Две массивные створки тяжелой металлической двери медленно раскрылись, и вонзившийся в совершенно темное помещение свет узкой полоской лег на пол. В двери появились два силуэта. Свет падал сзади на их ослепительно белые халаты, и спереди, в темноте, лиц вошедших было не различить. Пройдя по дорожке из света, они остановились у лотка, на котором между двумя большими цилиндрами лежала маленькая прозрачная, на вид пустая, колба с двумя серебристыми шайбами по краям.

— Это ваша дочь, — произнес один.

— Она жива? — спросил другой.

— Она спит, и видимо спать будет еще долго. Ее дух пока слаб и способен лишь поддерживать собственную жизнедеятельность, но вся ее личность сохранена в нем.

Вскоре, эта колба оказалась замурованной в камне под крестом с фотографией юной девушки в поле среди тысяч таких же крестов.

Ника проснулась. Она встала с кровати и по привычке подошла к иллюминатору, но сейчас за ним была лишь черная пустота. Странные повторяющиеся сны преследовали Нику с тех пор, как она прибыла на орбитальную станцию у планеты Никьян в ядре Пояса черны.

Феномен, благодаря которому Ника отпугивала демонов, как оказалось, имел в своей основе очень простой механизм. Было давно известно, что демоны для коммуникации используют радиоволны определенных частот. Это называлось «пением демонов». Разгадать его смысл не удавалось, но для эффекта отпугивания этого и не требовалось. Как показали эксперименты, то, что вселилось в Нику, просто повторяло окружающее пение, преобразуя его простым и всегда постоянным способом. Создать прибор, работающий подобным образом, для пришельских инженеров не составило особого труда. Однако природу способностей «проводника» еще предстояло разгадать.

Первая же экспедиция в ядро принесла больше открытий, чем было сделано за всю историю исследований Пояса черны. Главным из них было обнаружение новой планеты названной в честь женщины, любопытство которой позволило эту планету обнаружить. Когда встал вопрос о названии, Сайдар рассказал коллегам о том, как Ника, нарисовав на стекле схему Пояса черны, предположила существование в ней планеты. Не лишенные чувства юмора ученые тут же приписали открытие Нике, оставив себе роль людей лишь подтвердивших ее гипотезу экспериментальным путем.

Планета Никьян, будучи темной, холодной и безжизненной, в магическом смысле представляла собой кипящий котел. Магией была переполнена вся ее поверхность, а возможно и недра, поскольку для магии не существовало материальных преград. На магическом сканере планета выглядела как сине-красный шар, на котором пятна одного и другого цвета хаотично переплетались, образуя то красные узоры на синем фоне, то синие на красном. Положительная и отрицательная магии по необъяснимой причине уживались здесь, не создавая асимметрии в сторону отрицательной. При уменьшении масштаба, разноцветные пятна превращались во множество точек и линий, которые при более детальном рассмотрении, принимали очертания странных существ. Одни имели замкнутую форму, небольшой размер и постоянно передвигались, напоминая одноклеточных или медуз; другие были огромны и неподвижны, скорее походя на растения. Переплетаясь так, что невозможно было отделить, где кончается одна и начинается другая, поверхность планеты покрывали синие паутины увитые красными «лианами». Кое-где, на паутинах виднелись отростки похожие на шляпки грибов. Чем больше была шляпка, тем тоньше ножка. В конце концов, ножка совсем исчезала, а шляпка улетала жить своей жизнью. Образования, выглядевшие из космоса как миогосоткилометровые полноводные реки, оказывались на самом деле спиралями, выраставшими из-под земли и, вздымаясь на несколько километров вверх, уходившими снова под землю. Каждая такая спираль была скручена из другой спирали меньшего диаметра, которая в свою очередь была скручена из спирали диаметра еще меньшего и так далее до тех пор, пока точности сканера не переставало хватать. На планете Никьян нельзя было ступить и шагу, не пройдя сквозь тело какого-нибудь магического существа. «Они живые!» — воскликнул Сайдар, впервые увидев все это великолепие.

Загоревшись идеей изучения Пояса черны, Ника покинула Космическую Службу Спасения и стала капитаном малого научного судна Страны пришельцев. Вместе с ней в пришельский научно-исследовательский флот перешла и вся ее команда, кроме Марчи, который, будучи военным, не имел возможности выбирать место работы.

В дверь каюты постучали.

— Кто там? — спросила Ника, чтобы принять решение — нужно ли ей одеть комбинезон или можно принять гостя и в нижнем белье.

— Это я, — ответил Даг. — Можно к тебе?

— Заходи, — сказала Ника, обрадовавшись тому, что пока не придется одеваться — с утра ей было лень это делать.

— Привет. Как дела?

— Опять снились эти сны, — вяло произнесла Ника.

— Они снятся только когда ты здесь?

— Да.

— Может быть это из-за того, что ты проводник?

— Может быть. И главное, там такие вещи, которых я никогда не видела. Природа вроде похожа на южную Алларию, но если приглядеться, все там не такое — деревья другие, листья другие. Даже люди какие-то другие — не похожи ни на алларийцев, ни на катонийцев. Если бы умела рисовать, я бы нарисовала. Эти кресты с фотографиями людей… Все это настолько ярко, что не похоже на сон. В снах обычно все как в жизни только по-дурацки, а это как будто другой мир.

— Может ученым нашим сказать?

— Не надо! Еще подумают, что сумасшедшая. Все равно они ничего понять не смогут.

— Верно. Скорее всего, пропишут какие-нибудь успокоительные.

— Мне пока что это не доставляет особых проблем, так что пусть это будет еще одной нашей с тобой тайной. — Ника и Даг засмеялись глядя друг другу в глаза. — Вообще, здесь тяжело долго находиться. Ни как не привыкну к тому, что в иллюминаторе не видно звезд. Это какая-то вялотекущая клаустрофобия. Через пару недель отсюда уже хочется улететь.

— Ничего, скоро улетим.

— Да. Давно не была на Хаммэ. Ты придумал, что подарить Марчи и Айрис на свадьбу?

— Я должен думать?

— А кто у нас — мозг?

— Я не по этим делам. У Лис спроси — она все-таки ее сестра.

— Там нечего знать — они с сестрой одинаковые.

— Тем более поговори с Лис. Я вообще чего пришел: помнишь, ты хотела высадиться на поверхность?

— Я и сейчас хочу.

— Так вот, есть такая возможность. Наконец-то мы потеряли первого робота. Он где-то застрял и не может доехать до пусковой площадки. Нужно его руками пощупать. Полетишь со мной?

— Конечно! Прямо сейчас?

— Ну да, как соберешься, так и полетим. Он на другом конце планеты, так что до него еще лететь несколько часов. Мы на это дело весь день потратим.

Прихватив с собой двухдневный запас еды, Ника и Даг отправились на поверхность Никьян на специальном шаттле, предназначенном для высадок на безатмосферных планетах. Осветив двигателями корпус станции, аппарат медленно поплыл в темноту, которая здесь, в ста километрах от Никьян, была не наполнена черной и потому была совершенно прозрачна. Орбитальная станция была единственной звездой в небе темной планеты; лишь бортовые огни и выхлопы двигателей прибывавших и убывавших кораблей изредка составляли ей компанию.

Постепенно снижаясь в полной темноте, шаттл испускал радиоволны, по отражению которых только и можно было обнаружить холодную поверхность Никьян почти невидимую в инфракрасном спектре. Большая часть ландшафта представляла собой идеально гладкую равнину, а рельеф, там где он присутствовал, был плавным и округлым, полностью соответствуя женскому имени планеты.

— Готовность номер один, — произнес Даг. — Тормозить будем короткими, но жесткими пыхами.

Несколько раз шаттл как будто упал в какую-то вязкую массу, после чего огромная перегрузка вжала Нику и Дага в кресла на несколько секунд. Они ощутили удар и сразу же еще один. Шаттл остановился.

— Сурово как-то, — выдохнув, проговорила Ника, держась за спину.

— Еще бы. Здесь атмосферы вообще нет. Зацепиться не за что, а гравитация как на Титане.

— Хуже не придумаешь. Ну что, пошли.

Сквозь поднимавшийся от поверхности пар огни шаттла освещали пространство в радиусе нескольких десятков метров.

— Она такая белая! — воскликнула Ника, ступив на поверхность планеты. — Я думала она черная или серая.

Ника спустилась по трапу и оказалась на твердом белоснежном льду, который, однако, был совсем не скользким. Серебристый пар, в который тормозные двигатели превратили снег, вздымался верх метров на семь и, совершая в белом свете огней причудливые движения, замирал мутным узором на поверхности скафандров.

— Это азот, — сказал Даг. — Должно быть, планета остывала медленно и всю черну, что упала на нее, она собрала до того, как замерзла атмосфера. Вода, если она вообще на ней была, замерзла сразу. В сухой атмосфере пыль быстро осела. Потом выпал в конденсат углекислый газ, за ним кислород, а потом и азот замерз.

— Так здесь все-таки нашли кислород?

— Нашли. А ты думаешь чего наш планетолог такой радостный ходил вчера весь день. Он посчитал: получается, если на поверхности есть кислород даже в незначительной концентрации, то под слоем азота его должно быть больше. Короче, он утверждает, что возможно когда-то у Никьян была атмосфера того же размера и состава, что и у живых планет, а это значит, что она когда-то тоже была живой. Если бы не Пояс черны, ее можно было бы поставить в один класс с Титаном, Фокосом и Галеоном.

— Неужели здесь когда-то была жизнь?..

— Если пользоваться определением Сайдара, она и сейчас здесь есть. — С этими словами Даг посмотрел по сторонам, как будто ожидая увидеть эту самую жизнь, но вокруг не было ничего кроме черно-белой пустоты. — Так, где наш робот-то?.. А вот он. Семьдесят метров вон туда, — сказал Даг, и указал пальцем направление.

Даг шел впереди, поглядывая на радар, на котором отображался робот, подававший сигналы SOS. Ника смотрела то вниз, то по сторонам. Метрах в десяти от шаттла под ногами захрустел снег. Равномерно покрывая округлые склоны, он поблескивал и переливался всеми цветами радуги. Совершенно черное небо над головой напоминало Нике пещеру — как будто это место было где-то на Земле обетованной. Казалось, вот-вот из темноты появится уходящая вверх колонна, бескрайняя равнина закончится стеной или свет прожектора достанет потолка.

Застрявший робот стоял на склоне небольшого углубления оставленного, должно быть, некогда упавшим на поверхность метеоритом. Отдав буксировочный трос Нике, Даг обошел робота несколько раз, после чего, поставив на опоры, начал поднимать его, чтобы заглянуть снизу. Ника, тем временем, чтобы как-то себя занять, включила встроенный в скафандр магический сканер. Радиошума создаваемого шаттлом, роботом и скафандрами было достаточно для того, чтобы построить на смотровом стекле смутную картину мира духов.

Ника стояла посреди огромного красного купола похожего на гигантский мыльный пузырь, поверхность которого как будто колыхалась на ветру. За пределами пузыря кружили синего цвета создания, формы которых было не разобрать. Внутреннее пространство заполняли длинные, красные, хаотично переплетенные нити-спирали толщиной в кулак. Между ними стайками шныряли маленькие синие точки. Опустив глаза, Ника увидела окружавшую ее ауру — как будто синий свет проступал из ее тела сквозь скафандр. Множество суетливых существ подобно маленьким рыбкам обступили тело Ники, будто бы изучая его, но стоило ей обернуться, как те бросились врассыпную. Даг, тем временем, заползал под робота, где уже лежало нечто похожее на слизня. Оно вначале отстранилось от Дага, чье тело также окружала аура, а потом вяло, как бы нехотя, отползло в сторону.

«Жизнь, — как определял ее Сайдар, — есть сложная система, способная к репродукции и стремящаяся к поддержанию своего сложного состояния. Базовые элементы, независимо от их природы, могут образовать живой организм некоторой сложности, обладая свойством естественным образом объединяться в подобные системы. Теряя некоторые степени свободы, „элементарные частицы жизни” образуют компоненты более высокого уровня, не все из которых, однако, способны к дальнейшей самостоятельной эволюции. На каждом этапе развития, жизнь порождает новое поколение „существ” использующих представителей нижних уровней для поддержания собственной жизнедеятельности, сохраняя, таким образом, связь всех поколений и делая жизнь единой неделимой системой. Так продолжается до тех пор, пока в высшем поколении есть хотя бы один представитель способный к дальнейшему объединению. Так явление белковой жизни происходит из самого свойства химических элементов образовывать соединения. На самом первом шаге атомы объединяются в молекулы, из которых лишь несколько соединений азота, углерода, кислорода и водорода способны послужить основой для образования „существ” более высокого уровня — аминокислот и РНК. В течение сотен миллионов лет, жизнь находила пути дальнейшего усложнения, сохраняя в своем многообразии тех, кто не смог перейти на более высокий уровень. Вирусы, бактерии, археи, одноклеточные эукариоты, многоклеточные растения, животные, стадные животные, — все это одновременно существующие следы эволюции жизни на пути к самому сложному из известных белковых организмов — человеку. При этом каждое поколение выполняет свою важную функцию: вирусы участвуют в естественном отборе всех уровней и отвечают за перенос генов между разнородными организмами; бактерии перерабатывают органические вещества, делая, таким образом, возможным повторное использование их элементов; усваивая непригодные для питания животных вещества, растения сами становиться пищей для животных. Помимо всего прочего, каждое поколение жизни есть уровень ее защиты от катастроф. Существа простые, всегда могут обойтись без существ сложных, более того, восстановить их в ходе эволюции даже при полном уничтожении. Так миллионы лет по одним и тем же законам развивались жизнь органическая и магическая, сливаясь воедино в частично магических людях и частично органических демонах».

Внезапно Ника почувствовала, как тяжесть скафандра спадает, и темнота Никьян сменяется ярким светом ясного неба, подобно тому, как в момент пробуждения тело перемещается из пространства сна в уютную постель. Через мгновение Ника лежала на спине посреди того странного места, в котором не раз бывала в снах. Дул легкий ветерок, от чего листья деревьев тихо шелестели; из крон доносилось пение птиц. Ни что не выдавало искусственности пейзажа, скорее белая пустошь Никьян походила теперь на сон. Не вставая с земли, Ника повернула голову и среди крестов и гранитных плит увидела юную девушку лет тринадцати, одетую в легкое летнее платье. Девушка сидела на лавочке перед гранитной плитой и, не отрываясь, смотрела на собственную фотографию, висевшую на кресте.

Ника встала с земли и отряхнулась, но девушка, казалось, не услышала этого.

— Привет, — робко произнесла Ника на алларийском. Нике почему-то казалось, что на алларийском девушка скорее ее поймет.

— Привет, — обернувшись к Нике с улыбкой, ответила девушка. — Не бойся. Присаживайся, — сказала она, и подвинулась немного, как бы приглашая Нику присесть с ней рядом.

— Что это за место? — спросила Ника, неуверенно присев на край скамейки.

— Это место, где все началось, — ответила девушка.

— А ты кто? — продолжила расспрашивать Ника, сделав вид, что поняла ответ на предыдущий вопрос.

— Меня зовут Гая. А ты ведь та женщина, именем которой назвали мою планету?

— Никьян?.. Ну, вообще-то это не моя идея…

— Не оправдывайся. Это хорошее имя. А меня вот, наоборот, назвали именем планеты.

— Так эта планета на самом деле называется Гая?

— Да, но я осталась единственной, кто ее так называет. Пойдем, я кое-что тебе покажу.

Девушка встала со скамейки и, взяв Нику за руку, потянула за собой.

— А может не надо, — говорила перепуганная Ника. — Верни меня обратно, пожалуйста.

— Не бойся, обязательно верну. Неужели ты не хочешь узнать историю планеты, названной твоим именем.

— Хочу, но только быстро. В скафандре все-таки запас кислорода ограничен и вообще…

— Не беспокойся, я все учла. Пойдем. — Девушка еще раз потянула Нику за руку.

«Просто так я, похоже, отсюда не вернусь, — подумала Ника и решила полностью довериться воле странной девушки. — Хорошо хоть Даг рядом — он позаботится если что».

Неспешным прогулочным шагом Гая повела Нику через это странное место к стоявшему неподалеку зданию. Как будто вырываясь из-под земли, оно устремлялось в небо своими острыми шпилями. Вместо того чтобы идти прямо ко входу, дорожка почему-то опоясывала здание и только потом вела к высокой массивной двери.

— Так выглядела Гая пятьсот миллионов лет назад, — говорила девушка.

— Пятьсот миллионов лет?

— Да, пятьсот миллионов лет. Это мой возраст — пятьсот миллионов лет назад я родилась человеком, но очень скоро моя человеческая жизнь закончилась.

— Человеком? Пятьсот миллионов лет назад? Получается на сто миллионов лет раньше, чем появилась жизнь на Титане.

— Правильно.

— То есть получается, что люди существовали все это время?

— Смотря в каком смысле — существовали. Как живые особи человеческого вида — нет конечно, но как сущность в мире идей — определенно, да. Иначе, согласись, вы не были бы на них так похожи. Именно похожи, потому что генетически вы так сильно отличаетесь, что не смогли бы иметь потомства друг от друга. Вы абсолютно разные, но очень фенотипически похожие виды.

— Какие виды?

— Вы созданы по моему образу и подобию, — сказала девушка и улыбнулась.

— То есть ты хочешь сказать, что Никьян, то есть Гая, была когда-то близнецом Титана?..

— Почти.

— В результате эволюции на ней появились люди…

— Верно.

— А потом Гая превратилась в Пояс черны, а на Титане появились такие же люди? И эволюция шла тем же путем и никуда не свернула? Разве это возможно?

— Я вижу ты уже не торопишься обратно. — Гая еще раз мило улыбнулась. — Хочешь узнать, как это получилось?

— Хотелось бы.

— Это долгая история.

— Надеюсь, ты не будешь пересказывать подробно, что было все эти миллионы лет?

— Нет. Значительных событий за это время произошло немного.

У того места, где дорожка сворачивала в сторону, стояла большая голографическая модель, в которой Ника сразу же узнала солнечную систему. Желтый шар опоясывали орбиты восьми больших и нескольких малых планет. Окруженные множеством спутников газовые гиганты были хорошо знакомы Нике, но ближе к солнцу был изображен не существовавший пояс астероидов, а за ним три планеты, находившиеся в такой конфигурации в какой Титан, Фокос и Галеон не могли находиться никогда. К тому же, Пояс черны никак не был обозначен.

— Такой была Солнечная система в ее первозданном виде, — сказала Гая, почувствовав недоумение Ники.

— Пятьсот миллионов лет назад?

— Да. Такой она сформировалась из облака пыли и предстала перед людьми. Видишь голубой шарик, третий от Солнца? Это Гая.

— А Пояс черны? Хотя, да, если Гая была живой планетой, его, наверное, не было?

— Верно. Пояс черны, Титан и другие планеты пояса жизни, — все это продукт единого замысла и одного акта творения.

— Так значит, это правда? Живые планеты созданы искусственно?

— Конечно. Это звучит невероятно, но ведь, если приглядеться, искусственность их так и лезет наружу. Посуди сама. Взаимное расположение планет — оно никогда не могло появиться естественно. Формируясь на таком близком расстоянии, планеты слились бы в одну. Почему Пояс черны не поглотил их? Да и возраст. Почему кора Титана, Галеона и Фокоса на пятьсот миллионов лет моложе, чем у спутников газовых гигантов? Система живых планет так тонко настроена, что стоит внести в нее мельчайшее изменение, и она рассыплется.

— Это все загадки нашей Солнечной системы…

— Но представь себе на секунду, что живые планеты — это инженерное сооружение, и все встанет на свои места.

— Сооружение, созданное людьми?

— Не совсем людьми. Пойдем.

Они пошли дальше по дорожке вокруг высокого здания. Глядя на здание, Ника не обратила внимания вначале, но вскоре заметила, что вокруг были разбросаны странные шарообразные камни разного размера. Похожие на пушечные ядра, они вначале лежали хаотично, поодиночке, но чем дальше, тем меньше было одиночных камней, и тем больше их было сложено в странные фигуры по три, по пять — чем дальше, тем сложнее. Вдруг Ника поняла, что это, узнав в одной из фигур молекулу аминокислоты.

— Когда-то Гая была единственной живой планетой, — говорила девушка. — Жизнь на ней — обычная белковая жизнь — образовалась около полутора миллиардов лет назад в результате вполне естественных химических процессов. И вот что получилось…

Гая выбежала чуть вперед и, поворачиваясь лицом к Нике, обвела пальцем арку, состоявшую из свернутых в двойную спираль двух цепочек мелких шариков.

— Дезоксирибонуклеиновая кислота, — произнесла Гая, — элементарная единица эволюции. Это образование универсально — куски вот таких молекул можно найти даже в глубоком космосе. Белковая жизнь — это столь же распространенное явление как звезды, как планеты, и форма этой молекулы роднит живых существ во всей вселенной.

Девушка говорила об этом уверенно, как о чем-то бесспорном и давно ей известном. Ника хотела было спросить, откуда она это знает, но Гая повернулась спиной и пошла дальше, а внимание Ники привлекло то, что находилось за аркой.

По обеим сторонам дорожки располагались статуи странных существ: ракообразные и моллюски со множеством щупалец, за ними насекомые, тут же рядом — рыбы, очень похожие на тех, что населяли воды галеонских океанов. При кажущемся на первый взгляд хаосе, фигуры располагались так, что видно было плавное перетекание одних форм в другие, так что становилось очевидно, кто от кого произошел. Однако, внезапно, это плавное течение прерывалось, и прежние существа резко сменялись новыми — двуногими ящерами похожими на титанианских драконов. С ними соседствовали длинношеие гиганты, о размере которых можно было судить по фигуркам сосен, с которыми существа были одной высоты. В какой-то момент и это многообразие резко обрывалось, сменяясь новым — совершенно иным, но уже похожим на привычную для Ники титанианскую фауну.

— Дальше был почти миллиард лет эволюции, — продолжала рассказ Гая, — хотя я не люблю это слово. Жизнь, вопреки всеобщему заблуждению, не эволюционирует, а лишь, как газ, заполняет все предоставленное ей пространство. Если какая-то форма жизни и появляется, то лишь для того, чтобы заполнить пустующую нишу. Если же пустых ниш не осталось, жизнь останавливается в своем развитии. Правда фокус в том, что новые формы жизни, как правило, появляясь, создают новые ниши, которые заполняют новые существа и так далее почти до бесконечности.

— А это фауна Гаи? — спросила Ника, показывая пальцем на статуи. — Почему она так резко меняется?

— Это катастрофы — две крупнейшие и множество мелких. Их было немало, особенно вначале.

— А что за катастрофы?

— Жизнь на Гае развивалась с тех пор, когда еще не все крупные космические тела упали на планеты, либо навсегда стали их спутниками. В молодой Солнечной системе множество таких объектов вращалось вокруг Солнца. Их орбиты часто пересекали орбиты крупных планет, и столкновения были нередки. Гая встречалась с такими телами несколько раз, и каждый раз это приводило к массовым вымираниям. К примеру, на южном полюсе Гаи есть кратер диаметром пятьсот километров. Его оставил взрыв в миллион раз превысивший мощностью самую разрушительную бомбу когда-либо созданную людьми. Этот взрыв расколол кору планеты, и содержимое ее недр отравило океаны.

— И жизнь не исчезла? — переспросила Ника с недоверием.

— Как ни странно. Оказывается, жизнь не так-то просто уничтожить. Ты когда-нибудь пробовала сделать это хотя бы в масштабах одного дома? — Гая посмотрела на здание, и Ника невольно сделала то же самое. Старое сооружение у основания было плотно увито плющом, в котором, сливаясь с зеленью, пряталась ящерица. Плющ как будто удерживал стремящееся ввысь здание — тянул его к земле. — Можно вывести крыс, — продолжила девушка, — останутся тараканы и муравьи. Особенно постаравшись можно истребить их тоже, но выживет плесень и бактерии, которых можно уничтожить разве что вместе с домом. Однажды зародившись, жизнь может исчезнуть только вместе со своей матерью-планетой, но если планета еще цела, и есть не освоенные пространства, жизнь обязательно их заполнит.

Ника и Гая пошли дальше и оказались у следующей скульптурной композиции. У костра сидела странная обезьяна и, держа обеими руками длинный посох, задумчивым взглядом смотрела на огонь, а от нее куда-то шли трое похожих больше на обезьян чем на людей существ: одно — маленькое, с грушевидной фигурой — шло впереди, другое — высокое и мускулистое — шло за ним, и недалеко позади, опираясь на посох, следовало существо самое худое, совершенно бесшерстное, закутанное в обрывки чужой шкуры, но с самой большой среди всех головой.

— А вот и люди, — сказала Ника.

— Да, они самые. На Гае существовал когда-то континент очень похожий на титанианскую Цэттеру. Экватор разделял его напополам. Центральная часть континента была покрыта густыми джунглями, а северная и южная — жаркими сухими саваннами. Вначале четвертой эры в этих саваннах появились хищные, хорошо организованные, степные обезьяны. Они были медленнее и слабее всех остальных хищников, но одна особенность давала им превосходство: их тела не были покрыты подшерстком, поэтому пот испарялся с их кожи быстрее. Благодаря такой системе теплорегуляции человекообразные могли охотится в жаркий полдень, когда вся саванна принадлежала только им.

Человекообразные всегда вели скрытный образ жизни, были осторожны, и выживали исключительно хитростью и взаимовыручкой. Они ходили по саванне с палкой в руках, чтобы, опираясь на нее, вставать повыше и смотреть над травой. А если хищник оказывался близко, они колотили ею по земле, чтобы его напугать. Постепенно человекообразные стали всегда ходить прямо, а палку стали использовать как инструмент и оружие. Со временем, появились и другие приспособления. Жить в саванне было нелегко. Постоянно приходилось искать воду; трудно было добывать еду; все приходилось делать, постоянно следя за хищниками. Все больше и больше приходилось запоминать: что можно есть, а что нельзя, где есть вода, как ведут себя хищники… Кричать и показывать пальцем уже было мало. Нужно было каждому предмету, существу и явлению придумать имя, еще нужно было как-то обозначить их свойства, действия и свойства действий. Днем саванна принадлежала человекообразным, а ночью они прятались в скалах и окружали себя огнем, которого все хищники жутко боятся. С тех пор, добро у людей стало называться светом, а зло — тьмой. Ночью саванна наполнялась звуками. Человекообразные всегда боялись ночи. Ночью они оставались наедине со своими мыслями, и развитое сознание рисовало страшные картины. Сознание человекообразных всегда стремилось к ясности, а ночь отнимала эту ясность. Инстинкт подсказывал: скрытое может быть опасным; названное и понятое — не так страшно. Назвать — значит понять, объяснить; понять — значить заклясть, пролить свет, подчинить себе. Но были среди окружавших явлений совсем непостижимые, необъяснимые и непредсказуемые. Происшествия как будто происходили сами по себе, без всяких причин. Понять их не было возможности, но разум человекообразных нашел решение, придумав особое слово — «бог». Это нечто не имеющее свойств и образа, но оказывающее действие, влияющее на события. Богов мыслили как существ, пускай капризных, своенравных, но предсказуемых, понятных и всегда похожих на людей, то есть таких, которым можно угодить, с которыми можно договориться — подчинить себе.

— Ты называешь этих существ человекообразными. Разве это были не люди?

— Еще нет. Поначалу было много разных человекообразных существ. У всех у них были общие черты, но они занимали одну и ту же нишу, конкурировали между собой, а значит, должен был остаться только один вид. Одних — самых крупных — убило оледенение, — они просто не смогли добывать достаточно пропитания; других — приспособившихся к холоду — убило потепление. В результате остался только самый слабый, самый ни к чему не приспособленный, самый пугливый, но при этом самый умный и потому стойкий к изменениям вид — люди. Первые люди были некрупными, и потому могли прокормиться даже в самых бедных районах. К тому же, они были самыми умелыми из всех человекообразных. Только люди могли пользоваться луком и стрелами. Это позволило им охотиться на птиц и зайцев, когда не стало более крупных и неповоротливых существ, которых можно было достать копьем.

Ника и Гая прошли уже две трети пути и оказались на некрутой лестнице, которая, плавно изгибаясь, вела туда, где, по всей видимости, находилась конечная цель этой экскурсии.

— Постепенно люди стали замечать, что многие вещи в природе повторяются, — говорила Гая, неспешно переступая со ступени на ступень. — То тут, то там встречаются почти одинаковые предметы, происходят одни и те же события. Нет в природе ни одной вещи, не имеющей своего подобия. Так люди впервые осознали понятие количества, и для его обозначения придумали числа.

Вначале числа были неразрывно связаны с предметами. Не было просто пяти — было пять пальцев, пять овец, пять дней… Только со временем числа отделились от своих воплощений и стали обозначать чистое количество — они начали жить своей жизнью, в своем мире, который, как оказалось, был сложен и необъятен. Сталкиваясь с задачами в реальном мире, люди снова и снова обращались к миру чисел и каждый раз находили в нем решение. Вначале люди пользовались только целыми положительными числами, но потом, когда встала необходимость давать в долг, появились и отрицательные. Некоторые вещи делятся на части, и для записи количества этих частей и их размера относительно целого стали использовать дроби. Появилось понятие нуля. И вот, однажды, люди сделали еще один важный шаг в развитии мысли. Они пришли к представлению о едином и всемогущем Боге. — Сказав это, Гая остановилась и посмотрела вверх.

Ника и Гая стояли перед величественным фасадом, который указывал всеми своими шпилями на бесконечно удаленную точку в небе. Только сейчас Ника не столько поняла, сколько почувствовала, что перед ней храм. Массивная дверь медленно открылась, и они вошли внутрь. Огромное помещение было залито ярким разноцветным светом, проникавшим через множество узких витражей. Шума листвы и пения птиц не было слышно, и каждый, даже самый тихий звук, здесь, отражаясь от каменных стен, мгновенно распространялся по всему помещению. В самом конце, над алтарем, висел, как показалось Нике, распятый человек. Ника испугалась, но, вглядевшись лучше, поняла, что это была скорее статуя. Ника смотрела по сторонам, а Гая вела ее вдоль нефа между рядами деревянных сидений. Тонкие колонны, сливающиеся в свод и бесконечно высокий потолок напомнили Нике центр Акуры и то, какой крошечной она себя почувствовала, впервые оказавшись там.

— Размышления о Боге привели людей к понятию бесконечного, — продолжала рассказ Гая. — Всемогущая сила, вечная жизнь, постоянное стремление к абсолютной духовной чистоте, — все это было неотъемлемыми частями единобожия. Так появились в математике бесконечно большие и бесконечно малые величины, а затем и пределы, функции, производные и интегралы. Ведь что такое производная? Это отношение двух в пределе бесконечно малых величин — язычник никогда не пришел бы к такой концепции. В какой-то момент математика стала совершенно бестелесной, неизобразимой и необъяснимой на бытовых примерах. Ее передовые достижения стали уделом узкого круга посвященных и никогда уже не были доступны обывателю. По началу, люди все же верили в потусторонние силы, хотя и видели, что природа скорее подчиняется строгим математическим закономерностям, а не высшей воле. Единобожие стало скорее необходимостью, ведь отсутствие языческих — материальных — богов уже было очевидным. Понятие Бога становилось все более абстрактным, удаленным от реальности. Ему отводилась область непознанного, которая стремительно сужалась, и в какой-то момент Богу вообще не осталось места в модели мира. Вера стала уделом обывателей, для посвященных же осталась лишь всемогущая математика.

Только у первого ряда сидений Ника смогла разглядеть то, что показалось ей вначале статуей. Это был прикованный к стойке человекообразный робот. Его глаза мертвецки пустым взглядом смотрели на алтарь, который оказался не алтарем, а скорее каким-то устройством, похожим на панель управления.

— Присаживайся, — сказала Гая, указав на скамейку.

— Что это? — спросила Ника.

— Это? Это то, как люди представляли себе будущее, но все было совсем иначе. Приблизительно за двести лет до моего рождения ученым удалось создать законченную математическую теорию вселенной названную впоследствии космометрией. Мощь этой теории невероятна. Оказалось, что вселенная во всех своих проявлениях обладает удивительной однородностью. Все ее процессы, какими бы сложными или простыми они ни были, можно описать космометрическими числами, интерполируя и экстраполируя которые, можно с достаточной точностью предсказывать события, будь то движения атомов, судьбы людей или целых народов. Элементарная частица, человек или отдельно взятая группа людей, — все это космометрические числа разных порядков.

— И что, вот так просто можно было предсказать любое событие?

— Да, но только имея его космометрическую модель. Для того, чтобы, к примеру, узнать точно, что происходило с человеком в заданный промежуток времени, необходимо использовать его модель во всем многообразии, начиная с уровня элементарных частиц. Такая же модель нужна и для всех предметов с которыми он хоть как-то взаимодействует.

— То есть практически для всей вселенной, если учитывать реликтовое излучение, — сказала Ника и рассмеялась. — Какая же польза от этой теории?

— Так вот прелесть теории заключается в том, что космометрические числа высших порядков можно представлять числами низших порядков, если знать правила аппроксимации. Чем точнее аппроксимация, тем точнее предсказание, но и вычислительная сложность тоже выше. Правда, построить стопроцентную модель чего бы то ни было реального принципиально невозможно, поэтому результаты любого моделирования имеют нечеткое, вероятностное, распределение, дисперсия которого тем больше, чем менее детализирована модель.

— Но ведь так с любой математической моделью.

— Правильно, потому что любая прикладная математическая наука может быть описана в терминах космометрии.

— То есть для любого процесса может быть найдена аппроксимация, а потом его просто можно смоделировать? А функции? Ведь интерполировать и экстраполировать можно только зная закон изменения. Где его взять?

— В этом то и заключается еще одна прелесть космометрии: закон один. Он определяется структурой самого космометрического пространства и верен для чисел всех порядков. Потому-то и возможна аппроксимация. Наблюдая за элементарными частицами, можно понять законы, к примеру, человеческого общества и наоборот. Сложность заключается лишь в построении адекватной аппроксимации. Для сложных объектов, таких как человек, требуется множество аппроксимаций для разных процессов, потому что в разных процессах различные аспекты человека проявляют себя по-разному и в разной степени важны.

— Если закон известен, — размышляла Ника вслух, — получается, космометрия позволяет пересечь границы возможного опыта — позволяет заглянуть туда, откуда не возвращается информация.

— А ты смышленая. Я не ошиблась в тебе. Да, именно для этого она и разрабатывалась изначально. Она была нужна физикам для объединения всех разрозненных теорий. Благодаря этому появилось то, что вы называете магией.

— Не поняла.

— Магия была создана людьми.

— Так значит, ее не существовало изначально?

— Конечно, нет. Магия — это локальное искривление структуры пространства, которое никак не могло возникнуть без помощи разумных существ. Такие искривления назывались транзионами. Изначально транзионы были придуманы для решения проблемы передачи энергии на большие расстояния без потерь. Другой задачей, которая стояла тогда перед людьми, были быстрые вычисления, но для ее решения нужны были не просто частицы, а целая система частиц способных образовывать соединения, моделирующие космометрические числа. В конечном итоге появилась целая прикладная наука об использовании локальных искривлений пространства. Безграничные возможности вдруг открылись перед людьми: перемещение со сверхсветовой скоростью, мгновенные вычисления, практически бесконечные резервы энергии… Все ограничения казались тогда условными, но из всех возможностей людям удалось, как им казалось, реализовать лишь одну — бессмертие.

— И ты одна из бессмертных.

— Да, как видишь. Дело в том, что транзионы — это элементарные космометрические числа, которые могут образовывать числа сколь угодно высоких порядков. Поскольку любое разумное существо может быть описано космометрическим числом, теоретически, такое существо может состоять из одних лишь транзионов, то есть из транзвещества или магии, как вы его называете.

Материя почти не взаимодействует с транзвеществом; законам классической термодинамики оно не подчиняется, а значит, может существовать практически вечно, сохраняя свое сложное — живое — состояние. Мой отец был первым, кому удалось сделать человеческий разум бессмертным.

— Он сделал бессмертной тебя?

— Когда мне было четырнадцать лет, я тяжело заболела. Так совпало, что отец как раз закончил эксперименты на животных, и все было готово для создания первого человекодуха. Выбора у него особенно не было.

— И он спас тебя, сделав бессмертной.

— Не совсем спас. Понимаешь, если что-то умирает, оно умирает. Можно сделать копию, но это будет всего лишь копия. Я — копия той девочки, которая все-таки умерла. Я обладаю ее памятью, но я — не она. Я — Гая — бестелесный дух.

Девушка встала.

— Я помню себя с того момента, как пришла в сознание здесь, на кладбище. — Гая прошла мимо Ники и медленно направилась обратно к выходу; Ника пошла за ней. — Я была, как будто растворена в пространстве, везде и нигде конкретно. Люди проходили сквозь меня, задевая своими душами, а я не могла даже пошевелиться — так я была слаба. Каждый день мне приносили умерших, и мое тело наполнялось магией.

— Скажи, а почему магия концентрируется в телах живых существ?

— Это было просто решение проблемы удержания транзвещества. Чтобы оно не разлетелось по вселенной, его нужно было привязать к чему-нибудь уникальному, чем обладают люди. Решили привязать к нервной деятельности. Она создает особую конфигурацию физических полей, которую и распознают транзионы. Поэтому любое существо, обладающее нервной системой, притягивает к себе магию.

— Логично. И долго ты была беспомощна?..

— Несколько десятков лет прошло до того момента, как я смогла самостоятельно двигаться, а перемещаться свободно в пределах планеты я смогла только через несколько веков.

— Так долго?.. Но ведь даже человек может овладеть магией за несколько лет?

— Но учти, что человеку, магия сама по себе не нужна. Он может всю ее тратить на колдовство. Я — дух, поэтому магия нужна мне для поддержания жизнедеятельности. Чем сильнее дух, тем больше магии он тратит на самого себя.

— Понятно. Но ты ведь была не единственным духом?

— Да. Вначале нас было много, и с каждым годом становилось все больше и больше. В какой-то момент воскрешение поставили на поток. Целью было — создать так называемый Пантеон, обессмертить самых выдающихся людей, чтобы те хранили и передавали знания накопленные человечеством — глупая затея.

— Почему же глупая?

— Потому что дух — не человек, и дела ему нет до человеческих судеб. Считалось, что, став бессмертным, человек избавится от всего того, что мешает ему служить высоким идеалам, но на самом деле дух — это обычное живое существо со своими собственными слабостями и потребностями. Каждый дух испытывает голод. Этот голод заставляет его впитывать все больше и больше магии. Наверно это с родни половому влечению у людей. Его можно временно подавить, но избавиться совсем невозможно, потому что как целью органической жизни является воспроизведение себя самой, так целью духа является постоянный рост. Чтобы утолить голод я скиталась по кладбищам, по местам боев, — по тем местам, где смерть. Я видела то, что с точки зрения людей, наверное, ужасно, но не чувствовала ни капли сострадания, напротив, меня это привлекало, потому что где смерть — там магия, а где магия — там утоление голода. Умом я понимала, что с точки зрения людей я, наверное, чудовище, но также я понимала, что где-то есть десятки подобных мне, и новые создаются постоянно. Снова и снова люди голосовали, выбирая из кого сделать следующего пожирателя душ.

— А кого выбирали?

— Выбирали в основном тех, с кем люди не хотели расставаться — кумиров. Чаще выбирали деятелей искусства, писателей, режиссеров, реже выбирали ученых. Доходило даже до абсурда: выбирали музыкантов, то есть людей, чье достижение только и заключалось в том, что они умели играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Никто даже не задумывался, что в этом нет никакого смысла, ведь скорее ребенка можно научить играть также, чем дух восстановит свое мастерство в этом деле. Хотя, это даже не важно, кого выбирали. Кем бы ни был дух, будучи человеком, воспоминания из прежней жизни для него — не более чем забавное недоразумение. Он может вспомнить только факты, но не образы, звуки, переживания… Поэтому у него складывается ощущение, что это происходило не с ним — как будто он наблюдал все со стороны.

Ника и Гая вышли из храма и побрели обратно к тому месту, откуда начали свою прогулку; Гая продолжала свой рассказ:

— Шли века, и поначалу духи не доставляли людям особых хлопот. С ними разговаривали; некоторые из них отвечали — рассказывали о прошлых временах, но большинство разбрелись по свету и никогда больше не общались с людьми. Они как и я скитались, собирая магию, где только было возможно. Но внезапно, на планете начали разгораться конфликты. Повсюду появлялись агрессивные лидеры, призывавшие людей взяться за оружие. Все стали вдруг всем недовольны. Любая, даже пустяковая, проблема вызывала вооруженный переворот. Такое бывало и раньше, но не в таком количестве. Умные люди поняли, что причиной всему духи, забили тревогу, но было уже поздно. В бедных странах уже вовсю кипели войны. Страны развитые ввязывались в них, но не могли остановить. Это вызывало экономические кризисы уже внутри богатейших стран, а затем и народные восстания, перевороты, гражданские войны… Мир погряз в сепаратизме. Все отделялись от всех. Все друг друга ненавидели.

— И все это было из-за духов?

— Говоря по правде, не совсем. Больших усилий не нужно, чтобы разжечь в людях агрессию, гораздо большего труда стоит эту агрессию погасить. Обычно, духи вселялись в отдельных личностей и, полностью захватив сознание, действовали среди людей в человеческом облике. Кроме этого, они, в сущности, не делали ничего сверхъестественного — ничего такого, чего не смог бы сделать обычный человек. В мире было много проблем — духи лишь подливали масла в огонь. Вместо того чтобы защищать людей, они стали для человечества самым страшным злом.

— А люди как-то сопротивлялись?

— Нет, конечно. Как они могли им противостоять? Те люди не обладали геном демона — они не могли управлять магией, они даже не чувствовали ее. Люди не могли нанести духам никакого вреда, даже если бы захотели. К тому же, большинство даже не осознавало, что происходит. На тех, кто говорил, что во всем виноваты духи, смотрели как на сумасшедших.

— А откуда вообще бралась магия? Кто ее производил?

— Первая магия была создана искусственно, и была продуктом космометрических вычислительных машин. Позднее она производилась самими духами. Тело духа постоянно вырабатывает магию, потребляя энергию электромагнитных полей. Однако эта магия тут же расходуется, отсюда и возникает голод. Израсходованная магия покидает тело духа, и чтобы вернуть ее необходимо ее собрать. Но магия концентрируется в телах не только духов, а всех существ обладающих нервной системой. И духи вывели простую формулу: чем больше людей погибает, тем больше свободной магии. Однако если люди погибают очень быстро и очень в большом количестве, духи не успевают собирать магию. К тому же, много времени тратится на восстановление популяции. Поэтому духам нужно было добиться того, чтобы люди, с одной стороны, постоянно воевали, но с другой стороны, делали это самым примитивным оружием. В этом случае приток магии был бы равномерным и оптимальным. Для начала нужно было избавиться от науки, но это произошло само собой — постоянно воюющим людям было не до нее. Затем, нужно было полностью подавить любую тягу к изобретательству. Для этого духи удивляли людей чудесами, собирали вокруг себя фанатиков, и те, поощряемые духами, подавляли любое свободомыслие. Постепенно люди забыли, кто есть духи на самом деле, и стали поклоняться им как богам. Среди людей считалось, что духи — всемогущи, и только их волей, но никак не самостоятельно можно обрести благополучие. А духи, между тем, делали из людей агрессивных, безмозглых тварей подобно тому, как люди когда-то методами селекции выращивали более полезные породы скота.

— И ты участвовала в этом?

— Не совсем, но не потому, что мне было жалко людей, а потому что нашла более эффективный способ накопления магии. Я охотилась на духов. Дело в том, что духи между собой были неравны. Те, что были старше, были сильнее, те, что моложе — слабее. Я была самым сильным духом, поскольку была значительно старше остальных. Годами я выбирала среди духов самого слабого, нападала на него и забирала всю его магию.

— А остальные так не делали?

— Нет. Они боялись — убить духа не так-то просто. Для этого нужно быть во много раз сильнее жертвы, потратить много магии, но если все же победил, все усилия окупаются сполна. Один поглощенный дух давал магии больше, чем можно было накопить разведением людей за тысячи лет!

— То есть ты хищница, а они как бы травоядные.

— Именно! За миллионы лет между людьми и духами образовался довольно прочный симбиоз. Люди охотились на себе подобных и других животных, забирали тела убитых с поля боя и относили своим богам. Люди не могли нанести большой урон экосистеме в силу своей примитивности и малочисленности, поэтому как вид просуществовали миллионы лет, практически не меняясь. Впоследствии, люди разделились на несколько видов, каждый из которых был приспособлен к какой-то одной среде обитания. Все они служили духам, и дела до поры до времени шли хорошо.

— Что то изменилось?

— Ты правильно мыслишь. Именно — изменилось. Прошло почти сто миллионов лет с последнего массового вымирания, и пришло время нового. Все началось с поднятия от ядра планеты раскаленных потоков. Такое случалось на Гае раз в несколько сот миллионов лет. На поверхность вылились расплавленные базальты и затопили огромные площади суши. Вулканические газы и водяной пар вызвали парниковый эффект. Стремительное потепление сопровождалось ураганами, каких люди не наблюдали за всю свою историю. Тщетно, спасая людей, духи тратили свою магию и не успевали собирать ту, что высвобождалась в результате вымирания. Почти вся она досталась мне. Вскоре, потепление сменилось похолоданием. Две трети планеты накрыло ледником, а оставшаяся суша представляла собой либо сухую степь, либо вечную мерзлоту.

— Прямо как на Галеоне…

— А вот теперь представь себе: легко ли было выжить крупным, неприспособленным к холоду, неповоротливым созданиям в таких условиях? Эти человекообразные уже не были похожи на людей — они скорее походили на тех своих дальних родственников, что вымерли в свое время в тех же условиях. — Гая кивнула в сторону статуй древних людей.

— И они вымерли?

— Да. Они вымерли вместе со многими другими видами тогда от голода, от болезней — от того, что исчезла их привычная среда обитания.

— И что же духи?

— После вымирания, на Гае практически не осталось крупных форм жизни. Особей вообще было мало. Мало жизни — мало смерти, мало смерти — мало магии. Духи начали голодать, и от голода занялись каннибализмом. В драках между собой они теряли огромное количество магии; вся эта магия доставалась мне. Глупые, они не понимали, что магии все равно где оседать — в телах живых существ или духов. Они не осознавали, что магия куда-то исчезает, хотя не должна. До последнего момента они и не подозревали о моем существовании. В конце концов, из многих тысяч духов осталось всего восемь, не считая меня.

Гая грустным взглядом посмотрела на арку в виде ДНК.

— Знаешь, я долго думала, в чем была ошибка моего отца. Транзвещество — безусловно, полезная штука, но почему его появление привело к гибели человечества?.. Я обратилась к космометрии и поняла: бессмертие исключает дальнейшую эволюцию. Бессмертие частей ведет к смерти целого, и бессмертие целого возможно только за счет смертности частей. Этот принцип заложен в саму структуру космометрического пространства. Поэтому время жизни отдельных молекул клетки короче жизни самой клетки, а жизнь человека длиннее жизни отдельных клеток, его составляющих, но при этом несоизмеримо короче жизни всего человечества. Духи — существа инертные, в силу своего бессмертия, не способные к образованию чего-то большего. К тому же, духи — это, как оказалось, паразитическая форма жизни. Идея моего отца — создать человека бессмертного была той злокачественной мутацией, которая привела к образованию опухоли, уничтожившей человеческое общество. У общества не было иммунитета, чтобы противостоять этой заразе. Но я нашла решение. — Подойдя к арке, Гая положила руку на один из ее сегментов. — Вот он — ген демона. Если бы люди обладали им тогда, человеческое общество, как существо более высокого порядка, отторгло бы духов как инородное тело. Всю жизнь я мечтала поставить эксперимент, чтобы доказать это. И вот, когда духов осталось всего восемь, я решила воплотить в жизнь свой план. Я попыталась войти в контакт с духами, но, только, продемонстрировав свою силу, смогла это сделать. Поняв, что я способна уничтожить их просто пожелав этого, они начали не просто слушать меня, а подчиняться с рабским смирением. И тогда я рассказала им, что их ждет — бессмертных существ в смертном мире. Однажды они окажутся в совершенно пустом бесконечном пространстве, где не будет времени — в пространстве между мирами, вне жизни и смерти, где есть лишь только вечный сон без сновидений. Они ничего не поняли, но жутко испугались. Все, чего они хотели — вернуть прошлое, и я пообещала им сделать это, тем более что в точности это и было моей целью.

Гая встала рядом с моделью солнечной системы, дав понять Нике, что собирается что-то показывать.

— Задача стояла перед нами сложная. Нужно было создать новый мир, в котором жизнь прошла бы все стадии развития необходимые для появления человека. Проблема состояла в том, что на геном человека повлияла практически вся история Гаи. Нужно было либо в точности повторить все развитие планеты, либо воспроизвести все необходимые мутации в нужном порядке искусственно. Я выбрала второе.

Солнечная система на модели начала меняться. Облака астероидов вырвались из пояса и устремились к Солнцу; столкновения усеивали внутренние планеты тысячами желтых точек, постепенно тускневших в клубах поднятой пыли. Затем, планеты начали двигаться, постепенно сближаясь к одной орбите. Взорвавшись, единственный спутник Гаи превратился в огромное облако белой раскаленной плазмы, которая, тускнея, становилась оранжевой по краям. Втягивая в себя астероиды, облако росло и постепенно остывало. Будущие Фокос, Титан и Галеон, закружившись в танце, выбросили Гаю с орбиты и заняли ее место, а окутывавшее планету облако легло знакомой Нике формой Пояса черны.

— Из трех ближайших к Гае планет, — говорила девушка, — я сделала три почти одинаковых мира, из которых самым пригодным для воссоздания людей стал Титан. Я была инженером этих миров, а строительные работы выполняли духи. Пустив на самотек развитие жизни на Фокосе и Галеоне, я тщательно контролировала его на Титане и, в конечном итоге, получила человека почти таким, каким он был на Гае, с той лишь разницей, что теперь люди обладали геном демона. Как только на Титане появились люди, я впустила туда духов и стала наблюдать. Больше в судьбу человечества я не вмешивалась.

— Подожди. Сколько ты говоришь, было духов?

— Восемь, но на Титан отправились только семь. Самый умный из них (я называю его Кукловод) засомневался и не отправился на Титан вместе с остальными. Он, как ему казалось, скрылся от меня в Поясе черны, где создал существ, которых вы называете демонами.

— Ты говоришь семеро духов… Так не оттуда ли все эти легенды о семи посланцах и о восьмом, который вот-вот придет? Значит это все правда?

— Чистая правда. То, что сказано в ваших легендах, конечно, художественно приукрашено, но основано на реальных событиях. Попав на Титан, духи вначале обрадовались — дикие люди, зачарованные чудесами, также как и прежде поклонялись им, но были и те, кто подчиняться духам не желал. Среди смертных стали появляться маги если и не равные по силе, то, объединившись, способные дать духам отпор. Они считали, что магия дана людям единым, истинным, Богом-творцом, и дана неспроста. При помощи нее люди должны были противостоять демонам — посланцам лже-бога. Да, именно духов люди впервые стали называть демонами. Все больше и больше людей вставало на сторону последователей Бога-творца, и духам приходилось постоянно сражаться с ними. Духи слабли, и в какой-то момент подчинились людям — стали их рабами. Люди какое-то время использовали духов просто как источники магии, но после нескольких попыток неповиновения уничтожили. О тех временах остались лишь легенды, в том числе и легенда о восьмом посланце. Древние не знали, конечно, о существовании Кукловода, но подозревали, что духов может быть больше.

— А зачем ты создала Пояс черны? И зачем уничтожила жизнь на Гае?

— Это было необходимо. Можно сказать, это была часть технологического процесса. Гая уже не могла находиться на той орбите, где была бы живой планетой, поэтому жизнь на ней была обречена. Должно было высвободиться много магии, и я была бы плохим инженером, если бы не придумала, как ее применить. Меня давно мучил еще один вопрос: можно ли из транзвещества создать не духов, а обычных смертных существ, живущих по обычным для живых существ законам? Для этого мне надо было создать планету максимально изолированную от любого излучения, особенно от солнечного света. Так появилась идея Пояса черны.

— А что случилось с восьмым духом?

— С Кукловодом?.. Пока духи боролись с людьми за выживание, в глубинах Пояса черны он создавал существ по образу жизни похожих на прежних, одичавших, людей. Они должны были охотиться на живых существ, собирать их души и относить хозяину. Он думал, что создаст нечто совершенное, но знаний и терпения ему не хватило. Его демоны — это нежизнеспособные, убогие существа, единственное достоинство которых в том, что они способны перемещаться в космосе, хотя и с большим трудом — у людей сейчас это получается лучше. Я не вмешивалась в этот процесс. Мне было забавно наблюдать за его потугами. Несколько раз он пытался атаковать Титан, но ни разу даже не закрепился надолго.

— Если бы тебе не было забавно, мои родители, возможно, были бы живы, — проговорила Ника, попыталась сдержать слезы, но не смогла.

— Не забывай, я — не человек, я — дух.

— А, прости. Я забыла…

Гая обняла Нику за плечо нежной девичьей рукой.

— Я не могу чувствовать как человек, но, ты знаешь, я, похоже, испытываю какие-то материнские чувства ко всему человечеству. Иногда смерть части, оборачивается пользой для целого. Люди вряд ли бы владели магией как сейчас, если бы не сражения с духами. Недавний Небесный плач нанес бы больше ущерба, если бы, люди не сталкивались с демонами постоянно; и никогда люди не достигли бы того уровня развития, которого достигли, если бы были бессмертными и если бы не находились в постоянной борьбе с природой и с самими собой. Иногда, погибая, один человек избавляет человечество от вредоносной идеи, обнаруживает слабость или предупреждает об опасности, спасая, таким образом, множество жизней. Это и называется целым — тем, что больше простой суммы частей. Люди способны на то, о чем сами не подозревают, но только вместе, как целое.

— Но в чем смысл тогда? Если все смертно, даже вселенная, зачем вообще тогда жить?

— Все смертно, потому что является частью всеобщего вечного целого, как вы его называете, Ши Хоа — Великого Вне.

Мы называли его космометрическим пространством возможностей. Оно определяется космометрическими единицей, нулем и функцией порождения, определяющей множество возможных чисел с первого порядка до бесконечного. Вселенная — лишь точка в этом пространстве — одна из бесконечного множества себе подобных. Как и любое космометрическое число, вселенная имеет много общего с живыми организмами — подобно любому живому организму, она способна к размножению. Разумы, рождающиеся в ней, это ее частичные, искривленные отражения, это как бы ее половые клетки — те ее части, что, не являясь целым, способны в слиянии восстановить его. Соединяясь, каждая клетка перестает существовать по-отдельности, но все вместе они рождают новое целое. В этом, мне кажется, есть смысл.

— Создать новую вселенную? Разве это возможно?

— Теоретически, возможно, но требует большого труда.

— А что будет с тобой? Ты же ведь бессмертная.

— Я могу быть бессмертной, а могу не быть. Я трачу свои силы, нахожусь в постоянном движении, а значит смертна. Я такое же разумное существо как и вы просто больше, старше и сильнее. В остальном мы с вами равны. Скоро я покину Солнечную систему — я отправляюсь исследовать другие миры. Думаю, вы даже не заметите моего отсутствия.

— Тогда удачи тебе…

— Прощай Никьян.

— Прощай Гая.

Через мгновение тело Ники снова плотно облегал скафандр. С глаз как будто спала пелена. Впереди, как и прежде была лишь уходящая в темноту белая пустошь.

— Все! Ходовая накрылась, — раздался в переговорном устройстве голос Дага.

Ника обернулась. Магический сканер уже автоматически выключился, но Даг еще ковырялся в сломанном роботе.

«Не мог он так долго копаться в роботе», — думала Ника. Ей казалось, что прошло не менее получаса, но, похоже, на самом деле она отсутствовала всего несколько минут.

— С тобой все в порядке? — насторожено спросил Даг, увидев растерянные глаза Ники.

— Да, просто залюбовалась духами.

— Здесь сканер работает?.. — буркнул Даг под нос. — Точно все в порядке? Ты какая-то испуганная.

— Да нет, все нормально.

— Ну ладно. — Даг снял с плеча Ники трос и направился к роботу. — Нужно отбуксировать его к шаттлу.

— А что с ним?

— Да он где-то ободрал теплоизоляцию. Азотный конденсат охладил ходовую до такой степени, что металл стал хрупким. В конце концов, лопнула шестеренка и заклинила весь механизм. Я ее снял, но, похоже, весть привод надо менять.

Ника и Даг перекинули через плечи трос и поволокли робота к шаттлу. Поскольку скафандры усиливали сгибания конечностей во много раз, тянуть трехсоткилограммовый аппарат не составляло никакого труда, и Ника снова и снова обдумывала только что увиденное.

«Что это было? Галлюцинация?.. Сон?.. А может и вправду — божественное откровение? Да нет, не может быть. Девочка… Храм… Кладбище… Бред какой-то!.. Но не могла же я все это придумать. Может быть, это все разговоры биологов с демонологами в столовой?.. Если они наложились на рассказы Сайдара… Но ни он, ни они не говорили ни о чем подобном… Не буду никому рассказывать! Даже Дагу. Еще подумают, что сумасшедшая… Поскорей бы отсюда улететь, а то это место на меня как-то плохо влияет».

Уже в шаттле, снимая скафандр, Даг снова столкнулся со взглядом Ники.

— Да со мной все в порядке, — сказала она, и рассмеялась.

— Ты какая-то отрешенная.

— Не отрешенная, а задумчивая.

— Взлетать будем жестко — с прыжка, — сказал Даг, пристегиваясь к креслу. — Проверь, там оборудование закреплено?

— Все закреплено.

— Стартовые — готовы, боковые маневровые — готовы, ускорители… — готовы. — Даг положил руку на стартовый ключ. — Полетели.

Шаттл взмыл вертикально почти без тряски подобно скоростному лифту, затем накренился, и термоядерные ускорители озарили пламенем ледяную равнину. Стремительно ускоряясь, шаттл поднимался, охватывая алым светом все большую площадь. Вскоре, желтая точка скрылась за горизонтом, а поднятое ею облако ионизированного азота еще сияло тусклым свечением; через несколько минут оно погасло, и Никьян погрузилась обратно в свою вечную тьму.

Шаттл перешел в полет с постоянной скоростью, и жесткая перегрузка сменилась невесомостью. Даг отстегнул ремни.

— Как в центрифуге! — сказал он, и Ника, стыдливо прикрыв лицо ладонью, захихикала. Она вспомнила как однажды, еще в академии, Лис вычитала в одном журнале, что от перегрузок некоторые женщины якобы испытывают сексуальное удовольствие. Это знание она озвучила в разговоре с подружками, запустив тем самым волну пошлых шуточек про центрифугу, стыдливо перешептываемых девушками друг другу на ушко.

— Ты чего? — спросил Даг, сам улыбаясь от заразительного смеха Ники.

— Да это я так, о своем — о женском.

— Ох уж это ваше женское…

Даг ожидал, что как обычно Ника отведет взгляд и начнет заниматься своими делами, а он продолжит любоваться ею, но Ника не переставала смотреть ему в глаза. Даг хорошо знал, что означает этот взгляд — хитрый, цепкий, с полуулыбкой; он парализовал мужчину, лишал воли. Десятки раз Даг видел этот взгляд направленным не на него. Он не мог поверить своим глазам — Ника флиртовала с ним! Даг перелетел к месту Ники и оказался прямо над ней. Ника провела его взглядом, не изменив выражения лица — значит, Даг делал все правильно. Желто-зеленое свечение приборов создавало интимный полумрак, в котором какие-то два огонька отражались в ее глазах, делая лицо Ники еще более манящим. Даг подлетал медленно, как будто проверяя ее намерения, а Ника вжалась в кресло, растягивая удовольствие от этого приближения. Когда между ними оставалось всего несколько сантиметров, она закрыла глаза и расслабилась. Их губы слились в поцелуе. Кончиками пальцев Даг чувствовал, как по шее Ники пробегают мурашки. В невесомости ее тело казалось особенно нежным и податливым, и ничего приятнее прикосновений к нему Даг не ощущал никогда прежде.

— Прости меня, — прошептала Ника.

— За что?

— За то, что не замечала.

— Я не в обиде.

— Я хочу, чтобы мой ребенок был похож на тебя.

— Ну, это не сложно, — ответил Даг, и оба рассмеялись.

«Вот так, сливаясь в своих потомках, они остаются вместе навсегда, — думала Гая. — И даже смерть не разлучает их…»