Олио и Эдейтор возвращались во дворец по завершению инспекции первой из новых больниц, учрежденных при содействии теургии и Церкви. Они увлеклись разговором и почти не замечали других людей на улицах и в переулках, по которым шли. Впереди и позади них шагал небольшой эскорт из гвардейцев, скучающих и думающих о пиве, которого они выпьют, едва их сменят. Когда в стену над головой Олио ударил камень, вся группа остановилась, пораженная. Эдейтор нагнулся и подобрал камень.

– По-моему, кто-то БРОСИЛ его в вас.

Он в удивлении поднял взгляд на Олио.

Гвардейцы, разом насторожившиеся, окружили своего царственного подопечного, свирепо глядя кругом в поисках любого признака противника в мельтешащей толпе, но не видя никого особо подозрительного.

Олио заливался румянцем. Ему было трудно поверить, будто кто-то мог достаточно сильно невзлюбить его, чтобы пожелать причинить ему вред. Поняв, что это задело его чувства, он смутился.

– А может, его бросили в ТЕБЯ, – сказал он Эдейтору, лишь наполовину шутя.

Эдейтор даже не потрудился ответить. Он глядел на двух молодых парней, болтающих у входа в таверну на другой стороне улицы. А затем он заметил, что гвардейцы начинают беспокоиться. Им не нравилось вне привычного окружения; они хотели забрать своего принца в безопасное место за стеной дворца.

– А вы идите, – велел он принцу.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Олио, которому не понравилась мысль оставить прелата. – Что, если камень все же предназначался вам? Я оставлю с вами гвардейца.

– Нет, – твердо отказался Эдейтор. – Идите домой, ваше высочество. Я приду и увижусь с вами ближе к вечеру.

Он кивнул командиру гвардейцев, который занял место позади принца и строевым шагом двинулся в сторону дворца, вынуждая Олио шагать вперед.

– Эдейтор! – выкрикнул Олио.

– Нынче вечером! – прокричал Эдейтор ему вслед.

Он подождал, пока группа не исчезла в толпе, а затем подошел к двум замеченным им ранее юношам. Те притворялись, будто его нет, поэтому Эдейтор кашлянул, привлекая внимание.

– Чем можем помочь? – с деланной скукой спросил один из юнцов.

– Почему вы бросили камень в принца Олио? – спокойно спросил он.

– Не бросал я никакого камня! – с негодующим видом воскликнул юноша.

– Один из вас бросил.

– Вы не можете этого доказать! – сердито объявил второй юнец,

– А мне и не надо, – ответил Эдейтор. – Мне требовалось лишь высказать королевским гвардейцам предположение, что это вы напали на их принца, и они без колебаний зарубили бы вас на месте.

Юнцы побледнели, но, похоже, не оробели.

– Но теперь вы сами по себе, прелат Фэнхоу, – сказал ему первый. – И поблизости нет никаких гвардейцев, способных помочь вам.

Эдейтор наклонился поближе – так, что его лицо оказалось всего в ладони от лица парня.

– Я же маг, дурень. Чтобы прихлопнуть тебя, мне гвардеец не нужен.

Парень побелел и опустил взгляд на свои сапоги, избегая взгляда Эдейтора. Выражение лица второго юноши предполагало, что он предпочел бы находиться сейчас где угодно, лишь бы не возле своего друга.

– Почему бы нам не зайти в таверну выпить по кружке? Я поставлю вам пиво.

– Вы серьезно? – спросил первый юноша.

– Серьезно как никогда. – Эдейтор кивнул. – Я хочу задать вам несколько вопросов.

– О чем?

– Не стану притворяться, будто считаю тебя самым умным парнем в Кендре, – небрежно обронил Эдейтор, – но определенно не считаю тебя уж НАСТОЛЬКО глупым.

Все трое вошли в таверну и нашли свободный столик. Эдейтор кликнул слугу и заказал три кружки пива. Когда кружки доставили, он дал юнцам сделать несколько глотков.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Линдеон, – назвался первый.

– Веремер, – представился второй.

– Так вот, Линдеон и Веремер, я не знаю, который из вас бросил тот камень в принца Олио, в данную минуту мне это все равно. Но я хочу знать, почему.

Юноши вперили в него недоверчивые взгляды.

– Вы это не серьезно, – сказал Веремер. Эдейтор просто поднял брови. – Я хочу сказать, ведь все же знают, кто такой Олио…

– ПРИНЦ Олио, – поправил его Эдейтор. – Или Его высочество. – Он сделал ударение на заглавных буквах.

– И все знают, что его высочество ведьмак, так же, как и его сестра!

Эдейтор был настолько поражен, что не нашел ответа.

– И что они приносят в жертву детей, творя свою волшбу! – добавил Линдеон.

– Если это шутка, то она зашла достаточно далеко, – серьезно произнес Эдейтор. – Я воспротивился своей естественной склонности сдать вас гвардейцам, но теперь гадаю, а правильно ли…

– Но ведь все знают, что это правда! – вмешался полуумоляющим тоном Веремер. Линдеон энергично закивал. – Разве не правда, что Арива…

– Ее величество! – отрезал Эдейтор. – Королева Арива! Веремер покачал головой.

– Проклятье, прелат, не указывайте мне, как говорить об этих людях! – Он ткнул пальцем в воздух. – Разве не правда, что она убила родную дочь ради волшбы? И что в ту же ночь в старом городе вспыхнул пожар? А Олио был в то самое время в старом городе, помогая ей?

– Это нелепо! – воскликнул Эдейтор.

– Нет, не нелепо! – возразил Линдеон. – Так все и было!

– Было! – гневно выпалил Эдейтор. – Да вы понятия не имеете, как все…

– Но это еще не все! – не дал ему договорить Веремер. – Чтобы завоевать трон, она убила родного брата и обвинила в этом преступлении бедного злосчастного принца Линана.

Ужаснувшийся Эдейтор так бы и сел, но он уже сидел.

– Кто вам все это рассказал?

– Да это ж всем известно, – сказал Веремер. – Об этом весь город знает.

– Значит, весь город ничегошеньки не знает, – промолвил прелат. – Королева Арива любила Берейму. Она ни за что не причинила бы ему вреда. И она отчаянно хотела ребенка. Как и каждой правительнице, ей нужен наследник. И зачем бы ей пожелать сжечь старый город? Все это не имеет смысла.

Юнцы переглянулись поверх кружек с пивом.

– Ну, я просто говорил вам то, о чем известно всем, – стоял на своем Веремер.

– С каких пор им это известно?

– С тех самых пор, как бог стал наказывать Гренду-Лир за преступления Аривы, – ответил ему Линдеон. – Против нас пошли четты – пошли против тех, кто спас их от работорговцев. И мы потеряли Хьюм, Чандру и, говорят, по меньшей мере одну армию.

– Какие преступления?

– Те самые, о которых мы вам говорили, – напомнил ему Линдеон. – И она спит с дядей своего бедного покойного мужа.

– С канцлером! – воскликнул Эдейтор.

– Все это общеизвестно. Бог карает нас за ее преступления, ее и ее брата.

Эдейтор посмотрел на их лица – они выражали гнев и такую уверенность!.. Он не знал, что и сказать. Они на миг показали ему мир, о существовании которого он и не подозревал. Он все не мог понять, как кто-то мог поверить лжи и фантазиям, о которых ему только что поведали, но если Линдеон и Веремер были честны, то простой народ верил этому.

Он встал, бросил на стол монету.

– Заплатите этим за пиво.

– С нее положена сдача, – указал Веремер.

– Оставьте ее себе, – бросил Эдейтор и вышел.

Томлин чистил голубятню, как поступал почти каждый день. Он как раз закончил выгребать со второго уровня гуано и укладывать его в мешки на удобрение, когда сверху донеслось биение крыльев и стук клеток. Он поспешил подняться на третий уровень и увидел, что все восемь клеток, зарезервированных для голубей Великой Армии, теперь заполнены. Он подошел к каждой клетке и забрал послание с ноги каждого голубя. Голубятник подумал, что это крайне странно, и поспешил в кабинет канцлера. Когда секретарь увидел, как тот ворвался туда, он без колебаний пошел звать Оркида. Канцлер появился почти сразу и протянул руку за посланием. Томлин отдал ему весь груз.

– Восемь посланий?

Томлин кивнул.

– И все восемь голубей из Великой Армии.

Оркид сел на край секретарского стола и, открыв одно из посланий, прочел его. Томлин и секретарь увидели, как он побледнел. Он открыл и прочел второе послание, затем третье, а затем и все остальные. Медленно выдохнув, канцлер приказал секретарю:

– Передайте королеве, что я должен немедленно видеть ее.

Секретарь умчался выполнять.

– Значит, мне идти? – осведомился Томлин.

Канцлер кивнул, и Томлин, ощущая большее беспокойство, чем когда-либо мог припомнить, вернулся на голубятню.

Оставшись один, Оркид взял одно из посланий. Все они были одинаковыми: «Претендентке на престол Ариве Розетем и канцлеру Оркиду Грейвспиру. Ваша армия сметена в пыль. Я иду. Король Линан Розетем».

«Волноскок» добрался до порта Кендры незадолго до полудня. Едва сойдя с корабля, Деджанус, страдающий похмельем и пьяный от красного вина, выпитого за короткое плавание, направился прямиком в таверну «Пропавший моряк». Спотыкаясь, он вошел в пивной зал и уселся за первый же столик. Другие посетители уставились на него, зная, кто он такой и где ему полагалось бы находиться. Беглый командующий рыкнул на них, и они отвели взгляды. Подошел испуганный слуга. Деджанус заказал самого лучшего красного, какое есть в заведении, и заплатил за него целую золотую монету.

– Но, сударь, у меня нет с этого сдачи!

– Не беспокойся об этом, – отмахнулся Деджанус. – Уже на следующей неделе деньги ничего не будут стоить. – Эта мысль показалась ему весьма забавной, и он расхохотался.

Слуга спешно убрался выполнять заказ. Покуда Деджанус ждал, посетители один за другим ушли, и он остался единственным клиентом во всей таверне. Слуга вернулся с большим кувшином вина и кружкой, а затем снова поспешил удалиться.

Деджанус принялся пить всерьез. Он выдул одну кружку тремя большими глотками, подождал ровно столько, чтобы внутри потеплело, а затем взялся за вторую. К тому времени, когда он опустошал третью, Деджанус чувствовал себя храбрее, чем бывал хоть мгновение с тех самых пор, как повел Великую Армию на подмогу капитану Урлингу.

– Что же такое случилось с тем капитаном? – гадал он вслух. Вероятно, его порубили четты, точно так же, как и всех других злосчастных солдат, которыми он командовал. – Не по моей вине! – выкрикнул он. Они были храбрыми, но необученными. Он ничего не мог поделать. Но сделал все, что в его силах при таких обстоятельствах.

– Обстоятельствах Оркида, – проворчал он. – Злоумышляющего против меня. Я выпущу кишки этому ублюдку.

Но сперва он выпьет еще вина.

– Да. Сегодня же. Я зарублю его, рассеку от макушки до паха. И высыплю его внутренности на все его треклятые бумаги и на все его треклятые подписи. Но как насчет подружки канцлера, королевы? И ее тоже зарублю. Выпущу ей кишки, как и Оркиду. А потом сам буду королем. – Он рыгнул. – А королям нечего бояться.

Поул не мог больше читать. Некоторым тайнам следует оставаться неузнанными. Он закрыл переводимый том и отодвинул его. Ощущение возникло такое, словно он отталкивает от себя искушение. История была не просто знанием, решил он; она была подстрекательницей, проклятием для стабильности и порядка. Вместе с этим пониманием, которое медленно нарастало последние несколько дней, пришло и еще кое-что – нечто, называемое им своей совестью, хотя он и знал, что все далеко не так просто и не так священно. Он позабыл, что значило быть священником, а быть им – значило чтить бога.

«А я делал что угодно, только не чтил его», – сказал он себе. Но пока еще не слишком поздно. Он все еще оставался примасом, и отныне по мере сил примет всю ответственность на свои плечи. «И в один прекрасный день я признаюсь. Когда закончится война, когда в королевстве будет царить мир… когда я примирюсь с самим собой… тогда я признаюсь в своем преступлении против Гироса Нортема и против Церкви, приму то наказание, которого заслуживаю». Приняв такое решение, он собрал все заметки и переводы, которые сделал по томам, а также том, над которым работал сейчас, покинул свой кабинет и направился прямиком к башне Коланус, где и поставил том на его законное место. Какой-то самый короткий миг он подумывал, не уничтожить ли эти книги, но на подобное у него не было никакого права, даже как у примаса. Покинув башню, он направился в церковную библиотеку. Там у очага собралось шестеро послушников, читающих тексты и пергаменты. Когда Поул вошел, они быстро встали, но он взмахом руки велел им сесть и, игнорируя их изумленные взгляды, бросил свои бумаги в огонь. Понаблюдав и убедившись, что ни одна страница не избежала пламени, он улыбнулся послушникам и вновь направился к себе в кабинет. По пути он прошел мимо Книги Дней. Та была открыта, как всегда, на последней записи.

Он остановился и заботливо вырвал испорченные им страницы. Послушники снова с изумлением воззрились на его действия, и он снова весело улыбнулся им. Прежде чем уйти, он перечел последнюю запись Нортема, сделанную в тот день, когда Поул убил его.

«Молю о руководстве и за души всего моего народа; молю о мире и о будущем для всех детей моих; молю об ответах и о новых вопросах. Я один, в одиночестве и все же не одинокий. Я один; человек, который знает слишком много тайн. И молю о спасении».

– И молю о спасении, – повторил про себя Поул, а затем, впервые в жизни, без колебаний и искренне до последнего слова он помолился о спасении, и все еще глядящие на него послушники снова изумились, увидев, как по его щекам скатились слезы.

Когда Оркид прибыл в покои Аривы, с ней был Харнан Бересард и, с удивлением увидел он, еще один аманит, вернее, аманитка – худощавая женщина средних лет с самым печальным лицом, какое он когда-либо видел. Затем он заметил, что Арива тоже выглядит пораженной горем. Неужели королева уже прослышала об уничтожении Великой Армии?

– Оркид, у меня ужасные новости, – сказала Арива.

– Знаю, – ответил он. – Я как раз пришел сообщить вам.

– Мне очень жаль. Должно быть, это ужасно для вас.

Оркид недоуменно моргнул. Новость, конечно, ужасная, но почему именно для него? И кто эта аманитка? Он внезапно понял, что Арива говорит не о поражении Великой Армии. А это могло означать только одно…

– Мой брат, – догадался он. И повернулся к женщине. – Кто вы?

– Линдгара. Я служу… служила… главой секретариата короля Марина.

– Служила?

– Мне очень жаль, канцлер Грейвспир, но ваш брат мертв.

– Понимаю, – произнес он голосом, упавшим до шепота. Тело его вдруг сделалось невероятно тяжелым. Он оперся рукой о спинку кресла.

– Пилла пала, – сказала Арива.

– Пала? – Он не понял. Пала перед кем?

– Четты захватили Аман, – начала объяснять Арива, но остановилась и кивнула Линдгаре.

– Армия четтов вторглась в южные пустыни, истребляя саранахов, а потом вошла в Аман. Никто не думал, что четты настолько организованны… что они способны отправить одну армию на восток, а другую еще и на юг.

– Эта армия… где она сейчас? – медленно спросил Оркид.

– Собирается зимовать в Амане. Что они станут делать весной, мне неизвестно.

– Они вас отпустили?

– Они отпустили всех, кто не захотел остаться в Пилле.

– Амемун? – спросил он, вспомнив о старом друге. – Он спасся?

– Не уверена, но скорее всего, он пал вместе с саранахами. Когда произошло вторжение, Амемун был у них. Возможно, он еще жив, но мне это кажется маловероятным.

Арива подошла к Оркиду и обняла его.

– Эта новость едва ли не больше того, что я способна вынести, – призналась она. – Но насколько ужасней она должна быть для вас! Мы с вами потеряли почти все, что нам дорого в этом мире.

Он попытался заговорить, но не смог. «Я же канцлер», – сказал он себе и оттолкнул грозившее захлестнуть его горе.

– Есть новость и похуже, – грубо бросил он.

Арива выпустила его и отступила на шаг.

– Что это за новость?

Он протянул ей одно из отправленных Линаном посланий. Она взяла его нерешительно и прочла не сразу. Оркид наблюдал за тем, как посерела ее кожа. Она поняла; увидела все по его глазам.

– Сколько погибло? – спросила она.

– Не знаю.

– Линан скоро будет здесь.

Он услышал, как Линдгара прерывисто вздохнула.

– Да, боюсь, что так.

– Я потеряла север и запад, – сказала она. – Боюсь, что я потеряла и все королевство.

– Я тоже этого боюсь.

Она покачала головой, а затем выпрямилась, провела руками по одежде, словно стряхивая пыль и грязь.

– Нет. Я не приму этого. Я королева Гренды-Лир, дочь Ашарны Розетем. Я не сдамся этому мятежнику и отщепенцу. – Она повернулась к Харнану. – Уведомите о положении дел нового коннетабля. Как его зовут?

– Арад, – ответил вместо секретаря Оркид.

Он почувствовал, как набирается от нее сил. Он тоже выпрямился во весь рост и больше не опирался о спинку кресла.

– Да, Арад. Велите ему готовить дворец к осаде. Он должен достать в городе все припасы, какие только сможет. Все боевые корабли, какие есть в порту, немедленно приготовить к плаванию. Они должны отправиться в Луризию и Сторию и доставить подкрепления. Отправить с голубями срочные послания во все провинции, какие еще остаются под моей властью; они должны немедля набрать новые полки и обучить их за зиму. Отправить послания всем Двадцати Домам; я хочу, чтобы вся знать, способная держать оружие, явилась с ним во дворец и помогла защищать его. Найдите Олио и велите ему немедленно явиться ко мне, и его другу-прелату тоже.

Харнан кивнул и вышел, а она снова повернулась к Оркиду.

– Знаю, вы хотите как можно больше узнать о падении Пиллы и смерти вашего брата, но я не могу освободить вас на такой долгий срок – сейчас вы нужны мне, как никогда раньше. Возвращайтесь пока к себе в кабинет с Линдгарой; она расскажет вам то, о чем рассказала мне. Позже я зайду к вам.

– Я всегда к вашим услугам.

И тут Арива удивила Оркида, улыбнувшись ему. И потрепала его но руке.

– Знаю, старый медведь. Знаю.

Деджанус пребывал в храбром настроении, подогретом вином, и шел во дворец, громко топая. Гвардейцы уставились на него, когда он прошел через главные ворота, но не посмели задержать. Он направился прямиком к кабинету Оркида. Увидев его, секретарь чуть не упал в обморок. Он попытался остановить Деджануса, но тот небрежно отмел его в сторону и вошел в кабинет. Вот он, источник всех его бед, сидит себе за столом, словно у него нет в атом мире никаких забот.

Канцлер собственной персоной.

Оркид уставился на него, а затем произнес почти небрежно:

– Я не один.

Только теперь Деджанус заметил находящуюся в кабинете высокую женщину. Явная аманитка.

– Избавься от нее, – велел он канцлеру.

– Все в порядке, – сказал ей Оркид. – Я поговорю с вами позже.

Женщина кивнула и удалилась, обойдя стороной Деджануса, заслоняющего дверь.

– Я думал, у тебя достанет приличия хотя бы погибнуть вместе со своей армией, – сказал Оркид.

– О, тебе бы очень этого хотелось.

– Ты уничтожил нас всех. Арива готовится сражаться, но мы оба знаем, что Линана ей не победить. Только не сейчас. Его гонит в бой не просто месть.

– Я пришел убить тебя, – прозаически уведомил канцлера Деджанус и сам удивился тому, как легко произнес эти слова.

– Да? За то, что я не такой дурак и трус, как ты?

– Молчать! – прорычал Деджанус.

– С какой стати? Ты же явно собираешься убить меня. Чем еще ты можешь угрожать мне?

– Я расскажу королеве…

– И что? Как это повлияет на меня, если я умру от твоей руки? Тебе меня не запугать, Деджанус. Я тебя никогда не боялся. – Он встал, обошел стол и остановился всего в пяди от генерала. – Ты самый слабый, самый глупый, самый ленивый, самый запуганный человек, какого я когда-либо встречал.

Деджанус ничего не мог сделать. Оскорбления отдавались в его черепе, словно удары, и его разум покачнулся от них. Но он ничего не мог сделать.

Оркид обошел его и вышел из кабинета.

– Я иду встретиться с королевой, – сказал он секретарю. – Позовите сержанта Арада. Генерала Деджануса необходимо арестовать. – Он вышел в коридор, остановился и вернулся обратно, постукивая пальцем по губам. – Кроме того, передайте Араду, что генерал нездоров; поражение от руки Линана повредило его рассудок. Он ни с кем не должен говорить.

Оркид снова повернулся к выходу, когда появилась сама Арива с искаженным от ярости лицом.

– Мне сообщили, что сюда явился Деджанус. Где он?

Деджанус услышал ее голос, услышал гнев и таящуюся под ним ненависть. Это было несправедливо. Он не заслуживал этой ненависти. Ведь виноват-то ОРКИД.

– И он поплатится, – прошептал Деджанус.

Рука его сама по себе упала на рукоять кинжала. Он опустил взгляд, медленно поднял руку, а затем снова положил ее – на этот раз на рукоять меча.

– Он неуравновешен, ваше величество, – быстро предупредил ее Оркид. – И опасен. Я бы не советовал…

– Я не прошу у вас совета, канцлер, – мрачно отозвалась Арива. – Я хочу спросить у генерала, ЧТО он сделал с моей армией…

Ее голос прервался, когда из кабинета Оркида появился Деджанус. Первым, что она заметила, был его пустой взгляд – словно глаза утонули в черепе. А вторым – меч, который он держал в правой руке.

Оркид увидел, как она перевела взгляд, и быстро развернулся.

– Давай! – резко бросил он секретарю. – Коннетабля Арада сюда!

– Стой! – приказал Деджанус, и голос его прозвучал достаточно властно, чтобы заставить секретаря заколебаться. – Коннетабль – Я. Я вернулся, ваше величество, чтобы заняться своими обязанностями.

– Моя… армия… – колеблясь, произнесла она.

Деджанус пожал плечами.

– Плохо обучена, ваше величество. Плохо экипирована. Плохо обеспечена припасами. – Он улыбнулся. – Во главе с блестящим полководцем. Но какой от этого прок, когда столько всего против?

– От нее ничего не осталось?

– У вас по-прежнему есть я. – Он выпятил грудь, и рассеянно почесал свободной рукой бороду. – О, и еще мой эскорт. Тридцать бойцов средней кавалерии. Сплошь сторийцы; увы, как оказалось, кавалерия эта не очень хорошая.

– Я сниму тебе голову, Деджанус, – спокойно пообещала она. – Безумец ты или нет, я сниму тебе голову.

Вот тогда-то, впервые за всю жизнь, Деджанус и понял, что больше не боится.

– Если вы собираетесь снять мне голову, ваше величество, то это следует сделать по более веской причине, чем потеря вашей сомнительной армии.

– Ваше величество, – повышая голос, быстро вмешался Оркид, – вам следует уйти. Деджанус безумен. Невозможно предсказать, что он выкинет. – Он снова повернулся к секретарю. – Ради Бога, любезный, Арада сюда!

Секретарь бросился прочь, смертельно боясь, как бы Деджанус не попытался остановить его – но генерал, по-прежнему улыбаясь, просто наблюдал за его уходом. Однако Арива уперлась и ни на шаг не сдвинулась с места.

– Ну, вот мы и одни, всего трое нас, – сказал Деджанус. – Подходящий момент. Ты сам ей расскажешь, Оркид, или это сделать мне?

Арива посмотрела на Оркида.

– О чем он говорит?

Сцепившийся взглядом с Деджанусом Оркид ответил, не глядя на нее:

– Говорю же вам, ваше величество, он не в себе. Понятия не имею, о чем он болтает…

– Я говорю об убийстве Береймы. Я говорю о заговоре с целью посадить на трон тебя, Арива, и обвинить в цареубийстве твоего брата.

– Олио? – спросила Арива. – Почему Олио… – Тут она сообразила, что именно имел в виду Деджанус. – Нет.

– А вот и да! – заявил Деджанус. – И все получилось просто отлично! Ты настолько ненавидела Линана, что поверила бы в любую пакость о нем – чем хуже, тем лучше.

– Нет, это неправда, – слабо возразила она. – Я не ненавидела его…

– Да конечно, ненавидела! – прорычал Деджанус. Оркид двинулся было к нему, но генерал поднял меч, заставляя его держать дистанцию. – Все в Кендре знали, как сильно ты ненавидела Линана, сколько б ты ни утверждала обратное. Ты презирала его потому, что его отец был простолюдином. Он замарал вашу драгоценную кровь Розетемов. Если б не твоя гордость и ненависть, ничто из плана Оркида не оказалось бы возможным.

Арива увидела, как опустились плечи Оркида. Сердце у нее словно заледенело.

– Оркид?

– Это неправда, – сказал канцлер, но голос его был слабым. – Все это неправда.

– Какое возражение! – Деджанус закатил глаза. – Это убедит ее! – Улыбка его пропала, сменившись презрительной усмешкой. – Да конечно, это правда! Они с братцем Марином задумали это еще за десять лет до смерти твоей матери. Берейме нельзя было позволить остаться в живых, потому что он был слишком близок к Двадцати Домам, а все знали, как сильно ненавидят Двадцать Домов любого выходца из провинций. Как мог Аман увеличить свое влияние, будь Берейма королем? И что еще важнее – поскольку у Марина был лишь один ребенок, и притом сын, – как мог Аман подобраться к высшей власти путем брака, будь королем Берейма?

– Сендарус? – Руки Аривы упали на висящий у нее на шее Ключ Скипетра. – Он женился на мне из-за ПЛАНА?

Оркид резко повернулся лицом к ней.

– Нет! Нет, никогда! Сендарус ничего не знал! Он не принимал никакого участия… – Оркид остановился, сообразив, что именно сказал, в чем признался. – Боже, Арива, мне очень жаль…

– Слишком поздно, аманит, – полным презрения тоном бросил Деджанус. – А теперь скажи ей всю правду, как ты держал руки Береймы, пока я вонзал кинжал в его королевскую шею.

Оркид все еще смотрел на Ариву, но взгляд его сфокусировался на чем-то ином, на отдаленной во времени точке, когда все, кто ему дорог, были еще живы, когда план, казалось, разворачивался как надо, и дело всей его жизни наконец осуществилось. А теперь все исчезло, все уничтожено, и нет никакой надежды когда-нибудь вернуть былое.

И все же требовалось выполнить еще одну задачу, исполнить еще один долг. Оркид круто развернулся, отбив в сторону все еще направленный ему в грудь клинок, шагнул вперед, схватил висевший на поясе Деджануса кинжал и со всей силы вонзил клинок в шею генералу.

Деджанус открыл было рот, собираясь завопить, но смог лишь захаркать красным потоком, хлынувшим изо рта. Оркид вытащил кинжал и шагнул назад; Деджанус рухнул, словно забитый телок, с взвившимся высоко в воздух фонтаном крови.

Оркид посмотрел на убитого, но вместо лица Деджануса увидел лицо Береймы. В нем вдруг поднялись желчь и чувство вины, которые он носил в себе с той страшной ночи, когда убил Берейму. Он поперхнулся, его начало рвать, и он не мог остановиться. Когда рвотные спазмы наконец прошли, Оркид запрокинул голову и воскликнул:

– О Владыка Горы, что же я наделал?

Но ответил ему не бог, а Арива.

– Ты предал меня, – сказала она.

Он повернулся к ней лицом, вытирая рукавами рот и бороду.

– Нет, Арива, нет. Я люблю тебя. – Он отставил в сторону окровавленную руку, все еще держащую кинжал. – Все это было сделано ради Гренды-Лир. Ради твоей матери. Ради ТЕБЯ.

Арива быстро приблизилась. В тот миг у него возникла безумная мысль, будто она идет к нему в объятия, и он не сопротивлялся, когда она забрала кинжал из его руки и глубоко вонзила ему в грудь. Он сложился над ней, словно сломанное дерево, уронив руки ей на плечи, опустив голову к ее щеке.

– Я люблю тебя, – повторил он с последним вздохом, когда Арива повернула в ране нож и выплеснула в пронзительном крике свою ненависть к нему.

Той ночью она облачилась в доспехи и поклялась не снимать их, пока ее брат Линан не будет лежать мертвым у ее ног. Она никому не сказала про то, что узнала о его невиновности в смерти Береймы; это было уже не важно. В конце концов, это ведь именно Линан вторгся в родную страну с варварами из Океанов Травы, именно Линан истребил лучшие полки Гренды-Лир, именно Линан так жестоко убил ее мужа и – тем самым – погубил ее рождающуюся дочь. Линан был величайшим врагом всей Гренды-Лир, и если б только его можно было убить, целостность королевства еще могла быть восстановлена.

Той же ночью она приказала сложить во дворе дворца огромный погребальный костер и бросить в него тела Оркида и Деджануса. Никакого священника не попросили прочесть над ними молитву.

В ту же ночь она приказала Линдгаре покинуть Кендру; ее не волновало, куда та отправится, лишь бы не оставалась в пределах ее королевства.

И в ту же ночь она, одной из первых увидев длинную цепь факелов над хребтом Эбриус, поняла, что это передовые отряды вторгающейся армии Линана. Через день, самое большее два, Кендра будет осаждена.

– Приди, брат мой, – прошептала она в ночь, крепко сжимая Ключ Силы. – Приди ко мне, чтобы мы могли закончить это.

Позже она заметила, что руки у нее в крови. Она озадаченно смотрела на них, так как целиком вымылась после убийства Оркида, а потом заметила, что кровавые отпечатки у нее на руках повторяют форму Ключа. Пятна оставил амулет, но кровь эта была старой, цвета красного вина, и застывшей, словно она была на Ключе с год, а то и дольше.

– Это кровь Береймы, – произнесла она вслух и обнаружила, что в силах наконец заплакать.