Родословная Юзефа Сулковского является клубком тайн, который историки и поныне еще не сумели распутать. По этому вопросу строятся различные предположения, абсолютно противоречащие друг другу, и за каждым из них авторитет выдающегося историка. Для объяснения, в чем суть споров, следует сказать несколько слов о генеалогическом своеобразии рода Сулковских.

Сплетня XVIII века считает, что величие этой магнатской фамилии зародилось совершенно неожиданно в… спальне польского короля Августа II Саксонского. Сладострастный монарх удивительнейшим образом умел сочетать темперамент закоренелого прелюбодея с истинно саксонским семейным чувством. Он был любящим отцом не только законного потомства, но и побочных детей. В результате этих двух королевских черт первородный сын скромного бургграфа Станислава Сулковского Александр Юзеф достиг в саксонской Польше наивысших званий, а под старость стал родоначальником княжеской линии рода Сулковских.

В момент появления на исторической сцене нашего героя князя Александра Юзефа уже не было в живых, зато жили его четыре сына. Поскольку каждый из них оказал какое-то влияние на жизнь молодого Юзефа Сулковского, попытаюсь их вкратце обрисовать.

Самый старший – князь Август, тот, что впоследствии был опекуном Юзефа, – славился глубокой ученостью и непомерной чванливостью нувориша. Ни то, ни другое не способствовало его популярности у шляхты и лишь давало повод для насмешек. Однако этот уродливый, кичливый горбун был действительно выдающейся личностью, известной и уважаемой во всей Европе. Сердечный приятель короля Станислава-Августа и многих других монархов, маршал Постоянного совета, один из самых деятельных, хотя и не самых честных членов Просветительной (Эдукационной) комиссии, познаньский воевода и первый владелец рыдзынского майората, князь Август большую часть жизни провел в заграничных путешествиях, получая при дворах высшие ордена и связанные с ними титулы. Помимо всего прочего, он был пэром Англии, грандом Испании, а также «великим приором и родовым командором» Мальтийского ордена. И ко всему еще очень богатым человеком, что не мешало ему получать высокие вспомоществования от посланников держав, разделивших Польшу.

Второй по порядку брат – князь Александр – постоянно болел и из-за этого был куда скромнее. Он довольствовался званием имперского фельдмаршала, большую часть жизни провел в своем венском дворце и в Польшу наезжал очень редко.

Третий князь Сулковский со странным именем Франтишек де Паула был пресловутым enfant terrible всей семьи. Он единственный из братьев унаследовал от коронованного предка бурный темперамент и давал ему волю при каждой возможности. Рассказывали, что он был отцом многих детей от разных жен – необязательно своих. Репутация у него была неисправимого дебошира и мота, часто он судился с братьями и какое-то время по суду находился под опекой. Ход его воинской карьеры даже по тем временам поражает пестротой. Князь Франтишек де Паула Сулковский был поочередно австрийским полковником, русским майором, барским конфедератом, генеральным инспектором и генерал-лейтенантом польских коронных войск, а под конец – австрийским фельдмаршалом. Утихомирила его наконец энергичная актриса Юдыта Мария Высоцкая, которая приволокла разгульного аристократа к алтарю и принудила его узаконить добрачных детей.

Увековечил себя князь Франтишек де Паула двумя вещами. В своем имении Влошаковицы он построил замок в форме треугольной шляпы и под угрозой палок запретил входить в него людям в круглых шляпах. Кроме того, он опубликовал «Солдатскую памятку для наставления молодых офицеров», которая является зауряднейшей компиляцией из французских и немецких авторов.

Самый молодой и последний из братьев – князь Антоний – покрыл себя бесславьем в истории Польши как канцлер, выдвинутый Тарговицкой конфедерацией. У современников он пользовался репутацией человека ничтожного, лишенного всяких угрызений совести. Впоследствии Юзеф Сулковский убедился в том на собственной шкуре.

Таковы были эти четыре представителя княжеской линии рода Сулковских. Но помимо княжеской линии, была еще тьма Сулковских небогатых и незнатных, которые шли от младших сыновей бургграфа Станислава, произведенных на свет уже без помощи короля.

Сулковские monirum gentium преимущественно отирались в передних знатных родичей и с помощью их протекций постепенно добивались небольших земельных владений и генеральских или полковничьих званий в польской или австрийской армиях. Под старость они оседали на жительство преимущественно в роли резидентов, то есть нахлебников при кузенах-князьях.

От этих бедных Сулковских и происходил один из предполагаемых отцов нашего героя – Теодор Сулковский, австрийский полковник, стоявший в венгерском городе Рааб и носивший (не совсем законно) титул «графа».

Этот граф Теодор Сулковский оставил после себя свыше двухсот писем, адресованных преимущественно богатым родственникам в Польше. Из этой корреспонденции, тщательно изученной выдающимся польским историком профессором Адамом Скалковским, предстает облик человека несчастного и незадачливого, настоящего пасынка судьбы.

Девятнадцатилетний юноша благодаря протекции знатных кузенов начинает свою карьеру довольно многообещающе – кирасирским ротмистром в небольшом венгерском гарнизоне. Но все последующие тридцать лет он пребывает в том же самом полку и продвигается всего на два звания. Причины столь медленного продвижения можно вычитать между строк: ограниченные способности, слабый характер, картежник, волокита, постоянно растущие долги. В своих письмах к кузенам-князьям в Рыдзыну и Вену несчастный Теодор жалуется на беспросветную жизнь и постоянно о чем-то просит. Просит протежировать ему по начальству, денег на новый мундир, просит уплатить долги, найти ему богатую невесту. Письма, написанные по-польски или на корявом французском языке, умоляющие, униженные, полные лести. Как-никак близких все же кузенов он титулует «ваше сиятельство», себя называет «pauvre diable», что дословно означает «бедный дьявол», а в переносном смысле – «голытьба». В польских письмах он обожает употреблять оборот «бедный сирота, коему больше и в ноги упасть некому».

Мечтой жизни этого «pauvre diable» является женитьба на большом приданом. В одном из писем он пишет князю Августу: «…дело касается некой графини Няры. В Венгрии все знают, что у нее много денег и что она совсем недурна. Правда, она не очень хорошо воспитана, по зато сто тысяч…»

Однако женитьба на богатой, несмотря на посредничество князя Августа, так и не состоялось. Несколько лет спустя «бедный сирота», прижатый к стенке какими-то неведомыми обстоятельствами, женится на венгерке Келис, неизвестного рода и происхождения, воспитаннице священника из Рааба.

С момента женитьбы переписка с Рыдзыной и Веной становится все реже. Видимо, опекун-священник оплатил самые срочные долги молодожена или же княжеская семья не одобрила не очень-то представительную жену.

Но в 1773 году мадам Келис-Сулковская умирает. И в Рыдзыну отправляется письмо – необычайно важное для биографии Юзефа Сулковского. 23 марта 1773 года Теодор уведомляет князя Августа о смерти жены и старшего сына. Одновременно он вверяет милосердной опеке «вашего сиятельства» двух младших детей: двухмесячного сына Юзефа и двухлетнюю дочь Теодору.

Что ответил на это письмо князь Август, неизвестно. Зато известно, что «pauvre diable» вскоре после смерти жены распродал осиротевшее хозяйство в Раабе и увез детей в Вену, к другому кузену, князю Александру. Там они находились под присмотром французской гувернантки Маргерит-Софи де Флевиль.

Спустя четыре года князь Август, возвращаясь из Италии, останавливается в Вене. Восхищенный красотой и обаянием Юзефа, он забирает детей в Польшу. Юзефа оставляет у себя в Рыдзыне, а Теодору помещает в пансион в Варшаве.

Неведомое «дите» из рода Сулковских, привезенное из-за границы, вызвало в Рыдзыне немало слухов. Князь Август счел нужным официально подтвердить его происхождение. В 1783 году, вручая Юзефа новому гувернеру, он подготавливает специальный документ с длинным и сложным названием «Верный портрет графа Юзефа Сулковского, изображенный для его собственного совершенствования и для необходимого сведения его гувернера». В начале «Верного портрета» князь собственноручно пишет, что «граф Юзеф Сулковский, рожденный в венгерском городе Рааб 18 января 1773 года, является законным сыном полковника графа Теодора Сулковского и его жены девицы Келис, венгерки, которая умерла после его рождения».

Когда князь Август столь убедительным образом удостоверяет происхождение десятилетнего Юзефа, его отец, отставной полковник австрийской армии «граф» Теодор, живет уже в Польше. Утомленный напрасной борьбой за продвижение по службе, он поселился в бельском замке князя Франтишека де Паула. С ним находится и его вторая жена, бывшая гувернантка его детей, уже упоминавшаяся Маргерит-Софи де Флевиль. «Pauvre diable» расхваливает этот новый брак, так как доверчивая француженка вручила ему все сбережения под обещанное приданое покойной Келис-Сулковской. Граф Теодор судится из-за этого спорного приданого со священником из Рааба, который в это время стал епископом, что в значительной мере затрудняет благоприятный исход тяжбы. Кроме ведения процесса, заботливый отец переписывается с сыном Юзефом, находящимся в Рыдзыне, и с дочерью Теодорой, воспитанницей варшавского пансиона. Время от времени он пишет и князю Августу, в униженных и льстивых выражениях благодаря его за опеку над детьми.

Десятилетнее пребывание полковника-резидента в Вельске проходит относительно спокойно. Только раз омрачает его трагическая весть. В результате вспыхнувшей в Варшаве какой-то эпидемии в 1788 году умирает семнадцатилетняя Теодора Сулковская. Письмо, в котором скорбящий отец сообщает об этой утрате князю Антонию (князей Августа и Александра тогда уже не было в живых), звучит, как жалоба Иова: «Le temps passe, mes annees decoulent, et moi pauvre, je suis pionge dans les plus grands malheurs du monde».

Через три года после этого удара «pauvre diaclle» сводит счеты со своей незадавшейся жизнью. В завещании от 14 октября 1791 года он отказывает «любимому сыну графу Юзефу Сулковскому» две полковничьи сабли, несколько книг и сто дукатов наличными. Вероятнее всего, Юзеф так никогда этих ста дукатов и не получил. Но зато хотя бы получил еще одно письменное подтверждение своего законного происхождения.

Но это немногого стоит. С обильно документированным тезисом профессора Скалковского о законном происхождении Юзефа Сулковского не соглашается другой выдающийся специалист по этому периоду – профессор Шимон Ашкенази.

Опираясь на слухи, ходившие в XVIII веке и настойчиво повторяемые авторами воспоминаний, а также на анализ различных архивных документов, Ашкенази утверждает, что все документы, на которые ссылается Скалковский, были специально сфабрикованы князьями Сулковскими, чтобы скрыть настоящее происхождение Юзефа. По мнению автора труда «Наполеон и Польша», Юзеф Сулковский был побочным сыном «отца многих детей», авантюриста, мота и бабника – князя Франтишека де Паула Сулковского. Датой рождения Юзефа историк Ашкенази считает примерно 1770 год, следовательно, на три года раньше, чем это явствует из семейной переписки Сулковских.

Спор между двумя учеными ныне уже невозможно разрешить, поскольку Скалковский защищает свой тезис трудно опровергаемыми письменными документами, а Ашкенази выставляет против них многочисленные и достоверные заявления авторов воспоминаний той поры и устную семейную традицию, до последнего времени бытовавшую в родах Сулковских и Потоцких. Что ж делать, сомнения в том, кто был отцом того или иного исторического лица, возникали довольно часто. Ведь и основатель княжеской линии Сулковских, князь Александр Юзеф, также имел двух отцов: официального – бургграфа Станислава Сулковского и тайного – Августа II.

Но зато чрезвычайно редко в истории спорили относительно матери ребенка. Еще стародавнее положение римского гражданского права «mater semper certa est» ясно говорило, что довод материнства не должен вызывать никаких сомнений. Но в случае с Юзефом Сулковским имелись и такие сомнения. Относительно его матери спорили еще больше, чем об отце. По этому вопросу имеются даже целых три научные гипотезы.

Последовательный Скалковский в согласии с документами считает законной матерью Юзефа девицу Келис, подопечную священника из Рааба.

Ашкенази иного мнения и из устных преданий, берущих начало в XVIII веке, развивает сенсационную фабулу, весьма благожелательно принимаемую биографами Сулковского.

Согласно Ашкенази, игривый князь Франтишек де Паула в период Барской конфедерации завязал роман с французской эмигранткой незнатного происхождения, которой, судя по всему, была та самая Маргерит-Софи де Флевиль, впоследствии жена графа Теодора. От этой связи Франтишека около 1770 года и появился Юзеф Сулковский. Спустя три года после рождения незаконного сына в жизнь князя Франтишека де Паула вторглась уже упоминаемая Юдыта Мария Высоцкая. Властолюбивая актриса, намеревающаяся стать княгиней, не терпела в пределах своего владычества никаких соперниц, даже поверженных. Очутившись под башмаком, сиятельный любовник вынужден был удалить мадемуазель де Флевиль с сыном и на время отослал их к старшему брату Александру в Вену. В дальнейшем по наущению своей новой супруги Франтишек де Паула в согласии со старшими братьями Августом и Александром сплел искусную интригу, дабы обеспечить в доме покой и застраховаться от осложнений, связанных с наследством.

Тут-то и воспользовались «счастливым» стечением обстоятельств, а именно тем, что у бедного родственника в далеком венгерском местечке Рааб умерла жена и маленький сын. Случай подкинуть ребенка был просто идеальный, и все произошло lege artis, что не должно никого удивлять, гак как подкидывание незаконных детей относилось уже к родовым традициям князей Сулковских, а погрязший в долгах «pauvre diable» был человеком, которого легко подкупить (профессор Ашкенази обращает внимание на появляющееся в письмах с этого времени таинственное вспомоществование в размере двадцати пяти дукатов, которое «бедный сирота» из Рааба начинает регулярно получать от рыдзынского главы рода). По мнению отличного специалиста по той эпохе, этот семейный сговор в 1773 году привел к волшебной метаморфозе: трехлетний Пепи Сулковскнй, незаконный сын князя Франтишека де Паула и мадемуазель де Флевиль, преобразился в двухмесячного законного сына графа Теодора и его покойной супруги девицы Келис.

Спустя несколько лет после этого факта князь Франтишек де Паула, избавленный от последствий своего французского романа, тайком женится на Юдыте Высоцкой и узаконивает двух сыновей, которых успел произвести с нею до брака. Этот мезальянс приводит в ярость князя Августа. Бездетный глава рода имеет все основания опасаться, что после его смерти, как и после смерти болезненного и также бездетного князя Александра, весь огромный рыдзынский майорат может перейти по наследству к сыновьям ненавистной «актерки». Могущественный владелец майората, являющийся одновременно одним из высших государственных деятелей, решает воспрепятствовать этому. Интрига, затеянная князем Франтишеком де Паула против незаконного сына, неожиданно оборачивается против его признанных сыновей. Князь Август, узнав о женитьбе брата, тут же едет в Вену, принимает опеку над маленьким Юзефом и забирает его к себе в Рыдзыну с явным намерением сделать его, назло брату, своим наследником. Примерно в то же самое время трое князей Сулковских – Август, Александр и Антоний – затевают процесс о признании князя Франтишека де Паула недееспособным. Суд так и постановляет. Франтишек де Паула вместе с женой и сыновьями вынужден оставить Вельск. Управление этими владениями переходит в руки князя Августа. Именно тогда поселяется в пустом бельском замке отставной австрийский полковник Теодор Сулковский со своей второй женой, урожденной де Флевиль. Когда спустя несколько лет князь Франтишек де Паула возвратится во вновь обретенные владения, его первым действием будет вышвырнуть из замка этих двух резидентов.

Третью, опять-таки иную гипотезу относительно матери Юзефа Сулковского выдвинул профессор Владислав Конопчинский, автор «Истории Польши и Барской конфедерации».

Конопчинский разделяет взгляд Ашкенази на то, что Юзеф Сулковский был побочным сыном князя Франтишека де Паула, родившимся в 1770 году, но он не считает мадемуазель де Флевиль его матерью.

Этому отличному знатоку истории Барской конфедерации удалось установить, что князь Франтишек де Паула Сулковский в конфедератском своем периоде имел еще один серьезный роман. Героиней этого любовного приключения была одна из известнейших польских дам того времени, жена Кароля Радзивилла, известная под именем «княгиня Мечникова», та самая, которая вдохновляла известного французского писателя Бернардена де Сент-Пьера во время создания им «Поля и Виргинии».

Конопчинский утверждает, что княгиня Мечникова во время романа с князем Франтишеком де Паула около 1770 года тайно рожала в Вене. Ребенком, который тогда появился, и был именно Юзеф Сулковский.

Спор трех ученых о матери Юзефа так же трудно разрешим, как и спор о его отце. Биографов Сулковского больше всего устраивает романтическая гипотеза Ашкенази. Упоминания о матери-француженке из «простолюдинок» (мадемуазель де Флевиль была дочерью адвоката из Нанси) мы находим почти во всех литературных произведениях, начиная с трагедии Жеромского «Сулковский» и кончая драмой Брандштеттера «Знамения свободы». Принимают эту гипотезу и историки, как польские, так и иностранные, например автор самого свежего послевоенного труда о Сулковском, французский историк Рейнгард.

Самое занятное, что больше всего документального материала для подтверждения предположений Ашкенази представил его главный оппонент по этому вопросу Адам Скалковский, автор труда «Родословная графа Сулковского».

Письма и другие документы, опубликованные в его книге, бросают любопытнейший свет на отношения между нашим героем и Маргерит де Флевиль-Сулковской.

При жизни графа Теодора отношения Юзефа с Бельском не были особенно оживленными. Правда, Теодор хвалился в письмах к князю Августу, что «сын о нем не забывает и часто пишет с дороги», тем не менее единственное сохранившееся письмо Юзефа к законному отцу отмечено поздней датой – 28 июля 1786 года – и относится к тому времени, когда молодой Сулковский был уже поручиком полка Дзялынских в Варшаве.

В этом письме нет и следа сыновних чувств или сантиментов. Все оно – от начала до конца – посвящено подробному описанию кавалерийских учений, которые Юзеф наблюдал под Чумовом в окрестностях Львова. В конце письма, после подписи «верный и послушный сын Юзеф Сулковский, поручик», следует церемонный постскриптум, предназначенный для жены отца: «Madame Flevilie, je vous fait mes compliments et vous prie de me conserver Votre amitie». Холодно, вежливо, учтиво.

В последние дни 1791 года старый граф Теодор умирает. Свежеиспеченный капитан Юзеф Сулковский едет в Вельск хоронить отца и получить отказанные ему сабли.

В Бельске он застает мачеху в плачевнейшем состоянии. Изгнанные из замка князем Франтишеком де Паула, супруги устроились в просторном городском доме. Теперь вдова живет там одна, лишенная опеки и средств к жизни. Расточительный граф Теодор промотал все вверенные ему деньги, а жене оставил только незавершенный процесс с епископом из Рааба и несколько сомнительных закладных на земли своих братьев, Игнация и Казимежа Сулковских.

Положению бедной француженки трудно позавидовать. Мадам де Флевиль-Сулковской уже шестьдесят лет, и у нее очень плохо с глазами. В Вельске она чувствует себя чужой, одинокой и беспомощной. Получить по закладным она не в состоянии, а из замка, где правит деспотичная княгиня Юдыта, урожденная Высоцкая, никакой помощи ожидать не приходится. К кому же еще обратиться «бедной сироте»? Единственная ее надежда и опора молодой варшавский капитан, который был некогда ее воспитанником. В Вельске между мачехой и пасынком идут длинные разговоры. Содержания их не знает никто, даже историк Скалковский.

Как бы то ни было, после этих встреч в Вельске отношение Юзефа к мачехе совершенно изменилось. Из его позднейшей переписки вытекает, что он окружил вдову истинно сыновней заботой. Весь 1792 год он пишет ей письма и энергично домогается, чтобы дядья возвратили ей имущество. В письмах он называет ее с этой поры «дорогая мать», а подписывается «покорный и послушный сын». Само же содержание переписки касается исключительно вопросов имущественных, улаживание которых натыкается на большие трудности.

Даже покинув родину, Юзеф не забывает о мачехе. Два письма к Маргерит-Софи де Флевиль он посылает из Вены, где улаживает свои последние дела перед отъездом в Париж. В одном из этих писем «послушный сын» сообщает «дорогой матери», что, хотя его собственные дела не блестящи, «он счел долгом своим позаботиться о ее содержании на ближайшие годы». С этой целью он вручил управляющему Сулковеких Кёрберу 600 флоринов, обязав его выплачивать «дорогой матери» ежегодно по 200 флоринов.

Отношения между Юзефом и мадам де Флевиль-Сулковской не ограничились письмами из Вены. Поражающее завершение этой истории разыгралось много позже, почти десять лет спустя после смерти Сулковского.

Весной 1807 года возвращались «из края италийского в польский» демобилизованные легионеры, спеша в формирующуюся на родине новую армию. Среди прочих возвращался и бригадный генерал Александр Рожнецкий, опытный штабист, свой человек в кругах французского генералитета.

По дороге в Варшаву Рожнецкий ненадолго остановился в Вельске переменить лошадей. Так как будущий начальник полиции Королевства Польского был человеком по натуре любопытным, то он принялся расспрашивать на постоялом дворе о всех видных жителях городка. Между прочим ему указали на дом старой графини Сулковской.

Заинтересованный знакомым именем, он зашел под убогий кров, где увидел восьмидесятилетнюю, почти совсем слепую старушку. Он спросил ее, не родственница ли она часом прославленного адъютанта, которого часто видал с Бонапартом. Старая графиня без колебания ответила, что она его мать, и стала жаловаться генералу на свое тяжелое материальное положение.

Сообразительный штабист на лету ухватил, что выхлопотать у французов пенсию для этой «матери героя» будет не только добрым деянием, но и отличным предприятием с точки зрения пропаганды как раз образующегося Варшавского Княжества. Сразу же по приезде в Варшаву он представил свой проект маршалу Даву, занимающемуся организацией нового «государства». Маршал согласился с генералом, что вопрос является вполне своевременным, в частности из-за слухов, разглашаемых врагами императора по поводу смерти Сулковского.

Облагодетельствование Маргерит-Софи де Флевиль-Сулковской было проведено в ускоренном порядке, поверх голов бюрократических инстанций. Маршал Даву при первой же оказии подсунул Наполеону на подпись готовый декрет, назначающий матери героя, отличившегося под пирамидами, пожизненную пенсию в 6000 франков ежегодно. Император немедленно подписал. Он еще великолепно помнил своего польского адъютанта, «который владел всеми европейскими языками и для которого не существовало никаких преград».

Удовлетворенный генерал Рожнецкий передал эту радостную весть в Вельск, после чего занялся своими делами. В Вельске это произвело невиданную сенсацию, а полуслепая француженка вдруг стала чем-то вроде народной героини. Но когда все, казалось бы, уже было улажено, вдруг возникли преграды и препятствия. В дело вступили обойденные министерские бухгалтеры, которых во всех странах и во все эпохи отличает одинаковая осторожность и подозрительность. Императорское министерство финансов неожиданно задержало выплату пенсии до представления официальных доказательств, что графиня Маргерит-Софи Сулковская действительно родная мать погибшего капитана Юзефа Сулковского. Какова была причина этого бюрократического требования, не известно. Может быть, поступил какой-нибудь доносик из Вельска, а может быть, просто заглянули в бумаги Юзефа, где матерью, скорее всего, считалась венгерка Келис.

В Вельске началось смятение. Бедная Маргерит-Софи и круг ее друзей, который после назначения ей пенсии изрядно расширился, не знают, что делать. Генерал Рожнецкий, занятый в столице государственными делами, недосягаем, а о том, чтобы обратиться в замок, и речи не может быть. После долгих раздумий старушка решается написать живущей в Варшаве княгине Каролине Сулковской, вдове князя Антония, «последнего канцлера Речи Посполитой».

Известная благотворительностью, княгиня Каролина живо заинтересовалась историей бедной родственницы и пригласила ее к себе погостить. «Мать героя» занимает у знакомых деньги и отправляется в Варшаву.

Но, несмотря на энергичные меры княгини, формальностям нет конца. Оказалось, что и бумаги самой графини не совсем в порядке. Девичье имя этой дочери стряпчего из Нанси было просто Гийо. Это уже в Польше, нанявшись гувернанткой в один из магнатских домов, Маргерит-Софи для вящего шика взяла дворянскую фамилию своей матери «де Флевиль». Теперь это надо было доказывать, что также заняло много времени.

Наконец, после предварительных формальностей, 29 ноября 1808 года в варшавском дворце Сулковских на Рыма рекой улице собрался круг благожелателей для совершения нотариального акта, требуемого французским министерством финансов.

Два свидетеля, Гиацинт Бентковский, близкий родственник княгини Каролины, и доктор Карл Геффеле, ее личный лекарь, показали перед нотариусом Валентием Скорохуд-Маевским, что «графиня Сулковская, урожденная Маргерит-Софи де Гийо, ныне имеющая жительство в вышеуказанном дворце ее светлости княгини Каролины Сулковской, присутствующая при этом акте и принимающая оный, действительно является родной матерью погибшего несколько лет назад в Египте графа Юзефа Сулковского, личного адъютанта его величества императора французов и короля итальянского».

По представлении французским властям столь убедительного доказательства материнства секвестр с пенсии был незамедлительно снят. Графиня Маргерит-Софи Гийо-де Флевиль-Сулковская регулярно получала ее до самого крушения наполеоновской империи.

Приведенный нотариальный акт (в дополнение к предыдущим письмам), кажется, полностью подтверждает гипотезу историка Ашкенази. Вполне вероятно, что еще во времена встречи в Вельске между мачехой и пасынком имели место некие драматические признания, проясняющие тайну происхождения Юзефа. Если старая француженка действительно была его матерью, она после смерти мужа и отделения от бельских князей могла уже спокойно сообщить об этом сыну. А такое признание объясняло бы все дальнейшее отношение к ней Юзефа.

Но Скалковский, который сам обнаружил и опубликовал все упоминаемые документы, не отказался от своей концепции законного происхождения Юзефа Сулковского.

По мнению ученого, варшавские и венские письма Юзефа не могут служить доказательством материнства мадам де Флевиль. Они говорят только об отзывчивом сердце пасынка и о тяжелом материальном положении мачехи. А что касается нотариального акта, то он, вполне вероятно, был «организован» княгиней Каролиной и ее друзьями дома. Все они просто тронулись судьбой старой графини и не видели никаких оснований, чтобы оберегать карман французских оккупантов.

От резонов Скалковского трудно отмахнуться. Это был скрупулезнейший биограф Сулковского, который двадцать лет изучал его жизнь, и уж он-то знал ее лучше, чем кто-либо. Поэтому научный спор о родословной Юзефа следует считать неразрешенным. Герой двух театральных пьес, одной оперы и многих романов поныне остается сыном двух отцов и трех матерей.

Некоторым читателям может показаться странным, что в эскизном биографическом портрете я уделяю столько места генеалогическим вопросам. Но следует помнить, что эти споры современных историков являются всего лишь слабым отражением ауры, окружающей личность Юзефа Сулковского при его жизни. Сейчас все эти неясности в родословной вызывают разве что любопытство или пренебрежительную усмешку. А в то время они были причиной ежедневных терзаний впечатлительного мальчика, создавая вокруг него трудно выносимую атмосферу двусмысленности. Сын двух отцов и трех матерей в конце концов вынужден был стать ничьим сыном.

Принадлежа к двум общественным группам, он в конце концов возненавидел ту, где ему на каждом шагу давали понять, что он человек низкой крови и чужой окружающим. А это очень важно для каждого, кто интересуется генезисом общественного радикализма Юзефа Сулковского.