Если бы не обстоятельства, Чиерма вполне мог наслаждаться, сопровождая императрицу. Лето — лучшее время года, чтобы любоваться Ривальдом: поля зрелой пшеницы, дальше на юг — бескрайние просторы ячменя. Солнце грело, но не припекало. Большинство надоедливых насекомых к этому времени уже уничтожили ласточки, а воздух сияюще-чист и прозрачен. Вся эта идиллия исчезнет, как только наступят осень и зима. Они принесут с собой бури, снег, гололед. Воздух станет тяжелым и серым, словно свинец.

Чиерма поморщился, когда рядом с грохотом пронесся еще один кавалерийский отряд. Лошади безжалостно вытаптывали молодые посевы. В конце концов, к чему такая спешка? Что — или кто — в Ривальде может помешать вторжению?… Армия захватчиков неумолимо двигалась вперед, напоминая ползущий вниз ледник, сносящий и разбивающий вдребезги все на своем пути.

Лошадь бывшего губернатора Геймвальда пустила газы, и он услышал, как сзади раздалось неодобрительное бурчание гвардейцев. Чиерма коротко извинился. Да, солдаты никогда бы не позволили себе подобного поведения, будь он офицером или Кевлереном…

Губернатор вздохнул.

Тут к нему подбежал гонец.

— Ваша превосходительство, его светлость герцог Паймер просит вас прибыть к нему на обед.

— Передайте его светлости, что для меня это большая честь, — ответил Чиерма, и гонец поспешил обратно.

Хорошо, что теперь не стоит беспокоиться об обеде… Губернатор подсчитал, что таких обедов будет еще как минимум сто, прежде чем они достигнут Беферена. Может статься, имеет смысл подружиться с другими Кевлеренами и возложить на них заботу о своей персоне? Но раз Паймер заботится о нем, то чего беспокоиться?…

У края дороги он увидел какую-то девочку, которая пыталась спасти из-под сапог и копыт своих утят. Мы с ней похожи, промелькнуло в голове губернатора. Но я сопровождаю вражескую армию… Нет, Чиерма, не вини себя. Ты не хотел возвращаться домой так. Твоей вины здесь нет…

Тут он подумал, что виноват не больше, но и не меньше, чем другие, поскольку входил в состав заговорщиков, совершивших проклятый переворот. Все, что сейчас происходит с Ривальдом, — последствия тех событий.

Чиерма ощущал стыд и отчаяние.

Девчушка смотрела на захватчиков. В ее глазах не было ни ненависти, ни страха, одно лишь холодное равнодушие. Губернатор понял, что больше не принадлежит Ривальду; он увидел себя со стороны — так, как видит его этот ребенок. Для нее он иноземец, чужой человек.

Ему захотелось рассказать девочке всю правду, однако Чиерма сознавал, что сейчас правда стала чем-то очень податливым и легко сгибаемым в руках Лерены Кевлерен. Паймер прав, когда говорит, что действительность имеет способность видоизменяться так, как того хочет императрица.

Не говоря уже о том, что каждый раз при появлении леди Энглей земля уходит из-под ног…

Девочка осталась позади. Чиерма мысленно пожелал ей и ее утятам выжить. Он, возвращающийся в столицу своей родины с армией завоевателей, сделает все возможное, чтобы помочь в этом.

* * *

Лерена услышала птичьи трели и немедленно высунула голову из паланкина — так резко, что один из королевских гвардейцев невольно вздрогнул. Она поискала глазами неизвестную птаху, но безрезультатно.

Уилдер спросила, что случилось. Лерена села на место и уставилась на девушку.

— С чего ты взяла, что что-то случилось? — грозно спросила императрица.

Акскевлерен что-то испуганно пролепетала в ответ. Лерена нахмурилась еще больше.

— Как скоро мы будем на месте?

— Простите, ваше величество?…

— Как скоро мы будем в Беферене, я спрашиваю?

— Ваши генералы считают, что дней через тридцать. Возможно, чуть позже… все зависит от состояния дорог на юге и действий неприятельской армии…

У Лерены вырвался лающий смешок.

— Уверяю тебя, их армия мне не помеха.

— Да, ваше величество…

Императрица скрипнула зубами, закипая от ярости. Тридцать дней!.. Знай она, что от Омеральта до Беферена так далеко, никогда бы не затеяла этот поход… Нет, затеяла бы, поправилась Лерена. Но послала бы вместо себя кого-нибудь другого.

Она прищурилась. А кого, интересно? Кто, кроме нее, может возглавить вторжение? Кому еще можно доверять? Не Паймеру, это уж точно, — его разум все больше слабеет. Нет, сама, только сама… Все зависит от нее.

История всего мира меняется из-за нее.

Снова послышалась птичья трель. Императрица дернулась было к окну, но опомнилась. Уилдер смотрит. Вот ведь хитрая девчонка. Глаза прячет. Вечно извиняется. Замышляет что-то?

Лерена мысленно махнула рукой и решила подумать о пичужке, распевавшей за окном. Трель прозвучала еще раз, теперь уже гораздо ближе. Еще ближе. Что-то с негромким стуком опустилось на крышу паланкина.

Лерена улыбнулась. Она высунула руку в окно и почувствовала на запястье прикосновение когтистых лапок. Императрица быстро убрала руку обратно и увидела, что приманила зяблика с желтым клювом и ободком из оранжевых перьев вокруг шеи. Какая прелесть!..

Лерена держала птичку в ладонях, слегка поглаживая ее. Императрица посмотрела на Уилдер. Глаза девушки наполнились удивлением и еще чем-то, очень похожим на страх.

Так-то лучше, подумала Лерена.

* * *

Из кустов показались дозорные — двое мужчин в грубой домотканой одежде и большими новыми огнестрелами в руках. Харкер и его сопровождающие остановились. Тут же появился еще один дозорный, тоже с оружием.

Крофт с удовлетворением отметил, что все трое четко знали, что надо делать. Ополчение ополчением, но эти люди — горцы, привыкшие сражаться иначе, чем жители равнин.

— Я президент Крофт Харкер, — сказал он.

Двое, что стояли перед ним, переглянулись, но огнестрелов не опустили.

Третий, седой загорелый человек, подошел к президенту и протянул руку.

— Господин?…

Харкер достал из кармана походной куртки сложенный вчетверо кусок пергамента и передал его мужчине. Дозорный осторожно развернул его. Президент подумал, что вряд ли он умеет читать, но зато наверняка узнает печать в верхнем углу и сосчитает количество корабликов, изображенных на ней. Чем их больше, тем важнее должность обладателя пергамента.

Седой вернул документ и отсалютовал. Двое других дозорных опустили оружие и последовали его примеру.

Харкер кивнул в ответ и тепло сказал:

— Возвращайтесь к несению службы.

Молодцы, подумал он. Побольше бы таких.

Вскоре президент добрался до основного лагеря. Он и его свита объезжали серые палатки и временные загоны, сделанные из грубо обтесанных бревен, где стояли сотни лошадей. Многие в лагере, как и встретившие Харкера дозорные, являлись ополченцами, но большинство все-таки были обученными солдатами.

Доехав до середины лагеря, президент увидел, как навстречу его отряду из большого шатра вышла группа офицеров. Все сняли головные уборы, приветствуя Харкера. Тот слез с лошади; подбежавший солдат взял кобылу под уздцы.

Один из офицеров сделал шаг вперед и протянул руку.

Харкер пожал ее.

— Рад вас снова видеть, Аланд Терко. Лет пять прошло с нашей встречи, так ведь? Помните, на границе?

— Да, президент, — ответил Терко, гордый тем, что о нем помнят. — Ваша армия готова, господин.

— Хорошая работа, — сказал Харкер и повернулся к офицерам. — Хамилайская армия обнаружена?

Терко кивнул.

— Да. Противник в десяти днях пути отсюда. Кевлерены едут в паланкинах…

— Чем медленнее, тем лучше, — произнес Харкер. — У Беферена будет больше времени на подготовку, а у нас — для организации засады.

* * *

Чиерма выбился из сил.

Паймер постоянно говорил, говорил, говорил… Он болтал о Кевлеренах, об Избранных, об Акскевлеренах, о мировой истории в целом и ее близком конце в частности. Кроме того, старик жаждал общения с Идальго и Энглей, а без присутствия Чиермы герцог не мог вести с ней бесед. Обычно леди говорила о губернаторе: «Мой маленький предатель» или «Мой неотомщенный любовник». Но иногда можно было услышать: «Мой якорь, мой милый ржавый якорь».

Точнее сказать, Энглей никогда не называла Чиерму так в присутствии Паймера, употребляя подобные выражения только в разговорах с Идальго. Примерно так же и Идальго называл старого герцога в беседах с леди.

Раньше губернатор как-то не задумывался над тем, насколько странно выглядит разговор двух привидений. До встречи с Паймером он успел убедить себя, что Энглей — всего лишь выдумка, «личный демон», которого придумало себе его израненное сердце год назад. (Только год? А кажется, что с тех пор минула целая вечность…) Однако в ту ночь, когда они с герцогом устроили по воле императрицы совместную попойку и сначала появился призрачный Идальго Акскевлерен, а потом старик начал беседовать с кем-то за его спиной, губернатор понял: Паймер видит Энглей, значит, она существует.

— Мир бывает таким ужасным, — промолвила леди, устраиваясь поудобней в паланкине Паймера.

Чиерма заметил, как Идальго сел рядом с герцогом.

Полоска солнечного света проникла между занавесками паланкина и озарила лицо Акскевлерена. А ведь с виду он совсем как живой, подумал губернатор.

— Мы знаем это лучше, чем они, — сказал Идальго, обращаясь к Энглей.

— Они научатся, — ответила женщина. Оба исчезли.

— Ненавижу, когда они так делают, — недовольно произнес Чиерма.

Паймер слабо улыбнулся.

— Раньше я думал, что мой Избранный убегает по личным делам или спешит исполнить приказание, о котором я уже успел позабыть. — Старик опустил глаза, будто устыдился своих слов. — По правде сказать, я думал… точнее, подозревал, что сошел с ума. Наверное, лучше бы так оно и было…

— Может статься, мы оба спятили.

Паймер печально вздохнул.

— Нет. Во всяком случае, пока — нет…

Несмотря на теплый летний день за окном, Чиерма ощутил легкий озноб.

— Дальше — больше, не так ли?

— Согласен. Думаю, скоро должно случиться нечто ужасное.

— Они словно стервятники, эти наши призраки, правда?…

— Вовсе нет, — вмешался в разговор Идальго, стараясь выглядеть обиженным и оскорбленным.

С Чиермой он разговаривал без всякой вежливости, хотя тот мог бы на это рассчитывать. Зато Идальго всячески лебезил и заискивал перед леди Энглей, успевая при этом присматривать за Паймером и выполнять все его распоряжения.

Губернатор понял, что находится на самой низшей ступени этой странной социальной лестницы, а окружающие не упускают случая лишний раз напомнить ему об этом.

— Скорее, мы похожи на воронов, — проворковала Энглей.

— Это любимые птицы Юнары, — небрежно бросил Идальго.

— Правда, — кивнул герцог.

Он попытался припомнить, как выглядела Юнара. Она была прекрасна, но старик не мог представить ее лица — только что-то смутное, вроде следа на мокром песке. Да, герцогиня любила птиц… впрочем, кажется, императрица с ними тоже неплохо справляется.

— Лерена умеет ладить с птицами, — подтвердил Идальго. — Должен признать, что удивлен.

— Скажи, — произнес Чиерма напряженным голосом, — почему вы здесь?…

Все замолчали. Губернатор неожиданно обнаружил, как много звуков его окружает: дребезжание армейских повозок, кашель сотен солдат, задыхающихся в дорожной пыли, жужжание насекомых, дыхание Паймера…

Идальго и Энглей быстро переглянулись. Как показалось Чиерме, их лица побледнели, а в глубине глаз замерцали слабые желтые огоньки. Цвет напоминал растопленное сливочное масло, или только что отчеканенные золотые монеты, или крылья бабочки, или чистый свет летнего дня…

Привидения одновременно улыбнулись. Леди положила руку на колено губернатора.

Он вздрогнул.

— Почему мы здесь?… — с теплотой в голосе переспросила Энглей. — Потому что вы любите нас, вот почему.