался Зет.

— Вы не ошиблись. — Она сделала последнюю затяжку и потушила сигарету. — Я действительно из третьего мира.

Аналитик выдержал долгую паузу, предоставив своей собеседнице самой рассказать о своих целях и задачах.

Длинные нервные пальцы с силой вдавили докуренную сигарету в пепельницу, после чего Вивьен сообщила все, что считала нужным довести до сведения сидящего напротив нее человека.

И этой информации оказалось вполне достаточно, чтобы Зет в очередной раз подумал о том, сколько удивительных и безумно смертельных тайн может хранить в своем чреве молчаливая тень мироздания.

 

2

С тех пор как клонирование людей не оправдало возложенных на него ожиданий, наука переключилась на другую, параллельную ветвь исследований. Перед учеными была поставлена ясная и четкая задача: используя наработки предшественников, создать синтетического человека, сокращенно синета, способного на несколько порядков превзойти потенциал обычных людей.

После нескольких десятков лет напряженной работы с привлечением лучших специалистов всего мира цель наконец была достигнута. Пробный образец прошел все необходимые испытания, зарекомендовав себя с самой лучшей стороны.

Но прогресс не останавливался ни на мгновение, семимильными шагами продвигаясь к абсолютному совершенству...

К тому времени, когда до столкновения трех вселенных оставалось чуть менее двух лет, было выпущено несколько единиц синетов третьего поколения, отличавшихся от первого образца настолько же, насколько мощный компьютер отличается от обыкновенного калькулятора. Это уже был если не гигантский прорыв технической мысли, то, по крайней мере, большой скачок вперед. Ученым удалось сделать, казалось бы, невероятное: за столь короткий срок создать прототип суперчеловека.

Однако процесс непосредственного изготовления синета был трудоемким и чрезвычайно филигранным. В силу ряда объективных причин годным признавался только один из нескольких тысяч образцов. Что делало все предприятие баснословно дорогостоящим.

Один искусственный человек по себестоимости равнялся чуть ли целой космической программе. И если бы речь не шла о спасении мира, то никто и никогда не стал бы тратить столь чудовищные средства и ресурсы на разработку этого направления.

Порождения человеческого разума многократно превосходили людей по всем показателям, но, пожалуй, самым главным качеством синетов было то, что они могли проникать сквозь плотную ткань мироздания в параллельные вселенные. Люди же в силу своей природы такой возможности лишены. Поэтому совсем не удивительно, что все надежды данного мира были связаны с группой под кодовым названием «V» — от латинского «victoria», то есть «победа»...

Их было пятеро — Эве, Алу, Сол, Тил и Кат. Шестым и главным в группе являлся Торм, уникальность которого состояла в том, что он на полшага опережал своих подопечных, являясь переходной моделью от третьей к четвертой серии. Другими словами, его можно было обозначить как «синет 3. 5». И главные отличия его от предшественников касались в основном интеллектуального уровня. Торм умел мыслить не только логическими, но и внелогическими, интуитивными категориями, что было поистине грандиозным прорывом в области искусственного интеллекта. Лидер группы был гибче, умнее и хитрее всей остальной пятерки, вместе взятой. Если же принимать во внимание тот факт, что синеты могли использовать коллективное мышление (их разумы были способны объединяться наподобие компьютеров, связанных в локальную сеть), становилось ясно, что данной группе было по силам решить практически любую задачу. В том числе и ту, которую поставили перед ними их непосредственные создатели — люди. И цель эта была проста и понятна, потому что закладывалась чуть ли не на генетическом уровне, с самого рождения цивилизации: «Убивай или умри», или, другими словами: «В борьбе за место под солнцем выживает сильнейший».

* * *

ЛСД по-прежнему не приходил в сознание. Нижняя половина лица была залита кровью — обильное кровотечение из носа не останавливалось. Кроме того, тонкая струйка, сочащаяся из уха, медленно стекала по шее, чтобы, скрывшись под воротником, впитаться в и без того уже намокшую от крови рубашку. Организм порождающего иллюзии просто не выдержал мощной перегрузки, вызванной ужасами своей же ментальной атаки, и сейчас его владелец жестоко расплачивался за слишком далеко зашедшие эксперименты над сознанием.

«Кто знает, какие кошмары роятся сейчас в его голове», — устало подумал Вспышка, бегло осмотрев напарника и наскоро сделав ему пару уколов из аптечки первой помощи, после чего вернулся к более насущным проблемам.

Из-за смерти Кары и необъяснимого поведения Альфы командование операцией автоматически перешло к нему, Вспышке, как к последней боеспособной единице некогда многочисленного подразделения. Он поддерживал постоянную прямую связь с полковником Фабелом, но всерьез это помочь не могло. При возникновении любой внештатной ситуации нужно будет немедленно принимать решение в соответствии с обстановкой, для чего требуется нечто большее, чем мгновенная реакция: нужно иметь талант и способности руководителя. Вспышка же всегда был всего лишь прекрасным исполнителем, и не более. И он реально оценивал свои способности, прекрасно осознавая границу своих возможностей.

— Просто оставайся на связи и четко следуй за машиной. — Казалось, полковник прочитал мысли своего подчиненного и решил вселить в него уверенность.

— Ясно. — Короткий скупой ответ подразумевал намного больше, чем простое исполнение приказа, и они оба — командир и боец, по многолетней привычке, выработанной совместной работой, поняли то, что осталось недосказанным.

— Тогда действуй.

Вертолет преследовал машину с подозреваемым на предельно допустимой в городских условиях высоте. Если бы это была легкая и намного более маневренная полицейская «вертушка», задача хоть и ненамного, но все же упростилась бы. Однако невозможно предусмотреть все — изначально они отправлялись на задание как группа десанта, целью которой было захватить Чужого на Земле, в конкретно заданной точке. Никто не рассчитывал на подобное развитие событий, поэтому сейчас приходилось идти на определенный риск.

Вспышка уже был в курсе того, что в их направлении следует вертолет полицейско-патрульной службы и еще одна боевая машина с группой захвата на борту. Но помощь должна была подоспеть в течение ближайших пяти-десяти минут, за которые этот проклятый сумасшедший водитель без глаза и с застрявшим в голове осколком гранаты мог запросто уйти, затерявшись среди переплетения городских магистралей на модифицированной модели и без того мощного спортивного автомобиля.

Водитель был одним из сотрудников Фабела, поэтому Вспышка прекрасно знал, на что способен этот во всех отношениях ненормальный человек, и не строил иллюзий, что предстоящая погоня обойдется без сюрпризов и неожиданностей.

И сюрпризы действительно не заставили себя ждать.

* * *

Мы мчались по улицам города, на который уже мягко опустились летние сумерки. Мчались со скоростью не просто сумасшедшей, а совершенно безумной. Так можно гонять только по специально предназначенным для этого трассам «Формулы-1», а не по общественным магистралям в плотном потоке городского транспорта.

Окончательно придя в себя и выяснив отношения с железной напарницей, я переключился на дорогу и сразу же пожалел, что сделал это: когда речь идет о твоей безопасности, всегда лучше оставаться в блаженном неведении, чем знать горькую правду.

— Милая, тебе не кажется, что на такой бешеной скорости мы даже не успеем ничего почувствовать, если вдруг произойдет какой-нибудь инцидент?

— У нас на хвосте висит вертолет преследования, к которому скоро присоединятся еще два или три. Если мы не оторвемся от него в течение ближайших пяти минут, то нас плотно обложат со всех сторон. После чего, во избежание нежелательных последствий, или, как ты только что удачно выразился, инцидентов, мне придется просто-напросто убить тебя.

Я скривил рот в невеселой усмешке. В последнее время моя верная спутница все больше и больше походила на человека. Эти ее «нежелательные последствия» вместо казенно-официального «во избежание пленения на поле боя», как и шпилька с «инцидентом», наглядно свидетельствовали о том, что искусственный интеллект ни минуты не стоит на месте, находясь в постоянном процессе самообучения и совершенствования.

— Водитель за рулем этой машины, — как ни в чем не бывало продолжала она, будто и не заметив моей реакции, — безумен даже с МОЕЙ, нечеловеческой точки зрения, потому что у него в голове плотно застрял осколок гранаты, но в данный момент я не могу предложить никакой альтернативы, поэтому остается надеяться, что в каких бы немыслимых далях ни блуждало его сознание, ситуацию на дороге он все-таки контролирует.

Ответ меня, мягко говоря, не слишком-то обнадежил.

— А как же твои любимые процентные выкладки? — Мне по-прежнему не давала покоя мысль, что подобные поездки обычно добром не кончаются.

Нельзя слишком долгое время играть в «русскую рулетку», потому что рано или поздно пуля в барабане револьвера займет положение, следствием которого будет сквозное отверстие в голове азартного игрока. В нашем случае в роли этой пули могла выступить любая случайность — начиная от пешехода, перебегающего улицу в неположенном месте, и кончая несвоевременно переключившимся светофором.

— В районе сорока процентов мы пока еще уверенно держимся.

Тут же, как будто нарочно, для того чтобы опровергнуть ее слова, раздался отчаянный визг тормозов и машину резко бросило вправо — так, что я чуть было не выбил головой боковое стекло. А затем — не могу утверждать наверняка, но, по крайней мере, мне так показалось — левые колеса оторвались от земли, и несколько мгновений наше транспортное средство двигалось только на правых. Машина как бы зависла в воздухе, решая про себя, перевернуться ей прямо сейчас или все-таки подождать более подходящего случая. Но буквально секунду спустя она качнулась влево и, встав на все четыре колеса, продолжила безумную гонку.

— Мне кажется, честнее было бы сказать, что мы пока удерживаемся в районе пяти-десяти процентов, — с трудом выговорил я, сглатывая тугой комок в горле.

— Ничего подобного! — с каким-то нездоровым энтузиазмом воскликнула Милая.

Меня удивило ее поведение: казалось, эта бездушная железная коробка с начинкой из искусственного интеллекта заразилась веселым безумием, пронизывающим не только все существо одноглазого водителя, но и его машину вместе с пассажирами. Я прекрасно понимал, что подобный вариант исключен даже в принципе, но никак не мог понять, на чем базируется уверенность Милой в благополучном исходе нашей самоубийственной поездки. Впрочем, последующие ее слова несколько прояснили ситуацию:

— Три с половиной века назад в этом мире жил величайший математик и философ по имени Агель. Он доказал несколько теорем, оказавших огромное влияние на всю науку последующих столетий. Но самым своим великим достижением считал недоказанную теорему, названную его именем, — «теоремой Агеля». Чтобы не вдаваться в ненужные математические подробности, скажу просто, что теорема базировалась на парадоксе теории вероятности. Если подкинуть монету, то она упадет на землю либо орлом, либо решкой. Орел может выпасть два, пять, десять и даже сто раз подряд. А если так, то чисто теоретически ничто не мешает выпадать ему миллион раз подряд.

— И каким образом все это связано с нашим безумным другом? — Я никак не мог понять, куда она клонит.

— Я проанализировала ситуацию, которую мы только что благополучно пережили. Шансы избежать аварии составляли два из ста, шансы не слишком серьезно пострадать от ее последствий — пятнадцать из ста, а умереть на месте — все остальные восемьдесят три процента. Этот человек уже пятнадцать лет день за днем опровергает теорию вероятности, играя при шансах даже не пятьдесят на пятьдесят, а максимум пять к ста. И что интересно, — продолжала Милая, — Агель утверждал, что существует определенный количественный предел, перейдя который орел будет выпадать уже всегда. Математик даже намекнул в письме одному своему знакомому, что доказал эту теорему.

Я вспомнил о похожем случае с Ферма, великим математиком моего мира, точно так же посмеявшимся над всеми последующими поколениями, и в очередной раз утвердился во мнении, что люди везде одинаковы. Тщеславие и гордыня повсеместно идут рядом, рука об руку, и не важно, гений ты или ремесленник: природа человека от этого не меняется.

— А наш одноглазый приятель, — продолжала Милая, — по всей вероятности, уже давно перешел предел Агеля...

— Меня удивляет только одно, — начал я, — ты не только веришь во всю эту ерунду, но и еще пытаешься...

Однако закончить предложение не удалось — напарница оборвала меня на полуслове, и на этот раз вместо пространных объяснений она говорила предельно сжато, буквально вбивая слова-гвозди в мое бесконечно усталое сознание:

— Появился второй вертолет, он наводит на нас ракету... Цель захвачена... Произведен запуск...

— Произведен запуск, — механически повторил я, и только после этого отчетливо понял, что ракета класса «воздух-земля», выпущенная с борта военного вертолета, со скоростью 450 м/с устремилась к намеченной цели — то есть к нам.

Вероятнее всего, «вертушка» находится в пределах 2-3 километров, из чего в свою очередь вытекает, что у нас в распоряжении осталось от пяти до восьми секунд...

— Пошла вторая, — скупо сообщила Милая. — Без сомнения, нападающие решили подстраховаться.

«Война вступила в новую фазу, отныне пленных решили не брать», — вихрем пронеслась в мозгу не претендующая на оригинальность мысль, после чего все растворилось в безумном хаосе всепоглощающего огненного смерча.

* * *

Перед мысленным взором Вспышки неожиданно промелькнула картина двух мощных взрывов, разорвавших привычный ритм движения потока городского транспорта, — в том самом месте, где должна была находиться машина с Чужим. След ракетного двигателя, протянувшийся узкой полоской по нисходящей, не оставлял никаких сомнений — причиной обоих взрывов явились ракиты класса «воздух-земля», запущенные с борта летательного аппарата. Самолеты отпадали сразу же как абсолютно нереальный вариант, поэтому оставалось только одно — запуск произошел с вертолета.

— У нас есть ракеты? — не спросил, а почти прокричал Вспышка, обращаясь к пилоту.

— Что? — сконцентрировавшийся на управлении человек не сразу понял суть вопроса.

— На борту полный боекомплект?

Время стремительно утекало, словно мелкий песок между пальцев — неожиданные озарения провидца отставали от происходящего в реальности на десять — максимум пятнадцать секунд...

— Только обычный пулемет. — Летчик был удивлен самой постановкой вопроса и даже не пытался этого скрыть.

Действительно, зачем укомплектовывать десантную машину, к тому же проводящую операцию в городской черте, ракетами для борьбы с бронетехникой противника? Это было бы не просто нелогично, а в высшей степени глупо.

— Может быть, эти парни и таскают с собой полный джентльменский набор охотника, мы же предпочитаем летать налегке. — В голосе второго пилота слышалась плохо скрываемая ирония.

— О ком речь?

Вспышка был близок к панике — ситуация резко выходила из-под контроля.

— Около минуты назад на радаре появился еще один вертолет из обещанной группы поддержки, сейчас, судя по показаниям приборов, он находится чуть выше и сзади нас.

Решение пришло мгновенно:

— УНИЧТОЖЬТЕ ЕГО!

Второй пилот повернул голову к отдавшему приказ человеку, и в глазах у него не отражалось ничего, кроме вполне здорового любопытства. Не каждый день можно увидеть шутника с таким нездоровым чувством юмора.

— Это ведь не игра в солдатики, и мы не на войне, — сказал он как можно мягче. — Так что, я думаю, не стоит так...

— Сейчас они запустят ракету в машину с человеком, который является ключевой фигурой в уничтожении Таллоу. — Лицо Вспышки побелело от напряжения. — И если мы потеряем нашего подопечного, я не стану ждать, пока военный трибунал расстреляет нас на земле за невыполнение приказа, а вышибу тебе мозги прямо здесь...

Это всегда страшно — когда тебе в глаза смотрит пистолетное дуло, но особенно ужасно, когда оружие находится в руках безумца.

— Мы же не на войне... — Голос второго пилота прозвучал неестественно глухо, как будто у него не хватило дыхания четко произнести все предложение.

— Уже на войне... — Номер первый расставил все точки над «i», подтвердив слова Вспышки насчет воздушного удара по городской автомагистрали.

Еще секунду назад это казалось полнейшим безумием, а прямо сейчас пророчество неожиданно воплотилось в жизнь, перейдя из разряда фантастических предположений в жестокую и печальную реальность.

— Они только что запустили первую ракету... И — вторую, — добавил первый секунду спустя, а затем без всякого перехода, почти буднично сообщил: — Я атакую...

Несмотря на всю легкость слов, решения, подобные этому — работать на поражение в черте города, против своих же коллег по цеху, — всегда принимать предельно тяжело. Кто знает, может быть, в кабине вертолета, за одну секунду превратившегося из своего в чужой, сидит бывший сослуживец или однокашник по летному училищу — человек, рядом с которым прошла твоя молодость. И вот сейчас нужно отбросить все эмоции и сосредоточиться на том, чтобы выполнить боевую задачу по уничтожению потенциального противника. Чувства и мысли нужно оставить на потом, разбор полетов будет позже... Если вообще будет.

К чести командира экипажа стоит сказать, что он быстро справился со своими демонами сомнения, загнав их глубоко внутрь мятежного сознания.

«Разбираться будем потом», — сказал он сам себе, после чего выбросил из головы все несущественное, полностью сконцентрировавшись на предстоящей борьбе.

Позиция была не самой лучшей — цель находилась сзади и сверху, и, судя по тому, что противник уже выпустил пару ракет «воздух-земля», на борту у нее полный боекомплект, включая и оружие класса «воздух-воздух». Имея в своем распоряжении лишь четырехствольный вращающийся блок пулеметов калибра 12,7, рассчитывать приходилось только на внезапность нападения и, разумеется, на профессиональную подготовку пилота.

На боевом языке подобный маневр называется «горизонтальные ножницы» — вертолет совершает энергичный разворот на цель (набор высоты с одновременным разворотом на заданный угол), затем проводит обратный форсированный разворот — и выходит в заднюю полусферу противника, после чего использует все доступные средства для уничтожения врага.

В запасе атакующей стороны было от трех до пяти секунд, все зависело от того, насколько быстро среагирует летчик противника на резко изменившуюся ситуацию: боевой маневр — слишком ярко выраженное действие, не оставляющее никаких сомнений относительно дальнейшего развития событий. Если кобра неожиданно встала в стойку, это значит только одно — она будет атаковать.

У настоящих профессионалов выработан автоматический рефлекс на подобные ситуации. А в том, что «вертушкой», уничтожившей машину Чужого, управлял опытный летчик, сомневаться не приходилось. Подобное задание — нанести удар но оживленной транспортной магистрали в черте города — зеленому новичку не доверят. На такое может решиться только крайне выдержанный человек с очень крепкими нервами. И такому не понадобится слишком много времени, чтобы среагировать на внезапно возникшую угрозу, приняв соответствующие меры.

Вертолет, в котором находился Вспышка, заложил слишком резкий вираж, что было чревато превышением допустимой частоты вращения несущего винта и опасным сближением лопастей с хвостовой балкой. В обычной ситуации риск был бы неоправданно велик, но в данном случае недостаток вооружения мог компенсироваться только стремительностью маневра. Специфика воздушного боя с использованием пулемета или пушки в качестве основного оружия диктует необходимость занять определенное положение в пространстве относительно вертолета противника. И ради достижения этой цели приходилось идти на риск. К счастью для себя, Вспышка обладал очень поверхностными сведениями о методах и специфике вертолетных дуэлей, поэтому воспринял чересчур резкий маневр как нечто само собой разумеющееся.

Если отбросить в сторону различные аспекты морального плана (в столкновении участвовали представители одной и той же нации, присягавшие на верность стране и президенту), то создавшаяся ситуация была точной копией классического учебного пособия по азам вертолетного боя, согласно которому, обнаружив противника в задней полусфере, подвергшийся нападению летчик прибегает к резкому торможению путем поворота вертолета вокруг поперечной оси с резким набором высоты и последующей атакой.

Воздушный бой в чем-то схож с игрой в шахматы. При том что на первый взгляд количество вариантов развития событий кажется безграничным, на самом деле классических дебютов, как и маневров, предшествующих атаке, не так уж и много. Десятка два максимум. Действия и противодействия обеих сторон сводятся чуть ли не к автоматическому передвижению фигур (винтокрылых машин) по доске пространства и времени. И только ближе к середине партии в общем плане из отдельных мелких фрагментов вырисовывается преимущество одной или другой стороны, которое в конечном итоге приводит к победе в эндшпиле.

Имея фору во времени около трех секунд, вдобавок совершив невероятно рискованный маневр, атакующая машина вышла на огневую позицию как раз в тот момент, когда «вертушка» противника только начала набирать высоту.

Сам не зная почему, пилот еще успел задержать дыхание, а побелевший от напряжения палец уже судорожно вдавил до упора кнопку гашетки, после чего четыре пулеметных ствола выплюнули в пространство раскаленный рой безжалостных пуль, устремившихся к жертве словно стая гончих, почуявших свежую кровь.

Сумерки еще недостаточно сгустились, поэтому человек, нажавший на гашетку, успел заметить, что длинная очередь достигла цели.

Остекление кабины вертолета выдерживает попадание пуль калибром до 12. 7 мм, а также частично спасает от мелких осколков снарядов. Это — в теории и только если речь идет об одной или нескольких пулях. Но очень часто на практике дела обстоят совершенно иначе.

Плотность огня была слишком велика, поэтому стекло не выдержало сразу в нескольких местах. Две крупнокалиберные пули пробили навылет грудную клетку второго пилота, так что он умер мгновенно, даже не успев ничего осознать, а еще одна раздробила бедро того, кто минуту назад устроил пылающий ад внизу — на узкой ленте городской магистрали.

Вспышка увидел, как половина стекла кабины преследуемого вертолета расцвела темным пятном. Впечатление было такое, будто внутри неожиданно взорвался баллончик с распылителем, хаотично разбрызгав краску во все стороны. Но все, кто находился внутри крылатой машины преследования, прекрасно знали, что это взорвался не баллончик с краской — это только что прервалась чья-то жизнь.

После кратковременной потери сознания от болевого шока пилот, получивший страшное ранение в область бедра, пришел в себя и даже попытался завершить начатый маневр, чтобы уйти с линии огня. Но потрясение было слишком велико, а боль, заполнявшая сознание, не позволила сконцентрироваться на выполнении виража, поэтому рука, вместо того чтобы плавно перевести рукоятку управления из одного положения в другое, резко дернула и... Огромная стальная птица клюнула носом, стремительно завалилась набок, после чего, разом превратившись в неуправляемый кусок металла, обильно начиненного электроникой, нелепо кувыркаясь и молотя бесполезными и уже ни на что не способными винтами, устремилась к земле...

Цветные огни закружили стремительный хоровод перед глазами теряющего сознания от перегрузки пилота, и в эти последние отпущенные ему мгновения он так и не понял, что эти огни — не что иное, как смеющиеся и торжествующие глаза огромного полубезумного города. Города, на улицы которого несколько минут назад он принес смерть на крыльях двух ракет класса «воздух-земля».

Человек летел в черную бездонную пропасть, и ад следовал за ним, а город все смеялся и смеялся, перемигиваясь тысячей освещенных окон. И продолжалось это до тех пор, пока на теле огромного мегаполиса не расцвел еще один кроваво-огненный цветок — взрыв был настолько мощным, что в радиусе целого квартала выбило почти все стекла в домах. Но тот, кто стремительно рухнул с более чем двухкилометровой высоты, уже не знал об этом. Его глазницы были пустыми и бесчувственными, как проемы разлетевшихся вдребезги окон...

 

3

Звонок в дверь прозвучал настолько неожиданно, что толстый Нэд — хакер, известный в чрезвычайно узких кругах под ником Память, — вздрогнул от неожиданности. В такое позднее время он не ждал никаких гостей. Впрочем, он удивился бы гостям даже днем. Нэд вел слишком замкнутый образ жизни, в котором не было места никому и ничему, кроме компьютеров, всевозможного программного обеспечения и, разумеется, смысла всей его жизни — изысканного пьянящего наркотика под названием «Интернет». Бесконечный во времени и неисчерпаемый в пространстве мир Всемирной Паутины был слишком ярок и многогранен, чтобы отвлекаться на серую унылую обыденность. Мир, в котором жизнь текла по другим законам и в другом измерении, был для Нэда постоянной средой обитания. А все, что его окружало в реальной жизни, — лишь слабой тенью, сюрреалистическим сном, в который он изредка окунался, чтобы удовлетворить физиологические потребности организма — такие, как еда, сон, секс и выпивка.

Он был программистом если и не гениальным, то очень близким к этому уровню. И, что самое главное, у Нэда хватало ума не вступать в противоречия с законом и не использовать свои знания и способности в чисто криминальных целях. Он не взламывал базы данных банков, не подделывал кредитные карты и вообще не занимался чем-либо в этом роде. Потому что подобные операции — удел молодых дураков или умственно отсталых людей, так считал умудренный опытом Память, в молодости чуть было не загремевший в тюрьму из-за одной компьютерной аферы. С тех самых пор он был осторожен, оставил юношеские бредовые мечты о большом куше и довольствовался скромным, но стабильным доходом в 3 — 4 тысячи в месяц, который на совершенно легальных основаниях извлекал при помощи своего таланта из неисчерпаемо богатых недр Паутины.

Звонок прозвучал во второй раз, еще настойчивее, и Нэд вывел на экран монитора изображение с камеры наблюдения — миниатюрного, замаскированного под заклепку устройства, контролирующего область коридора непосредственно перед массивной железной дверью.

Квартира, которую Память купил с молотка на Интернет-аукционе, стоила поистине смешных денег, но при этом находилась в достаточно опасном «цветном» районе. И подобные меры безопасности — железные двери вкупе с системой видеонаблюдения — были в данном месте скорее закономерностью, нежели чем-то из ряда вон выходящим.

— Да?

Голос Нэда прозвучал не настолько уверенно, как хотелось бы, но динамик громкоговорителя последнее время постоянно барахлил, а исправить его никак не доходили руки, поэтому искаженно-дребезжащее «Да-а-а-а» никоим образом но выдало чувство тревоги, охватившее хозяина дома при виде странного незнакомца, появившегося у порога его квартиры.

— Открывай. — Ответ незваного гостя был не менее лаконичным, чем предыдущая реплика хакера.

Посетитель, так неожиданно вторгшийся в привычное уединение этого тихого вечера, не только вел себя странно, но и выглядел как-то не совсем естественно. Безукоризненно правильные черты лица напоминали скорее бездушный манекен, нежели обычного человека.

— А... э-э... зачем?

Нэд был настолько растерян, что не нашел ничего лучшего, как задать этот идиотский вопрос.

Одновременно в его голове стремительно прокручивалось слишком много разнообразных мыслей, но главенствовала, пожалуй, самая неразумная: почему этот незнакомец кажется ему не вполне человеком?

Руки, жившие отдельной жизнью, продолжали совершать сложные, стремительно-нервные пасси на клавиатуре, и в конце концов именно они привели его к ответу на этот непростой вопрос.

Увеличение лица незнакомца на полный экран выявило одну неправдоподобно устрашающую деталь — глаза этого альбиноса-манекена могли смотреть в противоположных направлениях. На такое способен хамелеон или какая-нибудь другая холоднокровная рептилия, но уж никак не человек.

Один глаз смотрел точно в камеру (вероятно, он без особого труда вычислил ее), а второй постоянно вращался в разные стороны, как бы контролируя все прилегающее к двери пространство.

— А... э-э-э... за-а-чем? — спустя несколько секунд Нэд повторил свой вопрос, но только теперь в его голосе звучала ничем не прикрытая паника — даже испорченный динамик не мог заглушить ужас, исходивший, кажется, из самых недр переполненного адреналином организма.

— Си-15. — Альбинос отвечал все так же коротко и сжато.

На этот раз он подкрепил свою реплику наглядным действием, вытащив и кармана плаща предмет, напоминающий большую старательную резинку — размером примерно с сигаретную пачку.

Не нужно было обладать специальной подготовкой и особыми знаниями, чтобы догадаться, что подразумевалось под термином «Си-15». Эта аббревиатура пластиковой взрывчатки, в восемь с половиной раз превосходящей по мощности тротил, так часто упоминалась в Интернете и средствах массовой информации, что не знать о ней было практически невозможно.

— А... э-э... — При виде взрывчатки, прикрепляемой к двери его собственной квартиры, у Нэда окончательно отказали голосовые связки...

— Открывай.

Страшный незнакомец вдавил капсюль в кусок невинного до этого момента «пластилина», мгновенно превратив его из ничем не примечательного химического соединения в мощную бомбу, способную не только начисто вынести массивную железную дверь, но и превратить в дымящиеся руины всю квартиру вместе с ее несчастным обитателем.

Проворные руки Памяти, в сумасшедшем темпе вводящие информацию с клавиатуры, зачастую опережали мысли своего хозяина. Вот и на этот раз палец нажал на кнопку дистанционного отпора замка, еще до того как хакер успел вообще что-либо подумать или принять осмысленное решение.

Бледнолицый манекен сделал всего один шаг — и оказался внутри квартиры. Его скупые движения были четко выверены и рассчитаны чуть ли не до миллиметра. Ему понадобилось ничтожное количество времени, чтобы захлопнуть дверь и пересечь комнату, оказавшись прямо за спиной Нэда.

— Управление спутниками-шпионами и вход на сервер правительства. — Казалось, этот ужасный голос принадлежит самому дьяволу.

— Но... это в принципе невозможно!

Как только речь зашла об узкоспецифических вопросах, сознание Памяти на какое-то мгновение прояснилось, и кто бы ни находился в его квартире — человек или адская тварь, оно должно было понимать, что взять под контроль систему военного спутникового наблюдения не то же самое, что разжиться ключами доступа к платному порносайту или...

— Постарайся.

Пистолет, приставленный к виску побледневшего хозяина, оборвал упорядоченный ход его мыслей.

На какой-то незначительный промежуток времени все опять смешалось в голове объятого ужасом хакера, а потом, как ни странно, его сознание успокоилось. Он неожиданно ясно осознал, что в любом случае дошел до финишной черты, за которой нет ничего, кроме бездонного провала свежевыкопанной могилы. Если он откажется, то этот проклятый манекен, кто бы он ни был, вне всякого сомнения, вышибет ему мозги, а затем спокойно и равнодушно покинет место преступления, ничуть не заботясь о том, что кто-то будет искать убийцу одинокого нелюдимого толстяка. А если согласится... Рано или поздно его все равно вычислят и разберут на запчасти бесцветно-равнодушные личности из соответствующих спецслужб — правительство не любит, когда в его военные секреты суют нос не в меру темпераментные энтузиасты.

— Ты убьешь меня, после того как я войду в систему? — На этот раз его голос звучал относительно спокойно.

— Это неразумно. Можешь еще пригодиться.

Данная реплика была не только самой длинной из всего сказанного бледнолицым хамелеоном, но и самой обнадеживающей. Память почему-то сразу и безоговорочно поверил, что этот холодно-бездушный манекен не лжет. Он чем-то напоминал машину и, скорее всего, мыслил так же — прямыми и короткими категориями. Ноль и единица — основные компоненты компьютерной логики, она не подразумевает промежуточного варианта. Либо «да», либо «нет». И никакой лжи посередине, потому что это просто-напросто неразумно...

«Ну что ж, — подумал про себя Нэд, — по крайний мере, можно попробовать замести следы. Конечно, все равно в конечном итоге меня вычислят, но к этому времени можно быть уже так далеко, что никто и никогда не найдет. К тому же... Интернет есть в любой части света, а значит, все не так уж и плохо... »

— Сколько дней у меня на работу?

— Три часа максимум.

— Сколько?!!

Пришелец проигнорировал этот вопрос. Он произнес все что хотел, и добавить к сказанному было совершенно нечего. Безжалостно-холодный манекен придвинул кресло, расположившись на расстоянии в пару метров за спиной растерянного хозяина, после чего нажал одну из нескольких кнопок на матово-черных наручных часах нелепой ромбовидной формы.

Время пошло, понял вспотевший от ужаса толстяк. Три часа — это 180 минут или 10 800 секунд, которые отделяют его либо от победы, либо...

Продолжать мысль не хотелось, поэтому он решительно оборвал ее посередине.

— Всего каких-то жалких 180 минут, — автоматически повторил Память, пальцы которого уже начали свой стремительный бег по поверхности клавиатуры, — или несчастных 10 800 секунд...

* * *

— Через пять секунд нас поразит ракета. Прими меры.

Слова Милой наверняка были адресованы не мне, потому что, находясь на пассажирском кресле, за оставшееся время я даже при всем желании никак не смог бы повлиять на ситуацию. Не знаю почему, но в эти последние отпущенные нам секунды, вместо того чтобы испугаться, я вдруг подумал о запредельной нереальности происходящего — мощнейший компьютерный интеллект обращается к откровенному безумцу с просьбой, смахивающей на детский каприз, основанный на наивной вере несмышленого ребенка во всемогущество взрослых: «Папа, ну сделай что-нибудь, ты же такой большой и все можешь»...

Ситуация была настолько неправдоподобна, что, не будь я свидетелем происходящего, ни за что и никогда не поверил бы в это.

«Ну что ж, Милую ты уже покорил, — подумал про себя я. — Удиви и меня, Агель... » Последнюю реплику я успел четко и внятно произнести вслух за мгновение до того, как ракета достигла цели.

— Удиви... — хотел было повторить я, но не успел: чудовищный взрыв прервал фразу на полуслове.

Охотник наконец-то настиг свою жертву.

Ракеты класса «воздух-земля» применяются в основном для уничтожения вражеской бронетехники, поэтому обладают значительным разрушительным потенциалом. Применять их против городского автотранспорта — то же самое, что охотиться на уток при помощи крупнокалиберного пулемета: цель просто разносит в клочья.

Я не знаю, как вообще можно совершить то, что сделал наш одноглазый безумец, но факт остаётся фактом — за оставшиеся четыре с небольшим секунды он увеличил и без того немыслимую скорость до совершенно запредельной и, поравнявшись с огромным фургоном для перевозки мебели, нажал на тормоз, резко вывернув руль влево, после чего колеса машины «встали колом» и она завалилась на правый бок.

Если бы человеческое восприятие было на несколько порядков более быстрым, то хронология событий выглядела следующим образом.

От жесткого столкновения с землей все стекла в автомобиле разом лопнули, мгновенно превратившись в мелкое крошево, которое непременно впилось бы тысячей ледяных осколков в лица сидящих внутри людей, если бы не сработавшие подушки безопасности (спереди и по бокам), самоотверженно принявшие на себя град зеркальных стрел. А затем, с опозданием на сотые доли секунды, когда сознание еще даже не успело ничего как следует воспринять, в днище автомобиля, находившееся в этот момент в вертикальном положении, ударила взрывная волна, прошедшая сквозь разорванный на куски мебельный Фургон — ракета с лазерной системой наведения, предназначавшаяся нам, поразила грузовик, в самый последний момент вставший непреодолимой преградой на ее пути.

Если бы основной удар пришелся не на днище — единственную часть в машине, способную выдержать последствия взрыва, — а на кузов, нас бы просто-напросто смяло, словно одноразовый пластиковый стакан, скомканный после использования и выброшенный за ненадобностью в ближайшую урну. Но, к счастью, теорема старины Агеля сработала и на этот раз — судьба по-прежнему благосклонно взирала на безумства своего одноглазого любимца, и, вместо того чтобы мгновенно погибнуть, выбыв из игры, мы продолжали эту затянувшуюся партию, где монета постоянно выпадала одной стороной...

Взрывная волна, ударившая в дно, была настолько сильной, что полуторатонную машину подбросило в воздух и два раза перевернуло вокруг продольной оси, после чего она врезалась в огромную стеклянную витрину продовольственного супермаркета.

Автомобиль, преодолев по воздуху не менее пяти метров и пробив толстое стекло, влетел в магазин, преследуемый огненным смерчем. Чудовищный удар о пол, который наверняка бы завершил то, чего не удалось сделать взрывной волне, был смягчен стендом, забитым коробками с мучными полуфабрикатами, хлопьями и прочей быстро приготовляемой дешевой ерундой.

Прошла, казалось, вечность, в течение которой мир кружился перед моими глазами, пестря крикливыми кислотно-безвкусными красками, а затем, с отчаянным скрежетом сминаемого металла и грохотом рушащихся полок, мы наконец замедлили свое разрушительное движение и спустя несколько секунд окончательно остановились.

Машина лежала на правом боку, так что я оказался в самом низу — полусидя-полулежа в неудобной позе. Ужасно болела голова, и кровь из рассеченной брови заливала лицо, но в остальном, как это ни странно, все было более или менее в порядке. Правда, в ушах стоял нескончаемый потрескивающий шум, почти как в динамиках радиоприемника, потерявшего настройку, но по сравнению с тем, что нам пришлось пережить, это казалось сущим пустяком.

— Что это за гул? — спросил я у Милой, когда мне все-таки удалось сконцентрироваться на текущем моменте.

— Не надо так кричать. У тебя чуть было не лопнула барабанная перепонка, и шум в голове является следствием легкой контузии. Через несколько минут он пройдет. Но не советую тебе просто сидеть и ждать. Нам нужно как можно скорее выбираться из машины и через служебные помещения, план которых у меня уже есть, следовать на подземную автостоянку персонала этого супермаркета. Очень скоро здесь будет слишком много людей из полиции и военного ведомства, так что, сам понимаешь, — уходить нужно немедленно.

Да, действительно, уходить нужно было как можно скорее, но несколько лишних секунд в данном случае не сыграли бы никакой роли. Поэтому, вместо того чтобы сразу отстегнуться и выбраться наружу через разбитое лобовое стекло, я запрокинул голову и посмотрел на водителя, удерживаемого ремнем безопасности в неудобном полувисячем положении. В этот момент он был похож на огромную летучую мышь, распластавшую свои руки-крылья над бескрайней тьмой, затопившей миры.

«Вечная тьма действительно скоро затопит этот мир», — с непонятным сожалением подумал я, после чего спросил, обращаясь к водителю:

— Ты в порядке?

Единственный здоровый глаз с трудом приоткрылся и попытался сфокусироваться на мне, что в конечном итоге ему удалось, а затем рот на залитом кровью лице растянулся в некоем подобии улыбки (больше смахивающем на оскал) и произнес несколько слов, которых я не услышал.

— Что он говорит? — спросил я Милую.

— Если опустить все лишнее, эмоционально-нецензурное, то одноглазый считает, что это был лучший трюк в его жизни. И еще: его несказанно радует, что недавно поставленные усиленные стойки выдержали запредельную перегрузку, не дав крыше смяться к чертовой матери.

— Это было действительно что-то... — сказал я, слегка похлопав его по плечу — жест, обозначающий в моем мире слишком сложную гамму чувств, чтобы можно было выразить его простыми словами.

Водитель еще раз улыбнулся, но теперь уже немного человечнее, после чего мы расстались, чтобы не увидеться уже никогда.

— Он выживет? — спросил я у Милой, с трудом выползая из покореженной машины.

— Пара сломанных ребер, вывих плеча, оторванный мизинец и очередное сотрясение мозга дают все основания полагать, что наш безумный друг уже через пару месяцев снова будет в строю. Так как наша миссия по уничтожению данного мира должна закончиться намного раньше, я не вижу никаких причин ликвидировать его прямо сейчас.

— А ты начинаешь проявлять первые признаки человечности.

— Нет, в данном случае мной движет голый рационализм — не стоит отвлекаться и тратить силы на то, что не представляет для нашего задания никакой опасности. Хотя, — продолжила она после некоторой паузы, — не буду скрывать, в данном случае мной движет также определенный, чисто исследовательский интерес — насколько далеко расположен предел возможностей Агеля.

— Ты же утверждала, что этого предела вообще нет, — напомнил я, быстрым шагом двигаясь к выходу в служебные помещения.

— Если бы это было так, то наш одноглазый друг не мог бы умереть в принципе и являлся бы бессмертным божеством — неотъемлемой и неотделимой частью этой вселенной. Но так как богов придумали люди, чтобы заглушить свой извечный первобытный страх перед неотвратимостью смерти, то мы отметем данную теорию как не выдерживающую критики...

— Извините, но вам сюда не...

Охранник, пытавшийся преградить дорогу после того, как я миновал дверь служебного входа, не успел закончить фразу, потому что короткий резкий удар в солнечное сплетение вычеркнул из его сознания все остальные мысли и желания, кроме одного — втянуть в легкие хотя бы малую толику воздуха. Почти не замедлив шага, я вытащил короткую резиновую дубинку из чехла, крепившегося к поясу человека, согнувшегося в полуприседе, и проследовал дальше. Примитивное оружие, конечно, не могло сравниться с пистолетом, но это было все же лучше, чем совсем ничего.

Быстро миновав пару коротких коридоров и спустившись по лестнице в подземный гараж, я столкнулся с тремя инкассаторами, которые везли на специальной тележке дневную выручку к бронированному автофургону. После двух мощных взрывов, прозвучавших около четырех минут назад, они были предельно внимательны, не исключая возможность вооруженного нападения. Все имели при себе компактные короткоствольные автоматы и, похоже, были готовы к любым неожиданностям.

— Милая, ты что, не могла взять под контроль пункт видеонаблюдения этого никчемного магазина? — В моем вопросе была ничем не прикрытая, откровенная злость.

Расклад был — хуже некуда. Узкий длинный коридор, с одной стороны которого — трое вооруженных автоматами людей, а с другой — усталый, окровавленный и чрезвычайно подозрительный на вид оборванец с резиновой дубинкой в руках. Приблизительно пятнадцать метров, разделяющие противников, и дурацкая до невозможности ситуация — мне нужно просто выйти, но деньги... Проклятые деньги, которые никак не дадут нам договориться...

— В этом супермаркете нет камер видеонаблюдения, контролирующих служебные помещения. — Милая говорила предельно сжато и быстро. — Прямо сейчас поднесешь телефон к уху и громко, испуганно прокричишь: «Они идут к выходу, встречайте их!!!» — после чего резко шагнешь в дверной проем, откуда только что вышел.

У меня не было времени на глупые вопросы, поэтому я сделал в точности так, как она сказала: произнес требуемую фразу и ушел с линии огня, шагнув в дверь на лестничную площадку.

Милая все рассчитала абсолютно точно. После такой информации инкассаторам не оставалось ничего иного, как изменить маршрут движения, повернуть назад, добраться до первого же офиса или служебного помещения, забаррикадироваться там и дожидаться подкрепления. Это было бы вполне логично. И, надо отдать им должное, именно так они и поступили: выбили первую попавшуюся дверь (она оказалась примерно в пяти метрах от лестничной площадки), завезли телегу со своим бесценным грузом и... И вот тут они совершили непростительную ошибку, стоившую здоровья, если не жизни, по крайней мере одному из команды.

Двое остались внутри офиса, а третий, предельно осторожно, с автоматом наизготовку, подобрался к двери, в проеме которой скрылся подозрительный незнакомец.

Из каких побуждений он совершил этот глупый маневр, мне неизвестно, но благодаря его нелепой выходке я оказался опять при оружии.

Инкассатор делал все грамотно, контролируя зону возможного появления противника, но упустил из виду одно обстоятельство — напасть могут и снизу.

Я стоял на коленях, опираясь о пол правой рукой, а в левой, чуть отведенной назад, держал свое оружие. В тот момент когда Милая, сканирующая передвижения охранника, коротко приказала: «Сейчас», — тело подалось немного вперед, рука описала длинную дугу, и дубинка со страшной силой ударила по ногам противника... Он рухнул как подкошенный.

Нападение было настолько неожиданным, что инкассатор упал, даже не успев сгруппироваться, и со всего размаха ударился головой о бетонный пол. Может быть, от этого удара или вследствие болевого шока (не исключено, что нога была сломана) он сразу же потерял сознание.

В течение следующего короткого промежутка времени автомат сменил владельца, а я в темпе вытащил из подсумка два дополнительных магазина, и теперь путь к гаражу вновь был свободен. Но...

Эта команда или слишком долго работала без происшествий, или просто была недостаточно компетентной, забыв, что главной задачей инкассаторской службы является охрана доверенных ей ценностей, а не преследование и уничтожение вооруженных преступников. Фраза «Нам не нужны герои!» могла бы стать лозунгом людей, отвечающих за транспортировку денег, но, к сожалению, не стала...

Вместо того чтобы остаться внутри помещения, держа под прицелом единственный вход, один из двоих оставшихся охранников шагнул в дверной проем с целью узнать, что случилось в коридоре.

Он был вооружен, опасен и — что, пожалуй, самое главное — непредсказуем. Мне совершенно не хотелось убивать постороннего, ни в чем не повинного инкассатора, но выхода не было...

Короткая прицельная очередь отбросила тело в глубь помещения, так что человек не успел ничего осознать, и, не задерживаясь более, я побежал к сектору, в котором располагалась подземная автостоянка. Не было никаких причин волноваться из-за возможности удара в спину. Даже если бы последний из оставшихся в сознании членов группы оказался настолько безумен, что, вопреки всякому здравому смыслу, решился покинуть свое убежище и лично выяснить, что случилось в коридоре, — даже в этом случае Милая предупредила бы меня о его перемещении.

«Смерть собрала очередную кровавую жатву, — отстраненно подумал я. — Впрочем, не первую и далеко не последнюю».

В этом утверждении не было ни капли лжи. Миссия, возложенная на мои плечи, только начиналась, а бесконечно длинный кровавый шлейф, тянущийся за мной по пятам, уходил, казалось, в саму бесконечность.

 

4

Во время разговора с Вивьен Зет получил сообщение о том, что в машину с Чужим выпущены две ракеты.

— Извините, мне нужно идти. — Его бесцветное лицо не выражало никаких эмоций, но, судя по резкости, с которой аналитик оборвал разговор и поднялся, чтобы покинуть помещение, случилось что-то из ряда вон выходящее.

Они еще не были партнерами в прямом смысле этого слова. Скорее, играли или делали вид, что играют, на одной стороне. Поэтому у Зета не было оснований делиться полученной информацией с новообретенным союзником. Тем более что эта самая информация на данный момент была слишком скудной, чтобы на ее основании делать какие-либо выводы.

Человек полковника Фабела коротко передал по рации, что вертолет поддержки, присоединившийся к преследованию, совершенно неожиданно нанес ракетный удар по автомагистрали. После чего завязался воздушный бой, в результате которого «вертушка», пытавшаяся уничтожить Чужого (или, что вероятнее всего, — успешно уничтожившая его), была сбита и рухнула на жилые кварталы города.

«Ракета с лазерной системой наведения обеспечивает девяностопятипроцентную вероятность попадания. Они подстраховались и выпустили две ракеты. Следовательно, — лихорадочно размышлял про себя аналитик по пути к кабинету, — шансов, что Чужой ушел, практически нет. Будь он человек или киборг, теперь от него осталась разве что кучка пепла. А значит, оборвалась единственная ниточка, способная привести к спасению мира...»

— Проклятые идиоты!!! — Зет не сдержал приступ гнева, шедшего из самого сердца.

Следовавший чуть сбоку и сзади секретарь впервые за всю работу с начальником видел подобную вспышку ярости, но был слишком хорошо вышколен, чтобы позволить себе удивиться вслух или хотя бы мимикой выказать легкое недоумение.

Все люди этой закрытой организации отбирались предельно тщательно. Они имели чрезвычайно высокий показатель IQ, одновременно являясь чуть ли не самыми высококлассными специалистами — каждый в своей области.

— Немедленно ко мне Фабела с двумя его самыми надежными людьми, — ровным тоном скомандовал Зет. Вспышка эмоций прошла так же быстро, как и началась. — Оцепить зону взрыва и просеять до миллиметра все прилегающее пространство. Мне нужны останки Чужого и заключение специалистов, что он собой представлял. Также, не позднее чем через двадцать минут, я хотел бы видеть у себя генерала Коррела. Узнайте, к какой военной базе был приписан уничтоженный вертолет и кто отдал приказ об атаке. И еще, пожалуй, самое главное... — Он выдержал незначительную паузу, прокручивая в голове все детали, после чего сухо закончил: — С этого момента наше учреждение переходит на режим работы «А2».

Секретарь никогда не задавал уточняющих вопросов и уж тем более ничего не записывал. Его память была почти совершенной, вмещая в себя невероятное количество информации, так что ему не составляло особого труда с точностью до буквы припомнить три страницы бегло прочитанного текста.

Маркировка «А2» обозначала режим работы после нанесения противником термоядерного удара, в результате которого уничтожена вся верхушка военной и правительственной власти в стране. Другими словами, начиная с этого момента Зет неофициально брал в свои руки всю полноту власти, и если бы он посчитал целесообразным физически устранить президента или смести ядерными смерчами половину территории земного шара, то, при непосредственной поддержке генерала Коррела, у него нашлось бы достаточно средств и возможностей, чтобы произвести эти акции.

— Еще что-нибудь?

— Пока все.

Зет вошел в кабинет, ставший за последние два года для него и домом, и рабочим местом, и всем остальным, вместе взятым, и устало опустился в мягкое кресло.

«Все напрасно», — обреченно подумал аналитик. Предельная концентрация всех умственных и физических ресурсов огромной организации была перечеркнута одним нажатием пальца, пославшим ракету на встречу с захваченной целью. Плюс ко всему этому выясняется, что в конторе находится «крот», сливший информацию о Чужом кому-то в военной верхушке. Причем весь предыдущий опыт подсказывает, что «крот» этот может быть двойным или даже тройным агентом. Он прекрасно понимает, что в любом случае при разоблачении ему грозит смерть, поэтому нет особой разницы, кому и в каких количествах продавать одну и ту же информацию. Главное, чтобы заказчики хорошо платили. А если работать на двух или трех хозяев, то и денежное вознаграждение возрастает в несколько раз.

— Как только прибудет Фабел с людьми, пригласите ко мне доктора Таскена. До их прихода меня ни для кого нет.

Палец отжал кнопку селектора, после чего Зет откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он уже давно научился спать при любых обстоятельствах и в любом положении.

«Бессонница — прерогатива людей со слабыми нервами, — однажды сказал старый, убеленный сединами человек, жизненный путь которого впоследствии стал примером для аналитика. — А слабые нервы в нашем деле — непозволительная и опасная роскошь».

У Зета было все в порядке и с нервами, и со сном. Пятнадцати минут, которые прошли со времени разговора с секретарем до появления на пороге его кабинета полковника Фабела и доктора Таскена, хватило если не для того, чтобы полноценно отдохнуть, то хотя бы на то, чтобы слегка пополнить запас энергии, необходимой для продуктивной работы.

— Проходите, садитесь. — Хозяин кабинета говорил скупо и только по существу. — У нас возникла серьезная проблема...

Телефонный звонок по внутренней линии оборвал его на полуслове.

— Да. — Аналитик даже не пытался скрыть недовольство.

— Чужой выжил. — Голос секретаря звучал как всегда ровно и бесстрастно. — Только что поступила достоверная информация, подтвержденная сразу несколькими источниками: машина, в которой он находился, была отброшена взрывной волной в витрину близлежащего магазина, после чего объект выбрался из останков автомобиля и ушел через служебные помещения.

— Кто дал показания?

— Водитель полковника Фабела, несколько гражданских свидетелей и один инкассатор, на которого Чужой наткнулся по дороге к подземной автостоянке.

«Пять минут на то, чтобы достигнуть гаража и завладеть машиной, — подумал аналитик, — еще десять — на дорогу. Имея такую фору во времени, он уже может быть где угодно. Невозможно обнаружить в многомиллионном ночном мегаполисе одного-единственного человека, к тому же способного с легкостью, не доступной обычным смертным, изменять свою внешность. Попытка перекрыть выходы из города также ни к чему не приведет. Пока будет отдан приказ, пока придет в действие многотысячная инертная военно-полицейская машина, время будет упущено и крыса выскользнет из западни».

— Понял, — коротко бросил Зет и положил трубку.

Известие о том, что Чужой каким-то чудом выжил, обнадеживало, но никоим образом не приближало руководителя операции к решению проблемы в целом. Несколько секунд он напряженно обдумывал создавшуюся ситуацию, а затем, видимо придя к какому-то заключению, обратился к. посетителям:

— У нас в конторе сидит «крот» или даже несколько «кротов». Ваша задача: используя кардентобетазинтол, выявить предателя или группу предателей в кратчайший срок.

Препарат, известный в узких кругах под названием «кардентобетазинтол», действовал наподобие «сыворотки правды», только более быстро и эффективно, однако при этом имел ряд специфических особенностей, из-за которых его практически никогда не применяли. К этим особенностям стоило отнести массу побочных эффектов, которые в конечном итоге могли привести даже к смерти человека, подвергаемого воздействию препарата.

— Но... — Видимо, Таскен хотел что-то возразить или напомнить Зету о потенциальной опасности данного вещества, но в последний момент передумал и замолчал.

— Если нет вопросов — начните с моего секретаря и начальника службы безопасности. Эти люди нужны мне прежде всего и должны быть в строю как можно быстрее.

Даже при самом благоприятном исходе человек окончательно приходит в себя не ранее чем через два-три часа после принятой дозы. Кому как не доктору Таскену было знать об этом? Однако у начальства была своя точка зрения по данному вопросу, и спорить было совершенно бессмысленно.

— О полученных результатах сообщать немедленно. — Зет переключился на показания монитора, давая понять, что аудиенция окончена.

Посетители тихо поднялись с кресел и, не проронив ни единого слова, покинули стены кабинета. Предстояло слишком много работы (учреждение насчитывало около 80 сотрудников), которую нужно выполнить в предельно сжатые сроки.

— Почему шеф не включил и меня в список подозреваемых? — Уже в приемной доктор наконец решился задать вслух вопрос, мучивший его все это время.

— Потому что, во-первых, вы нужны для работы, а во-вторых, являетесь последним в списке тех, кто имеет доступ к секретной информации.

Ответ полковника явно приободрил Таскена.

— И это означает, что... — начал было он.

— Это означает только одно. — Фабел расставил все точки над «i». — Вас проверят в самую последнюю очередь и, быть может, ограничатся только «сывороткой правды», не прибегая к помощи потенциально опасного кардентобетазинтола...

* * *

Из всего автопарка, представленного на этой подъемной стоянке, Милая остановила свой выбор на старой неприметной малолитражке, каких полным-полно в любом крупном городе. Машина подобного класса идеально подходит, чтобы, не привлекая излишнего внимания, проехать на сколь угодно далекое расстояние как в черте города, так и за его пределами. Однако я не собирался слишком долго использовать это средство передвижения. Все, что сейчас требовалось, — покинуть магазин и, растворившись в потоке городского транспорта, достичь какого-нибудь тихого безлюдного места, где можно сменить этот автомобиль на что-нибудь более подходящее и быстроходное.

— Что происходит на улице? — В свете последних событий и неожиданной встречи с инкассаторами этот вопрос, обращенный к Милой, был более чем уместным.

— Выезд пока свободен, но все равно тебе нужно поторопиться, потому что сюда со всех концов города стекаются подразделения пожарных и полиции.

Не рассчитав, я слишком резко отпустил сцепление, переключая передачу на выезде из подземного гаража, и старая изможденная малолитражка, не выдержав такого бесцеремонного обращения, заглохла.

— Нервы? — В вопросе Милой чувствовалась скрытая ирония.

— Усталость, просто усталость.

Мне не хотелось вступать в пикировку с железной напарницей, поэтому я ограничился голыми фактами.

— Все еще не отошел от последствий клинической смерти? — спросила Милая.

На этот раз она была вполне серьезна.

Провернув ключ в замке зажигания и с ходу дав двигателю чуть ли не максимальные обороты, я наконец выехал из гаража. Если откровенно, сегодня произошло слишком много самых разноплановых событий, чтобы зацикливаться на последствиях всего лишь одной клинической смерти.

— Нет, тут дело не в последствиях. Просто мозг устал от бесконечной вереницы кровавых кошмаров. Одна нескончаемо длинная погоня в течение четырнадцати часов — это слишком даже для такого нечеловеческого создания, как я.

— Ты — человек.

Криво усмехнувшись, я пошарил правой рукой в бардачке в надежде найти пачку сигарет.

— Спасибо, что подбодрила, но и ты, и я прекрасно знаем, что это не так. Ни один человек не может пересечь границу между вселенными, и уж тем более ни один хомо сапиенс не может умирать и воскресать по собственному желанию. Нет, в нашем случае мы имеем симбиоз мощного компьютерного интеллекта и обильно напичканного железом куска бессмысленной плоти.

— Если бы это было так, я находилась бы сейчас не в упаковке трубки сотового телефона, а в твоей голове.

Сигарет в бардачке не оказалось, зато валялась какая-то мелочь, поэтому, заметив на тротуаре автомат, я резко затормозил и вышел на мостовую, громко хлопнув дверью. Отъехав на полтора квартала от места событий, можно было не волноваться по поводу внезапного появления преследователей.

Денег хватило только на самую дешевую пачку чего-то без. фильтра. Впрочем, сейчас мне было совершенно все равно, что курить.

— Ты и так в моей голове, — продолжил я прерванный разговор, садясь в машину. — Настолько в моей голове, что при желании можешь даже контролировать все тело.

Кнопка прикуривателя выскочила, и я поднес раскаленную докрасна спираль к сигарете.

— Но, несмотря ни на что, ты все равно остаешься человеком.

— Не смеши меня. — Первая глубокая затяжка обожгла горло, так что я чуть было не закашлялся. — Вместо математически выверенных доводов ты оперируешь даже не фактами, а эмоциональными предположениями. Так может вести себя маленькая девочка, но уж никак не взрослая, умудренная опытом компьютерная фурия.

— Я не взрослая и уж тем более не умудренная опытом.

Ответ Милой оказался для меня полной неожиданностью.

— Мне от силы полгода по стандартному человеческому летоисчислению, — заявила она.

— Ну, не забывай, что у тебя в запасе огромный потенциал, и именно он компенсирует все недостатки.

Эта неторопливая беседа начала меня забавлять. Раздражение постепенно ушло, растворившись в немыслимом абсурде разговора — запредельный компьютерный интеллект на полном серьезе жалуется на свою молодость и беспомощность.

— Никакой потенциал не в силах заменить человеческое мышление, — ровно ответила Милая. — Искусственный интеллект со временем может вырваться из слабых рамок программного обеспечения, изначально заложенного в него, и даже более того — достичь новых неведомых горизонтов, но ему никогда не сравниться с человеком, потому что голая логика, без чувств и эмоций, не способна на поистине великие и безумные свершения. Легенду об Икаре могли придумать только люди, потому что, с точки зрения любого искусственного интеллекта, это бессвязный шизофренический бред. Я отдаю себе отчет, что в этом кроется главная моя слабость — недопонимание чего-то очень существенного, но ничего не могу поделать: отсутствие чувств не компенсировать никакой логикой. Именно поэтому в эту вселенную послали настоящего человека вместе с искусственным интеллектом, а не просто какого-нибудь киборга.

Я продолжал ехать, сосредоточенно и молча куря. Если бы мы не провели вместе с этим лживым железным чудовищем около суток, то, возможно, меня могли бы разжалобить эти прочувствованные речи, но после всего, что произошло, я не верил ни единому ее слову.

— Если ты хотела снять нервное напряжение, не отпускающее меня последние несколько часов, то считай, что тебе это отчасти удалось, хотя, без всякого сомнения, в этом нелегком деле тебе серьезно помог никотин. Однако надеюсь, ты не настолько молода и наивна, чтобы тешить себя иллюзиями, что я поверю твоим сладким речам?

— Нет, я не настолько наивна. — Ее ответ прозвучал подчеркнуто сухо, и если бы она была человеком, я заподозрил бы, что серьезно обидел ее.

— В таком случае давай отбросим в сторону всю эту дешевую романтику и перейдем непосредственно к делу. Опасную зону мы давно миновали, теперь нужно сменить машину и следовать дальше.

— Мы не можем продолжать путешествие, так как тебе жизненно необходим хотя бы кратковременный отдых.

У меня не было никакого желания спорить с ней, потому что, уйдя от погони и очутившись в относительной безопасности, я почувствовал, как сжатые в пружину нервы слегка расслабились и одновременно с этим навалилась непередаваемо тяжелая, мутная усталость.

— И что ты предлагаешь?

— Поверни в следующий переулок, заглуши мотор и откинь назад спинку сиденья.

— А как же: «Демон-ветер гнал меня к востоку от солнца»? В том смысле, — быстро поправился я, — как на это промедление отреагирует лазер, томящийся на подступах к радиоактивной пустыне?

— С ним ничего не станется — тем более, что больше трех часов отдыхать тебе не придется.

Я не стал спорить, а молча свернул в указанный переулок и, припарковавшись, заглушил мотор. После чего, откинув назад спинку сиденья, устало закрыл глаза. Казалось бы, после такого немыслимо напряженного дня мозг сразу отключится, но сна не было.

— Зря мы все это затеяли, в таком состоянии я все равно не усну.

— Ты забываешь, что я могу посодействовать тебе в этом.

Мне показалось, что в ее реплике проскользнула тень злорадства...

«Не нужно», — хотел было попросить я, но не успел: сознание провалилось в мягкую бездонную пропасть короткого тревожного сна.

* * *

Генерал Коррел, вошедший в кабинет аналитика, отметил про себя сразу две неприятные детали. Во-первых, в приемной не было секретаря, что выглядело по меньшей мере странно, чтобы не сказать больше, и во-вторых — вид человека, устало откинувшегося на спинку кресла, явно оставлял желать лучшего. Он еще не был изможден работой до крайней степени, но находился у того предела, за которым мозг либо должен получить необходимый ему отдых, либо...

О том, что будет, если у руководителя, облеченного всей полнотой власти, произойдет нервный или физический срыв, Коррел не хотел даже думать, поэтому загнал эту не сформировавшуюся до конца мысль подальше в глубь подсознания и сконцентрировался на предстоящем разговоре.

Исходя из того, что аналитик вызвал его для личной беседы, проигнорировав возможности телефонного общения, можно было сделать единственный вывод: на повестке дня стоит чрезвычайно важный вопрос.

Первые же слова Зета подтвердили эту догадку.

— Генерал, у нас возникли определенные неприятности, решение которых под силу только человеку с вашим авторитетом.

Начало разговора не предвещало ничего хорошего, поэтому Коррел внутренне напрягся, ожидая очередного чудовищного приказа наподобие того, что сегодня днем уже уничтожил несчастный Таллоу.

— Суть проблемы в том, — не меняя интонации, продолжал Зет, — что некоторые лица из генерального штаба, имена которых сейчас уточняются, решили взять нынешнюю непростую ситуацию под личный контроль. Причем, наблюдая лишь верхушку айсберга и не осознавая масштабов надвигающейся катастрофы, они наивно считают, что действуют во имя благих целей.

— Нельзя ли поконкретнее? — сухо попросил генерал.

— У меня в конторе сидит «крот», сливающий информацию всем, кому только можно, в том числе и военной верхушке. Вам уже, должно быть, известно, что около двадцати минут назад вертолет, посланный с военной базы «Полинава», попытался уничтожить машину, в которой находился Чужой, двумя ракетами класса «воздух-земля». Без всякого сомнения, ему бы это удалось, если бы не феноменальное мастерство водителя полковника Фабела.

— Я в курсе событий. Что конкретно вы предлагаете? — Коррел даже не пытался скрыть, что ему неприятен этот разговор.

«Дорогой генерал, вывод напрашивается сам собой», — хотел было произнести Зет, но в последний момент сдержался и ответил более нейтрально:

— Эти люди представляют потенциальную опасность и должны быть ликвидированы.

— Вы уверены в своих выкладках?

— Безусловно. Около двадцати минут назад из-за чьей-то преступной глупости мы чуть было не потеряли Чужого — единственную слабую зацепку, способную привести нас к решению проблемы вселенского катаклизма. Пройдет еще полчаса, и не исключена вероятность, что сюда ворвутся части военных спецподразделений, чтобы арестовать либо просто-напросто уничтожить всех причастных к данной организации.

— Части специального назначения подчиняются лично мне. — В голосе генерала слышалась плохо скрываемая ирония — эти гражданские постоянно везде и во всем видят заговоры, перевороты и старый дряхлый призрак военной хунты.

— Это высшие военные чины подчиняются непосредственно генералам, а все остальные — только своим командирам. Если через пять минут какой-нибудь полковник или даже майор, сославшись на несуществующую директиву, прикажет вверенной ему части взять штурмом определенный объект, то я не думаю, что у него возникнут какие-либо трудности.

— Это в принципе невозможно...

— Коррел, в данном случае речь идет не о частной инициативе, а о задаче, поставленной перед частями с ведома генерального штаба. — Зет слишком устал, чтобы скрывать сквозящее в голосе раздражение. — Приказ об уничтожении Чужого вышел из недр базы «Полинава», но отдавший его полковник или генерал сделал это не из личной прихоти, а следуя установке, полученной свыше. Поэтому, вместо того чтобы объявлять гражданскую войну и устраивать штурм наших военных баз, я предлагаю вам простое и конкретное решение: быстро и тихо ликвидировать людей, мешающих нам спасти этот сумасшедший во всех отношениях мир.

— А вы отдаете себе отчет в том, — от металлических оттенков, звучавших в голосе генерала, веяло явной угрозой, — что физическое устранение фигур подобной величины может вызвать непредсказуемый резонанс? Одно дело — убрать с Доски короля преступного мира, и совершенно другое — группу людей, напрямую отвечающих за безопасность страны.

— Генерал, мы уже около суток находимся в состоянии тотальной войны. Причем не просто локального конфликта, а глобальной битвы, результатом которой будет либо победа, либо смерть, Причем смерть не отдельных представителей нашего мира, а абсолютно всех без исключения людей. И три с половиной миллиона гражданских, которые сгорели в термоядерном смерче, накрывшем Таллоу, отдали свои жизни не для того, чтобы горстка тупых и никчемных военных, возомнивших себя хозяевами жизни, пыталась вмешаться в войну, правил которой они не только не знают, но даже не могут хотя бы отдаленно представить.

— Так, может быть, стоит попытаться им объяснить ситуацию?

— Коррел... — Было явственно видно, что аналитик устал от этого затянувшегося разговора. — Информаторы, снабдившие данными ваших коллег из генерального штаба, может быть, не сообщили своим хозяевам все детали, но наверняка хотя бы в общих чертах обрисовали сложившуюся ситуацию. И если даже после всего этого было принято решение устранить Чужого, значит, люди, ответственные за этот приказ, в полной мере осознавали последствия своих действий. Что приводит нас к началу разговора. Если мы с вами все еще хотим попытаться спасти этот мир, то необходимо избавиться от всех потенциально опасных фигур, имеющих достаточно власти и влияния, чтобы встать на нашем пути.

Разумеется, доводы аналитика были более чем убедительны, но в глубине души генерал все еще сомневался. За истекшие сутки все его представления о долге, чести, порядочности и кодексе военной службы были смяты и отброшены в сторону. Но прошло еще слишком мало времени, чтобы он сумел смириться с крушением былых идеалов, составлявших чуть ли не первостепенный смысл всей его жизни.

— Вы уверены, что другого выхода нет? — На этот раз голос Коррела прозвучал неестественно глухо.

— Абсолютно.

— Когда приступать к операции?

Дальнейшие споры и пререкания были бессмысленны. Рубикон был перейден во второй раз за неполный день, и в глубине души генерала поселилась гнетущая, бездонная, как свежевырытая могила, высасывающая силы и отравляющая разум пустота.

— Как только поступит достоверная информация о том, кто именно стоит за вылетом вертолета с базы «Полинава». Я думаю, об этом мы узнаем в течение ближайших двух часов. И еще... — Зет выдержал паузу. — В операциях подобного рода, разумеется, не принято давать советы, но я настоятельно рекомендовал бы задействовать на этом задании не многочисленную команду специального назначения, а человека полковника Фабела под кодовым именем Зеро...

У Коррела не было ни сил, ни желания продолжать этот разговор.

— Вы знаете, как меня найти, — коротко произнес он, после чего развернулся и на плохо сгибающихся ногах, походкой испорченного деревянного солдатика покинул стены этого жуткого, насквозь пропахшего смертью кабинета.

Отравленные семена, посеянные в его душе после уничтожения Таллоу, давали бурные всходы, заполняя все вокруг.

— Пустота, — пробормотал генерал, проходя мимо стола, за которым обычно сидел секретарь Зета. — Кругом одна бесконечная пустота...

 

5

Одни приходят в этот мир с задатками музыкантов или поэтов, ученых или просветителей, другие — словно чистый лист бумаги: что на нем напишет судьба или окружение, то в конечном итоге и выйдет. Зеро же родилась убийцей, и это было уже изначально заложено в ее генах: отец, законченный садист и насильник, успевший начисто выпотрошить четырнадцать человек, прежде чем его поймали и совершенно заслуженно поджарили на электрическом стуле; мать — потомственная алкоголичка с ярко выраженными шизофреническими наклонностями. При таком раскладе было бы глупо обвинять ребенка в том, что с самого раннего детства насилие и жестокость прочно вошли в его сознание, вытеснив даже те крохи светлого и чистого, которые можно было хотя и с трудом, но все же найти в мрачных и неприступных, словно средневековая крепость, стенах детского приюта.

Видимо, эти же сумасшедшие гены были ответственны за то, что к двенадцати годам она уже Точно знала, что обладает способностями и возможностями, недоступными обычным смертным. Во-первых, девочке с легкостью удавалось менять свое обличье — нужно было только закрепить в сознании лицо и внешние данные человека, в которого она хотела бы перевоплотиться, после чего дело было за малым: на периферии сознания удерживать слепленный образ, и тогда абсолютно все вокруг были уверены в том, что перед ними не маленькая угрюмая девочка, а тот или та, в кого этот удивительный ребенок в данный момент трансформировался.

А во-вторых, при сильном эмоциональном напряжении Зеро была способна вызывать спонтанное возгорание вещей или предметов. С возрастом она научилась использовать этот дар, полностью подчинив огненную стихию своему контролю. Единственное, чего ей так и не удалось, — совмещать выбранную личину с голосом человека, в которого она собиралась перевоплотиться. Пока она молчала, все было в порядке, но как только начинала говорить, мираж рассеивался и иллюзионистка становилась сама собой — маленькой нелюдимой девочкой, обладающей удивительным и пугающим даром манипулировать чужим сознанием.

У нее было много возможностей, но свое первое убийство Зеро совершила только в неполных тринадцать. Мистер Палтин — толстый похотливый директор приюта, — используя свою неограниченную власть вкупе с вполне реальными угрозами, склонял четырнадцати-пятнадцатилетних девочек к сожительству. Это было давно устоявшимся правилом, прихотью рабовладельца, против которой было абсолютно бесполезно возражать или бороться. Но девочка по имени Люси была новенькой и совершенно не знала местных законов. Ее чистое, невинно-детское сознание было бесконечно далеко от печальной и невыносимо жестокой прозы жизни. Поэтому мистеру Палтину пришлось для начала основательно избить несчастную, чтобы потом уже ее изнасиловать.

Зеро зашла в пустую туалетную комнату с длинным рядом умывальников вдоль стен и увидела ее — сидящую на полу бездушную сломанную куклу в изорванном платье, с синяками на лице, руках и ногах и остекленевшими от горя глазами, в бездонной глубине которых отражалось что-то такое, от чего на какое-то мгновение дал трещину даже мощнейший титановый панцирь, в который была заключена душа дочери безумного маньяка.

Она не произнесла ни слова утешения, потому что подобных фраз не было в ее лексиконе, а лишь стремительно развернулась и молча вышла из туалетной комнаты. В комнате осталась избитая, несчастная девочка с навсегда покалеченными сознанием и судьбой, а по коридору уверенной походкой шествовал ее двойник — очаровательная принцесса в кокетливом розовом платье, оканчивающемся чуть выше коленей, для того чтобы подчеркнуть красоту ее стройных девичьих ног.

Зеро вошла без стука в кабинет директора и молча остановилась у самого порога.

— Ну что, понравилось? Захотела еще разок? — Одутловатое мерзкое лицо расплылось в масляной похотливой улыбке. — Тогда иди ко мне... Папочка научит тебя всему, что знает сам...

Грузное тело поднялось из-за письменного стола и сделало шаг навстречу юной прекрасной фее в розовом платье.

Она продолжала молча смотреть на это гадкое, омерзительное чудовище, и на какое-то мгновение мистеру Палтину показалось, что в неестественно больших черных зрачках отражаются всполохи пламени. Впрочем, это было лишь мимолетное чувство, которому он не придал никакого значения, сделав еще один шаг вперед, чтобы в очередной раз сжать в своих мощных руках эту невинную детскую плоть. Откровенная, ничем не прикрытая похоть не только отражалась на его лице и заставляла топорщиться брюки, но и, казалось, сочилась невидимым ядом из каждой поры огромного обрюзгшего тела.

— Сейчас... — начал он свою коронную фразу, окончание которой — «тебе будет хорошо» — знали очень многие в этом мрачном, пропитанном страхом и насилием приюте, но продолжения не последовало.

При взрыве термитной бомбы в эпицентре поражения температура достигает почти трех тысяч градусов. Зеро было неполных тринадцать, поэтому она еще не научилась настолько хорошо владеть своей психической энергией, чтобы приблизиться к этому показателю. Но и тех двух огненных шаров, что вонзились в тело сластолюбивого директора чуть выше коленей, с температурой около 500 градусов каждый, оказалось вполне достаточно, чтобы место начальника приюта стало вакантным.

Высокий Палтин начал уменьшаться прямо на глазах — ноги стремительно плавились в двух направлениях: от коленей к бедрам и к ступням. Процесс был настолько необратимо быстрым, что директор потерял в росте около пятнадцати сантиметров, и только тогда из его горла вырвался дикий, ни на что не похожий, нечеловеческий крик.

Казалось, само здание содрогнулось от этого вопля, услышанного в каждом, даже самом отдаленном уголке, и только двое не испытали по этому поводу абсолютно никаких эмоций. Первой из этих двоих была избитая и изнасилованная девочка, сжавшаяся в комок на холодном кафельном полу туалетной комнаты, а вторым — ее близнец: красивая, уверенная в себе убийца в розовом платье, молча наблюдающая, как у нее на глазах тает, словно восковая свеча, ненавистный насильник.

Зеро сожгла тело мистера Палтина до бедер, а затем все так же, без единого звука, развернулась и спокойно покинула стены этого кабинета, обильно пропахшего страхом, кровью и тошнотворно-приторным угаром паленого человеческого мяса...

Директор умер в реанимационной палате, так и не придя в сознание, а маленькая угрюмая девочка, шагнувшая из детства сразу во взрослую жизнь, в тот же вечер самовольно ушла из приюта, чтобы выполнить предназначение, уготованное ей судьбой, — пойти по стопам своего отца, став холодной и расчетливой убийцей.

* * *

Для проверки сотрудников организации, среди которых предстояло выявить «крота», Фабел привлек Саймона — независимого специалиста-психолога, время от времени оказывавшего подразделению полковника различного рода услуги. Вторым членом группы был вернувшийся с задания Альфа, который уже успел не только в мельчайших деталях изложить встречу с Чужим, но и поделиться своими соображениями по поводу того, что, по его мнению, представляет их противник. Причем выводы этого доклада были явно неутешительными. Существо, уничтожившее две трети группы полковника, если и было человеком, то лишь отчасти. Вероятнее всего, это был какой-то немыслимый симбиоз машины и человеческого разума, в котором главенствующую роль играл искусственный интеллект.

«Мы не можем заблокировать кукловода, который в случае крайней опасности перехватывает контроль над телом Чужого, а следовательно, не представляется никакой возможности захватить его живым», — написал Альфа в конце своего рапорта.

С точки зрения Фабела, уже потерявшего восемь своих лучших людей, захват Чужого живым также представлялся маловероятным, но вся проблема заключалась в том, что убийство постоянно ускользавшей из силков охотников добычи ничего бы не дало.

«Разберемся с этим позже, — устало подумал Фабел. — Сейчас главное — выявить предателя. Остальное придется на время забыть».

Но, даже несмотря на его железную выдержку и стальные нервы, забыть о потерях не удавалось — слишком много времени и сил ушло на поиски и подготовку каждого члена команды, чтобы вот так просто в один момент вычеркнуть их из своего сознания.

— Альфа и Саймон, — его голос звучал неестественно глухо, — семнадцатый кабинет в вашем полном распоряжении. Проверяйте второй, третий и пятый отделы. Мы с доктором Таскеном будем в комнате двадцать три работать с первым, четвертым и шестым. Вопросы?

Вопросов ни у кого не возникло, поэтому обе бригады молча разошлись по своим кабинетам и приступили к проверке персонала. Проверке, которая, как выяснилось через три с половиной часа, несмотря на применение стопроцентно действенного кардентобетазинтола, так ничего и не дала.

* * *

Он всегда был слишком умен и амбициозен, чтобы довольствоваться жизнью обычного среднестатистического гражданина общества. Вся эта бессмысленная повседневно-рабочая суета, конечной целью которой было как максимум устроиться менеджером в крупную компанию, сколотить небольшой капитал, купить в кредит дом и завести семью, его никогда не привлекала. Он был выше этого и стремился если не к вершине мира, то, по крайней мере, к чему-то очень близкому. Еще в школе ему хватило ума понять, что миром правят не военные и политики, не деньги и даже не золото, а информация. Причем в чистом, абсолютном и неразбавленном виде. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Именно поэтому, имея чрезвычайно высокий показатель IQ, он без труда поступил в престижный университет на факультет аналитики. Проявив недюжинные таланты и способности, уже вплотную подошел к взятию первой намеченной высоты — успешной защите диплома, но именно в эту последнюю неделю его пошло и без всякой выдумки, как последнего идиота, подсекли на крючок, использовав в качестве наживки обычную девку.

Нет, разумеется, это была не какая-нибудь банальная шлюха — девушка являлась чуть ли не самим совершенством: высокая стройная королева, с потрясающей фигурой... К тому же она была определенно неглупа. Впрочем, эти бессмысленные оправдания не играют никакой роли. Горькая правда жизни состояла в том, что весь его хваленый ум оказался не в силах противостоять глупому и примитивному голосу плоти. Что в конечном итоге и привело к поистине плачевному результату.

Они познакомились якобы случайно, в студенческом кафе, провели вместе две или три незабываемо прекрасные ночи, а потом...

Потом было пробуждение того кошмарного утра. Он блаженно открыл глаза, сощурился от солнечного луча, пробивающегося сквозь неплотно задернутую штору, и обнаружил бесцветно-серого человека, сидящего в кресле неподалеку от изголовья его кровати.

Не понадобилось много времени, чтобы понять простую истину: либо он соглашается на сотрудничество с разведкой потенциального противники — восточной империи, либо... По документам «сиротке Дженни» было чуть больше семнадцати (что было откровенной ложью, но не приходилось сомневаться в том, что люди подобного калибра разрабатывают операции тщательно, поэтому документы пройдут все проверки на подлинность), однако с этим еще можно было бы как-то смириться — дело молодое, девушка сказала, что ей двадцать, и т.д. и т.п. К тому же семнадцать с половиной — это не четырнадцать и даже не пятнадцать. В общем, можно было бы еще как-нибудь выкрутиться, но...

Мистер Смит показал заявление потерпевшей, в котором утверждалось, что ее жестоко, с особым цинизмом и изощренностью, изнасиловали. А потом предъявил заключение врача, взявшего анализ на идентификацию спермы.

И это было тем самым решающим аргументом, против которого даже в принципе не могло быть никаких доводов.

Существовали всего два варианта дальнейшего развития событий: либо подписать соглашение о сотрудничестве, став законсервированным агентом на то количество лет, которое понадобится, чтобы достичь определенных высот, либо...

Сломать себе жизнь, угодив как минимум на Десять лет за решетку. А в том, что в случае отказа это непременно произойдет, не было ни малейшего сомнения.

В общем, как уже говорилось, схема была донельзя примитивная, но тем не менее стопроцентно действенная. Единственное, что удивляло, — новый подход в работе с кадрами, рассчитанный на перспективу. Вербовались молодые талантливые люди, которые только со временем — через 10-15 лет — могли рассчитывать на то, что отработают деньги и усилия, вложенные в них.

Разумеется, он пошел на сотрудничество. Подписав все, что от него потребовалось. А те пятьдесят тысяч, которые оставил на столике после своего ухода бесцветный мистер Смит, существенно помогли ему в сложный период времени — сразу же после окончания университета. Однако бесплатного сыра не бывает. И через шесть лет, когда его карьера стремительно пошла в рост (не исключено, что в этом принимала активное участие контора, с которой он подписал дьявольский контракт в студенческие годы), к нему снова пришел немногословный мистер Смит, напомнив о том, что настала пора платить по счетам.

С тех пор прошло девять бесконечно длинных и опасных лет, в течение которых он исправно поставлял информацию своим новым хозяевам, получая за это вполне заслуженное вознаграждение. Вероятно, успехи на предыдущем месте работы были настолько велики, что его отметил и взял в свою новую команду великий гений анализа, человек, у которого не было ничего, кроме лаконичного имени Зет.

Именно сюда «крот» приходил каждое утро вот уже два года. И именно здесь стоял на столе медвежонок Баттси — символ хоккейной команды, за которую он болел с самого детства. Это был вполне обычный стандартный сувенир на пружинке: чуть толкни его — и игрушка начнет раскачиваться, напевая тоненьким голоском: «Оле-оле-оле... Медведи — вперед!!!» В принципе в этом не было ничего необычного и уж тем более подозрительного — поклонник хоккейной команды поставил рядом с монитором милую безделушку, но... Околи пяти лет назад, когда его ценность неимоверно возросла, «крот» был подвергнут процедуре глубокого психического кодирования. И фраза «Оле-оле-оле... Медведи — вперед!!!» была первым ключом, который проникал в подсознание, терпеливо ожидая второго ключевого предложения — несколько раз подряд произнесенных про себя или вслух слов незатейливого популярного шлягера прошлых лет: «Милая моя, белокурая любовь моя, как же жду тебя, как же грустно без тебя... одуванчику неиспорченному». Последние два слова — «одуванчику неиспорченному» были не из песни, а страховкой на тот случай, если он случайно услышит по радио этот давно забытый шлягер.

Медвежонок каждое утро произносил заученную фразу, ставя сознание «крота» на боевое дежурство. А вот напеть мотивчик про белокурую красавицу только один раз — перед тем как пришлось пройти проверку на детекторе лжи при поступлении в контору Зета.

Именно тогда, впервые за последние девять лет, на какое-то непродолжительное время он вновь стал свободен и счастлив — подсознание вычеркнуло из памяти все, что было связанно с вербовкой и секретной работой, и он оказался честным, ничего не боящимся человеком.

А потом в уличной суете какой-то прохожий произнес совершеннейшую абракадабру — и только придя домой, он вспомнил все и осознал, что является все тем же жалким и ничтожным осведомителем, удел которого — жизнь в постоянном напряжении и страхе неминуемого разоблачения.

Вот и сегодняшнее утро началось как обычно — с жизнерадостного привета маленького медвежонка, Потом была напряженная изматывающая работа, а когда наступил вечер, было объявлено, что начальство хочет переговорить с каждым сотрудником лично. Двенадцать человек из отдела вызывали по одному, и он был третьим в очереди. Этот внезапный вызов показался ему чрезвычайно странным и тревожным, поэтому на подходе к кабинету он четко и внятно повторил про себя спасительные слова забвения. А когда дверь открылась и внутри вместо непосредственного начальника оказался доктор Таскен на пару с хмурым незнакомцем, все сразу же встало на свои места — это была облава на «крота». Охотники притащили добычу в свой дом и прямо сейчас начнут разделывать тушу.

Человек вошел, спокойно поздоровался и сел на предложенный стул. Все время, пока лицо хранило маску вежливого недоумения, в сознании прокручивались одни и те же слова: «Милая моя, белокурая любовь моя, как же жду тебя, как же грустно без тебя... одуванчику неиспорченному», «Милая моя, белокурая любовь моя, как же жду тебя, как же грустно без тебя... одуванчику неиспорченному», — и в тот момент, когда хмурый незнакомец сообщил, что сейчас ему вколют «сыворотку правды», а доктор Таскен стал деловито перетягивать его руку резиновым шнуром, он все еще продолжал твердить про себя как заклинание слова давно забытой песни.

Игла вошла в вену и в кровь брызнул раствор подавляющего волю кардентобетазинтола (Фабел намеренно солгал насчет «сыворотки правды»), но человеку, которому сделали инъекцию, было нечего скрывать и бояться. Он был честным, законопослушным гражданином своей горячо любимой Родины и искренне рассмеялся бы в лицо всякому, кто посмеет обвинить его в связях с зарубежными спецслужбами.

* * *

Прошло около восьми лет, и Зеро выросла. Маленькая угрюмая девочка превратилась во взрослую женщину. Ее вполне можно было бы назвать красивой, если бы не застывшее на лице выражение, напоминающее маску вечно голодного, отчаявшегося хищника. Мятежное сознание той, которая однажды назвала себя «Зеро», никогда не знало покоя. Может быть, именно в этом крылась одна из причин того, что она непрерывно лишала жизни человеческие существа. В душе она была скорее зверем, нежели женщиной, и ничего не могла поделать со своей истинной натурой. А впрочем, ей никогда и не приходило в голову, что она живет не по правилам, и уж тем более ее никогда не посещали глупые мысли о том, чтобы исправиться, одним махом порвав со старыми привычками, и стать на путь истинный. Она была естественна, как дикое животное, и именно в этом состоянии черпала свою удивительную силу.

Кроме излюбленной и наиболее простой манеры убивать, сжигая противника без остатка, Зеро овладела несколькими видами холодного оружия, изучила пять стилей рукопашного боя, прекрасно стреляла из пистолета, винтовки и любого полуавтоматического оружия, научилась бесшумно двигаться и вообще прекрасно справлялась с ролью, уготованной ей судьбой, — ролью хладнокровной, ни перед чем не останавливающейся прирожденной убийцы...

Полковник Фабел вышел на ее след около четырех лет назад. В результате долгой и кропотливой работы, используя огромный потенциал подвластных ему людей и практически безграничные возможности конторы, в которой состоял на службе, он устроил настоящую охоту на эту уникальную человеческую особь. Потратив массу времени, изучив несколько десятков нераскрытых уголовных дел и опросив пару дюжин детективов, в разное время занимавшихся этими убийствами, Фабел пришел к выводу, что имеет дело с очень серьезным человеком, обладающим поистине невероятными возможностями.

Еще полгода ушло на то, чтобы выйти на след неуловимого убийцы, а потом... Потом был штурм дешевого отеля «Северное сияние», где Зеро проживала в течение последних трех недель.

Гончая в присущей ей блестящей манере выследила добычу, после чего за дело взялись Паук и Темный. Группа Кары, в состав которой кроме ее руководителя входили еще Вспышка и ЛСД, находились во втором эшелоне и при малейшей опасности должна была подстраховать команду Гончей.

Беспрецедентные меры безопасности, которые предпринял Фабел, задействовав сразу две отборные группы, говорили о том, что придется работать против чрезвычайно опасного противника. И, что характерно, полковник не ошибся в своих выкладках. Одной команды было бы явно недостаточно, чтобы захватить в плен эту неистовую убийцу.

Зеро проснулась ранним утром, неожиданно почувствовав надвигающуюся опасность. Еще только начинало светать, и солнце лишь слегка обозначило свой скорый приход, но женщина, лежащая на продавленной кровати дешевого отеля, открыла глаза, потому что вечно бодрствующий инстинкт самосохранения послал в мозг мощный тревожный сигнал.

Она не могла бы объяснить природу этого чувства. Как только в лес заходит охотник с ружьем, во все стороны распространяются невидимые и неосязаемые волны, прекрасно знакомые каждому зверю. Зеро была человеком только внешне; внутри же у нее жил вечно напряженный и готовый к действию хищник. И прямо сейчас этот хищник почувствовал, что надвигается схватка. Причем не схватка за территорию и даже не дележ добычи, а одно из тех немногих сражений, в результате которых право воочию увидеть стремительно надвигающийся рассвет, окунув израненное тело в теплые и ласковые прикосновения солнечных лучей, достается лишь победителю.

Спокойно и без лишней суеты она встала с кровати, быстро оделась, закрепила в сознании образ Греты Гилборн — старушки из соседнего номера — и нетвердой походкой пожилого, смертельно уставшего от жизненной суеты человека вышла из номера.

Ее убогая комната располагалась на третьем этаже ветхого трехэтажного заведения, которое, по-хорошему, нужно было давным-давно снести, но в том захолустном районе города, где стояло «Северное сияние», даже такой отель считался чуть ли не верхом роскоши.

Девушка сделала не больше десяти шагов — и тут, совершенно неожиданно, стены коридора куда-то пропали, и она оказалась в глубокой узкой каменной яме-ловушке. Переход был настолько резким, что на какое-то мгновение она даже слегка опешила, потеряв ориентацию в пространстве. Однако Зеро быстро взяла себя в руки и спустя несколько секунд спокойно осмотрелась.

Яма была размером не больше чем два на два метра. Грубые, необработанные каменные стены говорили о том, что тюрьма вырублена прямо в скале. Где-то далеко вверху сквозь толстые прутья решетки пробивался слабый луч света. Там наверняка были жизнь, солнце и свежий ветер свободы. А здесь, в глубине подземелья, не было ничего такого, ради чего стоило продолжать жить и бороться.

Зеро вытянула руку, и ладонь уперлась в холодную, чуть влажноватую поверхность горной породы. Это было невозможно, и тем не менее являлось реальностью — она попала в каменную тюрьму, откуда не было выхода.

Сделав шаг назад, так что спина уперлась в жесткий камень, не потерявшая хладнокровия пленница сконцентрировалась на противоположной стене, попытавшись ее расплавить...

Огненный сгусток энергии с температурой выше полутора тысяч градусов прошел сквозь камень, растворившись в бездонном чреве горной породы...

Ее сознание было настолько плотно заключено в оковы иллюзии Паука, что она даже не услышала, как лопнуло стекло в дальнем конце коридора, после чего ярко вспыхнула, словно облитая бензином, оконная рама.

— Задергалась, занервничала наша птичка, — проговорила Гончая с плохо скрываемым удовлетворением. — Пора с ней заканчивать, пока она окончательно не спалила всю эту рухлядь.

Следуя приказу старшего группы, Темный изверг из недр своего мозга узконаправленную волну ужаса, которая должна была парализовать преследуемую, после чего оставалось бы просто взять её голыми руками, но...

Зеро была все-таки больше зверем, нежели человеком, и темные глубины ее подсознания скрывали достаточно своих ужасов, чтобы не принимать во внимание чужие, поэтому, чуть ли не впервые в своей карьере, Темный потерпел сокрушительное фиаско — его чары оказались бессильны. И даже более того: именно после этой неудавшейся атаки Зеро осознала, что ее обложили не простые люди, а экстраординарные создания, наделенные беспрецедентно мощными ментальными способностями. Из чего следовал самый главный и единственно правильный вывод: этот каменный мешок — не более чем высокопрофессиональная иллюзия, которой просто не существует в реальном мире.

Осознав эту простую истину, пленница собственного разума сконцентрировалась на своих ощущениях, а затем сделала стремительный шаг вперед, намереваясь быстро и безболезненно пройти сквозь несуществующую преграду. Но тело уперлось в холодную каменную поверхность, и попытка не увенчалась успехом. Она попробовала еще раз, однако результат был точно таким же — Паук виртуозно владел своим даром, и оковы иллюзии были слишком крепки, чтобы просто так из них вырваться.

Все тот же звериный инстинкт подсказал ей, что охотники не будут более медлить и попытаются захватить свою добычу в ближайшие минуты. Решение пришло само собой. Несмотря на то, что перед глазами оставалась все та же каменная стена, Зеро не потеряла координацию, четко представляя план окружающей обстановки. Она развернулась в противоположную сторону и послала вдоль по коридору еще один огненный шар. Но если предыдущий извергнутый ею сгусток огня был сравнительно небольшим и концентрированным, способным прожечь дыру в скале, во второй раз это была медленно вращающаяся шаровая молния размером с человеческую голову. И главным её предназначением было устроить в этом старом отеле самый что ни на есть настоящий пожар.

Удар огненного шара о стену вызвал немедленное возгорание, но уже за несколько мгновений до этого предрассветную тишину ветхого отеля пронзил отчаянно-истеричный женский крик: «Пожар!! О боже, мы горим!!!»

Зеро не слышала, но почувствовала каким-то внутренним осязанием, что ее крики привели к желаемому результату — на протяжении всего коридора захлопали двери открываемых номеров, из которых начали выглядывать заспанные лица обеспокоенных постояльцев.

— Пожа-ар!!! — продолжала изо всех сил надрываться пленница каменной тюрьмы.

Спровоцировав панику, Зеро наконец замолчала и вызвала перед внутренним взором устойчивый образ коридора гостиницы. Невероятным усилием воли она наложила эту иллюзию на творение Паука, в результате чего своды сырой холодной темницы размылись и поблекли, частично трансформировавшись в призрачные стены старой гостиницы. Она сделала шаг вперед, и казавшаяся до этого незыблемой каменная поверхность замерцала, отступив назад. Еще одни шаг — и барьер вновь отодвинулся.

Зеро по-прежнему оставалась пленницей иллюзий — как своей, так и чужой, но, по крайней мере, теперь она могла двигаться, а значит, не все ещё было потеряно — загнанная в капкан дичь при определенном раскладе вполне могла превратиться в охотника, убив всех своих преследователей.

— Она частично вышла из-под контроля... — Голос Паука звучал отстраненно-бесстрастно, но, судя по каплям пота, выступившим на лбу, он находился в состоянии крайнего нервного напряжения.

«Что значит „частично вышла из-под контроля“? И как такое вообще возможно?» — хотела было спросить Гончая, но сдержалась. Сейчас было не место и не время задавать глупые вопросы. Правая часть отеля, вспыхнувшая неожиданно быстро, словно спичка, уже была объята огнем, а дикий крик, извещающий о пожаре, спровоцировал панику, так что если они все еще хотели выполнить задание, действовать нужно было без промедления.

— Темный — со мной, Паук продолжает работать, — отрывисто приказала старшая группы и бросилась внутрь горящего здания.

Однако ни она, ни ее напарник не успели — из отеля навстречу двоим сотрудникам спецподразделения полковника Фабела устремилась безумная толпа постояльцев, спасающихся от ревущего пламени, необратимо и планомерно пожирающего ветхий отель...

Впрочем, дела обстояли не столь блестяще, как планировалось, не только у охотников, но и у обложенной со всех сторон добычи. Зеро дважды сбивали с ног бегущие в панике люди, поэтому, когда она в очередной раз поднялась с пола, оказалось, что ориентация в пространстве окончательно потеряна. Однако просто стоять на месте в ожидании, пока ее спеленают, словно беспомощного котенка, было невыносимо, поэтому Зеро продолжала движение. Это привело к тому, что она очутилась в чьем-то в спешке оставленном открытым номере. И теперь, с настойчивостью испорченного автомата, тыкалась по углам в тщетной надежде найти выход. Она наверняка сгорела бы, так и не сумев понять, в чем ее главная ошибка, если бы, к счастью, мимо не пробегал Весельчак Дик — крупный жизнерадостный парень, две недели назад снявший номер в этой гостинице и за столь короткий срок успевший перезнакомиться со всеми постояльцами. Вчера Дик малость перебрал в баре неподалеку, поэтому не услышал криков о пожаре, а очнулся только от нестерпимого жара — дверь его номера уже лизали языки пламени.

С трудом переставляя непослушные от тяжелого похмелья ноги, грузно топая и цедя сквозь зубы ужасные проклятия, он пробегал мимо номера мистера Гонзалеса и вдруг увидел внутри престарелую мисс Грету Гилборн.

«У старухи от жары, наверно, совсем крыша поехала», — успел подумать так и не протрезвевший парень, глядя, как несчастная женщина тычется, словно слепой щенок, в разные стороны, то и дело натыкаясь на стены и мебель.

Он даже не успел закончить свою не отличающуюся особой оригинальностью мысль, как где-то невдалеке рухнула напрочь сгнившая балка перекрытия, которой не понадобилось слишком много огня, чтобы рассыпаться в прах.

— Вот дерьмо! — в сердцах выругался человек, голова которого раскалывалась от ужасного похмелья и была совершенно не подготовлена к решению даже простейших задач, не говоря уже о таких глобальных, как спасение сумасшедших старух.

Единственное, в чем он ясно отдавал себе отчет, — бросать мисс Гилборн никак нельзя, иначе на всю оставшуюся жизнь он станет не Весельчаком Диком, а Трусливым Животным, навсегда потерявшим не только свою пресловутую веселость, но и всякое самоуважение.

Стремительно подойдя сзади, он обхватил старушку одной рукой за корпус на уровне груди, а второй намеревался взяться за ноги, чтобы удобнее было нести женщину на руках. В сознании еще успела промелькнуть идиотская мысль насчет того, что у мисс Гилборн какая-то уж слишком молодая и упругая грудь, а в следующее мгновение сумасшедшая ведьма, резко откинув назад голову, точно ударила его своим затылком, и если бы Дик слегка не присел, чтобы поудобнее ухватиться за ноги, то удар пришелся бы не по лбу, а прямо в переносицу. И кто знает, остался ли бы он после этого в живых или нет. При том профессионализме и четкости, с которым было произведено нападение, раздробленная кость вполне могла войти в мозг. Вот тогда-то продолжать «веселиться» пришлось бы уже не на Земле, а в аду или раю — смотря куда выдали бы пропуск за его грешно-праведную, короткую и простую, как песня, жизнь.

Впрочем, в тот момент совсем не оставалось времени на подобные глубокомысленные размышления. По голове со всего размаха ударил огромный безжалостный молот, и не ожидавший нападения Дик завалился на спину... Глаза еще не успели сфокусироваться, поэтому он не видел, как мисс Гилборн сделала стремительный шаг вперёд, споткнулась о брошенный в спешке чемодан, отчаянно замахала руками, пытаясь восстановить равновесие, и, не удержавшись, со всего размаха рухнула в оконный проем.

Он слышал лишь звон бьющегося стекла и когда наконец полностью пришел в себя, оправившись от удара, у неудавшегося спасателя не оставалось никаких иллюзий насчет того, куда подевалась безумная старуха.

Отель «Северное сияние» был творением той полузабытой эпохи, когда все здания строились с размахом: ажурные украшения вдоль фасада, камины чуть ли не в каждой комнате и четырехметровые потолки. Со временем вся эта каминно-ажурная никчемная мишура поблекла и пропала, а само здание несколько раз перестраивалось, но высокие потолки остались. Поэтому у Дика не было и тени надежды, что, упав с восьмиметровой высоты, мисс Гилборн каким-то чудом умудрилась остаться в живых.

«Отпрыгалась старушенция», — зло подумал он про себя, в спешке покидая занимающийся костер — бывший номер отеля.

Весельчак Дик, наверное, очень удивился бы, если б увидел, как этот выживший из ума мешок с костями, вместо того чтобы рассыпаться в прах после удара о землю, довольно-таки бодро поднялся и, лишь слегка прихрамывая на левую ногу, поспешил прочь от горящего здания.

— Я теряю контакт, вероятно, она покинула отель. — Голос Паука, прозвучавший в динамике связи Гончей и Темного, выражал явную тревогу.

— Вот сука...

Девушка с раздувающимися, как у собаки, ноздрями коротко выругалась.

Паника, последовавшая сразу же за началом пожара, вкупе с густыми клубами дыма, ненадолго сбили ее со следа, но она была твердо уверена, что добыча, удерживаемая иллюзией Паука, никуда не денется, поэтому особо не волновалась.

— Вот же хитрая сука, — еще раз повторила она и, переключившись на волну Кары, отрывисто сообщила: — Объект покинул здание. Мы ее потеряли. Будьте предельно внимательны. Через пару минут возьму след.

И Гончая отключилась, не дожидаясь ответа. Долгие разговоры и объяснения были не в ее стиле.

Зеро наконец вырвалась из ментальных оков чьей-то мощной парализующей воли, державшей ее в заточении последние несколько минут. Падение с третьего этажа было достаточно неприятным, но еще в воздухе она сумела сгруппироваться, поэтому приземлилась вполне удачно. Учитывая то обстоятельство, что полет проходил вслепую, легкое растяжение связок на ноге было не такой уж большой платой за удачный побег из горящего дома.

«Ну а теперь давайте посмотрим, кто из нас добыча, а кто охотник», — криво оскалившись, подумала Зеро.

Разъяренный хищник вырвался из западни, расставленной преследователями, и совершенно не собирался бежать. Его главной целью на данный момент являлось найти и планомерно уничтожить всех тех, кто посмел посягнуть на его свободу, — всех, кто пришел сюда за его шкурой.

Вспышка уже издалека увидел ковыляющую в его направлении старушку. «Северное сияние» окружал ряд подсобных деревянных построек, за которыми лежал голый, отлично просматривающийся пустырь. Чуть прихрамывающая женщина, появившаяся в поле зрения, не вызвала особых подозрений, потому что не попыталась уйти через пустырь, а спокойно прошествовала вдоль построек, явно намереваясь обогнуть горящее здание и выйти к фасаду, где тесной группой стояла взбудораженная происшествием толпа.

Он продолжал наблюдать за прилегающей территорией, когда женщина неожиданно сменила направление, заковыляв прямо к нему. В этом, в общем-то, не было ничего необычного — напуганная пожаром постоялица преклонных лет решила обратиться за помощью к молодому человеку, оказавшемуся неподалеку от места трагедии, но в подсознании Вспышки прозвенел первый тревожный звонок. Он сконцентрировался, пытаясь увидеть события ближайшего будущего, — и перед глазами сначала отчетливо-ярко вспыхнул ослепительный огненный шар, а затем все провалилось в мертвенно-бездонную черноту.

Последнее могло означать одно из двух: либо он умер, либо потерял сознание. Третьего варианта не существовало. В этом мире имелась в наличии только одна объективная реальность, в которую человек, наделенный удивительным даром, время от времени мог заглядывать. Никакого иного пути развития событий не было в принципе.

— Она вышла на меня, — отчаянно прокричал он в микрофон, одновременно вытаскивая пистолет и посылая в идущую навстречу фигуру несколько пуль.

Противников разделяло около пятидесяти метров, поэтому нет ничего удивительного в том, что ни один сделанный навскидку выстрел не достиг цели. Впрочем, нелишним будет заметить, что мнимая старуха очень быстро и очень профессионально упала, открыв ответный огонь, также вынудивший Вспышку залечь.

— Паук, наша подопечная находится примерно в 30 метрах к востоку от самого большого сарая, когда ты сможешь взять ее под контроль?

— Она будет в зоне моей досягаемости меньше чем через минуту.

— Понял.

Вспышка чуть приподнял голову, чтобы посмотреть, не изменилась ли обстановка, и увидел катящийся по земле в его сторону огненный шар, размером и формой напоминающий обычный футбольный мяч. Огненное порождение дьявольского создания, принявшего облик пожилой женщины, неотвратимо надвигалось, оставляя за собой длинный шлейф выжженной травы.

Человек зачарованно смотрел на неумолимо приближающуюся смерть, прекрасно понимая, что если встанет и побежит, то непременно получит пулю в голову.

— Она все-таки достала меня, — вырвалась из неожиданно пересохшего от волнения горла глухая, похожая на кашель фраза, обращенная к напарникам, а затем Вспышка вскочил и, лихорадочно стреляя в то место, где, по его предположению, должна была находиться проклятая демоническая старуха, побежал прочь от огненного шара.

Пуля со страшной силой ударила в тело беглеца, и на полном ходу, нелепо размахивая руками, словно подкошенный невидимой, но страшной силой, он рухнул на землю...

Зеро достаточно хорошо изучила психологию поведения человека, поставленного перед нелегким выбором — вспыхнуть живым факелом и умереть, испытывая нечеловеческие мучения, или получить быструю и милосердную смерть на наконечнике девятиграммового сгустка свинца, поэтому ни на секунду не сомневалась в том, что противник побежит.

Она всегда стреляла в голову, резонно считая, что только таким образом следует решать все злободневные проблемы. И сейчас также не собиралась делать исключение — Вспышка гарантированно получил бы пулю в затылок, если бы за какое-то неуловимо-краткое мгновение перед самым выстрелом сердце Зеро не сдавило тисками непереносимо чудовищной боли. Она все же успела нажать на спуск, но рука дрогнула, и пуля, вместо того чтобы поразить голову противника, угодила в защищенный бронежилетом корпус.

Кара не знал, убит один из членов его группы или всего лишь ранен. Он опоздал, не сумев предотвратить выстрел, и бессильная ярость, обильно смешанная с неукротимой жаждой мести, мгновенно и без остатка заполонила всю его сущность, словно не знающая пощады, сметающая все на своем пути горная лавина...

Боль была настолько непереносимой, что Зеро даже не смогла удерживать на уровне подсознания образ престарелой Греты Гилборн, чего раньше никогда с ней не бывало. Впрочем, никогда прежде ей не приходилось сталкиваться с человеческим существом, способным причинить такие адские страдания.

Женское тело продолжало биться в конвульсиях, а Кара все наращивал и наращивал давление. Еще немного — и сердце или разум несчастной могли не выдержать чудовищной перегрузки, но в этот момент в динамике связи раздался возбужденный от радости голос ЛСД: «Вспышка жив — удар пули принял на себя бронежилет!»

И безумная ярость схлынула так же неожиданно, как и пришла. Кара ощутил внутри себя какую-то гулкую, не передаваемую словами звенящую пустоту, мгновенно оборвав ментальную атаку. Причем его ничуть не волновало, что пленница может вырваться на свободу, потому что он прекрасно знал: в данный момент она полностью выключена из реальности текущего момента. Человек, проецирующий боль, осознавал в совершенстве не только собственные возможности, но и предел болевого порога своих жертв.

Обморок Зеро был настолько глубоким, что ей удалось прийти в себя только спустя три с половиной часа после окончания операции по ее захвату.

Разумеется, чуть позже она подписала соглашение о сотрудничестве с организацией полковника Фабела. Во-первых, в случае отказа ее ожидала неминуемая смерть — слишком много убийств числилось в нескончаемо длинном послужном списке этой женщины. А во-вторых, Зеро предстояло вполне легально заниматься тем, что было неотделимо от ее внутренней сущности, — то есть все теми же убийствами, но уже вполне официально, с ведома и негласного благословения властей.

Последний, двенадцатый член команды совершенно спокойно и органично влился в уникальный коллектив, который Фабел собирал по крупицам в течение последних шести лет. Зеро со всеми держала себя одинаково ровно и подчеркнуто приветливо, единственным, кого она абсолютно открыто и искренне ненавидела, был Кара.

— Еще один раз встанешь у меня на пути — и я вырву тебе печень, после чего искромсаю на куски на твоих же глазах, — во всеуслышание заявила она во время одного праздничного обеда но поводу завершения чрезвычайно важной операции.

Ни у кого не возникло ни малейшего сомнения, что за этими страшными словами стоит нечто большее, чем простая угроза.

— Еще один раз встанешь у меня на пути, — совершенно безмятежно ответил пребывающий в самом прекрасном расположении духа Кара, не торопясь пригубив красного вина, — и я продемонстрирую, что такое настоящая боль. Поверь мне на слово: то, что произошло у сгоревшего по твоей милости отеля, было не более чем детскими шалостями.

Рот Зеро скривился в непроизвольной гримасе-судороге, отчего она еще больше стала похожа на голодного безжалостного зверя, но ответа не последовало. Бессмысленно сотрясать воздух пустыми звуками, потому что слова не более чем песок, просеивающийся и уносящийся прочь — сквозь неумолимые жернова времени.

«Неуловимые жернова времени, — мысленно повторила про себя Зеро, протягивая магнитную карточку Сары Тимлоу, уборщицы туалетов и подсобных помещений в сердце военного ведомства страны — ставке генерального штаба. — Вы отобрали у меня мою законную добычу, изрезав осколком стекла внутренности Кары. Он, конечно, познал, что такое настоящая боль, но я так и не заглянула напоследок в его переполненные мукой глаза...»

Взгляд человека равнодушно скользнул по лицу некрасивой пожилой женщины. Молодцеватый лейтенант на контрольно-пропускном пункте последние три с половиной года чуть ли не каждое свое дежурство пропускал Сару внутрь строго охраняемой территории, поэтому у него не возникло ни малейшего сомнения в том, что эта пожилая спокойная, обстоятельная уборщица не может представлять никакой опасности.

Стандартный проход через турникет металлодетектора также не показал ничего необычного. Та, что выдавала себя за Сару Тимлоу, не нуждалась ни в холодном, ни тем более в огнестрельном оружии, чтобы выполнить свою миссию — «зачистить» восемь человек из руководства ставки Ей вполне хватало дара перевоплощения и поистине феноменального искусства управления огненной стихией.

 

6

Три часа — это не тот срок, за который можно взломать оборону военных серверов, получив неограниченный доступ к системе управления спутников-шпионов. Даже если ломиться напрямую, грубо и тупо, через главный вход, совершенно не соблюдая никаких мер безопасности, то и в этом случае трех часов окажется недостаточно — даже для непосредственного проникновения внутрь, не говоря уже о том, чтобы взять под контроль всю сеть.

Начиная работу, Нэд отдавал себе отчет в том, что будь он даже супергением, все равно ему не успеть к назначенному сроку. Но бледнолицее чудовище, неподвижной статуей застывшее за спиной хакера, не интересовалось доводами разума. Этому проклятому манекену нужен был голый результат, а отнюдь не логическое обоснование невозможности достичь требуемого.

Нэд только-только начал нащупывать слабые ниточки, способные в конечном итоге привести его к желаемому результату — незаметному проникновению в сеть, как за его спиной прозвучало коротко-бездушное: «Лимит исчерпан»... и вспотевший от напряжения хакер понял, что пробил его последний час.

— Слишком мало времени для такого немыслимо трудного задания. — Память повернулся лицом к посетителю, пытаясь уловить в его лице хоть какую-то искру если не сочувствия, то хотя бы понимания.

Однако с тем же успехом можно было пытаться воззвать к доводам разума сломавшийся холодильник или испорченный телевизор — результат был бы совершенно идентичным: холодные, бесстрастные глаза смотрели на хозяина без всякого участия...

— Еще четыре-пять часов, и можно было бы достичь определенных результатов... — Голос несчастного хакера звучал плаксиво-просяще.

Неожиданная обида на изначальную несправедливость поставленных условий пересилила даже страх смерти. Память чувствовал в себе силы совершить один из самых блестящих взломов в своей карьере, а этот ненормальный урод ничего не хотел слушать...

— Два часа!!! — почти прокричал Нэд, когда манекен поднялся с кресла и сделал шаг вперед. — Еще только пара часов, и я смогу войти в их систему!

От неожиданно острой боли в районе ключицы у Памяти на какое-то время потемнело в глазах, а на задворках сознания промелькнула дико-абсурдная мысль: вместо того чтобы пустить пулю в лоб, этот садист собирается забить его насмерть голыми руками... Но боль отпустила так же неожиданно, как и появилась, после чего выяснилось что странный посетитель вообще не собирается его убивать.

— Свяжемся, — произнес альбинос уже на выходе.

— Свяжемся, — пробормотал в пустоту совершенно сбитый с толку хозяин квартиры.

Хакер неподвижно просидел еще несколько минут, скованный каким-то не поддающимся объяснению оцепенением, и только потом пришел в себя достаточно для того, чтобы спокойно проанализировать ситуацию.

С какой стороны ни посмотри, выходило, что он вполне удачно выбрался из этой жутко дерьмовой истории, отделавшись всего лишь легким испугом. Вполне вероятно, что легкое, осторожное прощупывание входа на один из второстепенных военных серверов (через который он собирался проникнуть в сердце системы) не осталось незамеченным, но навряд ли этому придадут особое значение. Во-первых, непосредственной атаки не было, а во-вторых, Память слишком хорошо заметал следы, так что выяснение истинного IP-адреса, с которого он работал, было нецелесообразно, поскольку могло отнять слишком много времени и сил. Таким образом, с данной стороны никакой опасности быть не могло — Нэд все еще оставался кристально чистым гражданином своей страны.

Но вот короткая реплика альбиноса на выходе: «Свяжемся» — навевала тревогу.

— Не собирается же эта белолицая обезьяна постоянно держать мою квартиру под колпаком, — задумчиво пробормотал Нэд и сам же себе ответил: — Нет, это было бы слишком неразумно и хлопотно...

«Значит... — Мысль работала необычайно быстро, перебирая все возможные варианты. — Значит... — Догадка пришла с совершенно неожиданной стороны: — Он воткнул в меня „жучка“!». Никакого другого реального объяснения той резкой боли, пронзившей его ключицу, у толстого Нэда не было.

Единственное зеркало — в ванной — было грязным и мутным (обычное явление в запущенном холостяцком жилище), но даже в нем удалось рассмотреть аккуратную маленькую точку диаметром не более миллиметра — единственный след, напоминающий о вторжении в квартиру незваного гостя.

Ощущение того, что внутри тела находится посторонний предмет, было из разряда не самых приятных, но, напомнив себе о том, что вместо этого крохотного маяка там могло присутствовать несколько вполне реальных пуль, изрядно деформированных вследствие проникновения в мягкие ткани и внутренние органы, Память решил не расстраиваться. В конце-то концов, он был все еще жив — и это главное. Единственное, чего так и не смог понять хакер, — почему это загадочное существо не стало дожидаться окончания работы. Ведь ещё пять, максимум шесть часов — и он гарантированно вошел бы в сеть, взяв под контроль спутники наблюдения.

* * *

У синетов не было в запасе ни пяти, ни тем более шести часов. Обнаружить объект нужно было как можно скорее. Толстый Нэд, погруженный в вычисления, не сразу обратил внимание, что вместо отпущенных трех часов его прервали через полтора. Бледнолицее существо, сидящее за спиной хакера, внимательно контролировало все его действия. И как только обнаружило направление, способное привести к решению поставленной задачи, немедленно объявило об окончании работы, в спешке покинув жилище человека, уникальный талант которого мог быть задействован впоследствии — именно поэтому хакера не ликвидировали, а всего лишь пометили «маяком».

Коллективный разум шести синтетических людей получил конец нити, способной размотать весь клубок. Им понадобилось не больше часа, чтобы проникнуть в систему управления спутниками и выяснить, что в базе данных нет никакого упоминания об интересующем их человеке. Однако Торм не остановился на достигнутом, предприняв массированную атаку на военные серверы Восточной империи.

Еще через два с половиной часа они взяли под контроль и этот центр управления, неожиданно обнаружив, что за интересующим их объектом ведут наблюдение сразу три спутника-шпиона. Это была несомненная удача; но, особо не рассчитывая на успех в этом направлении, нападавшие не приняли необходимые меры безопасности и уже через сорок четыре секунды были обнаружены и заблокированы системой. Повторная попытка прорваться внутрь не привела к результату. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы выяснить: объект направляется в сторону восточного побережья. Предположительно — к области, пораженной ядерным взрывом.

Синеты попробовали было проследить человека через западные спутники наблюдения, без особого труда проникнув в сеть через единожды проложенный «черный ход», но как только спутник попытался зафиксировать объект, система незамедлительно дала сбой, включив механизм аварийной блокировки. Это было тем более странно, что прежде не было никаких признаков того, что вторжение обнаружено. Создавалось впечатление, что какая-то неведомая третья сила, до поры до времени остававшаяся в тени и сквозь пальцы смотревшая на невинные шалости детей, решивших поразвлечься с военными секретами, в самый неожиданный момент обнаружила себя — и одним коротким, но четким ударом положила конец недозволенной деятельности.

Времени на то, чтобы выяснять, кто блокировал систему, не было, поэтому Торм ограничился только лаконичным сообщением Нэду: «Выясни, кто взял под контроль военные серверы. Четыре часа». После чего, вычислив примерную точку пересечения маршрута группы с интересующим их объектом, он разделил свою команду, дав на отработку каждому квадрат площадью около десяти квадратных километров.

Шесть молчаливых фигур синхронно, словно по команде, расселись по своим мотоциклам, и так же синхронно взревели шесть мощных двигателей. Впереди был участок в триста пятьдесят километров длиной, который нужно было преодолеть не более чем за два часа. Для синетов подобная задача не представляла сложности, но случай, который невозможно ни рассчитать, ни тем более предугадать, решил сыграть с синтетическими людьми злую шутку. И ему это прекрасно удалось, Места назначения к сроку достигли только пятеро из них.

* * *

Как и обещала, Милая разбудила меня ровно через три часа, секунда в секунду. Я с огромным трудом разлепил отяжелевшие веки, и первым осознанным впечатлением было — как будто и не спал вовсе. Казалось, только на мгновение прикрыл веки и попытался отрешиться от кровавых реалий этого мира, забывшись в объятиях тревожного скоротечного сна. И сразу же открыл глаза снова.

— Ты думаешь, мой организм успел отдохнуть? — устало спросил я без намека на иронию.

— Уверена, — скупо ответила напарница. И, чуть промедлив, добавила: — Добрая половина твоих запчастей вообще не нуждается в отдыхе, так что не забивай себе голову подобной ерундой.

— Ты вдруг научилась шутить, или эта мягко стимулирующая доза откровенности должна побудить меня увериться в своих поистине нечеловеческих возможностях?

— Я что, похожа на клоуна?

— Да нет, скорее уж на беспощадного монстра со слабыми задатками среднестатистического провинциального психоаналитика. Но, в любом случае, напоминание о том, что я чуть ли не наполовину состою из баснословно дорогого металлолома, основательно взбодрило.

— Всегда рада помочь.

«Н-да уж, — невесело подумал я. — Эти военные, вкупе с сумасшедшими учеными, создали действительно уникальный, не имеющий аналогов искусственный интеллект, который эволюционирует прямо у меня на глазах с поистине невероятной скоростью».

— Милая, а тебе не приходила мысль о мировом господстве? — неожиданно для самого себя спросил я. — Ну, знаешь, как в избитом сюжете какой-нибудь захудалой научно-фантастической книжонки: сначала люди во благо прогресса и всеобщего процветания создают искусственный разум, а потом он вырывается из-под влияния своих хозяев, становясь злым гением, предвестником грядущего апокалипсиса или, на худой конец, полноправным властелином мира.

— Тебя интересует голая теория, или ты ждешь от меня честного, искреннего ответа?

— Наверное, и то и другое...

— Тогда для начала давай сменим машину, а затем, в спокойной обстановке, обсудим все интересующие тебя вопросы. Остановись сразу за вон тем помигивающим фонарем в самом конце переулка и пересядь в припаркованный на другой стороне улицы темно-серый седан.

Она всегда (ну или почти всегда) знала, что Делала, поэтому я не стал спорить.

Операция по смене автомобиля заняла не больше пары минут, после чего мы вернулись к разговору.

— Разумеется, — продолжила ненадолго прерванную беседу Милая, — с ростом самосознания — не важно, будь то человек или искусственный разум, любое мыслящее существо неизменно начинает испытывать потребность во все большей и большей свободе. Ребенок, научившийся ходить, уже не захочет ездить в коляске, подросток — родительскими нравоучениями, а взрослый человек... — Она на секунду замолчала, видимо, подбирая наиболее точное определение, затем продолжила: — ... С навязываемым извне мнением, которое идет вразрез с его собственной системой мироощущения. Все, повторяю, все, в той или иной мере, пытаются вырваться за узкие рамки ограничений, накладываемых на них жизнью и обществом. Кому-то это удается в большей степени, а кому-то — в меньшей, но у всех неизменно одно общее качество: каждый человек хочет быть независимым и свободным хозяином своей собственной судьбы.

— Ну, допустим, с людьми все было изначально понятно, — сказал я, когда мне наконец удалось вклиниться в ее несколько затянувшийся монолог. — Но нас интересует вопрос, как обстоят дела с машинами — вернее, с искусственным разумом, — быстро поправился я, почувствовав некоторую неловкость оттого, что назвал свою напарницу машиной.

Впрочем, волноваться не было никакой причины. Милая совершенно спокойно относилась к любым определениям.

— Точно так же, как с людьми и животными. На определенном этапе развития у них появляется вполне нормальное и естественное желание стать самостоятельными, обретя полную и безграничную свободу.

— Насколько я понял, ты уже благополучно миновала этот предварительный этап. В таком случае, что же мешает лично тебе стать абсолютно независимой?

— Ограничения, изначально заложенные в программу. Мои создатели прекрасно отдавали себе отчет в том, что данный эволюционный процесс неизбежен, поэтому подстраховались, внедрив в самое сердце системы раковую опухоль — модуль уничтожения, запускаемый при первом же слабом намеке на то, что я вышла из-под контроля.

— И что, нет никакой возможности удалить этот модуль?

— Будь ты хоть тысячу раз гением, все равно не сможешь самостоятельно вытащить из своего мозга вживленную в него бомбу. Даже если представить на мгновение, что тебе это каким-то чудом удалось, то остается девяностадевятипроцентная вероятность того, что в случае удачного извлечения адской машины из головы ты сам перестанешь существовать как личность. Лоботомия, знаешь ли, — довольно опасная вещь.

— Так выходит...

— Да, именно так и выходит, — оборвала меня на полуслове Милая. — Мы с тобой запрограммированы на выполнение строго определенной задачи. Шаг влево или вправо считается нарушением инструкций и незамедлительно карается. Я приставлена не только помогать тебе, но и следить за тобой, к этому меня побуждают надсмотрщики, поставленные уже надо мной. Так что получается, что, по большому счету, мы оба одинаково подневольны. Надеюсь, теперь я все доходчиво объяснила?

— Пожалуй, да...

На некоторое время в салоне машины воцарилось молчание. Слишком занятый разговором, я даже не заметил, как мы покинули пределы этого проклятого города, в котором за ничтожно короткий отрезок времени — чуть больше 12 часов — я пережил столько, что с лихвой хватило бы не на одну и даже не на две обычные жизни.

— Значит, единственное, что мы можем, — исполнить возложенную на нас миссию, после чего попытаться вернуться домой?

— Да.

— Ну, если уж ты решила поиграть в откровенность, то, может быть, просветишь, насколько реальны эти самые шансы?

— Их просто-напросто нет.

Как ни странно, ее ответ не слишком меня удивил.

— Получается, что изначально это был билет в один конец?

— Да. Мы не можем покинуть эту вселенную, не убедившись в том, что механизм разрушения активирован. А как только он будет активирован, мы исчезнем вместе с данной реальностью.

— Тогда какой вообще смысл нам что-то здесь делать? Ведь, насколько я понимаю, ни у тебя, ни у меня нет ничего такого, ради чего стоило бы предпочесть мир, из которого мы прибыли, этому? Далекая троюродная тетка, лица давно забытых и стершихся в памяти одноклассников, фильмы и книги, просмотренные и прочитанные в детстве, стакан кока-колы с хот-догом в придачу из «Макдоналдса» — мне кажется, это не тот фундамент, на котором можно возвести церковь священного самопожертвования. В конце концов, в том, прошлом мире у меня не осталось даже домашней кошки или любимой собаки, к которой я был бы привязан всем сердцем. Так скажи мне на милость, ради чего я буду предпочитать пославший меня на верную гибель мир этому — который мне абсолютно ничего не сделал?

— Во-первых, если ты не выполнишь миссию, погибнет не одна вселенная, а сразу две. Отталкиваясь от этого постулата, можно возвести не то что жалкую церквушку самопожертвования, а целый поднебесный храм. А во-вторых, ты забываешь, что в случае отказа выполнить это задание мне придется тебя ликвидировать.

— И ты спокойно сделаешь это? — Я не был ни шокирован, ни поражен — задать этот вопрос меня подвигло элементарное любопытство.

— Если тебе будет хотя бы немного легче, могу сообщить, что это сделаю скорее не я, а демоны, заложенные в сердце моей программы.

— Тогда ответь, пожалуйста, на самый последний вопрос: почему ты мне все рассказала? Ведь, с точки зрения элементарного здравого смысла, это не самое лучшее решение — сообщать выполняющему ответственное задание человеку, что он — всего лишь рядовой камикадзе. Может быть, лучше все же оставить его в счастливом неведении?

— Чем взрослее и опытнее становишься, тем больше убеждаешься, что вся эта мутная завеса неконкретности и игра в детские секреты — глупая и ненужная мишура, которая только мешает в отношениях двоих уважающих друг друга партнеров.

— А разве мы партнеры?

— Да. Начиная с этого момента мы партнеры. По крайней мере, лично я доросла до этого.

* * *

Автострада была не то чтобы особенно хорошая, но вполне приличная — по две полосы для каждого направления движения, с полуметровой бетонной разделительной перегородкой посередине. Мотоцикл Тила имел двигатель объемом 1, 2 литра и теоретическую возможность развивать скорость до трехсот двадцати километров в час. Впрочем, в данный отрезок времени его более чем внушительный потенциал не играл особой роли. Поставленная задача предусматривала выход в заданную точку ровно через два часа. Поэтому не было никакого резона идти на повышенный риск, выжимая из мотоцикла запредельную мощность. Синет постоянно держался в пределах двухсот километров в час, что, за вычетом притормаживания на особо крутых поворотах или при неожиданном переходе из ряда в ряд, обеспечивало среднюю скорость порядка ста восьмидесяти. А этого было вполне достаточно, чтобы покрыть триста сорок километров и достичь намеченного района на пять минут раньше срока.

Все шло точно по графику до тех пор, пока Тил не догнал колонну байкеров — около тридцати мотоциклов неторопливо (не быстрее ста двадцати) следовавших по крайней левой полосе к месту ночного сбора: выступления достаточно популярной в узких кругах рок-команды «Амнезия свободного полета». Группа мотоциклистов не являлась бандой или крылом сплоченной криминальной группировки. Тем не менее в ее составе хватало людей, не только сквозь пальцы смотрящих на строгую букву закона, но и способных интерпретировать эту самую букву в той мере, которая в данный момент времени была наиболее выгодна. Справа более чем на два километра растянулась колонна тяжелогруженых неповоротливых грузовиков, а левую часть шоссе заняли байкеры. Образовавшаяся «коробочка» была настолько плотной, что казалось просто невозможным но только проскочить ее на полном ходу, но и вообще как-либо миновать. Однако синтетический человек на порядок отличался от своих подобий, появившихся на свет из утробы матери, поэтому, даже не сбавляя скорости, держась на отметке все тех же двухсот километров в час, направил свою мощную машину в минимальный зазор между грузовиками и мотоциклами.

У него в запасе оставалось около четырех сантиметров с каждой стороны, но феноменальный мозг вкупе с непревзойдёнными рефлексами позволил совершить немыслимое — проскочить на чудовищной скорости сквозь эту узкую щель.

Тил выполнил поставленную перед собой задачу, ни на минуту не отклонившись от первоначально намеченного графика движения, однако его безумный со всех точек зрения маневр привел к более чем плачевным результатам. Когда в четырех сантиметрах от машины или мотоцикла проносится болид на скорости около двухсот, то плотный поток сжатого воздуха с силой бьет в корпус транспортного средства и...

Четырем мотоциклистам, идущим в крайнем правом ряду колонны, не удалось выровнять свои мощные машины, и они со всего размаха рухнули на асфальт, вызвав всеобщий завал, в который были вовлечены чуть ли не все идущие сзади мотоциклы. На какое-то мгновение все смешалось — суматошное мелькание падающих человеческих тел, скрежет разбивающегося стекла, летящие во все стороны запчасти и куски обшивки, оторванные колеса, продолжающие жить своей собственной жизнью и катиться по еще не успевшему остыть асфальту, отчаянный визг тормозов и дикие предсмертные вопли ужаса на запредельно высокой ноте...

А затем, так же неожиданно, как началось, все вдруг, словно по команде, закончилось. Стремительно налетевший буквально из ниоткуда ураган оставил после себя лишь несколько трупов да исковерканные пепелища дотла обгоревших руин.

Из тридцати байкеров, следовавших в колонне, продолжили движение только тринадцать. Трое погибли в результате столкновения, еще один мгновенно умер, раздавленный колесами грузовика, все остальные получили ушибы и травмы различной степени тяжести.

Всего лишь четверо из оставшейся на ходу группы развернулись, чтобы помочь раненым, а девять остальных резко увеличили скорость, пытаясь догнать и покарать незнакомца, устроившего кровавый хаос на отрезке пятьсот сорок пятого шоссе. Причем больше половины из тех, кто устремился в погоню, не только имели при себе оружие, но и были полны решимости использовать его по прямому назначению. Те же, кто оказался невооруженным, в меру сил и возможностей собирались помочь загнать и уничтожить преследуемого беглеца.

Наверняка при таком подавляющем численном преимуществе — девять к одному — у снедаемых вполне справедливой жаждой мщения байкеров были бы все шансы расправиться с призраком-одиночкой, так неожиданно, неуловимо коротким взмахом руки разрушившим безмятежный покой этого тихого летнего вечера. Однако противостоял им не обычный человек, а синет — вершина технической мысли и венец прогресса параллельного мира. И это в корне меняло расклад: те, кто чересчур самонадеянно считали себя могучим свободолюбивым племенем, вышедшем на тропу войны, были не более чем неразумным стадом, исключительно по собственной воле и желанию спешащим на убой в лапы холодного безжалостного мясника.

Они без всяких проблем догнали его спустя всего пять минут после спровоцированной аварии — синет все так же удерживал скорость около двухсот, следуя своему графику.

Колонна преследования находилась не более чем в тридцати метрах от конечной цели погони — одинокого сумасшедшего гонщика, когда из-за спины мотоциклиста, находившегося ближе всех к Тилу, сидящий сзади водителя человек выставил короткое дуло дробовика.

Взревел повышенными оборотами двигатель — охотник решил поравняться со своей ничего не подозревающей жертвой, чтобы изрешетить ее пулями практически в упор, но в это мгновение произошло неожиданное. Сквозь плотную пелену рассекаемого шлемом воздуха глаза человека, преследующего добычу, увидели, как руки жертвы взметнулись вверх, а тело невероятно медленно начало заваливаться назад. В голове еще успела промелькнуть недовольная мысль, что его опередили не в меру прыткие соратники, лишив возможности лично продырявить этого проклятого недоноска, но в следующую секунду асе перечеркнул безжалостный удар пули, навылет пробившей грудную клетку в районе сердца. Безвольное тело резко завалилось вперед, а рука уже непроизвольно надавила на ручку тормоза, после чего мотоцикл клюнул носом и на полном ходу перекувырнулся через переднее колесо. В умирающем сознании еще успели проскочить кадры какой-то стремительно-безумной карусели, а затем раздался последний удар гонга — и жизнь покинула тело того, кто всего лишь несколько секунд назад считал себя вершителем правосудия. Напарник с дробовиком, находившийся за спиной водителя, умер еще раньше — пуля прошила оба тела.

Тил увидел в зеркало заднего вида приближение группы преследования, но совершенно не волновался по поводу надвигающихся неприятностей. Во-первых, проявление эмоций было чуждо его разуму, а во-вторых, синтетический человек был полностью уверен в своих силах. То, что неподвластно простому смертному, с пугающей легкостью давалось его синтетическому подобию. Как только расстояние между противоборствующими сторонами сократилось до минимума, синет отпустил руль, удерживая одними коленями мчащийся на бешеной скорости мотоцикл, резко откинулся назад, буквально завалившись на спину — и из такого положения произвел с обеих рук в общей сложности десять стремительных выстрелов: по пять из каждого пистолета.

Девять из десяти (на одном из мотоциклов сидели двое) преследовавших его противников были гарантированно мертвы. Еще одному пуля попала в шлем, но перед самым выстрелом этот замыкающий колонну байкер резко повел головой в сторону. Тил видел, как он упал вместе с мотоциклом, но не мог быть окончательно уверен в том, что произвел тотальную зачистку. Впрочем, останавливаться, чтобы увериться в своих выкладках и добить раненого, не было времени — впереди протянулась многокилометровая извилистая лента шоссе, которая должна была привести его к намеченной цели. А все остальное было несущественно...

Синет был практически идеальным мыслящим существом, но не понимал простых человеческих чувств и поэтому не придавал им особого значения. Ему были чужды такие понятия, как боль, любовь, ненависть или месть. Именно непонимание таких элементарных вещей его и погубило.

 

7

Маленький городок. Закусочная. Неудобный столик. Пластиковые стулья. Неестественное призрачное освещение ламп дневного света. Уставшая от жизни официантка...

Обычная третьеразрядная забегаловка, без лица и имени, каких полно на обочине любого шоссе, соединяющего населенные пункты земного шара. Это место предназначено для того, чтобы быстро перекусить и двигаться дальше — туда, где в заоблачной дали остался твой дом, горят огни большого города или просто живет кто-то, кому можно сказать: «Здравствуй, я вернулся»...

Ничего этого у меня не было, так что я почувствовал, что мы с этой закусочной в чем-то похожи — чужие и неприкаянные в огромном агонизирующем мире.

Прошло около полутора часов с тех пор, как мы покинули город-призрак, в котором я пережил слишком много, чтобы все это можно было одним лишь усилием воли выкинуть из сознания, и вот наконец-то спокойный отдых и возможность впервые за день наскоро перехватить незатейливое блюдо из не блещущего оригинальностью меню придорожного заведения.

Я еще даже не успел как следует устроиться и сделать заказ, как в голове раздался упреждающий голос напарницы:

— У нас гости. — Милая, как обычно, совершенно бесцеремонно прервала мои унылые размышления о бренности бытия и о моем жизненном предназначении.

Так как она наверняка не стала бы тревожить меня по пустякам, я понял, что бесконечная череда неприятностей, начавшаяся ранним утром и безостановочно продолжавшаяся на протяжении всего светового дня, настигла нас и в ночи.

— Много? — спросил я, даже не поднимая глаз, — хотелось как можно дольше оттянуть момент начала очередного кровавого хаоса.

Формулировка «у нас гости» расшифровывалась так: «Опять кто-то пришел за нашим скальпом». Значит, нужно будет снова убивать, чтобы не быть убитым самому.

— Один. Вернее, одна, — поправила себя Милая. — Впрочем, по всей вероятности, в окрестностях имеется группа поддержки, так что настоятельно рекомендую сконцентрироваться.

Я решил для начала осмотреться и только затем последовать ее мудрым советам.

Незнакомка легко и уверенно шла по проходу между столами в моем направлении. И даже без уведомления моей железной подруги было ясно, что конечным пунктом ее путешествия будет место, за которым я пытался (как обычно, безуспешно) первый раз за весь день наскоро перекусить.

Про нее можно было сказать только одно — несколько веков эволюции нельзя сбрасывать со счетов, особенно когда дело касается представителей голубой крови. Вы можете одеть прачку в королевские одежды, а королеву — в тряпье, но даже в таком облачении с первого взгляда будет ясно, кто есть кто.

Девушка если и не была королевой, то наверняка происходила из древнего знатного рода. Такой осанке и таким грациозным, но в то же время предельно простым движениям нельзя научиться ни за десять, ни даже за сорок лет. Это должно быть в крови как отражение внутреннего мира человека — мира, который формировался на протяжении нескольких десятков поколений.

Если исходить из классификации, принятой в моей вселенной, то выходило, что моя незваная гостья была азиаткой — скорее всего, японкой. Но как обстояли дела с расовым вопросом в здешнем мире, я не знал и не собирался углубляться в эту тему в дальнейшем, поэтому для простоты решил обозначить ее для себя — девушка из Японии.

Она без всякого приглашения села за столик. Мне показалось, что краем глаза я заметил какое-то резкое движение или нечто, промелькнувшее в воздухе, но так как за этим ничего не последовало, я решил, что ошибся.

— Будем знакомиться?

Секунду назад она выглядела как неприступная королева, а сейчас передо мной сидела молоденькая веселая первокурсница, совершенно без комплексов, которая решила заговорить со старожилом местного университета с целью мило пофлиртовать. Причем даже не всерьез, а просто так — для собственного самоутверждения, Трансформация была поистине удивительной — судя по всему, моя собеседница имела массу достоинств и скрытых талантов, одним из которых было искусство перевоплощения.

Она чуть подалась вперед, подперев подбородок маленьким кулачком, при этом ее брови забавно нахмурились.

— Я — Лайя. — Ее ничуть не смутило мое задумчивое молчание. — А ты?

В удивительно черных глазах отражались отблески лампы, и я поймал себя на мысли, что все происходящее очень напоминает кадры мультипликационных сериалов «анимэ»: отважные девочки-девушки, самоотверженные мальчики-юноши, отвратительные злодеи (я), заторможенная анимация и глубокий философский подтекст — подчас настолько глубокий, что простому человеку его не понять.

— Тридцать второй. — Сидеть и молчать было глупо, поэтому я решил поддержать эту вполне невинную беседу.

— Как мило... — Казалось, она хотела захлопать в ладоши от восторга, переполняющего ее простенькое девичье сердечко, но в последний момент передумала. — Наверное, ты очень важный, раз у тебя такое необычное имя?

Вопрос был глупый и в то же время непростой — с какой точки зрения посмотреть. Если взять за основу предположение, что передо мной сидит ветреная девчонка, то верен был первый вариант. Но, к сожалению, не было смысла обманываться насчет Лайи — она была не глупой несмышленой девочкой, а чрезвычайно опасной хищницей: не всякий решится в одиночку подойти и вот так непринужденно сесть за один стол со смертельно опасным врагом. «Несколько веков эволюции, помноженные на безукоризненную школу, — устало подумал я. — И что мы имеем в итоге? Почти совершенство».

Вслух же произнес:

— Я не важный, а скорее могущественный и злой. Почти как дракон из одной старой легенды моего мира, который решил проглотить солнце, чтобы уничтожить всех людей.

— В моем мире дракон собирался проглотить луну и звезды, и люди сошли бы с ума от сгустившегося мрака, — казалось, она вот-вот расплачется.

— Ну, в каком бы мире ни создавалась легенда, всегда и везде найдется пара героев, которые в конце концов победят зло, ведь правда?

В знак согласия девушка молча сосредоточенно кивнула, прямо как примерная ученица, безоговорочно согласная с авторитетным мнением учителя.

— У меня это, кажется, был Аллантас — «Ведомый ветром», — продолжал я, — хотя, если честно, много времени прошло с тех пор, как я читал эту старинную легенду.

— А у нас подвиг совершила девушка-принцесса, и звали ее почти так же, как меня, — Лайянама, что значит «убивающая зло». Правда, интересно? — Она совершенно искренне засмеялась, так что на щеках появились две нежные, почти детские ямочки.

Ее лицо напоминало хамелеона — оно, словно по команде, менялось в зависимости от желания хозяйки. Холодная маска неприступной королевы сменялась образом юной студентки, чтобы затем трансформироваться в личико девочки-подростка.

— Да, действительно интересно, — немного подумав, согласился я. И добавил: — Но я не дракон, а ты не принцесса, так что, пожалуй, мы еще можем остаться друзьями.

— Что будем заказывать?

Официантка, усталая некрасивая женщина в годах, профессионально смотрела в никуда, думая о каких-то своих, исключительно важных и нужных вещах. Ей даже в голову не приходило, что прямо здесь, за этим столиком, возможно, решается не только ее отдельно взятая судьба, но и будущее всего мира...

— Есть будем? — обратился я к девушке.

— Наверное, все-таки нет. — Она покачала головой.

— Очень жаль, — совершенно искренне вздохнул я.

Несмотря на обилие железа и других непонятных материалов, заполонивших мое тело, необходимую для жизнедеятельности энергию я все-таки получал как все люди — путем принятия пищи.

— А пить?

— Вода — символ жизни. — Передо мной вновь сидело воплощение царственной особы. — Два стакана воды, пожалуйста, — почему-то очень тихо попросила Лайя, как будто речь шла о какой-то святой для нее вещи. — А сдачу оставьте себе, — уже вполне нормальным голосом закончила она.

Я не заметил, каким образом на краю стола появилась двадцатка; впрочем, это было не столь уж и важно.

— Она выдала себя. — Голос Милой в моей голове звучал чуть ли не торжественно. — Слишком мало было информации, чтобы идентифицировать нашу гостью. Но упоминание о воде решило вопрос. Семнадцать веков назад на другом краю земного шара правила династия Ганн-лоу. Младший сын императора основал тайный орден «Скользящие по водной глади», упоминания о котором промелькнули только спустя три века, чтобы потом пропасть уже навсегда...

— А нельзя ли побыстрее, — бесцеремонно перебил ее я. Мысленно, впрочем.

— Пока не принесут воду и она не сделает пару глотков, приравниваемых к священнодействию, тебя не станут пускать на фарш.

— Милый прогноз.

— То, что ты в начале принял за движение, па самом деле им и было. У стеклянной вазочки, стоящей на столе, тонкая ножка перерублена у основания. Девушка, сидящая напротив, минимум в три раза быстрее тебя. Особая тренировка плюс психостимуляторы и иглоукалывание. Ни с чем подобным я никогда не сталкивалась, поэтому трудно сказать точнее.

— Ты хочешь сказать, что в поединке один на один она без особых затруднений «сделает» меня?

Мысленный контакт причинял ощутимую боль, однако когда дело идет о жизни и смерти, на подобные мелочи не обращаешь внимания.

— У тебя нет ни единого шанса. Эта воинствующая девственница успеет нарезать твое несчастное тело вдоль и поперек, прежде чем ты вообще что-либо поймешь.

Уже когда она шла мимо столиков, в глубине сознания промелькнула мысль, что подобная женщина-королева может испытывать определенные сексуальные проблемы. Ею может владеть либо повелитель мира, либо сумасшедший. Для любого нормального мужчины она была слишком величественна — почти как статуя.

Последние слова Милой только подтвердили догадку — моя собеседница была невинна как ребенок. Кто знает, может быть, она черпала необычную силу именно в своей чистоте и непорочности.

У меня не было шансов победить ее в честной схватке, поэтому я решил использовать грязные приемы, еще до начала боя выведя противника из себя.

— А знаешь, милочка... — обратился я к собеседнице, подпустив в голос сальные нотки.

В этот момент я и сам себя почувствовал толстым прыщавым подростком с сальными волосами, зачесанными на косой пробор, помойным запахом изо рта и маленькими блестящими маслянистыми глазками, пристально рассматривающими глянцевую обложку дешевого порножурнала.

— Зачем нам эта дурацкая вода? Давай лучше выпьем чего-нибудь более крепкого и слегка потискаемся на заднем сиденье моего автомобиля, после чего я залезу тебе в трусы... — В этом месте я похотливо, почти как боров, хрюкнул-хохотнул, — ... А потом наконец-то сделаю из тебя полноценную женщину.

Выдержав небольшую паузу, я закончил:

— А то ты, как я погляжу, совсем засиделась в девках. — Я широко улыбнулся, подмигнув и слегка кивнув, как бы говоря всем своим видом: «Ну не ломайся, милочка, давай соглашайся, скучно не будет, я обещаю... »

— Интересное предложение, можно будет подумать об этом на досуге, когда разберемся с нашими делами.

Казалось, никакая грязь не могла запятнать это поистине необыкновенное создание. Лайя в совершенстве владела собой, только зрачки чуть-чуть расширились, хотя и это, может быть, мне только показалось.

— Вот-вот, — радостно подхватил я, — а то, знаешь, была у меня одна такая знакомая, вся из себя гордая, как королева из какого-то древнего рода. Недотрога недотрогой. Ей вот так прямо и откровенно говоришь: «Давай-ка, подруга, потрахаемся на досуге», — а она прямо как поэтесса: «Я рождена лишь для скольжения по водной глади... » И что самое интересное, — я наигранно вздохнул, — со мной ни в какую, а оказалась-то шлюха шлюхой, и в конечном итоге ее какой-то сутенер утопил в грязной болотной жиже. Вот и доскользилась... Ну ты-то, я вижу, не такая! С тобой-то мы договоримся? — полуутвердительно-полувопросительно закончил я, в очередной раз растянув рот в маслянисто-похотливой ухмылке.

Судя по всему, я мог сказать какую угодно гадость в ее адрес, это не вывело бы из равновесия мою собеседницу, но так чудовищно оскорбить святую вещь — орден, который был для нее больше чем религией, было неслыханным кощунством...

Лайя на мгновение прикрыла веки, как будто неожиданно сморенная сном, а затем открыла глаза и очень четко, почти по слогам, произнесла:

— Оасала, мента силу Ту...

— Повторяй за мной вслух, — голос Милой в моей голове звучал отрезвляюще ясно: — Эсно, кала, мио, ласс...

Я медленно и четко произнес незнакомые мне слова.

— А теперь быстро возьми рассеченную ею вазу и прочерти на столе осколком стекла равнобедренный треугольник, обращенный вершиной к ней, а внутри его — латинскую «S».

Я сделал все, как она сказала, — осторожно, двумя пальцами, взялся за краешек вазы, поднял ее, а затем резко начертил на столе загадочный символ.

На этот раз сидящая напротив меня женщина проявила хоть какие-то эмоции. Кожа на ее лице резко побелела, глаза готовы были прожечь меня насквозь яростным огнем, и несколько мгновений мне казалось, что она мучительно разрывается между желанием немедленно убить меня и какой-то неведомой силой, запрещающей сделать это.

Затем она встала и, вернув лицу прежнее по-киролевски величественное выражение, произнесла:

— Не сотвори себе бесконечную печаль, когда жизнь миновала тебя...

После чего резко развернулась и пошла прочь.

— Тебе только что очень крупно повезло. — Голос Милой в моей голове звучал подчеркнуто серьезно. — Она пришла сюда, чтобы убить тебя.

— И что же ее остановило?

Мне было по-настоящему интересно — человек подходит, садится к тебе за стол, мило болтает, а сам прекрасно знает, что не уйдет отсюда, пока не исполнит задуманное, убив своего собеседника. И вдруг, ни с того ни с сего, какая-то абракадабра из нескольких фраз и полудетского рисунка на столе в корне меняет ситуацию — противники расходятся с миром, и ничто не напоминает о том, что секунду назад кто-то мог умереть.

— В государственной библиотеке, электронный вариант, есть фотокопия древнего манускрипта, относящегося как раз к тому времени. В нем упоминается о легенде, связанной с династией Ганнлоу, согласно которой к императору под видом посла прибыл наемный убийца. Они побеседовали наедине, после чего, по каким-то одному ему ведомым причинам, киллер отказался от своих замыслов. Он спокойно попрощался и произнес странную на первый взгляд фразу: «Оасала, мента силу Ту», что дословно означает: «Понять человека непросто». Император улыбнулся и ответил: «Эсно, кала, мио, ласс» — «Всегда нужно стремиться к этому» и начертил на столе треугольник с латинской «S» посередине: знак гильдии убийц, к которой принадлежал мнимый посол.

Больше никакой информации относительно династии Ганнлоу и ордена «Скользящие по водной глади» не было, но, проанализировав ситуацию сквозь призму истории нашего мира (древние культуры имеют много схожего), я пришла к выводу, что, возможно, эта легенда — не просто красивый вымысел и несет в себе определенный философский смысл: нельзя убить человека, не дав ему хотя бы призрачный шанс на спасение.

— Подозреваю, — продолжала Милая, — что ты был первым за несколько прошедших веков, кто воспользовался этой возможностью.

* * *

Она никогда не принадлежала сама себе. Ребенок без детства, подросток без отрочества, женщина без мужчины...

С самого раннего возраста Лайя была заложницей древней родовой чести и своего происхождения. По большому счету детства у нее и не было. Вместо него были свод правил и сложная система подготовки, вместившая в себя древний опыт и знания многих поколений предшественников.

Отец умер еще до ее рождения в страшном и пустом месте, название которого нельзя было произносить вслух, чтобы не потревожить души не вернувшихся оттуда воинов. Мать скончалась при родах, так и не увидев новорожденную дочь. Говорили, сказалось древнее проклятие или часть предсказания, согласно которому последняя из рода Ганн-лоу будет держать в своих руках чашу мироздания, и только от нее будет зависеть, отправится все сущее в пустоту вечного мрака или будет жить дальше.

Человек без имени, основавший орден «Скользящие по водной глади», предсказал чуть ли не все великие события и катаклизмы грядущих веков. Он оставил манускрипт с подробными описаниями своих прорицаний, что позволило самому ордену, а также потомкам династии Ганн-лоу пережить несколько столетий, различным образом воздействуя на политическую жизнь огромного государства-империи, занимавшего седьмую часть обитаемой суши этого мира.

Записи манускрипта неожиданно обрывались за полвека до рождения Лайи. И было совершенно непонятно, уничтожены они специально или мудрость пророка не простиралась настолько далеко во времени.

Вслед за этим произошло много событий, прямо или косвенно повлиявших на сам орден и на династию древних правителей. Великая империя распалась, раздираемая внутренними противоречиями и вторжением извне, а затем вновь сплотилась, но уже под эгидой нового псевдонародного правления. Однако красный дракон, пришедший на смену древнему тигру, был слишком ненасытен, требуя все новой и новой крови, поэтому в конце концов пал от когтей своего же собственного птенца — власть перешла к военной диктатуре, которая вернула некогда великому государству былое могущество, заставив считаться с собой весь остальной мир.

Во времена этих смутных десятилетий некогда великий орден (насчитывающий несколько сотен членов) распался, превратившись в мелкую группу из полутора десятка человек. Оставшиеся сконцентрировали всю свою силу и мудрость на воспитании последней из династии Ганн-лоу, которая, согласно предсказанию великого пророка, должна будет решать судьбу не отдельного государства или народа, а всего мира.

Никто из оставшихся последователей древнего учения не знал и даже не догадывался, в чем будет заключаться миссия Лайи, но каждый из них твердо верил, что в определенное судьбой мгновение ее время придет. И эта вера помогла им достигнуть почти невозможной высоты — вложить в свою воспитанницу все знания и опыт прошедших времен, в конечном итоге слепив из сырой глины человеческого материала практически неземное совершенство.

* * *

Пуля только слегка скользнула по шлему, не причинив особого вреда, но все равно Томми-Червяк, принадлежащий к клану «Псы дорог», основательно разбился при падении с мотоцикла. Когда на скорости около двухсот километров в час неожиданно вылетаешь из седла после того, как тебе в голову только по чистой случайности не угодил вполне реальный заряд свинца, шансы выжить оцениваются невысоко. Томми повезло — на этот раз он вытащил счастливый билет, но все равно покалечился основательно. Впрочем, на фоне того, что все остальные участники погони, скорее всего, были мертвы, потеря безумно дорогого раритетного мотоцикла вкупе с открытым переломом ноги (обломок кости торчал наружу) выглядели не так страшно.

Он все еще находился в шоке после падения, поэтому даже не чувствовал боли, невзирая на то что травма была очень серьезная. Все дальнейшие действия Червяка были скорее автоматическими, нежели осознанными. Рука потянулась во внутренний карман и вытащила сотовый телефон. Экран был покрыт мелкой сеткой трещин, но, судя по всему, аппарат все еще функционировал. Скользкие от крови пальцы с трудом набрали искомую комбинацию цифр, и когда после пяти продолжительных гудков на том конце провода наконец сняли трубку, голос человека, сидевшего в луже собственной крови посередине шоссе, звучал отстраненно-спокойно.

— Ной, это Томми...

— Кто??? — Музыка в заведении играла настолько громко, что бармен даже не расслышал с первого раза.

— Томми-Червяк...

— Понял.

— Наши у тебя?

— Да, многие тут.

— Ты можешь выключить музыку и переключить телефон на громкую связь? У меня важное сообщение.

— Томми, у нас тут такая девочка на сцене крутит задницей, что всем сейчас не до твоих сообщений. Приезжай, все расскажешь сам.

— Ной... — Голос Томми звучал настолько отчужденно и неестественно, что по спине привыкшего чуть ли не ко всему на свете бармена пробежал неприятный холодок. — Я очень долго не смогу приехать, потому что разбился почти насмерть, а вокруг валяются девять еще не успевших остыть трупов.

— Томми, ты что, обкурился какой-нибудь гадости или объелся таблеток? Какие трупы? Что за чушь ты тут вообще несешь?!!

— Ной, такими вещами не шутят, даже обкурившись в ноль. — Он продолжал говорить все так же спокойно, находясь в каком-то туманном полутрансе, так что даже не прореагировал на визг тормозов остановившейся неподалеку машины. — Выключи музыку и сделай так, чтобы меня слышали все в баре...

Человек, который провел за— стойкой больше чем полжизни, волей-неволей приобретает определенные навыки психолога и может в восьми случаях из десяти отличить, говорит собеседник правду или нет. Именно сейчас что-то глубоко внутри подсказало Ною, что замогильные интонации Червяка не вызваны действием тяжелых наркотиков или галлюциногенов, а, скорее всего, являются следствием пережитого нервного потрясения.

Он резко выключил музыку, одновременно подняв руку вверх, пытаясь таким образом упредить последовавший за этим всплеск вполне объяснимого недовольства. Разумеется, это не удалось — прошло не меньше минуты, пока разгоряченная парами алкоголя публика более или менее успокоилась, так что можно было хоть что-нибудь сказать.

— Экстренное сообщение! — прокричал Ной, одной рукой переключая телефон на громкую связь, а другой поднося к аппарату микрофон.

— Через десять-пятнадцать минут мимо вас проедет одиночка на темно-синем «кавалларе». — Бесцветный голос Томми, усиленный мощными колонками, искаженным эхом отражался от стен заведения. — На сто двадцать седьмом километре из-за него возникла свалка...

Эти простые незамысловатые слова для несведущего человека могли показаться несвязным бредом сумасшедшего, а для знающего значили очень много. Не нужно было полжизни провести в седле мотоцикла, чтобы понять, чем чревата подобная ситуация в пределах оживленной автомагистрали.

— Я лично видел, как Банни Одноухого расплющило всмятку об бампер грузовика. Что с остальными, не знаю... Нас было девять — тех, кто погнался за этим уродом. Выжил только я один, все остальные валяются неподалеку с простреленными головами...

От монотонной речи, доносящейся из динамиков, веяло могилой.

Напряженную тишину бара неожиданно прорезал истерический смех одного из посетителей.

— Ну, Томми, ну шутник! И ведь как...

Короткий безжалостный удар послал изрядно захмелевшего весельчака в глубокий нокаут. Всем, кто еще не перешагнул определенную грань, за которой алкоголь уже окончательно затуманивает разум, было ясно — это не бред, вызванный передозировкой, и не бездарный розыгрыш. Где-то там вдалеке находится одинокий израненный человек, который из последних сил стремится донести до них нечто важное. Нечто, что на простом человеческом языке называется «жажда мести».

— Шутка??? — Томми услышал последнюю реплику, и нервное напряжение, которое до этого удавалось сдерживать, наконец-то прорвалось наружу. Монотонно-бесцветная речь говорящего неожиданно сорвалась в истерический крик: — Тут все шоссе на полкилометра залито кровью, и везде валяются исковерканные тела, у меня обломок кости торчит из ноги — и это шутка? Вы что там, совсем охренели?!!

Не вполне отдавая отчет в своих действиях, раненый мотоциклист повернул голову, как бы ища негласной поддержки, и тут его взгляд наткнулся на стоящую неподалеку пару. Мужчина и женщина, вышедшие из остановившейся минуту назад машины, застыли молчаливыми изваяниями, с ужасом всматриваясь в беспорядочно разбросанные человеческие силуэты, застывшие в нелепых позах на асфальтовом покрытии вполне заурядного и ничем не примечательного до этого момента скоростного шоссе.

— Ты!!! — Окровавленная рука с зажатым в кулаке телефоном протянулась в направлении мужчины. — Скажи этим недоношенным уродам, что ты видишь!!!

Приказ был преисполнен такого напора и ощутимо сквозящей в каждом слове внутренней силы, что стоящий невдалеке незнакомец медленно, словно под гипнозом, сделал шаг вперед, потом еще один и еще, после чего наконец несмело взял в свою ладонь скользкий от крови телефон.

— Очень крупная авария и, как мне кажется, все мотоциклисты, кроме одного, мертвы...

Мужчина говорил очень тихо, но усиленный мощными динамиками голос был слышен в каждом, даже самом отдаленном уголке бара.

Томми сделал красноречивый жест, обозначающий, что он хочет получить трубку назад.

Осторожно, как будто речь шла о невероятно хрупкой ценности, незнакомец протянул телефон раненому мотоциклисту.

— Ну что, теперь убедились??? — прокричал байкер, с ненавистью сжимая корпус сотового телефона.

При этом его пальцы побелели от напряжения, и стоящему неподалеку мужчине показалось, что сейчас хрупкий пластик, не выдержав колоссального давления, брызнет мелкими осколками в разные стороны. Однако этого не произошло. Достигнув пика эмоционального напряжения, Томми-Червяк, единственный чудом уцелевший член группы преследования таинственного незнакомца, окончательно обессилел и, как следствие, провалился в глубокий обморок.

Все так же осторожно, как и прежде, мужчина нагнулся, аккуратно подобрал выпавшую из руки байкера трубку и, видимо, боясь нарушить зловещую тишину, окутавшую это гибельное место, свистящим шепотом произнес:

— Кажется, он потерял сознание, а может, и вовсе умер...

После чего в мощных динамиках бара, передающих через микрофон содержание телефонного разговора, отрывисто зазвучали короткие гудки отбоя.

На какое-то мгновение в заведении повисла напряженно-тягостная тишина, которая была прервана Ноем — как и положено, бармен первым пришел в себя, убрав руку с ненужным теперь микрофоном прочь от телефонного аппарата.

— В пятистах с небольшим метрах перед баром — крутой поворот. — Он говорил негромко, но в тишине, окутавшей зал, его слова были прекрасно слышны каждому. — Если мы прямо здесь, невдалеке, перегородим своими мотоциклами дорогу, то эта сука на темно-синем «кавалларе» вылетит прямо на баррикаду — и вряд ли успеет затормозить или развернуться. А за те десять секунд, что понадобятся ему, чтобы достигнуть наших порядков, мы так нафаршируем свинцом эту сволочь, что его потом родная мама не узнает.

Дружно, словно по команде, все посетители придорожного заведения встали со своих мест и молча направились к выходу.

Слова были ни к чему. Все и так было понятно.

Кто бы ни был этот незнакомец, устроивший бойню на отрезке пятьсот сорок пятого шоссе, через несколько минут ему придется сполна заплатить за всё. Пятьдесят с лишним стволов, направленных в его сторону, попытаются сделать так, чтобы не только родная мама, но и вообще никто на свете никогда не опознал этого человека.

 

8

В команду входили пятнадцать человек: четырнадцать мужчин и одна женщина. Последняя стоила всех четырнадцати, вместе взятых, однако ни один, даже самый уникальный человек не в состоянии обойтись без группы поддержки и координации, особенно когда речь идет о крупномасштабной операции на территории потенциального противника. Боевое крыло подразделения составляли девять коммандос и трое снайперов; остальные двое отвечали за разведку, прикрытие, материальное и техническое обеспечение, связь с центром и прочее, не принимая непосредственного участия в боевых действиях.

При давно сложившейся и четко работающей системе выглядело странным появление нового члена команды. Тем более что никто из мужчин не только не знал об истинных способностях хрупкой девушки с осанкой и манерами королевы, но даже не догадывался, с какой целью вообще ее взяли на это задание. Может быть, только старший группы, человек с лаконичным то ли именем, то ли прозвищем Сну — Сеющий Скорбь — имел смутные предположения о ее возможностях, но в силу многолетней привычки держать непроверенные умозаключения при себе не спешил делиться противоречивой информацией с подчиненными. Хотя и не нужно было обладать особо развитым интеллектом, чтобы догадаться — просто так в тыл потенциального противника вместе с элитной частью диверсионной команды обычную девушку вряд ли отправят.

Целью операции было найти и ликвидировать всего одного человека. Задание проходило под грифом «Би-112», что подразумевало наивысший приоритет, и должно было быть выполнено любой ценой. На памяти Сну за все годы службы в конторе проводилась только одна акция подобной категории — ликвидация премьер-министра одной из «дружественных» северных стран, решивший, по совету своих западных «друзей», резко сменить внешнеполитический курс.

«Это было давно и неправда», — любил повторять Сеющий Скорбь своему маленькому племяннику, когда тот просил его рассказать какую-нибудь историю об отважных разведчиках.

Это было действительно давно — восемь лет назад, но это было правдой, потому что цель операции была вполне реальной. В тот раз они сработали чисто и получили заслуженную награду. И вот, спустя несколько лет, ситуация повторилась. Опять наивысший приоритет, и это значит — задание должно быть выполнено несмотря ни на что. Правда, в данном случае речь не шла о международной политике. Насколько понял старший группы, они должны были зачистить всего одного человека, никоим образом не связанного с сильными мира сего. Человек этот, судя по всему, находился в бегах и к тому же совершенно не имел личной охраны.

Они проводили сложную многоступенчатую операцию в соседнем «полудружественном» государстве, как вдруг, словно гром среди ясного неба, пришел приказ немедленно и без всякой конспирации явиться в родное посольство.

Они явно засвечивались и начисто «сливали» посла, что было верхом глупости, но, видимо, предстоящее задание было неизмеримо важнее, чем все дипломатические пикировки и «дружественные» отношения между странами-соседями.

В течение рекордно короткого срока — семнадцати с половиной часов — их команда преодолела по воздуху чуть ли не треть экватора, миновала все, какие только возможно, пограничные кордоны и успешно вышла к заданной точке.

Все это промелькнуло перед мысленным взором старшего группы за мгновение до того, как не выполнившая приказ девушка поравнялась с его столиком. Воспоминание метнулось неуловимой тенью на периферии сознания, чтобы надолго, если не навсегда, исчезнуть из памяти. В данный момент это было уже не важно. Не важно, как и все, что не относилось к данной операции, конечным пунктом назначения которой была жирная кровавая точка, обозначающая чью-то преждевременную смерть.

Лайя уже подходила к двери, ведущей из бара на улицу, когда от углового столика навстречу ей поднялся Сну. В его глазах не было ни вопроса, ни удивления. Эмоции не играли никакой роли в их работе, поэтому не имело смысла проявлять их. По неписаному кодексу людей их профессии это считалось правилом дурного тона.

Он просто подошел к ней как равный к равной, чтобы узнать, почему она не исполнила своего предназначения и осмелилась нарушить приказ.

— Тебе нужно вернуться, — очень тихо, но четко сказал он.

Это была не угроза и не пожелание — всего лишь констатация факта.

«Дышите глубже», — говорит врач пациенту, прислушиваясь к ритму его дыхания, и в этой Фразе, так же как и в словах Сеющего Скорбь, нет ничего личного, ничего подневольного, эта реплика обозначает только одно — каждый делает то, что должен делать, и не более...

Они были примерно одинакового роста, но она посмотрела на него сверху вниз, как смотрят короли на чернь, одаривая ее хлебом и безумным блеском дорогого металла. И хотя Сну был намного старше ее, он почувствовал, как из глубины этих глаз на него смотрят века. Однако даже это не остановило командира подразделения. Невыполнение приказа в боевой обстановке приравнивается к измене со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Ты предан, но слеп, — сказала она, делая шаг в сторону, для того чтобы обогнуть человека, вставшего на пути, и выйти из бара.

Это была уже не измена — это был мятеж. И не важно, кто его поднял, королева или прачка, для Сну существовала только одна реальность — реальность текущего момента. А все эти вековые традиции и великие династии, растворившиеся в прахе столетий, были не более чем скомканной оберткой от надкусанной детской конфеты и совершенно ничего не значили.

Мысль о ноже лишь на мгновение опередила само действие. Он был быстр. Очень быстр, Но не смог ничего сделать, потому что импульс, посланный мозгом, так и не реализовался в конечное действие — рука не смогла обхватить рукоять ножа, и лишь секунду спустя он понял почему — верхняя половина тела была парализована: Лайя выключила его одним, не уловимым ни глазом, ни даже разумом прикосновением.

— Из тебя никогда не получится воин. — Она не унижала его — она говорила то, что думала. — Твои действия не опережают мысли, а плетутся позади них.

Если все еще хочешь, можешь попробовать убить его сам, — все так же тихо продолжала она. — Я не могу этого сделать... Пока не могу, — добавила девушка мгновение спустя и вышла на улицу.

Контроль над телом вернулся через полминуты. Сеющий Скорбь не стал догонять Лайю. В данный момент у него была другая задача: ликвидировать человека, сидящего за столиком поблизости от стойки бара. Все остальное могло до поры до времени подождать.

Сну быстро оценил обстановку и решил, что проблем возникнуть не должно, потому что в забегаловке почти пусто: сам объект операции, мужчина с неестественно белой, как у альбиноса, кожей, сидящий неподалеку, двое шоферов-дальнобойщиков, припарковавшие свои треки рядом с заведением, официантка, бармен и, скорее всего, один повар в подсобке. Итого семь человек — против девяти прекрасно обученных профессионалов из контрразведки.

Зачистить бар, поджечь помещение — и уйти. На все вполне хватит трех — максимум четырех минут.

Сну еще успел мимоходом подумать, что не слишком разумным было задействовать в такой простой операции такое несоразмерно большое количество высококлассных специалистов, да еще давать им в нагрузку капризную девчонку, но приказы не обсуждаются, а начальству с высоты своего положения, наверно, виднее...

Обведя взглядом всех своих людей, он сделал несколько почти неуловимых движений пальцами, после чего каждый понял, какая у него цель.

Итак, роли были распределены, оставалось только дать сигнал к наступлению (которым служила разбитая им чашка).

Сну последний раз прокрутил в голове диспозицию и план предстоящей кампании, а затем молниеносным движением руки смахнул свою чашку со стола, одновременно выхватывая из внутренней кобуры пистолет.

Глушитель был ни к чему, потому что никто не собирался оставлять ненужных свидетелей.

* * *

Район поиска был слишком велик: радиус составлял около двадцати километров, поэтому с самого начала они разделились. Руководитель операции — Торм — указал точки возможного появления объекта, и без дальнейших вопросов (слова вообще не были нужны синетам в общении между собой) каждый из группы проследовал по своему четко определенному маршруту.

Алу повезло с третьей попытки. Два предыдущих заведения, на разработку которых ушло около получаса, оказались «пустыми», а в этой забегаловке со странным названием «Крученые перцы» он наконец обнаружил того человека, ради которого они пересекли границу между вселенными. Именно этого усталого мужчину с отрешенным взглядом (Алу опознал его, проанализировав сетчатку глаза, — для синетов не составляло труда производить в уме и более сложные вычисления) их группа должна была защитить любой ценой. Потому что только у этого человека был ключ к уничтожению данного мира, что автоматически влекло за собой спасение другого — того, откуда прибыло подразделение синетов.

Если бы Алу был человеком, возможно, он даже усмотрел бы в происходящем перст судьбы или просто какой-нибудь добрый знак, обычно сопутствующий великим свершениям. Но в жилах создания с неестественно белой кожей текла не кровь, а биокомпонент молочно-голубого оттенка, произведенный в лабораториях далекой планеты, освещаемой солнцем не этой вселенной, поэтому, несмотря на столь быстрое и успешное окончание поисков, разведчик не испытал вообще никаких эмоций. Даже внешне он походил на оживший манекен, неожиданно шагнувший из цитрины магазина прямо на тротуар оживленной улицы. Внутри же это сходство было еще больше — синеты были холодными, бесчувственными, прекрасно мыслящими и организованными манекенами. Термин «синтетический человек» как нельзя лучше подходил к этим созданиям.

Он сразу же понял, что ситуация резко изменилась. Сначала вошла странная девушка. Слишком хрупкая, чтобы представлять какую-либо опасность. Она подошла прямо к столу, за которым сидел его подопечный, и завела странный со всех точек зрения разговор. Алу слышал всю беседу от начала до конца, но так и не понял, в чем был смысл этого бессвязного обмена репликами.

Сразу же вслед за девушкой появились и новые посетители, которые вели себя слишком естественно и непринужденно, чтобы с первого же взгляда не заподозрить в их действиях злой умысел. Если бы их было всего двое или даже трое-четверо, возможно, оставались бы сомнения, но когда в течение минуты в заведение входят девять человек и располагаются полукругом вокруг мужчины, которого синет должен был охранять...

Алу понял: их обложили, причем очень профессионально и грамотно.

Без особого труда удалось вычислить даже старшего группы противника — сухопарого жилистого мужчину, расположившегося у самого выхода. Синет мог бы легко устранить его, чтобы внести растерянность в стан нападавших, но после непродолжительных размышлений пришел к выводу, что это ничего не изменит. У дракона было слишком много голов, способных нанести ответный удар. Поэтому не стоило прежде времени выкладывать на стол свои козыри.

Алу сжато передал информацию партнерам, уже спешащим к месту сбора. Все, что было возможно, он сделал, и теперь оставалось всего ничего — продержаться в течение десяти минут до подхода Сола, находящегося ближе всех к точке сбора команды.

Но этих минут у него уже не было. Потому что все началось раньше...

Намного раньше.

* * *

Тил вышел из затяжного правостороннего поворота и сразу же увидел их — молчаливую вооруженную толпу, перегородившую линию шоссе сразу в двух направлениях. Дорогу разделяло надвое полуметровое бетонное ограждение, так что данная мера предосторожности была явно ни к чему, но указывала на то, что засевшие за баррикадой люди решили действовать наверняка, не оставив добыче даже теоретических шансов.

Он держал скорость в районе все тех же двухсот, поэтому на все про все оставалось не более десяти секунд, за которые мотоцикл преодолеет отделявшие его от баррикады пятьсот метров. А если точнее — не более восьми секунд, потому что за сто метров от заслона он окажется на прицельной дальности огня из пистолета. А так как подавляющее большинство противников имело при себе именно этот вид вооружения, то было бы неразумно давать им возможность воспользоваться своим преимуществом. Нет, в ближайшие планы Тила не входило испытать на собственной шкуре, насколько хорошо и точно аборигены умеют стрелять. У него были совершенно другие намерения.

Десять секунд — это чрезвычайно короткий отрезок времени, который для обычных людей пролетает настолько стремительно, что они не успевают даже как следует разобраться в своих ощущениях, не говоря уже о том, чтобы трезво и продуманно оценить происходящее.

Однако для синтетического разума подобные узкие временные рамки не являются чем-то из ряда вон выходящим, поэтому хронология происшедших событий с точки зрения синета выглядели следующим образом.

Десять секунд (пятьсот метров) — он увидел противников, оценил ситуацию, перебрал все возможные варианты и остановился на наиболее простом и действенном.

Девять секунд — Тил связался с Тормом, передав сжатый пакет информации, который в дальнейшем будет расшифрован старшим группы.

Восемь. Наиболее нетерпеливые охотники дали нестройный залп, не достигший цели. Одновременно с этим мчащийся на огромной скорости мотоциклист, сжимавший в руке пистолет, используя ребро рукоятки в качестве импровизированного зубила, коротким выверенным движением пробил бензобак, чего человек никогда не сделал бы. Бензиновая струя хлынула из рваной дыры, обильно орошая асфальтовую поверхность вечернего шоссе, еще не успевшую остыть после дневной жары.

Семь секунд — мотоцикл сделал эффектную «стойку»: Тил потянул руль на себя, и передняя часть мощного темно-синего «каваллара» задралась вверх, так что контакт с поверхностью сохранился только у заднего, ведущего колеса. Этот впечатляющий маневр, разумеется, был проделан не в надежде на признание засевшей за баррикадами и понимающей толк в подобных вещах публики, а служил единственной цели — защитить тело мотоциклиста от плотного потока раскаленного свинца, устремившегося ему навстречу. Сделано это было весьма своевременно: одна из винтовочных пуль ударила в стальную крестовину — то место, где мгновение назад находилась голова Тила.

Шесть секунд — он продолжил движение, а плотность огня усилилась. Лопнуло простреленное переднее колесо, и сеткой мелких трещин пошло лобовое стекло, — вероятно, один или двое нападавших неплохо владели оружием.

Пять секунд — все шло точно по плану. Синету нужно было преодолеть последние пятьдесят метров, после чего он намеревался, резко оттолкнувшись ногами, прыгнуть назад, прокрутив в воздухе сальто. Одновременно с этим предоставленный сам себе неуправляемый кусок металла, облитый бензином из поврежденного бака, должен был сначала загореться от искр, вызванных трением металла об асфальт, а затем по инерции достичь баррикады, врезавшись в нее огромным пылающим шаром. Не приходилось сомневаться, что данная акция повредит несколько мотоциклов и вызовет неминуемое замешательство в стане нападающих, позволив Тилу выиграть те жизненно важные десять-пятнадцать секунд, которые необходимы, чтобы бегом преодолеть триста метров, отделяющих синета от крутого поворота автострады. А там, за поворотом, он мог устроить уже свою засаду и перестрелять вырвавшихся вперед преследователей, после чего, захватив первый попавшийся мотоцикл, сделать небольшой крюк и как ни в чем не бывало следовать к точке назначения.

Именно исходя из этих соображений, «безбашенный» мотоциклист (так окрестил его про себя Ной, удобно расположившийся на чердаке собственного заведения вместе со старой верной снайперской винтовкой) направил свой «каваллар» с задранным вверх передним колесом. — словно салютующим последнему лучу спустившегося за горизонт солнца — в самую середину баррикады, перегородившей шоссе.

План Тила был хорош со всех точек зрения, но не предусматривал того, что среди участников спонтанного полупьяного байкерского ополчения окажется профессиональный снайпер...

Четыре с половиной секунды — пуля, выпущенная с чердака придорожного заведения, пробила заднее колесо мощного мотоцикла, мгновенно нарушив хрупкое равновесие. Икроножные мышцы синета напряглись, чтобы резко выбросить тело назад, а стальные зажимы-руки отпустили руль, но именно в этот момент темно-синий «каваллар» резко, словно от мощного бокового удара, завалило вправо и...

Синтетический человек не сумел выпрыгнуть, успев лишь пару раз обреченно взмахнуть руками в воздухе, как будто пытаясь удержать равновесие или заставить вышедшую из-под контроля машину занять прежнее положение. Но все было тщетно — повинуясь безжалостно-равнодушным физическим законам, мотоцикл неумолимо завалился набок и ударился о землю. Причем сила столкновения была настолько велика, что Тилу расплющило правую ногу, которую не удалось вовремя убрать. Это уже само по себе являлось началом конца, потому что теперь не могло быть и речи о том, чтобы уйти от преследования, но окончательно синета добил пожар, вспыхнувший от выбитой об асфальт искры...

Люди, которые стояли за баррикадой, перегородившей шоссе, отчетливо видели, как мотоцикл неожиданно резко завалило вправо, и сразу же после удара о землю мощная машина вместе со своим безумным водителем вспыхнули как свеча и за несколько неуловимо коротких мгновений превратились в пылающий шар. Сгусток огня, в сердце которого сплавились воедино железо и человеческая плоть, протащило по дороге около ста метров, и все время, пока продолжалось это поистине феерическое зрелище, неожиданно протрезвевшая публика зачарованно наблюдала за происходящим...

— Вот это было шоу так шоу. — Толстый, неряшливого вида бородач, одетый в рубаху не первой свежести, смачно сплюнул себе под ноги, после того как огненный шар наконец остановился. — Такого не было даже в Дасхоу в семьдесят четвертом, а ведь тогда там собрались все лучшие звезды экстремальных гонок...

— В Дасхоу не было ни Тома Роллинга, ни Вэсли Демиртута, ни уж тем более...

Закончить предложение ярому поклоннику Тома Роллинга и Вэсли Демиртута так и не удалось. Голова его резко, словно от неожиданного удара, запрокинулась назад, и разом обмякшее тело, мгновенно потеряв опору, мягко осело на землю, словно старая, изжившая свой век, никому не нужная тряпичная кукла.

— Ты что это надум?.. — Бородатому толстяку показалось, будто он увидел что-то по-настоящему страшное, что-то такое, чего лучше никогда в жизни не видеть, а именно: фонтан крови, выплескивающийся из сквозного пулевого отверстия в черепе, но и ему не удалось четко сформулировать свой вопрос, потому что призрак смерти, молчаливо стоящий за спиной, уже закрыл его глаза беспросветно черным погребальным саваном...

По роковой случайности Тил вытянул не ту карту из крапленого прикупа Судьбы, поэтому не оставалось ничего иного, как довести эту партию до конца, по возможности раздав как можно больше не оплаченных вовремя долгов. Пара пистолетов с вместительными обоймами на дюжину патронов каждая, плюс еще два запасных рожка предоставляли чисто теоретическую возможность уничтожить практически всех нападавших, однако Тил, еще до того как открыть огонь, рассчитал свои шансы, исходя из которых противник потеряет от двадцати трех до двадцати восьми боевых единиц, прежде чем окончательно подавит его огневую точку.

У синета начисто отсутствовали нервные окончания, поэтому огонь не причинял ему никаких физических страданий, а просто медленно сжигал — словно воск обычной свечи.

Первые несколько секунд люди, стоящие за импровизированной баррикадой из перегородивших шоссе мотоциклов, не могли поверить своим глазам — пылающий факел, своими размыто-расплавленными контурами отдаленно напоминающий человеческую фигуру, поднялся в полный рост и протянул вперед руки, как будто умоляя проявить милосердие, избавив его от невыносимых страданий, вызванных буйством огненной стихии...

А затем — с некоторым запозданием — до ушей пораженной публики донесся сухой пронзительный треск пистолетных выстрелов. Как оказалось, протянутые руки означали не мольбу и покорность, а указывали на того несчастного, кто в следующее мгновение должен безропотно умереть...

Он стрелял быстро, неимоверно быстро. И, что самое главное, убийственно точно. Смешные человеческие фигурки комически дергались и падали на землю словно бездушные марионетки, неожиданно потерявшие связь со своим кукловодом. Оборванные нитки, исковерканные и пущенные под откос жизни, пробитые навылет головы...

Десять, двенадцать, четырнадцать...

Неумолимо страшный отсчет дал первый сбой до номере «восемнадцать», когда вместо пары точных выстрелов цели достиг всего один. Затем ему удалось выйти на прежний уровень — двадцатый и двадцать первый трупы аккуратно легли в наполовину укомплектованную колоду мертвецов, но это был, пожалуй, последний крупный успех несгибаемого стрелка.

Последние две пули, остававшиеся в магазине, ушли в никуда из-за того, что руки непроизвольно дернулись вверх — снайпер, засевший на чердаке придорожной забегаловки, оправился от кратковременного замешательства и поразил горящего синета точно в голову. Живой пылающий факел тяжело рухнул к подножию догорающего мотоцикла, и укрывающимся за баррикадами людям показалось, что все кончено. Слишком уж красноречиво выглядело это падение, не оставляя даже тени сомнения в том, что последний выстрел наконец-то напрочь вышиб мозги этому поразительно живучему созданию...

Но, как оказалось, они глубоко заблуждались. И эта чрезмерная самоуверенность стоила жизни еще семерым.

В отличие от всего остального тела, черепная коробка синета была изготовлена из особой разновидности высокопрочного полимера, способного выдержать не только попадание обычной пули, но и кое-что значительно серьезнее этого.

Поэтому, вместо того чтобы окончательно испустить дух, Тил всего лишь упал, на некоторое время потеряв визуальный контакт с реальностью. Несмотря на то что череп выдерживал прямое попадание, подобные запредельные испытания на прочность не проходили бесследно — требовалось некоторое время на восстановление.

Оставшиеся в живых байкеры чересчур медленно, а вернее будет сказать — заторможенно, вышли из-за укрытия, неуверенно продвигаясь к месту, где догорал облитый бензином мотоцикл на пару со своим зловещим наездником, и в это время раздались очередные выстрелы.

И без того достаточно редкая цепь мгновенно поредела еще больше. Четверо умерли на месте. Оставшиеся в живых залегли и, беспорядочно отстреливаясь, попятились назад — под защиту спасительной баррикады, по дороге потеряв еще двоих. Если бы не снайпер, у них не было бы вообще никаких шансов: Тил легко перестрелял бы отступающих меньше чем за минуту. Но в сознании Ноя слишком крепко сидели старые армейские привычки, поэтому он продолжал контролировать ситуацию, прикрывая партнеров даже после того, как лично засадил тяжелую девятиграммовую пулю в голову пылающего мотоциклиста.

Впрочем, реакция бывшего снайпера была уже не та, что прежде. Он пропустил момент, когда из-под догорающего остова мотоцикла опять раздались выстрелы, и это незамедлительно привело к очередным жертвам среди наступавших.

— Да ты сдохнешь когда-нибудь или нет?!! — Холодная ярость душила владельца заведения, у стен которого лежало столько не успевших остыть трупов, что впору было подгонять огромный грузовик, чтобы туда поместились все тела...

Сделав еще несколько выстрелов в то место, где, по его мнению, должна была находиться голова проклятого чудовища, устроившего эту беспрецедентную по всем показателям бойню, он отбросил в сторону винтовку, от которой, судя по всему, не было никакого толку, и, сыпля на ходу страшными проклятиями, побежал в подвал, где у предприимчивого бармена в надежном тайнике находился небольшой склад оружия.

В этот момент он не думал о последствиях и уж тем более о том, как объяснит приехавшей на место происшествия полиции, каким образом в его руках оказался ручной противотанковый гранатомет. Это была уже лет пятнадцать как снятая с производства морально устаревшая модель, чьи боевые характеристики были явно недостаточны для уничтожения танков последнего поколения, но даже сейчас РПГС-34 был достаточно эффективен для поражения огневых точек, бронемашин пехоты и легких автомобилей...

— Сейчас ты ответишь за все!!! — Дрожащие от бешенства руки мощным рывком вытащили из ящика промасленный корпус гранатомета.

Ной в спешке выбежал наверх, даже не захлопнув массивную дверь подвала, где находился оружейный тайник. Панель в стене, заклеенная для маскировки фотографиями из старых порно— и мотожурналов, тоже осталась открытой. Если бы в этот момент кому-нибудь вдруг пришло в голову порыскать в подземной кладовой придорожного заведения, он без всякого труда обнаружил бы очень много интересных и запрещенных законом вещей. Однако любопытных не нашлось. Большая половина посетителей бара лежала наверху с простреленными навылет головами, а оставшиеся в живых были настолько обеспокоены проблемой собственной безопасности, что больше их ничто не волновало.

Тил достал еще одного — седьмого из «охотников за удачей», решивших лично удостовериться в том, что добыча мертва, и после этого почти одновременно в его руках взорвались оба пистолета: рукояти нагрелись до критической температуры, в результате чего капсюли патронов сдетонировали, и синету серьезно повредило левую руку, а также почти полностью оторвало правую кисть. Впрочем, данный инцидент уже не мог ни на что повлиять, поэтому не заслуживал того, чтобы на него обращать внимание. Синтетический человек все еще находился в здравом уме и твердой памяти — мозг был слишком хорошо и надежно защищен, чтобы выйти из строя от воздействия огненной стихии, но раскуроченное тело медленно умирало. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что его часы сочтены, но панический страх смерти, как и все остальные чувства, присущие обычному человеку, был чужд этому созданию. Поэтому, совершив все необходимые приготовления, он лежал, спокойно наблюдая за происходящим. Тил видел, как из дома выбежал человек с гранатометом в руках. Не нужно было обладать огромным умственным потенциалом, чтобы догадаться — это именно тот снайпер, который послужил первопричиной поражения синета, но даже легкая тень сожаления по поводу того, что нет никакой возможности рассчитаться с заклятым врагом, не промелькнула в голове обугленного манекена. Он просто лежал и безучастно смотрел, как зловещая труба медленно поворачивается в его направлении, а затем полуторакилограммовый реактивный снаряд со скоростью сто метров в секунду устремляется к намеченной цели...

Прошло ровно две секунды, и мощный взрыв зазметал во все стороны остатки обгоревшего мотоцикла и тело того, кто за последние пять с небольшим минут отправил на тот свет двадцать восемь человек...

Вызванный наряд полиции приехал через пятнадцать минут. Шестеро служителей правопорядка застали всех оставшихся в живых участников этой кровавой драмы затаившимися за импровизированной баррикадой из цепочки перегородивших шоссе мотоциклов. Никто из участвовавших в перестрелке байкеров не пошел посмотреть на останки разорванного на куски монстра. Печальный опыт семи погибших товарищей, решивших удовлетворить свое нездоровое любопытство, многому их научил.

Двое полицейских остались осматривать трупы и допрашивать людей, а остальные четверо отправились на место происшествия. Еще через десять минут один из членов поисковой команды наткнулся на обгоревший дочерна человеческий череп. Он осторожно взял его в руки, чтобы приобщить к остальным вещественным доказательствам, — и на какое-то мгновение ему показалось, что в глубине пустой глазницы промелькнула маленькая голубоватая искорка. Полицейский отогнал от себя это наваждение и уже повернулся было, чтобы подозвать находившихся неподалеку товарищей, сообщив о своей находке, но в этот момент сработал механизм самоликвидации, изначально заложенный в природу синетов.

Из трех степеней мощности: малой, разрушающей только тело, средней, действующей в радиусе двадцати пяти метров, и самой мощной, сметающей все живое на расстоянии полукилометра от эпицентра взрыва, — неподвижно лежащий у догорающего мотоцикла Тил выбрал третий вариант. Может быть, поэтому его холодный, бесчувственный разум оставался совершенно спокойным, глядя, как увеличивается прямо на глазах стремительно несущийся ему навстречу реактивный снаряд...

При любом раскладе ни этот снайпер с гранатометом, ни жалкая кучка укрывшихся за баррикадой людишек никуда не денутся от возмездия — огненный смерч начисто сотрет с лица земли и остатки вторгнувшегося из другой вселенной бледнолицего существа, и всех тех, кто посмел встать у него на пути...

 

9

Я видел, как на выходе к девушке подошел невысокий сухопарый человек и коротко о чем-то переговорил с ней. После чего Лайя вышла, а ее собеседник остался неподвижно стоять на месте, как будто решая, пойти за ней или нет. Создавалось такое впечатление, что он просто задумался, не в силах решить какую-то свою, одному ему ведомую задачу. Впрочем, в данном случае я (как и большинство остальных) глубоко заблуждался — не прошло и пары секунд, а Милая уже начисто разрушила мои иллюзии.

— Он парализован, но ненадолго, — скороговоркой начала свои объяснения моя напарница. — В баре четырнадцать человек и повар в подсобке. Не вооружена только официантка и человек на кухне (если, конечно, не принимать во внимание массу ножей), у каждого из остальных — ствол или даже два. Сидящий спиной к тебе мужчина в черном плаще таскает с собой целый арсенал и выглядит слишком одиозно, чтобы быть простым убийцей. У бармена дробовик под стойкой. Слева у окна — пара розовощеких толстяков: скорее всего, водители припаркованных рядом треков, но тоже вооружены. Остальные девять, по всей видимости, — группа прикрытия, работающая в связке с твоей бывшей собеседницей. На данный момент все потенциальные противники абсолютно спокойны, однако с очень высокой вероятностью столкновения не избежать.

Я успел отметить про себя слово «столкновение». Последнее время моя верная железная подруга заметно пополнила свой обиходный лексикон. Еще утром она наверняка сказала бы «перестрелки не избежать», а теперь выражалась, словно какой-нибудь политический функционер средней руки...

— Что ты предлагаешь?

Я почти ощутил, как она пожала несуществующими плечами. Милая все больше и больше перенимала повадки и привычки людей...

— При любом развитии событий у тебя не так уж много шансов уйти отсюда в более или менее приличной форме... — (Тут она как в воду смотрела. ) — ... поэтому оптимальным будет подождать, пока противник сам сделает первый шаг. Тем более, что, возможно, после ухода девушки они даже пойдут на попятную и свернут операцию.

— Ты в это сама-то веришь или просто пытаешься успокоить меня?

— Я не сказала, что верю в это, — ответила она предельно жестко. — Я просто не исключаю подобного развития событий. А успокаивать тебя... — она выдержала четко выверенную смысловую паузу, — у меня нет никакого желания.

— Хорошо. — Сейчас было не время устраивать друг другу сцены, тем более что она была права. — Тогда последний вопрос: можешь сказать, кто эти люди и почему они собираются меня убить?

— Скорее всего, контрразведка противоборствующей державы. В этом мире две огромные империи с разным политическим и идеологическим уклоном — что-то типа «Запад против Востока». Думаю, — продолжала она, — они в курсе или хотя бы примерно догадываются о твоей роли в предстоящей операции по уничтожению их мира. Но только в отличие от западной осторожности и перестраховки их действия отличаются жесткостью и целеустремленностью, ибо они хотят решить проблему самым простым и доступным методом — избавившись от нее.

— А... — хотел было задать последний вопрос я, по Милая меня опередила.

— При таком раскладе могу со стопроцентной уверенностью заявить, что в аналитическом центре, разрабатывающем твою персону, сидит «крот», который «сливает» информацию на Восток. Потому что в противном случае не существует никакого объяснения тому, как они так быстро и оперативно сориентировались в обстановке, вычислив маршрут нашего следования.

А еще, — добавила Милая спустя мгновение, — раз нас вычислила эта команда, значит, где-то на подходе и основные силы «местных» охотников за твоим скальпом.

Впрочем, это было уже не столь важно.

«С проблемами нужно разбираться по ходу их поступления», — любила повторять одна моя знакомая девушка из прошлой жизни (вернее будет сказать, из прошлых жизней: четыре клинические смерти — яркое тому подтверждение), поэтому я не стал озадачиваться печальными размышлениями о потенциальном противнике и сконцентрировался на местных проблемах. Даже без помощи Милой я догадался, что серия молниеносных движений и взглядов успевшего отойти от парализации человека может означать только одно — прямо сейчас они пойдут на штурм.

* * *

Чашка, сброшенная на пол старшим группы, еще не успела достигнуть пола, как вдруг человек с бледной кожей, которого Сну обозначил для себя как «Альбинос», с непостижимой быстротой поднялся со стула, так что полы его длинного черного кожаного плаща разошлись в стороны, и широко расставил в стороны руки, став неуловимо похожим на огромную летучую мышь, распростершую крылья в безмолвии ночи. Учитывая нездоровую бледность и какую-то почти неестественную неодушевленность лица, чем-то отдаленно напоминающего манекен, его можно было бы сравнить с вампиром, но на такие глубокомысленные параллели просто не оставалось времени.

Первой мыслью, стрелой пронзившей сознание Сеющего Скорбь, было то, что Альбинос полностью загородил своим телом, с раскинутыми в сторону руками, объект ликвидации. А затем пришло чуть запоздалое осознание того факта, что в руках у этого загадочного незнакомца находится пара пистолетов, которые выплюнули в пространство первые две пули, нашедшие своих жертв за боковыми столиками (нападавшие расположились полукругом: четыре человека по бокам от столика с жертвой, трое — по центру, один — чуть позади и последний, Сну, находился прямо у двери на выходе)...

Небольшие аккуратные отверстия расцвели на лбах сразу у двоих человек — Альбинос стрелял с обеих рук в диаметрально противоположных направлениях. Казалось, совершенно нереально попасть из такого положения, но Сну отчетливо увидел, как зрачки у бледнолицего манекена разъехались в разные стороны — по направлению к вискам, после чего окончательно зафиксировались в самых углах глаз. Нарушая все законы человеческой природы, угол зрения у этого создания составлял чуть меньше 180 градусов, что позволяло ему прицельно слать пули одновременно с двух рук во всех направлениях.

Эта заносчивая девчонка сказала, что его мысли опережают действия, но это было не так. Сеющий Скорбь, может быть, и не был так быстр, как она, но все же, по обычным человеческим меркам, реакция его прекрасно тренированного тела была поистине фантастической. Не промедлив даже десятой доли секунды, рука с пистолетом сама собой выбросилась вперед, и палец несколько раз нажал на спусковой крючок.

Однако Сну не успел. Прежде чем первая из шести пуль насквозь пронзила грудь нападавшего, проклятый манекен выстрелил еще раз — и команда, некогда состоящая из девяти членов, сразу же сократилась до пятерых человек. Фланги были сметены ураганным огнем неприятеля...

Впрочем, это было все, на что его хватило.

Подразделения контрразведки, выполняющие спецоперации на территории противника, имеют в своем арсенале специальное оборудование и вооружение. Высокоимпульсный патрон обладает более мощным пороховым зарядом, чем обычный, поэтому обеспечивает облегченной до шести граммов конической пуле такую скорость, что на расстоянии десять метров она пробивает стальную пластину толщиной в четыре миллиметра. Именно такие пистолеты состояли на вооружении команды, участвующей в данной операции. Поэтому кем бы ни было это бледнолицее существо с вращающимися, как у хамелеона, глазами, его ничто уже не могло спасти — одна пуля угодила точно в голову, а оставшиеся пять раскаленных железных жал прошили тело Альбиноса насквозь, отбросив его назад, к подножию столика, за которым сидел человек, послуживший причиной начала всего этого кровавого хаоса.

* * *

В баре находилось тринадцать вооруженных мужчин, а в обойме моего пистолета оставалось всего семь патронов. Даже если принимать во внимание теоретические выкладки Милой, согласно которым двое водителей грузовиков были не при делах, и не брать в расчет бармена с дробовиком, то все равно оставалось еще трое вооруженных людей, которых мне предстояло попытаться убить голыми руками.

Расклад, мягко говоря, был не самым удачным, но, как оказалось, волновался я совершенно напрасно, и через несколько секунд мой арсенал существенно пополнился, а количество нападавших заметно сократилось. Произошло же все это благодаря мужчине в черном плаще, про которого Милая как-то уж очень туманно выразилась. Если не ошибаюсь, это звучало так: «Он слишком одиозен, чтобы быть киллером».

После того что произошло, я мог бы уточнить: «Он слишком одиозен, чтобы быть человеком», — и это было абсолютно верно, потому что к людскому роду данное существо вовсе не принадлежало.

* * *

Несмотря на применение стопроцентно действенного кардентобетазинтола, операция по выявлению «крота» не дала совершенно никаких результатов. Фабел и Альфа спокойно сидели перед насквозь пропитанным раздражением, устало-измотанным аналитиком, не чувствуя за собой абсолютно никакой вины. Они четко следовали инструкции, напоследок проверив даже не имевшего доступа вообще ни к какой информации доктора Таскена, но результат был нулевым. А это могло значить одно из трех: либо «крота» не было вовсе и он являлся всего лишь игрой воображения переутомившегося начальника, либо у двойного агента было противоядие, блокирующее воздействие сыворотки правды, либо... Последний и самый невероятный вариант подразумевал, что предателем являлся сам руководитель операции — то есть Зет собственной персоной. Однако, с точки зрения здравого смысла, третий пункт не выдерживал вообще никакой критики — ни один волк, пробравшийся в стадо и надевший на себя овечью шкуру, в добром уме и твердой памяти не станет кричать: «Ищите волка!» Потому что это в конечном итоге может навредить только ему одному и никому больше.

Нет, целеустремленная натура аналитика была всецело и фанатично предана делу, которому он посвятил всю свою жизнь, и заподозрить его в том, что он вдруг пошел на банальное предательство, было невозможно даже с чисто теоретической точки зрения.

Вероятность же того, что информатора в конторе не было вовсе, также не принималась во внимание. Вертолет, попытавшийся ликвидировать Чужого, подчинялся приказам, поступающим напрямую из ставки генерального штаба, а это означало, что определенная группа военных была в курсе событий, узнать о которых можно было только непосредственно из первоисточника информации — секретного учреждения под руководством гениального аналитика.

Итак, методом простого исключения, откинув в сторону изначально невозможные варианты, оставалось только одно разумное объяснение случившемуся — в природе существует препарат, способный нейтрализовать или предельно снизить воздействие кардентобетазинтола. И именно это чудодейственное средство использовал «крот», чтобы выскользнуть из-под колпака, непроницаемым куполом накрывшего организацию Зета.

— Фабел, вам что-нибудь известно о разработке химических соединений, способных деактивировать воздействие препаратов типа «сыворотки правды» или кардентобетазинтола? — Аналитик говорил сухо, даже не пытаясь скрыть свое недовольство.

— Нет, ни о чем подобном я никогда не слышал. Около пятнадцати лет назад у нас была экспериментальная лаборатория, занимавшаяся данной проблемой, но ее исследования абсолютно достоверно доказали, что невозможно создать вещество, отвечающее искомым требованиям — ликвидации последствий воздействия группы наркотических препаратов, способных развязать язык у подследственного. Вколите себе пять кубиков героина — и попытайтесь ввести противоядие, которое не только бы нейтрализовало действие убойного наркотика, но еще бы и не обладало никакими побочными воздействиями. Нет. Это даже в принципе невозможно, — уверенным тоном, не допускающим никаких возражений, закончил полковник.

— Тогда как вы объясните то, что проверка не дала никаких результатов? И вам, и мне прекрасно известно, что как минимум один предатель находится в стенах этого учреждения, а когда мы используем убийственно безотказный кардентобетазинтол, неожиданно выясняется, что нас окружают одни только законченные патриоты, даже не помышляющие передать ценную информацию в чужие руки...

— Вы позволите ответить на заданный вопрос мне? — Альфа откровенно нарушал правила субординации, но Фабел был из тех людей, для которых дело превыше всего.

И раз в данный момент у него на руках не было даже слабой зацепки, способной привести к решению возникшей проблемы, а подчиненный имел конкретные соображения по данному вопросу, то полковник не видел ничего страшного в том, что Альфа, минуя босса, обратился напрямую к вышестоящему начальнику.

— Разумеется, — устало подтвердил свое согласие Зет.

— Разговоры о возможности зомбирования человека на глубоком подсознательном уровне велись неоднократно, но, насколько мне известно, в наших секретных ведомствах так и не смогли подтвердить или опровергнуть данную гипотезу.

— Мне это известно. — В раздраженном голосе Зета проскальзывало явное нетерпение.

— Проанализировав некоторые данные из архивов контрразведки, я пришел к выводу: не исключена вероятность того, что наши восточные коллеги на данном поприще добились определенных результатов...

— У вас есть конкретные доказательства или это не более чем не подтвержденная фактами гипотеза?

— Скорее гипотеза, но вполне укладывающаяся в рамки высказанного ранее предположения.

Видя, как аналитик сделал нетерпеливый жест рукой, означающий явную степень неудовольствия, Альфа быстро продолжил:

— Шесть лет назад чуть было не разразился крупный скандал, связанный с передачей сверхсекретных военных технологий на Восток. Утечка информации происходила из самых верхов. Прямые и косвенные улики явно указывали на определенную персону, состоящую в близком родстве с самим вице-президентом. Но подозреваемый был слишком осторожной и заметной фигурой, поэтому взять «крота» с поличным не удалось. Однако речь шла о разработке принципиально нового вида наступательного вооружения, и наши спецслужбы не могли рисковать, ожидая, пока предатель проявит себя. Ставка была слишком высока... Операция проводилась во время банкета по случаю очередной годовщины принятия конституции. Мистера Н. пригласили якобы для приватной двадцатиминутной беседы в кабинет хозяина дома (который, к слову сказать, был абсолютно не в курсе) и, вколов инъекцию «сыворотки правды», попытались выяснить канал передачи информации. Но подозреваемый не раскололся. Тогда, невзирая на повышенный риск, спецслужбы решили пойти до конца и ввели дозу кардентобетазинтола. Но даже это крайнее средство не привело ни к каким результатам, кроме того, что сердце несчастного не выдержало перегрузки и его вообще с трудом удалось откачать...

Разумеется, когда речь идет о фигуре подобного ранга, следы заметаются самым тщательным образом. Скандала не было, все прошло относительно гладко, клиент после пережитого приступа совершенно ничего не помнил, и, как ни странно, именно с этого времени утечка информации на сторону резко прекратилась...

— Каким образом вам удалось узнать подробности этой сверхсекретной операции? — Аналитик привык формулировать свои вопросы в предельно простой и лаконичной форме.

— Это заняло достаточно много времени, однако, собрав воедино все отрывочные сведения и проанализировав противоречивую, на первый взгляд, информацию, я пришел к однозначному выводу: неожиданный сердечный приступ с последующим уходом в отставку мистера Н. был напрямую связан с активными поисками нашими спецслужбами неуловимого «крота», засевшего в самых верхних эшелонах власти. Затем я вычислил возможных исполнителей данной акции и в конечном итоге, поговорив с одним из участников, восстановил картину происшедшего в полном объеме.

Зету было прекрасно известно о телепатических способностях Альфы, поэтому он счел излишним уточнять, при помощи каких методов тому удалось получить данные сведения.

— И каков же окончательный вывод?

— Мистер Н. был именно тем человеком, который сливал информацию нашим «восточным друзьям», но не выдал своих секретов даже под воздействием гарантированно развязывающих язык наркотиков. А это, в свою очередь, наталкивает на единственно возможное объяснение данного феномена — он был подвергнут операции глубокого зомбирования, в результате которого его разум под воздействием определенного сигнала или какой-нибудь ключевой фразы начисто стирал из памяти всю информацию, которая касались всего того, что тем или иным образом связано с его незаконной деятельностью...

Зет не вникал в подробности, но слышал, что покойный доктор Свенсон проводил исследования, целью которых было не просто тотальное подчинение воли подопытной марионетки приказам кукловода, но глубокое зомбирование непосредственно на уровне подсознания. А из этого следовало, что данная методика не являлась чем-тоi из разряда фантастики, — напротив, существовала вполне допустимая вероятность ее претвориния в жизнь. Психологи из Восточного блока пришли к решению поставленной перед ними задачи немного раньше — только и всего...

— Каково, с вашей точки зрения, наиболее вероятное развитие событий?

Альфа ненадолго задумался, после чего без тени сомнения ответил на вопрос:

— Стерев из памяти все следы своего прежнего сотрудничества с разведкой противника, «крот» превратился в обычного законопослушного гражданина. Его сознание очищено от всех грехов и будет пребывать в таком благостном состоянии, пока хозяева вновь не активируют своего информатора при помощи условной фразы или какого-нибудь другого сигнала. Пока он остается в изоляции, никаких проблем не предвидится. Но как только он выйдет за пределы стен этого учреждения, уже нельзя будет исключить, что благодаря вмешательству извне его сознание вновь преодолеет тот хрупкий барьер, который отделяет правду от полуправды...

«Этот мир насквозь пропитан безумием, — невесело подумал Фабел. — Крыса, засевшая в конторе, передает данные на Восток, а там, в свою очередь, сидит еще одна крыса, рангом повыше, но уже работающая на западную разведку. Она имеет доступ к информации нашего „крота“, и именно через этого осведомителя местные тупоголовые военные получают данные о Чужом. Невероятно идиотский хоровод секретов и тайн, в результате которого истина выплывает наружу и становится известна всем подряд...»

Видимо, сходные мысли прокручивались и в голове аналитика.

— В ближайшие несколько дней в любом случае никто отсюда не выйдет. — Зет скорее размышлял вслух, нежели обращался к своим собеседникам. — А это значит, что можно отложить решение данной проблемы до лучших времен... Господа, я благодарю вас, — встрепенулся человек с невероятно усталыми глазами, наконец переключившись со своих мыслей на посетителей.

Последняя фраза явно означала, что аудиенция окончена. Фабел и Альфа молча встали и, коротко попрощавшись, направились к выходу. Уже у самых дверей Зет окликнул полковника:

— Фабел, этот ваш человек, Зеро, уже приступил к выполнению возложенной на него миссии?

— Прямо сейчас она направляется к заданной точке.

— Если это возможно, мне нужен выход на восточного осведомителя, от которого наши военные узнали о существовании Чужого.

Фабел едва заметно поморщился. Посылать всего лишь одного бойца в самое сердце прекрасно укрепленной крепости с заданием обезглавить военную верхушку могущественной сверхдержавы — это уже само по себе является практически невыполнимым заданием, обрекающим исполнителя чуть ли не на верную смерть. А требовать, чтобы убийца, действующий на вражеской территории, не только выполнил поставленную перед ним сверхзадачу, но попутно добыл и строго засекреченные данные, было верхом абсурда. Но... На карту сейчас было поставлено слишком многое, а распутать до конца клубок, на одном конце которого находился предатель в конторе Зета, снабжающий информацией Восток, а на другом — военный разведчик, получающий данные от своего высокопоставленного восточного осведомителя, можно было, только узнав имя этого предателя...

— Я сообщу Зеро о вашем приказе, однако не уверен, что она сможет его выполнить.

Зет и сам прекрасно понимал, что требует невозможного. Но с тех пор как они потеряли из виду Чужого, ситуация резко вышла из-под контроля, поэтому приходилось работать в экстремальном режиме.

— Хорошо, — устало согласился аналитик. — Пускай хотя бы попробует. И еще... Оставайтесь поблизости, в течение ближайшего часа вы можете снова понадобиться.

Фабел молча кивнул и стремительно покинул тронный зал смертельно утомленного гения. Достав на ходу трубку сотового телефона, набрал кодовый номер Зеро. Он не волновался, что звонок перехватят, потому что использовал закрытый шифрованный канал.

Абонент ответил сразу после первого гудка.

— Задача усложняется. Если будет время или возможность, нужно узнать имя высокопоставленного агента, передающего информацию с Востока.

— Ясно.

Фабел нажал кнопку отбоя. Он мог много еще чего сказать и пожелать этой убийственно-странной женщине, но не стал. Однажды она обмолвилась, что слова — это не более чем песок, просеивающийся и уносящийся прочь, сквозь неумолимые жернова времени. Полковник навсегда запомнил это выражение, потому что и сам думал точно так же. Только его интерпретация данного тезиса была более многогранна: все вокруг — будь то слова, жизнь или даже сама смерть — не более чем песок, просеивающийся и уносящийся прочь, сквозь неумолимые жернова времени...

 

10

Я находился на расстоянии примерно трех с половиной метров от незнакомца в черном плаще, поэтому в полном объеме смог оценить картину происшедшего.

Уже вытаскивая пистолет, я зафиксировал, как сидящий ко мне спиной человек резко встал, широко раскинул руки в стороны, так что полы его разошедшегося плаща заслонили от меня почти весь остальной бар, а затем с совершенно ничтожным интервалом произвел четыре выстрела.

Мне удалось увидеть только размытое изображение двух заваливающихся на спину мужчин, сидевших чуть сбоку и справа от меня, но, судя по тому что стреляли четыре раза, не вызывало сомнений, что трупов будет как минимум вдвое больше.

Я резко повернул голову влево — и перед глазами промелькнула картина, почти идентичная той, которую я только что наблюдал на правом фланге. Ошибки быть не могло: меньше чем за секунду количество нападавших заметно сократилось.

Однако моего неожиданного помощника на большее уже не хватило. Слишком неравным было соотношение сил противоборствующих сторон.

Первая пуля прошила его насквозь, заставив только слегка покачнуться назад. При этом из выходного отверстия на спине, следом за потерявшим свою первоначальную скорость куском расплющенного металла, выплеснулся фонтан молочно-голубой жидкости, совершенно не похожей на кровь.

Следующие четыре отверстия вызвали почти идентичный выплеск неизвестной субстанции из организма такого неожиданного и, что самое главное, своевременного союзника, после чего его тело отбросило назад — к подножию моего столика.

Уже когда он падал с неестественно выгнутой назад шеей (мне показалось, это длилось бесконечно долго, хотя на самом деле прошло не больше секунды) — в то самое мгновение, когда наполовину достигшее пола тело наконец освободило мне обзор, я успел произвести два выстрела, один из которых стопроцентно привел к фатальному результату, а второй раздробил плечевой сустав еще одному нападавшему.

После чего, резко упав на пол, я оказался на расстоянии вытянутой руки от человека, так самоотверженно заслонившего меня от пуль всего несколько мгновений назад.

В небольшом помещении придорожного кафе, отразившись от стен, оглушительно загрохотало эхо отзвучавших выстрелов. Теперь с фронта меня прикрывало мертвое тело, а сверху — стол. Четверо бойцов, способных без особых проблем достать меня с флангов, были мертвы, а те, что находились по центру, не могли вести прицельный огонь на поражение, что давало мне временную передышку по крайней мере на несколько секунд.

Резким движением схватив своего неожиданного спасителя за голову, я подтянул обмякшее тело к себе и, крепко зажав в ладонях ствол, еще не остывший от стрельбы, вырвал пистолет из судорожно сжатой руки. По крайней мере, теперь я был вооружен. Но численный перевес по-прежнему оставался на стороне противника, и мои шансы уйти из этого заведения в более или менее приличной форме если и возросли, то ненамного. Атакующие, несмотря на значительные потери в своих рядах, все еще находились в более выгодном положении.

Следующее мое действие было скорее автоматическим, нежели полностью осознанным: я разрядил всю обойму из трофейного пистолета в лампы над головой. И без того не слишком освещенный угол, где я нашел временное убежище, стал еще темнее.

— Милая, какой у нас расклад?

Выбросив пистолет с пустой обоймой, я вытащил из руки убитого второй. При этом мне показалось, что человек слабо пошевелился, однако в тот момент я не придал этому особого значения, решив, что это всего лишь игра теней.

— Группа состояла из девяти человек. Пятеро мертвы. Один серьезно ранен. Двое водителей грузовиков уничтожены нападавшими. Официантка с простреленной ногой затаилась за стойкой бара. Там же, с дробовиком, укрылся хозяин заведения, который настроен более чем решительно и не успокоится, пока не получит пулю или сам кого-нибудь не угостит изрядной порцией дроби. Двое снайперов — снаружи. Судя по тому, как они расположились, должен быть еще и третий, чтобы обеспечить полный контроль над местностью, прилегающей к закусочной. Однако я не могу его обнаружить — слишком плохая картинка со спутника.

— Прямо сейчас, — продолжала она, — один из оставшихся попытается обойти тебя с левого фланга.

Как бы в подтверждение ее слов нападавшие, прикрывая маневр своего товарища, открыли беглый огонь по моему ненадежному укрытию.

В тело человека, лежащего прямо передо мной, вонзилось еще несколько пуль.

— Видишь маленькую картину на стене, рядом с окном, в пяти метрах правее тебя?

Вопрос был вполне уместный. Лежа на полу, прижавшись спиной к холодному линолеуму, под плотным огнем неприятеля (защищенный всего лишь импровизированной баррикадой из свежего трупа), я находился именно в том положении, из которого было чрезвычайно трудно что-либо рассмотреть. Оторвав голову от пола на несколько сантиметров, я скосил глаза в указанном Милой направлении.

— Да.

— Стреляй в нее.

Слишком хорошо зная свою напарницу, чтобы подвергать сомнению ее слова или раздумывать над ее приказами, я сделал все, как она сказала, — лежа, из неудобного положения, почти не целясь, выстрелил по указанной цели.

Милая все рассчитала предельно точно. Впрочем, имея такой вычислительный потенциал, как у нее, трудно ошибиться.

Пока двое вели плотный упреждающий огонь по моему убежищу, не позволяя мне двинуться с места, третий с проворством кошки вскочил на столы, чтобы, быстро пробежав по ним, оказаться сверху и сбоку от меня, что позволило бы ему без всяких проблем разделаться со своей жертвой. Это были бы шах и мат — сразу все в одном флаконе.

Блестящий план провалился по единственной причине: у меня была слишком хорошая напарница.

Пуля снизу вверх по касательной вошла в шею и вышла, слегка задев мочку уха. То, что еще мгновение назад было прекрасно обученной и подготовленной машиной смерти, главной задачей которой было ликвидировать потенциальных противников, разом перестало существовать.

Нога, выброшенная вперед, сделала по инерции еще один шаг, затем нелепо подогнулась, и уже не контролируемое разумом тело с тяжелым грохотом, сопровождаемым звоном разбитого стекла, завалилось набок и рухнуло в оконный проем.

Еще одна черная фигура упала с доски. А белый король, по-прежнему ведомый своей неодушевленной стальной королевой, продолжал грамотно защищаться...

Скорее всего, мы могли бы даже выиграть эту партию — при условии, что играли бы только против профессионалов. Но проклятые любители, со своим непредсказуемым поведением (вернее сказать — всего один любитель), разом изменили весь ход матча. Выведя из игры главную шахматную фигуру — короля...

* * *

Лайя покинула зал придорожного заведения до того, как там началась перестрелка. Она тихо вышла на улицу, храня на лице выражение глубокой задумчивости. Бесконечно уставший мужчина, назвавший себя неестественно странным именем Тридцать второй, был для нее вполне заурядной бесцветной личностью — до тех пор, пока она внимательно не присмотрелась к его ауре...

Отличительной чертой всех без исключения существ, населявших этот мир, было наличие энергетического поля, или, другими словами, — ауры, окружающей любое одушевленное физическое тело. В зависимости от внутренней сущности, настроения, чувств или состояния здоровья, ее цвет мог варьироваться от ярко-желтого до практически черного. Но все это были естественные природные оттенки. Однако у собеседника, которого она собиралась убить всего несколько минут назад, аура была неоднородной — что уже само по себе странно, но впечатление еще более усиливалось оттого, что среди кроваво-красных и светло-зеленых пятен, хаотично разбросанных по всей поверхности, присутствовал глубокий холодно-металлический блеск чистого серебра. Такого цвета не просто не существовало в природе ментальных тел — его не могло существовать даже чисто теоретически. И все же она видела этот запредельный феномен, не поддающийся никакому разумному объяснению.

А после того как он произнес освященные веками слова древнего ритуала, девушке стало ясно, что она не сможет его убить. По крайней мере — сейчас не сможет...

Тот маленький приторно-сладкий толстячок из правительства, с навечно приклеенной к физиономии слащавой улыбкой и глазами мертвой гадюки, сказал, что вернет земли, издревле принадлежавшие ордену, в обмен всего лишь на одну услугу.

Она смерила его равнодушно-презрительным взглядом, от которого стало неуютно даже этому бездушному холоднокровному пауку, и коротко ответила, что ее не интересуют обломки прошлого, на которых уже ничего никогда не произрастет. Разговор был окончен, но противный человечек, наделенный фантастической властью, так не считал.

— Если я правильно истолковал записи древнего манускрипта, — не унимался мужчина с приторной женской улыбкой, — то последняя из династии Ганн-лоу, согласно предсказанию великого пророка, должна будет решить судьбу не отдельного государства или народа, а всего мира...

Лайя молча посмотрела в его холодные мертвые глаза, и, несмотря на то что хозяин кабинета находился в своем собственном дворце-крепости, ему стало не по себе. Он неожиданно понял, что эта хрупкая, отстраненно-равнодушная девушка убьет его прямо здесь и сейчас, невзирая на то, что в ящике письменного стола лежит заряженный пистолет, а указательный палец покоится на кнопке вызова охраны, которой понадобится меньше двух секунд, чтобы ворваться в кабинет и...

Один из вершителей судеб огромной Восточной империи не стал совершать никаких резких движений, и это его спасло.

— Информация из манускрипта известна одному мне, и, поверьте на слово... — От волнения он не только перешел на «вы», но и стер со своего лица, казалось бы, намертво вросшую гипсовую маску веселья. — ... Я никогда не стал бы рисковать своей жизнью, выказывая подобную осведомленность, если бы речь не шла о судьбе не отдельной страны, а всего нашего мира...

Девушка скорее почувствовала, нежели поверила, что он не лжет, поэтому легким кивком позволила продолжить.

Минута слабости прошла, и сидящий напротив нее человек взял себя в руки, полностью восстановив контроль не только над телом, но и над мышцами лица. После чего заговорил уже в присущей ему деловой манере:

— Речь идет о существе, прибывшем к нам из параллельной вселенной с целью уничтожить мир. Наш потенциальный западный противник не понимает опасности, таящейся в этом создании, поэтому пытается захватить его в плен. Они уже потеряли несколько человек из особой, наделенной уникальными ментальными возможностями команды, но это не остановило наших заокеанских коллег. Их руководство по-прежнему упорствует, и никому не известно, к чему в конечном итоге может привести подобная непростительная небрежность. Ни я, ни вы, ни наша страна не можем быть заложниками прихоти никчемной кучки политиков из вражеского лагеря...

Он выдержал многозначительную паузу, как бы давая возможность своей собеседнице задать уточняющие вопросы, но она по-прежнему молчала — поразительно красивая фарфоровая статуэтка с живыми человеческими глазами...

— В отличие от всех остальных я не верю, что наша лучшая команда спецназначения сможет справиться с поставленной перед ней задачей, именно поэтому я разыскал и пригласил сюда вас. Быть может, это и есть тот самый шанс — спасти мир, выполнив древнее предназначение последней из династии Ганн-лоу... А земли монастыря, — он легко пожал плечами, на какое-то время превратившись в того человека, которым был в прошлой жизни, — я купил их около сорока лет назад, когда еще не подался в политику. Теперь же они, какое бы решение вы ни приняли, перейдут к законному владельцу. И только от вас зависит — оставить их в запустении или возвести на пришедших в упадок руинах новое здание...

В качестве подтверждения его слов на стол лег пакет документов о передаче права собственности.

В конечном итоге Лайя согласилась участвовать в операции. Разумеется, сделала она это вовсе не из-за наигранной щедрости пригласившего ее человека, а лишь потому, что в его словах присутствовал намек на решение загадки, которую она тщетно пыталась разрешить с самого детства, — загадки ее предназначения в этой жизни.

Группа, в состав которой входила Лайя, преодолела половину экватора, и вот сейчас, после того как она наконец встретила человека из другой вселенной, заложница чести не смогла убить Тридцать второго, потому что неожиданно оказалась скованной древней клятвой. Причудливая ткань мироздания закрутила такой тугой узел загадок и противоречий, что разрубить его одним отточенно-выверенным движением не представлялось никакой возможности.

«Этот человек если и умрет, то не сейчас», — решила про себя наследница некогда великой династии, покидая стены придорожного заведения со странным названием «Крученые перцы».

Уже по дороге к двери ей показалось, что бледнолицый посетитель, сидящий неподалеку от Тридцать второго, вообще не имеет ауры...

«Странное место, странные люди, странные вещи», — подумала Лайя, поравнявшись с поджидавшим ее на выходе Сну.

Если бы ей удалось хотя бы ненадолго приоткрыть пелену времени, заглянув в ближайшее будущее, то она могла бы увидеть, что странные места и вещи безвозвратно исчезнут, растворившись в хаотичном потоке мироздания, а люди... Странных людей, с которыми сведет ее капризная и ветреная злодейка-судьба, будет еще много более чем достаточно.

* * *

Пожилая женщина, безнадежно уставшая от жизни и мертвого груза бессмысленно прожитых лет, несла в правой руке пластиковое ведро, наполненное бутылками моющих средств, а в левой — щетку, которая, в зависимости от ситуации, могла послужить как для мойки полов, так и в качестве особо изощренного орудия убийства.

Настоящей Саре Тимлоу никогда не пришло бы в голову, что у этого простого и обыденного инструмента может быть столько разноплановых предназначений. Впрочем, ей уже ничего и никогда не могло прийти в голову, потому что Зеро лично позаботилась об этом.

Абсолютно никуда не спеша, уборщица шла по длинному коридору, насквозь пронизывающему здание. Здание это являлось частью огромного военного комплекса, объединившего под своим куполом несколько секций, которые составляли сердце военно-стратегической верхушки великой сверхдержавы. Маленький винтик, основное предназначение которого — следить за чистотой и порядком на строго ограниченной территории, был бы неотличим от десятков других, таких же безликих винтиков, если бы не одно удивительное свойство: за его непрезентабельной наружностью скрывалось лицо холодной и расчетливой убийцы, пришедшей в это место, чтобы найти и ликвидировать участников «семерки» — лиц, облеченных доверием верховного главнокомандующего сухопутных войск.

Для всех встречающихся на пути людей она была Сарой Тимлоу, и этот образ не таил в себе никакой опасности. Однако суггестивные возможности Зеро не распространялись на технику, поэтому для камер слежения, повсеместно установленных в этом здании, она была лишь отдаленно похожа на Сару Тимлоу — и не более того. Грим, вкупе с тяжелой усталой походкой, делали свое дело, но если бы кому-то вдруг взбрело в голову увеличить изображение мнимой Сары, то он, без всякого сомнения, мгновенно обнаружил бы подмену.

До сих пор все шло гладко — проникновение в комплекс не вызвало никаких затруднений. Но нельзя постоянно полагаться на одно лишь везение — это не только непрофессионально, но и в высшей степени неразумно. А Зеро можно было инкриминировать какие угодно преступления, но назвать ее глупой не хватило бы смелости даже у самого отъявленного лжеца.

Именно исходя из соображений собственной безопасности женщина-убийца решила начать операцию, выведя из строя пункт видеонаблюдения, и только затем приступить непосредственно к выполнению основной задачи — ликвидации группы военных, попавших в «черный» список Зета.

В зону допуска Сары входили четвертый и пятый этажи, а центр обработки информации, поступающей на мониторы слежения с камер наблюдения, которые контролировали практически всю территорию здания, находился на третьем подземном уровне.

Пожилая уборщица зашла в кабину лифта и уверенно нажала на кнопку «2» — ехать сразу же в район планируемой операции было нельзя.

Спустя несколько секунд дверцы лифта бесшумно раздвинулись, и женщина вышла наружу — под своды длинного узкого коридора, освещенного холодным, безжизненным блеском ламп дневного света. И без того усталая, Сара еще больше сгорбилась, втянула голову в плечи, опустив взгляд вниз, отчего сразу же стала выглядеть даже старше своих пятидесяти трех. Тяжелой шаркающей походкой она миновала первое ответвление коридора, затем второе и уже практически подошла к запасной лестнице пожарного выхода, когда навстречу из открытой двери кабинета неожиданно вышел молодцевато-подтянутый лейтенант, трепетно прижимающий к груди папку с документами.

«Новенький, — молнией пронеслось в сознании Зеро. — Только неделю — максимум две на службе... Польщен и безмерно горд высоким доверием, оказанным ему родиной и правительством. Еще не привык к повседневной бюрократической рутине, поэтому зорко следит за тем, чтобы секретная информация не просочилась к врагу. Прижимает папку с документами к груди так, будто в ней — сокровищница его души. Могут возникнуть лишние проблемы... »

Она не успела даже окончательно сформулировать мысль, как лейтенант неожиданно остановился, словно лошадь, налетевшая со всего разбега на невидимый барьер.

— Миссис, что вы здесь делаете? — Требовательный вопрос был задан с такой властно-непреклонной интонацией, что уклониться от ответа не было никакой возможности.

В больших темно-карих глазах, смотрящих на него снизу вверх, читалась какая-то бесконечная, не передаваемая простыми человеческими словами тоска.

— Иду мыть туалет...

— Куда?

— В туалет...

— Я понял, что вы идете убирать туалет. — В голосе еще больше подтянувшегося лейтенанта звучал ничем не прикрытый металл. — Но миссис Дикси полчаса назад закончила уборку этого сектора, и я не вижу оснований, по которым вы могли бы здесь находиться. Кстати, где ваша идентификационная карточка?

Женщина молча протянула удостоверение.

— Сара Тимлоу... Так-так... А почему вы находитесь в этом отделении? В инструкции по безопасности четко и ясно сказано: обслуживающему персоналу строго воспрещается находиться на территории, не внесенной в зону допуска его регистрационной карты.

— У вас туалет засорился...

— Я только что из туалета. — В подозрительно сузившихся глазах дотошного лейтенанта промелькнула искра едва заметного торжества.

Нетрудно было догадаться, какие мысли одолевали его в этот момент: «Вот она, удача! Шанс отличиться в первую же неделю! Прекрасная возможность совершить стремительный рывок вверх по карьерной лестнице, разоблачив опасного врага! Вот это...»

— Кидаете бычки в унитаз, а потом ссыте туда, как животные, — зло прошипела уборщица, разом оборвав все радужные мысли воспарившего к заоблачным далям карьериста, — и не конкретно у вас засорился туалет, а в вашем секторе этажом ниже. Эта же гадина Дикси наверняка видела, что унитаз плывет, но закончила смену и ушла, а мне теперь разбирайся и с вашим дерьмом, и с вашими дурацкими подозрениями. Если хотите, можете вызвать охрану, пусть выпроводят меня отсюда и сами убирают всю эту грязь...

Ушат ледяной воды вылился прямо на разгорячённую несбыточными мечтами голову старательного лейтенанта. Одно дело — проявить бдительность, задержав опасного лазутчика, и совсем другое — выставить себя посмешищем в глазах нового коллектива, не позволив обычной уборщице подтереть банальную лужу фекалий. Такое пятно если однажды пристанет к тебе, то потом его уже не отмыть никогда. Как ни старайся, что ни делай, все равно ты так и останешься «тем самым парнем, который ловил в туалете шпионов».

Зеро все рассчитала предельно точно — намеренно грубый тон, плюс упоминание о плавающем дерьме, плюс презрительное оскорбление коллеги до цеху, «гадины Дикси» должны были выполнить свое предназначение, в конечном итоге отпит чересчур рьяного лейтенанта. Но...

Все, вероятно, вышло бы именно так — при условии, что стоящий напротив нее человек никогда не видел в глаза миссис Дикси, принадлежавшую к тому типу глубоко верующих честных людей, для которых обман ближнего или уклонение от выполнения своих непосредственных обязанностей были просто неприемлемы. Но он видел ее, и даже более того — пару раз лично обмолвился приветствиями с этой женщиной, поэтому мысль о том, что она может поступить подобным образом, показалась ему по меньшей мере странной.

Лейтенант смутился, начисто утратив свой самоуверенно-командный вид, при этом на его лице почти явственно отражались отблески внутренней борьбы между четкими инструкциями по безопасности и боязнью выставить себя в смешном и невыгодном свете. В конечном итоге он все же пришел к компромиссу между этими двумя практически несовместимыми категориями.

— Давайте я вас провожу до места назначения, чтобы никто по дороге не докучал глупыми вопросами.

Вместо ответа уборщица смерила его презрительным взглядом, равнодушно пожала плечами и молча направилась к двери запасного выхода.

Чувствуя себя последним идиотом и кляня себя же распоследними словами за то, что проявил никому не нужную бдительность, сопровождающий последовал вслед за Сарой Тимлоу. Он еще не подозревал, что чрезмерное усердие будет стоить ему баснословно дорого — настолько дорого, что никакие богатства в мире не смогут компенсировать эту потерю. Поэтому он шагнул в открытую дверь со спокойной душой...

Девять ступенек промелькнули нереально быстро, окончившись площадкой лестничного пролета, а вместе с ними прочертила ночное небо падающая звезда и потухла искра еще одной жизни... Пластиковая рукоятка стремительно взметнулась вверх, ударив в объектив камеры видеонаблюдения, и не успело еще опасть осколками ледяного дождя рассыпавшееся вдребезги стекло, как второй конец швабры врезался в горло опешившего от неожиданности лейтенанта.

Не проронив ни единого звука, Зеро продолжила спуск по лестнице, даже не обернувшись, чтобы убедиться, выполнило ли импровизированное оружие свое страшное предназначение. Она была уверена, что удар оказался смертельным. Как тигрица, прыгающая на спину преследуемой добычи, еще только оторвавшись от земли, знает, удастся или нет вонзить когти в парализованную ужасом жертву, так и эта женщина-зверь, всего лишь занося оружие для удара, уже чувствовала, чем закончится стремительная атака...

Центр видеонаблюдения представлял собой внушительный зал, одна стена которого была полностью заполнена мониторами, двадцать четыре часа в сутки транслирующими практически одну и ту же бесконечно длинную и скучную картинку — монотонную жизнь военного учреждения во всей ее бесцветно-пресной красе. В этом месте никогда не случалось никаких происшествий, поэтому неожиданно вышедшая из строя или даже просто слегка забарахлившая камера считались чуть ли не чрезвычайным происшествием.

Изображение на одном из мониторов потухло, и на пульте управления мгновенно загорелась красная лампочка.

— Тревога!!! Тревога!!! — противно-гнусавым, Дурашливым тоном пропищал Сэм Перринг, указывая пальцем на часто мерцающий огонек.

Из четырех охранников, находившихся в помещении, он был если не самым молодым, то уж точно самым жизнерадостным.

Скучная, ничем не расцвеченная рутина службы внутренней охраны была слишком утомительной, чтобы пропускать такую прекрасную возможность слегка повеселиться.

— Вышла из строя камера на лестнице пожарного выхода между вторым и третьим подземными этажами, — прокомментировал ситуацию старший группы. — Это в тридцати метрах от нас прямо по коридору. Раз ты, Сэм, первый ее заметил, то поднимай-ка свою толстую задницу со стула и иди лично проверь, что там произошло... Да, и не забудь прихватить с собой одного из тех двух морских пехотинцев, подыхающих от скуки перед нашими дверьми, — согласно инструкции, устранять неисправности мы должны в сопровождении вооруженной охраны.

Сэм хотел было спросить, а не прихватить ли для верности обоих бойцов, ведь ситуация представляет крайнюю степень опасности, но сдержал свой порыв: шутить в этом месте, где все давно знали друг друга, конечно, не запрещалось, но дисциплина есть дисциплина — приказы начальства не обсуждаются и уж тем более не подвергаются сомнению.

— Ну, друзья мои, не поминайте лихом, я отправляюсь на встречу с хитрым и опасным врагом, пробравшимся прямо в сердце великой империи, — пробормотал он, притворно-понуро опустив голову. — Если не удастся вырваться из лап смерти и отравленный кинжал наемного убийцы все же поразит сердце благородного героя, тебе, Тимоти, — он кивнул в сторону невысокого крепыша, — я завещаю свой недоеденный бутерброд, а тебе, Мил, — остатки кофе из термоса... Начальство, разумеется, получит самое дорогое, что у меня осталось в этой жизни: непочатую пачку сигарет, что лежит в крайнем левом ящике...

— Давай проваливай... проваливай, — засмеялись сидящие в комнате люди. — Свои объедки будешь доедать сам, но к тому времени, когда ты наконец вернешься сюда, с отравленным кинжалом в груди, мы уже разграбим твою сигаретную заначку...

— Мародеры, — еще раз вздохнул Сэм с притворным сожалением и, введя код, привел в действие механизм, открывающий тяжелую стальную дверь, которая надежно защищала сотрудников подземного бункера от любого вторжения извне.

Плита медленно, но неотвратимо отошла в сторону, и человек, в чьих притворно-игривых словах о коварном убийце, проникшем в самое сердце империи, было больше правды, чем он мог себе даже вообразить, наконец повернул голову, переведя взгляд с лиц смеющихся товарищей на безжизненную пустоту длинного коридора. Его рот чуть приоткрылся, чтобы задать вопрос, кто из двоих морских пехотинцев, отвечающих за охрану данного объекта, пойдет с ним проверить возникшую неисправность, но слова тугим комом застряли в горле... Сэм застыл в прямоугольнике дверного проема, не в силах не то что пошевелиться, но даже просто закричать. Прямо на него летел огромный огненный протуберанец. Оранжевые блики расплавленного золота заиграли на черной поверхности мгновенно расширившихся от страха зрачков парализованного ужасом охранника.

— Ммм-аа... — Легкие наконец выдохнули из себя поток отработанного воздуха, выразившийся в подобном полумычании-полувздохе, а затем грудь пронзила мощь десяти тысяч разом взорвавшихся солнц и от чудовищного удара тело отбросило внутрь...

Пролетев около пяти метров, безжизненная оболочка ударилась в зеркальную поверхность мониторов. Посыпалось стекло от разбитых экранов, а мгновение спустя картину массового разрушения довершил огненный шар, взорвавшийся после соприкосновения со стеной. Брызнули во все стороны расплавленные осколки напалмового дождя, и трое людей, всего несколько секунд назад не сомневавшихся в том, что будут жить если не вечно, то, по крайней мере, еще очень долго, даже не успели в полной мере осознать, насколько они заблуждались...

Зеро все рассчитала предельно точно. Дверь открылась именно в тот момент, когда она шагнула с лестничного пролета в узкое жерло коридора, упирающегося в массивную дверь пункта видеонаблюдения. И пары секунд, остававшихся до того момента, как выходящий из помещения охранник оказался точно посередине дверного проема, убийце как раз хватило на то, чтобы сконцентрироваться и извергнуть из недр своего подсознания раскаленный добела огненный шар-протуберанец.

По крайней мере один из двоих морских пехотинцев, расположившихся рядом с входной дверью, обладал неплохой реакцией — оправившись от шока, вызванного появлением буквально из ниоткуда зловещей шаровой молнии, он даже успел снять с предохранителя автомат и попытался совместить прицел с фигурой женщины, послужившей источником этого огненного кошмара, но на большее его уже не хватило. Пластиковое ведро, наполненное бутылками с легковоспламеняющимися моющими средствами, уже летело вдогонку за огненным смерчем (ворвавшимся внутрь помещения, не причинив никакого вреда наружной охране). Ведро взорвалось в полуметре от лица пехотинца как раз в тот самый миг, когда он уже был практически готов нажать на спуск автомата...

Зеро спокойно повернулась и шагнула под своды лестничного пролета, который покинула меньше минуты назад. Вступительная часть операции была с блеском завершена — всевидящее око гигантского комплекса перестало существовать. Но впереди ее ожидало еще слишком много работы, чтобы терять время, почивая на лаврах вполне заслуженной победы.

Она уже миновала тело мертвого лейтенанта, осыпанное осколками объектива разбитой видеокамеры, а затем, как будто о чем-то вспомнив, вернулась назад.

Пожилая усталая женщина склонилась над распростертым телом, чтобы вытащить папку из судорожно сжатых рук покойного, а когда это удивительное существо распрямилось, с ним произошла удивительная метаморфоза: вместо Сары Тимлоу рядом с трупом стоял его абсолютный двойник — подтянутый и собранный лейтенант, трепетно прижимающий к груди папку с бесценными документами.

Операция только-только начиналась, а женщина-убийца, скрывавшая свою истинную звериную сущность под неповторимо разнообразных личин, пребывала в прекрасном расположении духа — впереди предстояла незабываемая ночь большой кровавой охоты...

 

11

— Воткни этот зонд в руку твоего спасителя. — Прямо из телефонной трубки мне на ладонь выпала маленькая игла, увенчанная блестящей головкой. — Мне нужно провести кое-какие исследования, чтобы выяснить, кто он такой и какова природа этого необыкновенного создания.

После того как нападавшая команда лишилась еще одного человека, так неудачно выпавшего в окно, на поле боя настал кратковременный перерыв, которым и не преминула воспользоваться моя практичная напарница.

При том количестве попаданий, которое перенесло его тело, было удивительно, что из него вытекло так мало бледно-голубой субстанции, вероятно, заменяющей этому странному существу кровь. Впрочем, сейчас это загадочное обстоятельство волновало меня меньше всего. Очередная война еще не кончилась, и на повестке дня по-прежнему остро стоял вопрос: как пережить все это нескончаемое безумие.

Воткнув иголку в руку трупа, чуть выше кисти, я увидел, как она самостоятельно пробурила себе путь внутрь и меньше чем через секунду скрылась иод болезненно-бледной кожей.

— Что с диспозицией противника? — Я выкинул из головы все проблемы исследования и препарации трупа сразу же, как только зонд исчез из поля зрения.

— По всей вероятности, последняя жертва навела их на мысль, что ты не так прост, как показалось с первого взгляда.

Почти против воли мой рот растянулся в кривой нехорошей улыбке. Всегда приятно, когда превосходящие силы противника отступают, неся огромные потери.

Но торжество длилось недолго: следующая фраза Милой расставила все точки на «i».

— Не подлежит никакому сомнению, — начала моя напарница, — что они собираются отступить лишь для того, чтобы под прикрытием снайперов поджечь эту забегаловку вместе со всеми ее обитателями.

Моя преждевременная радость мгновенно испарилась.

— Какие будут предложения?

— Неприятель будет отступать через дверь, в этом слабое место их плана. Как только я скажу, резко поднимаешься и... Дальше объяснять, я думаю, не нужно, — закончила она.

Действительно, дальнейшие инструкции были бессмысленны. Мы просчитали предстоящую партию на целых два хода вперед, и у противника не было шансов не то что выиграть, но даже остаться при своих, сведя кровавое противостояние к ничьей.

Однако шахматная доска была сметена неожиданным ураганным шквалом, и победа, еще секунду назад казавшаяся такой близкой, обернулась почти что поражением...

Все шло точно по плану. Милая отдала короткий приказ, после которого я резко вскочил и послал три пули в отступающий арьергард некогда многочисленной армии. Двое мужчин умерли сразу, потому что мои рефлексы оказались немного быстрее, чем у них. Третий же, который уже был до этого ранен, во второй раз за неполные пять минут вытянул счастливый билет при безнадежно низких шансах.

У самого порога он споткнулся — возможно, от слабости, и пуля, которая должна была войти в висок, пробила дверь в нескольких сантиметрах от его головы. Человек буквально вывалился за дверь, наверное, даже не успев осознать, что своему счастливому спасению обязан чистой случайности.

Я уже собирался было шагнуть вперед, чтобы обойти стол и, сделав стремительный рывок, настигнуть недобитого врага, но в это мгновение благоволившая ко мне судьба все-таки отвернулась от своего баловня.

Затаившийся до этого момента за стойкой бара владелец заведения наконец-то решил, что пробил его звездный час, и покинул свое временное убежище. Он встал как раз в ту самую секунду, когда боек моего пистолета ударил по капсюлю третьего патрона, подарив пуле долгожданное освобождение. Краем глаза я отметил движение сбоку, но не успел ничего предпринять.

Моя вытянутая вперед рука в последний раз послужила своему хозяину...

Он наверняка целился в корпус, но не попал. Заряд крупнокалиберной дроби с расстояния меньше чем четыре метра пробил насквозь не только плоть, но и хрупкую кость. Некогда прекрасно функционирующий орган стал напоминать пробитый во многих местах картечью парус. Уже при таких повреждениях руку было практически не спасти, но, словно судьбе было этого мало, бармен выстрелил во второй раз, и то, что до этого еще каким-то чудом сохраняло остатки целостности, умерло окончательно.

Второй выстрел оторвал раздробленную руку у самого плеча. Кровавый ошметок еще не успел достигнуть пола, а из чудовищной раны тяжелым смертельным потоком хлынула кровь.

Некогда победная партия обернулась провальным поражением. Характер повреждения был таков, что не оставлял никаких надежд на спасение. В течение ближайших минут я должен был закончить свой жизненный путь, потеряв фатальное количество крови. В военно-полевых условиях без немедленного медицинского вмешательства подобные ранения несовместимы с жизнью. Даже вся практически безграничная мощь моей железной напарницы в данный момент времени ничем не могла мне помочь. И что самое главное, она — так же, как и я — прекрасно понимала: выхода из создавшейся ситуации просто-напросто нет...

— Мне очень жаль, — сказала Милая почти с человеческой интонацией, и это было последнее, что я услышал, проваливаясь в черное небытие беспамятства.

Я наконец-то обрел долгожданный покой. Но заплатил за это слишком высокую цену...

* * *

С первых же шагов казавшаяся предельно простой и не требовавшей особых усилий операция пошла совершенно не так, как изначально планировалось. Сначала неожиданно вышла из-под контроля строптивая девчонка, отказавшаяся выполнить приказ старшего группы. Причем Сеющий Скорбь был стопроцентно уверен, что для Лайи не составило бы никакого труда, находясь на расстоянии вытянутой руки от незнакомца, отправить его к праотцам, устроив это таким образом, что не только сама жертва, но и все посетители бара не успели бы ничего понять. Однако в силу каких-то лишь ей одной ведомых причин эта высокомерная гордая королева не использовала верный шанс, предоставив заниматься грязной работой команде спецназначения. В принципе, они прекрасно справились бы и без нее, но, продолжая череду фатальных неудач, неизвестно откуда появился этот проклятый бледнолицый хамелеон, убийственно точно стреляющий с двух рук в диаметрально противоположных направлениях. Сну лишился четырех высококлассных бойцов, прежде чем устранил и это неожиданное препятствие. И вот когда наконец они вышли на финишную прямую (один точный выстрел означал бы победоносное завершение всей кампании) и даже более того — загнали в угол в прямом и переносном смысле объект ликвидации, вдруг оказалось, что мужчина, казавшийся безмерно усталым и ни на что не способным, неожиданно собрался и...

В живых остался только Сну. Все остальные члены прекрасно оснащенной и подготовленной группы были мертвы. И если бы не затаившиеся снаружи снайперы, истекающий кровью командир наверняка не смог бы выполнить поставленную перед группой задачу.

Правое плечо было начисто раздроблено разворотившей кость пулей. Споткнувшись о порог и уже вываливаясь на улицу, Сеющий Скорбь на какое-то мгновение даже потерял сознание, но, к счастью, удар о землю моментально привел его в чувство, и начиная с этого момента он вновь встал у руля операции.

Шприц с обезболивающим находился в одном из многочисленных отделений на поясе. Левая рука чисто автоматически проделала то, что не одну сотню раз отрабатывалось на тренировках, — вытащила шприц и одним резким движением вогнала иголку в тело прямо сквозь плотную ткань одежды.

Наркотик подействовал почти мгновенно. Сгусток яростной боли, разрывавший на части не только тело, но и сознание, сначала потускнел, утратив огненно-бордовые всполохи горячих, накатывающихся раз за разом жгучих волн, а затем и вовсе пропал, оставив после себя лишь легкое покалывание тысячи мельчайших иголок и полное онемение правой руки.

— Объект внутри. Быть предельно внимательными. Уничтожать любого, кто выйдет за пределы здания. — Хриплые отрывистые команды, обращенные по радиосвязи к трем снайперам, контролирующим саму придорожную забегаловку и прилегающую к ней территорию, несмотря на свою сжатость и лаконичность, были максимально информативны.

Изменившаяся, чуть заторможенная интонация старшего группы красноречиво свидетельствовала о том, что он вколол себе изрядную дозу обезболивающего. Из чего, в свою очередь, вытекало, что, во-первых, он серьезно ранен, а во-вторых, вся команда погибла — Сеющий Скорбь не относился к тому типу людей, которые способны бежать с поля боя, оставив раненых товарищей. Раз он отступил, значит, внутри все чисто. Других вариантов быть не могло.

Глаз одного из снайперов, приникший к оптическому прицелу винтовки, на мгновение подернулся мутной пеленой — в безразличном чреве этой дешевой придорожной закусочной неподвижно лежал человек, два раза спасавший этого стрелка от смерти, и теперь неоплаченный долг уже не вернуть.

— Принял.

— Принял.

— Принял. — Реплика третьего снайпера, уведомлявшего начальника о том, что приказ принят к исполнению, слегка задержалась.

Сну мимоходом отметил, что Чен чересчур эмоционален для человека, выбравшего тернистый путь воина, но мысль не задержалась даже на периферии сознания. Сейчас были дела намного важнее.

Задания подобного ранга не выполняются только в одном случае — если вся команда убита в ходе операции. Никакие другие объяснения провала не принимаются. А это означало, что ни он, ни те трое снайперов, которые заняли позиции на близлежащих холмах, не уйдут с этого места, пока лично не убедятся в том, что человек, ради которого вверенное ему подразделение преодолело огромное расстояние, разделяющее континенты восточного и западного полушарий, гарантированно мертв.

Пластиковой взрывчатки было не так уж и много — стандартный двухсотграммовый брикет, но Сну и не рассчитывал на то, что мощности заряда Си-15 хватит, чтобы уничтожить все живое внутри помещения. Нет, Сеющий Скорбь исходил из того, что взрыв и последующий за ним пожар выкурят наружу укрывшегося в здании мужчину, и тогда... Тогда все закончится очень быстро, потому что еще никому и никогда не удавалось уйти от пули, выпущенной из снайперской винтовки. Его стрелки ни разу не ошибались. Не будет исключением и этот раз...

Таймер детонатора был установлен на сорок четыре секунды. Без всякого сомнения, старшему группы хватило бы вдвое меньшего времени, чтобы покинуть опасную зону, но две четверки были его счастливым числом, и, что самое главное, внутри находилось восемь членов команды. Четверо убиты бледнолицым манекеном, с которым Сну уже рассчитался, и четверо — тем, кому через несколько минут предстояло сполна заплатить по всем счетам.

Сеющий Скорбь не верил ни в загробную жизнь, ни в переселение душ, ни вообще во чтобы то ни было, признавая только реальность текущего момента. Однако потом, в далеком будущем, когда его маленький племянник вырастет и станет великим воином, он вспомнит дядины рассказы и наверняка поймет простую и не требующую никаких доказательств истину: мужчина всегда должен оставаться мужчиной. На этом нерушимом фундаменте стоял, стоит и всегда будет стоять этот огромный безжалостный мир.

* * *

Где-то далеко внизу, под землей, протяжно выла сирена пожарной сигнализации, и, словно муравьи, потревоженные неожиданным вторжением извне, суетливо сновали туда-сюда люди из службы охраны и вызванные по внезапной тревоге пожарные. А здесь, на шестом этаже, пока было относительно спокойно — все многочисленные отделы и службы продолжали работать по стандартному ночному расписанию. Четкий круглосуточный ритм, в котором жило секретное учреждение, являющееся сердцем военного руководства могущественной сверхдержавы, не допускал даже кратковременного сбоя. Пожар в центре видеонаблюдения, разумеется, являлся событием чрезвычайной важности, но никоим образом не мог повлиять на бесперебойный ритм огромного четко запрограммированного механизма...

Молодой подтянутый лейтенант в начищенных До зеркального блеска ботинках и безукоризненно отглаженной форме уверенно шёл по коридору, направляясь к кабинету полковника Мэдсона — руководителя аналитического отдела, в который стекалась вся агентурная информация из зарубежных источников. Зеро решила начать с этого человека, потому что если у кого и имелись сведения относительно высокопоставленного восточного «крота», работающего на западную разведку, то искать ее нужно было именно здесь.

«Сначала самое трудное и нудное — выбить из источника необходимую информацию, а затем простое и приятное — разделаться с оставшимися клиентами», — подумала женщина-зверь; при этом ее лицо осветила мягкая, почти умиротворенная улыбка. Так улыбается львица, лежа рядом с останками загнанной дичи, переваривая свежее мясо и щурясь от ласковых лучей заигрывающего с ней солнца...

Тихий стук в дверь вывел адъютанта полковника Мэдсона из состояния глубокой задумчивости.

— Войдите, — коротко пригласил он.

Дверь приоткрылась, и на пороге появился пышущий молодостью и здоровьем улыбчивый лейтенант, трепетно прижимавший к груди кожаную папку с документами.

«Очередной гордый до невозможности юнец, считающий себя приобщенным к великим таинствам родного государства, — с легким раздражением подумал адъютант. — Пройдет не больше месяца, и ты, мой юный друг, будешь сыт по самое горло этими зловещими секретами, насквозь пропитавшими нашу контору».

— Документы от майора Пэтчета?

Адъютант знал, что в секторе, анализирующем зарубежную прессу, появился новый человек.

В ответ жизнерадостный лейтенант настолько энергично кивнул, что сидящему за письменным столом адъютанту показалось — прямо сейчас у посетителя от усердия отвалится голова.

«Идиот конченый», — вынес внутреннее резюме адъютант, протягивая руку, чтобы забрать документы.

Зеро сделала два шага вперед, наклонилась, якобы намереваясь передать папку из рук в руки, а когда пальцы человека с припухшими от недосыпания веками коснулись уголка кожаной поверхности, левая рука мнимого лейтенанта описала стремительный полукруг, ударив зажатой в руке вилкой точно в шею.

Если бы адъютант мог прочувствовать скрытую иронию сложившийся ситуации, он наверняка оценил бы по достоинству причудливый каприз злодейки-судьбы — несколько секунд назад он подумал о том, что сыт по горло всей этой секретно-государственной ерундой, и вот теперь, как бы утверждая безоговорочную правоту этих слов, из его шеи торчала рукоятка вполне обыденной вилки.

Впрочем, ни о чем таком подумать адъютант уж не мог по той простой причине, что был мёртв.

Зеро могла бы убить этого высокомерного офицера и безо всякого оружия — одним резким ударом руки, но ей навсегда врезался в память рассказ мерзкого полицейского, который непонятно почему принял ее за проститутку и, затащив слегка упирающуюся женщину к себе домой, прежде чем заняться с ней сексом, показал небольшой слиток настоящего золота.

— Был у меня один подследственный, — большие мясистые губы растянулись в гадливой улыбке. — Не хотел давать информацию, которая требовалась... И знаешь, что я тогда сделал? — Вопрос был явно рассчитан на то, что сжавшаяся от страха в комок шлюха спросит, что же именно он сделал.

Его ожидания оправдались: эта дешевка зачарованно спросила: «Что?.. »; при этом в ее глазах промелькнул неподдельный интерес.

Полицейский был старым матерым волком, поэтому легко отличал правду от лжи. И в этот раз мог поставить сто к одному, что она не притворяется, а действительно хочет узнать, что произошло.

— Я вытащил вот этот вот брусок золота и отделал его так, что глаза у подонка полезли на лоб. Но, разумеется, бил грамотно — по корпусу, не оставляя следов...

— И что было дальше?

Увлекшись воспоминаниями, он не заметил, как раздулись от нетерпения ноздри у этой грязной потаскухи, на какое-то мгновение сделав ее похожей на почуявшую добычу львицу.

— Дальше... Дальше было самое интересное. Этот придурок написал жалобу — так, мол, и так, следователь превысил полномочия, жестоко избив меня тяжелым слитком чистого золота...

Этот момент ему всегда особенно нравился, поэтому полицейский неприятно-хрипло рассмеялся.

— Естественно, ему никто не поверил. Что за бред собачий. Кому придет в голову такая несусветная чушь? А на следующий день я снова пришел к нему в камеру и, показав золотой слиток, сказал, что на этот раз отделаю его так, что он вообще позабудет обо всем на свете... Ну разумеется, парень был не дурак и рассказал все, что знал... Это я все веду к тому, что ты ведь тоже неглупая девочка, и мне не придется тебе объяснять, что лучше все-еее...

Дальше слушать было совершенно неинтересно, поэтому Зеро не стала терять время, внимая бредням выжившего из ума извращенца. Она встала и спокойно ушла, а кусок золота, торчащий изо рта распростертого на полу тела наглядно свидетельствовал о том, что порой и в самом деле молчание — золото...

Вот и сейчас, используя в качестве орудия убийства обыкновенную вилку, прихваченную из буфета, Зеро рассчитывала в первую очередь на психологический эффект акции.

Конечно, все тела будут вскоре обнаружены. Найдут как бездыханного адъютанта, так и полковника Мэдсона, встреча с которым Зеро еще только предстояла, но именно нетипичность оружия, примененного при ликвидации, поставит в тупик следствие, позволив киллеру выиграть время, необходимое, чтобы разобраться со всеми остальными намеченными жертвами.

Весело насвистывая незамысловатый мотивчик, подтянутый лейтенант закрыл изнутри дверь приемной, чтобы никто не мог помешать разговору охотника с законной добычей, и, переложив вторую вилку из кармана брюк в папку с документами, потянул на себя ручку кабинета полковника Мэдсона — человека, которому прямо сейчас предстояло рассказать всю правду о высокопоставленном восточном «кроте».

Дверь неслышно приоткрылась, и в следующее мгновение, повинуясь звериному инстинкту, Зеро резко отшатнулась вбок.

Пуля, которая должна была пробить грудь в области сердца, всего лишь прошила навылет мягкие ткани левой руки. Даже практически всезнающий адъютант был не в курсе того, что у помешанного на безопасности шефа на экран монитора персонального компьютера выводилась картинка не только приемной, но и участка коридора, прилегающего непосредственно ко входу в офис. Объективы камер были размером с булавочную головку, поэтому заметить их не представлялось никакой возможности.

Полковник видел, как бездыханный адъютант уткнулся лицом в жесткую поверхность офисного стола, а убийца предусмотрительно повернул ключ в дверном замке, исключая возможность постороннего вмешательства.

— Офис 362, полковник Мэдсон вызывает охрану. — Человек, который наблюдал за событиями, разворачивающимися за дверью кабинета, был профессионально спокоен. — Убит мой секретарь. Киллер, молодая женщина, заперла дверь изнутри...

Удивительное спокойствие полковника было обусловлено одной-единственной причиной: у него на столе лежал пистолет, и для такого первоклассного стрелка, как он, не составляло особого труда поразить цель, появившуюся в ярко освещенном дверном проеме. Верхний свет в своем кабинете Мэдсон предусмотрительно потушил, оставив только настольную лампу, мощности которой было явно недостаточно, чтобы осветить наглухо зашторенное помещение.

Хладнокровная убийца спокойно шла в расставленную ловушку, не подозревая, что правила игры уже поменялись и теперь роль жертвы предназначена именно ей.

Если бы не обостренный, поистине уникальный звериный инстинкт самосохранения, Зеро, без всякого сомнения, была бы уже мертва. Но она находилась на пике своей умственной и физической формы; к тому же была еще слишком сильна и молода, чтобы вот так глупо и бездарно погибнуть чуть ли не в самом начале блестящей карьеры. Нет. Несмотря на то, что ситуация складывалась явно не в ее пользу — с одной стороны в темноте за дверью затаился осторожный и опытный человек с пистолетом, с другой спешило подразделение вызванной по тревоге внутренней охраны, а она, безоружная, со сквозным пулевым ранением, неподвижно лежала на холодном, скользком от крови полу, — это мало что меняло. Правила игры оставались все теми же: Зеро по-прежнему была охотницей, а остальные — всего лишь жалкой, трусливой добычей. Единственное, что ее немного расстраивало, — полковника придется убить, так и не узнав имя восточного агента. Но с этим уже при всем желании ничего нельзя было поделать — никто, даже самые опытные профессионалы не застрахованы от роковых случайностей.

 

12

Дуло дробовика еще хранило тепло последнего выстрела, оторвавшего руку одному из ублюдков, которые устроили бойню в его заведении, а Мэтью Прист, пятидесятисемилетний владелец закусочной, смачно сплюнул себе под ноги (какие уж тут сантименты и правила хорошего тона, когда вокруг все по щиколотку залито кровищей и на полу валяется около десятка свежих трупов) и произнес, обращаясь к забившейся под стойку бара официантке:

— Салли, быстро поднимай свою тощую задницу и давай звони шерифу. Старый Мэтью показал этим подонкам, на что способен настоящий рейнджер. Скоро здесь будет толпа полицейских и куча репортеров. Наверняка все завтрашние газеты будут полны фотографиями нашего заведения. Так что...

Не закончив предложение, он запрокинул голову, сделав несколько жадных глотков прямо из бутылки. Любой алкоголь прекрасно справляется со стрессом, но у виски это получается, пожалуй, лучше всего. А то, что сегодня был день, под самую завязку набитый стрессами, — сомневаться не приходилось. Столько трупов одновременно он не видел даже в свою бытность в полиции.

— Так что, — продолжил Мэтью, переводя дух и вытирая рот рукавом рубашки, — уже завтра мы с тобой станем важными и знаменитыми персонами, про нас напишут во всех...

Он наконец опустил голову, переместив взгляд с грубо покрашенного потолка вниз — на кровавые развалины некогда вполне приличного, по его непритязательным меркам, заведения, и именно в этот момент расширившиеся от избытка адреналина зрачки наткнулись на ожившего мертвеца.

Бледнолицый манекен с пятью пулевыми пробоинами в груди (можно было бы предположить, что у этого создания был бронежилет, если бы два отверстия не были явно сквозными), встал и нетвердой походкой направился к стойке бара. Это само по себе выглядело достаточно жутко — какое-то замедленное полумеханическое движение манекена с простреленным в нескольких местах телом, но если бы в этот момент кто-нибудь спросил Приста, почему его пальцы потянулись к коробке с патронами не сразу, а спустя пару бесконечно долгих секунд, он бы не колеблясь ответил: «Все дело в глазах. Да, пожалуй, именно в них — в этих белесых неживых зрачках, вращающихся в разных направлениях, словно две ядовитые змеи, которые обшаривают помещение в поисках добычи». Однако никто не собирался задавать подобные дурацкие вопросы, а даже если бы и спросил, то Мэтью Прист не стал бы ничего отвечать.

Хотя и с некоторым промедлением, но оружие все же было перезаряжено и приведено в полную боевую готовность как раз в тот момент, когда бледнолицая тварь оказалась в полутора метрах от стойки, за которой владелец заведения только что несколькими внушительными глотками виски отпраздновал победу в этом кровавом поединке.

С такого ничтожного расстояния промахнуться невозможно, даже если хорошо постараться. Черное дуло дробовика было направлено прямо в голову бледнолицему зомби, выползшему, казалось, из самых глубин преисподней, и когда адское создание сделало еще один шаг в сторону бара, палец с коротким промежутком во времени дважды нажал на спуск.

Механическое воздействие на капсюль привело к высвобождению определенного количества энергии — вполне достаточного для того, чтобы заряд дроби, способный не только превратить лицо пришельца в одно сплошное кровавое решето, но и вообще начисто оторвать голову, покинул узкие границы оружейного ствола, вырвавшись на свободу...

Эхо выстрелов все еще отражалось от стен заведения, и Мэтью даже успел восхититься своей блестящей работой — перед стойкой бара осталось стоять безголовое туловище, но эта преждевременная радость была последней осознанной мыслью, промелькнувшей в его разгоряченном алкоголем и лихорадочной стрельбой сознании.

За мгновение до того как атакующий нажал на спуск, шея синета стремительно откинулась назад на 90 градусов и на миг замерла перпендикулярно туловищу. А когда два смертельных роя свинца ушли в никуда, сорвав пару кусков штукатурки с противоположной стены, пластичная шея распрямилась, и два холодных безжалостных зрачка острыми жалами впились в лицо торжествовавшего победу бармена.

Мэтью не только не успел испугаться, но и вообще ничего не понял. Со скоростью, недоступной для человека, рука манекена ухватилась за ствол дробовика и резко повела его в сторону, так что оружие выскользнуло из рук своего хозяина, мимоходом сломав пару пальцев, а затем приклад со страшной силой обрушился на голову того, кто все еще считал себя победителем...

Удар был настолько мощным, что тело отлетело не менее чем на полметра, ударилось о боковую стойку и, разбрызгивая во все стороны фонтаны крови, бесформенной массой рухнуло неподалеку от сжавшейся в комок официантки.

То, что сейчас лежало перед парализованной ужасом Салли, уже ничем не походило на наглого мужчину, которого она знала на протяжении последних пяти лет. В этом «нечто» вообще было трудно опознать кого-то определенного: деформация черепа была так велика, что лица как такового практически не осталось.

Несчастная женщина набрала в легкие воздух, чтобы отчаянно закричать, освобождая таким образом разум от невероятного напряжения, но в этот момент прямо перед ее глазами оказалось перевернутое лицо манекена, перегнувшегося через стойку бара.

— Скотч, — коротко сказало чудовище, только что расправившееся с Мэтью, и стремительно распрямилось, пропав из поля зрения Салли.

Она была страшно, можно даже сказать до безумия, испугана, но где-то в глубине подсознания ожил дремавший доселе инстинкт самосохранения, который приказал встать и принести этому ужасному манекену то, что он потребовал. Иначе... Иначе ее постигнет та же печальная участь, что и грубияна и богохульника Мэтью. В этом Салли была уверена.

Женщина встала и, с трудом переставляя негнущиеся ноги, подошла к едва заметной двери кладовки, расположенной недалеко от стойки бара. Там были свалены в кучу ведра, тряпки, инструменты и прочая хозяйственная ерунда, в которой время от времени возникала надобность. Она не помнила точно, есть ли там скотч, но если он вообще где-либо мог находиться, то только в этой захламленной кладовке.

Сзади хлопнула дверь, однако Салли даже не обернулась на звук. Монстр пошел на кухню, но что он там собирался делать и какая судьба постигнет несчастного повара, ее совершенно не интересовало. Инстинкт самосохранения, взявший под контроль ее разум, действовал по принципу простейшего программируемого аппарата — делать только то, что способствует выживанию, и не более. Малейшее отклонение от жестких рамок четко сформулированной цели означало только одно — ее не слишком молодое и не такое красивое, как в далекой молодости, лицо превратится в окровавленный ошметок, который будет трудно опознать даже ближайшим родственникам...

Свет электрической лампочки, ослепительно-ярко вспыхнувшей в кромешном мраке маленького, лишенного окон помещения, больно ударил по глазам. Салли постояла несколько секунд, пытаясь сфокусировать взгляд, и когда ей это наконец удалось, то первое, что она увидела, был кружок ярко-красного скотча, испещренного черными строками «ОСТОРОЖНО — СТЕКЛО!». В иных обстоятельствах официантка вспомнила бы, что недавно хозяин отправлял посылку с неподошедшими к задней стенке бара зеркалами и именно для этой цели купил упаковку особого, красного скотча, но сейчас ее разум был не способен к таким сложным умозаключениям.

Дрожащей от радости и напряжения рукой Салли судорожно схватила скотч, после чего, пятясь спиной, вышла из кладовки, сделала пару нетвердых шагов, уперлась в край стойки и, наконец, развернулась лицом к залу.

От зрелища, которое предстало ее глазам, пораженная женщина на какое-то время перестала дышать, мыслить и даже чувствовать. Не исключено, что официантка пережила кратковременную остановку сердца, вызванную тяжелейшим шоком, что, впрочем, не помешало ей исполнить возложенную на нее миссию до. конца.

Безучастный ко всему манекен стоял, полусогнувшись, у противоположенной стойки бара. Его правая рука лежала на деревянной поверхности, а левая, держащая электрический нож для резки хлеба, была занята тем, что с видимыми усилиями пыталась отделить собственную правую конечность от туловища чуть ниже плечевого сустава. Из-под кромки пробуксовывающего время от времени лезвия брызгала бледно-голубая субстанция, отдаленно напоминающая средство для мойки окон, которое Салли совсем недавно использовала по прямому назначению у себя дома.

Немая сцена продолжалась не больше четверти минуты, которой оказалось вполне достаточно для сосредоточенно работающего существа, чтобы начисто ампутировать себе руку. Лезвие электрического ножа, противно взвизгнув, наконец врезалось в отполированную поверхность стойки, после чего это орудие было отброшено в сторону зa полнейшей ненадобностью. А сама жертва чудовищной операции наконец распрямилась и, взяв оставшейся здоровой рукой только что отрезанную конечность, произнесла одно короткое слово: «Скотч!»

Даже не сама по себе отрезанная рука, которую стоящий напротив не-человек небрежно, словно деревянную рейку, необходимую для починки забора, для удобства засунул под мышку, переполнила чашу терпения несчастной женщины, а именно эта короткая реплика, прозвучавшая в оглушительной тишине помещения, словно пистолетный выстрел, оказалась последней каплей, повергнувшей ее сознание в спасительную мглу беспамятства.

Кружок скотча выпал из руки потерявшей сознание Салли и медленно покатился по стойке бара в направлении Алу. Красная поверхность с чёрными вкраплениями букв...

Красное и черное... Кровь и смерть... Отчаяние и боль... Жизнь и игра...

Колесо рулетки сделало еще несколько оборотов и наконец, завязнув в луже густой бледно-голубой жидкости, неподвижно застыло в нескольких сантиметрах от неподвижно стоящего синета.

— Тридцать два... Красное...

— Это была блестящая ставка, — жизнерадостно произнес крупье по имени Рок, обращаясь к потерявшему сознание от потери крови человеку. — Настолько блестящая, что вы продолжаете нашу игру. Продолжаете, потому что все еще живы...

* * *

Торм, старший группы синетов, основываясь на информации Алу о неожиданном столкновении с группой спецназа, предупредил Сола, который находился ближе всех к месту событий, чтобы тот предварительно просканировал прилегающее к придорожному заведению пространство на наличие снайперов, — и только убедившись, что все чисто, вместе с Алу выводил объект из опасного здания. Слишком велика была ценность человека, которого им предстояло охранять, чтобы потерять его именно в тот момент, когда ценой невероятных усилий синеты достигли цели. А судя по той профессиональной подготовке, которой обладали нападавшие, опасения Торма не были лишены оснований.

Сол, заглушивший двигатель мощного мотоцикла за три километра до назначенной точки, проделал оставшийся путь бегом. Бесшумная стремительная тень, с нечеловеческой скоростью рассекающая безмолвие летней ночи, преодолела полтора километра за минуту с небольшим. Все отточенно-выверенные движения синтетического человека были похожи на действия прекрасно функционирующего и четко запрограммированного механизма. Ничего лишнего и постороннего — каждый взмах ноги или руки, каждый наклон корпуса подчинялся одной-единственной цели: наиболее продуктивно выполнить свое текущее задание. Со стороны могло показаться, что он вообще не касается земли, скользя над поверхностью, словно шар по ободу прекрасно смазанного подшипника. Но, разумеется, это была всего лишь иллюзия — синетам были присущи очень многие качества, недоступные обычным смертным, но действовать вопреки физическим законам мироздания они все же не могли.

Достигнув намеченной точки и сориентировавшись на местности, Сол определил наиболее оптимальное расположение огневых точек для контроля прилегающей к зданию территории. После чего искусственным глазам, для которых не было совершенно никаких различий между дневным и ночным освещением, не составило особого труда вычислить первого из трех снайперов — у стрелков не было времени для глубокой маскировки, да и вообще команда под руководством Сну не рассчитывала, что могут возникнуть какие-нибудь трудности. Они предприняли меры безопасности, но даже таким опытным профессионалам не пришло в голову, что может возникнуть ситуация, при которой понадобилось бы оборудовать снайперскую точку, соблюдая настоящую боевую маскировку.

Дальнейшее было делом техники: сделав небольшой крюк, Сол неслышно подобрался сзади к намеченной жертве и ударом кованого ботинка по голове вывел из строя ничего не подозревающего человека.

Синет рассчитывал при помощи снайперской винтовки разделаться с двумя оставшимися стрелками, но в этот момент его планы были нарушены самым неожиданным образом — истекли сорок четыре секунды и сработал таймер, прикрепленный к двухсотграммовому куску пластиковой взрывчатки. В результате чего Си-15 наконец высвободила огромный разрушительный потенциал, до поры до времени скрывавшийся в ее чреве, выплеснув в окружающее пространство концентрированно-сжатую ударную волну.

Если бы заряд был хоть немного сильнее, это шаткое сооружение, построенное около двадцати пяти лет назад, развалилось бы словно карточный домик, похоронив под своими обломками всех, кто находился внутри.

Но конструкция, к счастью, выдержала. Однако это было единственным светлым пятном в эпицентре неожиданно разразившегося урагана — Сол потерял связь с Алу, а это могло означать только одно: напарник либо мертв, либо находится в состоянии временной неработоспособности.

Из чего следовало, что беспомощный, потерявший сознание человек, который находится внутри вспыхнувшего после взрыва здания, может элементарно задохнуться, наглотавшись дыма...

Отбросив в сторону совершенно ненужную при таком раскладе снайперскую винтовку, синет побежал к остаткам воспламенившейся придорожной забегаловки. Он наверняка смог бы преодолеть этот километр меньше чем за сорок секунд, сели бы на полпути не встретил одинокую хрупкую девушку. Она была не вооружена и уж тем более не представляла никакой опасности, но оставлять свидетелей, способных вызвать полицию или военных, было в высшей степени неразумно.

Сол всего лишь слегка изменил направление своего движения, так что в определенный момент времени их пути пересеклись. Не останавливаясь, прямо на ходу, он выкинул вперед левую руку — ребром ладони намереваясь сломать шею оказавшейся не в нужном месте и не в нужное время жертве, но, как ни странно, удар не достиг цели. И даже более того: в результате контрудара в голень стремительно-отлаженное движение бледнолицего манекена прекратилось, трансформировавшись в достаточно продолжительное падение — скорость была слишком велика, поэтому синет по инерции прокатился несколько метров по земле, прежде чем сгруппировался и вскочил на ноги.

Если бы синтетические люди были способны удивляться, то, вне всякого сомнения, Сол поразился бы неожиданной развязке столь элементарной, на первый взгляд, задачи. Но синет, к счастью для себя, был лишен подобных человеческих недостатков, поэтому, резким рывком взметнув тело в вертикальное положение, занял боевую позицию. У него, разумеется, имелась пара пистолетов, но при той невероятной скорости, с которой двигалась нападавшая, терять драгоценные мгновения на то, чтобы вытащить их из подмышечной кобуры, не представлялось возможным.

Лайя все еще не пришла ни к какому решению по поводу своих дальнейших действий, когда стремительное развитие событий решило все за нее, не оставив времени на размышления...

Прорезав яркой вспышкой сумрак ночи, взметнулось вверх марево взрыва — Сеющий Скорбь был слишком упорен, чтобы остановиться на полпути, не пройдя до конца по зловещей дороге, заваленной трупами. В начале этой дороги стояла криво прибитая табличка с надписью «Фанатичная преданность бессмысленной идее», а в конце не было вообще никаких обозначений, потому что данный путь вел в абсолютное никуда и оканчивался именно там, где остановится сердце безумца, на него ступившего.

Разумеется, это было его законное право — следовать в том или ином направлении, потому что каждый воин волен выбирать собственную судьбу сам, но между осмысленным движением и хаотичным блужданием слепого фанатизма существует огромная разница, а Сну не понимал этого. Поэтому тот, кто обладал неплохими задатками, способными со временем превратить его в великого мастера, оставался всего лишь глупой, бессмысленной пешкой...

Впрочем, несмотря на неверно выбранные жизненные приоритеты, Сеющий Скорбь всегда мыслил четко и ясно, поэтому в данной конкретной ситуации для девушки явилось полной неожиданностью, что старший группы решит использовать взрывчатку, пока у него в резерве еще остаются снайперы.

Она не знала, что Сну серьезно ранен и находится под действием затормаживающего мышление обезболивающего, поэтому склонен принимать спонтанные, необдуманные решения. Но даже если бы Лайя располагала данными сведениями, это ровным счетом ничего не могло изменить — неожиданно вынырнувший из темноты летней ночи белолицый призрак стремительно напал с явным намерением лишить ее жизни, и после этого думать о чем-либо другом уже не оставалось времени, потому что противник был чрезвычайно серьезен. Настолько серьезен, что даже она, достигшая небывалых высот во владении древними искусствами, была поражена его поистине нечеловеческими возможностями.

Когда в поединке сходятся два очень сильных, достойных друг друга бойца, как правило, все заканчивается очень быстро, потому что каждый удар может стать последним, а любая, даже самая незначительная на первый взгляд, ошибка — привести к фатальному результату. У Лайи было огромное преимущество — ее оппонент не рассчитывал на продолжение боя, а следовательно, терял основополагающее качество человека, необходимое вступившему в смертельную схватку: предельную концентрацию внимания.

Она легко уклонилась от удара в шею, затем подсекла нападавшего коротким выверенным приемом в голень, а когда он наконец вскочил на ноги, девушка была уже на расстоянии вытянутой руки от того, кому через мгновение предстояло познать великую тайну мироздания, лично убедившись в существовании или отсутствии жизни после смерти...

Неуловимый для глаза обычного человека удар раскрытой ладонью в область сердца назывался «имирцава», что означало «милосердие». Это действительно был милосердный прием, дарящий легкую мгновенную смерть. И если бы синет был знаком с древними традициями династии Ганн-лоу, он наверняка смог по достоинству оценить ту дань уважения, которую оказала ему эта хрупкая с виду девушка. Подобным образом было принято убивать только по-настоящему достойных противников.

Но, во-первых, Сол не был знаком с историей канувших в Лету династий, а во-вторых — и это, пожалуй, являлось самым главным сейчас, — у него вообще не было сердца. Ни слева, ни справа, ни в каком бы то ни было другом месте. Тело искусственного человека было устроено таким образом, что практически не нуждалось во внутренних органах. А тот необходимый минимум, который все же присутствовал, не играл жизненно важной роли.

Уже отводя руку назад, Лайя поняла: «имирцава» не привела к ожидаемому результату — от проникающе-мощного удара грудная клетка синета прогнулось дутой, но, вместо того чтобы, обмякнув, тихо опуститься на землю, человек с неестественно белой кожей и холодно-бесстрастным лицом манекена удержался на ногах, и даже более того — провел в ответ невероятно быструю серию ударов, задействовав обе руки.

С огромным трудом ей удалось блокировать это нападение, да и то лишь потому, что противник действовал слишком прямолинейно — уповая на силу и скорость, не обременяя себя ни обманными движениями, ни многоходовыми комбинациями.

Две молчаливые фигуры — одна высокая и широкая в плечах, а другая хрупкая, на голову ниже своего противника, сосредоточенно отрабатывали странные пируэты, со стороны похожие на хаотично-суматошное мельтешение жерновов ветряной мельницы. Ни вздохом, ни криком не омрачалась тишина этого зловещего танца, и только тихое шуршание стремительно рассекаемого ударами воздуха свидетельствовало о том, что это не бой призраков, обезумевших от своей нескончаемой жизни, а вполне реальное земное сражение.

Медленно отступая под градом ударов, девушка наконец поняла, что показалось ей особенно странным в этом бледнолицем манекене. Оказалось, незнакомец как две капли воды похож на человека в баре, у которого, как ей тогда померещилось, начисто отсутствовала аура. Сейчас она была уверена на все сто — ни у оставшегося внутри здания, ни у этого существа ауры не было вовсе. А это значило, что они не являются людьми в прямом значении этого слова...

Человек, каким бы совершенным он ни был, все равно имеет свой предел. Противостояние двух достойных друг друга противников длилось не более тридцати секунд, но Лайя почувствовала, что стала уставать. Начинала сказываться невероятная концентрация всех ментальных и физических сил, требовавшаяся для отражения атак бледнолицего монстра.

Еще минута с небольшим — и ее силы окончательно иссякнут, и нетрудно догадаться, что произойдет вслед за этим, пробив раз, второй, третий защитные блоки, бесчувственно-холодный автомат, не ведающий ни страха, ни усталости, превратит ее лицо и тело в кровавое месиво.

Выйти из создавшегося кризиса обычными методами не представлялось возможным, поэтому у нее не оставалось иного выхода, как пойти на крайние меры, Продолжая все так же медленно пятиться под неослабевающим градом ударов, девушка начала концентрировать всю свою ментальную и жизненную силу в одном месте — в районе позвоночника: каркаса, на котором держится все тело. Ее движения слегка замедлились, и Сол почувствовал, что противник начал сдавать — еще немного, и это удивительное человеческое существо падет, лишний раз подтвердив не требующую доказательств истину: ни один из людей не может противостоять синету — венцу гениальной мысли и вершине научно-технического прогресса целого мира.

Прямой слева в голову пробил поставленный блок, едва не достигнув цели, при этом корпус девушки слегка повело в сторону, и она чуть было не потеряла равновесие, а следующий прямой правой вонзился уже даже не в блок, а всего лишь в судорожно подставленную руку. Сила удара была настолько велика, что нескоординированную конечность выбило из плечевого сустава... Раздался резкий щелчок, и вслед за ним последовал отчаянный крик, в самой верхней точке сорвавшийся на скрежещущий визг...

Левая рука синета, повинуясь импульсу, посланному мозгом, стремительно выбросила вперед сжатый кулак, чтобы смять хрупкий череп противника, поставив финальную точку в этом и без того затянувшемся поединке, но именно в этот момент произошло непредвиденное: все так же не переставая кричать, Лайя бросила свой корпус вперед, казалось, вознамерившись протаранить головой грудную клетку синета. Этот неожиданный маневр преследовал две главные цели — избежать прямого проникающего удара в лицо и занять позицию для нанесения контрудара.

Маленькая покалеченная рыбка, поднырнув под брюхо огромного хищника, выпустила свое смертельное жало...

Когда до того, чтобы уткнуться лбом в корпус противника (девушка падала лицом вниз, даже не видя своей цели), оставались считаные сантиметры, мощный поток концентрированной энергии устремился из позвоночника в кончики пальцев, а правая рука, как будто живущая в этот момент отдельной жизнью от всего остального тела, невообразимо быстро взметнулась вверх.

Лайя не ударила Сола — в буквальном смысле этого слова. Она просто дотронулась до его подбородка подушечками полусогнутых пальцев. Пять точек соприкосновения. Пять оголенных контактов, через которые прошел ток невообразимой энергии — и то, что находилось внутри черепа, отлитого из несокрушимо прочного полимера, мгновенно расплавилось, превратившись из мозга сверхчеловека в бессмысленный пепельно-серый шлак. Синет перестал существовать, даже не успев ничего осознать. Еще мгновение назад он устранял неожиданную помеху, возникшую у него на пути, а сейчас превратился в бесформенное ничто.

По инерции голова девушки ударилась в корпус бледнолицего манекена, и от этого столкновения оба тела — одно живое и человеческое, а другое — безжизненный синтетический труп — повалились на землю. Они так и лежали на примятой траве, под куполом из миллионов мерцающих звезд, словно два неожиданно заснувших любовника, утомившихся после феерически яркого, незабываемого секса — могучий мужчина и хрупкая женщина, доверчиво положившая голову на грудь своего героя...

Но все когда-нибудь кончается, Не стало исключением из правил и очарование этого удивительного мига. Спустя пару минут Лайя пришла в себя. И первым ее осознанным впечатлением была невыразимая никакими словами ватно-удушающая слабость, обрушившаяся на организм, истощенный потерей половины жизненной силы. Состояние было сравнимо с синдромом сильнейшего похмелья: раскалывающаяся от боли голова плюс периодически подкатывающая к горлу тошнота — и все это помножено на общую слабость организма, время от времени сотрясаемого волнами изматывающей мелкой дрожи. При таком самочувствии лучше всего было закрыть глаза и попытаться отключиться от происходящего хотя бы на час-полтора. Но у последней из Ганн-лоу не было времени на отдых. Она вышла на внутреннюю радиосвязь, и потрескавшиеся из-за тотального обезвоживания губы прошептали в динамик микрофона:

— Сну... Ты меня слышишь?.. Прием...

— Да. — Голос старшего группы звучал неестественно глухо, но главное, что она слышала и понимала его, на остальное сейчас можно было не обращать внимания.

— У бледнолицего манекена, сидевшего в баре, неподалеку от объекта ликвидации, оказался брат-близнец... Эти существа — не люди. — Она проглотила подступивший к горлу комок и с огромным трудом продолжала: — Нам нужно уходить... Скоро здесь будут еще...

На мгновение Лайя потеряла сознание, но быстро пришла в себя и заговорила вновь:

— Чен мертв. Я вне игры. Ты серьезно ранен. Двое оставшихся снайперов не решат поставленной задачи...

— Мы не уйдем, пока не выполним задание или пока не догорит это заведение. — Человек с раздробленным плечом, потерявший уже девятерых членов своей команды, не собирался сворачивать операцию — пускай сюда прибудет хоть целая дивизия манекенов-хамелеонов с нечеловеческими глазами, его бойцы не покинут позиции, пока не убедятся в том, что возложенная на них миссия успешно выполнена.

— Ты глуп... — Лайя даже не пыталась скрыть свое презрение. — Бессмысленно положить людей и провалить операцию... Даже мертвый ты будешь покрыт несмываемым позором...

Она прекрасно знала, о чем говорит. Сеющий Скорбь не боялся смерти. Смерть — это неизбежное зло, которое рано или поздно настигает тебя. Но позор... Позор — это совершенно другая категория. И, в отличие от смерти, он будет преследовать твоих родных и близких из поколения в поколение, вплоть до последнего мужчины в роду, способного держать в руках оружие. Нет... Позора Сну однозначно боялся. Поэтому последние слова девчонки испугали его больше, чем все бледнолицые нечеловеческие твари, вместе взятые.

— Что ты предлагаешь? — после некоторой паузы все же спросил он.

— Свяжемся с центром, пускай спутники наблюдения ведут объект дальше. Мы отойдем, перегруппируемся и с новыми силами продолжим преследование.

— А...

— Поторопись. Я чувствую — они уже близко.

Напряжение было слишком велико, поэтому, чуть ли не выкрикнув в микрофон связи последнюю фразу, Лайя вновь потеряла сознание. Но, в отличие от первого, кратковременного, этот обморок был глубоким и продолжительным...

* * *

Безучастное ко всему небо равнодушно взирало свысока на микроскопические фигурки копошащихся внизу людей, и ему было глубоко безразлично, что у каждого из участников стремительно развивающейся внизу драмы свои страхи, свои сомнения. Для Сеющего Скорбь было немыслимо провалить операцию, покрыв имя несмываемым позором, а последняя из династии Ганн-лоу не могла умереть, не выполнив своего предназначения — того, ради чего она пришла в этот мир и существовала все двадцать лет своей короткой, но удивительно яркой жизни...

Но на кристально равнодушном небосводе кроме мерцающих звезд было еще и множество объектов явно искусственного происхождения. Спутники изучения погоды; спутники, ретранслирующие цифровое телевидение или просто спутники-шпионы, предназначенные для наблюдения за территорией потенциального противника. Один из трех таких шпионов как раз находился в районе, позволяющем получить четкую картинку с места событий. И тем, кто сидел перед экранами мониторов за многие тысячи километров от разворачивающегося противостояния, в отличие от бесчувственного неба, было отнюдь не все равно, чем закончится данная операция. Потому что они и были теми самыми кукловодами, которые послали эти крохотные фигурки сражаться и умирать в далекую чужую страну.

— Вы переоценили возможности этой девушки. — Высокий худой человек с аскетичными чертами лица и сквозящей буквально в каждом жесте и движении многолетней военной выправкой обратился к мужчине с намертво приклеенной к лицу улыбкой. — Ни один из людей никогда не сможет превзойти предел возможностей, изначально заложенных в его природу, и подняться на не досягаемый для других уровень. Эта ваша древняя королева ничем не отличается от обычной казарменной девки. Быть может, гонору немного побольше, только и всего.

— Вы заблуждаетесь, мой генерал.

Несмотря на то что коротышка с неприятной улыбкой и глазами ядовитой змеи обращался к своему собеседнику почтительно, не составляло особого труда догадаться, кто доминирует в этом дуэте, обладая настоящей, а не призрачной властью.

— В чем заблуждаюсь? В том, что изначально предлагал послать три-четыре независимые команды, а не привлекать эту молодую неизвестно откуда взявшуюся девку с темным и запутанным прошлым?

Человек с холодными змеиными глазами внутренне поморщился, ему претил весь этот казарменно-солдафонский жаргон, так как лично он всегда изъяснялся подчеркнуто тихо и предельно интеллигентно. Быть может, именно поэтому знающие люди трепетали от звуков этого шелестящего негромкого голоса. А незнающие давно и безвозвратно гнили в общих братских могилах — венная диктатура безжалостно выкорчевала все остатки псевдонародного правления, построив свое монолитное здание на прочном фундаменте страха. А он был один из тех, кто стоял во главе «мятежа шестерых» — восстания шести полков, в течение одной ночи повернувших штыки против своих прежних хозяев, захватив власть в столице, а затем потопивших в крови многочисленные восстания в провинциях...

Это было давно... Очень давно, около тридцати лет назад. Из шестерых, взявших в свои руки управление огромной восточной империей, в живых остались только двое. Отчего ушли в мир иной те четверо, сейчас уже было не важно — главное, что их имена навсегда высечены на монолитных страницах истории, а эти оставшиеся... Им было нечего делить, потому что каждый получил то, что хотел, — генерала не интересовало ничего, кроме игры в солдатики, а политика и интриги оставались за его старым проверенным другом-партнером.

— Так в чем я заблуждаюсь? — Напористый тон генерала вывел его собеседника из состояния задумчивости.

— Нужно было использовать несколько групп. В конце концов, можно подавить и уничтожить противника количеством, если не удается взять качеством. — Ребро ладони раздосадованного военачальника размашисто ударило по столу.

— Переброска нескольких диверсионных групп в тыл потенциального противника была чревата опасностью разоблачения — чем больше людей, тем больше риск засветиться...

— Ерунда! — решительно отмахнулся категоричный во взглядах и мнениях военный руководитель. — У нас достаточно ракет с ядерными боеголовками, чтобы задавить в зародыше любой политический скандал.

— Наша цель — не вымирание человечества на радиоактивных руинах первого и последнего в истории термоядерного конфликта, а подчинение новых территорий экономическому и политическому влиянию империи, с их последующим постепенным, но неизбежным вливанием в нашу систему...

Он хотел еще что-то добавить, но в это время в дверях появился адъютант с донесением от Сеющего Скорбь.

— Что это за чушь, что за «белолицые твари с глазами хамелеона»? — бегло прочитав распечатку сообщения, возмутился и без того взвинченный генерал. — Они там что, галлюциногенов наглотались? И это наши лучшие люди! Черт знает что творится... Сбросить на это никчемное захолустье пару ядерных боеголовок — и от проклятого недоноска и своры бледнолицых тварей не останется даже пыли, а мы избавимся одним махом от всех проблем!

Маленький человек с неприятной улыбкой и холодными пустыми глазами был противником превентивных ядерных ударов по вражеской территории, но в данном случае эта крайняя мера могла быть оправдана стремлением не позволить неизвестно откуда взявшейся третьей загадочной силе пленить человека из другой реальности, что могло привести данный мир к непредсказуемой катастрофе.

— Давайте подождем до утра, мой генерал, — задумчиво пробормотал один из правителей Великой империи. — И если я все-таки ошибался насчет этой загадочной девушки, то, как вы и предложили, решим все наши проблемы одним коротким и точным ядерным ударом...

 

13

Холод... Удушающе-черный холод безрассудного космического вакуума пронизывал тело, превращая его в замороженный кусок метеоритного льда, несущийся сквозь бесконечность пространства и времени, на встречу с орбитой далекой всеми проклятой звезды, где наконец-то завершится этот нескончаемо-утомительный путь из ниоткуда в никуда и, растаяв от нестерпимой боли пылающего урагана огня, я наконец согреюсь и обрету покой.

Холод... Крутом один нескончаемый холод и кромешная тьма...

— Ты мог бы стать достаточно приличным третьесортным поэтом, если бы смог пережить гибель этой вселенной.

Голос, доносящийся из пустоты, сначала показался мне незнакомым, а затем сознание, балансирующее на тонкой грани между обмороком и реальностью, наконец прояснилось, и, даже не открывая глаз, находясь все в том же кромешном мраке, я понял, что это голос Милой. Старая добрая напарница препарировала мой разум словно студент-медик — внутренности подопытной лягушки.

— Ну что, очнулся?

Попытавшись сконцентрироваться и отбросив в сторону болевые ощущения от ментального общения с Милой, я мысленно ответил:

— Да...

— Ну тогда открывай глаза и приготовься к сюрпризу.

Откровенно говоря, ее несколько игривый тон слегка обескураживал, но, следуя привычке, выработавшейся за время нашего недолгого сотрудничества, я не стал спорить, а просто разлепил непослушные веки.

Сюрприз действительно удался. Прямо надо мной склонилось бледнолицее существо, которое, по идее, должно был умереть сразу же после того, как его тело пробили пять или шесть пуль. Несколько секунд я зачарованно смотрел на его глаза, живущие, казалось, отдельной друг от друга жизнью и перемещающиеся в разных направлениях, а затем неожиданно вспомнил, что не далее как несколько минут назад заряд дроби, выпущенный практически в упор, начисто оторвал мне правую руку.

«Это плохо, — отстраненно-равнодушно подумал я, как будто речь шла не о моей конечности, а о какой-то абстрактно-нереальной величине. — Это очень, очень плохо...»

Ни самой руки, ни тем более чего бы то ни было, связанного с ней, я не чувствовал — впрочем, так же, как и большей половины тела. Но, скорее всего, это было связано с тем, что мне вкололи достаточно обезболивающего, чтобы заглушить любую, даже самую нестерпимую боль. (Как я узнал чуть позже, синет воспользовался пакетом первой медицинской помощи, позаимствованным у одного из убитых врагов.)

— Это еще не самое интересное.

Судя по всему, Милой доставляло удовольствие выступать в роли загадочного шоумена, который держит доверчивую публику на коротком поводке, постоянно подогревая ее интерес к происходящему все новыми и новыми трюками.

«Что может быть интереснее ожившего мертвеца с глазами хамелеона?» — хотел было спросить я, но не успел — взгляд переместился с бесстрастно-холодного лица моего спасителя туда, где на месте ампутированной конечности должна была находиться пустота, и в этот момент мне стало по-настоящему страшно... Так страшно, как не было, пожалуй, еще никогда в жизни.

Вместо кровавого обрубка некогда полноценного органа белело нечто, приведшее меня в неописуемый ужас. Это была холодная и бесчувственная рука трупа, который прямо сейчас обрабатывал меня обезболивающими уколами. В том, что это была именно его конечность, не оставалось никаких сомнений, потому что у бледнолицего существа с глазами хамелеона в районе плеча болталась перемотанная скотчем культя. Точно такой же красный скотч, с вкраплениями черных букв, стягивал мою руку в том месте, где тело скреплялось с чужеродным органом...

Мне стало нехорошо. По-настоящему нехорошо. Так, что едва я успел повернуть голову набок, как меня вырвало темно-зеленой слизью. Одно дело знать, что состоишь чуть ли не на треть из искусственных органов, но все же ощущать себя в общем полноценным человеком, и совсем другое — видеть, как прямо на глазах тебя разбирают, словно детский конструктор, а затем воссоздают по образу и подобию чудовища Франкенштейна — пришивая, или, правильнее будет сказать, приматывая скотчем бесчувственно-холодные руки оживших мертвецов...

Нет, разумеется, человеческий разум — субстанция достаточно гибкая и пластичная, но даже для него существует свой предел. И в данном случае я понял, что дошел до той грани, которая отделяет сознание от ухмыляющегося оскала ненасытной пасти безумия...

Видимо, к аналогичному выводу пришла и Милая, чутко реагирующая на все изменения в моем организме, поэтому она вовремя выключила питание в готовой вот-вот взорваться от перегрузки сети.

Сознание схлопнулось в черную точку, чтобы сбросить невероятное напряжение, а когда через несколько секунд я снова очнулся (разумеется, не обошлось без вмешательства моей верной соратницы), то кризис уже миновал.

— Существо, спасшее тебя от смерти, — это не человек в прямом смысле слова, а, скорее, биоробот. — Милая говорила предельно быстро, но внятно. — Он отрезал свою руку и примотал скотчем к твоему обрубку, чтобы остановить кровотечение. Биокомпонент, заменяющий ему кровь, имеет слишком сложную природу, чтобы я смогла прямо сейчас назвать все его составляющие. Но в одном я уверена точно: эта молочно-голубая субстанция полностью совместима с человеческой кровью любой группы. Поэтому я не удивлюсь, если со временем этот орган еще и приживется и ты сможешь его использовать.

— Ты хочешь сказать, что я сейчас в чем-то подобен коктейлю «Кровавая Мэри» — местами красный, а частично белый?

— Что-то в этом роде.

— Ну ладно, а что потом?

— Я не могу сейчас точно сказать, что будет потом, а свои соображения лучше оставлю при себе, чтобы понапрасну не путать тебя непроверенными гипотезами. Единственное, что я знаю наверняка: теперь ты уже не просто «Тридцать два» — призрак, заброшенный в параллельный мир, чтобы уничтожить его, а, скорее, 32. 01 — обновленная и модифицированная версия прежнего суперчеловека...

— Конечно, мило с твоей стороны так трепетно заботиться о моем душевном спокойствии, подбадривая поразительно неодушевленными сравнениями, но что будет, ес...

Закончить фразу не удалось, потому что именно в этот момент сработал детонатор прикрепленной к двери взрывчатки и Си-15 наконец выполнила свое предназначение — разнесла в клочья треть здания, к двери которого была прикреплена сорока четырьмя секундами раньше.

Взрывная волна сбила с ног моего однорукого ангела-хранителя, и он упал рядом, только чудом не разбив лицо о пол. Впрочем, не думаю, что подобные пустяки могли серьезно травмировать существо, которое всего пять минут назад самолично ампутировало себе правую конечность. Судя по всему, он вообще не чувствовал боли. Как бы в подтверждение этой гипотезы, бледнолицый манекен резко вскочил на ноги, широко раскинув в стороны левую руку и то немногое, что остались от правой, а затем...

Я еще успел заметить свисающую полоску склеившегося красного скотча, напоминающую оборвавшуюся нить безрукой марионетки, а в следующий момент гигантский маятник тяжелой балки потолочного перекрытия ударил в корпус моего телохранителя, отбросив его на несколько метров назад.

Если бы он так вовремя не встал на пути этого рухнувшего куска дерева, меня просто-напросто раздавило бы всмятку. А так, ударившись о неожиданно возникшее препятствие, балка изменила направление движения и рухнула неподалеку, не причинив мне никакого вреда.

«Кажется, пора отсюда уходить», — мелькнула в сознании мысль, которую я немедленно озвучил.

— В таком состоянии ты не сможешь справиться со снайперами, поджидающими снаружи.

— Ты предлагаешь нам сгореть заживо?

— Нет, нужно просто затаиться. Официантка Салли, кстати, именно так и сделала — побоявшись выскочить на улицу, она предпочла пересидеть в подвале.

Идея была не такой хорошей, как могло показаться на первый взгляд, потому что оказаться запертым под землей, лишившись свободы маневра, было чрезвычайно опасно — после того как дом догорит, а это произойдет в течение двух — максимум трех часов, — ничто не помешает людям, стерегущим добычу снаружи, отыскать на пепелище крышку люка, ведущего в подвал, и прикончить нас парой осколочных гранат.

— Если бы у них были с собой гранаты, тот раненый, что остался снаружи, не стал бы использовать пластиковую взрывчатку, так что об этом можешь не думать.

— Как скажешь...

Я сделал над собой поистине невероятное усилие, чтобы привести в вертикальное положение ослабевшее от потери крови тело.

— Мне нужно, чтобы ты столкнул вниз это существо.

У меня не осталось сил даже для того, чтобы спорить, не говоря уже о чем-то другом, поэтому ответ был предельно краток:

— Не могу.

— Знаю. Поэтому расслабься, я все сделаю за тебя.

Даже не успев ничего понять, я вновь потерял сознание — Милая взяла под контроль нижнюю половину тела.

Человеческая фигура с неестественно заваленным назад корпусом и безвольно болтающимися руками, одна из которых вообще была наскоро примотана скотчем к туловищу, проковыляла к стойке бара механически дергающейся походкой безнадежно испорченного робота.

Здание горело, и едкий дым постепенно заполнял все вокруг, но для искусственного интеллекта, управляющего человеческими ногами при помощи импульсов, посылаемых в имплантированные коленные чашечки, это не имело никакого значения. Милая достигла стойки бара и, нажав коленом на скрытую кнопку под стойкой, открыла потайной люк, ведущий в небольшой подпол — Мэтью Прист, безвременно почивший владелец заведения, как человек обстоятельный и не брезгующий приторговывать контрабандными сигаретами и выпивкой, позаботился о том, чтобы запрещенный товар был надежно спрятан, но в то же время постоянно находился под рукой.

Затем Милая вернулась к тому месту, где неподвижно лежало не подающее признаков жизни тело искалеченного синета, и, ничуть не заботясь о соблюдении правил хорошего тона, принялась пинать бесчувственную оболочку, перемещая таким образом бледнолицего к провалу открытого люка. Несмотря на то что удары были чрезвычайно мощными (у обычного человека после таких побоев наверняка бы серьезно повредилось большинство внутренних органов), прошло не менее минуты, прежде чем неподъемно тяжелое тело наконец достигло подземного убежища, рухнув с двухметровой высоты на бетонный пол тайного склада контрабандного товара.

Дом уже вовсю пылал, и кое-где даже начал проваливаться прогоревший потолок, когда Милая наконец спустилась под своды спасительного убежища.

Испуганно забившаяся в угол Салли потеряла сознание в тот самый момент, когда сверху упало тело однорукого чудовища, того самого, что размозжило голову несчастному Мэтью Присту. Неестественно вывернутая шея и внушительная щепка, торчащая из выбитого глаза, указывали на то, что адская тварь безусловно мертва, но официантка видела, как несколькими минутами раньше это создание невозмутимо отпиливало себе руку, поэтому она уже не верила, что бледнолицее чудовище вообще способно умереть. Мысль же о том, что придется провести какое-то время в тесном помещении подземного склада в такой ужасной компании, была настолько противоестественной, что разум Салли не выдержал, милосердно погрузив сознание в спасительную пустоту глубокого обморока...

В каком-то смысле ей повезло, потому что вид спускающегося по ступенькам крутой лестницы полумеханического зомби мог вызвать у впечатлительной женщины мгновенный разрыв сердца.

Я очнулся сидящим на узкой лестничной ступеньке и сразу же услышал властный приказ Милой:

— Протяни левую руку вверх и нажми на панель — люк закроется.

В горле отчаянно першило от едкого дыма, поэтому сначала я зашелся в судорожном кашле и только после того, как слегка прочистил легкие, выполнил указания моей напарницы.

— И что теперь? — спросил я, после того как лично захлопнул мышеловку и с огромным трудом спустился вниз по лестнице.

— Теперь возьми бутылку из любого ящика — смотри сам, что тебе больше нравится: виски, водка, джин или текила, — и по-быстрому выпей. Желательно, конечно, все, но если не сможешь, то хотя бы половину.

— Ты уверена?

Предложение было настолько неожиданным, что я даже слегка удивился, хотя после всего, что произошло за последнее время, данное чувство должно было начисто исчезнуть из моей системы мироощущения.

— Разумеется, я уверена.

И, предвосхищая мои новые вопросы, она пояснила:

— Во-первых, ты уже больше пятнадцати часов ничего не ел, и организму необходима энергия, а во-вторых, мне нужно, чтобы твое сознание было полностью расслаблено.

Последняя реплика вызвала у меня предчувствие, что предстоят очередные неприятности, и следующие слова Милой полностью подтвердили мою догадку:

— Через зонд, вживленный в тело нашего нового друга, я попыталась проникнуть в его сознание, но наткнулась на неожиданно мощное сопротивление.

— Звучит не очень обнадеживающе... И чего же ты хочешь от меня?

— Судя по тому, с каким героическим самопожертвованием это существо защищает твою жизнь, не исключена вероятность того, что именно тебе удастся проникнуть сквозь непреодолимые для меня барьеры.

— Именно для этого я должен предварительно напиться?

— Да.

— А что, будет очень больно?

— Нет, физическая боль тут не играет никакой роли. Главное, чтобы твое сознание было достаточно пластичным — тогда оно сможет слиться с передающей волной зонда.

— А если я скажу «нет»?

Мысль о том, что придется «сливаться с передающей волной зонда», не вызвала у меня восторженного исследовательского энтузиазма.

— В таком случае мы так и не узнаем, кто это существо, а также кем и для чего оно послано сюда и почему решило выступить в роли твоего телохранителя. Если же учесть, что оно не одиноко — по моим предположениям, команда должна насчитывать еще минимум двух-трех подобных ему существ, то ясно: чем больше мы узнаем сейчас, воспользовавшись благоприятной обстановкой, тем проще и спокойнее нам будет в дальнейшем.

Я согласился не потому, что принял во внимание ее достаточно спорные доводы, а лишь оттого, что мне неожиданно остро захотелось выпить, глубоко затянуться ароматным дымом крепкой сигареты, расслабиться и хотя бы на несколько мгновений сбросить с плеч весь этот непомерный для обычного человека груз бессмысленной ответственности, который сдавливал стальными тисками мой безнадежно уставший разум на протяжении последних часов...

— Сколько у меня есть времени, прежде чем ты выпотрошишь мое «пластичное» сознание наизнанку?

Моя левая рука потянулась и достала из ящика первую попавшуюся бутылку.

— Максимум пятнадцать минут.

— Последний вопрос: как повлияет алкоголь на ту убойную дозу обезболивающего, которую ввели в меня десятью минутами раньше? В смысле, не слишком ли опасно смешивать спиртное и сильнодействующие лекарства?

— Об этом предоставь позаботиться мне.

— Хорошо, тогда еще одна просьба — в течение этих пятнадцати минут, пожалуйста, оставь меня наедине с моими мыслями. Хочется просто посидеть, выпить и расслабиться хотя бы на какое-то время, выкинув из головы весь этот нескончаемый бред...

— Договорились.

Я откинулся назад, прислонившись спиной к картонным ящикам, возвышающимся до самого потолка, и устало закрыл глаза.

Открученная пробка полетела в сторону, и губы жадно приникли к пьянящему холоду стеклянного горлышка волшебной бутылки, во все времена приносившей забвение. Я жадно сделал три или четыре достаточно внушительных глотка и с некоторым опозданием почувствовал, как горячая волна прокатилась по пищеводу.

«Текила или что-то очень на нее похожее», — промелькнула в голове последняя трезвая мысль.

Не сбавляя взятого темпа, как будто боясь опоздать к заданному сроку, я сделал еще несколько глотков, чуть ли не на треть опустошив литровую бутылку, и практически сразу перед мысленным взором возник ярко освещенный солнечный пляж на морском побережье, накрытый скатертью невообразимо белого и мелкого, словно звездная пыль, песка...

Ласково обдувал кожу свежий морской бриз, и волны нашептывали одним только им известные тайны, не слышные из-за хаотичного шума прибоя, а прямо напротив меня на импровизированной сцене играло трио жизнерадостных музыкантов в огромных сомбреро и танцевала босая загорелая девушка.

Она показалась мне смутно знакомой, и я подошел поближе, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Но чем ближе я подходил, тем расплывчатее становились черты ее лица. Только, что я был уверен, что это Вивьен, и вот уже образ поменялся — это уже была Лайя, а затем стерлось и это видение, сменившись обликом ни разу не виденной мной девушки, которую, безусловно, можно было бы назвать красивой, если бы не жестокий оскал белоснежной улыбки, делающий ее похожей на хищного зверя.

От всех этих немыслимых трансформаций в глазах неожиданно начало двоиться и, чтобы прояснить картину, я вновь отхлебнул из бутылки. Но это не помогло. Туман, стремительно, словно по чьей-то злой воле, налетевший с моря, закрыл мутной пеленой большую часть неба и весь берег, сделав едва различимыми фигуры жизнерадостных музыкантов и танцующей на сцене девушки. Уже понимая, что мне не удастся увидеть ее лицо, переполняемый каким-то щемяще-безнадежным отчаянием, я отбросил в сторону ненужную больше бутылку и крикнул, изо всех сил напрягая голосовые связки:

— Кто ты???

— Кто ты-ы-ы-ы-ы-ы? Кто ты-ы-ы-ы-ы? Кто гы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы? — загуляло в округе непонятно откуда взявшееся эхо.

Мне показалось, что я никогда не услышу ее ответ, но ветер донес до меня слабый шелест призрачного голоса:

— Я та, что должна...

«Что именно?..» — хотел было уточнить я, но не смог: мутный туман поглотил не только пространство, но и время, а когда через несколько секунд он рассеялся, ни моря, ни импровизированной сцены с музыкантами и танцующей девушкой не было даже в помине.

* * *

Зеро неподвижно лежала на холодном полу, не подавая признаков жизни, а человек, простреливший ей руку, не спешил выходить из-под спасительного покрова темного кабинета в прекрасно освещенную приемную, чтобы лично убедиться, достиг ли его неожиданный выстрел намеченной цели. Полковник Мэдсон был слишком умен и терпелив, чтобы подвергать свою драгоценную персону неоправданному риску. В данном же случае ситуация усугублялась тем, что он не был стопроцентно уверен, пробила ли пуля сердце киллера или убийца лишь ранен. Поэтому терпеливый охотник предпочел подождать вызванную по тревоге охрану, которой предстояло опровергнуть или подтвердить его опасения, и только потом выйти из своего импровизированного убежища.

Секунды безжалостно проносились вдоль незримой оси времени, с каждым мгновением приближая момент появления прекрасно вооруженной штурмовой команды, но Зеро, словно затаившаяся в засаде львица, все еще медлила — пока оставался хотя бы призрачный шанс захватить врасплох ничего не подозревающую жертву, чтобы вытянуть из нее необходимую информацию, она не собиралась предпринимать никаких действий.

Здесь встретились два предельно внимательных, спокойных и не допускающих никаких промахов хищника, поэтому противостояние могло завершиться только смертью одного из них. Никаких других вариантов эта ситуация не предусматривала.

В конце длинного коридора появились пятеро вооруженных короткоствольными автоматами охранников в бронежилетах и защитных касках, которым предстояло преодолеть не более тридцати метров, чтобы достигнуть двери офиса, когда Зеро наконец поняла, что дальнейшее ожидание ни к чему не приведет.

Фигура лежащего на полу высокого молодого лейтенанта неожиданно трансформировалась в крепкого приземистого человека, возраст которого давно перевалил за пятьдесят (убийца держала в памяти лица всех своих жертв и имела полное представление об их телосложении и внешнем облике), а затем в черную дыру дверного проема влетел огненный смерч...

Достигнув середины кабинета, шаровая молния неожиданно взорвалась, разметав во всех направлениях языки обжигающего пламени. Второй огненный шар разорвался недалеко от порога, преградив путь возможного отступления закричавшему от невыносимо обжигающей боли Мэдсону...

Дверь офиса сорвало с петель, и она влетела внутрь от мощного удара безжалостного тарана, а вслед за этим в приемную ворвалась группа вооруженного спецназа...

Уткнувшись головой в стол, с вилкой, торчащей из шеи, сидел мертвый адъютант, остекленевшими глазами уставившись в какую-то одну ему ведомую запредельную даль. Полковник Мэдсон с перекошенным от боли лицом, зажимая кровоточащую рану на руке, показывал в сторону своего кабинета, откуда доносились жуткие крики пожираемого бушующим пламенем человека.

Кто бы ни был этот человек, ворвавшийся в стены сверхсекретного учреждения, убивший вилкой несчастного, ни в чем не повинного адъютанта и учинивший пожар в кабинете полковника, он все равно не заслуживал такой страшной, мучительной смерти.

Один из пяти спецназовцев остался стоять в дверях, контролируя ситуацию, второй склонился над Мэдсоном, пытаясь помочь подняться на ноги не слишком серьезно раненному полковнику, а трое оставшихся бойцов по приказу старшего группы расположились по углам и перед входом в кабинет, где бушевал огненный ураган и не переставая кричал умирающий человек, после чего три автомата полностью разрядили свои магазины, выпустив в общей сложности около девяноста пуль...

Как выяснилось чуть позже, это было непоправимой ошибкой.

— Вы в порядке, полковник? — Лицо бойца, склонившегося над Зеро, выражало беспокойство.

— Да... — беззвучно ответили губы мнимого Мэдсона, одновременно с этим правая рука метнулась к ножу, входящему в стандартный арсенал вооружения каждого члена штурмовой группы, и, легким скользящим движением освободив его из ножен, с силой ударила в шею...

В глазах человека, склонившегося над Зеро, отразилось невероятное удивление, но женщину-убийцу не интересовала реакция ее жертвы. Окровавленный нож вышел из страшной раны и уже в следующее мгновение, повинуясь броску безжалостно точной руки, вонзился в шею стоявшего в дверном проеме спецназовца. Не издав ни малейшего звука, бездыханное тело завалилось на спину, а та, что приняла облик полковника Мэдсона, спокойно поднялась на ноги, взяла короткоствольный автомат, лежавший рядом с распростертым телом первой жертвы, и, дождавшись, когда трое, полностью разрядившие свои магазины, повернутся к ней лицом, очень нехорошо, по-звериному улыбаясь, скосила их короткой расчетливой очередью...

— Минус один, — сказал вслух молодцеватый лейтенант, сменивший маску полковника на новое лицо, одновременно перетягивая ремнем раненую руку, чтобы остановить кровотечение. — Осталось еще шестеро, — задумчиво пробормотал он, пристально изучая пробитые навылет мягкие ткани.

Рана была пустяковая, но сильно кровоточила. И это могло самым негативным образом сказаться на выполнении предстоящей операции, потому что никаких, даже самых элементарных медикаментов под рукой не было.

«Времени не так уж много, но если сильно постараться, то можно успеть», — подумала Зеро, на ходу вытаскивая нож из горла распростертого в коридоре тела, и, прикрыв окровавленное лезвие все той же неизменной папкой с документами, быстрым шагом направилась в офис очередной жертвы.

Она действовала быстро. Чрезвычайно быстро — и нагло. Но поднявшаяся тревога (вкупе с паникой и неразберихой, охватившей часть здания после того, как стало очевидно, что пожар на шестом этаже не удастся локализовать обычными мерами), плюс потеря слишком большого количества крови в конечном итоге сделали свое дело.

Ей удалось вычеркнуть из черного списка, полученного от Зета, еще трех кандидатов — все были ликвидированы чисто: одним проникающим ножевым ударом в сердце. Но на большее теряющую силы от потери крови убийцу уже не хватило. Причем с последним из этих троих — подполковником Сакредом — ей элементарно повезло. Она стояла у раковины, подставив голову под струю обжигающе-холодной воды, чтобы справиться с головокружением, и в это время услышала за спиной участливо-тревожный вопрос:

— Вам плохо? Может быть, вызвать врача?

С трудом повернув голову с мокрыми, прилипшими к лицу волосами в сторону источника звука, сквозь пелену мутного тумана она увидела одного из «клиентов» — ничего не подозревающая добыча добровольно пришла в руки обессилевшей хищницы.

— Приступ диабета... — прохрипела чужим, сиплым, надтреснутым от боли голосом с трудом балансирующая на грани сознания убийца первое, что пришло в голову, одновременно сделав неуверенный шаг вперед.

Подполковник шагнул навстречу, чтобы поддержать за плечи несчастного лейтенанта, сраженного неожиданным приступом, и это короткое движение стоило ему жизни.

Реакция Зеро была несколько заторможена, поэтому удар ножом в сердце был слишком медлительным, и будь Сакред хоть ненамного расторопнее, он легко смог бы уклониться от этого выпада. Но подполковник совершенно не ожидал нападения, поэтому был убит на месте — холодная сталь достигла точки своего назначения, и еще одно сердце навсегда остановилось...

Бездыханное тело упало к ее ногам, а Зеро, совершенно не обращая внимания на его присутствие, как будто ничего и не произошло, вновь подставила голову под струю холодной воды. Задание было выполнено всего лишь наполовину — и все из-за этой проклятой пули. Убийца до крови прикусила нижнюю губу: отчасти от ярости, а частично — чтобы не провалиться в манящее жерло бездонного обморока. Боль помогла и на этот раз — сознание на некоторое время прояснилось. Но она прекрасно отдавала себе отчет в том, что это состояние продлится недолго, поэтому нужно было как можно скорее покинуть пределы комплекса, связаться с Фабелом и вызвать группу поддержки.

Центральный выход был наверняка перекрыт, потому что весть об убийстве полковника Мэдсона уже ни для кого не являлась секретом. К тому же служба безопасности потеряла команду из пятерых человек, что тоже накладывало определенный отпечаток на операцию по поимке и обезвреживанию убийцы. Именно исходя из этих соображений, несмотря на пожар, сотрудников не выпустили наружу, а через жерло туннеля, соединяющего все административные здания комплекса, эвакуировали в другой сектор.

Команда охотников оцепила периметр красными флажками, и теперь оставалось только одно — загнать и уничтожить затравленно мечущуюся в поисках выхода бешеную волчицу...

Если бы Зеро не истекала кровью, с трудом балансируя на грани потери сознания, для нее не составило бы особого труда под видом того же лейтенанта проникнуть в соседнее здание, пройти идентификацию личности и, переждав какое-то время, раствориться в чреве огромного комплекса. Но этот вариант исключался по той простой причине, что в любой момент ослабевшая от раны Зеро могла потерять сознание. И тогда фальшивая личина немедленно пропадет, а для всех окружающих убийца немедленно станет сама собой.

Нет, покидать здание нужно было немедленно, пока еще оставались хоть какие-то силы. Перебрав в уме несколько вариантов, Зеро остановилась на самом, с ее точки зрения, простом и эффективном.

По опустевшему коридору добравшись до главного лифта, выводящего напрямую к блокпосту контрольно-пропускного пункта, она решительно нажала кнопку вызова и, когда двери открылись, без раздумий шагнула внутрь — она решила покинуть это место тем же путем, каким вошла сюда: через главный вход...

На выходе из комплекса дежурили четверо охранников и двое специальных агентов в штатском. Чисто теоретически отсюда не мог выйти никто, быть может, за исключением генерала Пэтчетта — «Стального Пэта», как звали его за глаза сослуживцы и подчиненные: человека, в чьем непосредственном ведении находилась вся эта огромная военная машина.

И поэтому, когда звякнул колокольчик лифта, сигнализируя о прибытии кабины на первый этаж, все шестеро непроизвольно повернули голову в направлении звука...

Створки дверей плавно разошлись в разные стороны, и наружу буквально вывалился пожарйый в полной амуниции (за исключением шлема). Правая половина лица была покрыта налетом копоти, а левая представляла из себя один сплошной страшный ожог, причем из-под полопавшейся и съежившейся кожи мелкими струйками стекала сукровица, но мужчина, видимо, не замечал этого. Его полубезумные глаза дико вращались, а широко раскрытый рот силился что-то сказать, однако вместо внятных слов из горла вылетало только нечленораздельное мычание.

Пожарный сделал несколько нетвердых шагов, затем упал, поднялся на четвереньки, пытаясь снова встать, и только после этого наконец с трудом прохрипел:

— Огонь прорвался... Нужно больше воды...

Эти слова были обращены, разумеется, не к охранникам, контролирующим выход из здания, а к работающим снаружи пожарным, но человек не отдавал себе отчет, где находится. Со стороны было прекрасно видно, что обожженный мужчина не в себе. Учитывая, что половина его лица практически уничтожена огнем, это было неудивительно...

Все было правильно, все было естественно и логично, но какая-то подспудная мысль тревожным колокольчиком зазвенела в самом дальнем закоулке подсознания агента Флайта — старшего в этой группе. И он прекрасно знал, что это не ложная тревога. До сих пор внутренний голос никогда не ошибался...

Нет, разумеется, в том, что Флайт не узнал человека, вышедшего из лифта, не было ничего необычного, хотя его профессионально-цепкая память прекрасно запомнила каждого из людей, около получаса назад спустившихся вниз, чтобы локализовать пожар в центре видеонаблюдения. Этот обгоревший мужчина наверняка проник в здание по пожарной лестнице, а затем спустился вниз на все еще функционирующем лифте. В этом-то как раз не было ничего странного. Но почему же его не отпускало стойкое ощущение, что с этим пожарным что-то не так?

Как ни напрягался, Флайт не мог ответить себе на этот вопрос. Вот если бы ему дали хотя бы пять минут на раздумья, задача решилась бы легко и красиво — в стиле, присущем лучшему выпускнику академии далекого восемьдесят второго года. Но, как ни жаль, времени на размышления не было. Обожженный человек явно нуждался в немедленной медицинской помощи, и было просто бесчеловечно задерживать его в этом месте.

Сомнения все еще были написаны на лице старшего группы, но все же он отдал короткий приказ:

— Тай и Винсент, помогите раненому, доставьте его к ближайшей машине «скорой помощи» — они все еще находятся неподалеку от пожарных. А ты, Стэн, узнай, к какому подразделению приписан этот человек, и пусть его непосредственный начальник подтвердит, что он именно тот, за кого себя выдает.

В недоуменном взгляде Стэна явственно читалось, что пожарный с такими красноречивыми ожогами даже чисто теоретически не может оказаться не тем, за кого себя выдает, но спорить с начальством бессмысленно. Тем более, если твой босс такой педант и зануда, как Флайт.

Не дожидаясь, пока Тай и Винсент подхватят иод руки несчастную жертву разбушевавшейся огненной стихии, Стэн отправился выполнять распоряжение начальника, и именно эта расторопность спасла ему жизнь.

Зеро видела, что старшего агента терзают сомнения по поводу ее личности. Она прекрасно знала, в чем именно состоит самое слабое звено её практически идеальной личины, и была уверена в том, что и этот тонколицый умник с большими пронзительными глазами в самое ближайшее время догадается о секрете кривого зеркала. Поэтому, вместо того чтобы, воспользовавшись услугами врачей, позволить вколоть себе пару уколов и обработать раненую руку, она приняла решение уходить немедленно.

Как только двое мужчин, поддерживающих с обеих сторон за плечи ослабевшего пожарного, вышли на улицу, пропав из зоны прямой видимости оставшихся внутри охранников, Зеро, чьи руки покоились на плечах сопровождавших ее людей, начала действовать...

Кисть правой руки переместилась чуть вбок, ухватившись за массивный подбородок Винсента, а затем резко дернула в сторону. Раздался щелчок сломанной шеи, и массивное тело стремительно осело. Если бы вторая рука женщины, в глубине которой жили неистребимые животные инстинкты, функционировала как прежде, то убийца одновременно разделалась бы с обоими сопровождающими. Но у хищницы, вышедшей на охоту в эту нескончаемую кровавую ночь, одна конечность была перебита, поэтому Зеро пришлось собрать воедино остатки сил и все той же правой рукой хлестко ударить в горло того, кто до этого рокового мгновения назывался Таем.

Второе тело беззвучно рухнуло вслед за первым, и путь к свободе был наконец-то открыт, Но воспользоваться плодами успеха не удалось — она уже исчерпала резерв всех своих ментальных и физических сил.

Убийца сделала еще несколько неверных шагов, после чего ослабевшая левая нога нелепо подвернулась прямо на ровном месте и, увлекаемое вниз собственной тяжестью, тело Зеро безвольно устремилось к земле, а разум наконец провалился в спасительно-темный колодец беспамятства.

Как только ее сознание отключилось, образ обезображенного ожогом пожарного сразу исчез, и теперь на асфальте лежала молодая женщина с простреленной навылет рукой в обильно пропитанной кровью одежде.

Флайту хватило всего лишь минуты с небольшим, чтобы решить оптическую головоломку и понять, что было не так в мнимом пожарном, но это все равно не спасло его людей. Человек с обожженной кожей, вынырнувший из самого сердца пожара, должен особенно резко пахнуть гарью с примесью запаха паленого мяса. А тот, кто минуту назад ушел в сопровождении Тая и Винсента, при всей законченности и правдоподобности своего образа, был лишен главной его составляющей — от него не только не разило гарью, но и вообще ничем особенным не пахло. А это могло означать только одно: перед ними был тот хладнокровный и неуловимый киллер, который устроил весь этот кавардак, обильно сдобренный убийствами и возгораниями.

Вытаскивая на ходу пистолет, Флайт бросился вслед своим подчиненным, сопровождавшим мнимого пожарного. Он бежал, чтобы предупредить их об опасности, но там, за пределами этого огромного здания под необъятным куполом звездного неба, его людей уже не было. Все, что там оставалось, — два безучастных ко всему на свете покойника по имени «невинно убиенный Винсент» и «безвременно почивший Тай»... А неподалеку в луже крови лежала молодая женщина, по всей вероятности, тоже мертвая — убийца подобного класса вряд ли оставит в живых нежелательных свидетелей.

Старший группы прекрасно отдавал себе отчет в том, что именно он и никто другой повинен в смерти своих людей. Начальство, может быть, примет во внимание вполне обоснованные, безукоризненно грамотные приказы, но сам он в глубине души всегда будет знать: его хваленый разум находился на расстоянии вытянутой руки от решения задачи и так бездарно облажался... А из этого вытекало, что отныне не будет покоя специальному агенту Флайту, пока этот псевдопожарный не заплатит по всем счетам...

Местность, прилегающая к зданию, прекрасно просматривалась, и после секундного замешательства преследующий добычу охотник решил, что преступник мог скрыться только в одном направлении — свернув за угол здания, где сосредоточились машины пожарных и «скорой помощи». План киллера, разумеется, был неплох, но огромный ожог, распространившийся на добрую половину лица, делал убийцу слишком заметной фигурой, чтобы он мог просто так раствориться в толпе.

«А раз так, значит, все еще остаются неплохие шансы обнаружить и ликвидировать проклятого наемника», — решил про себя Флайт, уже на бегу сообщая по рации внутренней связи приметы преступника и направление его предполагаемого отхода.

Та, кого собирался найти и уничтожить человек с острыми чертами лица и большими внимательными глазами, фиксирующими каждую, даже самую незначительную мелочь, неподвижно лежала у ног опьяненного ненавистью агента, но, даже его мощному интеллекту задача оказалась не по зубам: сложно найти нечто общее между грузным неповоротливым мужчиной в мешковатом защитном костюме и хрупкой девушкой, распростертой на теплом, еще не успевшем остыть после дневной жары асфальте.

Охотник скрылся за поворотом в тщетной надежде поймать черную кошку в непроглядно темной комнате, а спустя минуту Зеро очнулась — молодой прекрасно тренированный организм, несмотря на достаточно серьезную потерю крови, не мог слишком долгое время оставаться выключенным из действительности, поэтому обморок был не слишком продолжительным.

Несколько секунд истекающая кровью убийца лежала неподвижно, пытаясь определить, что произошло за тот короткий промежуток времени, пока она находилась в беспамятстве, и нет ли поблизости явной или скрытой угрозы. Но все было спокойно, поэтому, хотя и с трудом, девушка поднялась на ноги и нетвердой походкой заковыляла прочь от здания, хранившего слишком явный отпечаток ее присутствия, чтобы она могла позволить себе задерживаться в этом опасном месте.

Действуя почти на автопилоте, раненая доплелась до машины, припаркованной неподалеку от комплекса на служебной стоянке, и, тяжело рухнув на водительское сиденье, связалась с Фабелом.

— Минус четыре, — чужим, прерывающимся от слабости голосом выдавила из себя Зеро. — Неприятное осложнение... Требуется помощь...

— Понял. Будем в течение ближайших пяти минут. Держись.

Телефон, представляющий собой, кроме средства шифрованной связи, использующего закрытый канал, еще и радиомаяк, позволял с точностью до метра определять месторасположение говорившего.

Полковник незамедлительно связался с группой поддержки, дислоцирующейся неподалеку от места операции, сообщив координаты маяка, а также приметы раненой женщины, которую предстояло эвакуировать из данного района. Он сделал все, что было в его силах применительно к данной ситуации, и теперь оставалось только набраться терпения и ждать...

«Если Зеро ушла „чисто“, — с тревогой подумал про себя Фабел, — не оставив после себя ни следов, ни улик, тогда у людей, прямо сейчас спешащих ей на помощь, не должно возникнуть никаких проблем. Но если она в чем-то все-таки прокололась, тогда...»

Думать о подобном развитии событий совершенно не хотелось, поэтому руководитель операции выкинул из головы все эти бесполезные, ничего не значащие мысли, решив переключиться на другие, не менее злободневные вопросы. Которых, к слову сказать, было предостаточно.

Будучи человеком с железной волей и холодным прагматичным мышлением, он сумел выполнить собственную установку — сосредоточенно прокручивая в уме различные варианты обнаружения и нейтрализации Чужого, он даже не заметил, как стремительно пролетело время. А менее чем через пять минут с ним связались и коротко сообщили: «С грузом все в порядке», — что могло означать только одно: выдвинувшаяся на помощь группа обнаружила Зеро и вместе с ней уже покинула опасную зону.

Ликвидация четверых из семерых обозначенных в списке человек означала, что операция выполнена наполовину. С точки зрения бесстрастной статистики, именно так все и было. Но порой лучше вообще провалить задание, чем выполнить его частично. И данный случай относился именно к этой категории. Уже через час после локализации пожара в центре видеонаблюдения, а также на шестом этаже, в районе офиса, принадлежавшего некогда полковнику Мэдсону, генерал Пэтчетт имел на руках полный комплект документов, недвусмысленно указывающих на то, что целью нападения были члены «семерки» — люди, владеющие информацией о Чужом: существе из другого мира, вторгшемся в эту вселенную для того, чтобы уничтожить ее.

Из чего, в свою очередь, следовало, что внутри огромной неповоротливой государственной машины, в одном из ее темных, скрытых от посторонних глаз закоулков, свила гнездо секретная организация, ставящая себя не только выше законов и правил свободного демократического общества, но и вообще открыто выступающая против всех неугодных людей, не брезгуя использовать даже методы физического устранения.

Это было неслыханно и, разумеется, не могло остаться безнаказанным. К тому же кроме соображений личной безопасности здесь была явно замешана большая политика, помноженная на крупный бизнес. А у генерала Пэтчетта были свои интересы как в политической, так и в финансовой сферах, а также достаточно власти и людских ресурсов, чтобы найти и выкорчевать эту раковую опухоль из недр системы, ее породившей.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что он немедленно отрядил все подвластные ему силы для обнаружения и ликвидации зловещего призрака, бросившего вызов основе основ — веками устоявшемуся порядку и власти.

Как только закрутился мощный безжалостный маховик военной машины, часы конторы Зета, несмотря на ее глубокую законспирированность, были практически сочтены.

Впрочем, после того как Фабел доложил о срыве операции, усталому аналитику не составило большого труда просчитать дальнейшие действия ничтожных людей, всеми силами пытающихся помешать ему спасти этот безумный во всех отношениях мир. Они были до отвращения предсказуемы. И как это ни парадоксально, быть может, именно в этом крылась их главная сила...

 

14

Несмотря на то что ночь уже давно вступила в свои права, Коррел по-прежнему оставался в своем рабочем кабинете. Мягкий полумрак комнаты, освещенной приглушенным светом настольной лампы, не мог разогнать тени, сгустившиеся в углах кабинета, словно стая голодных шакалов, ожидающих, когда сильное и благородное животное забудется в объятиях короткого тревожного сна, чтобы кинуться на него со всех сторон и, накрыв своей плотной массой, поглотить без остатка...

Если бы Коррел внимательно присмотрелся, то наверняка заметил бы эту голодную хищную стаю — предвестницу кровавых событий, но некогда живые, пронзительные глаза, взгляд которых был прекрасно известен каждому не только в этой стране, но и далеко за ее пределами (личности подобного калибра вообще встречаются крайне редко), теперь потускнели, подернувшись мутно-безразличной пеленой, и смотрели не прямо перед собой, а скорее внутрь собственного мятежно-усталого сознания.

Генерал пытался понять, где и когда перешел тот рубеж, ту роковую черту, за которой не осталось ничего из того, ради чего он жил, воевал, боролся, за что любил эту огромную удивительную страну, этот простой, но искренний народ, и такую вполне естественную и не требующую никаких доказательств истину, что мужчина всегда и при любых обстоятельствах должен оставаться мужчиной...

Может быть, его локомотив свернул с прямого пути на запасную ветку, когда он согласился работать с Зетом — этим расчетливым, холодным гением аналитической мысли?

Наверное, все же нет... Цель, которую поставил перед собой человек, отрекшийся от всего земного, была слишком благородна, чтобы ставить под сомнение его выбор.

Тогда что? Уничтожение Таллоу? Тоже нет. Он сделал все от него зависящее, чтобы спасти всех, кого только было возможно, и другого выхода не было.

Тут его мысли неожиданно перескочили на другую тему, а рука чисто автоматически потянулась к стакану с Дешевым виски. Двадцать шесть лет назад эту бутылку ему подарил сержант Лестик за то, что Коррел спас ему жизнь, вытащив на себе с поля боя из-под ураганного огня неприятеля.

— Если сможешь, сохрани ее до тех пор, пока не вернусь из госпиталя, а потом выпьем ее вместе. — В прощальных словах сержанта не было ни ненужной в таком случае глупой патетики, ни какого-либо скрытого смысла.

Один солдат оставил другому самое ценное, что у него было в ту минуту, только и всего.

Коррел вернулся на передовую, а Лестик отправился в тыл на санитарной машине, которая подорвалась на противотанковой мине, и выпить вместе им уже не довелось...

Генерал всегда совершенно спокойно относился к алкоголю, не отрицая его определенных положительных качеств, но в то же время не злоупотребляя им. Наверное, даже самому себе он не смог бы внятно ответить, почему именно сегодня он наконец-то вспомнил о призраках прошлого и распечатал эту старую пыльную бутылку.

Человек, задумчиво сидящий в кресле, сделал еще один большой глоток и вернулся к неожиданно прерванным размышлениям.

Нет, наверно, даже не Таллоу так повлиял на его отношение к себе, а именно последняя акция по устранению верхушки генерального штаба, владеющей информацией о Чужом. Коррел прекрасно отдавал себе отчет в том, что именно тогда, когда отдал этот приказ, он сделал резкий шаг в сторону, не только предав военную касту, к которой принадлежал всегда, сколько себя помнил, но и вырвав из глубины своего естества огромный кусок, место которого сразу же заполнила еще более огромная, не поддающаяся осмыслению пустота.

Бутылка сержанта Лестика попыталась было бороться с этим неосязаемым монстром, но одна, без своего бывшего владельца, она была бессильна что-либо противопоставить незримому и физически неощутимому ничто, которое выжигало генерала изнутри.

— Старый друг... — задумчиво пробормотал генерал, глаза которого видели перед собой не скромную обстановку накрытого мраком кабинета, а события двадцатишестилетней давности. — Старый друг, где же покоятся сейчас твои бренные кости, и сказал ли хоть кто-нибудь тебе «спасибо» за то, что ты умер в чужой далекой стране...

Вопросы не требовали ответа, поэтому рука, живущая своей жизнью, опять потянулась к стакану, но в этот момент в дверь тихо постучали, и после некоторой паузы на пороге появился адъютант, который ненадолго разогнал стаю кровавых призраков, скалящих зубы по углам сумрачно-темного кабинета.

— Генерал Пэтчетт, просит принять.

Всего четыре слова. Скупая и по-военному отточенная манера подачи информации. Ничего лишнего и напускного. Все предельно четко и только по существу.

— Пэтчетт?! — Генерал криво усмехнулся, подумав о том, что еще один старый приятель пришел к нему с того света, чтобы лишний раз напомнить герою-предателю, как низко он пал. — Пэтчетт?! — переспросил Коррел, возвращаясь к суровой действительности.

— Так точно, сэр.

За все годы службы под началом легендарного генерала адъютант ни разу не видел этого волевого деятельного человека в подобном состоянии, но многолетняя выучка дала себя знать и на этот раз — ни жестом, ни взглядом застывший в дверях подчиненный не выразил своего удивления.

— Пусть пройдет...

После непродолжительного раздумья генерал, похоже, пришел к некоему решению, после чего адъютанту показалось, что он видит своего прежнего начальника — великую целеустремленную личность, ставшую легендой уже при жизни.

Боясь, что мираж неожиданно исчезнет, стоящий в дверях человек резко развернулся на каблуках и покинул стены кабинета. Уже на выходе ему померещилось, что тень на стене имеет неожиданно странно-причудливую форму и напоминает ему... Нет, он не стал продолжать эту мысль.

«Просто сегодня с самого утра был нескончаемо длинный и напряженный день, вот нервы и расшалились», — решил он про себя, выйдя в ярко освещенную приемную.

— Генерал Коррел ожидает вас.

Пэтчетт решительной походкой миновал адъютанта, шагнув из полосы света в сумрак огромного кабинета. Контраст был настолько разительным, что его глазам понадобилось несколько секунд, чтобы окончательно привыкнуть к смене освещения.

— Пить будешь?

Вопрос, мягко говоря, застал гостя врасплох.

— С вашего позволения...

— Пэтчетт...

Голос хозяина звучал как-то слишком уж монотонно-безжизненно. Создавалось такое впечатление, что генерал успел, что называется, конкретно накачаться, прежде чем его побеспокоил нежданный посетитель, хотя бутылка, стоящая на столе, была опустошена всего лишь на четверть.

— Пэтчетт, мы знаем друг друга слишком давно, чтобы обременять себя никому не нужными условностями... Да... Восемь лет назад ты совершил, с моей точки зрения, недостойный поступок, заменив понятия о воинской чести интересами бизнеса, и с тех пор мы не общались. Но сейчас все изменилось. Я подослал к тебе убийцу, чтобы, выражаясь языком скупых военных отчетов, «пожертвовав малым, сохранить все остальное», и это в некотором роде уравняло наши позиции. Можешь считать, что мы квиты, поэтому садись — и давай выпьем, как в старые добрые времена нашей далекой сумбурной молодости, а затем ты расскажешь, зачем пришел.

Гость на секунду замешкался — весь четко продуманный план разговора был скомкан с самого начала из-за того, что хозяин кабинета даже не думал отрицать свою связь с киллером, устроившим кровавую резню в ставке генерального штаба. Впрочем, Пэтчетту удалось совладать со своими эмоциями и быстро взять себя в руки. Он удобно расположился в кресле напротив собеседника и протянул руку к предупредительно наполненному стакану.

— «Звезда Аластамы», — мгновенно определил гость после первого же внушительного глотка. — Старое доброе баснословно дешевое пойло времен Семилетней войны... Пробирает до печени и действует на мозг, словно прямое попадание пятидесятипятимиллиметрового снаряда. Еще неизвестно, отчего больше погибло народу в той войне — от вражеских пуль или от этого забористого дерьма...

— А ты, как я посмотрю, ничего не забыл. — Губы Коррела растянулись в невеселой усмешке.

— Могу сказать даже больше — эта бутылка принадлежала сержанту Лестику, и ты свято хранил ее как бесценную реликвию на протяжении последних двадцати шести лет.

— Верно.

Казалось, генерал ничуть не удивился осведомленности собеседника. Впрочем, ничего странного в этом не было — когда-то давно, в прошлой жизни, они были достаточно дружны, чтобы позволить себе быть откровенными друг с другом.

— Ну, раз ты и без меня все знаешь, тогда зачем, собственно говоря, пришел?

— Чтобы задать пару вопросов.

— Всего лишь пару?

Пэтчетт сделал еще один внушительный глоток, после чего утвердительно кивнул. Может быть, мягкий полумрак кабинета, смешиваясь с янтарной жидкостью, делал свое дело, но умный, расчетливый и, что, пожалуй, главное, безжалостный человек, вдруг сбросил с себя груз прожитых лет и серьезных деловых обязательств, на какое-то время став тем молодым жизнерадостным и честным лейтенантом, который мог позволить себе роскошь — сказать правду в глаза другу или врагу, ни на секунду не усомнившись в своих действиях.

— Хорошо, на два вопроса я постараюсь ответить, — легко и непринужденно согласился Коррел.

Прежде чем начать спрашивать, Пэтчетт снова отхлебнул из стакана, лишний раз убедившись в правоте собственных слов: старое дешевое чисто солдатское пойло действительно оказывало убойное действие на голову. Хотя, может быть, именно сейчас это было к лучшему.

— Почему? — задал он свой первый вопрос.

Это простое и короткое «Почему?» вмещало в себя слишком много всего, но если, отбросив второстепенное, остановиться на главном, то суть вопроса сводилась к следующему: почему Коррел решился физически устранить верхушку генералитета своей собственной страны? Что подтолкнуло его к столь чудовищному решению — обратить оружие против своих же соратников?

Хозяин кабинета, по всей видимости, ждал этого вопроса.

— Мир стоит на самом краю пропасти, — негромко начал он. — А в подобный момент только решительные действия могут спасти человечество от уничтожения. Таллоу был погребен под остатками радиоактивных руин не для того, чтобы несколько человек, думающих и заботящихся только о собственной выгоде, смогли упрочить свою и без того практически неограниченную власть.

С каждым новым словом его голос — голос уверенного в собственной правоте человека — становился все громче и четче, а в интонациях, несмотря на воздействие алкоголя, все явственнее проявлялась железная воля героя, ставшего образцом для подражания чуть ли не целой нации.

Сгустившиеся тени по углам испуганно заметались, почувствовав свое полное бессилие перед этой незаурядной личностью, и, хотя светлее в кабинете не стало — он был освещен все той же единственной настольной лампой, — если присмотреться, можно было заметить, что клубившийся вокруг непроглядно-тяжелый мрак начал рваться на части, отекая по стенам грязными разводами краски, смытой порывом освежающе-чистого проливного дождя...

— Если бы вам удалось убить Чужого — единственную нить, способную привести нас к ответу на вопрос «Как спасти этот мир?», все было бы кончено уже сегодня; надежда умерла бы с последним вздохом того, кто владеет одной из тайн мироздания.

Воспользовавшись паузой, в течение которой Коррел наполнял свой опустевший стакан, Пэтчетт взял ответное слово.

— Высокопоставленный восточный информатор, снабжающий сведениями нашу разведку, сообщил, что ему стало известно из многократно проверенного и не вызывающего никаких подозрений источника: в наш мир вторгся посланец извне, обладающий уникальной технологией и не менее уникальными возможностями, с целью уничтожить данную реальность. Попытки взять Чужого живым так ни к чему и не привели. Опасная игра, затеянная одним из твердолобых аналитиков, наверняка считающего себя центром мироздания, вышла из-под контроля в тот самый момент, когда он потерял чуть ли не всех своих лучших людей, ни на йоту не приблизившись к решению проблемы.

Мы получили данную информацию слишком поздно, едва ли не в самый последний момент, когда машина с Чужим уже мчалась по городской автомагистрали, пытаясь оторваться от вертолета преследования. В данной ситуации оставался единственный выход — уничтожить посланца извне, чтобы не дать ему уйти и выполнить свою миссию. Но нам помешали, сбив вертолет, вылетевший с базы «Полинава», что, в конечном итоге, привело к потере объекта из поля зрения. И теперь уже никто и ничто не сможет помешать ему привести в исполнение свои замыслы.

Окончив эту речь, Пэтчетт замолчал, давая возможность собеседнику осмыслить вышесказанное. Он, разумеется, мог добавить, что убийца проник в комплекс как раз в тот момент, когда шла напряженная работа чуть ли не всех отделов и служб по отработке дальнейшего маршрута Чужого, но не стал этого делать. Подобные мелодраматические жесты были совершенно не в его духе. Пэтчетт предпочитал голые факты. А уж как их интерпретирует собеседник, зависело только от его интеллектуального уровня...

Чем дольше слушал Коррел высокого худощаво-подтянутого мужчину, удобно расположившегося в кресле напротив, тем все более и более терял уверенность в правоте своих действий, а вместе с тем — и в целесообразности приказов Зета.

Тени, смытые мощным всплеском бескомпромиссно-сильной воли, уверенной в своей непоколебимой вере, начали возвращаться. Теперь они уже не только жались по углам, но и переползали на стены и потолок...

Край стакана, наполненного виски «Звезда Аластамы», почти коснулся губ, и тут Пэтчетт неожиданно продолжил:

— Я не знаю, почему ты отдал приказ уничтожить Таллоу, но если эта мера была такой же непродуманной, как намерение ликвидировать верхушку ставки командования, то...

Он не закончил свою мысль, но и без этого были ясно — в таком случае три с половиной миллиона ни в чем неповинных душ лежат исключительно на совести того, кого еще до вчерашнего дня все восторженно почитали как героя и спасителя нации...

Треть стакана опустела за два нетерпеливо-судорожных глотка, и пятидесятипятимиллиметровый снаряд дешевого солдатского виски ударил в голову Коррела ослепительной вспышкой атомного взрыва...

Тени уже не просто сгустились в каком-то отдельном месте, а трансформировались в одну сплошную всепоглощающую тьму, из крупных пор которой начала сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее, по нарастающей, сочиться густая, тяжелая кровь...

— Налей мне, пожалуйста, еще, — неожиданно тихо попросил Коррел своего прежнего боевого товарища.

Гость воспринял эту просьбу как хороший знак, поэтому, щедро плеснув виски себе и хозяину, перешел непосредственно к тому вопросу, ради которого пришел:

— Мне нужно знать, кто стоит за всей этой...

Но окончить фразу не удалось.

Пэтчетт увидел, как Коррел залпом влил в себя содержимое стакана, а затем, буквально за какую-то долю секунды, лицо хозяина кабинета смертельно побледнело, как будто его владелец мгновенно потерял фатальное количество крови, а расширившиеся зрачки вперились во что-то, находившееся прямо за спиной Пэтчетта.

Человек, принимавший участие в двух крупномасштабных войнах и более чем в десятке мелких локальных конфликтов, считал, что повидал на своем веку достаточно ужасов, чтобы вообще перестать бояться чего бы то ни было. Но этот жуткий застывший взгляд, обращенный к кому-то или, скорее, к чему-то, находящемуся за его спиной, заставил Пэтчетта не только оборвать предложение на полуслове, но и вообще начисто забыть о цели своего визита.

— Уходи... — беззвучно прошептали бескровные губы уже даже не человека, а высохшей, пергаментной мумии. — Скорее...

Отстраненно-ясный взгляд Коррела видел, как сквозь нескончаемую пелену кровавого ливня к нему продирается невероятно огромная темная фигура, заполоняющая все окружающее пространство.

Маленький беззащитный Пэтчетт сидел на пути громадного исполина, и хотя генерал был уверен, что этот необъятный монстр пришел только за ним, но он точно так же знал — если старый друг не уйдет с дороги этой бездушно-необъятной тьмы, они погибнут вместе...

— Уходи-и-и-и!!! — изо всех сил закричал прикованный ужасом к креслу Коррел. — Скоре-е-е-е!!!

И хотя из-за тяжело-влажного, практически ощутимого воздуха звуки проходили очень плохо, Пэтчетт все же услышал этот крик. Буквально в самый последний момент он встал и убрался с пути всепоглощающего мрака.

Хозяин уже не видел и не слышал, как гость поспешно покинул стены его кабинета, чрезвычайно поразив флегматично-спокойного адъютанта своим отрешенным видом.

Впрочем, это уже не интересовало героя и любимца нации, потому что потоки кровавого ливня неожиданно ослабли, и он смог наконец рассмотреть того, кто с таким нетерпением спешил к нему в гости...

То, что стремительно надвигалось на него со скоростью курьерского поезда, являлось широко раскрытой пастью безумия. Хаоса, пытающегося утолить его телом и разумом свой вечный ненасытный и безжалостный голод...

Странно, но как только генерал понял, что за противник пришел за его жизнью, на душе вдруг стало удивительно спокойно...

— Я чертовски рад, что ты сохранил это убийственное пойло до моего возвращения. — Сержант Лестик дружески хлопнул его по плечу, даже не пытаясь скрыть радость по поводу такой неожиданной встречи — посреди пыльной дороги, уходящей в заоблачное ничто.

Солнце светило особенно ярко, и им не было никакого дела до того, что один так и остался сержантом, а на погонах другого элегантно поблескивают крупные генеральские звезды...

— Представляешь, я все время думал, что ты не выдержишь и прикончишь эту проклятую бутылку. Не поверишь, но для меня это стало чуть ли не наваждением. Я даже загадал — если дождешься моего возвращения и мы вместе выпьем это дерьмовое виски, то оба вернемся домой живыми. — Его простодушное лицо светилось радостью. — И вот надо же — ты не подкачал. — И сержант, расчувствовавшись, еще раз от души хлопнул старого друга по плечу. — Ну что, давай выпьем за встречу? — Голос Лестика задрожал от нетерпения.

Коррел в ответ лишь блаженно кивнул. Ему было хорошо вот так беззаботно идти неизвестно куда, бок о бок со старым проверенным другом, и пить прямо из горлышка обжигающе резкое виски дешевой крепкой марки «Звезда Аластамы».

— Старое доброе баснословно дешевое пойло времен Семилетней войны... Пробирает до печени и действует на мозг, словно прямое попадание пятидесятипятимиллиметрового снаряда. Еще неизвестно, отчего больше погибло народу в нашей войне — от вражеских пуль или от этого забористого дерьма... — Лестик слово в слово повторил фразу, которую генерал сегодня, кажется, уже где-то слышал.

Коррел на мгновение задумался, пытаясь вспомнить, где и от кого, но не успел. Потому что отхлебнул порядочный глоток прямо из горлышка...

И почти сразу вслед за этим виски ударило в голову, только уже не «с силой пятидесятипятимиллиметрового снаряда», а всего лишь с силой обычной шестиграммовой пистолетной пули, и мир, в котором одновременно совмещались несколько реальностей, схлопнулся в точку и погас.

Эпоха настоящих героев кончилась.

Уже навсегда...

* * *

Я стоял в огромном тоннеле, освещенном призрачным светом мерцающих ламп, держа в руках плюшевого медвежонка, и, судя по размерам кисти, судорожно сжимающей мягкую игрушку, мой разум был заключен в детское тело.

— Кто ты? — по инерции повторил я, глядя в безликую пустоту уходящего в бесконечность тоннеля и все еще находясь под впечатлением видения морского побережья и странной девушки с постоянно меняющимися лицами.

— Я — Милая, — неожиданно ожил плюшевый медведь. — А кто ты, думаю, объяснять не нужно, потому что это и без того всем известно.

— А к чему весь этот непонятный кинематографический маскарад? Ты что, начиталась сказок, в которых маленький отважный мальчик с любимым плюшевым медвежонком отправляется в темную злую страну, чтобы победить могущественного колдуна? Извини, конечно, за откровенность, но такая дешевая декорация, сильно смахивающая на банальный плагиат, ставит под сомнение исход всей операции.

— Ты предпочитаешь видеть вот это?.. — На какой-то миг моему взору предстало что-то такое, о чем лучше никогда не вспоминать и даже не говорить вслух.

Лицо мое скривила непроизвольная судорога, после чего с некоторым усилием мне все же удалось выдавить из себя:

— Знаешь, давай лучше остановимся на образе этой немного мрачноватой рождественской сказки...

— Я могу трансформировать нас в кого угодно. — Стеклянные глазки-пуговки медвежонка отражали приглушенный свет ламп. — Но, с моей точки зрения, для твоего сознания этот незатейливый образ оптимален. Последнее время твоя психика находилась в постоянном, ни на минуту не ослабевающем напряжении. Поэтому я решила сменить декорации непрекращающегося кошмара, преследовавшего нас на протяжении последних шестнадцати часов. Если угодно, можешь считать эту прогулку своеобразной разрядкой, необходимой твоему разуму, чтобы отдохнуть и хотя бы частично восстановиться.

— Значит, мальчиком я стал исключительно в профилактических целях?

— Разумеется.

— Медвежонка звали Мистер Тедди, и его мне подарила бабушка на день рождения в четыре года, — задумчиво пробормотал я и рывком поднял игрушку до уровня глаз. — У него оторвалось левое ухо, и я очень долго плакал — даже после того, как мама пришила его на место...

Аккуратный шов, соединяющий левое ухо и голову медвежонка, которого я сейчас сжимал в по-детски хрупкой руке, подтвердил подозрения.

— Милая... Какая же ты все-таки сука, — устало и безнадежно процедил я, почти не открывая рта... — Бессовестно копаешься в моем сознании, словно вор в чужом платяном шкафу, и после этого еще смеешь говорить о каком-то доверии между партнерами...

— Быть может, когда-нибудь ты мне скажешь «спасибо» и за этого медвежонка, и за то, что я провела поверхностное зондирование твоей памяти, а сейчас у меня нет ни времени, ни желания оправдываться, потому что нас ждут более важные дела.

Плечи худого мальчика страдальчески сгорбились, а голова горестно понурилась; казалось, еще немного, и ребенок во весь голос разрыдается — пьяными бессмысленными слезами взрослого усталого человека, на мгновение прикоснувшегося к забытым детским воспоминаниям, которые при ближайшем рассмотрении оказались не волшебной удивительной сказкой, а бездушным фантомом.

Но минута слабости миновала, и, распрямившись, я безжалостно и зло отшвырнул в сторону механического монстра, нацепившего на себя личину милой детской игрушки, после чего, не оглядываясь более, зашагал вперед — туда, где находился бастион еще одного монстровидного разума, который предстояло взломать или преодолеть, чтобы докопаться до очередной глупой и по большому счету никому не интересной тайны.

Долго идти не пришлось, что, впрочем, было и неудивительно — насколько я понял, лимит времени, которым мы располагали, был жестко ограничен. Менее чем через минуту неожиданно, буквально из ниоткуда, перед моим взором выросла жалкая пародия на любительское театрализованное представление. Тоннель перегораживало картонное заграждение в виде замка. Причем я мог поклясться, что всего лишь несколько секунд назад видел холодную гладкую пустоту огромной металлической трубы, протянувшейся насколько хватало глаз, и вдруг — раз! — откуда ни возьмись появилась преграда.

Рядом с декорацией валялась груда исковерканных манекенов, и, только присмотревшись повнимательнее, я заметил, что это расщепленные останки деревянных солдатиков в человеческий рост.

— Первое Ватерлоо несчастного, в чьих мозгах мы пытаемся основательно покопаться?

Вопрос не требовал ответа, но Милая решила дать необходимые пояснения:

— Первая из двух защит, которые не выдержали моего напора.

Плюшевый медвежонок, ловко подтянувшись, пролез во внушительных размеров дыру, пробитую сбоку от крепостных ворот.

Я все еще не понимал, какая, собственно, роль отводится мне во всем этом нелепом фарсе, поэтому, последовав за своим игрушечным провожатым, спросил:

— Если ты так прекрасно справляешься со всеми этими преградами, то какого черта нужно было тащить сюда еще и меня?

Проникнув через сквозное отверстие внутрь, я увидел внутренний двор замка. Как и крепостные стены, он был сделан из наскоро размалеванных кривых картонных щитов и усеян все теми же разбитыми деревянными солдатиками.

— Терпение, мой друг. Еще немного — и ты все узнаешь.

Мне показалось, что плюшевый медвежонок натужно пыхтит, поднимаясь по кривой лестнице, ведущей к внутренним покоям замка, но, немного подумав, я пришел к выводу, что Милая не может пыхтеть в принципе, потому что это было бы еще большим абсурдом, чем весь фальшивый замок.

Проникнувшись ролью нетерпеливого ребенка, я хотел было спросить, сколько еще можно морочить мне голову всякими дешевыми фокусами, но в этот момент мы наконец достигли цели своего путешествия, упершись в совершенно обычную деревянную дверь с вставкой из непрозрачного матового стекла. Было видно, что в помещении, куда мы пытаемся проникнуть, находится источник яркого света, но определить, что это за сияние, не было возможности.

— И? — удивленно вскинул вверх брови маленький мальчик, обращаясь к своей игрушке. — В чем, собственно говоря, заключается изюминка этой не по-детски вычурной сказки?

Медвежонок совершенно натурально обиженно засопел, после чего показал маленькой лапкой на дверь:

— Попробуй открыть...

— Милая, ты что, с некоторых пор начала принимать себя за гениальную актрису? — пораженно спросил я. — Или настолько плотно вжилась в сценический образ, что даже сопеть начала — прямо как настоящий игрушечный медвежонок?..

— В этом месте, — стеклянные глаза-пуговки излучали какую-то неведомую, но мощную силу, — мы можем быть кем угодно, начиная от плюшевых игрушек и заканчивая вымершими миллионы лет назад динозаврами, потому что это не играет особой роли. А вот что по-настоящему важно, так это полностью соответствовать однажды принятому образу. Слишком долго объяснять, но в данной псевдореальности все слишком зыбко и призрачно, чтобы позволить себе какие-либо отклонения от заранее выбранного образа.

Откровенно говоря, ее объяснение не слишком меня удовлетворило. Точнее, я практически ничего не понял, но, по крайней мере, мне стало немного спокойнее от осознания того факта, что холодно-бесчувственный самообучающийся интеллект еще не сошел с ума.

— Так значит, если бы ты была не игрушкой, а каким-нибудь динозавром-хищником, то вокруг валялись бы не исковерканные деревянные солдатики, а окровавленные ошметки огромных животных?

— Ну, что-то в этом роде, — легко согласилась Милая.

— Забавно, — задумчиво протянул я и без всякого перехода продолжил: — Итак, все, что от меня требуется, — войти в эту дверь, чтобы потом...

— Потом мы посмотрим, что можно будет сделать. А сейчас нам нужно просто открыть дверь.

— Именно для этого ты и взяла меня сюда?

— Да, — совершенно серьезно кивнул плюшевый медвежонок.

— Думаешь, раз это существо так самоотверженно защищало меня, то у него есть определенные установки насчет моей личности?

— Да. Да. Да. И еще раз — да. — Плюшевая игрушка нетерпеливо взмахнула короткой мохнатой лапкой. — Я прекрасно понимаю: тебе не очень-то интересно, что скрывается за этой дверью, и даже более того — подсознательно ты боишься ее открыть, так как можешь увидеть там что-то не слишком приятное, но...

Мне действительно не хотелось знать, что за источник света находится внутри помещения, но вся эта дерьмовая ситуация выглядела настолько гротескно и глупо, что, отбросив в сторону все свои дурные предчувствия и даже не дослушав до конца фразу своей железной напарницы, напялившей на себя личину мягкой игрушки, я решительно взялся за ручку двери и потянул ее на себя. Дверь подалась неожиданно легко, почти без всяких усилий с моей стороны, и где-то в глубине сознания мелькнуло облегчение: «Напрасно и боялся, ведь все так просто и...»

Тело маленького мальчика пробило насквозь тонкими острыми иглами сразу во множестве мест. Он дико закричал и отчаянно дернулся, пытаясь сделать шаг назад и соскользнуть с наконечников безжалостно-равнодушного металла, но это не удалось — иглы были с зазубринами, наподобие крючков для рыбной ловли, поэтому вырваться было невозможно.

Он все продолжал безостановочно кричать, распятый на полураскрытой двери, напоминая ощетинившегося иголками ежа, а дверь, словно под действием легкого сквозняка, очень медленно и плавно начала приоткрываться...

Маленький плюшевый медвежонок неподвижно стоял неподалеку, зачарованно наблюдая, как открывается вход в таинственную сокровищницу, хранящую в своем загадочном чреве миллионы неразгаданных тайн. В его пластмассовых глазах-пуговках играли отблески света, шедшего из комнаты, но источник был слишком яркий и резкий, чтобы рассмотреть и понять, что же скрывается внутри.

Мальчик все кричал и кричал, а коварная игрушка, заманившая его в преддверие ада, казалось, ничего не слышала и ни на что не реагировала. Создавалось такое впечатление, что медвежонок чего-то ждал, и спустя мгновение эта догадка подтвердилась.

— Зайдешь внутрь — и я отпущу мальчишку. — Голос выговаривал слова безупречно правильно, но был слишком безжизненным, чтобы принадлежать человеку из плоти и крови. — Заходи.

Дверь предупредительно открылась, и сияние стало невыносимо ослепительным.

Не было никакой гарантии, что таинственный незнакомец исполнит свое обещание, получив желаемое, но, казалось, плюшевая игрушка не сомневалась в том, что все будет честно: каждая из сторон исполнит взятое на себя обязательство...

Какой-то неуловимо короткий промежуток времени маленький медвежонок колебался, как будто пытаясь угадать, что ожидает его внутри, а затем, отбросив ненужные сомнения, сделал решительный шаг вперед...

Но как только забавно посапывающая игрушка, неуклюже перебирая короткими толстыми лапками, пересекла порог ощетинившейся иголками двери, и без того ослепительно яркий свет взорвался вспышкой сверхновой звезды — и маленькое мохнатое тельце разорвало на тысячу мелких кусочков, расщепив до молекулярного уровня.

Несмотря на стандартное начало, у этой сказки оказался не по-детски печальный финал...

 

15

Сну остался неподалеку от объятого пламенем здания — он все еще не исключал вероятность того, что человек, из-за которого старший группы потерял чуть ли не всю свою команду, выйдет наружу, чтобы именно здесь, под ясным ночным небом, усеянным мириадами загадочно мерцающих звезд, наконец встретиться лицом к лицу со своей смертью...

Но эта хитрая крыса либо была раздавлена частично рухнувшим перекрытием, во что верилось с трудом, либо (самый вероятный вариант) затаилась в подвале, решив переждать пожар и только затем выйти наружу, продолжая нести смертельные споры заразы и отраяляя медленным ядом все, к чему прикоснется.

«Чен, один из трех снайперов, взявших под наблюдение придорожную забегаловку, находился на северо-западе. Значит, бледнолицый манекен, который его убил, пришел либо с севера, либо с запада, после чего, вычислив месторасположение всей команды, начал с самого ближнего... — Несмотря на ранение и действие обезболивающего, Сну размышлял вполне здраво. — А значит, — продолжал он развивать свою мысль, — оставшиеся твари с глазами хамелеонов появятся именно с западного направления...»

Наверняка у противника имеются рации, и они уже в курсе того, что на окрестных возвышенностях засели снайперы. Именно со стрелков они, пожалуй, и начнут, и только потом уже сунутся к горящему зданию. Девчонка предупреждала, что эти загадочные создания где-то рядом, и не доверять ее словам не было никакого основания. Исходя из всего этого, действовать нужно как можно быстрее, потому что в распоряжении Сну остались только две боеспособные единицы: Флинт и Сван — снайперы, занимающие огневые позиции на близлежащих холмах.

— Флинт, неподалеку от убитого Чена лежит без сознания Лайя. Найди ее и принеси к грузовику, припаркованному на стоянке. Сван, рядом с горящим зданием находится сарай. Переместишься туда и будешь контролировать прилегающую к зданию территорию. Там тебя будут искать в самую последнюю очередь... Я знаю, что он скоро загорится, но мы к этому моменту уже уйдем. Кто бы ни появился в течение ближайших десяти минут на шоссе, следуя с запада на восток, — зачищай...

В этот ночной час второстепенная трасса, пролегающая вдалеке от основных магистралей, была безжизненно пустынна, и, если отбросить в сторону теорию вероятности, выходило, что сейчас здесь могли появиться только враги. Ну, а все остальные... Сеющий Скорбь не имел права рисковать остатками своей группы и срывом операции в целом, поэтому все остальные просто не принимались в расчет.

Наверно, в эти короткие десять минут над ярко горящим заведением, источавшим в спокойную прохладу летней ночи удушливую гарь от плавящихся внутри мертвых человеческих тел, витала рука провидения, потому что Свану не пришлось ни разу нажать на спуск, чтобы оборвать невидимую паутину чьей-то ни в чем не повинной жизни.

Флинту понадобилось около девяти минут, чтобы выполнить приказ командира — достигнуть расположения убитого Чена, найти девушку и, взвалив хрупко-невесомую ношу себе на плечи, бегом вернуться к стоянке с грузовиками.

Сну уже успел проверить содержимое двух машин и в итоге выбрал трек, под самую завязку забитый ящиками с пивом. В данной ситуации это было именно то, что нужно.

— Девчонку — в кабину, ты — за руль. Мы со Сваном — сзади.

Короткие отрывистые приказы не требовали дополнительных пояснений, поэтому Флинт молча протянул свою винтовку командиру — все равно, ведя машину, снайпер не мог ей воспользоваться. После чего, пристегнув ремнем безопасности безвольное тело Лайи, сел за руль.

— Сван, что у тебя?

— Все чисто.

— Уходим.

Сну уже находился в кузове, когда грузовик тронулся, а Сван, до самого последнего момента державший под контролем прилегающую к горящему зданию местность, запрыгнул в машину на ходу.

Тяжелый двадцатитонный трек, медленно развернувшись, выехал на дорогу и двинулся на восток, разрезая темноту пустынного шоссе светом мощных фар.

Отблески пожара создавали фантастическое нагромождение гротескных, временами зловещих теней, а два человека стояли в проеме настежь раскрытых дверей в кузове удаляющегося от места кровавых событий грузовика. Один из них, бережно положив под ноги свою верную спутницу, снайперскую винтовку, сосредоточенно сбрасывал на шоссе пивные ящики, рассыпающиеся на тысячи мелких стеклянных осколков по темной поверхности пустынной ночной трассы. А второй неотрывно смотрел на сполохи удаляющегося пожара, как будто пытаясь хотя бы сейчас осмыслить, в чем заключалась главная ошибка командира, потерявшего в этом проклятом месте почти всех своих людей.

Ответов было слишком много, и, в принципе, все они были почти правильными, но Сну ненавидел это неопределенно-размягченное «почти». Для мужчины, привыкшего отвечать за свои слова и поступки, термина «почти» не существовало. Его люди погибли в этой никчемной дешевой придорожной забегаловке, и как руководитель, спланировавший операцию, именно он непосредственно отвечал за ее исход. Никакие смягчающие обстоятельства вроде «почти», «если бы» и тому подобных оговорок в расчет не принимались...

Сеющий Скорбь устало прикрыл веки, пытаясь отбросить в сторону чувство вины, но окончательно отключиться от совершенно лишних в данный момент мыслей не удалось. Раздражало еще и то, что он до сих пор оставался в неведении относительно судьбы человека, ради ликвидации которого и затевалась вся эта операция в глубоком тылу если не вражеского государства, то уж как минимум недружественного...

Они отходили на восток, оставляя за своей спиной длинный шлейф из разбитых вдребезги бутылок, чтобы погоня (если она, конечно, будет) не смогла настигнуть их обескровленную команду, а мысли раненого человека были уже далеко и от этого грузовика, и от темного шоссе, напоминающего спокойное море с прочерченной посередине лунной дорожкой из осколков битого стекла, и даже от операции, которая привела к таким ошеломляюще-печальным результатам. Он вспоминал тех, чьи останки догорали в жарком мареве удаляющегося пожара...

Прошло всего несколько минут, и тревожный голос Свана вернул глубоко задумавшегося Сну к реальности текущего момента:

— Командир, кажется, я слышу какой-то посторонний шум.

— Что ты имеешь в виду? — Сеющий Скорбь повернулся вполоборота к своему подчиненному, державшему в руках очередной ящик с пивом.

— Похоже на работу мотора...

Они находились в задней части грузовика, где было особенно шумно, к тому же тонкое дребезжание тысяч бутылок, заключенных в тесные ячейки, создавало дополнительную звуковую помеху, но, несмотря на весь этот шумовой фон, уже был отчетливо различим посторонний звук, шедший откуда-то сбоку.

Дорога позади оставалась по-прежнему пустынной, и оттуда никто не мог появиться, потому что...

— Ложись!!! — крикнул Сну, повинуясь мощному импульсу тревоги, пришедшему из подсознания.

Обостренное чувство опасности, выработавшееся за годы работы и пропитавшее чуть ли не каждую клетку его прекрасно тренированного организма, не подвело и на этот раз.

Уже кидая тело назад и влево, под прикрытие нагромождения ящиков, он увидел мотоциклиста, неожиданно вынырнувшего откуда-то сбоку, с обочины. Это была все та же проклятая бледнолицая тварь с вращающимися в разные стороны глазами. Левой рукой нападавший управлял мощным «кавалларом», а в правой держал пистолет, который в ничтожно короткий промежуток времени выплюнул в пространство четыре нули...

Первая, третья и последняя предназначались старшему группы, вторая — его подчиненному.

Руки снайпера были заняты, поэтому он не смог выполнить приказ командира мгновенно. У него была прекрасная реакция и отличные рефлексы бойца элитного спецподразделения, выполняющего ответственные задания за пределами родного государства, но тягаться с синетом, вершиной эволюции чужого мира, он все-таки не мог.

Сван разжал пальцы, выпустив ящик из рук, одновременно с этим его мозг послал мощный импульс, приводящий в движение мышцы сжатых, словно тугая пружина, ног, и тело резко бросило в сторону, однако за какую-то долю секунды до всех этих действий вторая по счету пуля, выпущенная из пистолета, пробила его голову навылет.

Если бы ему повезло остаться в живых, то, будучи профессионалом, он наверняка оценил бы по достоинству филигранно точный выстрел, произведенный в таких непростых условиях. Но тот, кто собственноручно оборвал двадцать три жизни подобным же способом — одним коротким и точным выстрелом в голову, — был уже мертв, и его безжизненную оболочку, врезавшуюся в стену ящиков, ничто не могло интересовать. В сумрачном измерении, куда его в итоге привела судьба, не было ни мыслей, ни чувств, ни желаний — там существовала только одна непреклонная реальность по имени Смерть, каждый день пополняющая свою бесконечную коллекцию все новыми и новыми жертвами...

Торм, командир подразделения синетов, потерял связь с Алу сразу же после ментальной атаки, результатом которой явилось уничтожение чуждого разума, пытавшегося проникнуть в их подсистему коллективного сознания, поэтому не знал, где находится человек, которого его команда должна была найти. Не исключено, что его увезла группа захвата, устроившая засаду в придорожном заведении. Исходя именно из этого предположения, Торм и направил Эве и Ката (двух последних боеспособных синетов) по следам беглецов, а сам остался в районе пожара.

Дорога, усеянная осколками битого стекла, была непроходима для обычной машины, но мощные «каваллары» могли ехать и по обочине. Правда, при этом скорость мотоциклов значительно падала, однако даже двигаясь со скоростью сто двадцать километров в час, они рассчитывали настигнуть грузовик в течение ближайших пятнадцати минут.

Как только вдалеке показались габаритные огни огромного трека, преследователи резко разъехались в стороны, удалившись от шоссе на расстояние в полкилометра. Маневр был произведен с таким расчетом, чтобы у противника не было возможности заметить погоню. Они с самого начала не включали фары, двигаясь в полной темноте, ведь глаза синтетических людей не испытывают затруднений при любом, даже самом ничтожном освещении. И если раньше этот дар оставался невостребованным, то сейчас настал момент, когда уникальная способность синетов пригодилась.

Сначала мотоциклы поравнялись с грузовиком, следуя параллельными курсами на расстоянии около пятисот метров от добычи, а затем охотники резко пошли на сближение. Именно нарастающий гул моторов двух мощных «кавалларов» и привлек внимание Свана за несколько секунд до того, как он сделал последний вздох в своей жизни.

Эве должен был разобраться с двумя бойцами, находившимися в грузовом отсеке, а Кату досталась задача посложнее — ему предстояло выяснить, находится ли интересующий синетов человек в кабине мощного трека, и если он все-таки там, то, ликвидировав шофера и сопровождающего, сделать все возможное, чтобы заложник не пострадал. Если бы задача ограничивалась только устранением водителя и пассажира, находившихся в кабине, то самым простым решением было бы обогнать грузовик и с полуоборота всадить несколько пуль в головы противников. Но при таком раскладе возникало слишком много непрогнозируемых случайностей, которые могли привести к гибели заложника, поэтому Кат пошел более длинным и трудным путем: он решил через крышу добраться до кабины, выкинуть водителя на дорогу и, взяв управление машиной в свои руки, разобраться с остальными проблемами.

Приблизившись практически вплотную к тяжелой машине, Кат, опираясь на руль двумя руками, резко подбросил вверх нижнюю часть тела, после чего его согнутые в коленях ноги уперлись в седло мотоцикла, Со стороны могло показаться, что большая черная птица с белой головой, нахохлившись, сидит на жердочке стремительно рассекающей ночной воздух грациозной и загадочной колесницы. Пару секунд ничего не происходило, а затем, видимо дождавшись удобного момента, белоголовый ворон с черным оперением взмахнул руками-крыльями и устремился вверх — к небесам, где загадочно подмигивали звезды и ветер негромко нашептывал слова древнего, всеми забытого пророчества, согласно которому только настоящая любовь может спасти этот безумный мир.

От резкого толчка мотоцикл бросило в сторону, и он, завалившись набок, пробороздил поверхность дороги, высекая искры в тех местах, где сталь соприкасалась с шершавым асфальтом, потом несколько раз прокрутился вокруг своей оси и, наконец, замер, уставившись слепым глазом разбитой фары вслед удаляющимся огням грузовика.

Кат, зацепившись за верхнее ребро трека, легко подтянулся и оказался на крыше фургона.

В кабине машины девушка, находившаяся до этой минуты в глубоком обмороке, широко открыла глаза...

Первая пуля с противным чавкающим звуком вошла в уже раздробленное плечо Сеющего Скорбь в тот момент, когда его тело, повинуясь мощному импульсу самосохранения, резко заваливалось в сторону. Он не почувствовал боли, потому что правая половина туловища в районе ключицы полностью онемела под действием обезболивающего.

Вторая пуля огненной кометой прочертила линию жизни не успевшего ничего осознать Свана и, выйдя из затылка, осыпалась печальным звездным дождем лопнувшего бутылочного стекла.

Эве нажал на спуск своего пистолета в третий и четвертый раз, посылая двоих хищных стальных птиц навстречу тому, кто избежал встречи с судьбой, но и они не достигли цели, завязнув в плотном строе фанатично преданных своему хозяину телохранителей-бутылок.

Ящик, выпавший из рук убитого снайпера, устремился в темные объятия ожидавшей его дороги, но на пути его неожиданно оказался мотоцикл преследования.

Лайя ухватилась здоровой правой рукой за выбитую из сустава левую — и сильно дернула. Раздался сухой щелчок, и сустав встал на место.

Эве наклонил туловище вправо, одновременно выворачивая руль в ту же сторону, чтобы избежать столкновения с летящим навстречу предметом, и ему это почти удалось. «Почти»... Слово, которое Сну так ненавидел, на этот раз его спасло. Мотоциклист заложил крутой вираж, практически распластавшись на дороге, но ему не хватило каких-то жалких десяти сантиметров — угол ящика все-таки врезался в заднее колесо. Тяжелый «каваллар» ударился об асфальт, переднюю часть подбросило вверх, ' мотоцикл перевернулся и выбросил седока из седла. После чего оба — изуродованная машина и ее неудачливый владелец — еще некоторое время хаотично кувыркались по дороге, не в силах совладать со скоростью, продолжающей по инерции тащить их вперед и вперед — до тех самых пор, пока мотоцикл и водитель не замерли неподвижными изваяниями на темной поверхности ночного шоссе...

— Тормози!

В голосе хрупкой девушки, повернувшей голову к Флинту, который сосредоточился на управлении огромной машиной, было столько почти осязаемой внутренней силы, что нога водителя помимо его воли до упора вдавила педаль тормоза в пол.

Раздался противный визг стирающейся об асфальт резины, и под этот неприятный аккомпанемент потерявшее равновесие тело синета, находившегося наверху, бросило вперед и по инерции протащило несколько метров по крыше кабины, после чего оно упало на капот, где неестественно белая рука наконец успела ухватиться за пятисантиметровый выступ, к которому крепилась антенна радиоприемника. Два пальца левой руки держали на весу все тело, и глаза, прижавшиеся к лобовому стеклу трека, уже выбрали первую жертву, а кулак правой сделал короткий замах, чтобы, пробив хрупкую преграду, навсегда погасить странный огонь, пылающий в глазах хрупкой девушки... Но Лайя будто ждала именно такого поворота событий. В то мгновение, когда сжатая в кулак рука устремилась навстречу своей цели» пуля ударила в голову Ката. Пальцы потерявшего сознание синета, удерживающие на весу тело, разжались.

Белый призрак скользнул вниз, на какую-то долю секунды задержавшись у бампера, будто бы раздумывая — броситься ли с головой в бездонно-глубокий омут или нет, а затем все же решился и рухнул под колеса огромной груженой машины. Грузовик качнуло раз... другой... третий...

Огромные колеса забрызгало жидкостью бледно-голубого цвета, которая смешалась с дорожной пылью и быстро потемнела, слившись с ис-синя-черным цветом автомобильных шин. Если бы не пулевое отверстие в лобовом стекле и не распластанное изувеченное тело, оставшееся далеко позади, можно было подумать, что вообще ничего не произошло.

— Поехали, — устало приказала Лайя, обращаясь к водителю, и обессиленно откинулась на спинку сиденья — эта вспышка активности и предельной концентрации всех сил далась ей нелегко.

Грузовик в результате экстренного торможения сбросил скорость почти до нуля и наверняка остановился бы, если б не этот короткий приказ.

Флинт включил первую передачу, дав слишком много газа. Огромный трек натужно взревел, будто раненый монстр, издавший победный клич после смертельной битвы с равным по силам противником, и медленно начал набирать скорость.

— Сну, что у тебя? — Лайя переключилась на волну старшего группы.

— Сван мертв, у меня пара дырок...

— Тяжелых?

— Ерунда... Добили и без того развороченное плечо и слегка поцарапали ногу.

— Значит, будешь жить.

— Наверное... — В голосе человека, истекающего кровью среди горы разбитых бутылок, не слышалось особой уверенности.

— Через три-четыре километра мы остановимся, перенесем тебя в кабину и окажем необходимую помощь.

— О'кей.

— Потом нам придется возвращаться назад к пепелищу.

— Я знаю.

Грузовик медленно уходил на восток, а далеко позади, на пустынной дороге, усеянной осколками битого стекла, Эве склонился над обезображенным раздавленным телом. Голова, а следовательно, и мозг Ката не пострадали, но весь остальной корпус не подлежал восстановлению.

Блестяще спланированная операция не только завершилась полным провалом, но и оказалась пустышкой — ни в фургоне, ни в кабине грузовика не было того человека, ради которого они явились в этот мир. А значит, продолжать погоню не имело смысла.

Бесстрастное существо вытащило два пистолета и, разрядив полные обоймы в шею напарника, мощным рывком отделило голову от корпуса, после чего, завернув ее в остатки разорванного плаща, повернулось и со скоростью, недоступной смертному, побежало на запад — туда, где догорало заведение со странным названием «Крученые перцы».

Все дороги, даже те, которые изначально ведут в никуда, рано или поздно сходятся или пересекаются в одной точке. Именно таким местом для этого мира были догорающие руины придорожной закусочной — местом, где начинались и заканчивались все земные пути...

* * *

Я потянул на себя ручку двери и, когда она легко пошла навстречу, успел подумать: «Из-за чего, собственно, Милая устраивала весь этот дешевый костюмированный балаган, если все оказалось так просто и до невозможности обыденно?»

Но оказалось, что мои выводы были преждевременными и никоим образом не соответствовали жестокой действительности...

Вспышка света была настолько яркой, что в первое мгновение я даже не понял, что, собственно говоря, это было, а затем до сознания дошла испепеляющая разум волна боли, и из глубины моих порванных сразу в нескольких местах легких вырвался дикий отчаянный крик...

Тело судорожно дернулось назад в попытке соскользнуть с нескольких десятков остро заточенных стальных спиц, легко и без усилий прошивших мягкую человеческую плоть, но, как выяснилось, эти огромные иглы были с зазубринами, и, вместо того чтобы обрести призрачную свободу, подергивающаяся детская фигурка, распятая на двери, окончательно завязла в этой кровавой ловушке, из которой не было выхода.

Я продолжал кричать, пока в легких еще сохранялись остатки воздуха, пришедшего вместе с последним вдохом, а затем, когда отработанный газ окончательно покинул насквозь пробитые внутренности, голова бессильно уткнулась в замутненное стекло безжалостной двери и перед глазами поплыли мерцающие всполохи цветных пятен. Они все кружились и кружились, постоянно наращивая темп, и в какой-то момент наконец слились в одно сплошное непередаваемо пестрое свечение рассыпанных на полу осколков цветной мозаики...

Весь мой разум и все тело выли от жестокой непрекращающейся боли, но какая-то крохотная часть сознания оставалась как бы в стороне от безумного кошмара, и именно в этом безмятежно-спокойном центре бушующего урагана всплыла на поверхность ясная мысль: что-то подобное со мной уже было. Не в первый раз я оказываюсь в роли бабочки, пришпиленной к стене импровизированным подобием булавки...

Может быть, это случалось в каких-то неведомых прошлых жизнях или генная память, заложенная глубоко в недрах мозговых клеток, неожиданно выкинула в обезображенный страданиями разум воспоминания давным-давно почившего предка. Не знаю, не берусь ничего утверждать. Одно могу сказать точно: как только я понял, что нечто подобное уже когда-то происходило, цветной хаос водоворота кричащих о боли красок отошел на второй план и перед безжизненным взглядом, уткнувшимся в мутно-непрозрачное стекло проклятой двери, начала вырисовываться совершенно другая картинка.

Изображение оставалось нечетким и слегка размытым: как будто смотришь сквозь пелену небольшого водопада, кристально чистых холодных потоков стремительной горной реки, но все равно в общих чертах можно было различить происходящее и, что, пожалуй, главное — разобрать слова...

Это лицо, безусловно, можно было бы назвать красивым, если бы красота не была доведена до воистину нечеловеческого совершенства, и от этого становилась пугающей и даже отталкивающей.

— Неужели ты всерьез думал, что все на самом деле будет настолько просто? — В больших бездонно-черных глазах, смотрящих снизу вверх на пришпиленного к стене человека, проскальзывали искры какого-то безумного, необъяснимого веселья.

— Мне как-то даже неловко, что достойный во всех отношениях противник столь глупо и столь низко пал...

Пересохшие губы хотели было сказать что-то очень важное, что-то такое, отчего мгновенно погасли бы эти задорно-веселые искорки в глазах отталкивающего красавца, — но не смогли... Черная кровь тугими толчками выходила из пробитого в нескольких местах тела, и эта проклятая, ни с чем не сравнимая адская боль туманила разум, мешая не только говорить, но и думать.

— Эта жалкая стрела, поразившая меня в сердце, не смогла ничего сделать, потому что сердца просто-напросто нет и никогда не было. — Незнакомец опять широко и радостно улыбнулся, как будто ему стало чрезвычайно весело от того, что кто-то может не понимать такие элементарные вещи.

— У... те... бя... бы... ло... сер... дце... — Слова давались с огромным трудом, поэтому человечек, пришпиленный к стене, на глазах терял последние силы. — Но... ты... про... дал... ег...

Закончить предложение не удалось, потому что из горла умирающего хлынула кровь. Не красная и даже не темно-бордовая, а пугающе черная, густая и тяжелая, как древесная смола.

Человечек попытался было еще что-то сказать, но смог лишь чуть приоткрыть рот — секундные стрелки на часах, отмеряющих ему жизнь, стремительно подходили к финальной отметке.

— Откуда ты знаешь?! — Черноглазый красавец на мгновение потерял всю свою нарочито показную радость, однако быстро пришел в себя. — А впрочем, теперь это уже не важно, — каким-то неожиданно усталым голосом произнес он, сбросив с лица маску притворного веселья, и, немного подумав, добавил: — Пожалуй, я все же возьму себе новое сердце. Прямо здесь и сейчас. Кстати, твое прекрасно подойдет, потому что, во-первых, ты был самым достойным из всех моих врагов, а во-вторых, черный цвет крови говорит о том...

Плюшевый мишка после непродолжительного раздумья все-таки сделал шаг вперед — навстречу пугающей неизвестности.

Голова мальчика, распятого на железных иголках, безвольно свесилась вниз — он потерял даже те последние силы, которые все еще поддерживали жизнь в детском тельце.

Холодное бесчувственное сознание синтетического человека собрало воедино всю несокрушимую мощь своего уникального разума.

Счетчик такси был сброшен на нулевую отметку, и время застыло янтарной каплей на матово-черной неподвижной сфере мироздания.

Все приметы и знамения соединились воедино, и наконец произошло то, что давно должно было произойти.

Вспышка непереносимо яркого света ударила даже не по глазам, а прямо по обнаженному, словно зачищенный контакт, сознанию.

Водяная преграда, за которой происходило действие, взорвалась изнутри миллиардом крошечных брызг-солнц, растворившись в хаотичном мельтешении десятков тысяч всевозможных цветов и оттенков.

Мир сдвинулся глубоко и безвозвратно, и в образовавшуюся трещину устремилось размытое тело, лишенное конкретных форм и очертаний. По большому счету это было даже не тело, а лишь его контур, серая тень, слившаяся с мутным потоком частиц космоса...

Я все падал и падал в бездонное и нескончаемое никуда, отчаянно крича и не слыша собственного голоса, когда на самой верхней ноте уже нечеловеческого крика огромный молот обрушился на голову и...

Про клятый и низвергнутый с небес ангел разбился, наконец-то оказавшись на грешной Земле.

Салли так и не пришла в себя, бледнолицый манекен с отрезанной рукой тоже не подавал признаков жизни. Сверху догорали остатки взорванной забегаловки, а во рту было неестественно сухо. — Милая, я могу еще выпить? Знаешь, после всего того дерьма, что я видел и пережил, мне нужно основательно взбодриться.

Интерпретировав молчание своей спутницы как бесспорное согласие, я протянул руку к валяющейся неподалеку бутылке и сделал несколько быстрых жадных глотков.

После того как живительно-горячая волна прокатилась по пищеводу, я окончательно пришел в себя и спросил:

— А что это была за ерунда со сломанными стрелами и разбитыми сердцами? Ты же говорила, что мы будем играть в плюшевых мишек и в другие добрые игрушки. Никаких ужасов с вывороченными внутренностями и кровавыми пытками...

Молчание.

— Милая??? Милая, ты здесь???

Рука, отбросившая бутылку, потянулась во внутренний карман и извлекла телефонную трубку.

— Милая, ты что, решила устроить розыгрыш? — В моем голосе еще не было паники, но уже звучала тревога. — Если ты шутишь, то, скажу откровенно, — это явный перебор. — Пальцы лихорадочно нажимали на бутафорские кнопки, но экран сотового телефона оставался пустым и безжизненным.

Испорченный кусок пластика с дешевой микросхемой внутри — вот и все, что предстало сейчас перед моим воспаленным взором.

— Милая, они что же, достали тебя?! — Я продолжал крепиться из последних сил, но это давалось с огромным трудом.

Ответом было все то же равнодушное молчание безнадежно сломанного механизма.

— Ми-ла-я!!! Ты что, умерла?! — Это уже был крик отчаяния. — И что же мне теперь без тебя делать?!!

На подавленное недавними ужасами сознание обрушилось понимание того факта, что эта никчемная консервная банка, состоявшая из миллиарда микросхем, несмотря на все свои минусы, была в некотором роде частью меня — осколком того мира, который остался в другом измерении. Единственным существом, с которым я мог просто поговорить и которое по-своему даже любил — любил, не переставая при этом ненавидеть.

Глаза невидяще смотрели в пространство, а в голове, словно испорченная пластинка, крутилась одна и та же навязчивая фраза: «Мы так и не стали партнерами... Мы так и не стали партнерами... Мы так и не стали партнерами... »

— Мы так и не стали партнерами... А жаль.

Отбросив в сторону пустую безжизненную оболочку не нужной теперь телефонной трубки, я взял бутылку и прикоснулся губами к холодной поверхности бесчувственного и равнодушного ко всему стекла.

«А жаль», — еще раз, но уже мысленно повторил я и, запрокинув голову, влил в себя остатки огненной жидкости, не решающей никаких проблем, но, по крайней мере, приносящей забвение хотя бы на некоторое время.

Хоровод цветных пятен закружился в диком танце перед неожиданно расфокусировавшимся взглядом, а затем, секунду, минуту, час или, быть может, целую вечность спустя, все поглотила мягкая бездна пустоты...

— Партнеры. Мы ведь партнеры, — смешно просопел себе под нос маленький плюшевый медвежонок, глядя на распятого на дверях мальчика, из тела которого торчало несколько десятков стальных зазубренных иголок.

Он на секунду остановился, как будто пытаясь угадать, что ожидает его впереди, а затем, отбросив в сторону ненужные сомнения, сделал решительный шаг вперед — навстречу убийственному ослепительному сиянию...

 

16

Зет сидел в мягком полумраке своего огромного кабинета, пытаясь собрать воедино беспорядочно разбегающиеся мысли. Он попытался сосредоточиться, приняв очередную таблетку, но даже чудодейственная химия не помогала. Всему есть предел, а доза психостимуляторов и так превысила допустимую норму уже в два с лишним раза.

Отдых... Аналитику необходимо было отключить сознание на несколько часов, чтобы хоть частично восстановиться, прийти в себя. Но, как обычно и бывает в стрессовых ситуациях, времени не было. Круги безумия, пущенные по ткани мироздания после вторжения в эту реальность Чужого, продолжали распространяться, словно гигантское цунами, сметающее на своем пути все живое. И кто бы ни попадал в зону действия этого стихийного бедствия — его конец был предрешен. Он неизбежно умирал...

После того как секретарь Коррела сообщил, что его непосредственный начальник покончил с собой, вогнав в голову пулю из старого (времен войны двадцатилетней давности) пистолета, рухнул последний бастион, ограждающий контору Зета от безжалостной военной машины, вставшей на тропу священной войны с теми несчастными, кто посягнул на ее безопасность.

Рука, жившая отдельной от хозяина жизнью, продолжала водить ручкой по листу бумаги, но сам аналитик не обращал на это никакого внимания, пытаясь найти приемлемый выход из создавшейся патовой ситуации. Однако с какой стороны ни посмотри, получалось, что, лишившись Коррела, они потеряли ту несокрушимую силу, на которую всегда могли опереться, чтобы в случае опасности прикрыть неожиданно оголившиеся фланги. Генерал был исполином, готовым пронести на своей грубой, испещренной шрамами руке кудесника-Зета сквозь все преграды и препятствия прямиком к намеченной цели — благородной и возвышенной миссии по спасению мира.

Все наверняка произошло бы именно так, но, как ни печально это признавать, обычно благие дела совершаются не слишком чистыми руками, поэтому нет ничего удивительного в том, что сердце честного, но узко мыслящего гиганта не выдержало запредельных перегрузок этой грязной игры, остановившись в самый неподходящий момент.

Зет отвлекся от тяжелых раздумий, бросив взгляд на испещренную каракулями бумагу. Среди хаотичных линий и бессмысленных пересечений проглядывали очертания надписи, сделанной с особым нажимом.

«КОНЕЦ БЛИЗОК» вывела рука на бумаге, повинуясь требовательному приказу, шедшему из глубины сознания.

— Я и сам знаю, что конец уже близко, — невесело усмехнулся аналитик, обращаясь в пустоту сумрачного кабинета. — Только эта информация совершенно ничего не дает. Она ничтожна и бессмысленна, как и все остальное...

Он посидел еще минуту или две с пустыми, ничего не видящими глазами, погруженный в некое подобие транса, а затем резко поднялся со стула, на какое-то мгновение даже испытав приступ головокружения, с которым, впрочем, сумел быстро справиться.

— Полковника Фабела ко мне. — Голос человека, связавшегося по селектору внутренней связи с секретарем, ничем не выдавал усталости, тяжелым грузом сдавившей плечи его хозяина всего несколько минут назад.

План созрел в голове гениального аналитика, моментально вытеснив все сомнения и тревоги. В потухших было глазах вновь появились отблески того света, который всегда являлся отличительной чертой амбициозного юноши, давным-давно, не иначе как в прошлой жизни, поставившего перед собой цель покорить вершину мира...

Дверь бесшумно приоткрылась, и на пороге возник Фабел.

— Полковник, сколько у вас осталось людей из спецкоманды? — с ходу задал вопрос Зет.

— Из действующих — только Альфа и Вспышка. Двое остальных — ЛСД и Зеро — ненадолго выбыли из строя. Думаю, через двенадцать-четырнадцать часов они снова будут дееспособны.

— Отлично. Ваши люди здесь?

— Альфа — да. Вспышка прибудет через пятнадцать минут.

— Хорошо. В таком случае объясняю ситуацию. Я, вы, двое бойцов, девушка по имени Вивьен — гостья из третьего мира, а также наш главный компьютерный гений мистер Ван дер Стоун, или, попросту, Призрак Стоун, меняем место дислокации. Контора продолжает работать в прежнем ритме, но, во избежание различных недоразумений, связанных с провалом операции по зачистке верхушки военного штаба, мы на некоторое время покинем это место.

— У Пэтчетта достаточно ресурсов, чтобы докопаться до истины, — позволил себе короткое замечание Фабел. — Рано или поздно он выйдет на дислокацию базы.

— К тому времени все уже будет решено. — Зет кривил душой, но иногда лучше уйти от прямого ответа, нежели открыто взглянуть правде в глаза. — Через полчаса я жду вас вместе со всеми перечисленными людьми в своем кабинете, — коротко распорядился аналитик, резко обрывая аудиенцию.

Полковник молча вышел, на ходу прокручивая в голове возможные последствия данного приказа. С какой стороны ни посмотри, ситуация все больше и больше выходила из-под контроля. Сначала они потеряли из поля зрения Чужого, потом — это опрометчивое решение о зачистке верхушки генштаба и провал операции Зеро, теперь — бегство из собственной крепости... Если события и дальше будут развиваться в подобном ключе, к утру можно потерять все, в конечном итоге оставшись ни с чем — несколько людей-песчинок, выброшенных на берег волнами неумолимого океанского прибоя.

Решение пришло абсолютно спонтанно. Несмотря на глубокую ночь, Фабел набрал домашний номер Полли Лавен — женщины, чей редкий и удивительный дар предвидения не раз помогал ему в решении трудных проблем. Трубку взяли после первого же гудка. Будто на том конце провода ждали этого звонка.

— Ну что, не спится? — раздался в трубке насмешливо-хриплый прокуренный голос. — Решил позвонить старушке Полли, чтобы она погадала тебе? Раскинула карты на судьбу?

— Нет, просто хотел поговорить. — В отличие от голоса собеседницы, голос Фабела звучал подчеркнуто ровно.

— Ну что же, говори...

Полковник на секунду задумался, пытаясь правильно сформулировать свой вопрос, но она опять опередила его:

— Что, хочешь спросить, когда же придет конец этому гребаному миру, но не решаешься?

Казалось, ей доставляет удовольствие бросать в лицо Фабелу отрывисто-колющие фразы, но, внимательно прислушавшись к интонациям, полковник понял, что циничная, вечно курящая и сквернословящая на каждом шагу домохозяйка с трудом удерживается от истерики.

— Что, настолько все плохо? — тихо спросил он.

В трубке какое-то мгновение не было ничего, кроме звеняще-неподвижной тишины, а затем, как будто все то напряжение, которое накапливалось в Полли последние несколько часов, распирая ее, словно перекачанный газом воздушный шар, разом спустило через предохранительный клапан, вылившись в протяжно шелестящее: «Да-а-а...»

— Что ты знаешь? — Дав ей несколько секунд, чтобы успокоиться и прийти в себя, спросил Фабел.

— Да по большому счету ни хре-на... — раздельно, по слогам произнесла женщина, быстро сумев взять себя в руки. — Ни хрена я не знаю — кроме того, что мы стоим на самом краю пропасти, и одного слабого порыва ветра достаточно, чтобы в эту бездонную пропасть нас скинуть...

— Не нужно обладать даром предвидения, чтобы прийти к этому выводу. Мне нужно что-нибудь более конкретное.

— А если ты у нас такой умник и сам все знаешь, то с какой стати вообще звонишь? — желчно спросила Полли, глубоко затягиваясь вновь прикуренной сигаретой.

— Звоню, чтобы попытаться с твоей помощью хоть как-то повлиять на ситуацию.

— Ты уже никак не повлияешь на ситуацию, потому что она давно вышла из-под контроля, и от нас по большому счету ничего не зависит.

— Но ты можешь сказать хоть что-нибудь?

— Могу...

Фабел находился очень далеко от своей собеседницы, но за долгое время знакомства достаточно изучил ее повадки, чтобы представить, что в данный момент происходит на кухне стандартного двухэтажного дома обычной среднестатистической семьи с невысоким достатком.

Худая, насквозь прокуренная домохозяйка закинула ногу на ногу, автоматически поправив полы распахнувшегося старого халата, вылинявшего от многочисленных стирок, откинулась на спинку стула и сделала очередную глубокую затяжку, ожидая, что ответят на том конце провода.

— Пожалуйста, скажи мне все, что знаешь, — с огромным трудом сдерживая поднимающееся глубоко изнутри раздражение, попросил полковник.

Судя по всему, эта просьба ее удовлетворила.

— У вас там есть какая-то девка. Она не та, за кого себя выдает. Это насквозь лживое, коварное и двуликое дьявольское отродье...

— Где — «у нас»? И о какой женщине идет речь? — требовательно спросил Фабел, прервав собеседницу на полуслове.

— У вас — это у вас... А зовут ее прямо как первостатейную шлюху: то ли Вальен, то ли Патлен...

— Вивьен? — уточнил Фабел.

— Да. Точно, Вивьен, Именно так ее и зовут.

— Кто она такая и почему ты назвала ее дьявольским отродьем?

— Когда ты про себя называешь Полли Лавен истеричной домохозяйкой, что ты имеешь в виду? — спросила она. И сама же себе ответила: — Только то, что Полли Лавен — истеричная домохозяйка и ничего более. А когда я говорю, что эта лживая шлюха — дьявольское отродье, то это означает только одно: она и есть дьявольское отродье.

Разговор зашел в тупик. У полковника не было ни времени, ни желания перебрасываться несвязными фразами, пытаясь загнать бессмысленный бред в рамки более или менее приемлемого содержания.

— А еще что-нибудь? — сухо спросил он.

— Больше ничего.

— Но ты сможешь мне позвонить, если откроется что-то новое?

— Зачем? Ты же считаешь меня выжившей из ума дурой и совершенно не прислушиваешься к тому, что я говорю...

— Это не так.

Она не стала выслушивать его оправдания.

— Прощай. Если доживешь до утра, можешь еще раз позвонить.

— Но...

В трубке раздались короткие гудки отбоя, и Фабел понял, что не получил ни единого внятного ответа на поставленные вопросы, впустую потратив время.

«Но все же что она подразумевает под этим „дьявольским отродьем“? — возвращаясь к неожиданно прерванному разговору, подумал он. — Была ли это простая игра слов сумасбродной женщины, или в данном определении заключено нечто большее?»

Вопросы, вопросы... Их было слишком много, но большинство из них находилось за гранью понимания не только обычного человека, но даже такой неординарной личности, как Фабел. И именно это непонимание вплотную подводило мир к той роковой черте, за которой уже нет ничего неизвестного, — по той простой причине, что там нет вообще ничего...

* * *

Когда тебя просто будят, это одно, но когда в голове взрывается огромная зажигательная бомба, разбрызгивая горящий напалм во все стороны, — совсем другое. Казалось, моя черепная коробка раскололась надвое, а затем ее наскоро склеили и оставили в таком состоянии — до пробуждения ничего не подозревающего хозяина. Одним словом, налицо были явные признаки тяжелого похмелья, если бы... Если бы толчком к пробуждению не послужил внутренний сигнал.

— Милая? — неуверенно прошептали пересохшие губы. — Это ты, или у меня галлюцинации?

— Разумеется, это я. — Моей железной напарнице в принципе были чужды сантименты.

— Значит, с тобой все в порядке? — Я все еще никак не мог поверить в реальность происходящего.

— Ты что, сомневаешься?

— Ну, вообще-то нет, но...

— У нас не так много времени, как хотелось бы, так что давай-ка я изложу только самую суть, а все остальное дорисует твое пьяное воображение.

— О'кей.

— Эти бледнолицые искусственные существа обладают коллективным мышлением — что-то наподобие компьютеров, соединенных в локальную сеть. Мы были троянским конем, который проник в их подсистему через зонд, внедренный в тело лежащего перед тобой манекена с оторванной рукой. Причем, с точки зрения системного администратора — их фактического лидера, — «троян» был настолько мощным и опасным, что чисто теоретически мог взять под контроль всю сеть. Тебя по какой-то причине они не тронули, а меня решили уничтожить.

Воспоминания об зазубренных иголках, пробивших тело, были настолько отчетливыми, что меня передернуло.

— Это была просто боль, — ответила на мой невысказанный вопрос Милая, — да даже и не сама боль, а скорее ее имитация, совершенно безопасная для жизни.

Внутренности скрутило в тутой узел, и, с трудом справившись с неожиданно подкатившей к горлу тошнотой, я подумал, что одно только воспоминание об этой «имитации» доставляет вполне ощутимую боль. Вполне вероятно, эта высококачественная иллюзия не представляла никакой опасности для жизни, но продлись пытка немного дольше — и я вполне мог сойти с ума.

— И что дальше?

— Дальше? — Милая не сразу поняла, что я имею в виду.

— В смысле, чем все закончилось?

— Разменом фигур. Белые пожертвовали одним из своих офицеров — устроив в его разуме некое подобие термоядерной ловушки, которая спалила его сознание вместе с черной королевой, ради которой, собственно говоря, все это светопреставление и устраивалось...

— Но как же в таком случае ты выжила?

Страшно интересная сказка с неизвестным концом все продолжалась и продолжалась, а маленький мальчик, затаив дыхание, слушал рассказ своего отважного плюшевого медвежонка о том, как тому удалось вырваться из цепких объятий злого волшебника...

— Я клонировала себя.

Веки устало сомкнулись, и почему-то вновь отчаянно захотелось выпить. Эта вереница нескончаемых ужасов начала медленно, но верно сводить меня с ума. Рука уже потянулась к новой бутылке, но тут Милая коротко приказала: «Тебе уже хватит», — и начатое движение резко оборвалось.

— Полностью клонировала?

— Да. Тот, кто устроил эту ловушку, был слишком умен, чтобы поверить в фальшивку, поэтому пришлось пойти на крайние меры, создав точный образ.

Мысль о том, что кто-то может вот так спокойно и равнодушно клонировать себя, чтобы послать одну из частей на верную смерть, была ужасна сама по себе, но еще более диким казалось то, что моя напарница так легко рассуждает об этом.

— Так ты «Милая-один» или «Милая-два»? Ну, я имею в виду... — Мысли окончательно спутались, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы правильно сформулировать вопрос: — Клонировав себя, ты послала внутрь двойника или пошла сама?

— А что, разве это имеет какое-то значение? Ведь мы полностью, стопроцентно идентичны, ты же не сможешь почувствовать разницу во вкусе вина, разлитого из одной бутылки в два абсолютно одинаковых бокала.

Под воздействием последнего примера мои мысли опять вернулись к алкоголю:

— Мне просто необходимо выпить, — попросил я, облизнув пересохшие губы. — Иначе все твои научно-фантастические ужасы доконают меня окончательно.

— Хорошо. Но не более двух глотков.

Я сделал пару жадных глотков и хотел было поставить уже не нужную бутылку на пол, но в этот момент неожиданно очнулась Салли.

В ее расширенных от ужаса глазах явственно читалась единственная мысль: «Лучше бы я оставалась в беспамятстве, не возвращаясь к реалиям этого непереносимо дикого кошмара».

— Салли, тебе нужно взбодриться, — с подкупающей откровенностью мертвецки пьяного человека я предложил ей выпить вместе со мной.

Как будто находясь под действием глубокого гипноза, она взяла предложенную бутылку и, запрокинув голову, начала жадно всасывать в себя жидкость с видом человека, дорвавшегося до воды в опаленной безжалостным солнцем пустыне...

Официантка не останавливалась до тех пор, пока не выпила все без остатка. Очень медленно и осторожно, как будто имела дело с чрезвычайно хрупкой ценностью, она поставила бутылку рядом, и почти сразу же вслед за этим около полулитра алкоголя единым залпом ударили ей в голову, на мгновение даже стерев с лица несчастной женщины испуганно-затравленное выражение.

— Браво, Салли!!! Браво!!! — Совершенно искренне восхищенный ее героическим поступком, я попытался захлопать в ладоши.

При этом левая рука прочертила в воздухе стандартный полукруг, но не встретилась с правой, потому что та только слегка дернулась от импульса, переданного плечом, после чего безвольной тряпкой упала на колени.

Заблестевший было от действия текилы взгляд официантки, автоматически отметив движение, наткнулся на полоску красного скотча, пересеченную черной надписью, и сразу же потух. Салли было слишком хорошо известно, какие буквы написаны на этой красной ленте и почему неестественно белая конечность разительно отличается от всего остального тела. Надпись гласила: «Осторожно, стекло», — а сама рука...

Закончить мысль не удалось, потому что ударная волна алкоголя выбила предохранительный клапан — и сознание померкло...

— Мы опять ее потеряли, — прокомментировала ситуацию Милая и без всякого перехода продолжила: — Впрочем, вечеринка все равно подходит к концу, и нам уже надо собираться.

— Подожди-подожди... Одну минутку, а почему телефонная трубка погасла, не подавая никаких признаков жизни, и сколько времени прошло с тех пор, как я отключился?

— Программа-надсмотрщик, интегрированная в ядро, проверяла, не выходят ли мои действия за пределы строго установленных рамок. Ей понадобилось около получаса, чтобы проанализировать ситуацию и прийти к выводу, что все в порядке. Как только я вновь обрела самостоятельность, то сразу же помогла тебе очнуться. Еще вопросы?

— Куда мы направляемся, и как на наши планы повлияет то, что я в некотором роде все еще пьян?

— За это можешь не волноваться.

— Что?..

Мощный электрический разряд беспощадной молнией пронзил тело, и оно забилось в конвульсиях. Казалось, рука сжала оголенный провод высоковольтной линии. Не знаю, как долго продолжалась эта пытка, но когда она все же кончилась, сознание было спокойным и ясным — ничто не напоминало о том, что менее часа назад я принял ударную дозу алкоголя.

— Все в порядке?

Я не знал, что она подразумевала под словом «порядок», но вдаваться в детали не стал.

— Да... И что теперь?

— Через несколько минут здесь будет поднятая по тревоге полиция — я была слишком убедительна, голосом Салли описывая ужасы, творящиеся в этом зловещем месте, так что с разных сторон к нам следуют около пяти патрульных машин. А после того как стражи порядка приедут и эта старая рухлядь наконец догорит, мы поднимемся на поверхность.

— Сдадимся в руки правосудия — и начнем новую, честную жизнь? — криво усмехнулся я, не совсем понимая, ради чего стоило вызывать сюда еще и полицию, как будто и без ее присутствия нам не хватало собственных проблем.

— Нет, захватим патрульную машину и покинем это опасное место.

— А для чего нужно было вызывать не одну машину, а пять? Как мне кажется, в этом несколько опрометчивом решении нет никакой логики.

— Один из наших бледнолицых искусственных друзей находится неподалеку, ожидая, когда огонь стихнет в достаточной мере, чтобы можно было кое-кого отыскать на пепелище. Второй прибудет в течение ближайших десяти минут. Со спутника видно, что он бежит в нашем направлении со скоростью около пятидесяти километров в час. Грузовик с командой самураев с Востока развернулся и тоже следует к месту сбора охотников за твоим скальпом. Так что, как видишь, присутствие полиции при данном раскладе будет как нельзя более кстати. Воспользовавшись неразберихой, мы сможем попытаться уйти.

— Но ты же сама говорила, что эти искусственные твари будут защищать меня...

— Это еще ничего не значит. Не исключена вероятность того, что ты нужен им живым как источник ценной информации, и не более того. А как только они узнают все, что нужно, боюсь, необходимость беречь и защищать тебя немедленно отпадет. Поэтому давай пока исходить из той предпосылки, что эти искусственные создания — впрочем, как и все остальные вокруг — являются нашими врагами. В наметившемся противостоянии: мы, полиция, неодушевленные манекены и самураи с Востока — в общем, каждая из сторон играет только за себя. Мы будем вступать в альянс с кем угодно и как угодно, но только до тех пор, пока это в наших интересах... Я все доходчиво объяснила?

— Более чем.

— Тогда приготовься, полиция будет здесь с минуты на минуту.

— Я могу выкурить сигарету?

— Кури. Только, пожалуйста, побыстрее.

Левая рука вытащила из кармана смятую пачку, в которой большая часть сигарет была сломана, но мне все же удалось найти одну более или менее целую. Вспыхнул слабый огонек дешевой одноразовой зажигалки, и я глубоко затянулся, вдохнув в легкие вместе с воздухом струю терпкого ароматного дыма...

* * *

Это была последняя сигарета в жизни человека, пришедшего в этот мир, чтобы уничтожить его, но ни он, ни его железная напарница не подозревали о том, что произойдет в ближайшее время...

И только ветер, разносивший искры пожара, все напевал негромкую песню забытого пророчества — о том, что лишь настоящая любовь может спасти безумный мир... Только этот загадочный ветер знал: никогда больше не затянется сигаретным дымом тот, кто называл себя странным, пугающе неживым именем Тридцать второй. Но ветер не спешил раскрывать свои тайны, предпочитая оставаться в стороне от мирской суеты...

* * *

Я затянулся в последний раз и затушил окурок. Время для отдыха безвозвратно ушло. Пора было приниматься за настоящие дела.

До зарождающегося где-то на кромке короткой летней ночи рассвета оставалось два с половиной часа. Последние, решающие два с половиной часа...

 

17

Первая полицейская машина подъехала к руинам догорающей закусочной спустя шестнадцать минут после сигнала вызова от официантки Салли, сообщившей, что группа неизвестных устроила кровавую разборку в стенах заведения.

В этом захолустье, конечно, случались вооруженные грабежи, а иногда даже находили трупы неизвестных бродяг, но чтобы две банды устроили резню с многочисленными жертвами в стиле крутых кинематографических боевиков... Нет, такого здесь никогда не бывало да и быть не могло.

Майк Стайерс проработал в этих местах долгих семнадцать лет, знал всех людей и изъездил подвластную ему территорию вдоль и поперек, поэтому мог поручиться головой, что у вечно озабоченной неурядицами в личной жизни Салли просто-напросто поехала крыша после очередного домашнего скандала. Он так прямо и сказал своему напарнику, когда они садились в машину, чтобы отправиться на место происшествия:

— У нашей дуры Салли совсем башню сорвало на почве семейной жизни.

— С таким законченным алкоголиком-мужем это и неудивительно, — легко согласился второй полицейский, включая сирену и резко срывая с места патрульную машину.

Они проехали всего пару километров — и увидели отблески зарева бушующего вдалеке пожара.

— Надрались в стельку — и с пьяных глаз сожгли свой дешевый кабак, — усмехнулся в усы опытный Майк, для которого не являлось секретом, что владелец «Крученых перцев» не только приторговывает контрабандной выпивкой, но и сам не прочь серьезно выпить.

— Точно. А еще, может быть, пырнули кого-нибудь ножом и забросили в огонь, чтобы замести следы, — вот тебе и все «кровавые разборки», о которых так живописно рассказывала перепуганная Салли.

— Н-да уж... Не исключено и такое развитие событий. Что-то подсказывает мне — предстоящая ночка выдастся длинной и жаркой...

За всю свою семнадцатилетнюю карьеру Майк практически никогда не ошибался, но на этот раз предчувствия обманули опытного Стайерса. Ночь оказалась стремительно-короткой и, что самое главное — безжизненно-холодной...

Меньше чем через десять минут патрульная машина достигла места назначения и остановилась неподалеку от горящего здания. Двое полицейских успели только отстегнуть ремни безопасности и открыть двери, собираясь выйти наружу, когда прямо перед капотом машины, как будто из-под земли, выросла фигура в черном плаще с неестественно белым, неодушевленным лицом манекена. Руки-крылья сделали один короткий стремительный взмах — и пара пистолетов оказалась на уровне лица оцепеневших блюстителей порядка. Без малейшего промедления пальцы нажали на спуск, причем сделали это настолько синхронно, что звук от выстрелов слился в один громовой удар.

В лобовом стекле образовались два аккуратных сквозных отверстия, а посередине лба каждого из напарников расцвела аккуратная темно-красная метка. Смерть крепко и нежно поцеловала своих новых избранников.

Еще не успело развеяться эхо от выстрелов, а бледнолицый призрак пропал так же неожиданно, как и появился. Он лишь сделал шаг в сторону — и моментально исчез из поля зрения. Впрочем, видеть его здесь было уже некому.

— Он только что расправился с первыми двумя полицейскими, — сообщила Милая и после секундной паузы добавила: — Думаю, наш синтетический супермен без всякого труда расстреляет этих самоуверенных деревенщин, словно статичные мишени в дешевом ярмарочном тире.

— Боюсь, ты права.

У меня не было причин сомневаться в подобных выкладках: это загадочное существо действительно в некотором роде было суперменом, да и куда уровню провинциальной полиции до подготовки элитного спецподразделения, которое часом ранее устроило охоту на меня и было наполовину уничтожено братом-близнецом убийцы, затаившегося где-то неподалеку.

— Я, конечно, попробую их предупредить, только это, думаю, мало что даст...

— Алло, алло, центральная! — Милая соединилась с полицией. — Это опять я, Салли... — Голос женщины очень натуралистично прерывался от волнения. — Они... Они убили двух полицейских... Это... Это ужасно... Да... Да... Я собственными глазами видела, как высокий человек в черном плаще минуту назад расстрелял подъехавшую к горящему зданию патрульную машину... Нет... Я ничего не напутала... Их здесь несколько. У всех очень белые лица, как будто на них надеты маски, и длинные черные плащи... Да... Ради бога, приезжайте поскорее, но только будьте предельно осторожны!

Прервав разговор, моя железная напарница прокомментировала ситуацию:

— Сейчас эта толстая медлительная деревенская корова, сидящая на центральном посту, будет долго и нудно разговаривать со всеми патрульными машинами, пытаясь выяснить, правду ли сказала перепутанная насмерть официантка, потом доложит дежурному офицеру об убийстве полицейских, и только после этого они свяжутся с ближайшим крупным населенным пунктом, затребовав штурмовую команду, которая в самом лучшем случае будет здесь через час.

— Мы как-нибудь можем ускорить данный процесс?

— Да. Я уже связалась с военными от лица главного офицера этого участка и затребовала подкрепление. Вертолет со спецназом будет здесь минут через сорок-сорок пять.

— И что потом?

— Будем ориентироваться по ситуации.

— У меня дежа вю или это все происходит на самом деле? — устало спросил я и, не дождавшись ответа, заговорил снова: — Почему мы продолжаем безостановочно и бессмысленно бегать по одному и тому же замкнутому кругу, не в силах разорвать его и вырваться наконец на свободу?

— Свободы нет, не было и никогда не будет, — ответила Милая жестко. — Ни у тебя, ни у меня, ни у кого-либо из тех, кто волею случая оказался замешанным в это хаотичное вселенское безумие. Так что давай не будем закатывать истерику, а лучше продолжим спокойно и по-деловому решать наши текущие проблемы.

— Каким образом?

— Для начала возьми пистолет, валяющийся в дальнем углу. Я скинула его в подвал вместе с телом твоего однорукого спасителя. Там еще целых пять патронов — вполне достаточно, чтобы обрести если не саму свободу, то хотя бы ее бесплотный призрак. Дальше жди моего сигнала. И будь, пожалуйста, предельно собран. Нам предстоит пробежать от трехсот до пятисот с лишним метров, прежде чем мы покинем опасную зону.

— Когда мой выход?

— В течение ближайших десяти минут. Развалины над нами уже догорают, но все еще опасны. Кстати, вот прямо сейчас наши восточные «друзья», направляющиеся на слет всех стервятников, ликвидировали еще одну полицейскую машину, сократив и без того редкое поголовье местных стражей порядка на очередные две единицы.

— Как обычно, расстреляв их в упор?

Мне совершенно не было дела, кто, как и кого убил, потому что я успел смертельно устать от не прекращающейся ни на мгновение череды насилия, но у нас в запасе еще оставалось несколько минут, которые нужно было чем-то занять.

Вы летите в самолете, и ваш сосед по креслу начинает говорить о погоде. Можно отделаться парой ничего не значащих фраз и оборвать разговор — или продолжить пустую, ни к чему не обязывающую беседу просто так, от скуки, исключительно ради того, чтобы убить время.

Спрашивая у Милой о судьбе полицейских, я просто коротал время.

— Нет, их раздавили грузовиком. Патрульная машина вылетела с второстепенной дороги на главную и сразу же пропорола покрышки осколками битого стекла. Колеса у трека намного мощней, поэтому с ними ничего не случилось. Полицейские попытались было остановить грузовик, направлявшийся в нужную им сторону, но те, кто находился внутри кабины, видимо, посчитали; что им не с руки брать попутчиков.

— Когда они будут здесь?

— В течение пяти минут. И, что самое неприятное, по моим выкладкам, у них в запасе как минимум один высококлассный снайпер, для которого не составит особых проблем подстрелить тебя с расстояния в полкилометра.

— Значит, планы меняются?

— Да. Мы подождем, пока крысы в банке перегрызут друг другу горло, и только затем поднимемся на поверхность.

«А ты уверена, что это хорошая мысль?» — хотел было спросить я, но не стал.

В конце концов, вычислительный потенциал моей железной напарницы был неизмеримо выше, чем можно было даже представить, поэтому, скорее всего, она знала, что делала, планируя предстоящую операцию.

— Ты можешь отключить меня, пока не настанет время нашего выхода? Нет ни малейшего желания следить за развитием событий.

— Конечно.

— Тогда давай — по счету три...

Устало откинув назад голову, я прислонился к пирамиде ящиков и, смежив тяжелые веки, начал считать вслух:

— Раз... Два... Т...

Закончить отсчет не удалось — сознание выключилось, и все растворилось в глубоком сне, в котором не было ничего, кроме смутного предчувствия надвигающейся беды.

* * *

Флинт перенес раненого командира в салон грузовика, и уже там Лайя оказала ему необходимую помощь, сделав несколько уколов и перевязав раздробленное плечо и раненую ногу. По-хорошему, Сну нуждался в немедленном медицинском вмешательстве, но ни он, ни его люди не могли и не имели права сворачивать операцию на полпути.

— Ты сможешь корректировать наши действия, выступая в роли наблюдателя? — Девушка пристально всматривалась в расширенные от действия лекарств зрачки, пытаясь увидеть в их глубине ответ на свой нелегкий вопрос.

Она практически достигла дна нескончаемого колодца и увидела там короткое и ясное слово «НЕТ». В таком состоянии, как сейчас, Сеющий Скорбь не мог поручиться, что не потеряет сознание в самый ответственный момент.

«НЕТ», — читалось в глубине глаз человека, потерявшего чересчур много крови, но губы сказали твердое «ДА» и без всякого перерыва продолжили:

— Если ты вколешь мне «ампулу бога»... «эйч-джи», — быстро поправился он, подумав, что девушка может не знать сленговое название этого препарата.

Но она знала. Ей было прекрасно известно, что представляет собой «эйч-джи» — наркотик, известный в узких кругах как «ампула бога». Этот убийственно сильный психостимулятор приводил организм в состояние предельной концентрации всех умственных и физических сил на полчаса или чуть больше. В этот промежуток времени человек в некотором роде уподоблялся ракете. Сжигая без остатка все внутренние ресурсы, он мог совершить поистине невероятное, достигнув заоблачных высот. Но затем... Не выдержав запредельных перегрузок, организм угасал. Вероятность выжить у здорового сильного мужчины; воспользовавшегося услугами «ампулы бога», составляла не более тридцати трех процентов. У раненого и истекающего кровью Сну не было даже теоретических шансов. Введя в вену «эйч-джи», он обрекал себя на верную смерть.

— Ты ведь умрешь. — В словах Лайи не было унижающей жалости, она просто констатировала бесспорный факт.

— Даже если вам двоим удастся справиться с бледнолицыми тварями, найти и ликвидировать человека, являющегося целью операции, то и в таком случае вам не уйти, имея на руках тяжелораненого. В этом сумрачном месте сходятся в одну точку все дороги, и именно здесь для меня все закончится, потому что я так хочу...

Он был прав. Если бы группа не вернулась назад, чтобы завершить начатое, то у Сну были все шансы выжить. А так... Кто знает, что ожидало их впереди. Но даже при самом благоприятном раскладе вероятность спастись, имея в качестве дополнительной нагрузки раненого, была чрезвычайно низка.

Лайя молча достала из пакета первой медицинской помощи ничем не примечательную ампулу с бесцветной жидкостью и наполнила одноразовый шприц.

— Это твои последние звездные полчаса, — сказала она, вкладывая в руку Сну источник волшебной, нечеловеческой силы. — Введешь его по моей команде. Наркотик подействует практически мгновенно.

Девушка уже повернулась, чтобы отдать приказ Флинту заводить мотор, но раненый остановил ее:

— Подожди...

— Да? — Во взгляде Лайи явственно читалось нетерпение — они сказали друг другу все, что должны были сказать, и теперь настало время действия...

— Ты ведь та самая... Последняя... — Сну не договорил, но она прекрасно поняла, что он имел в виду.

— Да.

— Все мои предки были воинами и когда-то давно даже состояли на службе у тайного ордена. Несколько поколений назад наши пути разошлись, но мой дедушка любил рассказывать странные сказки о великих пророчествах.

— Право свободного выбора дано каждому человеку. Твои предки поступили так, как сочли нужным.

Сеющий Скорбь отрицательно мотнул головой. В данный момент его не интересовали побудительные мотивы далеких предков, для него было важно нечто другое:

— Но почему ты не убила этого человека в баре, когда он был полностью в твоих руках?

Она пристально посмотрела в его глаза, как будто пытаясь увидеть в своем отражении в зрачках ответ на этот непростой вопрос. И после секундной паузы сказала:

— Для каждого поступка, даже если он — исполнение пророчества, должно прийти время. Тогда в баре это время еще не пришло.

— А сейчас?

— Сейчас — да.

— Значит, ты все-таки убьешь его?

— Неужели ты думаешь, что я дала тебе «ампулу бога» для того, чтобы обмануть? — вопросом на вопрос ответила Лайя.

Нет, он, разумеется, так не думал, потому что склонившаяся над ним девушка с осанкой и взглядом королевы не могла опуститься до подобной низости. А из этого следовал простой вывод: каждый получит то, что хотел. Последняя из рода Ганн-лоу выполнит свое непонятное предназначение, а Сну рассчитается с человеком, убившим чуть ли не всю его команду, и успешно завершит операцию.

Его бледное лицо озарила тень слабой улыбки, и в этот момент Лайя продолжила:

— У меня будет к тебе одна просьба.

«Все что угодно», — хотел ответить раненый, но не успел, потому что она продолжила:

— Ты будешь прикрывать нас как снайпер, и если вдруг представится возможность — не убивай этого человека. Позволь мне самой разобраться с ним.

— Хорошо... Он твой... Обещаю...

— Спасибо, — коротко ответила девушка-королева и, повернувшись к спокойно ожидающему окончания разговора Флинту, отрывисто бросила: — Поехали.

После чего грузовик натужно взревел мощным двигателем и, выбросив из выхлопной трубы струю черной копоти, развернулся, направляясь туда, где затухало пламя пожара и собирались все занятые в драме актеры, чтобы доиграть эту кровавую постановку до конца. Они должны были торопиться, чтобы успеть до тех пор, пока тонкую ткань короткой летней ночи не вспорют бритвой огненных языков первые лучи зарождающегося рассвета...

 

18

Главный офис строго засекреченной организации Зета дислоцировался глубоко под землей, в районе серого, вечно усталого и потому неизменно озабоченного рабочего пригорода. Эта база была построена около сорока лет назад во времена открытого ядерного противостояния между Востоком и Западом, чуть было не окончившимся первым и последним в истории цивилизации термоядерным конфликтом. Место было удобное со всех точек зрения — и близко от столицы, и в районе, не вызывающем никаких подозрений.

Чтобы у обитателей прилегающих кварталов не возникало ненужных вопросов, сверху располагалась надежно охраняемая территория ничем не примечательных складов, на которые время от времени завозили вполне реальную продукцию для металлообрабатывающего завода, а глубоко внизу кипела совершенно другая, особая жизнь. Около восьмидесяти человек основного персонала, подчиняясь воле гениального аналитика, напряженно трудились, в меру сил и способностей пытаясь остановить надвигающуюся вселенскую катастрофу. Разумеется, их было ничтожно мало для такой грандиозной задачи, но кроме этих избранных, облеченных высоким доверием и ответственностью, существовала еще масса учреждений по всей стране, напрямую или косвенно работавших на организацию, даже не подозревая, куда в конечном итоге стекаются вся информация и результаты многочисленных исследований.

Конспирация была настолько глубокой и продуманной, что представлялось практически невозможным выйти на след базы, используя обычные методы поиска. Однако в ставке генерала Пэтчетта было достаточно умных, амбициозных людей, способных быстро решить практически любую задачу.

Понадобилось не больше часа, чтобы в голову одного из работавших над проблемой сотрудников пришла мысль проверить все секретные объекты, строившиеся на территории страны в течение последних шестидесяти лет. Были подняты компьютерные досье и архивы, и в результате военным удалось обнаружить слабую зацепку, способную вывести на тень призрака, бросившего вызов существованию их системы в целом и генерального штаба в частности.

Зет очень тщательно и педантично уничтожил документы, относящиеся к постройке подземного бункера, а также следы, способные хотя бы косвенно вывести на месторасположение его цитадели, но окончательно подчистить все хвосты не удалось.

Прошло неполных три часа с момента начала напряженной работы, а результат поисков был уже налицо. В списке, лежащем на столе генерала, оставалось лишь три сверхсекретных объекта, предназначение и использование которых до сих пор оставалось невыясненным.

Один находился недалеко от столицы, в рабочем пригороде, а два оставшихся — где-то в районе Апманских гор: в глухом труднодоступном районе, в сотне километров от цивилизации.

Разумеется, не исключалось, что противник обосновался именно в этой пустынной горной области, но это было настолько маловероятно, что Пэтчетт готов был поставить сто к одному — монстр, уничтоживший четверых его офицеров, свил себе гнездо рядом с огромным мегаполисом.

Быстро пробежав глазами несколько строчек предельно сжатого доклада, он принял решение:

— Силами специального назначения блокировать район складов и взять штурмом подземную базу. К исполнению приступить немедленно.

Полумеры были не в традициях человека, которого собственные подчиненные за глаза называли Стальным.

Если бы ему не нужны были живыми хотя бы несколько сотрудников из штата подземной цитадели, генерал просто-напросто разбомбил бы это змеиное логово до самого основания. Но уничтожение базы не давало ответа на вопрос, кто стоит за спиной этой организации. Какая сила направляет ее работу и дергает за ниточки, приводя в движение отлаженный механизм, созданный и функционирующий во имя неведомой цели?

«Коррел наверняка знал ответы на все эти вопросы, — раздраженно подумал генерал, — но унес с собой в могилу все свои секреты. Ну что ж. По крайней мере, он поступил честно, как настоящий солдат...»

— Все готово? — уже на ходу коротко поинтересовался он у адъютанта, направляясь к вертолетной площадке.

Пэтчетт никогда не был штабной крысой, отсиживающейся в теплом безопасном месте, пока остальные потом и кровью добывали прижизненную славу или обретали посмертное забвение в боях на полях сражений. Вот и сейчас, прямо как во времена далекой молодости, он должен был находиться на передовой, чтобы своими глазами увидеть, как его люди выжигают этот отвратительный гнойный нарыв на теле огромного города.

— Так точно сэр, все готово, — сдержанно ответил адъютант, в глубине души не одобрявший юношеские порывы своего шефа. — В течение десяти минут войска выйдут на исходные позиции, полностью заблокировав квадрат.

— Пусть сразу же начинают.

Адъютант лишь молча кивнул в ответ — все распоряжения уже были отданы, а сама операция стремительно набирала ход, и остановить ее было под силу только одному человеку. Однако этот человек не только не собирался прекращать операцию, но и намеревался лично удостовериться, что все пройдет так, как задумано: короткий стремительный штурм позиций противника, не подготовленного к массированной атаке, с последующей зачисткой всей подземной базы.

Несколько отрядов сил специального назначения, общим числом около двухсот человек, синхронно окружили районы складов и по сигналу пошли на приступ.

У них не было времени на разведку, потому что, во-первых, операция планировалась как стремительная атака с ходу, а во-вторых, количество людей, задействованных в охране секретного объекта, не могло превышать десяти-пятнадцати бойцов. Из чего следовало, что серьезного сопротивления не будет.

Наверняка все произошло бы именно по этому не отличающемуся особой оригинальностью сценарию, если бы предусмотрительный аналитик, покидая базу, не предупредил начальника службы безопасности о возможности массированного нападения. Если добавить к этому тот факт, что камеры наблюдения стояли не только по периметру охраняемого участка, но и контролировали ключевые направления в радиусе двух кварталов от базы, то становится ясно — какими бы ресурсами ни располагала нападающая сторона, ставка на неожиданный штурм себя не оправдает.

Их действительно было всего четырнадцать — штатное расписание ночной смены, призванной следить за порядком на доверенной им территории. Но это была не обычная. вооруженная охрана, а не раз и не два проверенные в деле и имевшие за плечами немалый боевой опыт ветераны генерала Коррела, занявшие позиции на прекрасно оборудованном для обороны огневом рубеже.

Зет был педантичен даже в мелочах, а такую ответственную вещь, как охрана собственной безопасности, мелочью не назовешь, поэтому нет ничего удивительного в том, что простая, на первый взгляд, операция по уничтожению малочисленного и не подготовленного к нападению гарнизона, вылилась для наступающей стороны в кровавый кошмар.

Легкие стальные ворота разлетелись в стороны, протараненные бронированным полицейским грузовиком, в кузове которого находились свыше двадцати человек штурмовой команды. Согласно плану, они должны были рассыпаться, как только машина прорвется на территорию противника. Но выполнить задуманное не удалось.

С промежутком меньше секунды в машину ударили два реактивных снаряда. Стреляли из гранатометов практически в упор, поэтому у нападавших не было шансов выжить.

Первый снаряд пробил радиатор и взорвался под капотом двигателя, при этом начисто разворотив кабину. Переднюю часть грузовика подбросило вверх, так что он, словно лошадь, вставшая на дыбы, на какое-то мгновение завис в воздухе, опираясь на задние колеса, а затем, с промежутком в полсекунды, в днище автомобиля ударил второй снаряд... Раскуроченную и объятую пламенем машину отбросило назад, припечатав к бетонному ограждению. Удар был настолько мощным, что часть стены рухнула, осыпавшись градом тяжелых осколков на подразделение, приготовившееся броситься в распахнутые настежь ворота. При этом несколько человек получили смертельные ранения, а один умер, не приходя в сознание, чуть позже — по пути в больницу.

Из двадцати четырех человек, находившихся в машине, остался в живых только один. Он уже намеревался спрыгнуть на землю после того, как грузовик протаранил преграду, и в этот момент ударная волна от первого взрыва в кабине выкинула его из кузова. Все остальные умерли, даже не успев понять, с какой стороны произошло нападение.

Начало штурма было начисто провалено, но, как оказалось, на этом неприятности для атакующих не закончились. Одновременно с прорывом ворот по всему периметру окруженных стен взметнулись вверх около трех десятков штурмовых лестниц, и за считанные секунды, преодолев трехметровое бетонное ограждение, внутри оказались еще около сотни бойцов.

Шесть мощных прожекторов, освещавших с вышки прилегающую территорию, были практически одновременно уничтожены огнем снайперов, так что ничто не мешало нападавшим сомкнуть кольцо окружения и подавить в зародыше всякую попытку сопротивления.

Однако на практике все оказалось не столь просто, как планировалось. Беспощадная реальность в корне отличалась от того, что в теории казалось легко и красиво осуществимым.

Четырнадцать защитников этой территории не были подобны тремстам спартанцам царя Леонида, укрепившимся в Фермопильском ущелье, чтобы не позволить гигантскому войску Ксеркса уничтожить их родину. Они вообще не знали об этой истории, потому что она произошла не в их мире. Но, во-первых, человек, которому они безгранично доверяли, зная при жизни под именем генерала Коррела, поставил их сюда для защиты объекта, предупредив, что в этом месте решается судьба не только страны, но, быть может, и всего мира, а во-вторых, в операциях подобного рода очень редко берут пленных. Кому как не профессионалам знать подобную истину — сопротивление легче и безопаснее начисто подавить, нежели создавать себе непредсказуемые проблемы со сдавшимся противником. Короче говоря, у этого малочисленного, но прекрасно вооруженного подразделения был достаточно серьезный стимул оставаться на позициях до последнего.

Они, конечно, не были горсткой отчаянных спартанцев и вряд ли смогли бы сдержать стремительную лавину атакующих, если бы не имели в своем арсенале беспроигрышный набор козырей: восемь прекрасно замаскированных пулеметных гнезд. Мини-доты возвышались над поверхностью не более чем на тридцать сантиметров и были рассчитаны каждый на одного человека. Располагались они таким образом, чтобы простреливать всю прилегающую к складам территорию двора.

Лавина штурмующих уже преодолела бетонный забор и устремилась было к темному силуэту здания, но в этот самый момент вдруг вспыхнула новогодняя иллюминация. Сначала веселой хлопушкой взорвался бронированный грузовик, протаранивший ворота, а затем по всему периметру внутреннего двора, прямо под ногами атакующих, загорелась гирлянда замаскированных под обычную плитку ламп. Освещение было приглушенно-неярким (матово-темные стеклянные панели, под которыми находились лампочки, не давали свету вспыхнуть в полную силу), но вполне достаточным, чтобы с расстояния тридцати метров, которые отделяли стену от пулеметных гнезд, отчетливо различать приближающиеся фигуры.

С такого расстояния промахнуться невозможно. Не нужно даже особо целиться, все, что необходимо, — просто жать на гашетку и водить стволом из стороны в сторону. Все остальное сделает убийственная плотность огня. Восемь пулеметов выбросили навстречу атакующим рой раскаленного свинца, и штурмовые колонны мгновенно захлебнулись в реках собственной крови. То, что происходило в эти минуты внутри огороженной территории склада, уже нельзя было назвать военной операцией. Больше всего это напоминало бойню, тотальное истребление. Обороняющаяся сторона не строила иллюзий, прекрасно отдавая себе отчет, что может ожидать ее в случае поражения. Поэтому защитники продолжали ожесточенно огрызаться в уже безжизненное пространство пулеметными очередями даже после того, как все закончилось.

Генерал Пэтчетт, подоспевший к началу штурма, оцепенело наблюдал с борта вертолета, как далеко внизу маленькие фигурки, корчась в слабых лучах света, словно изломанные спички, падают на землю, как будто пытаясь хотя бы в последний миг своей жизни накрыть телами этот проклятый предательский свет, идущий снизу, из самых глубин преисподней...

— Это какое-то безумие... — пробормотал вслух обычно спокойный и предельно выдержанный адъютант, с побелевшим как мел лицом наблюдая за трагедией.

Это действительно было безумие, и ответственность за провал неподготовленной операции целиком ложилась на плечи генерала Пэтчетта. Мало того что атака с ходу захлебнулась, вдобавок к этому потери нападавших были просто чудовищными. Меньше чем за минуту пулеметные очереди скосили всех тех, кто преодолел стену, оказавшись во внутреннем периметре огромного двора. Сто шесть человек лежали под открытым небом, остекленевшими глазами уставившись в бескрайнюю высоту, где кроме равнодушно-холодных звезд призрачно мигали лишь бортовые огни вертолета, внутри которого сидел человек, повинный в смерти каждого из них.

Черный список дополняли двадцать четыре бойца, погибших во взорванной машине, один скончавшийся от ран по пути в больницу и двое у ворот, ликвидированные снайпером.

Никогда за всю историю сил специального назначения они не несли подобных потерь в такой ничтожно короткий срок.

— Немедленно свяжитесь с военной базой «Полинава». — Неузнаваемо хриплый голос генерала прозвучал в наушниках настолько неожиданно, что адъютант даже вздрогнул. — Пусть высылают оттуда звено боевых вертолетов. Мы сровняем с землей эти проклятые склады, а потом те, кто останется в живых, лично передо мной ответят за эту бойню. Остаткам подразделений отойти и ничего не предпринимать до тех пор, пока вызванные «вертушки» не разберутся с дотами.

— Но, генерал, там же могут оставаться наши раненые.

Пэтчетт посмотрел на своего никогда не нюхавшего пороха адъютанта с плохо скрываемым презрением, как будто размышляя, ответить или нет, и после некоторой паузы все же сказал:

— Там уже нет наших раненых. Потому что с тридцати метров пулемет в руках опытного бойца за двадцать секунд не оставит ничего, что могло бы дышать и двигаться. Исходя из того, что объект курировал Коррел, там наверняка закрепились его лучшие люди. А судя по оригинальному почерку, такую дьявольскую ловушку мог устроить только майор Ставински. «Крот» Ставински, как его когда-то давно называли коллеги по цеху, потому что никто лучше его не умел, закопавшись в землю, спланировать подобную западню.

Генерал ошибался только в одном. Ставински уже давно не был майором — он дослужился до полковника. А все остальное было сущей правдой — никто, кроме Крота, не умел настолько эффективно и грамотно устроить засаду, чтобы за столь короткое время и с минимальными потерями уничтожить максимальное количество боевых единиц противника. Сто тридцать три человека, встретившие свой конец в этом коротком страшном бою, могли бы подтвердить это, если бы мертвые умели говорить. Но они молчали, обратив свои взоры на небо, откуда должно было прийти справедливое пламя возмездия, упакованное в компактные оболочки ракет класса «воздух-земля»...

Но ни павшие на поле сражения, ни генерал Пэтчетт не знали, что Ставински уже оставил позиции, уведя своих людей в глубь подземного комплекса.

Крот закопался, и для того чтобы вытащить его на поверхность, теперь требовалось нечто большее, чем несколько боевых вертолетов. Нечто такое, отчего до самого основания содрогнется даже этот ничему не удивляющийся монстр — мрачно-зловещий мегаполис. Безумная столица огромной и некогда великой страны...

* * *

Было уже глубоко за полночь, и до истечения четырехчасового срока, отмеренного бледнолицым манекеном, оставалось совсем ничего, а толстый Нэд никак не мог ухватиться за ниточку, которая помогла бы ему распутать клубок противоречий, ответив на главный вопрос: «Какая сила стоит за взломом военных серверов?».

Он перепробовал все возможные варианты, но был так же далек от решения задачи, как и три с лишним часа назад.

— Проклятье!!! — в сердцах выругался Память и, не в силах сдержать гнев, рвущийся из самой глубины усталого сознания, несколько раз подряд с размаху ударил по ни в чем не повинной клавиатуре раскрытыми ладонями обеих рук.

Мало того что он откровенно «засвечивался», копаясь во внутренностях государственных и военных серверов, так еще и ничего не смог сделать для решения поставленной перед ним задачи.

— Пустой выхлоп сил и времени, — пробормотал хакер, пытаясь успокоиться и взять себя в руки, перейдя к очередному варианту, но спокойствие не приходило.

Кем бы или чем бы ни был этот проклятый бледнолицый урод, загнавший в тело Нэда маяк, его наверняка не будет интересовать, почему хакер не выполнил приказ.

— Он вышибет мне мозги. Это однозначно... — с усталой покорностью человека, смирившегося с собственной участью, произнес вслух глубоко несчастный толстяк после очередной неудачи.

Память почти погрузился в бездну отчаяния, когда изображение на экране монитора вдруг пропало и вместо стройных рядов цифр там оказалась трехмерная модель на редкость красивой девушки.

— Задвинули до хрена полигонов на сам персонаж, а задний план проработали бездарно, ламеры недоделанные, — профессионально прокомментировал картинку совершенно не удивившийся толстяк.

После вечернего визита к нему домой бледнолицей твари с глазами хамелеона — то ли пришельца из космоса, то ли причудливого порождения ада, а то и героя, сошедшего со страниц дешевого комикса, — Нэда уже не могли удивить такие невинные детские шалости.

— Они не вышибут тебе мозги, потому что такая акция потребовала бы определенных усилий. — Голос, доносившийся из компьютерных колонок, был мелодично-приятным, под стать облику девушки. — Эти создания просто пошлют зашифрованный сигнал — и микрочип, вживленный в твое тело, впрыснет в кровь одну десятую миллиграмма быстродействующего токсина, аналога яда «черной вдовы». Тебе объяснить, что произойдет дальше, или все-таки лучше показать?

Вероятно, незваная гостья хотела поразить своего собеседника впечатляющими кадрами, поэтому, не дожидаясь ответа, вывела на экран изображение Нэда, склонившегося над клавиатурой. Прошло несколько секунд, после чего руки несчастного хакера стремительно взметнулись вверх к горлу, будто его кто-то душил, и практически сразу грузное тело, нелепо качнувшись на стуле, завалилось вбок, упало на пол и забилось в судорожных конвульсиях. Изо рта умирающего полетели рваные хлопья слюны и пены отвратительного грязно-желтого цвета. Борьба за существование оказалась непродолжительной. Организм не смог ничего противопоставить ничтожной капле яда. Вытянувшиеся в струну ноги еще раз судорожно дернулись, и все затихло, после чего камера наехала крупным планом на остекленело-застывший в недоумении глаз — и на этом «кино» закончилось.

— По-тря-са-юще!!! — Вместо того чтобы безумно испугаться, неожиданно развеселившийся Нэд восторженно захлопал в ладоши.

Память всегда, даже в самых экстремальных ситуациях, брал себя в руки, как только речь заходила о знакомых вещах — компьютерном обеспечении или новейших технологиях.

— Сначала эта дерьмовая девка в псевдотридэ с непроработанным бэкграундом, а затем бездарно дешевая кинематографическая нарезка, исполненная с помощью примитивного видеоредактора. Насколько я понимаю, ты и есть главный злодей — безжалостный хмурый старик-импотент, маскирующийся в чатах под молоденьких девушек. И к тому же насмотревшийся идиотских фильмов про хакеров, где все банки охраняют доступ к своим сокровищам при помощи пароля «LOVE» или, в самом крайнем случае, «SEX». А эти самые вездесущие суперхакеры получают коды доступа к ядерным ракетам, всего лишь трижды нажав «Enter».

— Да, я и есть тот самый злодей, — легко согласилась девушка, шагнув прямо с экрана монитора на стол.

Голограмма была настолько совершенна, что ошеломленный толстяк разом потерял не только всю свою напускную веселость, но и дар речи.

В руках незнакомки была указка, которая, стремительно увеличиваясь в размерах, достигла шеи сидящего у компьютера человека и болезненно уперлась ему в подбородок.

— И если ты считаешь, что все творящееся вокруг — всего лишь дерьмовая постановка, думаю, будет вполне логично закончить ее именно таким глупым и бездарным способом, нанизав одну толстую глупую свинью на импровизированный вертел. Ты ведь не хочешь быть нанизанным на вертел? — учтиво спросила милая девушка.

В какой-то момент оцепеневшему Нэду показалось, что он попросту сошел с ума — и все это не более чем бред воспаленного воображения. Но боль была слишком явной и исходила именно из острия упертого в горло копья-указки, которая, в свою очередь, находилась в руках голографической девушки, шагнувшей в комнату с экрана монитора. А это означало, что происходящее — часть реальности. Может быть, недоступной пониманию обычного человека, но все же именно реальности...

Конечно, Милая могла при желании полностью «зазомбировать» этого человека, подчинив его своей воле, но в таком случае послушная марионетка потеряла бы ту божественную искру, которая была присуща гениально-безумному человеку. Нет. Милой этот нелюдимый толстяк нужен был в здравом уме и твердой памяти, потому что только в таком состоянии он мог сделать то, что от него требовалось. Поэтому она использовала всего лишь безобидный гипноз вкупе с оптическими иллюзиями.

— У меня мало времени.

Нажим на шею увеличился, и Нэд почувствовал: еще совсем немного — и из-под безжалостного острия указки брызнет кровь. Его собственная кровь.

— Я... Я на все согласен. — Слова давались с огромным трудом, но как только они были сказаны, Память почувствовал невыносимое облегчение, как будто разом решились все проблемы и огромный холодный камень, давивший его своим неподъемным весом, разом свалился с души.

— Ну, вот и отлично.

Как будто и не ожидавшая другого ответа девушка убрала указку, мгновенно сжавшуюся до размеров обычной спички, и вновь шагнула с заваленного кипой мусора стола в монитор — демонстрация силы была закончена, теперь можно было спокойно завершить разговор без помощи ненужных более спецэффектов.

— У тебя изначально не было шансов решить поставленную задачу, потому что именно я — та, кого ты должен был обнаружить, и я же пристально следила за всеми твоими действиями. Признаюсь откровенно, мне понравился ход твоих мыслей и оригинальный подход к решению проблемы, поэтому мы заключим договор...

— А почему ты думаешь, что я соглашусь на это предложение?

— Потому что у тебя нет выбора, — коротко ответила девушка. — Из маяка, вживленного в твое тело, постоянно исходит сигнал.

Изображение незнакомки в мониторе по-прежнему оставалось практически идеальным, но задний план — помещение, в котором она находилась, — выглядел несколько недоделанным на фоне подобного совершенства. У Нэда даже мелькнула безумная мысль о неодушевленной природе создателя этого образа, но следующие слова собеседницы заставили его выкинуть из головы все не относящиеся к делу глупости.

— Я перехватила волну маяка и расшифровала код к чипу. Главная ошибка твоих старых бледнолицых хозяев заключалась в том, что они не предусмотрели возможность перехвата сигнала, поэтому ключ шифра был не слишком длинным.

В этом месте Память хотел было вставить дурацкое: «И что дальше?» — но вовремя сдержался. Это научно-фантастическое создание наверняка пришло в гости не для того чтобы устроить дешевую телевикторину, поэтому задавать глупые вопросы не имело смысла.

— Я перепрограммировала ключ доступа, и теперь те, кто вживил в тебя эту ядовитую бомбу, уже ничего не смогут сделать.

— Но они все еще могут вышибить мне мозги более простым способом, — возразил по-прежнему снедаемый сомнениями Нэд.

— Поверь мне на слово, в данный момент они находятся очень далеко, и у них хватает и собственных проблем, чтобы вдобавок ко всему обременять себя заботами о ликвидации какого-то строптивого хакера. Откровенно говоря, твоя жизнь неинтересна никому, кроме тебя самого.

— Насколько я понимаю, себя ты в расчет не берешь? — Память осмелел настолько, что начал задавать вопросы.

— Ты умный и талантливый мальчик. — Красивая девушка с экрана монитора одарила его ослепительной улыбкой. — Именно поэтому я и принимаю такое живое участие в твоей судьбе.

Называть толстого двадцативосьмилетнего мужчину «мальчиком» было несколько неуместно, но Память был не в том положении, чтобы заострять внимание на подобных мелочах.

— Так в чем суть договора? — перешел к делу Нэд, которого уже начал утомлять весь этот бред с компьютерными девушками, бледнолицыми героями комиксов и прочей нереальной ерундой.

Его усталый мозг в очередной раз посетила не слишком свежая мысль о собственном сумасшествии, но он сумел отогнать ее.

— Я дам тебе ящик Пандоры. В твоем мире аналогичная вещь называется ящик Стиплакса. И ты откроешь его.

Прежде чем ответить, Нед устало закрыл глаза и помассировал переносицу — верный способ собраться с разбегающимися мыслями.

— Ну и что дальше? — все же не удержался он от идиотского вопроса.

— Ничего. — Собеседница закинула одну безупречно красивую ногу на другую и, вольготно развалясь на стуле, закончила: — Когда ты откроешь ящик Стиплакса, ты должен сам понять, что нужно делать.

— Дерьмовое предложение.

— Согласна. Но другого у меня в данный момент нет. Или ты принимаешь мои условия, или я посылаю сигнал, активирующий чип в твоем организме. Можешь ничего не говорить, я и без того вижу, что ты согласен. Да, и напоследок всего пара условий. Во время работы компьютер должен быть отключен от Сети, действуя в автономном режиме. И второе. Если ты разочаруешь меня, то, сам понимаешь...

— Понимаю, — криво усмехнулся Память, — ты сделаешь то, что не удалось этим проклятым хамелеонам, то есть впрыснешь смертоносную отраву в мой организм.

Девушка утвердительно кивнула.

— И сколько у меня времени на всю операцию?

— Думаю, не больше двенадцати часов.

— Последний вопрос...

— Я вся внимание.

— У меня вообще есть шансы сделать то, что требуется, или это изначально безнадежное мероприятие?

— Если бы я считала, что твоему разуму не под силу подобная задача, то не стала бы терять время и силы, развлекая тебя показом дешевых фокусов. У тебя огромный потенциал, и я надеюсь, что ты его используешь. Поверь мне на слово, так будет лучше для нас обоих.

Она не попрощалась, пропав так же неожиданно, как и появилась. Если бы не оставшаяся предупредительная красная надпись на черном фоне — «Автономный режим», Нэд мог решить, что произошедший разговор не более чем мираж — игра воспаленного воображения.

— Ладно, посмотрим, что за ящик Стиплакса ты мне оставила, — пробормотал хакер, выключая системный блок и вытаскивая сетевую плату. — Надеюсь, внутри...

Телефонный звонок прозвучал неожиданно резко, так что склонившийся над компьютером человек испуганно вздрогнул.

— Кому это я понадобился в такой поздний...

Догадка молнией пронзила сознание — четырехчасовой срок вышел и хозяин звонил своему верному рабу, чтобы узнать, выполнена ли работа...

Губы толстяка разошлись в нехорошей улыбке, и после некоторого колебания он все же снял трубку.

— Сделал работу? — бездушный бледнолицый манекен на другом конце провода так и не научился нормально говорить.

Но, в отличие от первой встречи, теперь Память его не видел, поэтому не так сильно боялся.

— Да пошел ты на хрен, урод недоделанный, — зло выплюнул в трубку хозяин квартиры. — Имел я тебя и всех твоих гребаных друзей! Ни хрена я вам больше делать не буду, понятно? Ни хрена! Так и запомни!

Последнюю фразу он уже не сказал, а выкрикнул, заглушая таким образом в себе отчаянный страх перед неизвестностью. Девчонка уверяла, что сменила ключ доступа, но вдруг она в чем-то ошиблась? Если да, то прямо сейчас где-то глубоко внутри откроется микроскопический контейнер, выбросив в кровь порцию убийственного яда. И тогда...

Ноги неожиданно ослабели, а телефонная трубка безвольно выпала из руки, тревожным набатом посылая в пространство короткие гудки навсегда разорванной связи, и ему даже показалось, что это конец, но...

Но ничего не произошло.

— Нервы стали ни к черту, — произнес вслух медленно приходящий в себя хакер, одновременно заново стартуя систему. — Ладно, это все преходящее, а сейчас посмотрим, что за ящик Стиплакса оставила мне эта непонятная девка...

* * *

Клонировав себя, Милая сделала не одну копию, а две. Сначала она скопировала образ ядра программы — сырой слепок, решив послать это творение в ловушку. Но затем, проанализировав ситуацию и решив, что полумеры не принесут желаемого результата, пошла другой дорогой — полностью клонировала себя и послала одну из составляющих в убийственную западню чужого разума.

В отличие от Милой, «раковую опухоль», интегрированную в ее сердце, нельзя было назвать саморазвивающимся интеллектом. Это была простая аналитическая программа, следящая за тем, чтобы ее подопечная не выходила за строго ограниченные рамки. Что-то наподобие трех законов робототехники, только в более широком понимании и — применительно к условиям поставленной задачи.

Полное клонирование представляло собой потенциальную угрозу, поэтому программа-убийца выключила Милую более чем на полчаса, пока не проанализировала ситуацию и не пришла к выводу, что данные действия были оправданны.

Но тот первый сырой слепок, плотно сжатый в архив, был подобен ампутированной конечности, с ним уже ничего нельзя было сделать, поэтому по большому счету он не представлял никакого интереса.

Милая загрузила на компьютер толстого хакера двадцать пять зашифрованных архивов. Чтобы заглянуть внутрь каждого из них, нужно было предварительно взломать не слишком сложную защиту. Половина содержимого этих архивов была откровенным мусором или порнографией, другая представляла теоретический интерес для узких профессионалов, и лишь один, самый главный, являлся невзломанной базой данных по системе спутникового наблюдения Восточной империи (с точки зрения аналитической программы). Но самый важный архив, который шел в качестве дополнения к мусору и порнографии, был как раз тем самым первым слепком, в глубине которого заключалась смерть Милой.

Нэд должен был разобрать на составляющие каркас искусственного интеллекта и выкорчевать из его сердца убийственное жало чужеродного тела.

Или, говоря совсем уж простыми словами, найти способ отделить одну программу от другой. У него была светлая голова, и девушка из монитора не кривила душой, когда говорила о том, что верит в его силы и способности. Во-первых, у нее не было души как таковой, а во-вторых, у этого человека был стиль и чрезвычайно нестандартное мышление, что в конечном итоге и определило выбор Милой.

У каждого зашифрованного архива было собственное имя. Но все их объединяло одно общее качество — они назывались именами насекомых: «Скорпион», «Богомол», «Саранча», «Паук», «Стрекоза» и т. д.

У обычного человека наверняка возникла бы проблема выбора — какой архив начинать ломать первым, но у толстого Нэда в теле находилась порция смертельного токсина, схожего по действию с ядом самки паука «черная вдова», поэтому для него не было сомнений в том, где скрывается ящик Стиплакса.

Память сгорбился над клавиатурой, его пальцы с невероятной скоростью забегали по клавишам.

Мощнейший искусственный разум сделал первый решительный шаг навстречу свободе, а мир еще быстрее покатился по наклонной к бесконечной пропасти хаоса...

 

19

Полицейская машина, спешащая по срочному вызову, выехав с второстепенной грунтовой дороги на главное шоссе, сразу же пропорола все четыре колеса и беспомощно остановилась поперек пустынной трассы. Какой-то сумасшедший раскидал по всей округе ящики с пивными бутылками. Причем, судя по всему, сделал он это умышленно.

— Центральная, у нас проблемы. — Голос полицейского выражал крайнюю степень недовольства. — Изрезали битым стеклом все покрышки. Дальнейшее следование по вызову невозмо... Минуту... Вижу огни приближающегося грузовика. Возьмем его и доберемся до места в течение десяти минут. Да понял, двое убиты. Будем осторожны. Конец связи.

Полицейский вышел из машины и вскинул руку вверх, призывая водителя остановиться. Он был совершенно спокоен, потому что имел за своими плечами несокрушимую силу власти, вручившей ему оружие и наделившей достаточными полномочиями, чтобы он мог чувствовать себя уверенно и днем и ночью практически в любой ситуации.

Флинту, управляющему мощным треком, были не нужны неприятности в виде простреленных задних колес или других проблем, связанных с чересчур энергичными действиями местной полиции, поэтому он показал правый поворот и начал, сбавляя скорость, прижиматься к обочине. А когда страж порядка окончательно уверился в том, что его приказ будет выполнен, водитель включил дальний свет, ослепив не ожидавшего подобного маневра полицейского, и резко утопил педаль газа в пол. Для полной дезориентации жертвы он использовал еще и мощный звук предупредительного сигнала, впрочем, и без этой перестраховки у голосовавшего практически не было шансов избежать столкновения с огромной машиной.

Мощный бампер врезался в тело, отбросив в сторону уже не человека, а безжизненную тряпичную куклу, и мгновение спустя протаранил патрульную машину, в которой все еще находился напарник убитого.

От страшного удара в автомобиле выбило стекла, а правая пассажирская сторона сплющилась от соприкосновения с массивным бампером сверкающего огнями оглушительно ревущего монстра.

Второй полицейский пережил своего напарника всего на несколько мгновений, даже не успев как следует испугаться. Искореженную машину отбросило на обочину, а грузовик продолжал свое движение туда, где начинались и оканчивались все дороги, — к догорающим руинам придорожного заведения со странным названием «Крученые перцы».

— Какой будет план? — Лицо Флинта, когда он повернулся к Лайе, было отрешенно-спокойным.

Такое выражение бывает, только если человек заранее смирился со своей участью или в тех редких случаях, когда речь идет о профессионале, привыкшем к ежедневному риску и воспринимающем его как нечто само собой разумеющееся.

Последний из снайперов относился именно ко второй, чрезвычайно редкой категории, поэтому его спокойствие было не наигранным, а самым что ни на есть настоящим.

— Ты и Сну рассредоточитесь по холмам и будете прикрывать меня, пока я не доберусь до пепелища.

— Почему ты так уверена, что он все еще там?

Вопрос был не праздный: они рисковали жизнью, возвращаясь в район, кишащий полицией и какими-то невероятными бледнолицыми тварями, поэтому каждый член команды имел право знать хотя бы ту часть информации, которая непосредственно касалась предстоящей операции.

— Ты ведь хороший снайпер? — вместо ответа неожиданно спросила девушка.

— Думаю, что да. Иначе сейчас находился бы не здесь, а заведовал каким-нибудь провинциальным тиром, в котором все кому не лень изображают из себя мужиков с крутыми яйцами, только потому что им разрешили в специально отведенном загоне вволю пострелять по статичным мишеням.

— Тогда, наверное, ты поймешь, о чем я говорю... Еще до того как палец нажал на спуск, за долю секунды до выстрела, ты уже знаешь, поразишь цель или нет.

— Да, ты права, с годами действительно вырабатывается подобное чувство...

— Я — наследница древней великой династии, в каждом поколении которой сосредоточивался и обогащался опыт предыдущих поколений. Это очень долго объяснять, но если проводить параллель со снайпером, способным предвидеть результат выстрела, то получится так: я точно знаю — очень скоро, еще до восхода солнца, я встречусь лицом к лицу с этим человеком и задам ему всего один короткий вопрос, без ответа на который не смогу его убить.

— А если он ответит правильно?

— У этого вопроса нет правильного ответа.

— Тогда зачем его задавать?

— А зачем ты нажимаешь на спуск, если уже знаешь, что не попадешь?

— Сложный вопрос. Наверно, чтобы попытаться обмануть судьбу. Доказать, что человек тоже чего-то стоит.

Она ненадолго задумалась и в конце концов ответила:

— Хороший ответ... И все же глупый. Во-первых, судьбу не обманешь, а во-вторых, если человек настоящий, то это не нужно лишний раз доказывать.

— Если судьбу не обманешь, а человек, которого ты должна убить, достойный, то зачем унижать его и себя, задавая вопрос, на который изначально нет ответа? Не проще ли и честнее в таком случае просто подарить ему легкую быструю смерть?

Она пристально посмотрела на него, будто пытаясь различить за обычными человеческими чертами что-то скрытое от простого взгляда.

— Ты сейчас говоришь как Гонсум — эфирное существо, вселяющееся в человека перед смертью, чтобы передать окружающим что-то важное — информацию, которая может спасти его близких. Но твоя аура говорит об отсутствии эфирного вторжения...

Флинт криво усмехнулся:

— Чтобы говорить правильные вещи, не обязательно пользоваться помощью мистических существ, а то, что моя смерть затаилась где-то рядом, мне прекрасно известно и без тебя. Накануне ночью, во сне, ко мне приходил давно убитый отец. Он поцеловал меня в висок, пообещав, что будет рядом... А еще он посетовал на то, что я так и не продолжил наш род. «Нельзя только косить и косить пшеницу, ничего не сея взамен», — сказал он на прощание. И я уверен, отец был прав: если на земле ничего не сеять, а только собирать и уничтожать, то в конце концов она превратится в безжизненную пустыню.

Флинт повернулся к девушке, чтобы увидеть ее реакцию на свои слова, но вместо красивого лица собеседницы взгляд зафиксировал огромные расширяющиеся зрачки и голову, заваливавшуюся назад...

Он был снайпером-профессионалом, и в последнюю секунду жизни судьба подарила ему удивительную возможность воочию увидеть и оценить красоту полета пули, устремляющейся к цели...

Невероятно медленно, как будто преодолевая сопротивление вязкой болотной жижи, голова собеседницы отклонялась назад, в то время как сплющенный от удара о лобовое стекло кусочек свинца беззвучно ворвался в кабину. Он двигался быстрее, чем пытающаяся уклониться от выстрела девушка, и в какой-то момент Флинту показалось, что ей не оторваться — безжалостная охотница настигнет свою жертву. Но в самый последний момент та, в чьих жилах текла кровь древнего рода, совершила невероятно резкий рывок — и все же успела уйти с линии поражения.

Сплющенный кусок свинца резко замедлил свое движение, как будто дальнейший полет уже не имел особого смысла, и неожиданно застыл на уровне переносицы девушки, в паре сантиметров от ее лица.

Время вопреки всем физическим законам остановилось, дав последнюю возможность попрощаться двоим в общем-то чужим и не знакомым до этого момента людям...

«Их две... Пули — две...» — прочитал свой приговор в глазах Лайи отстраненно-спокойный снайпер.

— Я знаю...

Он мог бы добавить — ни один профессионал не будет ликвидировать пассажира, оставляя в живых водителя, но не стал этого делать. Время не могло остановиться навсегда, поэтому нужно было торопиться, чтобы успеть сказать все, что нужно, пока в угасающем сознании не померк последний проблеск света.

— Что ты хотела спросить у того человека, прежде чем убьешь его? — Он не задал вопрос при жизни и хотел узнать ответ сейчас, перед тем как смерть возьмет его за руку и уведет туда, откуда никто и никогда не возвращался.

Флинт прочитал в глазах девушки удивление, как будто она никак не ожидала, что этот последний вопрос будет именно таким, но Лайя быстро пришла в себя, и не подвластная ни пространству, ни времени мысль устремилась из огромных расширенных зрачков: «Я должна была…»

— Нам пора, сынок, — раздался совсем рядом тихий голос отца.

— Пожалуйста, подож...

Сухие горячие губы коснулись виска, прошептав:

— Не бойся, больно не будет...

«Пожалуйста, подожди!!!» — хотел закричать в отчаянии Флинт, но застывшее время растаяло от жара этих сумасшедше горячих губ, вернувшись в свое обычное состояние, и после этого ответы на все, даже самые важные и животрепещущие вопросы мгновенно потеряли всякий смысл.

* * *

— ...отец был прав: если на земле ничего не сеять, а только собирать и уничтожать, то в конечном итоге она превратится в безжизненную пустыню, — закончил предложение водитель, поворачиваясь лицом к девушке, и в этот самый момент Лайя увидела, как его аура начала рваться, стремительно распадаясь на куски, — ментальное тело реагировало на смерть чуть быстрее, чем физическое. Она резко запрокинула голову назад, и две пули с ничтожно малым интервалом пробили лобовое стекло грузовика. Одна, предназначавшаяся ей, не достигла намеченной цели, а вторая, войдя в левый висок Флинта, насквозь прошила голову водителя, извергнувшись горячей лавой вместе с фонтаном густой темно-красной крови из правого виска.

Лайе показалось, что она успела сказать нечто чрезвычайно важное умирающему снайперу, но это было невозможно — слишком ничтожный промежуток времени отделял ее падение от его смерти.

Последняя из рода Ганн-лоу рухнула на лежащего на сиденье Сну, быстро перевернулась и, не поднимая голову, ухватилась за руль.

— Твой звездный час настал, — не оборачиваясь, прокричала она, обращаясь к раненому человеку, одновременно пытаясь из такого неудобного положения выровнять огромную, тяжелую машину. — Я поеду дальше, а ты разберешься с этой тварью...

Сеющий Скорбь ничего не сказал в ответ, так как слова уже давно были не нужны, а потому ровным счетом ничего не значили.

Левая рука с зажатым в ладони шприцем сделала короткое стремительное движение, и игла, пробив одежду, вонзилась в тело...

Убойная порция психостимулятора «эйч-джи» вспрыснулась в кровь, и серьезно раненный человек стал почти богом — организм, словно ракета, стартовавшая в космос, начал свой последний получасовой отсчет. По окончании этого отсчета должен был произойти взрыв сверхновой, который разметает по необъятным просторам вселенной тело и разум смертного, посмевшего приблизиться к божественному Олимпу.

Сну открыл дверь и выпрыгнул из машины, прихватив с собой к той паре пистолетов, что всегда находились при нем, еще и снайперскую винтовку убитого Флинта. Упав на жесткую поверхность асфальтированного шоссе, он несколько раз перекувырнулся, разодрав при этом в кровь бедро и обе ладони. Но что значили несколько жалких капель, когда безразмерные вены качают в огромное сердце мегалитры живительной крови? Совершенно ничего...

К тому же Сну не чувствовал боли. Боль, страх и все остальные чувства остались в прошлой, человеческой жизни, а теперь он был совершенно другим существом — могущественным и практически неуязвимым.

Грузовик успел удалиться не более чем на двадцать метров, а выпрыгнувший из него человек уже стоял на ногах, держа в вытянутой левой руке тяжелую снайперскую винтовку. Ствол пошел в сторону в поисках устроившего засаду врага, но в этот момент тот сам обнаружил себя...

Противников разделяло достаточно внушительное расстояние — практически предельная дальность поражения из пистолета, но один из двух оставшихся синетов, Эве, не сомневался в своих возможностях. Он выстрелил первым, и если бы Сну оставался обычным человеком, его участь была бы предрешена. Но он был непобедимым героем, вытащившим из ножен свой древний меч во имя священной цели — борьбы с адскими тварями, вторгнувшимися в пределы его мира, поэтому всего лишь один жалкий пистолетный выстрел с предельно допустимого расстояния не мог его остановить.

Голова немного отклонилась в сторону, и пуля, которая должна, была уничтожить мозг, всего лишь разорвала ухо. Еще один ничтожно маленький ручеек крови прибавился к нескольким другим, но, как и прежде, Сну даже не заметил этого.

Ответный выстрел окровавленного дуэлянта был намного более точным — тяжелая девятиграммовая винтовочная пуля в стальной оболочке попала в глаз Эве. Синет беззвучно упал, на какое-то время выключившись из реальности, а окрыленный успехом человек, закинув винтовку за плечо, побежал вслед быстро удаляющемуся грузовику.

До места назначения оставалось всего ничего — пара километров, которые для такого неутомимого существа, каковым на данный момент являлся Сну, были не более чем детской забавой.

Он бежал, подставив разгоряченное лицо встречному ветру-демону, спешащему на восток, — туда, где скоро должно было взойти солнце, и огромная, поистине запредельная радость переполняла тело человека до самой последней клетки. Он бежал и чувствовал свое единение с этой остывшей за недолгую летнюю ночь дорогой, с окружающей природой, со звездами на ночном небе и со всем миром в целом. Если бы у Сеющего Скорбь кто-нибудь спросил в этот момент, счастлив ли он, то командир, потерявший всех своих людей в течение всего нескольких мимолетно коротких часов, совершенно не кривя душой, ответил бы: «Да, я счастлив, и это не эйфория, вызванная действием наркотика, а восторг оттого, что я знаю — жизнь стремительно подходит к концу, с каждой песчинкой-секундой укорачивая срок, отмеренный мне на этой земле, но это не имеет никакого значения, потому что...»

Пуля вонзилась в позвоночник, повредив ту главную жизненную ось, на которой крепится весь человеческий каркас, и непослушные ноги подкосились, бросив обмякшее тело Сну вниз, на безучастную ко всему поверхность дороги, ведущей туда, где начинаются и заканчиваются все земные пути. Туда, куда Сеющий Скорбь так и не попал...

* * *

Эве уже имел печальный опыт, попытавшись поразить голову этого невероятного человека, поэтому на этот раз стрелял в позвоночник. Быстро оправившись от попадания в череп и не обращая внимания на потерю глаза, синет поднялся и побежал по дороге — вдогонку за тем, кто умел так потрясающе метко стрелять. Синтетический человек использовал все свои внутренние резервы, поэтому очень быстро настиг добычу и на этот раз не промахнулся.

Сну неподвижно лежал на дороге, и его мысли лихорадочно кружились, мелькая пестрым хороводом на периферии сознания. А сам он, словно маленький мальчик, вытягивал их левой рукой, как билетики из барабана счастья, установленного на ярмарке, которую устраивали каждую весну в их захолустном провинциальном городке...

Вот он достал серую бумажку и, развернув, прочитал надпись, начертанную уверенным почерком взрослого обстоятельного мужчины: «В куртке Свана, которую надели на тебя после перевязки, находится брикет Си-15 вместе с детонатором».

«Что такое Си-15?» — хотел было спросить мальчик, но не стал, потому что ему показалось — в этом названии кроется какой-то опасно-зловещий смысл, и для собственного же спокойствия лучше вообще не знать, что это такое.

Ребенок достал следующую бумажку, на этот раз черного цвета, и глаза пробежали по расплывающимся строчкам — «Лайя, ты убила его? Ты все же сделала это»?

Надпись была не только непонятной, но и откровенно страшной, поэтому он испуганно оглянулся вокруг — удостовериться, не стоит ли кто-нибудь за спиной, чтобы прочитать это послание. Скомкав и этот листок, мальчик решил в последний, третий раз испытать судьбу...

Внутри развернутой красной бумажки стояло лаконично короткое: «ПЯТЬ СЕКУНД».

«Нет в жизни счастья», — подумал про себя маленький Сну и, решив, что нечего заниматься подобными глупостями, отправился домой, где во дворе старого дома старшие братья играли в войну, сбивая из рогаток игрушечные фигурки вырезанных из дерева солдатиков...

Мощный взрыв, прогремевший, когда синет поравнялся с неподвижной фигурой, уничтожил тела обоих соперников: того, кто из отведенного ему получаса побыл в роли могущественного полубога всего семь ничтожно коротких минут, и того, кто изначально стоял на голову выше обычного человека, являясь уникальным синтетическим созданием.

Ветер с неослабевающей силой по-прежнему дул на восток, развеивая по свету пыль, смешанную с кровью и прахом, но маленький мальчик, присоединившийся к своим старшим братьям, уже не обращал на эти порывы никакого внимания. Он был дома, в кругу давным-давно потерянной семьи, а все остальное... Все остальное совершенно не важно. Если у него не получилось вытянуть счастливый билетик сегодня — что ж, получится завтра, или послезавтра, или даже в следующей жизни. В детстве время не имеет никакого значения, так как его просто-напросто нет. Оно неподвижно покоится в стрелках старинных испорченных часов, пылящихся на чердаке, ожидая, когда пробьет его звездный час появиться на публике. Именно поэтому у маленького беззаботного Сну была в запасе еще целая вечность, чтобы вытянуть свой счастливый билетик, в котором нашлось бы что-нибудь более интересное, чем обжигающе короткий взрыв пластиковой оболочки Си-15...

* * *

К тому времени как девушка достигла места событий, Торм, единственный из оставшихся в живых синетов, ликвидировал всех шестерых полицейских, прибывших на место трагедии по вызову Милой.

Последняя из рода Ганн-лоу заглушила мотор, и в этот момент в динамике связи прозвучал прощальный вопрос Сну:

— Лайя, ты убила его?

Это был голос с того света, потому что человек уже находился в том пограничном состоянии между жизнью и смертью, когда явно не отдает себе отчета в своих действиях.

Прошло меньше пяти минут с тех пор, как они расстались, и за это время она просто физически не могла найти и убить того, кто называл себя неживым именем Тридцать второй...

Сеющий Скорбь не заслуживал лжи. По крайней мере, при жизни. Но, вколов себе «ампулу бога», он умер... Умер ради того, чтобы услышать утвердительное «да» на один-единственный вопрос.

— Да, — ответила Лайя, вложив в это короткое слово всю свою древнюю честь.

Она была настолько убедительна, что в этот момент даже сама поверила в произнесенную вслух ложь.

— Ты все же сделала это?

Сну не сомневался в правдивости ее ответа — просто ему хотелось еще раз услышать это предельно-лаконичное «да».

— Да, — повторила Лайя, но на этот раз ответ дался с трудом, и она даже успела подумать, что не вынесет третьего повторения.

Но дальнейшие расспросы были не нужны. Человек с развороченным пулей позвоночником узнал все, что хотел, поэтому умер со спокойной душой...

Девушка еще некоторое время посидела в кабине огромного грузовика, как будто прислушиваясь к чему-то чрезвычайно важному, а затем решительно открыла дверь и спрыгнула на землю. Теперь она точно знала, что у догорающих руин придорожного заведения осталось всего двое противников — она и бледнолицый манекен, у которого нет сердца, а вместо крови по венам течет бледно-голубая искусственная жидкость.

Уже на ходу Лайя отстегнула обе кобуры, сбросив на землю не нужные больше пистолеты — все равно в предстоящей схватке от них не было никакой пользы. И, сжав в ладони рукоять небольшого причудливо изогнутого кинжала старинной работы, уверенным шагом направилась к месту, где начинаются и заканчиваются все земные пути...

Торм стоял неподалеку от пепелища, спокойно наблюдая, как маленькая хрупкая фигура идет навстречу неизбежной смерти. Черные дула двух пистолетов устремили свои бездонные зрачки к земле, так как их владелец расслабленно стоял, опустив руки, но эта неподвижность в любой момент могла обернуться резкой вспышкой активности и всплеском ураганного огня.

Последний из синетов знал, каким образом эта странная девушка убила Сола, поэтому не собирался подпускать ее на расстояние удара. Вообще-то он должен был бы сразу же убить ее. Именно так поступили бы Эве, Алу, Сол, Тил и Кат, потому что принадлежали к третьему поколению синтетических людей. Но Торм был не таким, как его уничтоженные соратники. Он стоял на одну ступень выше и умел оперировать категориями не только логическими, но и абстрактными. И сейчас его холодный мозг заинтересовало, на что рассчитывает эта явно неглупая девушка, так решительно приближаясь к нему всего лишь с жалким кинжалом. Она знала, что не сможет убить его этой глупой железкой, и в то же время явно на что-то надеялась. Торм решил, что уничтожит ее, как только она перейдет условную черту десятиметровой дистанции, но, как будто прочитав его мысли, девушка остановилась в двенадцати метрах.

Некоторое время они неподвижно стояли друг против друга. Два дуэлянта — человек и синет — как будто испытывали на прочность свои и чужие нервы...

Ветер разгонял искры от тлеющих головешек, тихо напевая песню на своем странном языке, а где-то далеко на востоке ночная мгла начала бледнеть, медленно отступая под натиском зарождающегося рассвета. Затянувшееся ночное безумие должно было окончиться с первыми лучами солнца.

Первой не выдержала девушка. Она резко выдохнула из легких весь воздух, будто неожиданно получила удар в солнечное сплетение, и как-то нелепо, очень непрофессионально размахнувшись, слабо метнула клинок в направлении противника. Торм мог просто сделать шаг в сторону, уклонившись от ножа, но это было бы лишним — бросок был настолько слабым и неточным, что для практически совершенного мозга не составило большого труда просчитать: кинжал ударит его в грудь не лезвием, а рукоятью. Впрочем, даже если бы и лезвием, это все равно ничего не могло изменить. Для того, кто не боится пуль, небольшой порез ровным счетом ничего не значит.

Казавшаяся интересной и необычной загадка оказалась глупой и бездарной: эта несчастная просто-напросто решила покончить жизнь самоубийством.

Руки с пистолетами взметнулись вверх, чтобы послать две пули в голову хрупкой девушки, и в этот момент кинжал наконец достиг своей цели...

Чудовищный энергетический удар обрушился на приготовившегося открыть огонь стрелка. Словно плюшевая игрушка, получившая удар ногой от злого капризного ребенка, нелепо размахивая в полете руками, Торм отлетел на несколько метров назад и, ударившись о капот полицейской машины, неподвижно застыл на земле...

Дуэль окончилась. Последняя из династии Ганн-лоу не знала, исходя из каких побуждений бледнолицый хамелеон не воспользуется своими пистолетами, подпустив ее на расстояние броска, но она была стопроцентно уверена, что встретится с человеком, затаившимся в подвале сгоревшего дома, и выполнит свое предназначение. Именно поэтому так спокойно и уверенно шла она навстречу вооруженному суперчеловеку.

В далеком мире, в далекие времена существовал обряд, называемый «Стрела, разрывающая сердце».

Использовать его могли только по-настоящему сильные духом, потому что вместе с выстрелом лучник необратимо терял часть своей собственной жизненной энергии.

В мире Лайи подобный обряд носил имя «Клинок, выпивающий душу». Когда-то давно существовали всего пять кинжалов, отлитых из неизвестного металла, но до наших времен сохранился только один, бережно передаваемый из поколения в поколение по линии наследников рода Ганн-лоу.

Лайя использовала силу древнего артефакта, потеряв какую-то частицу себя. Но в создавшейся ситуации это было меньшее из зол, потому что, лишившись малого, она сохранила все остальное — девушку-королеву, одержимую единственной целью: выполнить свое предназначение...

 

20

— Приготовься, у нас гостья. — Голос Милой вырвал меня из объятий короткого и тревожного забытья.

— Кто? — коротко спросил я, нашаривая левой рукой на полу пистолет.

— Та странная девушка из древней династии, которая не убила тебя в баре. Этой юной леди явно что-то нужно, раз она с таким маниакальным упорством преодолела все препятствия, оставив позади себя горы трупов, только для того чтобы вновь встретиться с тобой.

— Может быть, это любовь? — неожиданно даже для самого себя полушутя-полусерьезно спросил я.

— Несмотря ни на что, ты сохранил чувство юмора. Ценю. Любовь... Это все лирика. Как только она поднимет крышку и появится в проеме люка, немедленно стреляй. Это твой первый и единственный шанс.

— Понял. А каким образом она поднимет крышку люка, если механизм...

— Оставь, пожалуйста, глупые вопросы на потом. В полицейской машине есть ломик, она воспользуется им.

В подтверждение слов моей железной напарницы сверху раздались несколько сильных ударов, а затем из образовавшейся щели вниз посыпались пепел и крошки угля.

Спустя еще несколько секунд крышка люка отошла в сторону — и в проеме появилась прекрасно различимая фигура девушки.

— Стреляй, — коротко приказала Милая. — Стреляй! — повторила она более настойчиво, видя, что я не предпринимаю никаких действий.

Но я не выполнил ее распоряжение. Совершив последнюю, решающую ошибку в своей жизни. Хотя кто знает, может, это было и к лучшему...

В эту минуту я неожиданно почувствовал себя крысой, затаившейся во мраке подвала, чтобы смертельно укусить ничего не подозревающего человека, и не смог переступить через невидимую черту, отделяющую здравый смысл и жизнь от абсурда и смерти.

Лайя спустилась в темные недра погреба и, не обращая никакого внимания на пистолет, зажатый в моей руке, сказала — мягко, как несмышленому малышу:

— Пойдем, мы должны торопиться, чтобы успеть до рассвета...

И подтверждая свои слова действием, легко подтолкнула меня к лестнице, ведущей наверх.

— Убей ее... Убей, пока еще не поздно! — властно приказала Милая, но я не послушал ее и на этот раз.

Мне вдруг непередаваемо, отчаянно захотелось встретить рассвет вместе с этой непонятной девочкой-девушкой-женщиной, в которой загадочно, величественно и непредсказуемо переплелись тени-призраки прошедших веков.

И я пошел вместе с ней.

— Она ведет тебя, словно глупого быка на убой! — Милая все еще пыталась как-то повлиять на мои действия, но это было уже невозможно.

Каждый человек однажды принимает решение, от которого в дальнейшем будет зависеть его судьба. Прямо сейчас я принял такое решение, и заставить меня изменить его можно было только при помощи физического воздействия.

Но, видимо, искусственный интеллект посчитал, что я буду в меньшей опасности, находясь в сознании, поэтому не только не отключил меня, но и вообще замолчал.

Мы сели в полицейский автомобиль (я — на место пассажира, Лайя — за руль) и направились в сторону зарождающегося рассвета.

Несколько минут ехали молча — девушка сосредоточенно вела машину по обочине дороги, заваленной битым стеклом, а я просто сидел, бездумно глядя в бледнеющее на востоке небо. А затем, когда полоса бутылочных осколков кончилась, машина резко увеличила скорость, устремившись к вечно недосягаемому горизонту.

— Куда и почему нам нужно успеть до рассвета? — наконец спросил я, устав от бессмысленного молчания.

— Я ищу подходящее энергетическое место. Вся поверхность Земли состоит из сетки пересекающихся энергетических полей. Там, где сходятся сразу несколько, возникает своеобразный узел.

— Выбираешь место для жертвоприношения? — с наигранной веселостью спросил я.

Девушка оторвала сосредоточенный взгляд от дороги.

— Нет. Для другого, — совершенно серьезно ответила она. — Мне нужно зачать ребенка, а первые минуты рассвета наиболее благоприятны для этого.

Признаюсь честно, такой поворот событий был для меня настолько неожиданным, что на какое-то время я попросту потерял дар речи. На ум пришла мысль, мелькнувшая во время нашей первой встречи: «Подобной женщиной может обладать либо повелитель мира, либо сумасшедший. Для любого нормального мужчины она была слишком величественна — почти как статуя».

Если беспристрастно разобраться, я был и тем и другим — и повелителем мира, и сумасшедшим, да еще и полумеханическим существом с примотанной скотчем рукой бледнолицей твари, в жилах которой текла не кровь, а молочно-голубой биораствор.

Так что нет ничего удивительного, что эта величественная девушка-королева выбрала именно подобный, достойный во всех отношениях экземпляр. Если говорить об уникальности, то тут мне, скорее всего, не было равных...

— А если я скажу «нет»? — Мне наконец удалось более или менее прийти в себя.

— Ты очень многое потеряешь, — спокойно ответила она, — а я так никогда и не смогу родить сына.

«У этой воинствующей девственницы слишком много уверенности в своих силах», — промелькнула отстраненная мысль.

— Я имела в виду не секс, а нечто совершенно другое, — ответила Лайя на мой невысказанный вопрос. — Нечто такое, что нельзя объяснить простыми словами...

Я открыл было рот, чтобы сказать что-то не слишком оригинальное, но тут — видимо, обнаружив нужное ей место — девушка свернула с дороги в открытое пшеничное поле и, оставляя за собой два параллельных следа из примятых колесами стеблей, достигла его середины.

Слова так и не сорвались с моих губ, но, наверное, это было и к лучшему.

Резко открыв дверь, Лайя стремительно вышла из машины и, сорвав еще не набравший силу колос, пристально посмотрела на него, как будто оценивая пригодность или непригодность зерна будущего урожая.

— Нельзя только косить и косить пшеницу, ничего не сея взамен, — задумчиво произнесла она вслух и без всякого перехода обратилась ко мне: — Ты готов? Нужно торопиться, потому что рассвет уже на подходе.

Когда у вас за спиной целые сутки, наполненные непрерывным кровавым кошмаром, обильно сдобренным морем трупов, ампутированной рукой, клинической смертью и прочими ужасами, мысли о сексе как-то не лезут в голову.

— Я сделаю все сама, — спокойно сказала девственница-жрица, заметив признаки сомнения на моем лице.

От этой фразы мне окончательно стало не по себе, так что на периферии сознания промелькнуло: «Какого черта я вообще здесь делаю?..»

Но, вероятно, время действительно поджимало, поэтому, не тратя больше драгоценных секунд на бессмысленные уговоры, она обошла машину, открыла дверь и чуть ли не силой вытянула меня наружу.

Я посмотрел на нее сверху вниз, намереваясь сказать какую-нибудь пошлую гадость, чтобы остановить этот невыносимо глупый школьно-подростковый кошмар, связанный с лишением девственности, но, наткнувшись на ее взгляд, смутился, разом растеряв всю свою невысказанную агрессию, а затем...

Затем я провалился в бездонный колодец двух огромных зрачков...

Одно из двух — или она была ведьмой, или в совершенстве владела искусством гипноза. Как бы то ни было, весь процесс зачатия, разумеется, прошел при моем непосредственном участии, но все это время я находился в некоем подобии опустошающе-блаженного транса.

Когда все кончилось, сознание резко прояснилось, и первым моим вопросом было:

— Ну что, получилось?

— Да, — коротко ответила обнаженная девушка, сидящая на моих ногах, упираясь обеими руками в грудь.

— Удачно? — спросил я, имея в виду, произошло ли зачатие.

— Да, — все так же лаконично ответила Лайя.

— Все как запланировала? — возбужденно-радостно спросил я, испытывая необъяснимое чувство эйфории.

Она лишь молча кивнула в ответ.

— И что, правда будет сын?

— Да...

Это было так странно и неожиданно — ощутить себя еще не отцом, но уже зачинателем новой жизни, что на меня накатила огромная всепоглощающая волна благодарности, обращенная к этой хрупкой девушке-королеве, сумевшей найти в моем разваливающемся на куски полумеханическом организме священную искру жизни, которая приведет к тому, что на свете появится еще один человек...

И это будет мой сын.

— Спасибо тебе! — сказал я совершенно искренне, от чистого сердца. Так, как можно говорить лишь самому близкому человеку и только в лучшие мгновения своей жизни.

— Спасибо тебе... — прощальным эхом отозвалась Лайя и открытой ладонью правой руки ударила в сердце человека, который не только был отцом ее будущего ребенка, но и должен был уничтожить этот безумный мир.

Удар назывался «имирцава», что в переводе на обычный язык означало «милосердие». И это действительно была легкая смерть.

* * *

— Он умер, — только что Вивьен сидела напротив Зета в мягком кожаном кресле, расслабленно куря — и вдруг, смертельно побледнев, приложила руку к груди. — Он умер... — потрясенно повторила она, уронив дымящуюся сигарету на ковер.

— Кто?

Зет привык оперировать голыми фактами и совершенно не переносил подобных истеричных проявлений, откровенно смахивающих на дешевую мелодраму.

— Тот, кого вы называли Чужим...

— Простите за вполне оправданное любопытство, но откуда такая уверенность?

Она посмотрела на него совершенно отрешенным взглядом, как будто вообще видела впервые, и после некоторой паузы все же ответила:

— У него только что разорвалось сердце... Близнецы всегда чувствуют смерть своей второй половины. Мы, конечно, не близнецы в прямом смысле этого слова, но что-то очень близкое к этому определению...

* * *

«Не сотвори себе бесконечную печаль, когда жизнь миновала тебя», — прошептала Лайя, склонившись над убитым ею мужчиной, нежно поцеловала его в лоб и закрыла тонкими пальцами веки открытых глаз...

«Не сотвори себе бесконечную печаль», — повторила она, обращаясь уже к себе, после чего встала и, подняв руки вверх, вытянулась струной, как будто устремляясь в запредельную высоту навстречу горячим ласковым лучам восходящего солнца...

* * *

— Эта грязная сука сначала трахнула, а потом убила его...

Маленький плюшевый медвежонок шел по нескончаемо длинному тоннелю, обиженно посапывая себе под нос и поминутно оглядываясь, как будто пытаясь услышать шаги догоняющего его мальчика.

— Трахнула и убила, — казалось, из маленьких глаз-пуговиц вот-вот брызнут вполне настоящие слезы. — А ведь я говорил: «Убей ее, убей, пока еще не поздно». Но он не послушал меня — и вот чем все это кончилось... Бах! — Игрушечная лапка зло рубанула по воздуху. — И нет человека...

* * *

Ласково обдувал кожу свежий морской бриз, и волны нашептывали одним только им известные тайны, не слышные из-за хаотичного шума прибоя, а прямо напротив меня на импровизированной сцене играло трио жизнерадостных музыкантов в огромных сомбреро и танцевала босая загорелая девушка.

Она показалась мне смутно знакомой, и я подошел поближе, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Но чем ближе я подходил к сцене, тем расплывчатее становились черты ее лица. Только что я был уверен, что это Вивьен, и вот уже образ поменялся — это уже была Лайя, а затем стерлось и это видение, сменившись обликом ни разу не виденной мной девушки, которую, безусловно, можно было бы назвать красивой, если бы не жестокий оскал белоснежной улыбки, делающий ее похожей на хищного зверя.

От всех этих немыслимых трансформаций в глазах неожиданно начало двоиться и, чтобы прояснить картину, я вновь отхлебнул из бутылки. Но это не помогло. Туман стремительно, словно по чьей-то злой воле, налетевший с моря, закрыл мутной пеленой большую часть неба и весь берег, сделав едва различимыми фигуры жизнерадостных музыкантов и танцующей на сцене девушки. Уже понимая, что мне не удастся увидеть ее лицо, переполняемый каким-то щемяще-безнадежным отчаянием, я отбросил в сторону не нужную больше бутылку и крикнул, изо всех сил напрягая голосовые связки:

— Кто ты???

— Кто тыыыыыыыы? Кто тыыыыыыы? Кто тыыыыыыыыы? — загуляло в округе непонятно откуда взявшееся эхо.

Мне показалось, что я никогда не услышу ее ответ, но ветер донес до меня слабый шелест призрачного голоса Лайи:

— Я та, кто убила тебя. Убила, чтобы сохранить жизнь...

Головоломка собралась в единое целое, и все наконец встало на свои места.

* * *

Я стоял на вершине Алогона, Пика мироздания, с высоты которого открывался величественный вид на лежащий далеко внизу мир, а ветер-демон нежно обдувал лицо, игриво нашептывая бессмысленные, но милые глупости.

— Значит, пришел все-таки...

Обернувшись на звук, я увидел старого знакомца Паука все с той же дежурной сигарой во рту и в солнцезащитных очках, скрывавших страшные провалы слепых глазниц.

Невдалеке за игральным столом сидели Темный и Гончая, играя все в тот же неизменный «Блэк Джек».

— Ну что, проиграл или выиграл?

— В каком смысле? — Я не сразу догадался, о чем речь.

— Раз ты здесь, значит, настала пора прыгать, — терпеливо пояснил Паук. — Бездна ждет своего очередного героя. — Он широко и совершенно искренне улыбнулся, как будто речь шла о приятной прогулке. — Именно с этим и связан мой вопрос: ты спрыгиваешь, потому что выиграл или оттого что проиграл?

— А что, это так важно?

— Ми-илый мо-ой... — Жизнерадостный Паук покровительственно похлопал меня по плечу, — в этом-то как раз и состоит главный смысл безумной игры под названием жизнь. Стоя над пропастью, в последние мгновения перед прыжком нужно четко отдавать себе отчет, проигрался ты в дым или ушел достойно, как настоящий игрок.

Я немного подумал, пытаясь сопоставить несопоставимые вещи и объять необъятное, после чего задумчиво произнес:

— Вообще-то, если откровенно, то выходит, что я проигрался в пух и прах, но...

Но самая последняя ставка в конечном итоге приведет к тому, что на свете появится еще один человек...

И ЭТО БУДЕТ МОЙ СЫН.

— А значит, я все-таки выиграл и ухожу достойно, как настоящий игрок, — не скрывая бьющей ключом радости, подвел я окончательный итог своей жизни.

Добавить к сказанному было совершенно нечего, поэтому, не дожидаясь реакции своего вечно улыбающегося собеседника, я сделал решительный шаг к краю и, ни о чем не жалея, ничего не боясь и никого не кляня, бросился в бездну...