Зверь бесшумно двигался по темному лесу. Маленькие ночные существа убегали с его дороги или застывали на месте. При его приближении они прекращали шум и движение, но зверь молча пробирался вперед.

В этот вечер маленькие существа могли не бояться зверя. Его интересовало другое. Через каждые несколько ярдов он останавливался и, как человек, вставал на задние ноги, задирая морду к небу. Он принюхивался — проверяя, изучая — и затем, обнаружив среди многих запахов один, опускался снова на все четыре ноги и продолжал двигаться дальше.

На вершине последнего холма зверь остановился. Грубая шерсть встала дыбом. Внизу светились огни города Пиньона. Прямо у основания холма было расположено большое прямоугольное здание, освещенное множеством огней. От здания шло изобилие запахов. Одни были связаны с лекарствами, другие — со смертью. И все же среди этих запахов зверь снова уловил один.

Украдкой ступая большими мягкими лапами, он спустился вниз и подкрался к больнице.

Гевин Ремси подошел к зеркалу в ванной и стал критично рассматривать свое лицо. Оставшись недовольным, он в третий раз провел электробритвой по подбородку. Элиза всегда говорила, что у него очень привлекательный подбородок, но на нем быстро вырастала щетина, которую трудно было полностью сбрить. Он провел пальцами по коже, проверяя, все ли в порядке, и решил, что она более гладкая, чем когда-либо была. Выключив электробритву, он вернулся в свою комнату, которая одновременно служила и спальней и кухней.

У Гевина была только одна комната, в которой имелись кухонные принадлежности. Он редко топил печь, а холодильником пользовался только для того, чтобы охладить пиво. Ел он обычно в кафе или брал домой готовые продукты. Однако наличие кухни, хоть и такой, делало комнату более жилой и уютной.

До развода он и Элиза жили в просторном ранчо в Дерни, штата Калифорнии. Дом, как и машина, остались у Элизы. Гевин поразился, обнаружив, какой холодной и расчетливой вдруг стала его любимая жена, когда поняла, что их брак не дает ей того, чего хотелось бы.

Но какого черта вспоминать то, что прошло. Последнее, что он слышал об Элизе, это то, что она жила в Нью-Йорке и работала политическим обозревателем в газете "Таймс". Это было как раз для нее. И для ее отца. Гевин сильно разочаровался в них обоих.

Он открыл шкаф и осмотрел свой бедный гардероб. Две униформы цвета хаки из департамента шерифа округа Ла Рейн. Один голубой костюм. Две спортивные куртки, серый костюм из твида и верблюжьей шерсти. Три пары слаксов: серые, голубые и коричневые. Два галстука: один в полоску, другой в крапинку. И несколько пар обуви.

Он редко что-либо одевал, кроме формы. Обычно Гевин носил джинсы, мягкие рубашки из хлопка и свитера.

Во время его женитьбы Элиза одела его как молодого преуспевающего политика, кем он и должен был стать по ее мнению. Он имел два шкафа, битком набитых костюмами, пиджаками и брюками из лучших магазинов Южной Калифорнии. Теперь ничего не осталось. Нет, Элиза не забрала его одежду, Гевин сам ничего не взял, когда уезжал. Это было единственное из его женитьбы, в чем он явно дал маху.

Джинсы и свитер явно не годятся для сегодняшнего вечера. Холли Лэнг могла не захотеть еще одного свидания. А у него их было всего несколько после развода. А как правило, они сводились к небольшой выпивке в тихом баре, иногда к обеду и затем к постели. И это его устраивало. Ни он, ни женщины после вечеринки не претендовали на какие-либо отношения. Но Холли была другой.

Гевин выбрал пиджак из верблюжьей шерсти и серые слаксы. Он подумал было о галстуке, но решил, что это уже слишком, и достал голубую спортивную рубашку.

— Ты выглядишь ужасно, — сказал он своему отражению в зеркале. — Но к прогулке готов.

Спустившись вниз, он влез в старый фургон и нахмурился при виде слоя пыли, пожалев, что не вымыл машину раньше. Не забыть бы остановиться в тени под деревьями.

Гевин проехал десять миль по темной дороге к Дарни, слушая по радио рок, передаваемый из Лос-Анджелеса. Он не разбирался в песнях, которые звучали, но это его и не волновало. Музыку было приятно слушать, и этого было достаточно.

Подъезжая к Дерни, Гевин остановил машину у винной лавки и приобрел бутылку "Каберне". Он без труда нашел дом Холли Лэнг. Небольшое бунгало, выкрашенное в желтый цвет, с белыми ставнями. Аккуратно подстриженный газон. Цветы перед домом, глядя на которые сразу можно было сказать, что за ними тщательно ухаживают. На веранде, как и обещала Холли, горел свет.

Она встретила его у двери, одетая в цветную шелковую блузку и мягкую темную юбку, подчеркивающую плавные линии ее бедер. Гевин сообразил, что впервые видит ее не в строгой форме врача, которую она носила на работе. Он подумал, что она очень хорошенькая и сказал ей об этом.

— Спасибо, — поблагодарила Холли. — Вам идет этот пиджак.

Он показал бутылку вина.

— Это подойдет?

— Прекрасно. Если вы хотите ее открыть, мы можем снять пробу до обеда.

Они вошли в маленькую комнату, которая была обставлена в коричневых и золотых тонах. Обеденный стол, накрытый белой льняной скатертью, был сервирован на двоих, включая свечи и высокие бокалы для вина.

Он последовал за ней в чистенькую кухню и открыл бутылку, пока Холли суетилась, поправляя то, что в этом не нуждалось.

— Я точно не знаю, почему деловые люди предпочитают сначала "снять пробу", — сказала она. — Но, наверное, это часть традиции.

— Все равно, как повертеть пробку в пальцах и понюхать ее, — добавил он.

— А какая разница между ароматом и букетом?

— Не знаю, есть ли?

Они замолчали и посмотрели друг на друга.

— Какую ерунду мы говорим, — сказала она.

— Хм…

— Мы взрослые люди, бывали в разных обществах и вполне можем обойтись без светской болтовни, не имеющей смысла, не так ли?

— Ну не совсем.

— Вот те на! Тогда продолжим, не хотите ли выпить перед тем, как я приготовлю мясо?

— С удовольствием.

— У меня есть водка, скотч, бурбон и джин. Можно приготовить замечательный мартини.

— Лучше скотч.

— Что-нибудь добавить?

— Лед.

Она налила ему скотч, а для себя смешала водку с тоником. Они прошли в комнату и с бокалами в руках сели на диван. Звучал легкий джаз. Гевин не мог понять, пластинка это или радио.

— Вам жена пишет? — внезапно спросила она.

Гевин растерянно помолчал, затем рассмеялся и поправил:

— Бывшая жена. Вы определенно знаете, как растопить лед.

— Если мы собираемся встречаться, то должны знать друг о друге, не так ли?

— А мы собираемся встречаться?

— Я думаю, да, а вы?

— Несомненно.

Он пил скотч маленькими глотками. Хороший, крепкий напиток, не то, что в этих дешевых бутылках с яркими этикетками.

— Нет, я не получаю писем от Элизы. Наш развод был не таким легким, как вы, наверное, слышали. То, что я знаю о ней сейчас, исходит от наших общих друзей. Они делают это из лучших побуждений, но мне порядком надоели.

— Вы говорите с горечью.

Гевин задумался.

— Если так, то значит, надо что-то изменить. И так кругом полно озлобленных людей, и я не хочу войти в их число. Они портят воздух, как протухшее мясо. Я вовсе не сердит ни на все человечество, ни на женщин в частности, ни даже на заключение браков. Я много потерял при разводе, но, полагаю, гордость моей жены не пострадала. Элиза никогда в жизни ничего не теряла, и когда я собрался уйти, она была уверена, что многого я с собой не возьму.

— Я видела ее несколько раз, когда вы оба жили в Дарни. Она красивая женщина.

— Этого никто не отрицает, — проговорил он. — К тому же она умна, остроумна и честолюбива. Интересно, кто пригласил ее сегодня вечером?

Холли покраснела и улыбнулась ему.

— Я задаю слишком много вопросов, да? Но ведь просто здорово, что все так повернулось. А обо мне вы хотите что-нибудь знать?

— Многое, но пусть это будет постепенно, по ходу событий.

— Я никогда не была замужем, — призналась она. — Это не позор для женщины, когда ей нет еще и тридцати, как почему-то многие думают. Но вот уже целых три года я постепенно об этом думаю.

— Не больше?

— Раньше не было оснований. У меня был друг. Доктор. Сейчас он психоаналитик. Красивый, умный, волевой. Он был единственным мужчиной, которого я видела в течение этих трех лет.

— Но замуж не вышли?

— Существовало небольшое препятствие. У Боба уже была жена. Он собирался оставить ее, как только наступит подходящий момент. И был в этом уверен. Я же не была настолько наивна, чтобы верить, но мне так хотелось, чтобы это оказалось правдой, я ждала три года, а затем прекратила все отношения.

— Ну и как?

— Сначала было очень тяжело не видеть его. Затем стало легче. Он же после этого не пытался больше встретиться со мной. А сейчас, я знаю, женщина из Сан-Франциско так же ждет, когда он оставит свою жену.

— Боб много потерял.

— Благодарю за комплимент.

Гевин сделал большой глоток и отставил свой бокал.

— Думаю, на этом терапию можно закончить и перейти к другим занятиям.

— Да, конечно. Не хотите ли выпить еще или заняться приготовлением обеда?

Гевин взглянул на кубики льда в бокале.

— Надеюсь, моя помощь не понадобится. Все мои кухонные способности ограничиваются вытаскиванием пробок и открыванием банок.

— Мистер, — заявила она, — я лучше предложу вам передвинуть мебель.

— Хотите проверить мои бицепсы?

— Может быть, но попозже. А сейчас, если хотите, можете пойти со мной на кухню.

— С удовольствием. Я ведь должен хоть чему-то научиться.

Гевин нашел местечко, где он не мешал бы, и с искренним восхищением наблюдал, как проворно двигается Холли, занимаясь приготовлением. Она приготовила свежие овощи и включила плиту. Сделав приправу, достала два больших куска мяса.

— Вы как любите?

— С кровью.

— Прекрасно. Я тоже. Удивительно, у нас все оказалось на столе в одно и то же время.

Гевин налил вино, и они сели. Салат из свежей зелени, великолепно приготовленное мясо, овощи в светлом соусе — все было очень вкусно. Разговор шел о любимых и нелюбимых блюдах, популярных телепередачах, погоде, местных новостях, и наконец коснулся мальчика, находившегося в сто восьмой палате больницы округа Ла Рейн.

— Он со странностями, — заметила Холли. — Думаю, он даже сам не знает все о себе.

— Вы говорили с ним о том, что произошло в Драго?

— Частично. А вы не верите в то, что рассказывают о Драго?

— Про оборотней? Но это же сплошные выдумки.

— Вы могли бы быть более откровенны.

— Что ж, попытаюсь. Когда наступает полнолуние, у них вырастают волосы и клыки, и они нападают на людей. — Он старался сосредоточиться. — Но это же чепуха. Мне легче поверить в Маленького Красного Колпачка.

Холли вздохнула.

— Все американцы скептики. А откуда, вы думаете, пришла история о Маленьком Красном Колпачке?

— От Братьев Гримм?

— Она появилась из старинных легенд. Из разных сказок. Вы когда-нибудь слышали о Питере Стампе? О Клоде Дженпросте? О Джеке Боквите?

— Нет, нет и нет.

— Было доказано, что в XVI веке они были оборотнями.

— Доказано? Кем, Уолтом Диснеем?

В глазах Холли загорелся злой огонек.

— Если вы ничего не имеете против, позвольте мне не считать эти истории выдумками.

— Простите, я не хотел вас обидеть.

— Я не люблю дешевых шуток.

Гевин поднял руки.

— Хорошо. Больше никаких острот. Если это для вас так важно, я постараюсь говорить об этом деликатно.

— Вот и хорошо, — смягчилась Холли и допила вино.

— Можно еще один вопрос? — спросил он.

— Спрашивайте.

— А этот мальчик, Малколм, он тоже оборотень?

Она нахмурилась.

— Еще не знаю. Думаю, он пережил начало. Я хочу побольше узнать о нем.

— Если не возражаете, я могу помочь, — предложил Гевин.

В знак согласия она подняла бокал с вином, и они выпили за партнерство.

Было уже после полуночи, когда Гевин осторожно поставил кофейную чашку на стол. Он откашлялся и потер руки.

— Пожалуй, мне пора, — произнес он. — Завтра рабочий день.

— Да, — согласилась она. — И у меня тоже.

Он встал.

И она встала.

— Обед был замечательный.

— Я рада.

— В следующий раз угощаю я.

— Договорились.

Они долго смотрели друг на друга, переминаясь с ноги на ногу, как будто один был зеркальным отражением другого.

— Мне лучше вам это сказать, — решился он. — Мне бы очень хотелось отправиться с вами в постель. Это желание возникло сразу, как только я сюда вошел. И даже раньше, когда я надел свою лучшую спортивную рубашку, чтобы понравиться вам.

Она смотрела на него, слегка склонив голову набок.

— И если мы когда-нибудь еще будем вместе обедать, а в этом я почти уверен, я это сделаю.

Она хотела что-то сказать, но он продолжал дальше.

— Сейчас, мне кажется, ни один из нас к такому шагу еще не готов.

Холли перевела дыхание.

— Знаете, шериф, вы более проницательны, чем иногда кажетесь.

— Я только не хочу, чтобы вы подумали, будто я непорядочный человек.

— Я это поняла. Но у вас хорошие порывы.

— Вы говорите как маленькая кокетка.

— А я такая и есть.

Их губы слились в долгом и многообещающем поцелуе.

Гевин возвращался в Пиньон с глупой улыбкой на лице. Он напомнил себе, что еще многого не знает о докторе Холли Лэнг. Его беспокоила ее странная отчужденность. Он перестал улыбаться, когда подумал о мальчике из сто восьмой палаты. Гевин думал о нем, о рассказах про Драго и был в недоумении…

Малколм открыл глаза и внезапно сел в кровати. Он принюхался и повернулся к окну, вглядываясь в темноту.

Там кто-то был. Кто-то или что-то. И звал его. Худое тело мальчика напряглось. Он заволновался, испытывая сумасшедшее желание выбежать и при соединиться к тому, что ждало его в ночи. На лбу выступили капли пота.

Он должен быть там, в ночи, а не здесь, в удобной кровати. Там его место… Однако… уже что-то изменилось. Теперь у него есть друг. Он больше не один и никуда не бежит. Он подумал о Холли. Вспомнил ее лицо. И это удержало его, хотя тихий голос снаружи звал его.

Еще один звук послышался в коридоре. Чуть слышные шаги ночной сиделки. Малколм быстро лег обратно и закрыл глаза, притворившись спящим. Открылась дверь, в палату заглянула сиделка, послушала его ровное дыхание и снова ушла.

Малколм больше не поднялся. Ночной зов все еще звучал, но стал слабее. И он мог его не слышать, если хотел. Он погрузился в поверхностный беспокойный сон.

На другой стороне холма в окна больницы пристально всматривались желто-зеленые глаза. Зверь зарычал. Тот, кого он искал, был внутри, это зверь хорошо знал, но среди многих противоречивых запахов трудно было определить, из какого именно окна шел тот самый, один.

Зверь обошел здание, останавливаясь в тени и быстро перебегая открытые пространства. Инстинкт подсказывал ему, что надо разбить стеклянные двери входа и уничтожить всякого, кто встретится на пути, пока он не найдет мальчика. Разум же говорил, что так делать нельзя. Нужно действовать хитростью. А убивать можно и потом.

Зверь легко поднялся на холм за больницей и спустился в долину. Там, под кустом, он нашел аккуратно сложенную одежду. Зверь принюхался, убедился в безопасности, лег рядом с одеждой и вернул свое сильное тело в ту форму, которую он имел до на чала мучительных изменений.