Ну он и наглец, да к тому же очень умный. Тело Темперанс все еще покалывало от чувственного желания, которое он пробудил в ней. В этот раз он взял над ней верх — когда она меньше всего ожидала. Просто развернулся и был таков. Что ж, он быстро учится у нее. Не могло не вызвать восхищения, как он поквитался с ней зато, что она оставила его стоять в «боевой готовности» там, в переулке. Ну и видок, должно быть, у нее был, когда он бросил ее, раскрасневшуюся от возбуждения, изнемогающую от желания.

Все это было бы смешно, если бы так не растревожило ее. Он снова заставил ее забыть обо всем, кроме волшебства его поцелуя. Заставил предать Рэндалла. Пробудил желание броситься в объятия, прижаться веем телом и позволить увлечь себя в мир чувственных удовольствий, как он сделал в тот раз, когда спас ее от грубого сапожника. Он такой сильный. Такой решительный. Такой неукротимый.

Но ничего у него не выйдет. Она позаботилась об этом. Пусть плоть ее слаба, но разрази ее гром, если она превратится в шлюху, за которую он ее принимает. Она знает, как поступить, чтобы он не смог осуществить свой замысел.

Когда завтра он придет к ней в приют, предвкушая удовольствие и полагая, что это какой-нибудь первоклассный бордель, экономка выгонит его взашей. Если повезет, вначале нужно каким-то образом выманить у него медальон. Но даже если не получится, ее последняя проделка наверняка убедит его оставить ее в покое. И ей больше не придется бороться с постыдными порывами, которые он пробуждает в ней. Скорее бы уж.

Только сейчас она заметила, что вокруг собрались люди. На их лицах были презрительные ухмылки, ясно дающие понять, как они развлекались, глядя на похотливого юнца, обнимающего мужчину. Щеки ее вспыхнули от стыда. Но ведь такова и была ее цель — чтобы все видели. Она думала, их пристальное внимание убережет ее, если капитан вздумает навредить ей. Но все это напрочь вылетело у нее из головы, когда она снова столкнулась с его животным магнетизмом.

Она медленно выдохнула, чтобы вернуть себе самообладание. Ей нельзя недооценивать его. Сегодня он не повторил ошибок, которые совершил в первый раз. Он был таким же хитрым и осмотрительным, как и она. Как незаметно подкрался к ней, как остановил ее руку на полпути из кармана того простофили, сразу после того, как она стащила у него часы. Это было великолепно, даже слишком. И здесь, в алькове, он опережал ее уловки. Нелегко будет провести его еще раз. Придется хорошенько постараться.

Но, Господи, о чем она думает? Завтра он придет. Экономка прогонит его, и больше она его никогда не увидит. Скатертью дорога. Он великолепен, это правда, но ей нельзя забывать, что он враг, который служит тирану-королю. И ей не нравится, как его мысли и желания проникают сквозь завесу, которой она окружила себя, и пронзают ее, как маяк, сияющий в лондонском тумане.

Она вновь надела маску, чтобы присоединиться к толпе. Хотела было еще разок пройтись по карманам, но потом передумала. Капитан мог задержаться, а она ни на минуту не усомнилась, что он говорил правду, когда пригрозил сдать ее в полицию, если еще раз поймает на воровстве.

Когда она расправила плечи и вышла из алькова, несколько мужчин окинули ее оценивающим взглядом, желая испробовать то, что смазливый юнец предлагал султану. Шиш они получат. Кое-кто из женщин тоже проявлял к ней интерес, но она не обращала на них внимания. Как же противно видеть, как люди ведутся на это.

Она уже почти добралась до противоположной стороны бальной залы, когда почувствовала, как чья-то рука схватила ее за плечо. Она резко развернулась, решив, что это какой-нибудь бездельник, надеющийся, будто ему что-нибудь перепадет. Но застыла на месте, увидев, кто это был.

Снейк. Хотя он был в маске и монашеской рясе, как пара десятков других гуляк, она его узнала. Никто другой не схватил бы ее за плечо так крепко. Это как раз в его духе — выбрать такой неприметный костюм. Он бы надел шапку-невидимку, если бы можно было достать ее у старьевщиков. Он мастер прятаться до тех пор, пока сам не захочет обнаружить себя. А когда обнаруживает, то как дым или дурной запах, появляется внезапно, без предупреждения, и от него трудно избавиться.

Она сделала глубокий вдох. Может быть, он пришел, чтобы взять с нее деньги, которые она все еще должна его хозяину, Ткачу. У нее осталось несколько шиллингов из тех, что дала леди Хартвуд. Однако этого мало.

Словно прочитав ее мысли, Снейк сказал:

— Поздновато подмазывать, краля. — Он шепелявил, потому что когда-то давно ему в наказание подрезали язык. — Ткач очень недоволен. — Он помолчал, чтобы смысл его слов как следует дошел до нее. — Но теперь, когда тебе улыбнулась удача, ты еще можешь загладить свою вину перед Ткачом.

Значит, Дэнни не единственный, кто слышал, как ей подфартило. Пора развеять это заблуждение Снейка.

— Если ты имеешь в виду ее светлость, то она не станет долго терпеть таких, как я.

— Я говорил не про эту удачу, краля. Я про твоего хахаля. — Драгуна? — Сдается мне, он был бы рад терпеть таких, как ты, столько, сколько тебе заблагорассудится.

— То есть нисколько. Ты же знаешь, я не продаюсь.

— Значит, отдаешься задарма. Недальновидно, но это не мое дело. У Ткача есть свои виды на офицерика, а раз он так запал на тебя, мы можем этим воспользоваться. И забудем про должок, если ты возьмешься за одну небольшую работенку.

— Я не хочу участвовать в делах Ткача. Всем известно, что он выполняет грязные поручения для короля.

— Заткнись! — Снейк приложил палец к губам. — Трепаться о таких вещах небезопасно. И небезопасно отказывать Ткачу, когда он дает тебе работу. Ты знаешь это, Тем.

— Я знаю о Ткаче больше, чем мне хотелось бы. Не стану я для него ничего делать.

— А твой Рэндалл был не настолько щепетилен и время от времени участвовал в деле.

— Как ты можешь чернить его имя, когда он умер и не может постоять за себя?

Снейк вскинул брови.

— Умер, вот как? Жаль это слышать. — Он придал лицу мрачное выражение. — Хороший он был малый, Рэндалл. Как это случилось? Не слышал, чтобы «Леди Люси» затонула. Или это произошло уже после его приезда в Америку?

В Америку? Ее сердце остановилось.

— Что ты несешь? Рэндалл был убит в Лондоне после того, как заговорщиков с Кейто-стрит предали. Какой-то проклятый драгун застрелил его и выбросил тело в реку.

— Не знаю, кто тебе это наплел, но я сам лично отвез его в Портсмут наследующий день после ареста заговорщиков. Видел, как он поднялся на «Леди Люси» и благополучно отбыл.

Темперанс похолодела.

— Леди Люси? — переспросила она. — Кто это? — Голос ее звучал неестественно ровно.

Снейк выглядел удивленным.

— Не кто, a что. Это чайный клипер из Бостона.

Комната завертелась перед глазами. Она пыталась дышать, но в горле встал ком. Никаких слез. Ей нельзя расклеиться. Не здесь. Не на виду у всех этих людей. И не перед Снейком.

Этого просто не может быть. Снейк лжет, чтобы заставить ее работать на Ткача. Но Леди Люси — одно из трех имен, написанных на бумажке, которую показала ей Бекки. Они врезались в память, словно были выжжены кислотой. Неужели это правда, и Рэндалл, целый и невредимый, в Америке?

Она надвинулась на Снейка:

— С чего бы Рэндалл стал обращаться к тебе за помощью, когда заговор провалился? Все знают, что ты человек Ткача.

— К кому же еще он мог обратиться, дуреха? Ткач своих не бросает. А после того как Рэндалл в ту ночь проделал для него отличную работенку, он не мог доверить его безопасность никому, кроме меня.

— Рэндалл не работал на Ткача. Ткач служит королю. Рэндалл боролся за свободу против короля и правительства.

Снейк посмотрел на нее как на неразумное дитя.

— Ты сама сплетешь себе удавку на шею, если и дальше будешь молоть языком о том, о чем никому не след болтать. Это твой Рэндалл выдал заговорщиков — и ему хорошо за это заплатили. Ну хватит трепаться. Будь завтра в обычном месте и узнаешь, что хочет от тебя Ткач.

— Я не буду ничего для него делать, — выдавила она. — И ничто не заставит меня передумать.

— Если ты так решила, что ж, дело хозяйское. Слава Богу, таких, которые с радостью ухватятся за возможность служить Ткачу, предостаточно. Предлагая работенку, я делал тебе одолжение, да похоже, зря только время терял. На твоем месте я бы теперь был начеку, девка. Негоже раздражать Ткача, когда его терпению и так уже приходит конец. Раз ты отказалась работать на него, тебе теперь лучше побыстрее распрощаться со своим офицеришкой. А если и дальше будешь крутить с ним шуры-муры, я нисколько не удивлюсь, если через месяцок тебя выудят из реки.

Когда она вернулась в приют, была глубокая ночь. Все домочадцы крепко спали, но она начала что есть силы колотить в дверь. Ей было плевать, что она перебудит всю округу. Когда сонный привратник впустил ее внутрь, она помчалась вверх по лестнице в комнату Бекки. Лунный свет освещал спящую фигурку подруги, свернувшейся калачиком под одеялом. Темперанс подлетела к ней, схватила за волосы и с изрядной силой дернула.

— Какого рожна, Тем, что стряслось? — вскрикнула Бекки. — Ночь на дворе!

— Плевать мне, будь это даже твои похороны. Вставай и рассказывай. Ты знала?

— О чем?

— О том, что он жив.

— Кто? — спросила Бекки, но выражение, промелькнувшее при этом на ее лице, говорило, что она знала. Темперанс сделалось нехорошо.

— Ты знала и не сказала мне.

— Ну а что было бы, если бы сказала? — Бекки села и потрясла головой, прогоняя остатки сна. — Никто же не мог тебе ни слова сказать против него. Он как следует постарался запудрить тебе мозги, домашней девочке, сбежавшей из папиного особняка, глупой и наивной. Я не раз пыталась предупредить тебя, потому что знала, к чему все идет. Но ты потеряла голову оттого, что он сделал тебя своей подружкой, и не желала ничего слушать. Что ж, я рада, что ты наконец узнала… и рада, что не я рассказала тебе. — Бекки перешла на шепот. — А кто это сделал?

— Снейк.

— Вот и хорошо. Ему ничего не будет за то, что проболтался. Он правая рука Ткача.

— Все знали, кроме меня, да?

Бекки покачала головой:

— Нет, только я. Я узнала, когда Сьюки Каули пыталась стащить наши последние фартинги. Она собирала свои манатки, чтобы потихоньку улизнуть и присоединиться к этому подлецу Рэндаллу на следующий день после его исчезновения. Я вытрясла из нее правду и вышвырнула ее.

— Эта сучка поехала с ним?

Бекки отвернулась, она больше не хотела ничего говорить.

Темперанс думала, что хуже уже быть не может, но она ошиблась.

— Ты могла бы мне все рассказать, Бек, а не позволять оплакивать ублюдка и думать, что он погиб как герой. Я считала тебя своим другом.

— Я и есть твой друг. Сколько, по-твоему, ты бы протянула, если б не я? Ты же не родилась на этих улицах. И хотя ты ловко научилась обчищать карманы, есть еще много такого, чему ты никогда не научишься. Твоя колыбелька была для этого слишком мягкой. Я делала все, что могла, чтобы оберегать тебя. Пусть я маленькая и кривая, но все ж и я кой на что гожусь и кое-что умею. Я не позволила твоему драгоценному Рэндаллу сделать из тебя проститутку, обучив воровству, иначе он отдал бы тебя в лапы мамаши Бриствик, как только ты надоела бы ему.

— Он бы так не поступил. Что бы он ни сделал потом, знаю, он любил меня… по крайней мере вначале.

Глаза Бекки были полны жалости.

— После того как ты прожила с нами год, мамаша Бриствик предложила ему за тебя двадцать фунтов. Он чуть было не соблазнился, но я убедила его, что воровством ты заработаешь много больше.

Ей потребовалась минута, чтобы снова начать дышать. Неужели она правда была настолько слепа? Боль, пронзившая сердце, дала ей ответ. Она так сильно хотела верить в него. Она от столького отказалась, чтобы быть с ним. Невозможно было посмотреть правде в глаза.

— Он был обольстителем, — смягчившись, проговорила Бекки. — И ты была не единственная, кто повелся на его смазливую внешность. Я бы сказала тебе, что он не умер, если б могла. Но у меня не было выбора. Если бы ты узнала, то оказалась бы в опасности. Ткачу было на руку, что ты считаешь его покойником. Твои причитания и траур по нему сбили со следа заговорщиков, которых он предал. Ткач заставил бы замолчать любого, кто открыл бы тебе правду.

— Значит, Рэндалл на самом деле работал на Ткача, не боролся за свободу, — чуть слышно произнесла Темперанс.

— Борьба за свободу денег не приносит.

Темперанс бросилась на кровать, не в силах стоять на ногах. Бекки попыталась ее обнять, чтобы успокоить, но она оттолкнула подругу.

— А Клэри знает?

— Нет.

— Хорошо. Вот что я тебе скажу. Если ты проболтаешься еще кому-нибудь, клянусь, я пойду к судье и перечислю ему все до единой вещи, что ты своровала.

— Если ты это сделаешь, то сама угодишь за решетку.

— Думаешь, меня это волнует?

— Сейчас нет. Но ты с этим справишься. Ублюдок не стоит того, чтобы губить себя из-за него. Мы все это поняли. Он был вором, как и мы. Просто здорово умел заговаривать зубы. Заставлял нас думать, что мы для него особенные — поначалу. Так они работают. Но ты домашняя девочка, ты этого не знала.

Ее лицо смягчилось.

— Выше нос, детка. Переживешь, ты же сильная. И благодари Бога, что избавилась от него. А другие не узнают. Не бойся. Я буду держать рот на замке, можешь мне верить.

— Я больше никогда никому не буду верить.

Она выскочила от Бекки и с грохотом захлопнула за собой дверь, влетев в свою комнату.

Но с остервенением срывая с себя проклятое мужское платье, она поняла, что все гораздо хуже. Она никогда больше не сможет доверять не другим, а себе.