Стивен Брилл в книге «Тимстеры» отмечает, что к 1974 году из Пенсионного фонда Центральных штатов профсоюза водителей ссудили предприятиям коммерческой недвижимости, включая казино, более одного миллиарда долларов. Это всего на 20 % меньше объема кредитов такого финансового гиганта, как Чейз Манхэттен Банк. «Другими словами, – пишет Брилл, – мафия контролировала одно из значительнейших финансовых учреждений страны и один из крупнейших частных источников капиталовложений в недвижимость в мире».

Контроль над президентом «Братства водителей» обеспечивал контроль над пенсионным фондом и благоприятные условия в соглашениях с профсоюзом. Многие годы после исчезновения Хоффа и ухода с поста Фицсиммонса мафия продолжала контролировать должность президента «Братства водителей», контролируя голосовавших на выборах делегатов. Уже в 1986 году члену Комиссии и боссу семьи Дженовезе Энтони «Толстому Тони» Салерно предъявили обвинение в фальсификации выборов президента «Братства» Роя Уильямса. ФБР установило подслушивающую аппаратуру в «Парма Бойс Сошиэл Клаб» в Нью-Йорке, и Толстому Тони предъявили в качестве обвинения его собственные слова. Будучи в заключении в конце 80-х годов, Фрэнк Ширан и Толстый Тони вместе лежали в больнице для федеральных заключенных в Спрингфилде, штат Миссури, где Толстый Тони умирал от рака.

Также в тюрьме с Шираном и Толстым Тони сидел татуированный качок, байкер-преступник по прозвищу Моряк. Как и Толстый Тони, Моряк умирал от рака, и поскольку жить ему оставалось несколько месяцев, его освободили по медицинским основаниям. По словам Ширана, Толстый Тони организовал ему на воле 25 тысяч. В обмен Моряк поехал на Лонг-Айленд и убил гражданского свидетеля, давшего показания против Толстого Тони. В то время как Рассел Буфалино в тюремной больнице Спрингфилда сделался религиозен, готовясь к загробной жизни, на Салерно подобного прозрения не снизошло.

В 1975 году, в момент исчезновения Джимми Хоффа, боссом преступной семьи Дженовезе, к которой принадлежал Тони Про, был Толстый Тони.

«Банкет в честь Фрэнка Ширана состоялся 18 октября 1974 года. Примерно за шесть месяцев до моего банкета поползли слухи, что, возможно, в будущем Джимми уже не так подойдет для кредитов из пенсионного фонда. Эти разговоры шли в основном из окружения Тони Про, поскольку он вел кампанию против Джимми. Я сказал Расселу о том, что я слышал там и тут, и Рассел сказал, что в любом случае так много денег могло ссужать только «Братство водителей» и совсем скоро этот источник пересохнет вне зависимости от того, кто во главе. С Джимми всегда было приятно работать. Рассел сказал, что есть проблемы с Тони Про и еще кое с кем из Канзас-Сити, но у Джимми мощная поддержка старых друзей. Рассел был за Джимми, и он сказал, что после своего процесса устроит мне встречу с Толстым Тони Салерно, боссом Тони Про. Тони Про контролировал два или три местных отделения на севере Джерси, но у Толстого Тони было намного больше – у него были влиятельные депутаты.

Тем временем Расселу надо было выиграть собственный судебный процесс в штате Нью-Йорк. У пары людей Рассела там были автоматы по продаже сигарет. И мощная конкуренция с другой компанией в Бингемтоне, штат Нью-Йорк. Люди Рассела пытались договориться с двумя владельцами компании в Бингемтоне о разделе прибылей. Владельцам той компании идея сделать людей Рассела негласными партнерами пришлась не по душе. Затем двух владельцев той компании однажды ночью якобы побили. После чего Рассела и около дюжины человек из его семьи арестовали за вымогательство. Кого-то выпустили за отсутствием доказательств, но против Рассела и полудюжины других возбудили уголовное дело. Я приехал в суд и сел в первом ряду. Процесс длился три недели, и я каждый день приходил поддержать Рассела. Жюри могло видеть, что у Рассела в зале суда есть друзья. 24 апреля 1974 года Рассела и остальных признали невиновными. Это было той же весной, когда Джимми подал иск. Весна 1974 года была пленительна для друзей этого ирландца.

После победы Рассел повез меня в Нью-Йорк, и мы встретились с Толстым Тони Салерно в ресторане «Везувиус». Мы с Расселом рассказали ему, что у Тони Про и Джимми были личные терки из-за пенсии Тони Про, но мы были бы признательны за любую помощь, которую Тони окажет Джимми в будущем на съезде 1976 года. Толстый Тони всегда был с сигарой во рту. Он сказал, что не станет Джимми поперек дороги. Он не будет пытаться говорить Про, как ему поступать, но в этом деле он не на стороне Про. В прошлом Джимми сделал много хорошего.

В мае или июне 1974 года в моем кабинете в 326-м отделении у железнодорожной станции появился нежданный гость. Прихода Джона Митчелла можно было ожидать меньше всего. Я не спросил, как он меня нашел и как он вообще узнал, кто я. Он сказал, что на минутку и хочет просто меня поприветствовать и передать, что «спрашивал Джимми». Он продолжил: «Скажи ему, чтобы он просто наслаждался пенсией, играл с внуками и забыл о выборах». Я сказал: «Спасибо, что заглянули. Как только его увижу, передам ваши слова».

Тем временем накалялась обстановка в 299-м отделении в Детройте. Его председателем все еще был старый приятель Джимми Дэйв Джонсон. План состоял в том, что Дэйв не уйдет в отставку, пока Джимми не будет готов идти на выборы в «Братстве». Однако Фиц давил на Дэйва уйти раньше. Фиц хотел назначить председателем местного отделения своего сына Ричарда. Джимми нужен был свой человек в 299-м, пока он не добьется снятия ограничения. Предполагалось, что после снятия ограничения Дэйв Джонсон возьмет Джимми в 299-е переговорщиком. Так Джимми мог бы стать делегатом на съезде 1976 года, что позволило бы ему по уставу выставить свою кандидатуру против Фица на пост президента «Международного братства».

Дэйв Джонсон стал получать звонки на домашний телефон: люди смеялись и вешали трубку. Кто-то выстрелил из дробовика по окнам его кабинета в здании местного отделения. Примерно за неделю до того, как Джимми проиграл первый раунд в суде по иску о снятии ограничения, кто-то взорвал прогулочный катер Дэйва. Все это были предупреждения от Фица и его людей.

Сын Фица Ричард объявил, что собирается выставить свою кандидатуру на пост председателя 299-го против Дэйва. Ричард заявил, что Джимми сам ответственен за взрыв на своем катере. Только подобные вещи делали такого человека, как Дэйв Джонсон, сильнее. Дэйв был хороший человек. Он остался председателем; они договорились, и он сделал Ричарда вице-председателем. Позже кто-то взорвал машину Ричарда, но Джимми никогда бы не взорвал автомобиль сына Фица. Джимми ни за что не захотел бы поставить своего сына на передний край и подставлять ребенка под ответный удар.

Джимми сказал всем, что собирается баллотироваться вне зависимости от решения суда. Если он проиграет апелляцию, он просто наплюет на ограничение. Если они захотят вернуть его в тюрьму, выборы будут в суде. Несмотря ни на что, Джимми пойдет на выборы в 1976 году. Люди сплотились в организацию HOFFA – «How Old Friends Feel Active» – «Как старые друзья чувствуют себя активными».

Джимми не был крысой. Но он умел блефовать. Джимми начал говорить нечто вроде того, что он собирается востребовать все просроченные ссуды, выданные «толстым стариканом» Фицем. Большинство этих ссуд ушло на строительство казино предполагаемыми мафиози, только при Фице они не утруждались по ним платить. При Джимми они всегда платили по кредитам. Как бы дико ни звучало, но Джимми постоянно говорил на публике, что собирается раскрыть все связи Фица с предполагаемыми мафиози. Джимми говорил, что раскроет все, как только вернется к власти и получит в руки все бумаги. Можно было понять так, что Джимми вроде Кастро собирался конфисковать казино, построенные на эти кредиты.

Я все время говорил Расселу, что это просто у Джимми такая манера, что он всего лишь блефует. Рассел просил меня передать Джимми, чтобы он расслабился и перестал привлекать внимание к его друзьям. Однажды Рассел упомянул, что уже ходили разговоры о том, что Джимми настучал Комитету Макклеллана, чтобы предъявили обвинение Дэйву Беку – убрать Бека и взять власть себе. Дэйв Бек был президентом «Международного братства» незадолго до моего прихода. Не знаю, стоит ли верить этим разговорам о Джимми или нет, но я сомневаюсь. Тем не менее у Джимми возникли бы проблемы, если бы своей болтовней он не перестал подвергать опасности друзей».

В ходе избирательной кампании Джимми Хоффа зачастую жалил, как рой пчел. В новостях цитировали Хоффа, обвинявшего Фицсиммонса в том, что он «продался гангстерам и свел «Братство» с рэкетирами». Он выдвигал смелые обвинения против Фицсиммонса и организованной преступности, повторявшие формулировки из автобиографии Хоффа, запланированной к выпуску в свет за полгода до выборов 1976 года: «Я обвиняю его в допуске верхушки преступного мира к системе профсоюзного страхования. События будут развиваться по нарастающей… как только придет время и я доберусь до дополнительных сведений».

Чтобы не давать повода для придирок и не позволить всплыть собственным конфликтам интересов, Джимми Хоффа продал угледобывающий бизнес в Северо-Восточной Пенсильвании. Если бы он был одновременно у власти в профсоюзе водителей, возивших уголь, и главой угледобывающей компании, Хоффа не выглядел бы белоснежным, что требовалось, чтобы продолжать обливать грязью Фицсиммонса и «преступный мир».

«Чтобы провести товарищеский обед Фрэнка Ширана, «Лэтин Казино» закрыли. Я хаживал в «Лэтин» в былые дни с Тощей Бритвой и толпой центровых воскресными вечерами. Там регулярно выступал Фрэнк Синатра. Много лет подряд там были все звезды: Эл Мартино, Дин Мартин, Либераче. Те же звезды, что выступали в Лас-Вегасе, выступали и в «Лэтин». Это был единственный ночной клуб в округе.

На банкет скинулись ребята из профсоюза кровельщиков Джона Маккалоу. 3000 человек ели бифштексы или омаров и сидели в баре. Был вечер пятницы, и многие католики ели только рыбу по пятницам, и они могли взять омара, но бифштексы были великолепны. Среди гостей были люди из различных местных отделений профсоюза водителей, и мои старые фронтовые товарищи, и кое-кто из руководства – разные люди. Председатель 676-го отделения Джон Грили вручил мне табличку «Человека года» профсоюза водителей. Джон Маккалоу объявил, что здесь, в зале, все начальство, и упомянул обо всех агентах ФБР, прячущихся с биноклями среди деревьев на улице. Желающему пройти в тот вечер в зал надо было, чтобы его кто-то знал. Мы отбирали билет и возвращали деньги, если ты никого не знал.

Джимми Хоффа был главным оратором, и он преподнес мне часы из чистого золота с бриллиантами. Джимми произнес великолепную речь: поведал всем, как я хорошо работаю и как много я сделал для трудящихся мужчин и женщин в Пенсильвании и Делавэре. Джимми окинул зал с возвышения и произнес: «Вот уж не думал, что ты так силен». На возвышении были также мэр Фрэнк Риццо, Сесил Б. Мур, глава филадельфийского отделения Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, бывший окружной прокурор Эмметт Фицпатрик, а еще полно видных политических и профсоюзных деятелей.

Моя жена Айрин и все четыре мои дочери сидели за столом в первом ряду. Младшенькой, Конни, в то время было всего 11. Долорес – 19. Пегги – 26. Мэри Энн – 28. В тот вечер они гордились отцом. Джимми пригласил Айрин подняться на сцену и вручил ей дюжину роз. Она стеснялась подниматься, и он уговаривал ее, пока она не сдалась.

Справа от стола в первом ряду, где сидели Айрин и мои дочери, был стол Рассела. Его жена Кэрри была единственной женщиной за столом. За ним сидели шишки из семьи Рассела Дэйв Остикко и Гаф Гварнери. За столом Рассела сидели Анжело Бруно и пара его людей. Все из центра города были за другим столом.

Рассел побился со мной о заклад, что я испоганю свою речь. Я закончил свою речь словами: «Благодарю вас всех от чистого сердца. Знаю, что не заслужил сегодняшнего вечера, но у меня артрит, и его я тоже не заслужил. Смотри, Расс, я не скомкал свою речь». Рассел отмахнулся от меня, и все засмеялись.

Для развлечения Джон Маккалоу пригласил итальянского певца Джерри Вейла. Он пел все старые итальянские песни, исполнением которых прославился, такие, как «Сорренто» и «Воларе». Потом он спел несколько ирландских песен, с которыми его познакомил Маккалоу. Специально для меня и Рассела он спел мою любимую в ту пору песню «Spanish Eyes». Не видя, кто поет, можно было подумать, что это Эл Мартино.

Частью представления были танцовщицы «Голддиггер Дэнсерс» с ногами от ушей. Это были красивые девушки. Все принялись надо мной подшучивать, предлагая подняться на сцену и станцевать с ними. В «Лэтин» яблоку негде было упасть, и танцпола не было, а то я потанцевал бы с самыми прекрасными женщинами в зале – моими дочерями.

В тот вечер мы все позировали для нашего фотографа, а когда получили свои фотографии, Джимми сказал мне: «Друг мой, вот уж воистину не думал, что ты так силен. Я действительно ценю всю ту поддержку, которую ты оказывал мне все эти годы. Я рад, что ты на моей стороне. Фрэнк, когда я вернусь, ты будешь моим ближайшим помощником. Ты мне нужен рядом. Если ты возьмешься за эту работу, я собираюсь сделать тебя секретарем «Международного братства» с неограниченным счетом служебных расходов».

– Знаю, что ты так и сделаешь, Джимми, – сказал я. – Для меня будет честью в один прекрасный день стать секретарем «Международного братства».

Это была моя мечта.

Джон Маккалоу нанял лимузины отвезти мою семью домой, а я повез Джимми в отель «Уорик». Я никогда не позволил бы, чтобы Джимми возвращался в отель в лимузине один. Ни о чем важном мы не говорили. Все важные разговоры были накануне вечером.

Накануне вечером у нас была закрытая вечеринка в «Бродвей Эдди». «Бродвей Эдди» – это небольшой бар на несколько столиков на углу Десятой и Кристиансен. Там по-прежнему находится бар, но уже под другим названием. В тот вечер бар закрыли для публики, и для входа требовалось специальное приглашение. Мои хорошие друзья из центра города и городских районов штата пришли выразить признательность Фрэнку Ширану. На этом частном мероприятии, естественно, был и Джимми. Если кто-то установил бы за местом слежку, все выглядело бы как мое чествование. Но на самом деле это была встреча Рассела и Анжело, желавших потолковать с Джимми. Рассел спросил у меня, придет ли Джимми на встречу с моими особыми друзьями. Джимми поинтересовался: «Для тебя это важно?» Я ответил: «Да». Так и устроилась вечеринка в «Бродвей Эдди».

В тот день Джимми прибыл из Детройта в Филли. Я думал, он прилетит, но у него больше не было частного самолета. Тот перешел Фицу. Я заехал за Джимми в отель «Уорик», чтобы отвезти его на свою встречу с Расселом и Толстым Тони Салерно. Джимми был рад той вечеринке. Мы сели в мой большой «Линкольн», и я повез Джимми в Джерси, в 676-е отделение, на встречу с Джоном Грили. Грили был человеком Хоффа, и Джимми хотел с ним о чем-то перетереть. Пока Джимми встречался с Грили, я ждал снаружи. Потом мы поехали в «Бродвей Эдди».

В тот вечер в «Бродвей Эдди» было около шестидесяти человек. Единственные, кто сидел за столиком и ел, были Анжело, Рассел, Джимми и я. Остальные были в баре. Подносы из кухни подавали людям в бар. Джимми ел спагетти с фрикадельками, я ел равиоли. Мы четверо сидели в ряд. Когда надо было поговорить, приходилось немного наклоняться вперед. Анжело сидел рядом с Расселом, а Джимми между Расселом и мной.

За все это время Анжело ничего не сказал, и я ничего не сказал. Они знали, что я был за Хоффа. В моем «Линкольне» повсюду были стикеры Хоффа. Долгих разговоров о том, для чего они собрались, не было. Могу догадываться, что Джимми знал, зачем они просили его прийти, но не уверен.

– Почему ты хочешь баллотироваться? – спросил Рассел.

– Это мой профсоюз, – сказал Джимми.

– Ты можешь подождать всего четыре года. Баллотироваться в восьмидесятом. Это было бы разумно.

– Я могу баллотироваться сейчас. За мной люди.

Джимми был не дерзок, но тверд. Рассел не говорил о том, как Джимми вел кампанию, и о том, что Джимми собирался рассказать о предполагаемой мафии. Но Джимми должен был понимать, что подобные разговоры на публике не могли не беспокоить Рассела. Джимми знал о Джо Коломбо и устроенной им шумихе и Безумном Джо Галло. Он знал, что все проблемы Рассела начались из-за шумихи в Апалачине. Как минимум Джимми следовало задаться вопросом, что заставило Рассела, поддержавшего его и и устроившего ему встречу с Толстым Тони, дабы помочь Джимми в выборах 1976 года, заговорить о подобных вещах.

– Зачем тебе баллотироваться? – спросил Рассел. – Деньги тебе не нужны.

– Дело не в деньгах, – сказал Джимми. – Я не позволю Фицу подмять профсоюз.

Рассел на минуту замолчал. Просто молча ел. Расселу никто не отвечал отказом, и ему почти никогда не приходилось просить дважды.

Джимми сказал:

– Я собираюсь позаботиться о людях, которые меня поимели.

Рассел повернулся к Джимми и поглядел и на него, и на меня.

– Есть люди выше меня, которым кажется, что ты не умеешь быть благодарным. – И так тихо, что мне пришлось читать по губам, произнес: – За Даллас.

На это Джимми не ответил ничего.

Рассел отвернулся и завел светский разговор с Анжело, и это означало, что встреча завершена. Мы закончили есть. Я сидел и думал, что все кончено. Люди переговорили, и теперь Рассел выступал от их имени, и они были против того, чтобы Джимми баллотировался, и Рассел тоже. Тони Про выиграл битву за их сердца и умы. У меня было ощущение, что Джимми лишился поддержки друзей не за то, что вел предвыборную кампанию, а за то, как он эту предвыборную кампанию вел.

Я не знал, насколько все это в отношении Джимми серьезно, пока мы с Джимми не собрались уходить. Рассел отвел меня в сторону и произнес:

– У некоторых людей с твоим другом серьезная проблема. Поговори со своим другом. Объясни ему это.

– Я постараюсь. Сам знаешь, Расс, его непросто переубедить.

– У него нет выбора.

– Джимми тоже крут, – сказал я.

– Не мечтай, приятель. Они достали президента, достанут и президента «Братства».

Джимми любил отель «Уорик». Это на Семнадцатой и Уолнат, в нескольких минутах езды от «Бродвей Эдди» в моем «Линкольне» со стикерами Хоффа. Я вместе с Джимми поднялся в номер, чтобы с ним поговорить, но он начал разговор первым:

– Все хотят, чтобы Хоффа отступился. Все они боятся того, что я знаю. У меня тут посылочка, и я хочу, чтобы ты отвез ее в «Маркет Инн».

Джимми передал мне небольшой чемодан, не слишком тяжелый. Имени на нем не было. Тот, для кого он предназначался, знал достаточно, чтобы прийти за ним.

– Джимми, это мне кое-что напоминает, – сказал я. – Я хотел сказать тебе об этом раньше. Прошлой весной Митчелл заехал ко мне в отделение и сказал мне передать тебе, чтобы ты не баллотировался. Наслаждался пенсией и внуками, по его выражению.

– Это меня не удивляет. Этот чертов Митчелл уже говорил мне, чтобы я даже не думал рассказывать то, что знаю.

– Джимми, я не знал, что сегодня вечером Рассел так заговорит, – сказал я. – Но, Джимми, я знаю, что они имеют в виду. Перед уходом Рассел сказал мне, чтобы я тебя предупредил.

– Если с Хоффа что-то случится, то могу тебя заверить: разверзнется ад. У меня заготовлено записей и бумаг для СМИ больше, чем ты можешь себе вообразить. В моей жизни было слишком много ублюдков, которым, как я думал, я мог доверять. Мне нужно было побольше таких людей, как ты. И сейчас они у меня есть. Я знаю, кто мои друзья.

– Джимми, ты слишком блефуешь, и людей это тревожит.

– Это только верхушка айсберга, верхушка айсберга. Дай-ка я тебе расскажу кое-что. «Даллас» – ты слышал это слово сегодня вечером? Помнишь сумку, что ты отвез в Балтимор? Я не знал этого, но, оказывается, там были винтовки под усиленный патрон, из которых застрелили Кеннеди в Далласе. Тупые ублюдки потеряли свои винтовки в багажнике попавшего в аварию «Тандерберда», после того как их водитель напился. Пилот Карлоса участвовал в доставке замены, которую ты привез. Эти подонки задействовали в этом деле нас обоих. Мы были пешками. Что ты об этом думаешь? У них в этом деле участвовали подставные и настоящие копы.

Об Освальде должны были позаботиться копы Джека Руби, но Руби напортачил. Поэтому ему пришлось пойти и самому покончить с Освальдом. Не позаботься он об Освальде, что, как ты думаешь, они бы с ним сделали: подвесили бы Руби на мясной крюк. Не заблуждайся. Санто, и Карлос, и Джанкана, и их подручные, все они в деле Кеннеди. Все действующие лица абсолютно те же, что и в заливе Свиней. У них даже был заговор с Момо и Розелли убить Кастро. У меня достаточно материала, чтобы повесить любого. И все это до мельчайших подробностей всплывет на поверхность, если со мной что-то случится. Они все заплатят. Заплатят все, кто меня поимел.

Я сидел с чемоданчиком на коленях. Иногда, когда на Джимми находило, его было не остановить. Оставалось только слушать. Но в таком состоянии я его никогда раньше не видел. И никого в таком состоянии раньше не видел. На этот раз это было как во сне. Мне расхотелось говорить, даже если я и собирался что-то сказать. Если комната прослушивалась, мне не хотелось, чтобы был слышен мой голос. Подвезти винтовки – боже, о боже.

– Ты и половины не знаешь. Сильнее тупости Фица только его высокомерие. Они думают, Хоффа будет сидеть тише воды ниже травы. Ни одному из них не достало смелости со мной встретиться. Мой ирландский друг, есть вещи, которые я не могу тебе рассказать, потому что, узнай ты их, это будет стоить тебе жизни. Те тайны, которые я узнал, раскачают устои этой страны.

Джимми продолжал излагать мне обвинения в адрес наших друзей, но это не для этого рассказа. Не для публикации. Не скажу, что знал обо всем, но о большинстве так или иначе знал, а о чем-то другом догадывался. Все это было не мое и не его дело. Пришло время мне оттуда убираться. На случай, если номер прослушивался, я сказал:

– Джимми, все, что я здесь услышал, было неправдой.

– Об этом не беспокойся. У меня есть записи, они в руках нужных людей, и ублюдки знают, что я сохранил записи на всех. И у меня все это в безопасных местах.

– Джимми, сделай мне одолжение, не ходи по пустынным улицам.

– Из-за телохранителей теряешь осторожность.

– Я не говорю о телохранителях. Просто езди с людьми. Сейчас ты приехал в Филли один.

– Я на это не пойду, или они доберутся до моей семьи.

– Хотя бы не ходи по пустынным улицам.

– Хоффа никому не запугать. Я пойду на Фица и выиграю эти выборы.

– Джимми, ты знаешь, что это значит, – проговорил я спокойно. – Сам Макги просил мне это тебе передать.

– Они не посмеют, – громко произнес Джимми Хоффа. Провожая меня до дверей, Он сказал мне:

– Свою задницу побереги.