Ее уход был достоин герцогини. Кто эта девушка и откуда в ней такая сила характера? Трев никогда не видел ничего подобного. У нее такая сила воли, но уже одно это дает ей способность противостоять сильным мира сего, заставляя их изумляться ее поведению.

После того как она ушла, лорд Хартвуд первым нарушил молчание.

— Я не могу остановить ее. Она уже вполне взрослая, и у меня нет возможности повлиять на нее. Но если вы ее обидите, капитан, то будете иметь дело со мной.

Лорд Хартвуд был известен как грозный дуэлянт, но Трев и сам неплохой стрелок, и не страх заставил его возмутиться:

— Надеюсь, вы не думаете, что в сложившихся обстоятельствах я воспользуюсь ею?

— Разве вы не увлечены этой девушкой? — спросил лорд Хартвуд, вскинув бровь.

— Да, увлечен ею, было бы ошибкой поддаваться этому чувству.

— Сомневаюсь, что у вас большой выбор, — заметил лорд Хартвуд. — Я не верю, что на ее решение повлияли обещанные пятьдесят фунтов — во всяком случае, не только они. А уж если женщина решает заполучить кого-то из нас, мы, мужчины, мало что может сказать в этом вопросе. — Он обменялся многозначительным взглядом с женой. Ее губы были по-прежнему сурово сжаты, хотя в глазах искрилось веселье.

— Я не знаю, что произошло между вами, — продолжал лорд Хартвуд, — но не представляю, чтобы такая смышленая девушка, как Темперанс, вверила себя вам, если бы не доверяла.

Трев вздохнул. У него не хватило бы духу описать то, что он дал Темперанс. Он и без того уже достаточно оконфузился.

Тут заговорила леди Хартвуд:

— Капитан, ваша мать консультировалась со мной по поводу вашего гороскопа. Надеюсь, я не выдам никакой тайны, если скажу, что вы, как и Темперанс, родились, когда Солнце находилось в Скорпионе.

— Это так, — признался он. — Хотя вы и так могли бы об этом догадаться. Вы достаточно видели, чтобы понять, что я воплощаю в себе главный недостаток своего знака.

— Вы имеете в виду сладострастную натуру? — отозвалась леди Хартвуд тоном строгой учительницы. — Но лишь невежды приписывают этот недостаток одним Скорпионам. Ни один знак не лишен доли вожделения, хотя все вожделеют разного.

Она помолчала, наблюдая, как он отреагирует на сказанное. Затем с профессорским видом, не соответствующим ее обаянию, объяснила:

— Скорпион — водный знак. Такие люди живут эмоциями, поэтому их страсти больше эмоциональные, чем плотские. Скорпионы используют физические побуждения, чтобы пробудить в своих партнерах самые глубокие чувства. И упиваются силой разбуженных ими чувств — и не только положительных.

Капитан Тревельян кивнул. Она была права. Улыбнувшись, леди Хартвуд добавила:

— Как вы понимаете, такой накал страстей может приводить в замешательство тех, кто не обладает скорпионьей натурой. Но поскольку Темперанс тоже родилась под знаком Скорпиона, вы должны хорошо поладить. У вас одинаковые вкусы. Моя тетя Селестина всегда советовала Скорпионам искать себе пару среди представителей своего знака.

— Вы хотите сказать, что позволите Темперанс уйти со мной? — Трев даже не пытался скрыть своего удивления.

— Как верно подметил мой муж, не думаю, что кто-то из нас может ее остановить. Но даже если мы сделаем это, она найдет себе кого-нибудь другого, неподходящего, просто назло нам. Мне бы хотелось помочь ей, но моего совета она не послушает. Она слишком своевольна. Впрочем, такой она и должна быть, учитывая влияние Водолея. Поэтому мне остается лишь надеяться, что она сделала правильный выбор, когда вверила свою судьбу вам. Вы старше ее, служба в армии научила вас дисциплине, которая и ей бы не помешала. Мне кажется, вы достаточно сильны, чтобы противостоять ей и помочь выявить в себе самое лучшее.

Трев прервал ее:

— Я не могу притвориться, что мой интерес к ней такой бескорыстный, как вы думаете.

— Я бы и не поверила вам, если бы вы это сказали. Путь Скорпиона к мудрости должен включать опыт разного рода, который нам, женщинам, не полагается обсуждать с мужчинами. Но гороскоп Темперанс позволяет мне предположить, что это именно та встреча, которая заставит ее проявить лучшие стороны своей натуры. Что касается вас, то я верю, что вы человек благородный и поступите благородно.

Лорд Хартвуд тихо добавил:

— Иначе…

Трев вышел на улицу со смешанными чувствами. Ему предстояло взять под свое покровительство любовницу, которую он отправился заполучить всего час назад с куда большим энтузиазмом. И опять он пал жертвой заблуждения, что будет ее спасителем. И опять она одурачила его. Она жила не в борделе, и выходит, он «спас» ее от шанса на новую, лучшую жизнь в приюте ее светлости.

То, во что она его втянула, игрой в кошки-мышки уже не назовешь. Уж скорее в тигра и крысу, причем он в который раз в роли крысы. И это еще не самое худшее. Разрази его гром, если он понимает, какие обязательства взял на себя в беседе с лордом Хартвудом и его супругой. Но он определенно обязал себя к чему-то! О бегстве не может быть и речи, каким бы оно ни было соблазнительным.

Через минуту в переулке, позади дома лорда Хартвуда, появилась Темперанс. На ней была теплая накидка, под которой виднелось светлое платье — не то толстое траурное, в котором она была в их первую встречу. Волосы она спрятала под изящный дамский капор. Черная шляпа с пером исчезла. В руках она держала маленький саквояж.

— Ты оставила свои вещи у леди Хартвуд?

— У меня нет других вещей.

Он был потрясен. Неужели она и вправду собиралась уйти в никуда, оставив тепло и уют приюта леди Хартвуд, с одним саквояжем?

Только теперь он понял, какую тяжелую ношу взвалил на себя. Но когда от холодного ветра ее бледные щеки раскраснелись, а глаза заискрились, он почувствовал, что с радостью готов нести эту ответственность, чего бы ему это ни стоило. Как сказал лорд Хартвуд, она желает его, и он счастлив дать ей желаемое.

Но уже в следующую минуту к нему вернулась его привычная осторожность. Нужно спуститься с небес на землю. Девушка, которую он спас, не желала быть с ним, как бы пылко ее тело ни откликалось на его прикосновения. Девушка, которую он встретил на маскараде, пришла, чтобы забрать свой медальон, единственную вещь, которая осталась у нее в память об умершем возлюбленном. Он был настолько дорог ей, что она готова поцеловать постылого незнакомца, чтобы вернуть портрет.

Ее приглашение встретиться в борделе было уловкой. Еще прошлой ночью она вовсе не собиралась отдаваться ему, а лишь поманила его, чтобы он принес ей медальон. Однако, получив его, просто швырнула на стол леди Хартвуд с выражением лица, похожим на презрение. И предложила себя в качестве любовницы.

Будь осторожен, говорил его внутренний голос. Что-то здесь не так.

Что же случилось? Почему она так легко рассталась с медальоном? Не было ли это очередной уловкой? Он поневоле задавал себе вопрос, может быть, она послана для того, чтобы втянуть его в какой-то заговор? Такая мысль вполне естественна для человека, который много лет провел на службе у сэра Чарлза.

Но еще раз все обдумав, он отбросил подобную идею. Девушка никак не могла предвидеть, что он сорвет с нее медальон, когда она будет убегать от него. Она не могла знать, что он пошлет записку мальчишке-подметальщику, чтобы назначить еще одну встречу. Поэтому маловероятно, чтобы она хотела втянуть его в какие-то интриги.

Ее поведению должно быть более простое объяснение. Но какое? Пока он не придумал ничего, но понимал, что что-то должно быть, и лучше выяснить это сразу, прежде чем их отношения зайдут далеко.

Несмотря на свой первоначальный план отвезти ее в снятую комнату над кофейней «Феникс», он сомневался. Хотя кровь и приливала к паху при мысли, что может произойти, если он приведет ее в эту маленькую безликую комнатку. Когда похоть входит в дверь, благоразумие вылетает в окно. Он не должен оставаться наедине с ней, пока как следует не разберется, во что же она пытается его втянуть. Ему вновь придется отложить момент наслаждения.

Впрочем, нужно признаться, что ему доставляли какое-то извращенное удовольствие попытки вычислить, что у нее на уме. Говоря по правде, ее изворотливость и изобретательность во многом и привлекали его, потому что участие в этих искусных играх позволяло ему задействовать свою силу и хитрость. Но прежде чем они пойдут дальше, он должен убедиться, что она действительно просто играет с ним в игру, и ничего больше.

Здесь, в Лондоне, он новичок, а Фэншо почти ничего не рассказал ему о задании, на которое посылает его. Так что нужно быть начеку. Сначала они поговорят по душам. Прежде чем удовлетворить свое желание, он должен узнать всю правду.

* * *

Темперанс ожидала, что капитан отвезет ее куда-нибудь, где сможет овладеть ею. Ведь он пытался сделать это с тех самых пор, когда она оказалась в его власти в том безлюдном переулке. Она даже хотела этого. Как только это случится, она перестанет реагировать на него так остро. Он утратит власть, которую имеет над ней сейчас, и она наконец успокоится. Но пока она далека от спокойствия. Она видит, как он возбуждается, встречаясь с ней, и от этого у нее подводит мышцы живота.

Нет больше никаких причин бороться с чувственным желанием, которое он пробуждает в ней. Нет причин не дразнить его и не использовать те приемы, которым она научилась, чтобы заставить мужчин потерять голову. И вновь она поддалась одному из тех роковых порывов, против которых предостерегала ее леди Хартвуд. Но жалеть уже поздно, нужно извлечь из этого как можно больше пользы. Она удовлетворит капитана, избавится от своего влечения к нему, а когда оно пройдет, сядет на корабль и уплывет в Америку.

Ее план должен увенчаться успехом. Отдаваясь Рэндаллу, она удовлетворила свое девическое желание, которое испытывала к нему. Но снедала ли ее такая же страсть к Рэндаллу, когда она ждала его в ту ночь за отцовской конюшней? Она плохо помнила, но сомневалась в этом. Она была наивной девственницей, которая не в состоянии отделить ощущения, пробуждаемые им в ее теле, от фантазии, что он герой, рискующий жизнью в борьбе против тирании. Ей хотелось стать такой же смелой, как он.

Такой, каким я его считала, безжалостно напомнила она себе.

Но к чему бы она ни стремилась, он научил ее в ту ночь, что женщина предназначена, чтобы давать наслаждение, а не получать его. Поэтому она не ожидает от капитана Тревельяна ничего большего, чем та власть, которую возьмет над ним, когда завлечет его в свои сети. И нужно как можно лучше воспользоваться этой властью.

Но к ее удивлению, когда они оказались одни, капитан Тревельян не подарил ей один из тех поцелуев, которые воспламеняют все ее существо, и не прижался к ней горячо и страстно. Он зашагал по улице с такой скоростью, что даже она, со своими длинными ногами, едва поспевала за ним, пока они не дошли до кофейни на Нью-стрит. Там он отвел ее не в одну из комнат наверху, где происходит именно то, что должно произойти между ними, а в общий зал. Усадил за отдельный уединенный столик и заказал две порции угря в горшочках.

Только после того как Трев поел, он отложил свою вилку и спросил:

— Почему, Темперанс? С чего вдруг такая внезапная перемена в чувствах? До сих пор ты так ловко ускользала от меня.

Решимость в его голосе была безошибочной. Он не потерпит больше никаких фокусов. Было понятно даже без слов, что если она не даст ему сейчас честный ответ, то видит его в последний раз.

Но как объяснить ему, почему изменились ее чувства? Слишком унизительно признаваться, как жестоко ее предали, ведь именно ее сила и ум восхищают его. Если он узнает правду, она потеряет для него привлекательность. До сих пор он уважал ее как достойного противника, который не уступает ему ни в чем. Всему этому придет конец, если выяснится, что на самом деле она всего лишь еще одна глупая гусыня. Его уважение превратится в презрение.

Она не расскажет ему, какой дурой была. Лучше пусть думает, что она все еще играет в какую-то сложную игру, чем потерять ту власть, которую она может над ним получить. Хотя, даже обманывая его, она постарается быть с ним как можно правдивее. Ей придется. Он слишком умен и осмотрителен, чтобы поверить в явную ложь.

Она покрутила выбившуюся прядь волос, обдумывая, что сказать. Потом произнесла:

— Денег, которые ты мне предложил, хватит, чтобы купить билет до Америки. Я сыта Англией по горло.

— Леди Хартвуд дала бы их тебе, если ты на самом деле хочешь уехать. Она показалась мне искренней.

— Да, она искренняя, но слишком многого хочет в ответ, а я не хочу перевоспитываться. Предпочитаю то, что предлагаешь ты. Это проще, и с моей стороны не будет жертвой.

— Я тебе не верю. До сих пор ты так гордилась тем, что не продаешься. Ты не могла отказаться от своих принципов только ради того, чтобы получить с меня пятьдесят фунтов. Скажи мне правду. Почему ты передумала?

Она встретилась с его суровым, неумолимым взглядом.

— Потому что хочу тебя. Ты красивый дьявол и целуешься так, что сразу ясно — ты знаешь в этом толк.

— Моих поцелуев тоже недостаточно, чтобы все объяснить. Мы целовались в переулке, но ты сбежала. Мы целовались на маскараде, и ты оставила меня в дураках. Если я и нужен тебе, то не только из-за поцелуев, какими бы приятными они ни были. Тебе нужно что-то еще, но что?

— Твоя доброта, — тихо вымолвила она. — Ты спас меня от тюрьмы. И сегодня взял всю вину на себя, чтобы леди Хартвуд не вышвырнула меня из приюта. До сих пор я видела так мало доброты от мужчин.

— Я был пьян, когда спас тебя от тюрьмы, и потом готов был овладеть тобой прямо на улице. Вот и вся моя доброта.

— Если ты и готов был овладеть мной, то не против моей воли. Мне с трудом удалось оторваться от тебя.

— Но ты сделала это. — Рот его сжался, отчего шрам побелел. — А когда я подбивал тебя встретиться со мной на маскараде. Разве порядочно было с моей стороны использовать памятный подарок твоего умершего возлюбленного, чтобы добиться того, чего я хотел? Перестань. Не принимай меня за дурака. Ты слышала, что сказал лорд Хартвуд. Я пытался купить тебя. Готов был сделать из тебя шлюху. Это тоже доброта?

Она отшатнулась, вжавшись в стул. Он не верит ее объяснениям. Ей придется быть с ним честнее. Она отправила в рот кусочек угря, не торопясь прожевала его и только потом ответила:

— Каковы бы ни были твои намерения, ты не принуждал меня к блуду. Я сама предложила тебе себя, потому что хотела этого.

— Но почему? Это ведь не из-за пятидесяти фунтов.

— Нет, не из-за них. Хотя я буду рада получить их, когда ты уйдешь.

— А ты бы отдалась мне без денег? Стала бы моей любовницей просто ради удовольствия? — Он был серьезен.

Трепет охватил ее тело.

— Да.

Его глубоко посаженные глаза засветились из-под черных ресниц.

— Признаюсь, я в недоумении. Почему?

— Потому что ты нужен мне.

— Ты откликаешься на мою доброту или на мою жестокость? — Его глаза буравили ее.

— И на то и на другое, — прошептала она. — Ты добрый, но не чересчур.

Это правда. Она откликается на его безжалостность так же, как и на доброту. Неужели леди Хартвуд права, утверждая, что Темперанс способна смертельно ужалить сама себя из чистейшего упрямства?

Его лицо сделалось настороженным.

— Ты с удовольствием унижала меня. Ты сделала это, когда бросила меня в переулке и когда вынудила обнимать тебя, одетую в мужской костюм, на глазах у толпы. Это доставляет тебе удовольствие? Или, поступая так, ты давала понять, что тебе будет приятно, если я отплачу тебе тем же?

Его глаза сузились.

— Быть может, ты хочешь, чтоб мы уединились в номере и я тебя наказал? Связал? Выпорол розгами? Плетью? Ты этого от меня хочешь, Темперанс?

Она сглотнула.

— Нет, нет, не этого!

— Ясно, — отозвался он, но, кажется, она его не убедила.

— Ты заставил меня перестать воровать, — вырвалось у нее. — Ты такой же волевой, как и я. Мало кто из мужчин может помериться со мной силой характера, а те, которые могут, они… они не добрые. Не такие, как ты. Ты знаешь, кто я, но не презираешь меня. Моя сила не пугает тебя, ты и сам сильный. Но при этом ты держишь себя в руках. Мне это нравится. И хотя я не могу заставить тебя поверить в то, что сказала, но я сказала правду.

Хотя, конечно же, не всю.

— Друзья называют меня Тревом, — отозвался он без улыбки, точно так же, как в ту первую ночь в переулке. — Я бы хотел, чтобы и ты меня так называла. Да, мне нравится быть добрым, но я мало что могу тебе предложить. Я не располагаю своим временем. Говоря по правде, у меня и теперь его немного. Дела вынуждают меня уехать, и я могу позволить себе лишь несколько недель удовольствия, прежде чем должен буду покинуть тебя.

— Это меня устраивает. Я не хочу в тебя влюбиться.

— Из-за твоего возлюбленного?

Она опустила глаза, не желая, чтобы он увидел в них боль, вызванную его словами, а потом осторожно проговорила:

— Моя любовь к нему как раз и есть та причина, по которой я больше не хочу ни в кого влюбляться.

Это была правда. Большинство мужчин врут на каждом шагу, а этот — нет. Он не прикидывается святым. Он может быть таким же безжалостным, как она, и, как и у нее, у него есть сильные желания и порывы. Его поцелуи не оставляют в этом сомнений. Однако он все равно стремится быть человеком благородным.

Он протянул к ее лицу загорелую руку и нежно погладил по щеке, рассылая волны острого желания по всему телу.

— Что ж, так тому и быть, — проговорил он. — Я не святой. Ты околдовала меня. Если ты меня сейчас не остановишь, я возьму то, что ты предлагаешь. Но я должен сделать это благородно.

Он что, услышал ее мысли? А что еще он слышал?

Трев полез в нагрудный карман и вытащил из него деньги. На его лице было выражение, близкое к веселью.

— Здесь пятьдесят фунтов. Они твои. Это не благотворительность. Я сожалею, что поставил тебя в неловкое положение перед леди и лордом Хартвуд, и если ты возьмешь деньги, это успокоит мою совесть. — Он откинулся на спинку стула. — Но я решил не покупать твои услуги в качестве любовницы.

Сердце ее упало. Она больше не могла притворяться, что предлагает себя, чтобы заработать на билет до Америки и сбежать.

— Ты не хочешь меня?

— Я хочу тебя слишком сильно. Но мне не нравится та поспешность, с которой ты покинула приют. Наша связь будет лишена всякой радости, если я буду думать, что ты пришла ко мне, потому что у тебя не было выбора.

Он встал.

— Я снял для тебя комнату наверху. Сейчас я отведу тебя туда и оставлю одну. Она твоя и оплачена до конца недели. Тебе должно хватить времени на устройство поездки в Америку, если ты на самом деле этого хочешь. Идея не такая уж плохая. Там ты сможешь начать все заново. С твоей энергией и умом ты устроишь свою жизнь лучше, чем здесь. — Он вновь сунул руку в нагрудный карман, достал ключ от комнаты и вручил ей.

Когда она взяла его, Трев смотрел на нее так же пристально, как, если бы он вглядывался вдаль, высматривая на горизонте вражеских всадников. Так, словно пытался услышать ее мысли. Чувствует ли он то уныние, которое охватывает ее при мысли о необходимости покинуть его даже ради Америки? Ощущает ли ее смятение оттого, что не поверил ее оправданиям. Скорее всего да. Но он должен знать, что, предлагая ей свободу, он еще сильнее привязывает ее к себе.

Трев вынул часы и посмотрел который час.

— Сейчас два часа. Я вернусь вечером, когда пробьет семь. Если ты все еще будешь ждать меня, оставь дверь незапертой, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы мы провели оставшееся у нас время как можно более приятно.

— А если не оставлю?

Он пожал плечами:

— Если я найду дверь запертой, то больше не побеспокою тебя.