— Пол! Давай! Какого черта ты делаешь там, наверху? — кричала на следующий день Райли Полу от порога черного входа в его дом.

В океане поднялось сильное волнение, и они заранее в этот день договорились заняться серфингом, если волна будет держаться. Райли проявляла нетерпение, потому что знала, как меняется качество волн за считаные мгновения. В эти дни она была вспыльчива с Полом.

— Входи. Через минуту спущусь! — прокричал он в ответ.

— Нет. Я буду на берегу, — сказала она, закрывая за собой дверь.

Ей не нравился его дом. Она никогда туда не ходила.

Она не просто не любила этот дом, а чувствовала исходящую от него угрозу. Ей казалось, что в старые времена дома были наполнены песком, а окна и двери оставались открытыми. Хлопья в коробках черствели, и повсюду чувствовался запах моря. Даже этот дом был когда-то таким же. Теперь во всех домах делалась профессиональная уборка, а щели герметизировались. За окнами или в гараже висели кондиционеры, и повсюду жужжали влагопоглотители. Словно на остров напал какой-то вирус, заражая одну усадьбу за другой. Различные нововведения, посудомоечные машины, первоклассная мебель и причудливые занавески для уюта. По мнению Райли, все это напоминало театральные декорации, где люди что-то изображали, но не жили. Только ее дом по-прежнему был настоящим.

Лия, мать Пола, была красива той же красотой, что и ее дом: безжалостной.

Райли питала недоверие к очень красивым женщинам. Она полагала, это началось с Лии, которая принадлежала к тем женщинам, чья красота направлена против людей.

Райли вынуждена была сделать для Алисы исключение. Она почему-то надеялась, что Алиса не пойдет этим путем, но оказалось, что все же пошла, хотя к тому и не стремилась. Красота Алисы не была безжалостной, хотя могла уязвить человека. Но ее, Алису, можно было простить.

Глядя на дом с берега, Райли призналась себе в другом поводе для дискомфорта. Когда Алиса уходила ночью и прокрадывалась в дом рано утром, полагая, что ее никто не заметил. Когда Пол не являлся в обычное время на завтрак или игру в покер. Райли не хотела доводить эти мысли до логического конца. Но на самом деле она знала, что они бывают в доме Пола, доме Лии.

Райли становилось грустно оттого, что Пол больше не пользовался старыми трюками, чтобы жить в их доме. Не притворялся, что заснул на диване, чтобы его не посылали на ночь к нему домой. Теперь он оставался в том большом незнакомом доме. Он ждал Алису.

В ту ночь Алисе приснилось, что она заперта в своем доме, зная, как это бывает во сне, что не может выбраться, хотя двери не проверяла. У нее возникло тошнотворное ощущение того, что столбы домового каркаса не полностью зарыты в землю. Она захотела взглянуть на небо, однако не смогла выглянуть в окно. Окна больше не открывались в окружающий мир, а были просто картинами с изображением того, что обычно бывает за окном — неба, тростника и даже дома Пола.

Но вдруг она поймала себя на том, что не смотрит на картины, а роется в грудах белья в поисках красного спасательского костюма Райли, потому что знает — он нужен Райли, и во сне костюм был у нее единственный.

Алиса проснулась рано утром в холодном поту. По всему телу бегали мурашки. Она принялась чистить зубы и умываться, но отделаться от сна было трудно.

Долго не раздумывая, она натянула шорты и футболку и побежала босиком по главной дорожке к берегу Райли.

Увидев Райли в красном костюме, восседающую, как обычно, на изготовку в кресле и вглядывающуюся в океан, Алиса успокоилась. Она попыталась докричаться до Райли. Не для того, чтобы сказать что-то, а просто поздороваться. Но ветер относил ее слова назад, и Райли, казалось, так ничего и не услышала.

Когда на следующее утро в переднюю дверь позвонила женщина из экспресс-службы «Федэкс», Пол чуть не подумал, что ему принесли газеты. В тот момент он стоял у двери, поэтому не мог бы натурально притвориться, что его нет дома.

Он знал, что это должно быть письмо из юридической фирмы. Чтобы узнать, не надо было и смотреть. Оно, без сомнения, будет срочным и потребует минимум трех подписей, так что он скорее всего бросит его в корзину для мусора и больше о нем не вспомнит. Его дед с бабкой перепоручили грязную работу юристам, а он перепоручал ее корзине для мусора. Он подписался Полом Маккартни и взял пакет.

Они всегда его находили. Один курьер в униформе ехал за ним на машине прямо до национального парка «Королевский каньон». Пребывая иногда в своеобразном параноидальном настроении, он подозревал бабку с дедом в том, что они вживили ему в лодыжку «Джи-Пи-Эс», пока он спал.

Он вернулся к письменному столу, бросив пакет на кипу бумаг. Уставившись на экран, он стал думать об Алисе, пока в дверях не появилась настоящая Алиса с развевающимися от ветра волосами.

— Ты видел берег?

— Только из окна.

— Сегодня тебе понравится.

— Иди сюда, — сказал он.

Трудность их нового состояния заключалась в том, что ему все время хотелось ее трогать.

Когда она подошла достаточно близко, он посадил ее к себе на колени. Ее губы тотчас же прижались к его губам, а его руки залезли к ней под кофточку.

— Ты закончила с работой? — с надеждой спросил он.

— Закончу к двум.

— Я скучал.

Он ловил себя на том, что говорит какие-то странные слова. Он привык считать, что люди принуждают себя произносить эти слова, когда влюблены, чтобы продемонстрировать свой статус. Он не представлял, что эти слова сами рвутся наружу, и ты не в силах их остановить.

— Мне нравится, когда ты надеваешь коротенькие юбки, — задирая ей юбку, сказал он.

У него в кармане лежал презерватив. Теперь они были у него разбросаны повсюду. Один оказался в ботинке. Пол был готов заниматься с ней любовью в проходе супермаркета, при условии, что никто не станет возражать.

Через неделю почти непрерывных занятий сексом он преуспел в манипулировании ее самыми мудреными лифчиками и топами от бикини, в то время как она стала асом по части стаскивания с него брюк. Им почти не надо было останавливаться или менять позу. Сидя у него на коленях лицом к нему, она обвила его шею руками и помогла ему найти путь внутрь себя. Он застонал от наслаждения. Раньше он озвучивал выражение удовольствия в качестве своего рода услуги партнерше, но с Алисой он просто не мог сдерживаться.

Что, если он не сможет заниматься в жизни другими вещами, кроме секса с Алисой? Только об этом он и думал и хотел заниматься только этим. Может быть, после того как все уладится, он сумеет работать над статьей в этой позиции. Чем могла бы заняться она? Возможно, читать, писать или рецензировать статьи. Надо ему проверить на ней эту идею. А что, если они будут первой парой, достигшей карьерных успехов в процессе занятий сексом? Они вряд ли смогут преподавать или присутствовать на совещаниях, но, вероятно, смогут общаться по конференц-связи. О карьере юриста не может быть и речи, но это и к лучшему.

Он поцеловал ее в волосы, ухо и глаза. Он был счастлив.

И после того, как оба они достигли оргазма, они свалились как подкошенные и долго лежали.

Когда пора было уходить, он смотрел, как она, сидя на его письменном столе, застегивает лифчик и приглаживает волосы. У нее это так хорошо получалось.

Она рассказывала ему о четырехлетием Габриэле, который пытался спустить в унитаз электрический поезд своего старшего брата. Он слушал, действительно слушал, но при этом восхищался ею. Любовь заставляет вас восхищаться всякими смешными мелочами, вроде того, как аккуратно она возвращает библиотечные книги или умеет очень тонко резать огурцы. Никто лучше ее не умел вытаскивать занозы из подошв.

«Как мог ты дать волю своим чувствам? Как мог позволить, чтобы перед тобой простиралась жизнь, в которой нет иных планов, кроме занятий любовью? Это представляется невозможным. И уж во всяком случае, недопустимым».

Может быть, они попали в некое экзистенциальное пространство, где человек постоянно счастлив?

Он понимал, что это невозможно, но что он понимал помимо этого?

Невероятно. Невозможно. У него просто крышу сносило.

Он привык считать, что в мире много страдания, но почему-то не в том мире, где он сейчас находился. Этого он предусмотреть не мог. Он, как подопытная крыса, приученная к страданию, был сбит с толку и смутно желал найти путь назад.

Алиса встала и нежно дотронулась до его ноги. На самом деле он не хотел искать путь назад.

— Что это? — спросила она.

— Какое-то письмо от деда и бабки через адвокатов.

Даже это не могло выбить его из колеи. Он подумал, что пакет в ее руках выглядит симпатично.

— Ты не открывал его.

— Да. Это документ, который я должен подписать, о передаче некоторой суммы денег от матери мне. — Он пожал плечами. — Я хочу есть. Хватит у нас времени, чтобы пожарить яичницу?

— Если только по-быстрому. А ты собираешься подписать этот документ?

— Нет. Я никогда этого не делаю.

— У нас хватит времени сделать яичницу, но только самую обычную.

У него был разочарованный вид. В прошлый раз, когда они жарили яичницу, они также занимались любовью в кладовой и сожгли тост.

— Ну, пожалуйста. Такую, как я люблю.

Она взглянула на часы, висящие в коридоре.

— Ну, хорошо.

Он смотрел, как она разбивает яйца (настоящий гений) и снова вздохнул. Он ничего не мог с этим поделать. Он поймал себя на мысли о том, что, если история Алисы и Пола сейчас окончится, это будет счастьем.

— Я слышала, Лия приезжала, — сказала Джуди.

— Да, верно.

Его жизнь с тех пор настолько сильно изменилась, что он почти совсем позабыл об этом.

— Как она?

На лице Джуди отражалось любопытство, тон голоса доверительно понизился, однако Пол старался не поддаться на эти уловки. Он видел ее промахи почти так же ясно, словно был ее ребенком, но прощал их как ближайший сосед.

Пол бросил взгляд на Итана.

— Она все та же.

Алиса сидела за столом напротив, положив одну ногу на стул. Он пытался запретить себе не залезать мысленно к ней под юбку, но запрет только все усугублял. Он становился не лучше, а только хуже.

— Я ее не видела, — сказала Райли. — Даже не знала, что она здесь.

«Это потому, что я тебя избегал», — подумал Пол, но вслух ничего не сказал.

— Макарон достаточно? — спросил Итан, вставая из-за стола и начиная убирать посуду.

— Да, спасибо, — ответил Пол.

Он доел макароны, но испытывал голод по Алисе. И хотя Алиса настояла на том, чтобы он пришел на ужин, она избегала смотреть на него.

— Если не придешь, это покажется странным, — сказала она, вертясь по комнате перед ужином и не позволяя ему раздеть себя.

— А ты не думаешь, что, если я приду, это тоже покажется странным? — спросил он тогда.

— Бывало такое, чтобы ты не приходил, когда у нас готовили еду? — спросила она в свою очередь, и в этом был свой резон.

Его обоняние настолько тонко реагировало на их стряпню, что он умудрялся отличать еду, приготовленную в микроволновке, даже если ветер дул в другом направлении.

— Предполагается, что я вообще не должен до тебя дотрагиваться? — спросил он в том же разговоре.

— Если только ты не хочешь, чтобы они узнали.

— Может быть, хочу, — сказал он.

Она взглянула на него, как на умалишенного. По сути дела, таковым он и был. Он больше не знал, может ли думать о других вещах. Принципы, по которым он жил раньше, теперь опровергались и теряли смысл. Он представлял себе, что они где-то далеко, как картотека «Ролодекс» под его письменным столом, и, чтобы узнать, что он вообще думает, надо просмотреть картотеку.

— Каково ей здесь показалось? — упорствовала Джуди.

Пол подумал о лежащем на его столе письме, доставленном экспресс-почтой. Он привык быть честным с соседями.

— Не лучше, чем в прошлый раз.

Он слышал, как Итан, гремя посудой в мойке, подпевает звучащей по радио песне Брюса Спрингстина.

— Она собирается оставить дом?

С этим Джуди никак не могла согласиться. Можно еще было как-то примириться с умершим мужем, неустроенной семейной жизнью, бесконечными перемещениями по земному шару. Но иметь на острове дом, гораздо более ценный, чем ее собственный, при этом не жить в нем, не сдавать и не продавать? В этом месте попытки Джуди понять ход мыслей Лии заходили в тупик.

— Ну, выходит, что нет.

На миг лицо Алисы выдало их.

— Что?

Райли придержала готовый опрокинуться стул Алисы.

— Она продает дом?

— Ну… — Он чувствовал, как в него впились глаза Алисы. — Она дарит его мне.

— Дарит тебе? — переспросила Джуди.

— Не понимаю, зачем. Но она подписала бумаги. Я думал, это невозможно без моей подписи, но, очевидно, возможно. В этом деле у меня не было выбора.

У Алисы был вид барного скандалиста, который собирается выволочь Пола на улицу, к стоянке машин, и хорошенько отдубасить. Он подумал, что надо было ей сказать, но почти весь день она работала.

— Твои дед с бабкой должны быть счастливы, — сказала Джуди.

Иногда она проявляла бестактность, особенно если дело касалось одного из ее тайных планов.

— Ты этого хочешь? — спросила Алиса.

— Я бы оставила дом себе, — высказалась Райли.

— А я бы скорее согласился на твой, — не задумываясь, сказал Пол.

— Твой стоит раз в десять больше нашего, — практично заметила Алиса.

— Нет, не стоит, — возразил Пол.

Он часто задумывался на тему о том, что можно купить за деньги, а что нельзя. Он хорошо понимал, чего купить нельзя.

— Что ты намерен делать? — спросила Джуди.

— Не знаю, — ответил он. — Я только сегодня узнал.

Но на самом деле он знал, что продаст дом. Одним из его соображений — и не таким уж пустым — было то, что он не принадлежит к тому сорту людей, которые владеют домом на побережье стоимостью в несколько миллионов долларов, как бы ему ни нравилось пребывание в нем.

— Так ты все-таки распечатал конверт, — сказала Алиса, когда она провожала его домой.

— После того, как ты ушла. Не знаю почему.

— Потрясный у тебя все-таки дом.

Она подняла глаза, рассматривая три его этажа.

— Спасибо.

— Мне надо вернуться и домыть посуду, — сказала она.

Он сжал ее в объятиях и потащил в тень, подальше от аллеи. Потом поцеловал.

— На нас нападут клещи, — слабо протестовала она.

— Потом я сделаю тебе осмотр.

— О-о-о!

— Приходи ко мне ночью, пожалуйста.

— Не знаю. У мамы сверхъестественный слух.

— Все равно приходи.

В жизни он привык отказывать людям, если их просьбы были чересчур настойчивыми. К счастью, Алиса была не такой.

— Ладно.

Как и обещала, Алиса перед полуночью появилась в его спальне.

— Джуди у тебя на хвосте? — поднимая глаза от компьютера, спросил он.

— Нет, похоже, я ушла незаметно.

— Хорошая девочка.

Алиса села на кровать.

— Во всяком случае, полагаю, она была бы счастлива, узнав, что я с кем-то встречаюсь.

— Думаешь?

— Она терпеть не может, когда мы проявляем независимость, но также не любит, когда не проявляем.

— Она считает вас несамостоятельными?

— Думаю, она беспокоится. Особенно по поводу Райли.

Это был щекотливый вопрос. Пол знал, из-за чего беспокоится Джуди, но не хотел признаваться в этом себе и особенно Алисе. Райли была для него почти как сестра, поэтому ему неприятно было размышлять о ее сексуальности. Гомосексуальна ли Райли? Интересует ли ее секс вообще? Одинока ли она? Он знал, что об этом болтают досужие языки, и быть с ними заодно казалось ему предательством. Еще одним предательством.

— Ну а ты? Что ее беспокоит в отношении тебя?

— Что я не гуляю с мальчиками.

Он улыбнулся.

— А ты гуляешь?

— Только с одним.

Они занимались любовью в его постели, а потом, обнаженные, готовили на кухне горячий шоколад. Он догадывался, что эта смесь сохранилась с восьмидесятых годов. Алиса нашла в своей сумке яблоко, и они, страшно голодные, дрались из-за него. Наконец договорились съесть пополам, передавая яблоко друг другу.

Что он будет делать со всеми вещами из этого дома, когда его продаст? Как сможет смотреть на вещи отца? Что ему с ними делать? Может быть, пришло время, чтобы кто-то об этом позаботился?

Он смотрел, как Алиса сидит на столешнице. Ее красивое тело было освещено косыми лучами света из кладовой. Он почувствовал волнение, вызванное, разумеется, желанием, но было что-то еще. Как он сможет продать этот дом? Эта кухонная столешница, на которой сидела Алисина попка? Раковина, куда она швырнула огрызок яблока? Смесь для горячего шоколада производства восьмидесятых годов?

Позже он смотрел на нее, спящую в его кровати, и снова испытал то же чувство. Чувство в отношении будущего. Оно искушало его посмотреть, что будет дальше. «Посмотри на то, что ты мог бы иметь».

Прежде он из принципа сопротивлялся будущему. Он старался сопротивляться многим вещам, которых желал и которые приносили ему радость. Он чувствовал подвох. На эту взятку он попадаться не собирался.

А теперь? Теперь он хотел, чтобы Алиса спала в его постели. От этого ему становилось хорошо. Он хотел, чтобы Алиса навсегда осталась в его постели, в этом доме. Ему представлялось, что он спрыгнул со своей трапеции, перевернулся в воздухе и схватился за другую, летящую с такой же скоростью в противоположном направлении.

Что, если он оставит себе дом? Немыслимо, но что, если все-таки оставит? Если это будет Алисин дом? Что, если оставить его для нее? А если они станут жить в нем вместе и, когда состарятся, придумают названия для побережий? Что, если у них будут эти стариковские пляжные кресла, где они целыми днями будут читать детективы? Может, у них будут дети, которые вырастут, будут плавать в океане и ловить моллюсков, рыбу и крабов?

А что, если научиться любить то, что у него есть? Что, если научиться любить себя самого? Если остаться здесь и получать от этого удовольствие? Мысли были коварные, но он ничего не мог с этим сделать. Что, если ему остаться жить здесь с Алисой?