Есть много способов читать Дольто. Можно воспринимать ее буквально и верить каждому слову как истине в последней инстанции, что она в принципе отвергала. И такая слепая вера в нее вполне объяснима, принимая во внимание ее безапелляционный тон и ауру великого гуру, которой ее окружили, помимо ее воли, к концу жизни. Но можно ее читать – особенно если вы являетесь практикующим врачом, – вооружившись критическим отношением к ее творчеству, о чем она неоднократно говорила уже в своих первых выступлениях по радио. И тогда наряду с радостью обретения психоаналитических истин, которые вы сами себе затруднялись сформулировать, вы обнаружите, что некоторые из ее заключений весьма спорны и вызывают сомнение, что, по сути, и является ее «товарным знаком».

 

Родители, врачующие собственных детей

Первый упрек, который можно ей адресовать и который объясняет причину многих недоразумений и недопонимания, заключается в следующем. Желая «помочь родителям научиться размышлять», понимать своих детей и «понять самих себя» (1) на примере трудностей, переживаемых их ребенком, Дольто не могла удержаться от того, чтобы не разговаривать с ними как опытный и старший по возрасту психоаналитик, обращающийся к молодым собратьям по профессии. Таким образом, она чуть ли не принуждает родителей заниматься лечением собственных детей, хотя они не прошли специальную подготовку, у них не было, как у Дольто, личного психоаналитика, не сформировалось на интуитивном уровне понимания того, что такое подсознание, и, главное, их непосредственно касались страдания их ребенка.

А ведь всем хорошо известно, что даже дипломированный врач (или психолог) не может лечить собственных детей, поскольку на него влияют субъективные факторы, и существует риск того, что они, эти факторы, негативно отразятся на ребенке. Также известно, до какой степени слово психоаналитика – даже самое понятное и простое – может быть неправильно истолковано его пациентом. И все эти доводы дают возможность понять, даже если не принимать во внимание банальную злобу ее недоброжелателей, чем вызвано такое сопротивление ее учению. К тому же на доморощенное понимание психоанализа как научной дисциплины накладывается непрофессиональная интерпретация, которую может услышать родитель, хотя случай, о котором ему рассказывают, не имеет никакого отношения к его проблемам.

 

Непрофессиональные аналитики

На сомнения (безусловно, благотворные), охватывающие родителей по поводу сложностей в воспитании ребенка, сомнения, которые кажутся неразрешимыми без вмешательства дипломированного психоаналитика, накладывается требование, предъявляемое родителям, быть психотерапевтами для собственного ребенка, и многие хотят превзойти себя, пытаясь расшифровывать детские рисунки. Хотя Дольто говорит, что «никогда и нигде не упоминала о необходимости интерпретации детских рисунков» (2) и что лишь призывала матерей не ограничиваться оценкой рисунка («как здорово ты нарисовал!»), но «вызвать ребенка на разговор, чтобы он объяснил, что хотел изобразить, какую историю» (3). Именно так и поступают детские психотерапевты, считая излишним объяснять ребенку значение рисунка, поскольку их интерпретация не всегда доступна его пониманию.

А вот и другой пример: Дольто, отвечая на вопросы матерей по поводу сформировавшейся у их детей привычки лгать, предлагает им небольшой курс психоанализа из трех пунктов. Во-первых, речь может идти о мифомании, и она считает, что «следует с осторожностью относиться к жизни, воображаемой ребенком». Во-вторых, ребенок может лгать из стремления противоречить матери. И в этом случае Дольто советует прибегнуть к юмору, отвечая на конкретные заявления ребенка. Например, когда девочка, указывая на белое пятно, говорит, что оно черное, мать может дать ей следующий ответ: «Если оно черное, я хочу спросить себя, а хорошо ли моя дочь видит, правильно ли устроены ее глаза?» И далее психоаналитик советует матери задать себе вопрос: «Разве я сама и мой муж никогда не лгали ребенку?» А в заключение Дольто добавляет, что ребенок может говорить неправду с целью снять с себя чувство вины, как-то оправдаться перед самим собой. И на самом деле эта проблема порождает множество предположений, которые трудно дистанционно воспринимать и прорабатывать неподготовленному родителю, не имеющему навыков психоаналитической интерпретации.

 

«А почему бы и нет?»

Дольто всячески поощряла родителей к тому, чтобы они, читая в педагогической литературе рассказы о том, с какими сложностями сталкиваются другие люди при воспитании своих детей, задумывались над ними, представляли свои собственные ответы, которые они могли бы дать. Речь идет о том, чтобы инициировать их к тому, что в психоанализе называется «наблюдением» и чему учатся будущие психотерапевты, проходя стажировку у старших товарищей, которые делятся с ними своим опытом, рассказывая случаи из практики. Таким образом, родители, овладевшие основами психотерапии, другими глазами будут наблюдать за детьми, играющими, например, в ближайшем сквере (4).

А матери, которая решила придерживаться советов психоаналитика и которая сказала своей восьмилетней дочери, потерявшей четырехлетнюю подругу: «Умирают, потому что жизнь закончилась», – на что девочка грубо и дерзко возразила в ответ: «Ты что, смеешься надо мной?» и т. д., Дольто посоветовала помочь ребенку излить весь свой гнев и горе. И от матери она требует почти профессионального умения слушать своего ребенка, стараясь при этом сохранять объективность и не дать эмоциям захлестнуть себя в ответ на смерть почти ровесницы собственного ребенка и нескрываемое горе дочери. Не правда ли, это слишком высокие требования, предъявляемые к родителю, дистанционно обучающемуся у Дольто и никогда не занимавшемуся аналитической практикой?

Во время одной из конференций в «Школе для родителей» (5) Дольто объясняет факт того, что позволяет себе давать ответы на вопросы аудитории, обилием подробных писем от родителей, которые она регулярно получает. По ее мнению, утверждает Катрин Дольто (6), «эти родители сами все знают, но нуждаются в авторитетном слове, которое бы поддержало их в интуитивных решениях». И Франсуаза Дольто уточняет, что они жаждут услышать, чтобы кто-то, кому они бесконечно доверяют, сказал им: «Ну, конечно же, вы и сами способны во всем разобраться, почему бы и нет?» (7) И ее лекции для родителей все больше и больше убеждают нас в нашей правоте, когда нам кажется, что ее фраза «А почему бы и нет?» удивительно точно характеризует состояние неуверенности в своих силах начинающего психотерапевта, приступившего к наблюдению за детьми и нуждающегося в одобрении старшего товарища.

И как бы там ни было, деятельность Дольто, и особенно ее просветительская деятельность, всегда подвергалась случайным рискам вульгаризации. Некоторые психоаналитики до нее или ее современники, одержимые даже в большей степени, чем она, дидактическим энтузиазмом и находящиеся под огнем критики, недоверчиво относились к пропаганде собственных идей. Но, за исключением некоторых недоразумений, общий эффект был скорее позитивным, и Катрин Дольто была права, когда говорила, что «тайна ее успеха заключается в том, что ее радовало сопротивление ее учению, поскольку она в нем видела глубокое влияние, оказываемое ее новаторским словом, утратившим с течением времени свою новизну и оригинальность» (8).

 

«Чудеса», явленные Дольто

Некоторые случаи исцеления во время ее консультаций в госпитале Труссо являли собой чудо в глазах молодых психоаналитиков, работавших вместе с ней. Зато другие рассказы свидетельствовали о некотором скептицизме, а в совокупности все это вызывало откровенную оппозицию со стороны тех, кто в принципе отрицал психоанализ. Вот, например, история одной матери, о которой сама Дольто сказала, что на тот момент ее состояние здоровья вызывало серьезное беспокойство. Речь идет о молодой роженице, у которой на следующий день после родов так и не появилось молоко, хотя в предыдущие роды, имевшие место во время войны, у нее было столько молока, что она с легкостью могла бы выкормить трех младенцев. Будучи в то время молодым экстерном, Дольто заподозрила у нее глубокое чувство вины, вызванное тем, что ее собственная мать, видимо, не кормила ее грудью, и психоаналитик решила, что с ней нужно поговорить об этом.

Когда Дольто через несколько дней вновь ее посетила, ее встретили как триумфатора, потому что молоко пришло. А все началось с того, что лечащий врач этой мамы поговорил о ней с нянечкой, которая, в свою очередь, рассказала маме о предположении Дольто. Молодая мать принялась безутешно рыдать, признавшись в том, что сразу же после появления на свет ее собственная мать от нее отказалась. Нянечка отнеслась к ней с вниманием и заботой и принесла ей бутылочку с молоком, убеждая ее в том, что все будет хорошо! (9) А вот еще одна история о маленькой девочке, которая на протяжении нескольких месяцев не произнесла ни слова. На консультацию к Дольто ее привел отец, обеспокоенный ее категорическим нежеланием говорить. Слушая, как Дольто задает ей вопросы, объясняя, сколько всего хорошего она сможет получить, если соблаговолит ей ответить, малышка вдруг воскликнула: «Папа, пойдем отсюда, мне эта противная тетка надоела!»

Зато другие истории, которые должны были бы свидетельствовать о влиянии языка на грудных детей, выглядят не столь убедительно. Так, одна девятимесячная девочка поняла (скорее теоретически), что Дольто требует от нее символический выкуп в виде камня за то, чтобы психоаналитик продолжала с ней разговаривать и играть. И к большому удивлению психоаналитика, девочка его принесла (10). А вот еще один рассказ об одной взрослой женщине, описавшей Дольто свой удивительный сон, в котором звучали слова, лишенные для нее всякого смысла. Вспомнив, что первые девять месяцев жизни та провела в Индии, Дольто показала эти слова индусу, который не мог удержаться от смеха и сказал: «Они означают следующее: моя малышка, твои глаза краше звезд на небе». Эту колыбельную, похожую на все колыбельные в мире, пела ей кормилица. Этот случай, естественно, невозможно подвергнуть сомнению, тем более что история подобного рода имела место и в жизни самой Дольто, которую до восьми месяцев воспитывала няня-англичанка; и когда Дольто начала говорить, она, естественно, заговорила по-английски, не понимая никакого другого языка, кроме этого. И все это является подтверждением того, что дети, даже еще не овладев навыками говорения, понимают все (11).

 

Слух у плода и слух у новорожденного

Именно благодаря вышеприведенным примерам Дольто выдвинула гипотезу, которую, по ее же словам, нельзя воспринимать серьезно и в которой она сама ничего не понимает (12). Так, по ее мнению, еще находясь в утробе матери, плод слышит голос отца и чувствует его прикосновения, начиная с семи месяцев (13). Все девять месяцев беременности плод «разделяет с той, кто его вынашивает, ее эмоции не только физически, но и интуитивно, на уровне телепатии, которая, по-видимому, свойственна младенцам» (14). Этот симбиоз продолжается и после рождения младенца вне зависимости от того, в каком состоянии он находится: спит или бодрствует. И уже с первых дней жизни ребенка слова, сказанные о нем, например, «с этой малышкой вы еще намучаетесь» или «он вам еще покажет» (15), могут вызывать у него беспокойство. Ребенок постоянно находится в «коммуникационном слиянии с теми, кто его окружает» (16), и оно настолько сильно проявляется, что младенец на подсознательном уровне воспринимает и знает все и «даже понимает все языки» (17). И именно поэтому Дольто предостерегает родителей не только от выяснения отношений, но и от физической близости в присутствии ребенка, так как это может активизировать его влечение и вызвать ревность по отношению к отцу; причем следует иметь в виду, что, когда младенец спит, все его чувства обостряются. А что же касается отбывающих срок беременных женщин, задающих себе вопрос, почему так произошло, что они оказались в тюрьме, то Дольто полагает, что «можно разговаривать с плодом, потому что он также находится в заточении, хотя и во чреве своей матери» (18).

Но нам еще предстоит подтвердить или опровергнуть эти выводы, и когда у Дольто спрашивают, действительно ли ребенок понимает все языки, она говорит, что нам пока не до конца ясно, каким образом ребенок вступает с нами в общение, и уточняет: «Можно предположить, что ребенок общается с нами на интуитивном уровне» (19), и, продолжая свою мысль, говорит, что ребенок понимает свою мать, даже когда она разговаривает с ним не так, как принято разговаривать с детьми и домашними животными, а на своем особом, только ей свойственном языке. Короче говоря, нам пока неизвестно, идет ли речь о реальном восприятии речи, о доязыковом понимании смысла слов или о стремлении к общению, которое ребенок, начиная с самого раннего возраста, воспринимает на интуитивном уровне, поскольку «все есть язык». Впрочем, некоторые доводы вносят свои коррективы в понимание этого процесса. Так, в четырехмесячном возрасте ребенок лучше понимает «музыку речи своей матери», чем те же слова, но произнесенные с другой, менее располагающей интонацией (20), и Дольто в связи с этим предполагает, что ребенок воспринимает не столько смысл сказанных родителями слов, сколько их интуитивные намерения. А в данном ею интервью по поводу того, как ребенок воспринимает родительскую речь, она призналась, что «ей об этом ничего не известно» и что язык может и не быть вербальным.

И прежде чем подвергнуть это критике, нам необходимо разобраться еще с одним тезисом Дольто о том, что любому человеческому существу не терпится как можно скорее появиться на свет, причем осознавая, что оно появится в образе мальчика или девочки. И на эту мысль ее натолкнул разговор одного отца со своим сыном, раздосадованным тем, что в семье родился еще один мальчик, хотя все ожидали девочку. Отец должен был объяснить, утверждает Дольто, что только жизнь, а не родители, все решает, и далее она добавляет, что он должен был сказать ребенку: «Ведь тебе и самому хотелось родиться мальчиком» (21). И только такая форма беседы приемлема в данном случае, поскольку ставит на одну доску жизнь и субъекта.

И наконец, следует подчеркнуть, что постоянное и настойчивое обращение Дольто к своей аудитории с просьбой вести с ребенком диалог, вне зависимости от его возраста и уверенности родителей в том, что он их понимает, является ее главным вкладом, и она неоднократно повторяла: «Ведь разговариваете же вы с животными» – и иногда даже чаще, чем с детьми! Как иначе ребенок может научиться говорить, если он не будет слышать слов, выражающих действия, предметы и чувства?

 

Спорные утверждения

Некоторые утверждения Дольто вызывают много споров. И если они не шокируют специалиста, для которого после некоторого размышления перестают представлять интерес, то к пребывающим в волнении и тревоге родителям, находящимся в поиске неопровержимых истин, это не относится. Так, при коликах у новорожденного Дольто советует матерям держать ребенка на руках, прижимая его к своему телу, и категорически отвергает пустышку, в то время как множество других специалистов видят причину этого страдания в тревожности матери. А что же касается ее реакции на систематическое сопротивление ребенка, переживающего период оппозиции и кризиса, то она воспринимала его буквально, в то время как это сопротивление не столько реальное, сколько вербальное, и является одной из форм самоутверждения.

Зато ее полемика с одной из читательниц, врачом по профессии, развернувшаяся в еженедельнике «Femmes françaises» (22) после выхода статьи о том, как приучить ребенка к горшку, потеряла в наши дни свою актуальность, так как все понимают и согласны с тем, что нужно дождаться окончательного формирования определенных отделов нервной системы ребенка, но при таком подходе ждать этого, видимо, придется долго. К несчастью, в наши дни предостережения Дольто, а до нее Беттельхейма забыты, и ретроградные методы воспитания вновь заявили о себе, в частности в Европе, где отмечается возврат к дрессуре. А что же касается США, то преждевременное приучение ребенка к чистоте методом принуждения осуществляется под предлогом охраны окружающей среды: чем меньше пеленок и подгузников придется выбрасывать, тем меньший вред мы причиним планете. Но кого при этом волнует вред, причиненный душе ребенка?

 

Конформизм?

Некоторые утверждения Дольто несут на себе печать идеологических заблуждений. Так, она, например, заявляет, что игрушки должны различаться в зависимости от половой принадлежности ребенка: мальчикам – машинки, девочкам – куклы. Хотя несколькими страницами далее она говорит, что у каждого ребенка должны быть также игрушки, относящиеся по преимуществу к противоположному полу (23). И вообще проблема половой принадлежности выглядит довольно расплывчатой у Дольто. Если она говорит, что «биологию не изменишь» (24); если она критикует лесбиянок, ребенок которых не имеет даже представления о том, что такое отношения с мужчиной; если она утверждает, что поведение родителя, не соответствующее его полу, очень осложняет жизнь ребенка, то непонятно, почему она не видит никаких противоречий в том, что малыш называет отца «мамой», а мать «папой»; и мы уже видели, насколько может быть несчастлив ребенок, воспитанный парой гомосексуалистов (25).

Что же касается отца, этого могущественного «pater familias» («основателя рода»), как его называли в прошлом, то теперь Дольто преуменьшает его роль, сводя ее к главе семьи (26), маленькой ячейки общества. И все это свидетельствует о том, что, перечитывая Дольто, следует принимать во внимание контекст эпохи, в которую она жила и работала. И Дольто была первой, кто заявил, что все то, о чем она говорит, может подвергаться широкому обсуждению и всегда соотносится с определенным моментом состояния общества, а следовательно, она предлагает поразмыслить над динамикой его развития, под которую подпадает и понятие главы семьи.

В несколько ином ключе Дольто рассматривает вопрос широко проповедуемой ею автономии ребенка, которая кажется не вполне реалистичной. Мать «не должна постоянно контролировать своего шестилетнего сына» (27). Начиная с трех лет, ребенок должен проявлять самостоятельность и становиться сам для себя матерью, а с шести лет – отцом, то есть «уметь обращаться со всеми предметами в доме, которые его непосредственно касаются, и уметь вести себя в обществе» (28). Речь, естественно, идет не о вседозволенности со стороны родителей, но о контролируемой свободе, и мать уже не обязана следить за всеми поступками и жестами ребенка, раз уж он приобрел необходимые для выживания навыки и умения.

 

Парадоксы

Некоторые объяснения Дольто могут показаться по меньшей мере неприемлемыми или парадоксальными, хотя они просто-напросто соотносятся с клиническими проявлениями и затрагивают сферу подсознания, выявляя глубинные причины конфликтов. Это, например, тот случай, когда один ребенок позволяет себе быть жертвой другого, постоянно на него нападающего. Вполне логично предположить, что любой взрослый счел бы необходимым наказать обидчика и приласкать обиженного. Но нам неизвестно, как начинаются такие конфликты, в чем кроется причина драк, например, между братом и сестрой. И если мы будем поступать в соответствии с общепринятой логикой, конфликты вряд ли исчерпают себя и не будут повторяться.

Все не так просто, как может показаться с первого взгляда: жертва может иметь скрытое намерение провоцировать конфликт, чтобы его обидчика наказали, что является банальной детской манипуляцией. Или, может быть, жертва из чувства вины, окрашенного мазохизмом, стремится к тому, чтобы получить наказание от мучителя.

Короче говоря, Дольто рекомендует успокоить обиженного ребенка, не выдвигая при этом обвинений «агрессору». И у детей, позволяющих товарищам бить себя, Дольто обычно спрашивала: «А ты обратил внимание на то, как они тебя бьют?» – и советовала родителям выяснить, кто из обидчиков «старается больше всех» (29). И в этом случае речь также идет о понимании проблемы с точки зрения детского психотерапевта, который старается проникнуть в суть конфликта, не давая при этом советов, и отступление от общепринятых норм кажется родителям чуть ли не садизмом по отношению к собственному ребенку. Зато такая интерпретация дает ребенку возможность не ощущать себя жертвой. И Дольто утверждает, что «бесполезно говорить ребенку «защищайся, дай сдачи» (30), уточняя при этом, что «не следует ни смеяться над ним, ни жалеть его, ни тем более обвинять других» (31).

И все это на первый взгляд вступает в противоречие с тем местом, которое она отводит языку. Впрочем, некоторые дети сами провоцируют обидчика, который их очаровывает и на которого они равняются. Именно поэтому они скрывают от учителей и родителей свои конфликты, пытаясь решить их самостоятельно.

Все эти выводы могут показаться парадоксальными только неспециалистам, и следует с особой осторожностью оперировать ими. Они должны заставить задуматься всех тех, кто критикует Дольто, а заодно с ней и психоанализ. Читать ее книги – значит научиться выбирать между тем, что все еще остается актуальным, и тем, что уже таковым не является. Но это не умаляет ее прозорливости. И единственное, что Дольто требовала от родителей, – это научиться делать выбор на основе критического подхода, размышлять и действовать так, как им подсказывает интуиция, она хотела внушить им ответственность без ощущения чувства вины и никогда не призывала их слепо следовать своему учению и не пыталась подчинить их своей воле.