Раздался шум, который заставил меня и Ори опустить взгляды: убивали людей с Востока. В основном до нас доносились вопли ужаса – раненые так не кричат. И я понял, что даже отсюда ощущаю присутствие Черного Жезла. На поле, внизу и справа от меня, умирали люди с Востока, моя армия побеждала; вскоре души моих гибнущих собратьев исчезли, навсегда поглощенные страшным клинком; я понял, что победа близка. Надеюсь, вы понимаете, какие смешанные чувства меня обуревали.

С другой стороны, если я хотел вступить в переговоры, то мне происходящее было на руку. Пока я размышлял, положение вновь изменилось – кто-то пробирался к Ори сквозь строй драконлордов.

И тут события начали разворачиваться быстрее и одновременно медленнее; иными словами, мне казалось, что у меня хватает времени их обдумать, оценить шансы, увидеть опасность и испугаться.

– О, милорд Форния, – сказал я, – никак не ожидал найти вас здесь.

Его отношение ко мне едва ли улучшилось со времени нашей последней встречи, которая – если мне не изменяет память – произошла не более чем в четверти мили от того места, где мы сейчас стояли. Вы скажете: совпадение. Категорически с вами не согласен. Мгновение я колебался: может быть, следовало попытаться убить его именно сейчас. Впрочем, слишком многое мешало, в том числе и то, что у меня практически не было шансов добиться успеха, не говоря уже о том, чтобы уцелеть. Кроме того, я не сомневался, что Маролан вряд ли останется мной доволен. Но такая мысль все-таки пришла мне в голову.

– Он убийца. Его необходимо прикончить, – повторил Ори.

– Зачем? – поинтересовался я.

– Нет, он пришел сюда вовсе не для того, чтобы меня убить. Несмотря на все угрозы, Маролан никогда не допустит подобного акта.

– Во время войны, милорд? В сражении?

– С другой стороны, – продолжал Форния, – я не верю, что тебя послали в качестве парламентера. Маролан не отправит на переговоры со мной человека с Востока, как и не станет нанимать джарега, чтобы убить меня. Так что же ты тут делаешь?

Воины смотрели на меня; за ними, вне всякого сомнения, стояли волшебники Форнии. Я повернул голову и показал рукой в сторону кипящей битвы. Моим глазам предстало жуткое зрелище; я уже видел Маролана, вокруг которого громоздились горы трупов. Ну, может быть, не трупов, но неподвижных тел.

Я вновь повернулся к Форнии.

– Они приближаются, – заметил я. – Маролан и его армия. С Черным Жезлом.

Казалось, Форния нисколько не встревожен.

– Маролан не посылал меня, чтобы убить вас или вести переговоры, – продолжал я. – Он вообще меня не посылал. Я пришел сам.

– В самом деле? – усмехнулся Форния. – Неужели ты возомнил, что способен убить меня здесь и сейчас?

Почему он так спокоен? Если бы ко мне приближался Черный Жезл, я бы так себя не вел. Да что там говорить, меня бы охватил ужас.

– Нет, – ответил я. – А может быть, и да, но у меня иные намерения.

Он перевел взгляд на сражение, которое заметно к нам приблизилось. И я по-прежнему не замечал на его лице ни тени тревоги.

– Какие именно?

– Я хочу остановить бойню.

Он коротко рассмеялся.

– Ты стал солдатом. Солдаты мечтают остановить бойню с тех самых пор, как появилась их профессия.

Тут я ему поверил. Во всяком случае, как только я вступил в сражение, мне хотелось его остановить. Нет, пожалуй, в первом бою я лишь смутно понимал, что происходит. А вот во второй раз, после того, как мы сожгли галеты врага, я отчетливо помню, как меня охватило жгучее отвращение. Все происходило медленно, перед моим мысленным взором возникали и исчезали образы.

На сей раз саперы не стали сами копать траншеи и возводить земляные валы, а раздали нам лопаты и показали, что нужно делать. Я помню, что земля оказалась мягкой, работалось легко, о чем саперы нам постоянно напоминали. Воздух был сухим – мне все время хотелось пить, – но холодным. Таким холодным, что любой синяк или шишка становились особенно болезненными. Я надеялся, что нам не придется драться, но понимал: сражение неизбежно. Я не ошибся…

Мы копали траншею до тех пор, пока ее край не достиг моей груди. Уж не знаю, сыграла ли свою роль наша ночная вылазка, но мы успели завершить земляные работы до начала атаки противника. Во всяком случае, мне хотелось думать, что я тоже оказался полезным.

Барабаны заиграли сигнал «Чувство локтя» – приказ построиться в шеренгу. Нами командовала Расча. Каждый из нас получил по три метательных копья, которые мы воткнули в землю перед собой. Расча достала подзорную трубу и направила ее в сторону врага.

– Кавалерия, – проворчала она. – Передайте по шеренгам, чтобы приготовили пики. – Однако после короткой паузы отменила приказ: – Не нужно. Они перестраиваются.

Лойош не стал предлагать мне сбежать. Наверное, он так и не понял, почему я остался в строю в первый раз – я и сам не знал, – но сообразил, что я не намерен покидать поле битвы.

Расча продолжала изучать шеренги противника, периодически делая непонятные жесты левой рукой. Наверное, творила заклинания, помогающие рассмотреть стоящие напротив нас войска, или пыталась уничтожить маскировочные чары врага.

– Нет, кавалерия не будет нас атаковать, – заявила Вирт. – Тебе не придется сражаться со своими собратьями – пока.

– Вот и хорошо, – искренне ответил я.

– Умно с их стороны, – заметила Вирт. – Я бы не стала посылать лошадей против траншей и земляных валов.

– А что бы ты послала против нас?

– Ну, бесспорно, не фалангу копейщиков – они не любят траншеи. Пожалуй, либо конную пехоту, либо тяжелую пехоту, как в прошлый раз.

– Конную пехоту?

– Они скачут на лошадях до самой траншеи, но в самый последний момент спешиваются. Все происходит очень быстро, и лошади защищают их от метательных копий в тот момент, когда они соскакивают на землю. А почему ты спросил? Через несколько минут мы увидим сами.

– Так, просто убиваю время.

– Уж лучше убивать кого-то, – проворчал Нэппер. Его глаза сверкали, и он скалил зубы в усмешке.

Я покачал головой.

– Тебе происходящее действительно нравится?

– Да, – ответил он. – Как и тебе, только ты не хочешь признаться.

– Конная пехота, – сказала Расча.

– Хорошо звучит, – заметил я. – Что мы должны делать? Как вы думаете, капитан придумает какую-нибудь хитрость?

– Тут ничего не придумаешь. Нужно просто удерживать позицию. Может быть, Сетра пошлет кого-нибудь атаковать их фланги, но вовсе не обязательно. Тут многое зависит от того, какие силы они направят против нас. Я уже не говорю о том, что нам далеко не все известно.

Я фыркнул.

От дальнего конца шеренги послышалась команда Крауна:

– Приготовиться.

Я вытащил шпагу, переложил ее в левую руку, а правой взял метательное копье.

– Тебе бы следовало обзавестись более тяжелым клинком, – сказал мне Элбурр.

Я снова фыркнул.

– Хорошо, если мы успеем метнуть по два копья, прежде чем они окажутся перед нами, – заметила Вирт.

– Точно, – кивнул Элбурр.

Значит, я успею метнуть только одно копье.

– Старайтесь попасть в лошадей, – распорядилась Расча.

Забавно – будто бы я собирался метить во что-нибудь другое. Теперь мы уже отчетливо видели шеренги врага – они наступали широким фронтом, значит, могли обойти нас с флангов. Впрочем, это уже не моя забота. Тот, кто руководит сражением, должен проследить, чтобы нас не окружили; и если он не справится со своей задачей, что ж, снова не моя проблема.

Конечно, речь шла о моей жизни. Я вспомнил, как дед говорил, что нужно доверять своим офицерам, даже если ты уверен, что они настоящие болваны. Я заметил, что мои пальцы побелели – так сильно я стиснул древко метательного копья, – и постарался расслабиться.

Я не привык к таким вещам. У джарегов все происходит иначе.

– Знаешь, Лойош, пожалуй, карьера солдата меня не привлекает.

Уж не знаю, что Лойош собирался ответить, но тут кто-то ворвался в мое сознание. Прошло не меньше минуты, прежде чем я сообразил, что это Крейгар, который выбрал самый неподходящий момент для контакта.

– Что такое, Крейгар?

– Ничего особенно важного, Влад, но…

– Тогда забудь. Клянусь Виррой, я сейчас занят.

– Ладно. Свяжусь с тобой позднее.

Я поднял глаза и увидел, что на нас скачет туча всадников.

– Приготовить копья! – приказала Расча.

Все подняли копья; я напомнил себе, что мне следует пропустить первый бросок, если хочу в кого-нибудь попасть. Интересно, сумею ли я на сей раз проследить за полетом своего копья?

– Метнуть копья! – скомандовала Расча, и небо снова потемнело.

Я подождал несколько мгновений и метнул копье, тут же позабыв, что хотел проследить за его полетом, и перехватил шпагу в правую руку.

– Берегитесь волшебства! – крикнул кто-то, и я позволил Разрушителю Чар скользнуть в ладонь левой руки.

Неожиданно я заметил, что на земле валяется множество лошадей – неужели кто-то успел натянуть проволоку, промелькнуло у меня в голове, но тут я сообразил, что их сразили наши копья. Интересно, почему мне или кому-нибудь другому раньше не пришла в голову идея натянуть перед нашими траншеями проволоку, подумал я, но в следующее мгновение из траншеи прямо на меня выпрыгнул вражеский солдат. Я вонзил острие шпаги ему в горло, и он упал.

Раздались крики, вопли, скрежет клинков, но почти сразу же я перестал обращать внимание на шум, так как оказался в собственной вселенной, где существовало только одно направление: передо мной. Все остальное меня не касалось. Поразительно, но у меня появилось время на размышления, оценку ситуации и даже на планирование дальнейших действий. Еще один вражеский солдат выскочил неизвестно откуда, потерял равновесие, высоко вскинув свой клинок, и я помню, как выбрал подходящий момент для выпада. Потом появилась рука, и я рубанул по ней, затем мне удалось перехватить заклинание при помощи Разрушителя Чар – сам не понимаю, как я сумел его заметить. После чего ко мне бросились сразу двое врагов, я успел нанести удар по ногам первого, но второй уже опускал свой меч. Я скользнул в сторону, подняв рапиру – помню даже угол, под которым я ее держал, чтобы она не сломалась, – отбил удар и нанес ответный выпад в живот. Он упал вперед, кинжал мгновенно оказался в моей левой руке, его лезвие легко вошло в горло упавшего, и он перевернулся на спину. Я наклонился и успел взять с его груди выскользнувший из руки Разрушитель Чар.

Воспользовавшись короткой передышкой, я вытер пот со лба. Взглянув на Разрушитель Чар, я заметил, что его звенья стали значительно меньше; несомненно, это что-то значило. Я ждал новых врагов, но больше никого не появилось; атака захлебнулась.

Я принялся осматривать себя со всех сторон, пока Лойош не сказал:

– Расслабься, босс; у тебя ни одной царапины.

– Отлично.

Потом я повернулся к своим соседям по палатке. Вирт опустилась на колени и тяжело дышала, но я не заметил на ней крови. Нэппер стоял, опираясь левой рукой о земляной вал, а в правой продолжая сжимать меч, он смотрел вслед отступающим врагам, и мне показалось, что ему хочется, чтобы они вернулись. Элбурр сидел на земле, улыбался и левой рукой придерживал правую. Он увидел, что я на него смотрю, и проворчал:

– Сукин сын, вывихнул мне проклятое плечо. – Однако в его словах я не уловил злости, словно он жаловался на погоду.

– В следующий раз, – заявила Вирт, неожиданно подняв голову, – старайся наносить колющие раны, а не отбрасывай их назад. Тогда они не будут так стремиться приползти обратно.

– Буду иметь в виду, – ответил он.

Я вопросительно посмотрел на Вирт, но она не пожелала ничего объяснять. Достав фляжку с водой, Вирт помогла Элбурру напиться. Вскоре появился хирург. Я отошел немного в сторону, поскольку не люблю наблюдать за работой хирургов, лекарей или целителей, чья профессия состоит в том, чтобы сводить на нет плоды моих трудов.

Подошла Расча и приказала тем из нас, кто не нуждался в помощи лекаря, собрать копья и проверить, не сломаны ли они – утомительное занятие после сражения.

У меня создалось впечатление, что самые жаркие схватки происходили не на нашем участке; я заметил несколько мест, где бой получился особенно жестоким, и джареги – обычного размера – уже начали кружить, дожидаясь своего часа. Иногда они опускались слишком низко, и тогда кто-нибудь швырял в них камни или метал копья.

– Скажи, Лойош, почему они так ненавидят других джарегов, а к тебе относятся с любовью?

– Наверное, дело в моем обаянии.

– Пожалуй.

К тому моменту, когда я вернулся, тела аккуратно лежали в стороне, солдат, получивших серьезные ранения, отвели в тыл, а легкие раны были почти все обработаны. Нэппера покинула ярость боя, и он снова стал самим собой.

– Нам следовало перейти в атаку, – с отвращением заявил он.

– Хорошая мысль, – ответила Вирт. – Они превосходили нас числом только два к одному.

– Не имеет значения, – фыркнул Нэппер.

– И нам пришлось бы покинуть укрытия, благодаря которым удалось отразить атаку противника.

– Не имеет значения.

– И они бросили бы против нас фалангу копейщиков.

– Хм-м. А тут ты права, – проворчал Нэппер.

– А что такое фаланга копейщиков? – поинтересовался я.

– Подразделение, предназначенное для уничтожения таких отрядов, как наш.

– Ах вот оно что.

– Представь себе стену, состоящую из здоровенных щитов, из которой торчат копья, причем те, что стоят сзади – им пока не грозит опасность, – толкают идущих впереди.

– Понятно. Ну, не совсем, но я уже знаю, что не хочу с ними встречаться.

– Однажды мне пришлось попасть под атаку фаланги, – сказала Вирт. – Мне не понравилось. Более того, если бы не подоспела помощь, ты бы со мной не познакомился.

– Какого рода помощь?

– Фаланга не любит, когда ее атакуют с флангов, особенно когда она уже вошла в контакт с противником. Особенно если это тяжелая кавалерия.

– А у нас есть тяжелая кавалерия?

– Наверное. Но я бы все равно предпочла избежать сражения с фалангой.

– Ладно, – не стал я спорить. – Не буду отдавать такого приказа.

– Благодарю, – ответила Вирт. – Кстати, я вспомнила насчет нашей ночной операции.

– А что тебя интересует?

– Как ты…

Меня спас бой барабанов, нам снова пришлось строиться в шеренгу.

– Они атакуют, – сообщила Расча.

– Мерзавцы, – проворчал я.

Нэппер вскочил на земляной вал, его глаза сияли.

– Снова конная пехота, – сказала Расча. – Приготовьте метательные копья.

Вам нет никакого смысла слушать описание второй атаки или третьей. Мы остались в живых, но многие погибли. Вирт ранили в ногу, а я получил удар по лбу, который оказался бы смертельным, если бы в последний момент я не уклонился, лезвие задело меня плашмя, и я отделался синяком. После него перед глазами у меня все поплыло, и я смутно помню, что происходило дальше. К счастью, довольно скоро противник отвел своих солдат. Мы готовились к отражению четвертой атаки, когда пришел приказ об отступлении. Нэппер рассердился, а я испытал настоящее счастье.

Подошла Расча и выдала мне новую шапку, поскольку я потерял свою во время боя, а Вирт, ковыляя рядом со мной, заявила, что с повязкой на голове я наконец стал похож на настоящего солдата. В ответ я отпустил парочку неприличных ругательств.

– Лойош, я хочу, чтобы ты знал, – ведь ты должен быть в курсе всего, что со мной происходит, – у меня ужасно болят ноги.

– Боюсь, ты меня обманываешь, босс. Все должны терпеть трудности, за исключением тех, кто зарекомендовал себя известными ворчунами. А у тебя появилась возможность жаловаться так, чтобы никто об этом не узнал.

– Потому что я заранее позаботился о том, чтобы иметь терпеливого слушателя.

– У меня появилась новая должность. Это повышение?

– Конечно, Лойош. Твое жалованье только что удвоилось.

– Ха.

К счастью, наш марш начался довольно поздно, поэтому вскоре мы выставили пикеты и остановились на ночь. Полагаю, существует теория о том, как следует быстро разбивать лагерь. Может быть, именно в этом так хорошо разбирается Краун; не знаю.

Я получил назначение во второй дозор, что давало возможность поспать около четырех часов, затем на четыре часа я заступал на пост, после чего оставалось еще полтора часа сна. Ночью, к моему великому удивлению, нас никто не атаковал. Я вообще не мог понять, почему мы сами не нападаем на неприятеля ночью. Может быть, драконы заключили между собой особое соглашение? Как, например, джареги, которые никогда не убивают своих врагов дома или на глазах у семьи. Выяснилось, что все упирается в искусство ведения войны, в котором я мало что понимаю теперь, а раньше и того меньше. Я почему-то считал, что хороший генерал похож на главу организации и между тактикой ведения сражения и, например, планированием убийства существует много общего. Позднее я понял, что ошибался. Впрочем, общего действительно много, но ничего полезного в сходстве я не нашел. Я разговаривал с Сетрой Лавоуд о Стене Склепа Барита и о кампании, которая нас туда привела.

– Вы же знаете, у вас есть репутация, – сказал я. – Ну, всем известно, что вы прекрасный генерал. Вы множество раз были Главнокомандующим и…

– И что с того?

Мне пришлось подыскивать слова. Трудно сказать в лицо самой могущественной волшебнице и, возможно, величайшему генералу в истории, что на меня не произвело впечатления то, как она организовала кампанию. Она могла неправильно меня понять. Пробормотав что-то неразборчивое себе под нос, я наконец ответил:

– Не знаю. Просто я маршировал, сражался, снова маршировал – и все это время ждал, когда вы сделаете какой-нибудь блестящий маневр, нанесете неожиданный удар или придумаете какой-нибудь трюк.

– Сколько трюков ты используешь в своей работе?

– Что? Ну… всякий раз, когда у меня появляется уверенность, что я сумею добиться успеха.

– Я поступаю точно так же, – ответила Сетра Лавоуд.

– Но обычно вы их не применяете?

– Трюки, обманы, скрытые атаки, ночные нападения дают хорошие результаты, когда речь идет о небольших подразделениях. Взвод, может быть, рота, не более того. Как только под твоей командой оказывается более крупное соединение, возрастает вероятность неправильной передачи приказов. И даже во время самых простых атакующих операций шансов на ошибку значительно больше, чем при обороне, – а уж если ты задумал некую хитрость, тут и говорить нечего. Я предпочитаю защищаться.

– Так вот почему мы оставались на прежних позициях или отступали даже после того, как одерживали победу?

– Ты говоришь о тех стычках…

– Стычках?

– Ладно, Влад, о битвах, в которых вы побеждали. На самом деле, оставаясь на месте, вы не сумели бы удержать оборону. Форния не стал бы вас атаковать, если бы не имел полной уверенности, что со временем способен захватить ваши позиции. Мы стремились к тому, чтобы он следовал за нашими отступающими войсками.

– Ну, тогда можно назвать это трюком.

– Возможно. Если не считать того, что Форния прекрасно понимал мои намерения.

– Но зачем же он делал то, что вы хотели?

– Потому что он хотел того же самого. Форния пытался обойти передовые позиции моей армии, разделить наши силы, что поставило бы нас в весьма тяжелое положение. В некотором смысле получилась гонка. Мне нужно было удержать его войска до тех пор, пока все наши силы не выйдут на исходные рубежи. Форния рассчитывал прорвать нашу оборону и не дать войскам соединиться. Ну а потом, естественно, происходит большое решающее сражение. И как бы ты ни планировал, ничего нельзя предсказать заранее, пока две армии не сойдутся и не начнется битва. Даже если на бумаге твои позиции выглядят превосходно или абсолютно безнадежно, нельзя предсказать исход, пока не будет подан сигнал о начале сражения.

– Хорошо, – кивнул я, пытаясь сформулировать следующий вопрос, но Сетра сама поняла, что меня интересует.

– Причина, по которой мне часто удается побеждать, состоит в том, что я всегда обращаю внимание на детали. Чем больше возможностей удается предусмотреть, тем выше вероятность успеха.

– Понятно, – сказал я. – Очень похоже на подготовку покушения. Насколько я слышал.

– Несомненно. Нужно иметь четкий план отступления, надежную связь, ты должен хорошо представлять, как будут питаться твои войска, где следует разбивать лагерь, заранее тщательно изучить местность. А еще необходимо знать характеры своих офицеров, их силу и слабости, уметь выбирать главное из донесений разведки и грамотно использовать плоды каждой победы, не опускать руки при поражениях и так далее. Детали – вот что приводит тебя к миру.

– К миру?

– Мир есть цель любой войны. Разве ты не знаешь?

– Ну…

– Перестань, Влад. Пока не заключен мир, ты не одержал победы. Иными словами, не добился своей цели. С другой стороны, всегда полезно помнить, что пока не заключен мир, ты не потерпел поражения.

– Пожалуй, я смотрел на эти вещи иначе.

– Тебе не приходилось командовать армией.

– Верно.

– Еще одна причина, по которой я часто побеждаю, как мне кажется, состоит в том, что я очень агрессивна. Конечно, мне помогает моя репутация. Все думают, что я замечательный генерал, из-за чего враг боится проявлять активность, – и поэтому я такой замечательный генерал. – Сетра рассмеялась. – Обычно я всячески стараюсь заставить противника совершить просчет, после чего наказываю его. Часто самой страшной ошибкой является пассивность – недостаток, мне не присущий.

– Активность в обороне?

– Безусловно, Влад. В конечном счете войну начинает тот, кто занял оборону.

– Не понимаю. Вы хотите сказать, что войну с Мароланом начал Форния?

– Конечно. Он занял оборону – вот почему я стремилась заставить его атаковать.

Я покачал головой:

– И все-таки я не понимаю, почему сторона, занявшая оборонительные позиции, начинает войну.

– Все достаточно просто. Тот, кто нападает, не хочет войны. Он завоеватель. Если защищающаяся сторона не станет ему препятствовать, то войны попросту не будет.

– Хм-м… Сетра, мне кажется, в ваших рассуждениях есть противоречия.

– Вовсе нет. Они противоречат интуитивным соображениям, но не более того.

Я обдумал ее слова, вспомнил сражения, отступления и долгие марши, а потом заявил:

– Убийство проще. Насколько я слышал.

Она улыбнулась и ничего не ответила.

Но наш разговор, как я уже говорил, произошел спустя несколько месяцев после войны. А в тот момент я сидел в лагере вместе со всеми остальными, ходил в дозоры, маршировал и жаловался. Я вспоминаю о том периоде как о «долгом марше», хотя мне не раз давали понять, что он был долгим только по моим стандартам. Мне точно неизвестно, в какой именно местности мы побывали – я не раз хотел найти карту и проследить по ней наш маршрут, – но Восточная река постоянно оставалась слева, Восточные горы справа, а мы перемещались на север.

Потом наступил день, когда без всякой видимой причины мы повернули обратно и двинулись на юг, практически по своим собственным следам. Причем никого, кроме меня, это не возмущало, но я пришел в такую ярость, что отыгрался за всех. Мои ядовитые замечания встречались равнодушным пожатием плеч и недоуменными улыбками. В конце концов я перестал бурчать.

Погода по большей части оставалась сухой и холодной. Холод меня не слишком беспокоил, поскольку на марше трудно замерзнуть, однако довольно быстро выяснилось, что сухая погода не многим лучше дождей. Перемещались мы в основном по дорогам, передовые части поднимали ужасную пыль, которую мы глотали. Мы шли сквозь такую густую пелену пыли, что приходилось надвигать шапку на самые глаза и стараться держать рот закрытым – что удавалось нечасто, поскольку нос был постоянно забит. Некоторые солдаты закрывали рот и нос носовыми платками, но тогда дышать становилось почти невозможно, и я отказался от этой затеи. Периодически кто-то творил заклинание, вызывая ветер, чтобы дать нам хотя бы небольшую передышку, и даже я принял посильное участие, но ветер нельзя поддерживать постоянно – иначе может наступить серьезное изменение погоды. Вскоре капитан наложил на наши заклинания запрет, заявив, что «это противоречит конечным задачам, поставленным перед бригадой».

Разнообразие вносили лишь рейды противника, обычно направленные против наших обозов, тянувшихся в нескольких милях позади. Мы узнавали о них, когда нам неожиданно приказывали остановиться, занять боевую позицию, после чего оставалось только ждать. Через некоторое время следовала команда строиться в колонну, и мы маршировали дальше.

Однажды мы получили приказ повернуться спиной к реке. Теперь мы направлялись к горам. Появилось ощущение срочности, возможно, слово цель подходит лучше, но я не знаю, откуда оно возникло. Мы поднимались все выше, становилось холоднее. Перед нами угрожающе высились Восточные горы. Казалось, мы направляемся к одному из пиков, высокой, рыжеватой и абсолютно голой скале.

Как-то вечером, перед самым заходом солнца, мы остановились в нескольких милях от него, и я заметил, какие крутые у него склоны. Возникало ощущение, будто они поднимаются вертикально вверх, а вершина теряется за облаками.

Удивительное дело, я узнал пик только на следующий день, когда после двухчасового марша мы достигли его подножия и Лойош с воплем нырнул ко мне под плащ, а я посмотрел по сторонам и пробормотал:

– Будь я проклят.

– Тогда постарайся, чтобы тебя не убили, – заметила Вирт. – Что с тобой?

– Я знаю, где мы находимся.

– Прекрасно. И где же?

– Скала, – ответил я, – называется Склепом Барита.

Она кивнула и огляделась: вокруг высилось несколько холмов, а на юго-западе расстилалась плоская равнина, заросшая низкой травой. За ней поднималась высокая гора. И я вдруг представил себе воинов, которые устремляются со склонов на равнину.

– Хорошее место для сражения, – сказала Вирт.