Холод.

Холод, проникающий в каждую клетку моего тела, был самым сильным ощущением в тот момент, когда я открыл глаза. Казалось, моя плоть превратилась в кусок вечной мерзлоты, который не в силах растопить даже всесокрушающая сила огня.

– Очнулся?

Вопрос был скорее риторическим, так как мой стон нагляднее всяких слов свидетельствовал, что я пришёл в себя.

Налитые тяжёлым свинцом веки с трудом поднялись – и ослепительный солнечный свет ударил по глазам. Я не ожидал ничего подобного, поэтому тут же крепко зажмурился и лишь спустя несколько мгновений пришёл в себя настолько, чтобы попытаться снова открыть глаза.

– Посмотрите, какой красавчик! – Судя по голосу, эта реплика принадлежала женщине. – Прямо-таки Казанова, пожаловавший к нам из объятий прекрасной нимфы.

Хотя и с трудом, мне всё же удалось на некоторое время отвлечься от навязчивых мыслей о холоде, переключившись на собеседников. Честное слово, лучше бы я этого не делал.

Даже в предсмертной агонии сознание продолжало пребывать во власти наркотиков, создавая чудовищные глюки. Как иначе можно назвать гротескную троицу, сидевшую за игральным столом? Огромный паук в солнцезащитных очках, девушка с головой собаки и полувампир-полутруп. Поистине – лучшая компания для последнего рывка к финишной черте.

– Судя по твоему сморщенному достоинству, любовник из тебя никудышный. – Сука обнажила зубы в глумливом оскале.

– Посмотреть на тебя – так ничего и не захочется, даже половому гиганту. Ты вообще-то давно себя в зеркале видела? – намеренно жёстко ответил я, потому что не собирался церемониться с этими уродами.

– Прыткий юноша… – Зловещий вампир оторвался от созерцания своих фишек, окинув меня беглым взглядом.

И если до этого можно было сказать, что мне очень холодно, то теперь стало страшно холодно и захотелось оказаться как можно дальше от этого проклятого места.

– Ну-ну, не стоит кипятиться… – «Добродушный» паук положил мохнатую лапу на плечо вскочившей женщине.

Её ноздри раздувались, как будто почувствовали пьянящий запах свежей крови, а тело было напряжено до такой степени, что напоминало натянутую тетиву лука.

– Молодой человек слегка не в себе, поэтому не совсем адекватно воспринимает наши шутки.

– Если честно, друзья мои, – вставая с холодной земли и садясь в единственное свободное кресло, я уже чувствовал себя намного лучше, – мне положить с прибором и на вас, и на все ваши шутки.

С уголка пасти женщины-собаки свесилась тонкая струйка слюны, и если до этого момента она была напряжена, то теперь превратилась в сгусток чистой энергии, которую, казалось, уже ничто не сможет остановить.

– Грубо! – Полувампир-полумертвец не отличался красноречием, но каждая его фраза была словно гвоздь, вбиваемый в крышку гроба.

В том смысле, что от неё пробирала дрожь до самых костей.

– А что делать? – Я равнодушно пожал плечами, пытаясь сохранить хотя бы видимое спокойствие. – С волками жить…

– Ну, до чего невоспитанная молодёжь пошла, а?.. – Паук в притворном сожалении всплеснул мохнатыми лапами. – К ним со всей душой, а они в ответ элементарно хамят.

Глаза женщины-гончей с надеждой обратились к пауку, который продолжал удерживать её лапой за плечо. Она надеялась, что прямо сейчас получит сигнал – и её клыки вопьются в горло этого отвратительного голого мужчины.

Но сигнала не последовало.

– Так значит, молодой человек, – как ни в чём не бывало, продолжил паук, – вы, наконец, достигли своей цели, оказавшись на Пике мироздания.

Только после этих слов я заметил, что стол, обитый зелёным сукном стоит на небольшой снежной площадке, расположенной на вершине какой-то горы.

– Точнее будет сказать – настолько закинулся наркотиками, что галлюцинирую по двадцать пять кадров в секунду, – ответил я.

– Позвольте полюбопытствовать, – паук был сама вежливость, – а почему не по двадцать четыре? Если не ошибаюсь, стандартный показатель – двадцать четыре кадра в секунду.

– Один на рекламу, – охотно пояснил я. – Неужели не слышали про аппарат, автоматически вырезающий один кадр из телепередачи? Причём не важно, прямой это эфир или нет, – за тридцать минут реального времени можно безболезненно получить одну минуту на рекламу.

– Значит, вы считаете нас галлюцинацией? – В этой троице паук явно отвечал за связи с общественностью, вампир запугивал, а безбашенная сука рвала на части.

– А что, у меня есть какие-то другие объяснения происходящему?

– Оригинально!

Солнцезащитные очки и лихо заломленная на затылок соломенная шляпа вкупе с яркой рубахой смотрелись на огромном весёлом пауке намного более «оригинально», чем моё предположение о галлюцинациях, вызванных наркотиками, но высказывать вслух эту мысль было, скорее всего, бесполезно.

– Ну да ладно, сколько людей, столько и мнений. – Паук явно был настроен миролюбиво. – Если молодой человек считает нас порождением наркотического бреда, то не будем разубеждать его, а лучше предложим сыграть партию. Вы ведь не откажете трём милым галлюцинациям в такой простой и естественной просьбе?

«Этот бред вообще когда-нибудь кончится?» – подумал я, отбросив всякие попытки понять происходящее. После чего решил, что делать всё равно нечего – можно и сыграть. В конце концов, я уже ничего не потеряю.

– Хорошо, давайте раскинем карты, – согласился я. – Только играть просто так неинтересно. Нужно, чтобы был какой-нибудь стимул.

– О-о! – Паук мечтательно запрокинул голову. – Стимул будет, и ещё какой! Это я вам гарантирую.

– Позвольте узнать, в чём он будет заключаться? – Я принял его снисходительно-вежливую манеру разговора.

– Тот, кто проиграет, бросится в пропасть. – Зловещий вампир был немногословен и если говорил, то только по существу.

– Мило. – Я не удержался от короткого смешка. – По-настоящему достойная ставка.

– В этом месте других не бывает, – не сказала, а скорее пролаяла кровожадная сука.

– Да, я уже понял. Осталось только выяснить правила игры.

– Ну, это самое простое, – Паук, просто-таки лучащийся радостью (то ли фальшивой, то ли настоящей), снял лапу с плеча женщины-собаки и пододвинул своё кресло вплотную к столу. – Обычный «Блэк Джек». Казино против игроков. Каждый сам за себя, но в то же время все против крупье. Как только у кого-то кончаются фишки то фьють… – он сделал игривый жест лапой, – начинается главное веселье. Все идут смотреть на захватывающий полёт.

– Насколько я понял, роль крупье доверена мне?

– Безусловно. Мы, так сказать, старожилы, заслуженные ветераны этого клуба, а вы у нас новенький. Поэтому, как ни крути, а раздавать карты придётся именно вам.

– Не проще ли тогда мне сразу прыгнуть?

– Хороший вопрос. – Кажется, впервые за весь разговор паук был серьёзен. – В этом месте его нечасто задают.

– И каков же ответ? – поинтересовался я, если принимаешь правила бредовой игры, нужно идти до конца.

– Сразу прыгнуть, конечно, проще, но «Блэк Джек» – это последний шанс. Хрупкая соломинка надежды. Отчаяние обречённого. Называйте как угодно, суть не изменится.

– Не слишком понятно, но достаточно впечатляюще чтобы, по крайней мере, попытаться. – Наверное, впервые за последнее время я почувствовал себя легко и свободно.

– Ну что, приступаем?

– Да.

– Играем честно. Это слишком возвышенное место, чтобы омрачить его мелким жульничеством.

– Насчёт места не знаю, я здесь впервые, а насчёт нечестной игры – всё понял.

– Раз понял, начинай раздавать. – Если безумная женщина с головой собаки о чём-то и жалела, то только о том, что лично не вспорет мне глотку, прежде чем я брошусь в бездонную пропасть.

– Тебя когда-нибудь погубит именно спешка.

– Это откровение разбило мне сердце! – Её отрывистый полусмех-полулай был неприятен сам по себе, а если учесть что эта «дама» имела не слишком располагающую к общению внешность, то становится ясно – её присутствие за игровым столом не доставляло мне никакой радости.

Стараясь не обращать внимания на истеричную фурию, я обратился к пауку:

– Игроки могут помогать друг другу, одалживая фишки, или же это запрещено правилами?

– Разумеется, могут!

Если бы я не видел этого типа своими глазами, то по изысканной манере вести беседу мог бы принять за принца крови. Похоже, паукообразным он был не всегда.

– О'кей, раз не осталось никаких неясностей, давайте приступим.

Игроки заняли свои места, разложили фишки – и мы начали первую партию. Каковая и закончилась достаточно быстро. Причём, разумеется, не в мою пользу. Затем последовали вторая, третья и четвёртая – и все с неизменно печальным результатом для крупье.

По большому счёту, вампир и паук могли вообще не играть, потому что меня разгромила полоумная сука. Если первые два игрока делали небольшие ставки, играя весьма осторожно, то их напарница постоянно ставила чуть ли не по максимуму и брала карту даже на шестнадцати. Однако, несмотря на такое безрассудство, ей фантастически везло, и партия неизменно кончалась её «очком» и моим перебором.

– Без шансов, – прокомментировал ситуацию паук после того, как я в четвёртый раз подряд словил перебор.

В банке у крупье оставалось фишек на одну последнюю ставку.

– Никакого сопротивления. – Вампир был ещё более категоричен. – Тот чудак, поймавший свою пулю, был намного интереснее, чем эта игра.

– А что вы хотели от неудачника со сморщенным от холода членом? – Морда собаки расплылась в нехорошей улыбке, а из пасти потекла очередная тоненькая струйка слюны.

– Бешенство неизлечимо, – жёстко сказал я, в упор посмотрев на ненавистную тварь. – Никто не будет лечить больную собаку, её просто пристрелят.

– Уж, не из твоего ли крупнокалиберного орудия? – Она откровенно издевалась, потому что была уверена – исход противостояния предрешён.

Я устало закрыл глаза, пытаясь успокоиться, но ничего не вышло. Когда сидишь голый и посиневший от холода, а какое-то непонятное животное открыто издевается над тобой, о каком спокойствии может идти речь?..

Если бы у меня под рукой был пистолет, не прошло бы и секунды, как мозги этой гадины вылетели бы наружу через развороченный затылок.

Но пистолета не было. Поэтому не оставалось ничего иного, как испить чашу унижения до дна.

– Последняя раздача? – В голосе паука не слышалось радости, он просто хотел узнать, что думает крупье по этому поводу.

– Точно. – Несмотря на то, что я был по уши в дерьме, мне удалось найти в себе силы вымученно улыбнуться.

– Самая последняя.

– Рано сдаёшься, сладенький.

– Разве я сказал, что сдаюсь? – Хотя шансов на благополучный исход игры почти не было, в моей душе неожиданно затеплилась смутная надежда, похожая на детскую веру в чудо. – Я просто сказал, что эта раздача будет решающей только и всего.

Далеко-далеко, по ту сторону миллионов миров и вселенных, прекрасная женщина склонилась над бездыханным телом, запечатлев долгий нежный поцелуй на его бесчувственно-холодных губах.

– Разумеется, она будет решающей, а потом тебе предстоит мучительно долго падать в бездонную пропасть. – Глаза женщины с головой собаки сузились, превратившись в две щёлочки. – Причём всё это время ты будешь осознавать, что являешься законченным неудачником с обмороженным членом.

– Законченных неудачников не целуют королевы. – Сам не знаю, почему я привёл этот неубедительный довод, но что сказано то сказано.

Как ни странно, реплика произвела должный эффект.

– Сама королева? – совершенно спокойно и без всякого наигранного веселья поинтересовался паук.

– Скорее, снежная королева, – уточнил я, и неожиданно сам поверил в то, что произнёс.

Так иногда бывает с душевнобольными или очень впечатлительными людьми – они начинают верить в собственные выдумки. Причём чем бредовее или сверхъестественнее ложь, которую они выдают за правду, тем сильнее и отчаяннее они в неё верят.

– Ты говоришь о любви? – Подобного вопроса можно было ожидать от кого угодно только не от полутрупа-полувампира.

– Нет, я говорю только о поцелуе. Любовь – совсем другое.

– А он не так безнадёжен, как казался с первого взгляда. – Паук скорее рассуждал вслух, чем обращался к кому-то конкретному. – Думаю, эта партия ещё не окончена.

– Вы что, все с ума посходили?! – Было очевидно, что женщина и без того неуравновешенная, вне себя от ярости. – Какая может быть партия, если у меня сейчас опять будет двадцать одно, а этот обмороженный элементарно переберёт.

– Ну, зачем же ругаться? – Паук брезгливо поморщился, как будто проглотил какую-то гадость. – Здесь же общество культурных людей.

– Да, ты прав. – Она неожиданно успокоилась, но от этого стала ещё более опасной. – Мы не будем ругаться, мы просто доиграем эту игру до конца.

– Давайте доиграем эту игру до конца! – Я неожиданно решил, что порой даже в компании кошмарных галлюцинаций, порождённых передозировкой наркотиков, может быть достаточно весело, чтобы на время забыть о неизбежно приближающемся финале.

Как и прежде, паук и вампир остановились на семнадцати и восемнадцати, а у их неуравновешенной подруги было двадцать.

– Карту? – задал я чисто формальный вопрос, потому что в «Блэк Джеке» никто и никогда не берёт карту на двадцати, так как, во-первых, в этом риске нет никакого смысла, а во-вторых, спасти от перебора может только туз.

– Да.

– Ты уверена дорогая?! – Даже ко всему привычный паук был слегка удивлён этой дикой выходкой.

– Разумеется. – Она была олицетворением спокойствия. – Я уверена.

Её голос источал такую силу, а глаза буквально лучились таким безумным блеском, что я вдруг почувствовал себя тем самым неудачником с обмороженным членом, который обречён на вечное поражение даже тогда, когда единственный раз в жизни, казалось, имеет шансы на победу.

– Карту, – жёстко приказала гончая, видя мою нерешительность. – Давай эту грёбаную карту!

Я сделал то, что она просила – и червовый туз лёг на две десятки.

– Кажется, ты говорил, что моё сердце будет разбито? – Она легко и непринуждённо засмеялась, на какое-то мгновение перестав быть бешеной сукой и преобразившись в нормальную девушку. – Судя по всему, червовый туз разбил твоё сердце, а никак не моё.

– Да, действительно, – паук быстро справился с удивлением, – партия оказалась на редкость увлекательной.

Так как игроки завершили все свои ходы, настала моя очередь сдавать себе карты. Уже ни во что не веря и ни на что не надеясь, чисто автоматически, я положил на пятёрку десятку, а затем ещё одну пятёрку.

Комедия была окончена. Крупье набрал двадцать, а игрок, поставивший максимально возможную сумму, имел двадцать одно.

– С какой стороны прыгать? – отстраненно-спокойно спросил я, чувствуя в глубине души обволакивающую пустоту.

– С любой, – Паук был явно разочарован развязкой, но старался не показать этого.

– Подождите! – Женщина с головой собаки считала, что победа не принесла ей того морального удовлетворения, которого она ожидала, поэтому решила слегка продлить агонию обречённого человека. – Пусть вытащит последнюю карту. Если это окажется туз, и у нас будет равное количество очков, я соглашусь на ничью – и мы проведём переигровку этого сета.

– Дорогая, но это же не по правилам! – Паук укоризненно покачал головой, всем своим видом выражая неодобрение. – У нас серьёзная компания и серьёзные ставки, а эти неожиданные новшества… они идут вразрез с устоявшимися традициями.

– К чёрту правила и традиции! – Теперь в её лучащихся весельем глазах не было даже следа былой ярости. – Он утверждает, что законченных неудачников не целуют королевы. Проверить, так это или нет, мы можем одним-единственным способом: сделать исключение из правил, позволив ему вытащить последнюю карту.

– Согласен. – Немногословный вампир утвердительно кивнул. – Давайте на некоторое время отклонимся от устоявшихся традиций и сделаем исключение из правил.

– Ну что ж, – наиграно-печально вздохнул паук, – не могу пойти против воли большинства. Ваше слово, молодой человек. Согласны ли вы рискнуть напоследок.

Я ещё не успел ничего ответить, как он упреждающе вскинул одну из своих многочисленных лап.

– Предупреждаю, это достаточно ответственное решение. В случае отказа вы не потеряете ничего, кроме жизни, а если согласитесь и проиграете, мы утвердимся во мнении, что ваши слова насчёт королевы были всего лишь жалким вымыслом. А, как известно, – он поднял вверх ещё одну лапу, – нет ничего хуже для настоящего мужчины, чем умирать с осознанием того, что ты жалкое ничтожество.

Разумеется, мне не хотелось изображать из себя клоуна, идя на поводу у этой сомнительной публики. К тому же я прекрасно знал, каковы шансы выпадения двух тузов подряд, и поэтому не строил иллюзий, будто смогу совершить невозможное, но тем не менее…

В глубине души вдруг набрала силу и окрепла уверенность, что я выиграю. Совершу что-нибудь поистине невероятное – и выиграю. Вытащу туза. Или трёх тузов подряд, или…

– Я принимаю ваши условия.

– Смело.

Несмотря на то, что от полутрупа-полувампира веяло потусторонним ужасом, он был мне наиболее симпатичен из всей этой сумасшедшей троицы.

– Прекрасно! – Женщина-собака искренне обрадовалась тому, что этот жалкий человек уцепился за эфемерную соломинку надежды.

Она была на сто процентов уверена, что карта, на которую легла ладонь крупье, – не туз. Что угодно, только не туз.

Предчувствие не подвело её. Это действительно был не туз, это нечто совершенно другое. Нечто необъяснимое и непонятное. Потому что когда человек, наконец, перевернул карту, на её лицевой стороне ничего не оказалось. Ни масти, ни картинки, ни цифры. Только сплошное белое поле.

– Ты проиграла. – Я смотрел ей прямо в глаза и меня колотило то ли от ярости, то ли от нервного перенапряжения. – ТЫ ПРОИГРАЛА, БЕШЕНАЯ СУКА! – отчётливо, чуть ли не по слогам, произнёс я эти слова – чтобы до всех сидящих за столом дошёл их смысл.

Она была явно обескуражена, но не сломлена. Подумаешь, этот обмороженный недоносок вытащил пустую карту. Обыкновенный типографский дефект, не более, который можно легко исправить, выкинув эту карту из колоды.

– С какой стати?

– Это даже не туз, это «Белый Джек». – Я говорил быстро и уверенно, пытаясь не только обескуражить их своим напором, но и заставить поверить в искренность моих слов. – Он блуждает во времени и пространстве и появляется только тогда, когда идёт по-настоящему большая игра и делаются по-настоящему большие ставки. Если вы ничего не слышали о «Белом Джеке», то вы не игроки, а сборище дилетантов! – С каждым словом у меня зрела уверенность: всё, что я говорю – чистая правда. – «Белый Джек» стоит даже выше своего собрата «Чёрного Джека», а у тебя всего лишь двадцать одно с червовым тузом, так и не разбившим мне сердце.

Закончив свою речь, я рассмеялся. Легко и искренне. как может смеяться только абсолютно счастливый человек.

Да, прыжка в пропасть было не избежать, и мой сумбурный экспромт насчёт «Белого Джека» наверняка никого не убедит, потому что шит белыми нитками, и тем не менее…

Тем не менее, я победил. И пускай никто не признает эту победу и никто, кроме меня, не знает об этом. По большому счёту, мне было глубоко наплевать.

Самое главное, что об этом знаю я. Остальное совершенно не важно.

– Ты… Ты… – Её почерневшие от бешенства глаза выражали больше, чем все слова, вместе взятые. – Ты обма…

Рука стремительно метнулась к пальцам крупье, сжимающим проклятую карту, и, когда их кисти встретились, мощнейший электрический заряд прошёл между двумя телами.

– Ты… – Её морда заискрилась, как будто состояла из множества крохотных электрических гирлянд, а затем поблекла и начала всё больше и больше отдаляться.

Я хотел было рассмеяться, чтобы выразить своё презрение к этой жестокой полусобаке-полуженщине, но не смог.

Какая-то чудовищная сила корёжила моё тело, выворачивая его наизнанку и таща в зловещую пасть монстра, не имеющего ни тела, ни имени, так как он был порождением Пустоты.

Всё смешалось в стремительном водовороте хаоса, но, вместо того чтобы испугаться, я был совершенно спокоен.

Жизнь, как впрочем, и карточная игра, подошла к концу, так и не выявив победителей и побеждённых. Но главным было то, что я оказался достойным поцелуя королевы и уходил из этого мира с честью.

Паук был прав, когда утверждал, что нет ничего хуже для настоящего мужчины, чем умирать с осознанием того, что ты жалкое ничтожество.

Тысячу раз прав.

Тысячу раз…

Тысячу…