Понедельник, 22 июля
— Так держать, мудак, — Алекс бросил в меня баскетбольным мячом, попав прямо в грудь. Я швырнул его обратно в него, но Алекс увернулся. Было поздно, и мы были в тренажерном зале в подвале клуба. Бассейн был закрыт и вряд ли кто-то был рядом.
Алекс подкрался ко мне.
— Ты действительно не собираешься говорить с Триной? Даже не дашь ей шанса сказать тебе то, что Дейзи говорит, что она должна рассказать тебе?
— Дейзи говорит чепуху, — сказал я, схватив другой баскетбольный мяч и швырнув его в Алекса. Он откинул его и сократил разрыв между нами. — Она просто защищает свою лучшую подругу. Зачем ты вообще с ней разговариваешь?
— Не говори так о Дейзи, — Алекс зыркнул на меня. — Что, черт возьми, с тобой? Если Трина сводит тебя с ума, тебе не кажется, что ты должен поговорить с ней?
— Она не сводит меня с ума. Я покончил с ней, — но даже когда я сказал эти слова, они терзали меня глубоко внутри и это бесило. Я делал все возможное, чтобы заглушить все свои чувства с тех пор как мама рассказала мне об этой дурацкой сделке.
Я ненавидел то, что не мог перестать думать о Трине. Я хотел выкинуть ее из головы и из сердца.
Алекс пихнул меня, вернув в настоящее.
— На самом деле? Ты покончил с Триной? Здорово, — фыркнул Алекс. — Я не могу дождаться, чтобы увидеть, когда ты закончишь со следующей девушкой, в которую влю…
Я обратно толкнул его.
— Не будет никакой следующей девушки.
Его губы свернулись в улыбку.
— Хорошо. Поскольку ты полностью облажался в том, как быть хорошим парнем.
Я не понял, что захватил его голову «в замок», пока он не выкрутился из него и бросил меня на землю. Мы каталась по полу, царапали и раздирали друг друга, рыча, как дикие животные. Весь гнев и разочарование последних двух недель вырвались из меня. Мой гнев на Алекса, рассказавшего Трине о пари. Мой гнев на Трину и мою маму.
Каждый удар и пинок, которые я нанес, Алекс возвращал мне в ответ. От нас разило потом, или тем, чем пахнет гнев. Но мы не остановились. Мы называли друг друга худшими именами, которые могли придумать, и словами, которые считали очень мерзкими.
Казалось, прошло несколько часов, когда Алекс, наконец, откатился от меня, дыша тяжело и устало.
— Ладно, — он с отдышкой лежал на спине и смотрел в потолок. — Теперь мы можем поговорить.
— Пошел ты, — я с трудом дышал, опустившись на колени и с головой между рук.
Алекс порылся в своем рюкзаке, потом бросил что-то, что отскочило от моей головы.
Шокированный, я поднял это.
— Какого черта? Это твоя чашечка? Ты бросил свой гребаный бандаж в меня?
Его смех эхом отозвался от стен, и я позволил себе присоединиться к нему, так как узел в моем животе, наконец-то, ослаб.
— Я хочу есть, — сказал Алекс.
— Ты покупаешь, мудак.
— Идет.
После того, как мы помылись и съели огромные буррито в «Чипотл», Алекс и я прощавшись, стояли на стоянке. Все время пока мы ели, он пытался убедить меня простить Трину, или, по крайней мере, выслушать ее.
— Дай ей пять минут, — сказал он, открыв свою машину.
— Это больше на пять минут, чем она заслуживает.
Алекс зыркнул на меня.
— Куда ты сейчас? На вечеринку? Полуночный секс?
Я пожал плечами.
— Домой, — стопка девчачьих фильмов и ведерко мороженого ждали меня.
Алекс ухмыльнулся.
— Ты собираешься выбрать дебильное кино, не так ли, — сказал Алекс. — Ты все еще любишь ее.
— Отвали.
Он засмеялся, показав мне средний палец, и опустил окно.
— Пять минут! — крикнул он, когда уже отъезжал, чтобы встретиться с Тимом.
Хоть чья-то любовная жизнь не катастрофа.
Дома, я открыл ящик комода, куда запихал разорванное письмо Трины, после спасения его из корзины. Оно было рядом с ожерельем, которое я купил ей, и планировал подарить в ночь после концерта в «Ред Рокс», прежде чем все развалилось.
Я никогда не читал письмо, и не мог вернуть ожерелье, так как оно было с гравировкой. Но я хранил оба предмета в качестве предупреждения, как что-то, что остановит меня в следующий раз, когда я буду настолько глуп, чтобы думать, что я влюблен.
«Пять минут?» Я не дал бы ей и пяти секунд.