«От мертвого Партина им проку не было. Он им был нужен живой. Он должен был быть в состоянии подписать аффидевит. Им было нужно, чтобы он поклялся, что все сказанное им против Джимми на суде было ложью, что он действовал по сценарию, подготовленному для него людьми из созданной Бобби Кеннеди команды загонщиков Хоффа. Партин должен был сказать, что сделал все это потому, что над его головой висело обвинение в киднеппинге, а не потому, что Джимми угрожал замочить Бобби. Для Джимми это был наилучший выход в том деле по подкупу жюри. Партин знал, что никто не собирается целовать его, пока он водит их за нос. Партин дал Джимми бесполезные адвокатские аффидевиты и даже свидетельские показания. В итоге они так никогда и не заставили его сказать, что он оклеветал Джимми Хоффа. Все, чего им удалось добиться от него о поклепе, сводилось всего лишь к: «Партин, мой мальчик, это Чаттануга Чу-Чу?».

Другая причина того, почему Партин на протяжении многих лет был нужен Хоффа живым, состояла в будущих шансах Хоффа на условно-досрочное освобождение или президентское помилование. В автобиографии Джимми Хоффа писал, что 27 марта 1971 года Партин дал своим адвокатам показание, составлявшее «двадцать девять исповедальных страниц». Из одной только письменной версии Хоффа каждому, кто понимает в таких делах, ясно, что это не «признание» поклепа Партина и властей. Более того, чем бы оно ни было, показание было дано в обмен на привлечение Партина лагерем Хоффа к потенциально выгодной сделке с Оди Мерфи, киноактером и «героем Второй мировой войны, удостоенным наибольшего количества наград за личное мужество» Мерфи, все еще страдая от военных кошмаров, переживал трудные времена. В 1968 году он объявил себя банкротом, а в 1970 году был оправдан по обвинению в нападении с намерением совершить тяжкое убийство. А южанин навроде Партина, солдат-орденоносец из Теннесси, был сияющей звездой. Хоффа нагло писал о некой своей услуге для заключения сделки, обещающей быть выгодной и Оди Мерфи, и Партину. Хоффа писал вскоре после получения показания: «Сенатор Джордж Мерфи лично взял у министра юстиции Джона Митчелла, и Оди Мерфи передал его президенту Никсону».

«Я никогда не встречал Оди Мерфи – ни с Джимми, ни в Европе. Мы были на одном фронте, но в разных дивизиях. Как и я, после войны он сильно пил. Я слышал, у него были дела с Джимми, но я не знал какие. Он погиб, разбившись на небольшом самолете. Джимми некоторое время занимался углем, но не думаю, что Оди Мерфи этим занимался.

Тем временем весной 1964 года в Филадельфии бунтари «Голоса» пригрозили предъявить иск «Международному братству», если на юридические расходы Джимми будет потрачен еще хоть цент. Более миллиона уже ушло на чаттанугский процесс о подкупе жюри. А теперь совсем скоро должен был начаться чикагский процесс по делу Сан-Вэлли. С учетом высоты ставок юридические гонорары и расходы явно обещали быть немногим меньше. Джимми зарезервировал этаж в чикагском отеле «Шерман Хауз» и нанял шеф-повара на полную ставку, который бы на всех готовил. Чикагский процесс предстоял через несколько месяцев. Имелся полувзвод юристов. Все работали не задаром. За все это следовало платить.

Джимми сказал исполкому «Международного братства» не беспокоиться из-за «Голоса». Он сказал, что юрист «Международного братства» Эдуард Беннетт Уильямс говорил Джимми, что оплата адвокатских гонораров – абсолютно легальные профсоюзные расходы. Эдуард Беннетт Уильямс был тем юристом, которого Джимми задействовал в вашингтонском процессе о попытке подкупа дознавателя Комитета Макклеллана, на который они привели в зал суда Джо Луиса и прислали Бобби Кеннеди парашют, когда выиграли. Джимми предоставил Эдуарду Беннетту Уильямсу договор на правовую защиту профсоюза в награду за выигрыш того процесса и полагал, что Уильямс будет держаться своих слов. «Братство» провело у Уильямса ревизию, и он заявил им, что никогда ничего подобного Джимми не говорил, а оплата адвокатских гонораров в процессе, где Джимми осудили, по уставу профсоюза незаконна.

Я знаю, что мои расходы компенсировали, когда я отбивался от обвинений, но мне приходилось оплачивать счета, когда я проигрывал дела. Или лучше сказать, кто-то получал выгоду, а я – счета. Я собирал изрядные суммы частных пожертвований, чтобы оплатить юридические счета и издержки в тех двух делах, которые проиграл. Когда проигрываешь, денег у тебя, в конце концов, не хватает.

Чикагский процесс начался примерно через месяц после того, как Джимми получил восьмилетний срок в Чаттануге. Мне довелось быть в Чикаго в связи с этим процессом, и я остался и ждал перерыва в коридоре. Я пожелал Джимми удачи и увидел большую выходящую толпу, в основном ребят из профсоюза водителей, в ней не было ни предполагаемых мафиози, ни даже Джоуи Глимко. Я болтал с Барни Бейкером. Он был 198 см ростом и весил около 160 кг. Он любил поесть. Трудно поверить, но когда-то он боксировал в среднем весе. Видимо, именно он заполучил Джо Луиса на тот суд в Вашингтоне. Джимми его любил. Он продавал галстуки. У него всегда было много галстуков на продажу. Барни был смел. И готов помочь. Добрый силач. В отношении его вела расследование Комиссия Уоррена, потому что они проследили звонки между ним и Джеком Руби за несколько дней до того дела в Далласе.

Билл Буфалино был на суде зрителем, а Фрэнк Рагано представлял другого обвиняемого. Джимми обычно адвокатов не слушал. Джимми говорил им, что хотел сделать. И у Джимми была хорошая память. Он мог сказать адвокатам, о чем говорил свидетель две недели назад, лучше, чем они могли увидеть по своим записям. Если адвокат говорил Джимми нечто, чего он не хотел слышать, он отвечал: «Ну, вы сделаете это как надо». Но в коридоре, как мне показалось, он прислушивался чуть больше.

Джимми сказал мне встретиться с ним в чикагском кабинете. В чикагском кабинете Джимми сказал мне прямо передать нашим друзьям на Восточном побережье, что с Партином ничего не должно случиться. Джимми сказал мне, что у него хорошая защита в чикагском процессе и они продолжают добиваться аффидевита от Партина по чаттанугскому делу.

Кроме того, у них в Чикаго был конгрессмен по имени Роланд Либонти. Я никогда его не встречал, но слышал о нем. Он был с Сэмом Джанканой. Позже в газетах писали, что Энтони Тиши, зять Джанканы, работал у Либонти платным помощником в конгрессе. Они заставляли Либонти протолкнуть резолюцию о расследовании Палаты представителей в отношении Бобби Кеннеди. Идея была в том, что Бобби Кеннеди нарушил конституционные права Джимми Хоффа незаконным прослушиванием и наблюдением и внедрением Партина в их номера в нэшвилльском отеле «Эндрю Джексон». Джимми жаждал поменяться с Буби ролями и заставить его воспользоваться Пятой поправкой на слушаниях в конгрессе. Джимми заявлял, что у него есть запись того, как Бобби Кеннеди и Мэрилин Монро занимались сексом. Джонни Розелли и Джанкана прослушивали дом Мэрилин Монро. Он никогда не давал мне послушать эти записи, но у меня сложилось впечатление, что он планировал их проиграть, возможно, на слушаниях в конгрессе, если бы те состоялись.

Я покинул Чикаго, вернулся к веселью и играм в Филли и передал сказанное о Партине нашим друзьям. В 107-м мы все еще сражались с бунтарями и с другими профсоюзниками из АФТ-КПП. У нас был бар на Делавэр-авеню, где мы держали рубашки, чтобы переодеться. Копы ищут парня в зеленой рубашке, а я сижу в баре в синей рубашке. Я показываю копу свой счет. Выглядело, будто я сижу тут целый день, только я мог столько выпить за час».

Чикагский процесс над Джимми Хоффа и семью соответчиками начался 27 апреля 1964 года, пять недель спустя после того, как Хоффа получил сокрушительный восьмилетний приговор в Чаттануге. Как и в Чаттануге, личности потенциальных присяжных пула присяжных скрывали от обеих сторон до утра отбора присяжных.

Отбор присяжных шел без происшествий, а власти намеревались отвести на дело о мошенничестве с пенсионным фондом 13 утомительных недель заслушивания свидетельских показаний и приобщение к доказательствам более 15 тысяч документов. Это было дело федеральной юрисдикции во всех смыслах этого слова.

Дело о мошенничестве с пенсионным фондом фокусировалось на подготовке земельного участка во Флориде под строительство жилого комплекса для членов профсоюза водителей, желавших сделать личные инвестиции путем покупки земельных участков либо под дома, где можно было бы жить по выходе на пенсию, либо под загородные летние дома. Участок назывался Сан-Вэлли Вилледж. В то время как отдельные земельные доли продавались членам профсоюза водителей, в том числе Джимми Хоффа, застройщик так никогда и не начал инженерную подготовку, и застройщик уже умер. Предприятие Сан-Вэлли Вилледж разорилось, а участки без коммуникаций обесценились.

К несчастью для Джимми Хоффа, прежде чем в 1958 году Сан-Вэлли разорился, Джимми распорядился депонировать 400 тысяч долларов на беспроцентный счет во флоридском банке в качестве залога для обеспечения займа застройщику Сан-Вэлли на сооружение дорог и подвод к участку инженерных коммуникаций. Джимми Хоффа взял 400 тысяч долларов залога прямо из пенсионного фонда своего детройтского отделения. Когда Сан-Вэлли объявил себя банкротом, банк удержал 400 тысяч долларов залога. Чтобы вернуть 400 тысяч долларов, Хоффа надо было собрать в общей сложности 500 тысяч долларов, которые застройщик успел задолжать банку перед смертью.

По версии следствия, для сбора потребного полумиллиона в 1958–1960 годы Хоффа принялся злоупотреблять выдачей займов из пенсионного фонда. Хоффа и семеро соответчиков начали вкладывать пенсионные деньги направо и налево в рискованные предприятия, содержа заемные конторы и выплачивая комиссионные посредникам, и часть этих денег стекалась Хоффа для выплаты кредита флоридскому банку. К 1960 году задача была решена, и Хоффа не только расплатился с флоридским банком – он выплатил 299-му местному отделению 42 тысячи долларов недополученных процентов на возвращенные им в пенсионный фонд местного отделения 400 тысяч долларов.

Власти утверждали, что мошенничество состояло в том, что, призывая членов профсоюза вкладывать средства в участки Сан-Вэлли Вилледж, Джимми Хоффа стремился получить личную прибыль, и отдавая в залог деньги пенсионного фонда 299-го местного отделения, он стремился получить личную прибыль, и запустив руку в Пенсионный фонд Центральных штатов в стремлении заграбастать достаточно денег для расчета с 299-м местным отделением, он стремился получить личную прибыль. По утверждению властей, мотив получения Хоффа личной прибыли содержался в подписанном им документе. По версии прокуратуры, Джимми Хоффа подписал с застройщиком тайное соглашение о трасте, по которому Хоффа получал 22 % совокупной прибыли застройщика после полного завершения строительства.

Линия защиты Джимми Хоффа была проста: он собирался отрицать свою подпись. Застройщика не было в живых, и он не мог дать свидетельские показания о том, что подпись под соглашением о трасте принадлежит Хоффа. Партнера Джимми Хоффа Оуэна Берта Бреннана не было в живых, и он не мог дать свидетельские показания о том, что подпись под соглашением о трасте принадлежит Хоффа. Возможно, именем Хоффа подписался Берт Бреннан и собирался получить дополнительные 22 % прибыли себе. Возможно, застройщик поставил подпись Хоффа в стремлении заслужить доверие других инвесторов, демонстрируя им, что за проектом стоял Хоффа со всей мощью своего пенсионного фонда.

Власти показали, что в период лихорадочной деятельности 1958–1960 годов ради получения денег для расчета с банком присутствовали 330 тысяч долларов отката за кредит в размере 3,3 миллиона долларов на строительство отеля «Эверглейдс» в Майами. Еще была ссуда 650 тысяч долларов для «Блэк Констракшн Компани». Никакой «Блэк Констракшн Компани» не существовало: Сесил Блэк был низкооплачиваемым поденным рабочим, никогда и не видевшим ни цента этих денег.

Особенно раздражал Джимми Хоффа этот чикагский процесс потому, что вся лихорадочная деятельность, якобы предпринятая им в 1958–1960 годах, была, по его мнению, самообороной. Все эти усилия по возврату денег детройтскому отделению стали прямым результатом травли, устроенной Бобби Кеннеди в ходе слушаний Комитета Макклеллана, и того негативного освещения, в котором Кеннеди представил этот беспроцентный депозит в 400 тысяч, размещенный в качестве залога.

На чикагском процессе главным свидетелем против Джимми Хоффа был графолог ФБР, утверждавший, что подпись «Дж. Р. Хоффа» на соглашении о трасте была подписью, соответствующей известным образцам почерка Джимми Хоффа.

Прокуратура завершила изложение доводов, и Джимми Хоффа предстал перед судом для дачи показаний. Как и ожидали, Хоффа отрицал, что это его подпись на соглашении о трасте. Неожиданно Хоффа пошел дальше и отрицал, что вообще когда-либо подписывал какой-либо юридический документ «Дж. Р. Хоффа». Джимми Хоффа заявил под присягой, что всегда подписывал все юридические документы только «Джеймс Р. Хоффа».

У властей не было свидетеля-сюрприза, и они порылись в собственных горах документов, чтобы найти документ-сюрприз. На перекрестном допросе Джимми Хоффа спросили, лично ли он арендовал пентхаус в «Блэр Хауз» в Майами-Бич. Не сомневаясь, что аренда пентхауса за счет средств профсоюза допустима, Хоффа ответил утвердительно. На следующий вопрос, лично ли он подписывал договор аренды, Хоффа ответил утвердительно. И тут прокурор попросил Хоффа подтвердить подлинность подписи и протянул ему договор аренды. К вящему ужасу Джимми Хоффа, он подписал договор аренды «Дж. Р. Хоффа».

Суть чикагского процесса против Джимми Хоффа красноречиво изложил Уолтер Шеридан: «Хоффа использовал средства, отложенные на пенсии членов профсоюза водителей, чтобы выпутаться из ситуации, в которой он злоупотребил средствами, принадлежащими членам профсоюза водителей». В долларах и центах Джимми Хоффа спер 400 тысяч долларов у собратьев по профсоюзу и вернул их обратно до начала судебных разбирательств, стащив еще 500 тысяч долларов у тех же собратьев по профсоюзу.

26 июля 1964 года присяжные оперативно признали Джимми Хоффа и семерых его соответчиков виновными в мошенничестве с деньгами пенсионного фонда. 17 августа 1964 года Джимми Хоффа приговорили к еще пяти годам тюремного заключения, которые были приплюсованы к восьми годам, полученным в Чаттануге.

Отбывание Джимми Хоффа этих нелегких 13 лет заключения в федеральной тюрьме началось неделю спустя, 25 августа 1964 года, и совпало с новостью об отставке Бобби Кеннеди с поста министра юстиции и его объявлении о намерении баллотироваться в сенат США от штата Нью-Йорк. Уолтер Шеридан ушел из Министерства юстиции, чтобы помогать Бобби Кеннеди в предвыборной кампании.

«Привыкнув к победам Джимми, было трудно представить его раз за разом проигрывающим Бобби. Только надо было знать, что он не смирится.

В любом случае то, что он начал с первого процесса в Теннесси, закончилось для него превращением легкого удара по рукам в серьезный тюремный срок. Он продолжал совать наличные для подкупа жюри, даже когда попался. Как будто дрался с лупящим его по затылку кенгуру, которого не мог поймать, но продолжал преследовать.

Некоторые наши друзья спрашивали о приговоре Джимми, болтая во всеуслышание подобно человеку, которого он едва знал, Эду Партину. В нашем мире надо держать все в себе, если ожидаешь доверия. Если не хочешь, чтобы люди потеряли к тебе уважение.

Позже я слышал от Гарольда Гиббонса, что после Чикаго Джимми старался везде подписываться «Джеймс Р. Хоффа».

К моменту объявления о намерении баллотироваться в сенат США Бобби Кеннеди преследовал Хоффа и профсоюз три с половиной года. Усилия Бобби Кеннеди увенчались предъявлением обвинения 201 сотруднику профсоюза и осуждением 126 из них. Благодаря Бобби Кеннеди бандиты оказались под таким пристальным вниманием общественности, что не могли собраться в общем зале ресторана, не привлекая облаву. 22 сентября 1966 года гангстеры со всей страны, обедавшие за столиком ресторана «Ла Стелла» в Форест Хиллс в Куинсе, Нью-Йорк, были арестованы полицией. В группу задержанных, допрошенных и отпущенных без предъявления обвинения, входили Карлос Марчелло, Санто Траффиканте, Джо Коломбо и Карло Гамбино. Месяц спустя та же группа демонстративно провела новую встречу в «Ла Стелла», только на этот раз прихватив адвоката Фрэнка Рагано.

Кампания Бобби Кеннеди против организованной преступности, и особенно разработанные им методы – сбор агентурной информации, сосредоточение на мишенях, заключение сделок с информаторами, применение изощренной электронной разведки, настойчивое объединение данных разрозненных и часто конкурирующих между собой госучреждений, – подготовили почву для всех действий федеральных властей, предпринятых против организованной преступности с тех самых пор. Сегодня никто не ставит под сомнение существование организованной преступности или целенаправленную политику федеральных властей и ФБР по ее ликвидации. Сегодня благодаря Бобби Кеннеди организованную преступность уже не считают проблемой местной полиции. Хотя голову зверю отрубили, он не умрет никогда. Однако урон, нанесенный Бобби Кеннеди организованной преступности и гангстерам из профсоюза водителей, был невосполним.

«Деньги Джимми Хоффа не заботили. Он их раздавал. Но он очень любил власть. И в тюрьме или не в тюрьме, власть он отдавать не собирался. Во-первых, он собирался сделать все, что в его силах, чтобы в тюрьму не сесть. А сев в тюрьму, собирался руководить из тюрьмы и делать все возможное, чтобы из тюрьмы выйти. По выходе из тюрьмы он собирался вернуть контроль над всем. И я собирался ему помочь.

В 1965 году в Чаттануге было подано ходатайство защиты о новом процессе на основании того, что присяжные того процесса имели секс с проститутками. В ходатайстве утверждалось, что проститутки были наняты и приведены судебными приставами в качестве приманки для присяжных, чтобы они приняли сторону обвинения. К ходатайству прилагались аффидевиты четырех чаттанугских проституток. Одна из них, некая Мэри Мандей, утверждала, что судья в Чаттануге сказал ей, что собирался «засадить Хоффа».

Можно только представить себе смех, вызванный этой юридической «импровизацией» в святилище правосудия Чаттануги. Судья смеясь признал ходатайство не подлежащим судебному рассмотрению. Прокуратура вызвала одну из проституток в суд и предъявила ей обвинение в даче ложных показаний. Засим Мэри Мандей быстро отказалась от своих показаний и аффидевита.

В июле 1966 года на съезде профсоюза водителей в Майами-Бич Джимми Хоффа внес поправку в устав «Международного братства» с целью создания нового поста – поста генерального вице-президента. Занимавший его сотрудник имел все полномочия, необходимые для руководства проф-союзом в случае, если президент сядет в тюрьму. Новым генеральным вице-президентом Хоффа назначил казавшегося ему марионеткой Фрэнка Фицсиммонса. Хоффа повысил себе зарплату с 75 тысяч до 100 тысяч долларов в год – такую же зарплату получал президент Соединенных Штатов. Только в отношении зарплаты Хоффа теперь действовало положение о том, что она будет выплачиваться, даже если президент сядет в тюрьму.

Делегатам разъяснили, что, находясь в тюрьме, Хоффа должен продолжать получать свою зарплату, поскольку тюрьма приравнивается к отпуску для сохранения его здоровья, нечто вроде расходов на отпуск с дайвингом. Хоффа добился одобрения делегатами оплаты всех понесенных в прошлом расходов на оплату юридических услуг, независимо от того, проиграл он дело или нет. Эти расходы по состоянию на дату съезда составили 1 277 680 долларов. Хоффа добился одобрения делегатами оплаты всех своих будущих судебных издержек, какими бы они ни были.

Тем временем чаттанугская апелляция Хоффа дошла до Верховного суда США, который согласился рассмотреть апелляцию, поскольку она представляла правовую новеллу, связанную с конституционным правом Хоффа на помощь адвоката, и поднимала вопрос: не было ли нарушением данного права присутствие Партина в отеле «Эндрю Джексон»? Апелляция слушалась в разгар десятилетия «революции уголовного права», с 1961 по 1971 год, когда уголовные законы создавались там, где их прежде не существовало. Апелляцию Хоффа грамотно вел опытный адвокат по апелляционным делам Джозеф A. Фанелли, новичок в команде Хоффа. Уолтер Шеридан писал, что после прений сторон в Верховном суде команда прокуратуры «вовсе не была уверена, какое решение примут судьи».

Тем не менее исключительно ради перестраховки труппа комедиантов Хоффа решила надавить на либерального судью Верховного суда Уильяма Бреннана. Уолтер Шеридан писал об этом странном акте апелляционной «импровизации»: «Сотрудник профсоюза водителей подошел к брату судьи Верховного суда Уильяма Бреннана. Брату судьи, владельцу пивоварни, было сказано, что, если его брат не проголосует за права Хоффа в этом деле, пивоварня закроется и никогда больше не откроется».

Несмотря на тактику силового давления, Верховный суд вынес решение против существа апелляции Джимми Хоффа. Судья Бреннан стал на сторону большинства, чье мнение было сформулировано судьей Поттером Стюартом. Председатель Верховного суда Эрл Уоррен выразил особое мнение и голосовал за отмену приговора Хоффа. Уоррен назвал тайное использование властями Партина «оскорблением достоинства и чести федеральных правоохранительных органов».

Девять дней спустя после своего решения Поттер Стюарт получил письмо от своего старого приятеля по колледжу, написанное по просьбе Джимми Хоффа. Писал Уильям Лоб, владелец и издатель влиятельной нью-гемпширской газеты «Манчестер Юнион Лидер». Лоб сообщал своему другу судье Стюарту, что неназванный высокопоставленный правительственный чиновник уверял его, будто Бобби Кеннеди в своем стремлении засадить Хоффа использовал незаконное прослушивание. Важный факт, который Лоб в письме не упомянул, заключался в том, что ему обещали огромный кредит из пенсионного фонда профсоюза водителей, и кредит он впоследствии получил. Если бы было доказано, что адвокаты Хоффа подговорили Лоба написать это письмо, им пришлось бы столкнуться с этическим разбирательством, однако дело возбуждено не было.

Адвокаты Хоффа подали ходатайство о пересмотре решения судьи Поттера. Подобные ходатайства в порядке вещей, но редко принимаются даже без учета инициативных писем влиятельных людей.

Пока ходатайство о пересмотре находилось на рассмотрении, труппа Хоффа подала в Верховный суд некую юридическую новеллу, нечто, названное ими «Ходатайство об освобождении вследствие правительственного прослушивания телефонов, электронного подслушивания и других нарушений». Ходатайство подкреплял аффидевит нештатного эксперта по перехвату телефонных разговоров и электронному подслушиванию Бенджамина «Бада» Николса. В своем аффидевите Николс утверждал, что встречался с Уолтером Шериданом в Чаттануге как раз накануне процесса о подкупе жюри. Николс утверждал, что Шеридан заплатил ему за установку «жучков» в телефоны в совещательных комнатах присяжных, и он по указанию Шеридана установил «жучки» в телефоны в совещательных комнатах присяжных. С новым ходатайством Хоффа возникала только одна небольшая проблема – ни в Чаттануге, ни где бы то ни было по всей стране в совещательных комнатах присяжных телефонов не было.

Смех стих в 3.30 пополудни 7 марта 1967 года, когда три года и три дня спустя после признания виновным в подкупе жюри Джимми Хоффа вошел в ворота федеральной тюрьмы Льюисберг в Пенсильвании. 17 марта 1967 года в номере журнала «Лайф» вышел фоторепортаж под названием: «Заключенный 33298-NE: Джеймс Риддли Хоффа – самодовольный человек на долгой холодной прогулке». Одна из фотографий представляла собой валентинку с портретом Джимми Хоффа в сердечке и надписью: «Всегда думаю о тебе». Долгие годы валентинка украшала дверь кабинета Уолтера Шеридана в Министерстве юстиции. День святого Валентина, 14 февраля, день Бойни святого Валентина в Чикаго Аль Капоне, был днем рождения Джимми Хоффа. В репортаже поднимался вопрос: «Конец ли это власти Хоффа в громадном профсоюзе или всего-навсего передышка? Сегодня немногие профсоюзные деятели готовы побиться об заклад, что Хоффа не вернется».