Я пошел за письмом. Оно было от Риты. Судя по штемпелю на бумаге, она отправила его из отеля в Индианаполисе. В нем было всего несколько слов:

Дорогой Эд!

Отцу становится все хуже, а я так надеялась на улучшение. Неизвестно, когда я смогу вернуться. Подожди меня, Эдди! Ты знаешь, что я имею в виду.

Рита.

Я пошел к фургону Хоги, но вместо того, чтобы войти, вызвал дядю Эма. Когда он вышел, я показал ему письмо:

— Мне хотелось бы ей позвонить. Может быть… Он положил руку мне на плечо:

— Хорошо, малыш. Видимо, тебе понадобятся деньги, если ты решишь туда ехать?

— Я почти ничего не потратил из тех денег, которые ты мне дал в прошлый раз. У меня еще осталось около восьмидесяти долларов. Вполне достаточно, чтобы добраться.

— Мардж хочет, чтобы мы перекусили вместе с ними. У них там полно жратвы. Она приглашает нас обоих. Может, ты позвонишь немного позже?

— Нет, я должен позвонить немедленно. Мне нужно все выяснить. Думаю, они не обидятся, если я поем где-нибудь в другом месте. Скажи, как там дела у Хоги?

— Вроде неплохо. Он пережил всю эту историю легче, чем мы ожидали. Я увижу тебя в ближайшее время или нет?

Я сказал, что не уеду в Индианаполис, не предупредив его. Так или иначе, мне необходимо было забежать в нашу палатку, чтобы собраться.

Я отправился в город на автобусе и позвонил Рите в отель из уличной телефонной кабины. Ее не было в номере, и я пошел завтракать. Только со второй попытки мне удалось с ней связаться.

— Послушай, Рита, я могу к тебе приехать. Может, я смог бы тебе помочь?

Честно говоря, я слабо себе представлял, в чем конкретно могла состоять эта помощь.

— Нет, Эдди, пожалуйста, не приезжай! Я уже тебе объяснила почему. Ты ничего не сможешь сделать. Никто ничего не сможет сделать.

— Как он себя чувствует? — спросил я. — Что-нибудь изменилось с тех пор, как ты отправила письмо?

— Пока ничего нельзя сказать, Эдди. Нет еще полной уверенности… Доктор говорит, что настал критический момент. Через пару дней или начнется улучшение, или… И тогда я вернусь на ярмарку. Но не надо сюда приезжать, подожди меня там.

— Конечно, подожду. Но мне хотелось бы как-то помочь…

— Ты уже мне помогаешь. Но только нужно подождать. Я вернусь. Честное слово!

— Это будет замечательно! — сказал я.

— Раньше я ненавидела ярмарку, Эдди. Но теперь я вернусь, потому что ты там. У меня появились кое-какие мысли о нас обоих.

— У меня тоже.

— Да я не об этом говорю, дурачок! Хотя и об этом тоже. Это связано с деньгами. Честно заработанными деньгами.

— Хочу надеяться, что есть и такой способ зарабатывания денег. Так в чем же состоит твоя идея?

— Я тебе все расскажу, когда приеду. Сейчас не время. Ты меня любишь, Эдди?

— Самую чуточку.

— Вот и я тебя люблю самую чуточку. Только забудь про Эстеллу, а то я ей глаза выцарапаю!

— Я и близко к ней не подойду!

— Не болтай зря, Эдди! До скорого свидания!

— До встречи, Рита!

После нашего разговора у меня словно крылья выросли. Послав к черту автобус, я шикарно Нанял такси и прибыл на нем на ярмарку.

Этой ночью, после закрытия балаганов, дядя Эм изменил своему обыкновению и не пошел играть в карты. Мы оказались наконец вдвоем в нашей палатке. Я присел на свою кушетку, а он — на свою.

Меня просто распирало от счастья: нечего было и думать о том, чтобы заняться чем-нибудь. Сначала мне захотелось музыки, но лень было вставать и браться за тромбон. В последнее время я часто ходил к Кэри, и мне было совестно опять его беспокоить, чтобы послушать пластинки.

— Что-то давно не слышно твоего тромбона, малыш, — сказал дядя Эм. — Ты совсем его забросил.

— Может быть, я опять начну упражняться, но, наверное, завтра.

— А что ты будешь делать сегодня?

— Не знаю. Скорее всего, ничего.

— Ты хочешь спать?

— Нет.

— Малыш, ты действительно так втюрился в эту блондинку? Совсем готов?

— Думаю, что да.

— А она тоже без ума от тебя?

— Ее прельстило мое невиданное богатство. Дядя Эм улыбнулся. Потом он поинтересовался:

— А когда она вернется?

Я ему рассказал о нашем телефонном разговоре.

— Мне кажется, что вы оба помешались, — заметил он.

— А разве это плохо? — спросил я.

— Такова жизнь, малыш, — значительно промолвил дядя Эм. — Я не стану давать тебе какие бы то ни было советы. Никаких проповедей — это не в моих правилах.

— Чем бы я ни решил заняться?

— Эд, если бы ты решил заняться взломом квартир, я купил бы тебе фомку. Это твоя жизнь. Ну а как насчет сегодняшнего вечера? Ты уже проголодался?

— Похоже, что да.

— Тогда одевайся! Поедем в город! Давненько я не ужинал в хорошем ресторане с шоу. Хотелось бы поглядеть, так ли это забавно, как раньше. Ну так как?

— Конечно, поедем!

— О господи, малыш, что с тобой происходит? — воскликнул дядя Эм.

Вскоре мы уже сидели в ночном клубе, если можно было так назвать это заведение. Оно находилось как раз у въезда в Форт Вэйн. Там было совсем неплохо. Зал утопал в табачном дыму, а оркестр играл так громко, что заглушал даже мысли. Мы было попытались переговариваться в этом грохоте, но это оказалось почти невозможна

— Ничего со мной не происходит, — орал я через стол. — Все в полном порядке!

— Расскажи кому-нибудь другому! — прокричал в ответ дядя Эм. — Столик в этом вертепе стоит три доллара, а у тебя такой вид, будто ты скучаешь за десять центов в час. Нас надули, это ясно!

Я бросил взгляд на маленькую переполненную танцплощадку и предложил дяде Эму:

— Может, потанцуем?

— Нет, танцевать мы не будем, — ответил он. — Сейчас начнется шоу. У них уже все готово. И хватит рыдать в стакан, там хорошее пиво!

— Пиво, может, и хорошее, но мне оно не нравится. Ты знаешь, какой у него вкус?

Он сказал, что ему это не интересно, но я все-таки сообщил, что у этого пива вкус помоев. Он ответил, что надо же чем-то прополоскать рот. И тогда я отхлебнул еще глоток, чтобы доставить ему удовольствие.

Тем временем началось шоу. Оно было именно таким, как я и ожидал. Конферансье был одет весьма экстравагантно. Только представители этой профессии могут позволить себе такие вычурные костюмы. Он рассказывал сальности, на которые публика, бог весть почему, отвечала бурными аплодисментами. То, что он говорил, было совсем не смешно. Потом выступила певица с песней в стаде блюз, потом фокусник, который был гораздо хуже Ли Кэри. А затем чечеточник и, наконец, номер стриптиза.

Я делал вид, что меня интересует представление, потому что мне не хотелось, чтобы дядя Эм волновался. Когда публика вернулась на танцплощадку после представления, он потребовал счет. Счет составил девять с половиной долларов: мы съели по сандвичу, я выпил один стакан пива, а дядя Эм— два.

Он увидел, что цифра меня весьма удивила, подмигнул и рассмеялся.

— А ты думал, малыш, что наша ярмарка — это воровской притон. Нам, простофилям, у них учиться нужно! Вот где сидят настоящие обиралы!

Он расплатился по счету, и мы вышли. Перед дверью клуба стояло такси. Мы влезли в машину, и дядя Эм спросил:

— Где-нибудь поблизости есть рулетка?

Шофер сдвинул кепку на затылок и недоверчиво на нас посмотрел.

— Не беспокойтесь, мы с ярмарки, — сказал дядя Эм.

— Ну, тогда я отвезу вас в клуб Сиксти. — И машина тронулась с места.

— Расслабься, Эд, — приговаривал дядя Эм, пока мы ехали в этот клуб. — Это наверняка где-то на другом конце города. Куда бы тебя ни вез шофер такси, это место всегда находится на другом конце города. Даже если поблизости есть игорный клуб, он все равно отвезет нас в клуб Сиксти.

— Ну и дела! — Я никак не мог отделаться от впечатлений, полученных от счета за ужин. — Интересно, где это люди берут столько денег, чтобы вот так швыряться ими.

Дядя Эм пожал плечами:

— Занимаются каждый своими делишками. Но что такое деньги? Бывают, правда, случаи, когда долларовая бумажка выглядит больше, чем ковер. Но если у человека завелись деньги и у него нет с ними проблем, то он может спокойно их швырять.

— Но ведь нужно копить на старость, — заметил я.

— Если ты уже сейчас об этом думаешь, то можешь не беспокоиться, тебе это не удастся. К старости ты будешь гол как сокол. Как тебе понравилась танцовщица стриптиза?

— Недурна. — Я не стал ему говорить, что все время думал о Рите, пока смотрел номер.

Он прыснул со смеху:

— Наконец-то ты проявил энтузиазм! Но скажи все-таки, какой камень лежит у тебя на душе?

В его голосе сквозила легкая насмешка, но я понимал, что он видит меня насквозь. Я вел себя как полный идиот. Зачем мне было изображать из себя разочарованного пижона? Только потому, что Рита еще не вернулась? Но ведь мне повезло в тысячу раз больше, чем я смел надеяться. Она вернется!

— Мне кажется, что я веду себя как дурак, признался я.

Чтобы поддержать разговор, мне надо было нащупать интересную для нас обоих тему. И тогда я спросил: — А что слышно о капитане Вейсе? Он еще не бросил свои поиски?

— Он скоро приедет сюда. Держу пари, что мы с ним увидимся уже завтра.

— А почему завтра?

— Из-за Сьюзи.

— А какое отношение имеет к убийству утонувшая обезьяна?

Дядя Эм пожал плечами:

— Может, и никакого. Но не думай, что полицейские из Форт Вэйна не приглядывают за ярмаркой. Наверняка они поддерживают тесную связь с парнями из Эвансвилля, то есть с капитаном Вейсом. И уж конечно, капитан успел собрать сведения об убитом карлике — вот только я забыл, как его звали?

— Лон Стаффолд.

— Теперь вспомнил. Хотел бы я иметь твою память на мелочи. Во всяком случае, совершенно ясно, что Вейс не раскопал еще ничего серьезного — иначе он давно бы снова сюда заявился под звуки фанфар. А ты-то открыл глаза и уши?

— Что-то я тебя не понимаю.

— Ведь Вейс просил тебя об этом. У тебя есть что ему сообщить?

— Нет.

Он посмотрел мне прямо в глаза:

— Почему у тебя такой кислый вид?

— Не нравится мне все это. Мне очень хотелось бы, чтобы он не ловил здесь блох. Все это начинает попахивать доносами и прочими полицейскими штучками.

Дядя Эм замолчал. Он не раскрывал рта всю дорогу, пока такси ехало вдоль ярко освещенных кварталов. Наконец он не выдержал:

— Малыш, ты глубоко ошибаешься. В этом есть и моя вина, я так тебя воспитал. Мы, циркачи, не очень-то любим полицию, но это касается только цензуры. Мы никак не можем покрывать убийство.

Ясное дело, он был прав. Но в этот момент во мне проснулся бес противоречия, мне захотелось поспорить во что бы то ни стадо.

— А почему бы тебе не заняться их работой? — спросил я.

От отнесся к моей выходке вполне терпимо:

— Во-первых, это не мое дело. Пусть Вейс разбирается сам. Но я должен сообщить Вейсу все, что мне станет известно по этому поводу. Если бы я знал, кто всадил в карлика нож, я бы обязательно ему сказал. И не стал бы считать себя доносчиком. Разве не так?

— Конечно, так, — согласился я.

Такси доставило нас в заведение, которое снаружи выглядело как обыкновенный бар, но внутри было отделано с вызывающей роскошью.

В баре было совсем мало народу; это был фасад, призванный придать благопристойность тому, что происходило в задних комнатах. Лысый бармен не стал долго разговаривать с дядей Эмом и мотнул головой в сторону двери в игорный зал. За этой дверью стоял дым коромыслом. Все играющие были прекрасно одеты. Половину из них составляли женщины. Из них так и сыпались деньги. «Вот бы заманить парочку таких пижонов на ярмарку!» — подумал я. В зале были две рулетки. Вокруг одной из них стояли всего три человека, а вокруг второй толпилась целая дюжина. Был также полукруглый стол для игры в очко и круглый стол для покера, за которым сидели семь или восемь игроков.

— Ну, Эд, во что будем играть? — спросил дядя Эм.

Я ответил, что хочу пока погулять между столами и посмотреть на игроков. Дядя Эм направился к угловому столику, за которым сидел человек с козырьком на лбу, продающий жетоны. Вернулся он с раздутым карманом и целой стопкой жетонов. В стопке было три голубых жетона и около двадцати белых.

— Набрал на тридцать пять долларов, — сказал он. — Голубые идут по пять долларов, а белые — по одному. Пойди поиграй! Когда все просадишь, ищи меня. Я буду за покерным столом, если там еще найдется местечко.

Я постоял какое-то время перед играющими в занзи, но за столиком не было места, и я не стал делать ставку. Потом сыграл несколько партий в очко по одному белому жетону за партию. В первый раз я набрал двадцать очков и выиграл. Во второй раз — шестнадцать, и опять выиграл; потом я получил две девятки, удвоил ставку на каждый из них и снова выиграл. Таким образом, у меня появилось четыре выигранных жетона. И тогда я сделал то, что делают все болваны, — стал играть на эти четыре доллара. На следующей сдаче я получил короля и девятку. Счастье, казалось, плыло в руки. Но тут сдающий вытащил туза, а за ним даму — и я проиграл.

Все верну лось на круги своя — мои тридцать пять долларов остались при мне. И тогда я осмелел до того, что рискнул сыграть в рулетку. Около одной из них еще оставались свободные места. Дядя Эм давно уже обосновался у покерного стола. Кроме обычного и двойного зеро, у этой рулетки было еще и тройное зеро — настоящая ловушка для простаков. Без особого волнения я бросил несколько жетонов на черное и красное. Играющая публика интересовала меня гораздо больше.

Толстяк в смокинге, стоявший рядом со мной, играл по-крупному; он пренебрегал белым цветом. Рядом с ним лежала стопка голубых и желтых пяти- и десятидолларовых жетонов. Он не ставил на отдельные номера, а бросал целые кучи голубых на «красное-черное», «чет-нечет» и «пасманк». Его спутница придерживалась противоположной тактики. Это была ярко накрашенная девица, напоминающая танцовщицу из мюзик-холла. На ней было открытое платье с щедрым декольте, едва прикрывавшим грудь. Перед ней лежали исключительно белые жетоны, и в каждом туре она рассеивала их по полудюжине отдельных номеров.

Я проиграл игру, ставя попеременно на красное и черное. Через какое-то время я увеличил ставку до двух белых жетонов, потом до трех и, наконец, до пяти. Выигрывал я столь же часто, как и проигрывал, и вскоре мне стало скучно.

Видимо, я не родился игроком, ведь для настоящего игрока игра является излюбленным возбуждающим средством. Бросив рулетку, я пошел посмотреть на дядю Эма. Всегда интересно наблюдать за партией в покер, особенно когда — болеешь за одного из игроков. Здесь можно положиться на собственную ловкость, а не доверяться слепому случаю или обманчивой рулетке.

Уверенность в том, что рулетка — это всегда обман, навела меня на размышления о трех зеро: ни один из них не выпал в течение длительного времени. Я опять вернулся к рулетке и, вместо того чтобы поставить на черное, поставил по жетону на каждый из трех номеров банка: зеро, двойное зеро, тройное зеро. Конечно, я ничего не выиграл, но вошел в азарт. Через три тура я уже лишился значительной части жетонов. Но, продолжая упорствовать, я опять поставил по два жетона на три зеро. Они ускользнули от меня так же, как и предыдущие. Тогда я увеличил ставку до трех жетонов. В следующей игре выпало двойное зеро. Крупье выложил рядом с моими тремя белыми стопку в двадцать один голубой жетон — сто пять долларов. Это был мой выигрыш. Я сгреб деньги и начал считать свое богатство. Таким образом я пропустил следующий тур. В наличии у меня оказалось сто тринадцать долларов. Я разделил их на две стопки в сто и тринадцать долларов. Прежде всего, я решил не рисковать и оставить сто долларов при себе. У маленького столика мне обменяли двадцать голубых жетонов на наличные деньги. А вот тринадцатью долларами стоило рискнуть.

Я поставил десять долларов на черное и три на «нечет». Рулетка остановилась на четном красном номере.

Вернувшись к покерному столику, я встал за спиной дяди Эма. Он почувствовал, что я подошел, повернулся ко мне и спросил:

— Ну, что? Проигрался в пух? Дать еще денег? Но я его обрадовал:

— Наоборот, выиграл сто долларов.

— Браво! Понаблюдай-ка за покером! Здесь ставят только наличные.

И он вернулся к игре: человек, сидевший напротив него, начал сдавать карты. Это был пятикарточный студ-покер. Перед дядей Эмом лежало двести долларов, но это еще ничего не значило, потому что я не знал, какова первоначальная ставка. Думаю, она была не меньше ста долларов.

Он накрыл свою закрытую карту ладонью, сгреб ее и приподнял так, чтобы только я один мог ее увидеть. Это был червонный валет. При следующей сдаче он прикупил червонного короля. Игрок, прикупивший туза, поставил следующие пять долларов, и дядя Эм его поддержал. Второй партнер, прикупивший семерку, удвоил ставку. Видимо, у него уже была одна семерка, и он реально рассчитывал на комбинацию. Третьей картой дядя Эм получил червонную девятку — тут уж попахивало «стритом» или «флешем».

На другом конце стола игрок, имеющий на руках две десятки, увеличил ставки до двадцати долларов. Дядя Эм поддержал, партнер с тузом на руках тоже, как и тот партнер, у которого предполагалось две семерки, однако на сей раз он не стал удваивать ставку. Четвертой картой дядя Эм прикупил червонную тройку. Он немедленно поднял ставку до пятидесяти долларов. Двое игроков сразу устранились; остались дядя Эм и тот партнер, у которого была пара десяток. Затем пара десяток вытащил какую-то карту, а дядя Эм — пикового валета. Валет разрушил его «флеш», зато оказался старшим в двойке. Он бил пару десяток, но оставалась еще одна неоткрытая карта. Игрок с парой десяток заявил:

карта, называемая «дырой», и одна открытая карта. Затем поочередно делаются ставки. Банкомет раздает еще по одной карте. Операция повторяется до тех пор, пока на руках у игроков не окажется пять карт.

— Я поднимаю до ста долларов! Хотите присоединиться? И бросил пять желтых жетонов на стол.

Дядя Эм только тяжело вздохнул и сосчитал свои жетоны.

— Ставлю восемьдесят, только чтобы посмотреть. У меня два валета.

Партнер перевернул закрытую карту, оказавшуюся тройкой. Последней картой он прикупил также тройку. Дядя Эм сокрушенно покачал головой:

— Оставьте за мной место. Пойду поищу подкрепление.

Я пошел за ним к кассиру. Дядя Эм опять набрал жетонов на двести долларов, что практически опустошило его кошелек.

— Не беспокойся, Эд! На ярмарке у меня осталась заначка. Без гроша мы не останемся.

— Да я и не беспокоюсь. Но может быть, тебе не везет из-за меня? Давай-ка я лучше уйду, и не стану смотреть, как ты играешь.

— В покере никто не может помешать, Эд. Все зависит от того, как ты сам оцениваешь комбинацию… и от карт.

Я присутствовал ещё при двух партиях, в результате которых дядя Эм быстро спустил всю свою наличность. Он все-таки попытался отыграться в третьей партии: в открытую ему пришло два туза, он поставил на них и проиграл против трех шестерок. Он поднялся и сделал знак типу, который ждал, пока кто-нибудь не освободит место.

— Малыш, дальнейшая гульба — за твой счет, — и он печально улыбнулся. — Поднеси-ка мне стаканчик пива.

— Конечно, — сказал я и уже было полез в свой кошелек, чтобы отсчитать ему те сто долларов, которые я выиграл. Он понял, что я собираюсь делать, и отстранил мою руку. После долгих препирательств мне все-таки удалось всучить ему тридцать пять долларов, положивших начало моему выигрышу.

И мы пошли в бар, где заказали по стакану пива.

Я спрашивал себя, сколько он мог проиграть: во второй раз он купил жетонов на двести долларов. Если вначале он обменял сто долларов, то это уже составляло кругленькую сумму в триста долларов. Он догадался, о чем я думаю, и усмехнулся:

— Быстро выиграл, быстро спустил. Но ты не беспокойся. Ты не игрок. Ты всегда уходишь раньше, чем появляется возможность сорвать банк.

— Мне это не очень интересно.

— Может, это и хорошо. Но мне кажется, что я тоже не настоящий игрок, иначе я вернулся бы, чтобы проиграть твои тридцать пять долларов… или полностью отыграться.

— Так почему же ты не идешь?

— А что, надо пойти?

— Это твоя жизнь, — сказал я. — Я не стану давать тебе советы.

Он рассмеялся и вернулся в игорный зал. Через десять минут он оттуда вышел со смущенной улыбкой на лице.

— Бывают дни, когда в кармане невозможно удержать даже десять центов.

Я заказал ему еще порцию пива и сказал:

— А теперь выбрось все это из головы и давай вернемся к убийству. Я не понял, почему ты считаешь, что смерть Сьюзи заставит капитана опять приехать на ярмарку. Что ты имеешь в виду?

— Он все узнает от полиции Форт Вэйна. И вернется в том случае, если…

— Если что?

Дядя Эм вздохнул и поболтал пиво в стакане.

— Эд, я говорил тебе, что когда-то работал в сыскном агентстве?

— Да.

— Так вот! Там не часто расследовали убийства, и я не особенно разбираюсь в этих вопросах. Я знаю только, что существуют две категории убийств. Первая — это когда полиция хватает какого-нибудь парня с пистолетом в руке или какой-нибудь тип звонит в полицию и заявляет: «Я только что убил свою жену». Но есть и вторая категория.

— И что это за вторая категория?

— Это будет тебе стоить еще одной порции пива. Разумеется, я заказал ему пиво.

— Вторая категория встречается реже, но все же встречается. Это то убийство, которое описывается в детективных романах. Калейдоскоп фактов, которые полиция должна собрать в единую картину.

— Каким образом?

— Приходится анализировать миллион деталей, которые, казалось бы, не имеют отношения к делу. А потом сопоставить те, которые взаимосвязаны, и свести их в схему, которая разрешит загадку.

— Ты хочешь сказать — убийство.

— Вот именно. Однако, с моей точки зрения, те факты, которые они пытаются сейчас включить в общий план, очень необычны. Именно это Вейс имел в виду» когда просил тебя открыть глаза и уши и отмечать все из ряда вон выходящее. Ведь он просил тебя об этом?

Я утвердительно кивнул.

— Вейс чертовски хитрый малый, — заметил дядя Эм. — А теперь скажи: есть что-то необычное в том, что обезьяна утонула в бассейне для прыжков? Сколько ты знаешь шимпанзе, которые погибли таким образом?

— Немного, — согласился я.

— Чтобы быть точным, только одну. Следовательно, это необычно.

— Но как это можно связать с убийством карлика? Он поставил свой стакан на стойку и веско заявил:

— Кто завлек карлика на ярмарку? Почему он был убит? Кому это было выгодно и в связи с чем?

— Я не знаю, — ответил я.

— Вот видишь — ты не знаешь. Однако ты можешь себе представить, что между смертью карлика и смертью больной обезьяны существует какая-то связь. Какая именно? Имеется по крайней мере два совпадения. Прежде всего, эти события произошли на ярмарке. И затем, оба эти факта весьма необычны. Тогда напрашивается вопрос: а может быть, существуют и другие связующие звенья?

Я поразмыслил и сказал:

— Допускаю, что они существуют, но пока не вижу этих связующих звеньев.

— А их и невозможно увидеть с теми элементами, которые имеются в нашем распоряжении. Нужны другие факты. Только тогда начнет вырисовываться общая схема. Вейсу придется немало потрудиться, чтобы их откопать. И тем не менее у тебя есть что сказать Вейсу, если бы он стал тебя спрашивать.

Я зажег сигарету и несколько раз в раздумье затянулся.

— Только то, что Великан Моут почему-то был страшно напуган и заперся в фургоне.

— Молодец! А теперь скажи: почему это должно заинтересовать Вейса?

— Потому что, как и в случае с убийством, речь идет о карлике.

— Из тебя выйдет отличный детектив. Не хочешь попробовать?

— Пока не знаю.

Мой ответ прозвучал вполне серьезно.

— Давай вернемся к Моуту. Ты прекрасно понимаешь, что этому факту можно дать только одно простое объяснение — и это объяснение может оказаться совершенно неправильным.

Я подумал и сказал:

— Может, он просто боится обезьян. Ему сказали, что шимпанзе разгуливает на свободе — и он сдрейфил. Ведь шимпанзе для карлика все равно что горилла для нормального человека.

— Рассуждаешь вполне здраво. Но если ты действительно хочешь помочь Вейсу, разузнай завтра, продолжает ли Моут чего-то бояться. Ведь шимпанзе больше нет.

— Попробую, — сказал я без особого энтузиазма. — А еще кто-нибудь боится? — спросил он.

— Рита очень испугалась в ту ночь, когда произошло убийство. Но это понятно — она наткнулась на труп. Любая женщина испугалась бы на ее месте.

— И это все?

— Насколько мне известно, это все. А почему ты спрашиваешь? Кто еще боится?

— Мардж Хогланд. Разве ты не заметил, что с того момента, как было совершено убийство, она сама не своя от страха?

Я покачал головой и сказал:

— Теперь-то я вижу, что в ее поведении есть что-то странное. А Хоги?

— Хоги не боится ни бога, ни черта.

— Он-то не боится. Но, может быть, Мардж боится Хоги. В последнее время он слишком много пьет.

— Но никогда не теряет головы. Он умеет пить. Проблема Мардж заключается не в этом: он никогда не был с ней жесток ни в пьяном, ни в трезвом виде. Кроме того…

— Что?

— Мардж не стала бы его бояться: она слишком в него влюблена. Она бросилась бы за него в огонь, если бы он попросил.

— А скажи-ка, кто-нибудь ходил с Кэри посмотреть на Моута, когда мы вернулись из леса? — спросил я.

— Я сам ходил туда вместе с Кэри. Мы посадили его в такси и отправили в отель. Он уже проснулся, но не успел протрезветь.

После его слов я успокоился. Значит, с карликом ничего страшного не случилось.

— Хочешь еще пивка? — предложил я. Конечно, он хотел. Но на этот раз я составил ему компанию. На этом, однако, мы решили остановиться. Нам обоим хотелось поскорее вернуться домой.