В начале марта Алиса переместилась к месту нового задания, состоящего в уборке Старой игровой площадки. Она располагалась в Ист-Сайде, на 84-й улице, как раз к северу от музея Метрополитен. Это была одна из самых больших детских площадок Нью-Йорка, и Алиса хорошо ее помнила. Когда родители водили их в музей, Райли обычно не слушалась, и в качестве награды ей всегда обещали посещение этой площадки после музея.

Работа Алисы включала, помимо прочего, также уборку туалетов, о чем она матери не говорила. Она знала, что, скажи она об этом, немедленно раздались бы душераздирающие сетования по поводу дорогостоящей степени бакалавра гуманитарных наук. Она была рада, что получила эту работу в марте, а не в августе. В августе здесь стало бы сильно вонять. В августе смердел весь город, вот почему люди, которые могли себе это позволить, пусть даже на последние деньги, уезжали на побережье.

Алиса работала на площадке третий день, когда появилась Райли. Было холодно и неуютно, и Алиса обрадовалась, увидев сестру.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Алиса спокойным тоном.

Лицо Райли было оживленным и не предвещало дурных новостей.

— Я представила тебя здесь и не смогла устоять, — сказала Райли.

Пока Алиса сметала прошлогодние листья, Райли раскачивалась на «тарзанке», то и дело что-то выкрикивая.

Площадка была почти пустой. Из-за холодной погоды, подумала Алиса, и потому, что в школах шли занятия.

После того как Райли слезла с «тарзанки», она взобралась на вершину ступенчатой пирамиды, потом спустилась и села на песок, а Алиса в это время разравнивала песок граблями.

— Мне нравится песок на этой площадке, — заметила Райли.

Здесь была не просто песочница, а большие озера из песка, расположенные под многими из аттракционов. Алиса вспомнила, что, прежде чем сесть в автобус и поехать домой, мама заставляла их снять обувь и вытряхнуть ее.

Немного погодя Райли тоже принялась разравнивать песок. Но не садовым орудием, а пальцами.

— Эй, посмотри, — сказала она, подняв осколок стекла.

Алиса забрала у нее осколок и положила в мешок с мусором.

— Хорошо, что ты его нашла.

Райли работала старательно, каждый раз с удовлетворением извлекая из песка потенциально опасный предмет.

Незадолго до обеденного перерыва появилась миссис Боксер, начальница Алисы. Она увидела, как Райли помогает разравнивать песок, и лицо ее приняло подозрительное выражение.

— Я не плачу двоим, — сказала она.

— Хорошо, — вежливо произнесла Райли.

— Мы знаем, — подхватила Алиса.

На следующей неделе погода резко изменилась. Алиса знала, что это, скорее всего, пустые обещания, или, во всяком случае, преждевременные. Но, тем не менее, на коже у нее, казалось, появились миллионы новых пор, и все они открылись навстречу теплу и солнечному свету. Солнечные лучи, падающие на лицо, едва не заставили ее расплакаться. Она была рада, что площадка пуста и что в тот день Райли не пришла.

Она легла навзничь на песок, чувствуя, как у нее словно расплавляются кости, а мышцы, бывшие в напряжении последние несколько месяцев, превращаются в воду. Непонятно было, сможет ли она возобновить работу граблями или даже добраться домой.

Через все эти миллионы открытых пор входил солнечный свет, а также разные ощущения. Входил и выходил. Она стала похожа на губку.

Воздух пах воздухом взморья. Солнце пахло солнцем. Туалет в нескольких десятках метрах отсюда пах туалетом. Она слышала чуть поодаль от себя рев машин и автобусов, нарушающий гармонию неба над головой и песка под ногами.

Она думала о Поле и о том, как, обнимая его в первый раз, ощутила песок на его спине. Она думала о Райли, об отслаивающемся линолеуме, сэндвичах с яйцом, умывальнике для ног, который работал, и о душе, который не работал. Она думала о своих потерях. Боль то усиливалась, то затихала. На нее нашла апатия.

Очень глупо получилось, когда на нее упала тень миссис Боксер. Начальница стала спрашивать, что делает Алиса. Алиса тотчас же села.

— Просто прилегла на минутку, — сказала она, вытирая глаза и нос тыльной стороной ладони.

Вернувшись домой, Алиса увидела Райли, которая читала на диване книгу.

— Что читаешь?

Райли повернула к Алисе обложку, на которой была изображена женщина с ярко-рыжими волосами, в платье с глубоким декольте. Ее обнимал длинноволосый головорез. Алиса рассмеялась. «Анна и пират», — прочитала она.

— Интересная?

— Довольно глупая, — сказала Райли. — Но занятная.

Алиса не могла припомнить другого случая, чтобы Райли по собственной инициативе читала книгу.

Алиса села в угол дивана. Она чувствовала, что на коже у нее остался солнечный свет.

— Сегодня было так красиво. Уже немного чувствуется лето.

Райли кивнула. У нее был усталый вид.

— Я ходила на прогулку, но раньше.

Алиса сидела скрестив ноги, а Райли положила ступни ей на колени и продолжала читать. Было хорошо. В квартире было в кои-то веки тихо — ни сирен «Скорой помощи», ни шумных грузовиков на Амстердам-авеню.

Немного погодя Райли отложила книгу и подвинулась, чтобы дать Алисе побольше места. Алиса растянулась на диване, головой в противоположную от Райли сторону, и, таким образом, пальцы ее ног оказались около подбородка Райли, а ступни Райли — на животе Алисы. Давно забытое, знакомое чувство.

— Можно, я тебе кое-что расскажу?

— Давай.

— Это про папу.

Алиса кивнула.

— Помнишь, когда он много лет назад изменял маме, ты спрашивала, не знаю ли я, кто эта женщина?

Алиса снова кивнула. Участилось биение ее сердца.

— Я знала.

— Правда?

— Да.

— Так кто это был?

— Это была Лия.

Слово прозвучало. Оно проникло в ее уши, а в сознание не до конца.

— Мать Пола?

— Да.

— У папы был роман с Лией? — Эти слова все еще не доходили до ее сознания. Она никак не могла этого уразуметь. — С матерью Пола?

— Да.

— Да не могла это быть она. Папа часто говорил, что она всех достает.

Райли медленно выпустила воздух.

— Поверь мне на слово, Ал.

— Откуда ты знаешь?

Райли в задумчивости опустила голову.

— Потому что я их видела.

Будь Райли здоровой, Алиса пихнула бы ее в бок.

— Ты видела их… вместе?

— Вместе, как могут быть мужчина с женщиной, — ответила Райли.

У нее был серьезный вид, но в качестве иллюстрации она показала обложку своей книги.

— О нет.

Имя Лия в конце концов дошло до ее сознания, но маячило там и никак не могло раствориться или усвоиться.

— Мы с Полом оба видели. — Райли натянула на подбородок воротник рубашки. — Мы тогда были в бухте, ловили рыбу сетью. Помнишь ту старую сеть с зеленой ручкой?

Алиса кивнула. Она прекрасно ее помнила.

— Помнишь, в ней была прореха? У Пола возникла идея, что можно залатать ее с помощью лака для ногтей. Он сказал, у его мамы есть лак для ногтей, так что мы бегом припустили к его дому и поднялись наверх, чтобы взять лак из ванной.

Алиса снова кивнула, на этот раз медленно.

— Вы, конечно, не постучали.

— Нет.

— О нет. — Какой-то своей частью Алиса хотела знать, насколько все было ужасно. Но по выражению лица Райли поняла, что спрашивать не надо. — Что сделал Пол?

Она не стала бы спрашивать, что делали отец или Лия.

— Он схватил меня за руку, и мы убежали. Помню, меня мутило, и кружилась голова. Мы стояли посередине Главной аллеи и не знали, что делать.

— Так что же вы сделали?

— Я пошла домой. Он пошел куда-то еще. Не знаю, куда он пошел, но домой-то идти он не мог, верно? Мы три дня не виделись и не разговаривали.

— Мне кажется, я помню те дни.

— А на четвертый день он, как обычно, пришел есть хлопья, и на этом все кончилось.

— В каком смысле все кончилось?

— Я хочу сказать, для нас. Мы никогда об этом больше не говорили.

— Никогда об этом не говорили?

— Нет. — Райли пожала плечами. — Ну, не напрямик. Просто не могли.

— Господи.

— Папа пытался со мной об этом говорить, но я отказалась.

Алиса кивнула.

— Он заставил меня в начале пятого класса пойти к школьному психологу.

— Я это помню.

— Я и с мамой об этом не хотела разговаривать. Можешь не верить — но я ни с кем об этом не говорила.

Алиса была ошеломлена, и ей стало немного противно. Она пожалела, что у нее миллион пор, а не одна или вообще нисколько. Она подумала, не спросить ли Райли, почему та заговорила об этом именно сегодня и не сыграло ли тут свою роль ее наполовину работающее сердце, но засомневалась, хочет ли узнать ответ.

Она робко взглянула на сестру.

— Тебе ничего больше не надо мне рассказать?

Подумав, Райли покачала головой.

— А ты ничем не хочешь со мной поделиться?

Алиса радовалась, когда к ней на детскую площадку приходила сестра, однако визиты становились слишком уж частыми. Увидев Райли под светом флуоресцентных ламп в «Дуэйн Рид», она тем более не обрадовалась.

— Какое тебе дело до моей работы? — спросила Алиса.

Она занималась тем, что растравляла себя, думая о Лии, об отце и обо всех связанных с этим вещах, делающих прошлое не таким уж приятным местом, где хотелось бы надолго задержаться.

— Я за тобой слежу, — уныло сказала Райли.

— Серьезно, что ты здесь делаешь?

— Я пошла за тобой следом. Нашла твою форменную одежду — знала, что она не папина и не мамина.

— Ты настоящая ищейка.

Райли осмотрелась по сторонам.

— Ал, ты меня огорчаешь.

Алиса нажала несколько кнопок на кассовом аппарате.

— Зачем ты здесь? — упорствовала Райли. — Чем ты занимаешься на этой работе?

— Ты говоришь как мама.

— Ты думаешь, что делаешь это ради меня?

Алиса покачала головой.

— Потому что, если ради меня, тебе следует остановиться.

Алиса рассматривала ноготь большого пальца.

— Тебе надо найти хорошую работу. Настоящую работу. Ты в состоянии заняться более интересным делом. Ты же у нас умница.

Алиса расплакалась, вытираясь рукавами халата. Маслянистая грубая материя не поглощала влагу от слез. Ей нечего было ответить.

Алиса думала, она знает, что именно здесь делает, но теперь поняла, что не знает. Она полагала, что знает, какая вина ее мучит, но были еще и другие.

Если бы могла, она отдала бы Райли все свои дарования. Ну а если бы не могла, то во благо каждой из них притворилась бы, что их у нее нет.

К прилавку подошла женщина лет семидесяти, в зеленом свитере, с упаковкой зубных щеток.

— Вы открыты?

— Да, — сказала Райли.

Она зашла за прилавок и отодвинула в сторону плачущую Алису. Потом взяла упаковку зубных щеток.

— С вас восемь девяносто девять, — сказала она.

— Вы здесь работаете? — спросила женщина.

— Иногда, — ответила Райли.

Она имела общее представление о том, как работать на кассе.

Женщина протянула ей десятку, а Райли отсчитала сдачу из ящика.

— Спасибо, — сказала Райли, отдавая ей чек. — До свидания.

Теперь уже Алиса смотрела на сестру. Она все еще плакала, но ее это немного отвлекло.

— Когда-нибудь найду себе хорошую работу, — сказала Алиса, вытирая нос.

— Чего же ты ждешь? — спросила Райли.

Алиса пожала плечами.

Знакомый маршрут в метро занял много времени. В детстве Райли словно несло на крыльях восторга. Ей были неведомы тревоги. Она доверяла своему сердцу. Тогда ноги не болели, как сейчас.

С тех пор, как она запретила родителям говорить ей о своих опасениях, у нее появилось больше времени для себя. Она приложила руку к груди, как теперь привыкла иногда делать.

У входа в аквариум она купила билет и прошла через турникет. Кассирша предложила ей карту, но Райли вежливо отказалась. В этом месте она хорошо знала маршрут. Сначала она спустилась в широкий полутемный коридор, ведущий к подводной смотровой площадке, чтобы посмотреть на дельфинов.

Поначалу дельфинов видно не было, но потом появился один. Райли подумала, что это самка Марни, хотя ее некогда толстая лоснящаяся шкура казалась рубцеватой и истонченной. Она тоже стареет. При взгляде на нее Райли стало больно.

По непонятной причине Райли была не в состоянии вызвать в воображении приметы естественной среды обитания. Она видела стоки, механизмы, вмятины и пятна на пластике. У воды был тусклый желтоватый оттенок. Невозможно было, глядя на все это, представить себе настоящее море.

Она медленно прошла мимо бассейнов и павильонов. Было утро вторника, и аквариум был почти пуст, если не считать группу школьников с несчастными лицами. Райли подумала, что они из седьмого или восьмого класса. Она наблюдала за агрессивными чайками, которые, кружась и пронзительно крича, подбирали с асфальта зернышки попкорна. Помимо Райли они были единственными посетителями этого места.

Обычно Райли обращала внимание на крупных животных с большими мордами и ластами, но в тот день добродетельные выдры и моржи с глазами навыкате выглядели трагически-сдержанными и неприкаянными. Неужели для них имело значение, что никто не хочет на них смотреть? Она долго рассматривала бассейны поменьше, где копошилось множество ползающих и плавающих существ и где можно было получить представление о целой экосистеме. Эти маленькие существа были сами по себе; они совсем не обращали на вас внимания, и от этого им было только лучше.

Она привыкла с пренебрежением относиться к витринам с материалами о морских обитателях. Но сегодня она рассмотрела их более внимательно и нашла много нового. Еще она читала плакаты.

Пока она поднималась по ступеням на старый дельфиний стадион, у нее устали ноги и немного закружилась голова. Площадка перед бассейном была обнесена канатом еще с тех времен, когда здесь устраивались шоу.

Одинокий рабочий чистил стенки бассейна губкой на длинной ручке. Райли вдыхала запахи прогорклой сельди и стоячей воды — настолько густые, что было не продохнуть. Она высматривала знакомую серую спину Марни, но Марни предпочитала оставаться под водой.

— Что случилось с Турком? — окликнула Райли через бассейн человека со щеткой.

Мужчина поднял глаза.

— Он умер в прошлом году. Мы скоро ожидаем новую пару.

Райли кивнула. Она слонялась по площадке, думая о том, что это может означать для Марни. Хорошо бы, Марни на одну-две минуты показалась на поверхности и пронеслась на спине, как она это умела. Это было бы таким утешением.

Райли не спеша вышла из аквариума и оказалась на превосходном пляже Кони-Айленда. Она не стала снимать кроссовки, но отдалась на волю песка. Весенний ветер пробрался под ее куртку и шапку. Песок, море и небо ложились на палитру мира тремя горизонтальными полосами чистого, всеохватного, незамутненного цвета.

Искушенным взглядом смотрела она на воду. К Турку она испытывала смешанные чувства — печаль от потери и радость за него, что обрел свободу. Марни ей было просто жаль.

Пол удивился, что Райли хочет встретиться с ним в кафе. Кофе она не любила и никогда не изъявляла желания заниматься чем-то в помещении. Когда она появилась, то показалась ему усталой и маленькой.

— Что случилось? — спросил он.

— Подожди, — отозвалась она.

Она пошла к стойке и вернулась с двумя чашками горячего шоколада. Одну она вручила ему, несмотря на то, что перед ним уже стояла чашка кофе.

Странно было видеть ее в этой обстановке — ее, разгуливающую среди незнакомых людей и отсчитывающую деньги. Создавалось такое впечатление, что ее вырезали из другого фильма и вставили в эту сцену — притом как-то бестолково, без использования новейших технологий.

— Все в порядке? — спросил он.

— Ну… об этом я и хотела с тобой поговорить.

Пол почувствовал холодок внизу живота, который, расползаясь вверх, вызывал нарастающее беспокойство. Положив руки на бедра, он уперся напряженными ступнями в пол.

— Надо было сказать тебе еще несколько месяцев тому назад, но у меня не было настроения. — Она пыталась размещать в горячем шоколаде сбитые сливки. — Алиса порывалась рассказать тебе, но я ей не разрешала.

Он кивнул.

— Понятно.

Это было сродни тому, когда вас заставляют смотреть на что-то такое, чего вам видеть явно не хочется.

— У меня нет желания рассказывать тебе все и нет желания отвечать на вопросы.

Он снова кивнул. Тревога теперь была разлита повсюду.

— У меня был ревмокардит, возможно, дважды. В первый раз я была совсем маленькой. Во второй раз случилось прошлым летом, и это было гораздо серьезней.

Он отхлебнул кофе. Потом отхлебнул горячего шоколада.

— Возможно, основная проблема с сердцем в чем-то другом. Во всяком случае, стало намного хуже.

Он кивнул. Обычные выражения сочувствия были не в большой чести у Райли. У нее был какой-то нетерпеливый вид.

— Так что мое сердце теперь настоящая развалюха. В этом все дело. Вероятно, мне понадобится новое.

Больше скрывать изумление он не мог.

— Новое.

— Новое сердце.

— Что?

— Есть такая идея.

— Что?

— Послушай, Пол. Моя семья совершенно сломлена. Алиса — тоже. Ты нравишься мне сильным, так что сделай одолжение. Это действительно мне поможет.

Он кивнул. Ему вдруг ужасно захотелось спрятаться в таком месте, где можно не бояться быть слабым. Но сейчас сделать этого он не мог.

— Спасибо. — Он заметил, что лицо ее пошло красными пятнами, а глаза засияли. — Ты всегда был моим лучшим другом, — сказала она. — И всегда понимал меня лучше других.

Он зажал рот ладонью, потому что нельзя было допустить, чтобы она увидела выражение его лица.

— И ты тоже — мой лучший друг, — пробормотал он наконец.

Примерно с минуту она рассказывала что-то про Кони-Айленд, но он был не в состоянии слушать. Вместо этого он смотрел на маленький шрам, пересекающий ее бровь, судорожно выискивая мысль, которая могла бы принести облегчение. Его душило отчаяние. Ему казалось, он сейчас умрет.

Его всегда преследовало первое мимолетное впечатление от ее хрупкости. В памяти остался один очень болезненный образ: десятилетняя Райли, моргая, в удивлении смотрит на него, а от брови по щеке бежит струйка крови. Да, он пытался сделать ей больно, но не верил, что способен на это. Для него она не была обыкновенным человеческим существом. Ей нельзя было сделать больно. Он хотел выкрикнуть ей эти слова, и что виновата она сама. Он злился на нее за это. Ему было ее не жаль.

Они встали, чтобы уйти. Она сказала, ей куда-то надо. Ошеломленный, он пошел за ней следом, не желая выходить в мир с осознанием того, что ему стало известно. Ему не хотелось ее отпускать, чтобы не остаться одному и не потерпеть крушение.

— Ты думаешь попробовать получить новое? — спросил он напряженным голосом, который сам с трудом узнал.

— Я не уверена, что хочу новое.

«Что? Что это значит? Что произойдет, если ты не захочешь?» Он шел за ней по улице, терзаемый вопросами, которые, как он знал, она не хотела от него слышать. Она спустилась на несколько ступеней во вход метро.

— Увидимся, — сказала она.

Она желала удостовериться в его слабости почти так же сильно, как он — в ее.

— Когда это случилось? — спросил он.

Голос у него прерывался, и ему было стыдно себя самого. Потом он на минуту задумался.

— Что?

— Неважно, — бросил он вслед ее удаляющейся спине.

Он догадался, что и так знает.

Позже, в тот же вечер, Пол позвонил в их квартиру. Когда ему ответил Итан, он почувствовал облегчение.

— Это Пол, — сказал он.

Он сидел за письменным столом, выковыривая кусочек красного воска, который давным-давно к нему прилип. Сколько он ни пытался, воск никак не отставал.

— Привет, Пол, — сказал Итан бодрым тоном, стараясь скрыть крайнюю усталость в голосе. — С кем ты хочешь говорить?

— С вами.

Итан несколько мгновений молчал.

— Хорошо.

— Я хотел сказать, что мне очень жаль.

Итан помолчал еще немного. С обеих сторон было много такого, о чем можно было бы пожалеть.

— Когда пару недель назад вы пришли меня повидать, я не стал вас слушать.

— Ты спешил. Ничего страшного, — сказал Итан. — Как ты говорил, надо было мне позвонить.

— Нет. Я должен был дать вам возможность высказаться.

Итан вздохнул.

— Что ж. Считай, что я тебя простил.

Итан всегда был с ним слишком уступчивым. Он полагал, что, если будет дружелюбным, если будет прощать Полу его промахи, то Пол, чувствуя свою вину, не станет его ненавидеть. Он думал, что, бесконечно прощая, он заставит Пола простить самого себя.

— Я этого не заслуживаю, — сказал Пол. — Понимаете, когда я вас увидел, то подумал, вы пришли мне что-то предложить. Игру Mets, билет на концерт или что-то типа того, что вы обычно предлагали. Теперь я понимаю, вы могли прийти, чтобы меня о чем-то попросить. Хотел бы я дать вам то, что вам необходимо.

Казалось, Итан на секунду положил трубку. Когда он снова заговорил, его голос прозвучал несколько приглушенно.

— Спасибо, Пол. Очень признателен.