Из брошюры «Вопросы и ответы о Федеральных исправительных заведениях»:
«ВОПРОС 41. Как я могу заниматься своим бизнесом, отбывая наказание в местах лишения свободы?»
«ОТВЕТ: Вы должны назначить кого-то вести ваш бизнес, пока вы отбываете наказание в местах лишения свободы».
Джимми Хоффа жил по своим правилам и вскоре выработал собственный ответ на Вопрос 41.
Федеральное исправительное заведение в Льюисберге, Пенсильвания, куда Джимми Хоффа вошел 7 марта 1967 года, весело изображено в фильме «Славные парни» как место, где итальянским мафиози удалось организовать себе удобную жизнь с собственной кухней и нескончаемыми запасами хорошей еды, хорошего вина и отличных сигар. Их боевым кличем было: «Давайте поедим». Конечно, в подобном месте Джимми Хоффа было нетрудно разобраться, что к чему, и найти наилучший способ тянуть за ниточки, протянувшиеся с холмистых районов фермерских хозяйств Центральной Пенсильвании до его марионетки – генерального вице-президента, Фрэнка Фицсиммонса, а также за ниточки, ведущие в обход Фицсиммонса к некогда тщательно подобранному Хоффа штату сотрудников в «мраморном дворце» (штаб-квартире профсоюза водителей в Вашингтоне, округ Колумбия).
Тюремные правила дозволяли всего три часа свиданий в месяц с людьми не из списка адвокатов. Список посетителей ограничивался членами семьи. В те времена у заключенных не было привилегий на телефонные звонки. Письма разрешалось писать только семи человекам из списка родственников и адвокатов. Все входящие и исходящие письма перлюстрировались. Никому из сотрудников профсоюза не разрешалось навещать или писать Джимми Хоффа. Ограничений на посещения адвокатами, ведущими текущие дела, не было.
Сын Хоффа был юристом профсоюза и не попадал в список родственников – он мог встречаться с отцом раз в неделю.
Хотя апелляция по делу о подкупе жюри провалилась, апелляции по чикагскому делу все еще находились в стадии рассмотрения, когда Джимми Хоффа впервые вступил под своды Льюисберга для дезинсекции, фотографирования, снятия отпечатков пальцев и переодевания в голубой деним. Вдобавок через два с половиной года – в ноябре 1969 года – Хоффа получил право на слушания по условно-досрочному освобождению. Вся эта юридическая деятельность означала, что Хоффа мог навещать ряд адвокатов. Фрэнк Рагано был в числе тех адвокатов, которые навещали Хоффа, консультировали по правовым вопросам и передавали послания и профсоюзу, и мафиози. Адвокат Моррис Шенкер представлял Хоффа в тяжбах по стратегии условно-досрочного освобождения и еще в одном деле: деликатных маневрах по получению президентского помилования, из тех, которые впоследствии всплывут как коррупция администрации президента Ричарда М. Никсона. В роли адвоката и консультанта Хоффа регулярно посещал Билл Буфалино.
Жесткие ограничения на посещения ломали заключенных без финансовых ресурсов, дивизиона юристов или власти Джимми Хоффа. У многих молодых заключенных не было родственников, которые могли себе позволить поехать в Пенсильванию. Они не использовали свои три часа, отведенные на свидания. Для них Джимми Хоффа организовал «собеседования при приеме на работу» с Фрэнком Шираном. Молодые люди встречались с Фрэнком Шираном в столовой, служившей комнатой свиданий. Они сидели за столом рядом с Джимми Хоффа, который проводил консультации с одним из его многочисленных юристов.
«Я одергивал рубашку, и пацан знал, что это ему сигнал выйти, а мне надо потолковать с Джимми о делах. Охранники смотрели в другую сторону. Им все отлично организовали на Рождество. Думаю, в ту пору для некоторых из них каждый день был Рождеством. Потом их пообтесали – я сам увидел это, когда сам отправился на кичу в восьмидесятые и девяностые. Думаю, из-за гласности и нового типа заключенных, в первую очередь наркоторговцев навроде ямайцев и тех кубинцев, которых вытурил Кастро.
Был один пацан по имени Гари, которому Джимми просил меня помочь подыскать работу на стройке. Если на воле ждала работа, были хорошие шансы на условно-досрочное освобождение. Гари выходить боялся. После выхода кто-то собирался его шлепнуть. Он был другом Томми Баркера, того самого, который позднее на моем суде в 1980 году утверждал, что я сказал ему замочить парня по имени Фрэд Гавронски за то, что он пролил на меня бутылку вина в баре в Делавэре. Некоторое время уже под конец с Джимми там сидел Джоуи Макгрил. Джоуи сильно остепенился и был хорошим товарищем. Джимми там уже ждал Тони Про. Они все еще были очень близки, когда Джимми пришел в Льюисберг. Чарли Аллен, крыса, сидел там за ограбление банка. На самом деле его звали Чарли Палермо, но он стал Чарли Алленом. Он был племянником Блинки Палермо. Блинки прежде контролировал бокс в Америке.
Чарли Аллен был одним из стукачей ФБР, и в конце семидесятых его использовали, чтобы подловить меня, когда они пытались засадить всех из своего короткого списка, чтобы выжать из нас информацию об исчезновении Джимми. Они заключили сделку с Алленом, чтобы меня засадить, даже зная, что он педофил и с пяти лет насиловал падчерицу, а от меня и моего адвоката эту информацию скрыли. Чарли Аллен сидит в тюрьме в Луизиане именно за это. Можете представить, как им хотелось меня засадить, если они использовали таких людей?
На моем суде 1980 года, на моем суде 1981 года и на моем суде 1982 года Чарли Аллен утверждал, что в тюрьме был телохранителем Джимми и получил порез на щеке, защищая Джимми от изнасилования. Услышь такое, Джимми расхохотался бы на небесах. Аллен получил порез, когда его поймали на краже конфет из тайника одного черного парня. Относительно того, кто о ком заботился, все было наоборот. Джимми пекся о Чарли Аллене. Он был одним из тех, кого Джимми пожалел и попросил меня подыскать ему работу, чтобы он мог получить условно-досрочное освобождение. Я даже нашел ему работу. Я позволял ему увиваться вокруг. Позволял ему себя подвозить. А впоследствии взял в штат 326-го отделения организатором. Он был у меня цепной собакой, но именно ко мне он обратился, когда они взяли его еще раз за изготовление метамфетамина. От этого они его отмазали, но он не ушел от изнасилования ребенка, потому что дело было не федерального уровня.
За 2 доллара вы могли пообедать вместе с заключенными. В среду на обед были спагетти с фрикадельками. Джимми любил спагетти и фрикадельки. Я угощал Джимми своими фрикадельками. И Джимми любил мороженое. Иногда случался просто дружеский визит. Мы даже не говорили о делах. Однажды он напомнил мне обо всех арбузах, съеденных мною и Биллом Изабелом в люксе в «Эджуотере» в Чикаго. Джимми не знал, что предварительно мы заправляли арбуз двумя квартами рома и заделывали отверстия. Об этом трюке он узнал в Льюисберге от людей Тони Про из Бруклина, которые так делали.
На воле много чего происходило по апелляциям, и обо всем Джимми должен был со мной потолковать. К министру юстиции Джону Митчеллу я заглядывал и после выхода Джимми, но пока он сидел в Льюисберге, деньги текли Митчеллу за условно-досрочное освобождение или помилование Джимми. Люди пеклись о денежных поступлениях (сливки Вегаса или собственные деньги Джимми). Рассел был очень большой величиной в Вегасе, останавливался в «Цезаре» и «Дезерт Инн». Когда Джимми сел, все старались помочь ему выйти – Расс, Фиц, Карлос, Санто, все. Джимми жаловался, что, может, только Фиц тормозит, но поначалу не подозревал Фица в предательстве, а лишь в том, что тот недостаточно боевит, сидит на пятой точке и слишком увлечен работой.
Сразу после того, как Джимми сел, кто-то послал предупреждение Аллену Дорфману. Он отъезжал от дома, выскочили какие-то люди и дали несколько выстрелов из дробовиков по его «Кадиллаку». Так никого не целуют, это чистой воды предупреждение.
Дорфман был смел. Он отвечал за пенсионный фонд. Никто не собирался его пугать. Скорее, как считали Джимми и я, это было предупреждение от определенных людей Фицу.
Все знали, что Фиц трус. Если бы прострелили автомобиль Фица, он мог бы струхнуть и побежать в лапы федералов. Поэтому Фица предупредили именно так, через Дорфмана. Нередко, когда парня целуют, это предупреждение кому-то еще.
После этого Фиц глаз не спускал с пенсионного фонда и не разрешал никому крупных ссуд. Займы не имели должного обеспечения. При Фице по большинству из них никто даже не трудился платить. А зачем Дорфману было напрягаться, если Фиц не собирался его поддерживать.
Позднее, когда я сидел в тюрьме в начале семидесятых, я узнал скверные новости об Аллене Дорфмане. Джеки Прессер был главой профсоюза и сдал Дорфмана. Прессер был тихим стукачом ФБР, стукачом, которого они прикрывали. Он не устраивал прослушку и не давал показаний, но сливал федералам все, что слышал, и давал ход всему, что федералы ему говорили. Он пустил слух, что Дорфман – крыса: якобы, спасаясь от тюрьмы, Дорфман начал сотрудничать с федералами. Дорфмана расстреляли средь бела дня на открытой гостиничной парковке в Чикаго. Не понимаю, как могли в Чикаго попасться на то, что Дорфман был крысой. Могу сказать, что за двадцать лет до этого в Чикаго все знали, что крысой был Прессер. Думаю, это как раз тот случай: «если сомневаешься, не сомневайся». И это было подлое убийство. Я не говорю, что чикагская братва виновна в этом убийстве, но убийство в Чикаго невозможно без одобрения местной братвы. Аллен Дорфман жил так, как он жил, и он не был крысой. Он был очень предан Джимми».
Говорят, адвокат Аллена Дорфмана сказал о бывшем морском пехотинце и ветеране войны: «Мысль о том, что он мог капитулировать или выбросить полотенце на ринг, – это нонсенс, это невозможно». Федеральный прокурор, который вел дело против Дорфмана, признал, что «Дорфман не сотрудничал ни с кем из нас».
«На киче Джимми много говорил о Партине. Фрэнк Рагано должен был получить аффидевит от Партина о том, что власти подставили Джимми. Партина арестовал прокурор федерального судебного округа в Новом Орлеане, и им надо было получить у этого прокурора освобождение Партина в обмен на аффидевит. Тот же прокурор арестовал Уолтера Шеридана за взяточничество, и это должно было помочь Джимми выставить Шеридана в худшем виде в газетах. Вся эта помощь шла от хорошего друга Рассела и Джимми Карлоса Марчелло, босса Нового Орлеана, державшего этого прокурора у себя в заднем кармане.
Это был тот же прокурор федерального судебного округа, который арестовывал всех по делу об убийстве Джона Ф. Кеннеди. Иногда дружески расположенный прокурор федерального судебного округа действовал как охотничья собака, выгонявшая крыс из зарослей. Когда всплывало, что крыса сотрудничает с этим прокурором, люди знали, что делать. Я не знаю об этом прокуроре. Я никогда ни с кем о нем не говорил. Но в то время он арестовал Партина и Шеридана.
Примерно через год после того, как Джимми сел, Бобби Кеннеди объявил, что собирается баллотироваться на пост президента. Насколько я мог сказать, это никак не повлияло на Джимми, поскольку Джимми уже поддерживал Никсона из тюрьмы, наладив поставку наличных Митчеллу и для кампании Никсона. Джимми был рад уже тому, что Бобби больше не министр юстиции.
Министр юстиции Линдона Джонсона Рэмси Кларк устраивал всех. Он был противоположностью Бобби Кеннеди. Он никого не доставал. Он был тем, кого прозвали Пэмси Кларк. Он был против прослушки.
Пару месяцев спустя Бобби Кеннеди погиб от руки террориста. Мне известно, что Джимми не потерял из-за этого сон, но Джимми едва об этом упомянул. Думаю, все, что заботило Джимми в то время, – это как выйти. Он был в курсе событий, постоянно читая все газеты, но не тратил сил ни на что из происходящего на воле, что не касалось его освобождения. Полагаю, тюрьму Джимми ненавидел сильнее, чем Бобби.
Со временем, проводя каждую ночь в маленькой изолированной камере, где нечем заняться, кроме как думать, Джимми нутром почуял, что Фиц его обманывает. И Джимми начал ненавидеть Фица. Но он ничего не мог поделать с Фицем, поскольку ему все еще нужна была его помощь, чтобы выйти.
Крупнейшей проблемой Джимми в тюрьме стал Тони Про. Про сидел за вымогательство. Слышал что-то про владельца автотранспортной компании, у которого были проблемы с его людьми, которые ленились на работе. Парень платил Про, и водители снова ездили на полной скорости. Подобного рода вещи, как известно, время от времени случаются. Только тут что-то пошло не так, и Про сел за это в тюрьму.
Однажды Джимми и Про сидели в столовой, и Про хотел что-то узнать у Джимми о своей пенсии, а Джимми не мог ему сказать. Это было как-то связано с разными статьями, по которым каждый из них сидел. По пенсионному законодательству у вас возникают какие-то дополнительные проблемы, если вы сидите за рэкет, а не за то, за что сидел Джимми. Про не мог понять, почему Джимми продолжал получать свою пенсию, а он не мог получить свою. Про не мог понять, почему Джимми не мог сделать так, чтобы эта пенсионная штука сработала и у него. Слово за слово, Джимми сказал что-то вроде «ты, мафиозо», вроде как он лучше Про. А Про сказал, что «выпустит Джимми кишки». Слышал, охранникам пришлось вмешаться. С того дня и до самой смерти обоих Джимми ненавидел Про, а Про еще сильней ненавидел Джимми.
Мне Про никогда не нравился. Его братья Сэм и Нанц были хорошими людьми. Всякий раз, когда Про не мог занимать должность из-за какого-то обвинения или еще почему-то, он назначал одного из своих братьев. Тем не менее Про всегда был сильным и верным сторонником Джимми Хоффа. Перед процессом Джимми о подкупе жюри Про помог Джимми собрать много зелени для оплаты расходов. Джимми всегда, когда надо, получал голос Про в исполкоме. Про неизменно выступал с речами, прославлявшими Джимми.
Про был из семьи Дженовезе, и время от времени Рассел замещал босса семьи, а Про был куда ниже Рассела – даже близко не приближался. Потому я думаю, Джимми считал, что, пока Рассел с ним и они так близки, из-за Про ему волноваться не стоит. Расселу действительно и от души нравился Джимми. Это не была показуха. Это было искренне. Рассел уважал человека, который был суров, но справедлив, как он сам. Оба, и Джимми, и Рассел, держали слово. Если они что-то говорили, можно было на это полагаться. В беде и радости, без всяких сомнений, можно было на это полагаться.
Меня не было при этой шумной стычке с Про, но я был, когда от Джимми уходил Билл Буфалино. Билл регулярно приезжал из Детройта в Льюисберг просто так, и Джимми умел его допечь. Однажды за обедом они постоянно говорили о Партине, и Буфалино это надоело. Я слышал, как он сказал: «Нет, я не уволен. Я ухожу». И сразу же вышел. Насколько я знаю, он ни разу больше не вернулся в тюрьму проведать Джимми. В любом случае, помимо всего, Билл был еще и юристом профсоюза у Фица, но теперь он был не с Джимми, он был с Фицем. Билл знал, что прекрасно мог обойтись без Джимми. У Билла были местные музыкальные автоматы, и он был президентом еще многих других предприятий. Билл был очень обеспеченным. Крестным отцом дочери Билла был Рассел.
Со временем Джимми стал походить на одного из тех тигров, которых можно увидеть в Филадельфийском зоопарке, которые постоянно ходят по клетке взад-вперед, весь день напролет, глядя на людей».
Первое ходатайство Джимми Хоффа об условно-досрочном освобождении было отклонено в ноябре 1969 года. Победив в 1968 году Хьюберта Хамфри, Ричард М. Никсон в то время завершал первый год президентства, а Джон Митчелл завершал первый год на посту министра юстиции. В момент подачи в 1969 году второго ходатайства об условно-досрочном освобождении апелляция Хоффа на приговор чикагского суда все еще находилась в процессе рассмотрения. В результате над головой Хоффа по-прежнему висел чикагский пятилетний приговор, и совет по условно-досрочному освобождению отклонил ходатайство Хоффа. В любом случае маловероятно, что Хоффа ожидал условно-досрочного освобождения после первого ходатайства, независимо от влияния, которое он, по его мнению, имел в новом правительстве.
Датой наступления права на условно-досрочное освобождение Хоффа был март 1971 года. Если бы Хоффа удалось добиться условно-досрочного освобождения на тех слушаниях 1971 года, он вышел бы из-за решетки к моменту июльского 1971 года съезда профсоюза в Майами-Бич, где он наверняка был бы переизбран президентом «Международного братства». Ему не надо было бы больше тянуть за ниточки издалека. Более того, он оказался бы у власти при благоприятных обстоятельствах, подобных которым у него никогда прежде не было. В 1971 году Хоффа без труда добился бы переизбрания на пятилетний срок, а в 1972 году Никсон без труда добился бы переизбрания еще на четыре года, и Джимми Хоффа контролировал бы самый мощный профсоюз в стране, имея союзника в Белом доме и союзника в лице министра юстиции, который не травил бы его, а брал бы у него наличные. Союзника, с которым он мог бы вести дела и много сделать для своего профсоюза и своих товарищей.
В самом начале 1971 года Фрэнк Фицсиммонс заявил, что будет баллотироваться на пост президента, если Джимми Хоффа не получит условно-досрочного освобождения в марте. Это был прямой вызов Джимми Хоффа, поскольку Хоффа имел все права участвовать в выборах на пост президента из тюремного заключения. Преступления, в совершении которых его признали виновным, не входили в список «Закона Ландрума-Гриффита», запрещавший осужденным занимать должности в профсоюзе в течение пяти лет. Поскольку на дату выборов Хоффа занимал определенные должности в профсоюзе, он мог участвовать в выборах на пост президента. Сидя в тюрьме, Хоффа все еще занимал определенные должности в профсоюзе, в том числе и должность президента «Международного братства» как таковую. После объявления о своем намерении баллотироваться Фицсиммонс запросил у исполкома заявление об условной поддержке на январском 1971 года собрании в Палм-Спрингс, штат Калифорния. Фицсиммонс хотел, чтобы исполком проголосовал за его кандидатуру на пост президента, если Хоффа не получит условно-досрочного освобождения. Исполком отказался поддержать Фицсиммонса даже условно.
На мартовских слушаниях 1971 года Комиссии по условно-досрочному освобождению Хоффа представлял его сын, адвокат Джеймс П. Хоффа, и адвокат Моррис Шенкер. У Хоффа было письменное показание Партина, переданное адвокатами последнего. Оно было буквально с пылу с жару, поскольку Партин передал его только что. Это была та самая «двадцатидевятистраничная исповедь», о которой Хоффа писал в автобиографии. Однако юридическая команда Хоффа убедила Джимми не использовать ее. Скорее всего, его адвокаты сочли, что Комиссии по условно-досрочному освобождению с неодобрением смотрят на заключенного, заявляющего о своей невиновности. Комиссии полагают, что вопрос виновности уже решен судом присяжных, а заключенный, продолжающий заявлять о своей невиновности, не прошел исправления тюремным опытом и не выказывает раскаяние в своих преступлениях. Обратившегося с таким с ходатайством об условно-досрочном освобождении не считают исправившимся. Возможно, у сына Хоффа было больше шансов заставить его прислушаться к здравому юридическому совету, чем у других юристов.
В любом случае Комиссия по условно-досрочному освобождению отклонила ходатайство Хоффа и указала, что он не вправе подавать новое ходатайство до июня 1972 года. Хоффа не попадал на июльский 1971 года съезд профсоюза. Пожелай он баллотироваться на пост президента, в выборах ему пришлось бы участвовать из тюрьмы.
Во время слушаний по условно-досрочному освобождению, видимо, негативно восприняли тот факт, что Хоффа все еще оставался президентом профсоюза водителей. По правилам ходатайство о повторном рассмотрении на базе новых обстоятельств можно подать в течение 90 дней. Это оставляло Хоффа слабый проблеск надежды, что у него еще хватит времени получить условно-досрочное освобождение до июльского съезда. Но как Хоффа придумать новые обстоятельства? Или ему в итоге придется участвовать в выборах из тюрьмы? Или дожидаться съезда «Международного братства» в 1976 году?
7 апреля Хоффа отпустили в бесконвойный четырехдневный отпуск – провести Пасху с женой Джозефин, проходившей реабилитацию в медицинском центре Калифорнийского университета в Сан-Франциско после внезапного сердечного приступа. В Сан-Франциско Хоффа остановился в «Хилтоне» и в нарушение правил четырехдневного отпуска провел важные встречи с Фрэнком Фицсиммонсом и другими должностными лицами и советниками профсоюза водителей, в том числе с крепышом из 299-го отделения и бывшим «Клубничным мальчиком» Бобби Холмсом. Все предпринятое Хоффа в последующие месяцы стало результатом этих встреч в Сан-Франциско.