Однажды летним вечером 1962 года разъяренный Джимми Хоффа спросил одного дородного сотрудника профсоюза, известно ли тому что-нибудь о пластиде. Разговор шел наедине в кабинете Хоффа в «Мраморном дворце», штаб-квартире профсоюза дальнобойщиков в Вашингтоне, округ Колумбия. Потом Хоффа сказал, что знает, где достать глушитель. По словам собеседника, Хоффа произнес: «С этим сукиным сыном Бобби Кеннеди надо что-то делать. Он должен уйти».

И Хоффа обрисовал, насколько легко убить Бобби Кеннеди, так как тот не принимает мер личной безопасности, никакой охраны у него нет даже дома, и он часто разъезжает один в кабриолете.

Сотрудником, с которым говорил Хоффа, был Эдуард Грейди Партин. Он был председателем местного 5-го отделения дальнобойщиков в Батон-Руж, Луизиана. Его отпустили под залог по делу о похищении в результате семейной ссоры, где его соучастником был дальнобойщик его отделения. Партину также предъявили обвинение в растрате 1659 долларов профсоюзных средств на личные нужды. Партин был здоровяком грозного вида с бурной уголовной молодостью. Хоффа ошибся в нем, решив, что тот «красит дома», раз он здоров, грозен, с криминальным прошлым, выпущен под залог и из Луизианы, родного штата Карлоса Марчелло. Однако Хоффа, прежде чем высказать эту наполовину угрозу и наполовину предложение Партину выполнить заказ, ни у кого справок не наводил. Партин объяснял:

– Хоффа попросту считал, что, раз я из Луизианы, я у Марчелло в кармане.

Партин передал эти слова загонщикам Хоффа во главе с Уолтером Шериданом. «Это была невероятная история», – писал в своей книге Шеридан. Выслушав ее, Шеридан попросил ФБР устроить Партину проверку на детекторе лжи, и Партин ее успешно прошел. Шеридан передал Бобби Кеннеди эти угрозы жизни министра юстиции.

Вскоре после этого на одном частном вашингтонском обеде президент Джон Ф. Кеннеди как бы случайно сказал журналисту Бену Брэдли, что Джимми Хоффа задумал убить его брата Бобби. Президент Кеннеди, наверное, по-думал, что слив этой истории уважаемому и влиятельному Бену Брэдли и ее публикация помешают Хоффа осуществить угрозу. Впоследствии Бен Брэдли прославился как редактор «Вашингтон пост», когда с помощью Глубокой Глотки раскрутил Уотергейтский скандал и убрал Ричарда М. Никсона. В тот вечер в личном дневнике Брэдли записал: «Президент явно был серьезен». В автобиографии Брэдли писал, что, едва он сообщил Бобби Кеннеди об угрозе убийства, тот умолял его ничего не печатать, поскольку это испугает потенциальных свидетелей в процессах против организованной преступности, которые вел Бобби. К тому времени Бобби Кеннеди начал мощнейшее в истории страны наступление на организованную преступность. И Брэдли ничего не опубликовал.

Уголовный процесс против Джимми Хоффа по делу «Тест Флит» за нарушение «Закона Тафта-Хартли» был назначен на 22 октября 1962 года. Позднее загонщики Хоффа отрицали нарушение конституционных прав Хоффа за счет подстрекательства Эдуарда Грейди Партина приехать на процесс и войти в окружение Джимми Хоффа. Каковы бы ни были мотивы Партина, он отправился в Нэшвилл и стоял охранником у двери апартаментов Хоффа. Тем не менее Уолтер Шеридан признал, что они снабдили Партина устройством записи на магнитную ленту всех его телефонных разговоров с Хоффа. Шеридан признал, что поручил Партину, когда тот доберется до Нэшвилла, внимательно следить за попытками подкупа присяжных.

Бобби Кеннеди уже провел против Джимми Хоффа три процесса с привлечением жюри присяжных и непременно должен был добиться его обвинения. В этих процессах возникло подозрение в подкупе присяжных. По делу компании «Тест Флит» Хоффа обвиняли в преступлении небольшой тяжести. Однако в случае выявления в ходе судебного процесса подкупа присяжных ставки поднимались до обвинения в более тяжком преступлении.

Обвинения по делу «Тест Флит» были связаны с учреждением на имена жен Джимми Хоффа и покойного Оуэна Берта Бреннана компании по перевозке автомобилей. Вся ее деятельность прекратилась пятью годами ранее. И вся она была досконально расследована Комитетом Макклеллана и Министерством юстиции США. В своей вступительной речи перед присяжными обвинитель Чарльз Шаффер заявил, что компания «Тест Флит» учреждалась как часть «долговременного плана с целью постоянного получения Хоффа денег от работодателя». Версия обвинения основывалась на том факте, что «Тест Флит» создали после организованной Хоффа забастовки, оказавшейся на руку работодателю, с которым в то время сотрудничала компания «Тест Флит».

Защищали Хоффа юристы, в свое время сказавшие Бреннану, Хоффа и их женам о законности владения компанией женами, а когда Комитет Макклеллана поставил легитимность этого действия под сомнение, жена Хоффа и жена Бреннана вышли из состава учредителей компании «Тест Флит». Юристы Джимми Хоффа были готовы свидетельствовать в его пользу и подтвердить его версию о том, что первоначально именно они в 1948 году дали ему эту правовую консультацию.

Учреждение «Тест Флит» произошло через десять дней после принятия «Закона Тафта-Хартли», и юристы интерпретировали закон, в то время еще не имевший судебных прецедентов, на основе которых возможна юридическая консультация. Более того, Хоффа был готов доказать, что забастовка, которую ему пришлось уладить, была незаконной забастовкой, начатой бунтарями, он же достиг договоренности с работодателем во избежание того, что Хоффа называл «очень серьезным судебным иском» работодателя к профсоюзу Тимстеров.

По мнению Хоффа, все это дело было личной вендеттой Бобби Кеннеди, а устарелость информации доказывала, в каком отчаянии пребывала собранная Кеннеди команда загонщиков Хоффа. Загонщикам Хоффа не удалось добиться его обвинения ни перед одним из 13 больших жюри, созванных по всей стране.

Джимми Хоффа собрал лучшие юридические силы, которые только смог найти. Его ведущим юридическим советником был Томми Осборн, лучший специалист в Нэшвилле, молодой адвокат, успешно выступивший в знаковом и очень сложном деле о распределении мест в Верховном суде США, результатом которого стало правило «один человек – один голос». Среди других нэшвилльских помощников – Билл Буфалино, адвокат профсоюза водителей, и Фрэнк Рагано, адвокат Санто Траффиканте и Карлоса Марчелло.

Судья Уильям Э. Миллер был человеком, уважаемым за честность и явно не расположенным ни к одной из сторон.

Джимми Хоффа обосновался в роскошном отеле «Эндрю Джексон», стоящем на той же улице недалеко от здания суда. У него имелись адвокаты в суде и юристы в отеле, бывшие частью правового мозгового центра. Юристы на подхвате выступали консультантами и следователями. Вдобавок у него было множество союзников в профсоюзе и помогавших в деле друзей как в суде, так и в отеле, в том числе Чаки О’Брайен, известный как «приемный сын» Хоффа, а также бывший морпех Аллен Дорфман, человек Хоффа в пенсионном фонде. Люди из неюридического окружения были из самого Нэшвилла и докладывали разведывательную и инсайдерскую информацию о ходе отбора присяжных. В те дни профессиональных консультантов по отбору присяжных еще не было.

Возможно, точнее было бы сказать, что многочисленная группа поддержки Хоффа в нэшвилльском отеле «Эндрю Джексон» работала не над одним делом, а над многими делами.

На протяжении следующих двух месяцев в зале суда параллельно развернулись две драмы. Первая – процесс как таковой: вызов и перекрестные допросы свидетелей, изложение юристами доводов, возражения, ходатайства, постановления суда, перерывы в заседаниях, прения сторон и приведения к присяге. Однако выяснилось, что процесс был фильмом категории «Б». Фильмом категории «А» стала другая драма. Это был беззастенчивый подкуп присяжных, который вел лазутчик Эдуард Грейди Партин, одновременно сообщая загонщикам Хоффа все детали. Именно этот подкуп присяжных и помог в конце концов засадить Джимми Хоффа.

Зачем, имея достойных защитников, отлично подготовленный штат судебных адвокатов во главе с уважаемым и талантливым Томми Осборном при поддержке Билла Буфалино, Фрэнка Рагано и других юридических талантов, как в суде, так и на подхвате, и при наличии честного судьи Джимми Хоффа прибегнул к обману? Зачем превращать проступок в уголовное преступление?

«Все дело в эго Джимми. Кроме драк и тому подобного, в досье Джимми не было ни одного серьезного обвинения, и ему не хотелось пятнать его даже проступком. Он хотел чистое досье. Он не желал уступать Бобби Кеннеди, пытавшемуся обвинить его в настоящем преступлении.

Понимаете, следует учитывать, что, когда Бобби Кеннеди стал министром юстиции, ФБР еще мало обращало внимание на так называемую организованную преступность. Не забывайте, когда я впервые связался с людьми из центра города перед встречей в Апалачине, я даже не знал масштаба того, во что впутываюсь. Долгие годы после отмены сухого закона единственными, с кем приходилось сталкиваться так называемым бандитам, были местные полицейские, и многие из них брали взятки. Когда я был на подхвате у Тощей Бритвы, мы и не думали о ФБР.

Затем были Апалачин и слушания Макклеллана, и федеральные власти начали наступать людям на хвост. Когда Бобби Кеннеди вступил в должность, дурной сон превратился в настоящий кошмар. Внезапно всем, кто продолжал думать о своем деле, стали предъявлять обвинения. Людей действительно сажали в тюрьму. Людей стали депортировать. Это был напряг.

И в том нэшвилльском суде по делу «Тест Флит» в конце 1962 года Джимми противостоял Бобби в том, что превратилось в большую войну с момента, как Бобби стал министром юстиции.

22 февраля 1961 года, через два дня после принесения присяги в должности министра юстиции, Бобби Кеннеди убедил все двадцать семь агентств федерального правительства, включая Налоговое управление, начать объединять всю свою информацию на гангстеров и организованную преступность страны».

За несколько месяцев до начала процесса по делу «Тест Флит» начальник Налогового управления США писал: «Министр юстиции попросил Управление уделить перво-очередное внимание расследованию налоговых дел крупных рэкетиров». Эти рэкетиры были перечислены, и в отношении них провели «доскональное расследование». Начальник дал понять, что церемонии должны быть отброшены: «Необходимо широкое применение всего имеющегося в наличии электронного оборудования и других технических средств».

Джонни Розалли был одной из первых мишеней Налогового управления. Он жил на широкую ногу в Голливуде и Лас-Вегасе, и при этом у него не было работы или каких бы то ни было видимых источников средств существования. При предыдущих министрах юстиции ему никогда не приходило в голову, что он уязвим перед властями. Розалли говорил брату бывшего мэра Лос-Анджелеса: «Они все время под меня подкапываются – запугивают людей, выискивают врагов и достают друзей». Еще больше Розалли злило, что Бобби Кеннеди, как он полагал, знал о его сотрудничестве с ЦРУ в операции против Кастро. Впоследствии передавали, как Розалли говорил: «Я помогаю правительству, помогаю стране, а этот сучонок бьет меня под дых».

Примерно в то время Налоговое управление вменило Карлосу Марчелло выплату 835 тысяч долларов налоговых недоимок и штрафов. А Марчелло уже сражался против депортации, и ему предъявили обвинение в предоставлении заведомо ложных сведений и подделке свидетельства о рождении. Депортация грозила и Расселу Буфалино.

Перед нэшвилльским процессом Бобби Кеннеди лично объезжал страну, как производящий смотр войск генерал, подстегивая свое министерство сосредоточиться на организованной преступности. Он составил для ФБР и Министерства юстиции список мишеней, на которых должна сконцентрироваться борьба с организованной преступностью. Он постоянно объяснял этот список. Он обратился в конгресс и добился принятия законов, облегчающих ФБР прослушивание этих «мишеней» и использование материалов прослушивания телефонных разговоров в суде. Он провел законы, упрощавшие предоставление защиты согласившимся на сотрудничество свидетелям.

Отбор присяжных по процессу «Тест Флит» начался на второй день Карибского кризиса. Бобби Кеннеди не было в Нэшвилле, ему надо было находиться с братом, когда Джон Кеннеди осаживал советского лидера Никиту Хрущева, требуя, чтобы все наступательное ядерное оружие, перевозимое на советских военных кораблях на Кубу, было возвращено в Советский Союз, или американский военный флот откроет огонь. Мир стоял на грани ядерной войны.

Как писал Уолтер Шеридан: «Я отправился спать рано утром, думая о реальнейшей угрозе ядерной войны и возможности того, что и я, и Джимми Хоффа вместе закончим свои дни в Нэшвилле».

Вместо этого на следующее утро Уолтер Шеридан проснулся и столкнулся с первой попыткой подкупа присяжных. Страховой агент из состава жюри сообщил судье Миллеру о том, что его сосед встретился с ним на выходных и предложил 10 тысяч стодолларовыми купюрами за голосование в пользу оправдательного вердикта. Выбор Хоффа страхового агента понятен, поскольку страховые агенты – работающие в бизнесе, крайне подозрительном к надувательствам и подверженном преступному обману, – как правило, считаются смертью для адвокатов по уголовным делам. Их обычно вышибают прежде, чем они успевают нагреть место. И конечно, обвинение никогда не уберет из жюри попавшего туда страхового агента.

Судья Миллер освободил кандидата в члены жюри, после того как заставил страхового агента назвать имя соседа.

Впоследствии выяснилось, что некто, представлявшийся репортером «Нэшвилл Баннер» по имени Аллен, звонил еще ряду предполагаемых заседателей, пытаясь выяснить их отношение к Джимми Хоффа. В «Нэшвилл Баннер» не было репортера Аллена. Кто-то незаконно совал нос в умонастроения присяжных в поисках заседателей, способных помочь обвинению. Всех этих скомпрометированных кандидатов в присяжные исключили из жюри.

После выбора состава жюри и начала процесса Эдуард Грейди Партин донес Уолтеру Шеридану о попытке председателя нэшвилльского отделения профсоюза водителей подкупить жену патрульного офицера дорожной полиции штата Теннесси. Жена сидела в жюри. Шеридан проверил личные дела присяжных и нашел жену патрульного. Агенты проследили за должностным лицом профсоюза, которого на пустынном шоссе в патрульной машине ждал дорожный полицейский. Агенты видели, как двое мужчин сидели в патрульной машине и разговаривали.

Получив эту информацию, но не раскрывая ее источника, прокурор просил судью убрать жену патрульного из жюри, и судья Миллер провел по прокурорскому запросу расследование дела. Обвинение вызвало агентов, следивших за председателем нэшвилльского профсоюза водителей на его встрече с патрульным. Судья допросил агентов. Затем обвинение вызвало должностное лицо профсоюза, и того ввели в зал из боковой комнаты. По воспоминаниям Уолтера Шеридана, Джимми Хоффа подал знак вошедшему, и тот отказался отвечать на вопросы, воспользовавшись Пятой поправкой. Затем в зал суда ввели патрульного офицера дорожной полиции штата Теннесси. Офицер поначалу все отрицал, но в ходе допроса судьей Миллером признался, что функционер профсоюза водителей пообещал ему содействие в присвоении звания и продвижении по службе в дорожной полиции штата в обмен на оказание неустановленной услуги. Патрульный заявил, что функционер профсоюза никак не пояснил, в чем могла состоять услуга.

Судья Миллер освободил жену патрульного офицера и заменил ее другой кандидатурой. Придя тем вечером домой, заплаканная женщина сказала репортерам, что понятия не имеет, за что ее удалили из жюри.

Выражая мнение Томми Осборна и Фрэнка Рагано и других членов команды, адвокат Билл Буфалино сказал: «Никакого мошенничества не было. А если и было, оно шло прямо из кабинета Бобби Кеннеди».

Молодой адвокат Томми Осборн оказался в деле, не похожем на то, где он выступал о пропорциональном распределении голосов в Верховном суде. То дело сразу позволило ему стать следующим президентом нэшвилльской коллегии адвокатов и помогло получить дело Хоффа. Дело Хоффа, вытащи он Джимми, могло сделаться хорошим началом общенациональной карьеры, и одновременно это дело могло разрушить его карьеру, стань он частью среды, под воздействие которой попал.

Офицер нэшвилльской полиции, вечерами подрабатывавший на Томми Осборна частным детективом, проводя законное исследование пула присяжных, заявил загонщикам Хоффа, что Осборн рассказал ему, что работает над вовлечением одного из присяжных в сделку по застройке земельных участков. Загонщики Хоффа не могли в это поверить, и у них уже и без того было полно забот. Эту информацию они сохранили на будущее.

Третьим камнем преткновения был черный присяжный, сын которого вступил в контакт с черным переговорщиком из родного отделения Джимми Хоффа в Детройте и получил предложение 10-тысячной взятки. Согласно аффидевиту, подготовленному властями на подпись Партину, 5-тысячный аванс в счет взятки был получен, а сделка заключена еще до начала суда и выбора присяжного. В аффидевите Партин пишет, что однажды Джимми Хоффа сказал ему: «Я заполучил себе черного из жюри. Один из моих переговорщиков, Лэрри Кэмпбелл, отправился перед процессом в Нэшвилл и позаботился об этом». Судья Миллер прочел скрепленный печатью аффидевит, отказавшись предоставить его защите, и освободил от обязанностей одного из присяжных, который был заменен. В то время, не зная о ренегатстве Партина, защита была уверена, что власти еще до начала суда вели за ними тайное наблюдение и прослушивали телефонные разговоры.

«Мне позвонил Билл Изабел и сказал, что я нужен им в Нэшвилле, и я поехал. По телефону он сказал, что они ожидают протестов и хотят меня видеть, чтобы я помог, если кто-то из протестующих приблизится к Джимми. Тогда по телефону он только это и сказал, потому что к тому времени все были уверены, что все прослушивается. Там все было как в научной фантастике. Потому они действительно хотели, чтобы я непременно сидел в зале суда и явственно обозначал для жюри свое присутствие, на случай если кому-то из присяжных, с которым они устанавливали контакты, пришли бы в голову непонятные идеи. Никто мне не говорил этого прямо, но я знал об этом, когда мне время от времени велели пристально посмотреть в глаза кому-то из присяжных. Я жил в отеле «Эндрю Джексон», но не был частью всего этого. У них и без того слишком много поваров портили бульон. Помню, жареная курица в молоке в ресторане отеля была бесподобна. Было всегда приятно снова видеть Сэма и Билла. Помню, видел в ресторане Эда Партина, но мне даже в голову ничего не пришло. Он просто сидел с Фрэнком Рагано, и Рагано не подозревал, что сидит с крысой. Представьте, если сегодня власти внедрят крысу в контору ваших адвокатов. Тот гостиничный номер и был их адвокатской конторой, и Партин был там прямо с ними.

Разумеется, никаких протестующих не появилось. В любом случае там было полно ФБР. И тут, чуть ли не в оправдание слов Билла Изабела о моем приезде, в зал суда, пока я стоял в сторонке, толкуя с Биллом и Сэмом, вошел чокнутый. Был перерыв в заседании, и этот молодой парень в дождевике вышел на середину зала суда, подобрался к Джимми сзади и вытащил ствол. Я услышал выстрел и сразу же увидел, как юристы обеих сторон нырнули, толкаясь, под столы, как в лисьи норы. А чокнутый со стволом напал на Джимми Хоффа. Оказалось, у чокнутого пневматика – с виду как настоящее ружье. С таким охотятся на белок и кроликов. Он выстрелил из него и пару раз попал Джимми в спину, но на Джимми был плотный костюм. Джимми бросился на чокнутого и хорошо врезал. Чаки О’Брайен прыгнул на чокнутого и прижал его к полу. Чаки был ражим парнем и действительно хорошо приложил чокнутого. Наконец появились приставы, и один из приставов вырубил чокнутого рукоятью револьвера, но Чаки продолжал метелить парня. И приставам с Джимми пришлось его оттаскивать, иначе он бы убил парня.

Я сказал Биллу Изабелу в следующий раз быть поосторожнее со словами о том, что протестующие могут выйти из-под контроля. Выяснилось, что тот парень заявил, что, мол, это Господь сказал ему пойти и убить Джимми Хоффа. Думаю, босс есть у каждого.

При появлении ковбоя с пневматическим ружьем жюри в зале суда не было, но защита потребовала аннулировать процесс. В апелляции говорилось, что чокнутый в дождевике был примером того, как население Нэшвилла озлоблено против Джимми в результате всей окутывавшей процесс антихоффовской пропаганды, исходящей от Бобби Кеннеди и его пособников. Мне это казалось справедливым, но судья требование отклонил.

Билл Изабел сказал, что Джимми произнес: «Всегда беги от человека с ножом и на человека с ружьем». Я об этой болтовне не знаю. Надо представлять обстоятельства. Он прав, ведь вы можете испугать человека с пистолетом, потому что он не ожидает, что вы на него броситесь. В тех обстоятельствах Джимми все сделал правильно. Но если вы побежите на человека со стволом, а он не дрогнет, то чем вы будете ближе, тем легче ему будет в вас попасть. Нож вы чаще всего не видите, пока вас им не пырнут. Вообще, лучше всего быть певчим.

Джимми сказал, что приставы «всех обыскивали». И это действительно было так. Меня обыскивали. Приставы обыскивали всех входивших в зал суда. Джимми сказал, что тот человек смог подобраться ему прямо за спину не случайно. Идея в том, что власти наняли для расправы с ним чокнутого. Только тот чокнутый был слишком чокнутым, чтобы у него получилось. Джимми знал, что отдельные люди время от времени используют чокнутых в своих целях. В год нэшвилльского процесса во всех кинотеатрах шел «Маньчжурский кандидат», где играл друг Сэма Джанкана Фрэнк Синатра. Это был великий фильм о том, как коммунисты использовали чокнутого для убийства кандидата в президенты.

Однако в реальной жизни, если в Америке или на Сицилии используют чокнутого, от него сразу избавляются, прямо на месте преступления. Так было несколько лет спустя, когда Безумный Джо Галло нанял того черного психа для устранения Джо Коломбо, босса семьи Коломбо в Бруклине. Псих трижды выстрелил в Джо Коломбо на митинге «Лиги за гражданские права американцев итальянского происхождения», проходившем на Коламбус-Серкл близ Центрального парка. Без сомнения, с психом все детально отработали и отрепетировали. Ему наверняка показали, как прорваться к авто и умчаться в безопасное место. Естественно, определенные люди уложили психа прямо на тротуаре, едва тот сделал свое дело и выстрелил в Коломбо.

Рассел так и не простил Безумного Джо Галло за подобное использование чокнутого против Джо Коломбо. Я же считал, что Безумный Джо был слишком борзым. Несчастный Джо Коломбо перед смертью долго пролежал в коме как овощ. В этом и проблема с чокнутыми. Они недостаточно метки. Могут причинить много страданий. Как тот чокнутый, стрелявший в Джорджа Уоллеса и оставивший его парализованным. Или тот чокнутый, стрелявший в Рейгана и его пресс-секретаря Брейди».

Нэшвилльский процесс длился 42 дня. Жюри отправилось в совещательную комнату всего за четыре дня до Рождества. Пока жюри совещалось, Уолтер Шеридан был по-прежнему обеспокоен тем, что власти не отсеяли всех присяжных, которые были подкуплены. Возможно, были подкуплены один или два присяжных, о которых в присутствии Эдуарда Грейди Партина не говорили.

Жюри было изолировано, а на третий день совещаний, после неоднократных докладов о том, что присяжные безнадежно зашли в тупик, распущено судьей Миллером. Тем не менее, прежде чем позволить им встать со скамьи присяжных, он отвернулся от них, сидевших на своих местах, и обратился к залу суда. Среди прочих в протоколе зафиксированы следующие слова судьи Миллера:

«С самого начала, в то время как жюри выбирали из списка вызванных для исполнения обязанностей присяжных, наблюдались признаки того, что устанавливались и были установлены запрещенные контакты с потенциальными членами жюри. Я подписал приказ о созыве еще одного большого жюри сразу после начала следующего года, чтобы целиком и полностью расследовать все связанные с этим судом инциденты, свидетельствующие о незаконных попытках повлиять на присяжных и потенциальных присяжных любым лицом или лицами любой из сторон и вынести обвинительное заключение в том случае, если для этого существуют веские основания. Система суда присяжных… становится просто издевательством, если недобросовестные лица могут подорвать ее неподобающими и незаконными методами. Я не намерен оставлять без внимания настоящего суда позорные акты коррупции нашей системы суда присяжных».

Джимми Хоффа, напротив, в рождественский сочельник заявил телеаудитории, что это «позор… утверждать, что жюри подкуплено».