Нравы при дворе
При дворе царил довольно пошлый тон. Половые отношения отличались таким легкомыслием, которое с трудом можно было предполагать ввиду равнодушного отношения короля к женщинам. Нравы были испорчены, манера объясняться самая грубая. В одном письме дипломат сэр Дадли Чарлтон описывает приключения одной брачной ночи. В конце концов король подошел рано утром в дезабилье к постели новобрачной, разбудил ее и остался с ней некоторое время наедине.
В официальных указах Иаков называл свою супругу не иначе, как «our dearest bed-fellow» (наша дражайшая сопостельница). В нелепой и циничной переписке Иакова с Бекингемом (преемником Карра) последний подписывался обыкновенно «Your dog», а король величал его постоянно «Dog Steenie». Иаков обращался даже к серьезному Сесилю со словами «litlle beagle» (маленькая гончая). Королева, умоляя Бекингема спасти жизнь Рэлея, называет его также «Му kind dog». Вместе с чувством личного достоинства исчезло и чувство приличия. Даже Дизраэли, этот принципиальный защитник и поклонник короля Иакова, должен признаться, что придворные нравы были ужасны, что двор, проводивший свое время в безделье, живший безумно роскошно, был заражен самыми гнусными пороками. Он приводит один стих из поэмы «Урод» Дрейтона, где говорится о великосветском джентльмене и придворной леди:
Дизраэли находит, далее, характеристику современных нравов, сделанную Артуром Вильсоном, совершенно верной. Вильсон рассказывает, что многие знатные девушки, обедневшие вследствие расточительности родителей, видели в своей красоте неистощимый капитал. Они торговали собою в Лондоне, получали потом от своих благодетелей громадные пожизненные пенсии и выходили, наконец, замуж за людей выдающихся и богатых. Все считали их разумными и галантными дамами, порою даже героическими натурами. Мужчины выражались так цинично, что часто можно было услышать фразу вроде следующей, облеченную, однако, в более непристойную форму: «Я предпочел бы только считаться любовником такой-то дамы, не будучи им в действительности, чем находиться с ней на самом деле в связи, но тайно, без ведома общества». Дон Диего Сармиенто д’Акунья, граф Гондомар, считался одним из лучших дипломатов Испании. Положим, он был настолько недальновиден, что воображал вернуть Англию в лоно католической церкви, но он умел мастерски обходиться с людьми, поражал непоколебимой твердостью, привлекал к себе образцовой гибкостью в обращении, умел вовремя молчать и вовремя говорить и вместе с тем служил с пользою своему повелителю. Он имел, подобно английским придворным, право свободного доступа к Иакову и расположил к себе короля забавными выходками. Он с умыслом говорил варварским латинским языком, чтобы давать Иакову возможность поправлять его речи. Каждый раз, когда граф ехал домой верхом или в коляске, то на балконах появлялись знатные леди, чтобы ответить на его поклоны. Дизраэли замечает, что каждая из этих дам была бы готова продать ему свою любовь за большую сумму. Некоторые из них слыли за остроумных женщин (wits) и имели красивых дочерей или племянниц, которые привлекали множество гостей в их салоны. Вот, например, один анекдот, рассказанный многими современниками, так как произвел на них, вероятно, большое впечатление.
Гондомар проезжал однажды в Друрилейн мимо дома красавицы-вдовы, некоей леди Джакоб. Он поклонился ей. К его неописанному удивлению, она в ответ только широко раскрыла рот. Невежливость леди смутила испанца. Вероятно, ей хотелось зевнуть, решил граф. Однако та же самая история повторилась на следующий день. Тогда Гондомар послал ко вдове одного кавалера из своей свиты с поручением доложить ей, что обыкновенно английские дамы относятся к нему благосклоннее и не отвечают дерзостью на его вежливость. Дама велела ответить, что ей хорошо известно, какой дорогой ценой покупал он любовь многих знатных, а у нее такой же рот, как у всех, и этот рот так же нуждается в пище. Гондомар послал ей немедленно подарок.
Женщины следовали в этом отношении только примеру мужчин. Английский посланник в Мадриде лорд Дигби понял очень скоро, что тайны испанского двора можно узнать за довольно дешевую цену и постарался извлечь из этого обстоятельства возможно больше выгоды. Так он узнал в мае 1613 г., что Испания платила ежегодное жалованье целому ряду высших английских сановников. Когда он увидел в списке имя адмирала сэра Вильяма Монсона, он пришел в недоумение. Когда же он узнал, что недавно умерший лорд-канцлер, граф Солсбери, также принадлежал до последней минуты своей жизни к числу этих лиц, он прямо ужаснулся.
В декабре месяце ему удалось получить весь список, и он был поражен, как громом, встретив в нем имена тех лиц, которые занимали высшие государственные должности, и честность которых считалась выше подозрений.
Он не хотел доверить этих тайн бумаге, так как неприкосновенность писем была тогда не в обычае. Он взял поэтому отпуск, чтобы лично доложить королю эту печальную новость.