Было уже поздно, и маленькая деревушка, через которую они проезжали, казалась безлюдной; только луна за перистыми облаками давала слабый свет. Усталые лошади вяло тащились по изрытой колеями главной дороге. Им требовались еда и хороший ночной отдых, и Рафаэль решил остаться на время в Лос-Аламосе.

Единственная гостиница выглядела убогой и запущенной — глинобитная нора, причем довольно грязная. И все же Аманде понравилась мысль о настоящей кровати вместо одеяла на земле и еде, которую не надо чистить и готовить прямо над костром.

Но когда ворчливый сонный хозяин гостиницы показал ей комнату, она чуть не передумала. Кровать — если это можно так назвать — вся состояла из прогибов и вмятин, а тонкие одеяла и белье были далеко не чистыми. На одной стене криво висело треснутое зеркало, слишком тусклое, чтобы увидеть в нем свое отражение, а под ним красовался довольно унылый комод с кособокими ящиками, торчащими под разными углами.

— Согласен, это не блестящий вариант, — заметил Рафаэль, сбрасывая седельные сумки на потертый ковер, расстеленный на полу, — но это лучше, чем мокнуть под дождем.

Словно подтверждая его слова, раздался низкий рокот грома, прерванный вспышкой молнии. В этой стране грозы перемещаются быстро, устало подумала Аманда, и уже скоро луна опять засияет сквозь рваные клочья облаков.

— Я не жалуюсь, Рафаэль, а просто устала. — Кровать протестующе застонала, когда Аманда присела на край, и она утешающим жестом похлопала по ней. — Присоединишься ко мне? — пригласила она, бросая на Рафаэля лукавый взгляд.

— Сначала я должен осмотреться и узнать, что тут происходит.

Быстро поцеловав ее и погладив по спутанным волосам, он ушел, и покосившаяся дверь тихо закрылась за ним. Аманде потребовалось немного усилий, чтобы заставить себя приготовиться ко сну, и когда она наконец рухнула на матрас, то заснула почти мгновенно.

Ее разбудили прикосновения первых ярких лучей утреннего солнца, и она, еще не совсем проснувшись, в замешательстве огляделась. Золотые солнечные лучи струились сквозь окна — такие грязные, что они казались серыми. Взгляд Аманды переместился с небрежно сброшенной одежды на мужчину, лежащего рядом с ней. Рафаэль лежал, обнаженный, около нее, его бронзовое тело беспечно раскинулось во сне, и Аманда, улыбаясь, стала разглядывать его.

Не в силах устоять, она пробежала своими тонкими пальцами по его шее и вниз, по широкой груди, к плоским квадратикам мышц на животе. От этого легкого прикосновения он пошевелился, но не проснулся. Его тело стало для нее знакомым, как ее собственное, возможно, даже более знакомым, и Аманда иногда удивлялась своей нескромности. Мария была бы в шоке, если бы узнала, но у нее не возникало даже малейшего намека на чувство вины.

Когда Рафаэль наконец проснулся и навалился на нее, схватив в объятия, Аманда радостно сдалась, как будто хотела намеренно разбудить его своими ласками. Их тихие вскрики раздавались в постепенно нагревающейся комнате, пока обоих не покрыла испарина, дыхание стало учащенным.

— Я думаю, кое-что большее, чем просто погода, делает это место таким жарким, — пробормотал Рафаэль ей на ухо.

Вместо слов Аманда ответила чувственным движением стройных бедер, придвигаясь к нему в приглашении, которое он не мог игнорировать. Ее тонкие руки, позолоченные загаром от постоянного пребывания на солнце, но все еще гораздо более бледные, чем темная кожа любовника, обвились вокруг его шеи, и Аманда растворилась в нем.

Когда они наконец покинули комнату в гостинице, уже наступил полдень, и Аманда проголодалась. Рафаэль отвел ее в маленькое кафе на главной улице, и она приятно удивилась, найдя его довольно чистым.

— Сегодня вечером состоится фиеста, сеньор, — сказал им хозяин кафе, ставя перед ними дымящиеся тарелки, — и все должны присутствовать. Мы были бы очень рады, если бы вы оба смогли присоединиться к нам.

— Gracias. — Рафаэль взглянул на Аманду. — Мы обязательно об этом подумаем.

— Праздник? — спросила Аманда, криво улыбаясь, когда он оставил их. — В самый разгар войны они собираются устроить праздник?

— А почему нет? Они что, должны все время прятаться по домам? Жизнь продолжается, и иногда хорошо на время забыться.

— А вот я не могу забыть, даже на мгновение! Куда бы я ни посмотрела, мне видятся прячущиеся солдаты, и это пугает меня.

— Тогда подумай, что должны чувствовать эти люди. Они живут в таких условиях годами, война и смерть постоянно угрожают им. Я не могу придумать лучшей причины отпраздновать то, что они еще живы.

— В стране, которая вместе с этим празднует и смерть тоже?

— Празднует смерть? — Его темные брови удивленно взлетели вверх. — Полагаю, можно сказать и так. Для некоторых смерть — это освобождение от невыносимого существования. Зато праздник — приятный способ забыть о реальности.

Аманду серьезно занимала жизнь мексиканцев, и она иногда удивлялась, что не может отстраниться и жить в своем мире. Ей было трудно представить, что война нависает над этой прекрасной страной словно черное облако, что смерть и разорение возможны в любой момент. Странно, но она в какой-то степени даже чувствовала свою вину за то, что жива, когда погибло столько людей.

— Не надо, Аманда. — Рука Рафаэля накрыла ее руку, и она с удивлением увидела сочувствие в его глазах. — Ты не можешь изменить то, что уже случилось, и я тоже не могу, но мы должны постараться сделать все ради будущего и жить с целью помочь другим.

Как ему удается знать, что она думает? Временами Рафаэль поражал ее своей интуицией. За прошедшие дни он изменился, и все же остался прежним. В нем осталась та же холодность, та же опасная аура, которая одновременно предостерегала мужчин и очаровывала женщин; но бывали времена, когда Аманда могла видеть сквозь оболочку скрытности, созданную им. Возможно, однажды она сможет разбить этот панцирь и дотронуться до человека внутри. А пока ей оставалось только надеяться.

Когда они вышли из кафе на улицу, праздник уже начался, и люди, казалось, стекались отовсюду.

— Хочешь присоединиться к ним? — спросил Рафаэль, но Аманда уже тянула его к музыке, гитарам и горнам, разливающим веселые мелодии, от которых ее ноги сами начали приплясывать. Вся улица бурлила яркими пестрыми одеждами и смеющимися людьми, пряный запах угощений наполнял воздух, а под тремя высокими деревьями с одной стороны маленькой площади танцевали пары. Дети с визгом и криками носились под ногами родителей, играя в салочки, и чуть не сбили Рафаэля с ног, пробегая мимо.

Он рассмеялся, поднял одного упавшего малыша на ноги и потрепал по темным волосам, потом взял Аманду под локоть и повел в более спокойное место.

На них обоих была новая одежда: Рафаэль щеголял в красной рубашке с длинными рукавами и замысловатой вышивкой на кокетке, а Аманда надела рубашку и юбку цвета слоновой кости, богато расшитые яркими нитями. Рубашка была такой, как носят крестьяне, с пышными рукавами до локтей и широким, спускающимся на плечи вырезом, украшенным кружевом. На тонкой талии она затянула разноцветный, в тон юбке, полосатый кушак. Пышные нижние юбки шуршали и грациозно раскачивались при каждом движении.

У Рафаэля был только один пистолет, висящий низко на бедре, как у техасских стрелков, его украшенная перламутром рукоять озорно выглядывала из кобуры. Облегающие брюки он заправил в только что купленные высокие сапоги, и Аманда дразнила его за ослепляющее сияние их тщательно начищенной кожи.

— Конечно, в этой шляпе ты защищен от их сверкания, — заметила она и игриво дернула за край его сомбреро. — Я никогда не знала, что ты такой денди, Рафаэль.

— Есть моменты, когда мне нравится быть хорошо одетым, querida, — ответил он улыбаясь. — И фиеста — один из них. Просто наслаждайся ею…

Фиеста — когда все радостно ели, пили и танцевали, когда маленькие дети засыпали, свернувшись по углам рядом со своими родителями, а юным влюбленным удавалось скрыться в гостеприимной темноте ночи. Фиеста. Аманда подумала, что даже от самого этого слова в воображении возникают смех, веселье и музыка.

День медленно тянулся, и постепенно исчезала несовместимость праздника и раздираемой войной земли. Аманда осушала один бокал вина за другим. Было жарко, солнце нещадно палило, заставляя людей бежать в тень к прохладительным напиткам.

К вечеру, когда тени удлинились и свежий ветер с гор прилетел в Лос-Аламос, стало заметно прохладнее. Маленькую городскую площадь осветили развешенные на деревьях фонарики, отбрасывающие множество маленьких пятен света на землю. Под одним из фонарей стояла группа музыкантов-марьячи с гитарами, трубами и скрипками, одетых в облегающие костюмы, покрытые сверкающими рядами серебряной тесьмы. Поля их широких сомбреро покрывала такая же тесьма, а на краях висели крошечные серебряные колокольчики, издававшие при каждом движении мелодичный перезвон.

Поблизости танцевали пары, широкие юбки женщин колыхались в такт быстрому ритму танца. Голые ноги мелькали под взлетающими вверх юбками, отбивая такт, каблуки мужских сапог стучали по каменным плитам площади.

— Рафаэль, потанцуем? — Аманда потянула его за руку, ее синие глаза сияли от смеха, вина и возбуждения, когда она просила его научить ее фигурам танца. Она была веселой и беззаботной, даже более беззаботной, чем в детстве, и не думала ни о чем, кроме того, что есть здесь и сейчас.

Рафаэль позволил Аманде увлечь себя на каменные плиты к другим парам, и она стала повторять его шаги и гибкие движения женщин. Женское чутье и врожденное чувство ритма, о котором она даже не подозревала, вели Аманду, и ее гибкое тело раскачивалось под аккорды гитар и летящую мелодию труб.

Крестьянский танец напомнил ей об известной истории, в которой женщина поначалу робела, а потом возлюбленный соблазнил ее чувственными движениями танца и дерзкими взглядами, где глаза и рот были важны не меньше, чем ноги и руки. Выпитое спиртное совершенно раскрепостило ее — раньше она никогда не вела себя так на публике! Это все вино, иначе она никогда бы не вытащила заколки из волос, чтобы они блестящим каскадом упали ей на спину, не облизывала бы полуоткрытые губы кончиком языка, глядя прямо в глаза Рафаэлю.

А когда он протянул к ней руки и его глаза зажглись знакомым огнем, Аманда увернулась, взмахнув юбками. Сегодня она была женщиной, искушающей и дразнящей, соблазняющей, а потом отказывающей одним кивком головы, и Рафаэль понял ее игру. Но в этой игре победителем будет он.

Проклятие, да она сознательно провоцирует его и знает, что он желает ее. Улыбка приподняла уголки его губ, и он придвинулся ближе, лениво скользя взглядом по всему ее телу. Эта игра стара как мир, мужчина против женщины, но Аманда все еще не знала всех правил.

— Ты быстро учишься, — сказал ей Рафаэль, когда они остановились, чтобы перевести дыхание. Его янтарные глаза сияли одобрением. — Ты уже знаешь все шаги?

Бокал вина появился перед ее лицом, и Аманда потянулась к нему, откинув назад голову и позволяя прохладной жидкости струиться в горло освежающими глотками.

— Нет, но видела этот танец в лагере как-то вечером. — Ее лицо на мгновение затуманилось, когда она вспомнила вечер у огромного костра в горах над Монтерреем, где все смеялись и танцевали, хлопали в ладоши в такт музыке. А теперь все они погибли, и она в ответе за случившееся.

— Не думай об этом. — Рафаэль потянул ее назад, к танцующим. — Тут уж ничего не поделаешь, querida. Ты же не знала.

Он был прав, но недавняя беззаботная радость куда-то исчезла. Горькие воспоминания все еще преследовали ее, и иногда по ночам Аманда просыпалась в слезах, думая о Хуане, Рамоне и остальных. Почему это не влияет на Рафаэля так же, как влияет на нее? Неужели ему нее равно? Конечно же, нет. Просто он умеет скрывать свои чувства лучше, чем она.

Потом они снова танцевали и снова лилось вино. В ее сознании существовали только Рафаэль и прохладная ночь с бриллиантовой россыпью звезд на бархатном небе. Она была пьяна, но это уже не имело значения. Завтра не наступит никогда — есть только настоящее и Рафаэль, обнимающий ее, прижимающий ее к своему крепкому стройному телу и заставляющий ее сердце биться быстрее.

— Может, вернемся в гостиницу, querida? — спросил он, а затем, не дожидаясь ее ответа, бросил горсть монет к ногам музыкантов, повернулся к Аманде и повел ее к гостинице.

Чем дальше они уходили по заполненным людьми пыльным улицам, тем тише слышалась музыка, и для Аманды все слилось в смутное пятно огней и неясных образов. Даже зловоние из узких промежутков между домами не прорывалось сквозь этот туман, когда они проходили мимо, и она не могла бы вспомнить, как оказалась в их крошечном номере гостиницы.

Где-то тут находилась кровать, и она падала, падала, протягивая руки, чтобы ухватиться за что-нибудь, но Рафаэль был рядом, его насмешливый голос казался доносящимся откуда-то издалека бормотанием.

— Ты отвратительно пьяна, Аманда. Ложись спать.

— Не пьяна. Просто… просто сонная, — негодующе возразила Аманда, но ее глаза не могли как следует сфокусироваться, и комната начала вращаться с пугающей быстротой. — Стой! — скомандовала она, но кровать отказалась подчиниться и продолжила свое быстрое вращение. Аманда попыталась зажмурить глаза, чтобы остановить это движение, но ей стало только хуже. Тогда Рафаэль поднял ее, раздел и приставил к губам стакан.

— Выпей это. Пей! — приказал он, когда она покачала головой. Аманда, кашляя и давясь, выпила горькую жидкость без дальнейших протестов. Тогда Рафаэль обнял ее, нежно отвел спутанные волосы со лба, и она погрузилась в сон без сновидений.

Когда Аманда проснулась, было еще темно и мерцающий лунный свет струился сквозь тусклые окна комнаты. Во рту у нее пересохло, но голова оставалась на удивление ясной. Должно быть, это из-за того отвратительного зелья, которое он заставил ее выпить, сказала себе Аманда, радуясь, что голова не болит и желудок не проявляет никаких признаков возмущения.

Пробираясь ощупью по темной комнате, она направилась к покосившемуся столу, на котором стоял кувшин с водой, благодаря темноту за то, что не видит стакан, наверняка потрескавшийся и грязный. Утолив жажду, Аманда нырнула назад под легкое одеяло и прильнула к Рафаэлю. Ощущение его тела было таким знакомым, таким приятным, и она удовлетворенно вздохнула, прижавшись к нему.

— Ты проснулась? — Его голос казался сиплым ото сна, но в нем прозвучал оттенок насмешки, когда он повернул голову к Аманде.

— М-м, я проснулась. — Тонкие пальцы легко коснулись его груди, скользнули вниз по ребрам, к плоскому животу и запутались в мелких завитках волос. У нее внутри было какое-то странное ощущение, она хотела его, но боялась показаться слишком бесстыдной. Он не должен заставлять ее быть безрассудной и легкомысленной, подумала Аманда с испугом. Но он это делал, и Аманда затрепетала от восхитительного предвкушения, когда почувствовала, как он твердеет под ее ищущими руками. У нее перехватило дыхание, когда Рафаэль повернулся к ней.

Он взял в ладони ее груди, его большие пальцы двигались кругами вокруг сосков, пока они не стали твердыми. Его рот искал и нашел местечко, где у основания шеи бешено бился пульс, поцеловал его, а потом двинулся дальше по гладкой коже плеч и вниз к груди. Его язык, горячий и влажный, ласкал напряженные соски легкими прикосновениями, дразня, наслаждаясь, заставляя Аманду учащенно дышать и извиваться в восхитительной муке. Все ее тело было словно в огне и дрожало от желания, а он продолжал целовать и ласкать каждый дюйм ее атласной кожи.

— Рафаэль! Нет! — У нее перехватило дыхание, когда его губы проложили огненную дорожку поцелуе» по внутренней стороне ее бедра, поднимаясь все выше и выше, пока ее пальцы не зарылись в его густые волосы, чтобы оттолкнуть его голову. — Ты… ты не можешь…

— Si, я могу, — пробормотал он, но отстранился со словами: — Не сейчас, но в другой раз, querida, когда ты будешь готова.

Она, ослабевшая от ощущений, затрепетала, когда Рафаэль широко развел коленями ее ноги, вжимаясь в ее бархатистое лоно, пока она не стала умолять его стонами. Его сильные руки обхватили ее, и он ответил на ее мольбы быстрым толчком. Аманда вскрикнула от удовлетворения. Она радовалась его силе и жаркой страсти, целуя его и шепча слова любви.

Это был предельный ритм, танец без музыки, любовь, страсть и удовлетворение, слитые воедино, и Аманде хотелось кричать от чистой красоты происходящего. Как могло это чувство стать таким сильным, таким всепоглощающим, если он не чувствовал то же самое? Он не чувствовал; она знала, что не чувствовал, но отвечала ему со всей силой эмоций, которую ощущала внутри, не думая ни о чем, кроме Рафаэля. Казалось немного пугающим, что он может заставить ее чувствовать такое, почти не прилагая усилий, но Аманда отдала бы все за это.

И когда она подумала, что не вынесет еще одного мгновения ожидания, что она никогда не ощутит мучительное наслаждение, весь мир взорвался в дрожащем экстазе, оставившем ее ослабевшей и трепещущей. Эхо хриплых слов Рафаэля повисло в воздухе, испанские и английские слова любви, которые он пробормотал в ее полуоткрытые губы.

Зарывшись влажной головой во впадинку на его плече, Аманда успела рассеянно подумать, что она никогда не была так удовлетворена, прежде чем погрузиться в довольный, усталый сон.

Казалось, прошло всего несколько минут, и Рафаэль разбудил ее, стащив с кровати перед тем, как первые лучи солнца осветили небо, и приказал ей одеться в дорожное платье.

— Я думала, мы останемся здесь на какое-то время, — сонно возразила Аманда, но он покачал головой и стал поторапливать ее, говоря, что они должны выехать немедленно.

— В городе французы, Аманда, и я не собираюсь торчать здесь, глядя на их бесчинства.

Французы. У Аманды перехватило горло. Образы распростертых на земле тел и густого черного дыма встали перед ее глазами. «Неужели этот городок будет выглядеть так же? — подумала она, натягивая свободную блузу и юбку»

Дул резкий ветер, и она дрожала, идя за Рафаэлем от гостиницы, постоянно оглядываясь через плечо, не наблюдают ли за ними. Если французы обнаружат Рафаэля — Эль Леона, — они убьют его немедленно, и осознание опасности подстегнуло Аманду.

Наконец они выехали из городка, стараясь двигаться по островкам травы на обочине, чтобы заглушить цокот копыт лошадей, скрип кожи на седлах и звон уздечек, казавшихся слишком громкими в предрассветной тишине. В отдалении завывал одинокий койот; дрожащий вой взмывал вверх и потом опускался вниз, повисая в воздухе как пророчество, подумала Аманда. Боже, как она будет рада снова увидеть Техас!

Даже когда Лос-Аламос остался далеко позади и французские солдаты не погнались за ними, Аманда не могла отделаться от предчувствия неминуемой беды. Если бы им только удалось добраться до Буэна-Виста, где они будут в безопасности…

— Завтра мы переправимся через реку, — сказал Рафаэль: его золотые кошачьи глаза внимательно изучали безлесную равнину, покрытую чахлой растительностью. Он чувствовал тревогу, сам не зная почему — какое-то шестое чувство не покидало его последние несколько дней, пока первые уколы беспокойства не превратились в предчувствие неминуемой беды.

Что ж, это не первый раз, когда он встречается с бедой и побеждает; так зачем беспокоиться о том, чего может даже и не случиться…

Каблуки его сапог вонзились в ребра жеребца, и мощное животное рванулось вперед. Аманда на своей кобыле скакала сразу за ним, стараясь не отставать. На мгновение ей стало не по себе. Что-то не так. Но все равно Рафаэль не скажет ей, не захочет волновать ее без причины! Ей оставалось только оставить все как есть.

Несмотря на сообщения о бандитах, на дороге им не встретилось никаких неприятностей — ни французов, ни хуаристов, и казалось, теперь им сопутствовала удача. Приятная перемена после прошедших месяцев, размышляла Аманда, поправляя широкополую шляпу, которую носила, чтобы защититься от солнца. Ради удобства она также носила мужские брюки и свободную рубашку, короткие сапоги на босых ногах, а волосы убирала под шляпу. Издалека она выглядела как юноша, и Рафаэль, поддразнивая, начал называть ее Адамом.

— Мария упала бы в обморок, если бы увидела меня одетой вот так, — печально заметила Аманда, впервые надев эту одежду, и сделала Рафаэлю глубокий реверанс после пируэта, заслужившего его бурное одобрение.

— Ты самый грациозный мальчишка, которого я когда-либо встречал, — с улыбкой ответил он и увернулся, когда она запустила в него яблоком. — Я еще никогда не оказывал предпочтения мальчикам, но ты можешь заставить меня изменить мнение, — сказал он и сгреб Аманду в охапку. Она не протестовала, но сдалась с внезапной вспышкой страсти.

Она будет скучать по этой их свободе обращения друг с другом, с тоской подумала Аманда, когда они скакали»«по пыльной дороге к Рио-Гранде. Но когда пейзаж стал более знакомым, ее страстное желание достичь Буэна-Виста стало еще сильнее. Ее мысли перенеслись к Марии, и она подумала, знает ли мексиканка о том, что она все еще жива.

— Она знает, Рафаэль? — спросила Аманда. — Кто-нибудь сообщил моей семье, что меня похитили и что я все еще жива и меня держат заложницей?

Он покачал головой, бросив на нее быстрый взгляд, и немного замедлил бег лошади.

— Нет. Общение с твоим дядей было бы бесполезным. Не думаю, что он заплатил бы хоть одно песо, чтобы спасти тебя, и до сих пор совсем не уверен, что он обрадуется, когда увидит тебя.

Аманда поморщилась, зная, что он прав. Джеймс Камерон был бы счастлив заполучить в свои руки Буэна-Виста, и ей оставалось только мрачно надеяться, что он не настолько глубоко снова завяз в долгах, чтобы подвергнуть опасности ее наследство.

Временами казалось, что нет конца простирающейся перед ними земле, усыпанной мескитовыми деревьями и кактусами; мили густой травы встречались с ярко-синим небом на горизонте почти идеально ровной линией. Техас был так близко, что Аманда почти видела его, видела мутную извилистую реку, по которой проходила южная граница Соединенных Штатов.

— Вот он, — наконец сказал Рафаэль, натягивая поводья своей лошади. — Только перебраться через хребет, Аманда, и мы будем в Техасе.

Она ничего не сказала, лишь кивнула со слезами на глазах. Дом. Боже, иногда он казался таким далеким! Когда они пустили лошадей вниз по поросшему травой склону и с брызгами и плеском перешли вброд Рио-Гранде, Аманду охватил восторг. Она была дома, с любимым мужчиной, а с остальным, что бы ни случилось, можно справиться.

Копыта лошадей поднимали густые клубы пыли, полуденное солнце нещадно палило. В горах Мексики было гораздо прохладнее. Теперь жара стала удушающей, их рубашки покрывали мокрые пятна, которые, казалось, никогда не высыхали. Стук железных подков по твердой, спекшейся земле сливался в гипнотизирующий ритм, от которого Аманду клонило в сон.

Когда Рафаэль заметил, что она уже даже не пытается скрыть зевок, он улыбнулся.

— Не хочешь ненадолго остановиться в тени и отдохнуть? — Он указал на небольшую группу деревьев впереди, и она устало кивнула. — Буэна-Виста никуда не денется, не важно, приедем мы туда сегодня или завтра.

Деревья были низкорослыми, с редкими листьями, но они давали достаточно тени для людей и лошадей, и Аманда с удовольствием растянулась на земле. Ее веки медленно опустились, и, подложив под голову шляпу, она задремала.

Она не знала, как долго спала, пока какой-то звук не прорвался сквозь сон и не разбудил ее. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусировать зрение, и, наконец открыв глаза, она увидела Рафаэля.

Он перебегал, согнувшись, от одного куста к другому, сжимая в одной руке «винчестер» и пистолет — в другой. Что он делает? Она в недоумении смотрела, как Рафаэль нырнул за большую груду камней и исчез из виду. Может быть, он увидел какую-нибудь дичь им на обед? Или заметил опасного зверя?

Но почему он не предупредил ее об опасности? Она осталась лежать на виду как… как приманка. Эта мысль привела ее в бешенство, и Аманда села. Она хотела пойти искать его, но потом передумала. Рафаэль опытный следопыт, а она заблудится еще до того, как отойдет всего на полмили.

Взгляд Аманды скользнул на привязанных лошадей. Подпруги на их седлах были ослаблены, животные мирно пощипывали травку. Значит, они не чувствовали присутствия дикого зверя, и Аманда подумала, среагируют ли они на запах чужого человека. Нет, но, может быть, другие лошади вызвали бы беспокойство. Так что же делает Рафаэль?

Ответ появился достаточно скоро. Аманда беспокойно ждала, расхаживая взад-вперед по пыльной земле и время от времени оглядываясь, как вдруг услышала слабый, но вполне определенный стук копыт по твердой земле. Грохот ее сердца почти заглушил приближающийся цокот копыт, и Аманда рванулась к привязанным лошадям.

Дрожащими пальцами она с трудом расстегнула металлические пряжки на седельной сумке Рафаэля и вытащила один из его тяжелых пистолетов. Она неуклюже схватила его, крепко сжимая гладкую деревянную рукоятку и надеясь, что он уже заряжен. Времени заряжать пистолет не было, да она и не умеет это делать. Но где же Рафаэль?

Облако пыли возвестило о приближении всадников, и Аманда, облизнув вдруг пересохшие губы, спряталась под ненадежной защитой редких деревьев. Может быть, ей лучше спрятаться за камнем или попытаться убежать от этих неизвестных всадников? Господи, ну что же ей делать? Поблизости не было подходящего места, где можно было бы спрятать животных.

Аманда зажмурила глаза и быстро пробормотала молитву, потом сдавленно вскрикнула, когда какая-то фигура обрушилась на нее непонятно откуда. Пистолет взметнулся, казалось, сам по себе, целясь смертоносным дулом в нападавшего, но его быстро развернула к небу чья-то ловкая рука.

— Dios! Будь осторожна с этим! — приказал Рафаэль. — Я вернулся вовремя…

Больше он не успел ничего сказать, потому что подскакали всадники и, натягивая поводья взмыленных лошадей, обступили Рафаэля и Аманду. Их было четверо, они сидели на лошадях с небрежной ловкостью людей, привыкших проводить многие часы в седле, с обманчивой небрежностью сжимая в руках ружья.

Один из них сжал каблуками бока коня, и разгоряченное животное немного продвинулось вперед, прежде чем всадник, натянув поводья, остановил его нетерпеливой рукой.

— Кто вы? — наконец поинтересовался он, сдвигая назад широкополую шляпу, чтобы внимательно рассмотреть их, и Аманда заметила, что он не убрал руку с приклада своего ружья.

— А кого вы ищете? — холодно спросил, в свою очередь, Рафаэль, расслабляясь, как будто его оторвали от послеполуденной сиесты под деревьями; но Аманду не обманул его спокойный голос. Рафаэль стоял, небрежно прислонившись плечом к тонкому стволу дерева; одна его рука сжимала ружье, другая лежала на рукоятке «кольта». Аманда знала, как быстро дуло ружья может нацелиться на этих людей, если Рафаэль этого захочет, и почувствовала себя гораздо безопаснее теперь, когда он стоял рядом.

Всадник ответил не сразу, его тяжелый взгляд, казалось, оценивал Рафаэля и Аманду. Наконец он медленно поднял руку, чтобы снять шляпу, и достал из нее небольшую тонкую сигару.

— Закурите? — предложил он Рафаэлю, ловко спрыгивая с лошади. Чиркнула спичка, и тонкое кольцо ароматного дыма потянулось вверх. Незнакомец протянул сигару, и, немного помедлив, Рафаэль шагнул вперед.

Аманда хотела удержать его, но не осмелилась произнести ни слова, а только затаила дыхание; сжатый в ее руке пистолет становился все тяжелее и тяжелее. Почему они просто стоят, курят и ничего не говорят? Ее ладони стали влажными, колени дрожали, а двое мужчин между двумя вооруженными всадниками, молча курили сигары.

В конце концов, когда Аманда уже начала думать, не стоит ли ей сказать что-нибудь, просто чтобы снять напряжение, сигары упали на землю и были растоптаны каблуками сапог.

— Ищем мексиканского бандита, — наконец ответил мужчина на вопрос Рафаэля, как будто разговор только что начался. — Его зовут Диего Вальдес. Слышали о таком?

— Нет, не слышал. А вы местный шериф? — с напускным равнодушием спросил Рафаэль.

— Нет. Я Фрэнк Белл, рейнджер. Мы давно идем по следу этого парня, и я подумал — может, вы его видели.

— Жаль разочаровывать вас, но нет, не видел. Кивнув, рейнджер скользнул взглядом по Аманде, и она заметила почти неуловимую вспышку в его холодном взгляде. Она ничего не сделала, и ей нечего бояться, но почему-то этот техасский рейнджер тревожил ее. Почему она должна беспокоиться из-за него, подумала Аманда, как вдруг ее глаза округлились при мысли, что в Мексике Рафаэля разыскивают власти. Но распространяется ли это на Техас? И знает ли кто-нибудь, что он в ответе за смерть Фелипе и ее похищение? У нее вдруг пересохло в горле, и Аманда молилась только, чтобы рейнджер не почувствовал ее волнение. Но он лишь кивнул и посоветовав Рафаэлю быть осторожным в пути, потому что из-за войны по дорогам бродит много опасных людей.

— Сейчас осторожность не помешает, — заметил Белл, садясь на лошадь и кладя руку на луку седла. Он холодно и подозрительно смотрел то на Рафаэля, то на Аманду, но его тон был все еще спокойным. — Я даже слышал о мексиканских бандитах, которые останавливают кареты, убивают мужчин и похищают женщин. Несколько месяцев назад такое произошло недалеко отсюда. Будьте осторожны.

Дотронувшись пальцем до края шляпы, рейнджер развернул лошадь и уехал вместе со своими людьми.

Ни слова не говоря, Рафаэль повернулся, затянул подпруги лошадей и, убрав «винчестер» в чехол на седле, подвел Аманде ее лошадь.

— Готова?

— Да. Что… чего они на самом деле хотели, Рафаэль? — Аманда бросила тревожный взгляд на пустую проселочную дорогу. — Они остановились не просто поговорить.

— Да, не просто, — согласился он, пожимая плечами.

Чего на самом деле хотели техасские рейнджеры? Может быть, его подозревают в том, что он и есть мексиканский бандит Вальдес? Плакатов с его портретом было всего несколько, и все они распространялись только в Мексике. Могли ли рейнджеры каким-то образом получить такой плакат? Но даже если и так, они будут искать главаря хуаристов в Мексике, а не в Техасе, если только не знают о похищении.

— Я не знаю, в чем тут дело, — признался Рафаэль, когда они тронулись в путь, — но уверен, они остановились не случайно.

Аманда тоже была в этом уверена и за оставшийся день придумала тысячу различных причин. Они больше не встречали рейнджеров, и почему-то это тревожило ее еще больше. Как же она обрадуется, когда они доберутся до покоя и безопасности Буэна-Виста…

— Почему мы остановились здесь, Рафаэль? — Голос Аманды звучал сонно и устало, все ее тело болело после долгих часов, проведенных в седле. Рафаэль остановил лошадей перед маленькой белой миссией, стоящей под сенью нескольких дубов.

— Потому что я знаю падре, который служит в этой миссии, и он сможет сделать то, о чем я его попрошу.

Заинтригованная, Аманда вошла за Рафаэлем в прохладный, заросший виноградом дворик, ведущий к жилищу священника. Она едва могла двигаться от усталости и все же наслаждалась каждой секундой своей жизни. Слишком скоро им придется столкнуться с людьми, которые могут попытаться разлучить их, и Аманда с ужасом думала об этом. Джеймсу Камерону не понравится, что Аманда выходит замуж за человека, который не станет помогать ему в его аферах, и нет сомнения, что Рафаэль без промедления отправит ее дядю собирать вещи, поскольку не захочет участвовать в нечистоплотных сделках, которыми так наслаждался его брат.

Падре, старик, знавший еще отца Рафаэля, тепло встретил их, и вскоре Аманда оказалась в крохотной, почти без мебели комнате миссии.

— Здесь мы сможем привести себя в порядок и немного отдохнуть, — объяснил Рафаэль, когда Аманда спросила, почему они остановились, когда Буэна-Виста так близко. — Мне нужно кое-чем заняться, но я скоро вернусь.

Хихикающая девчушка принесла в комнату Аманды деревянную бадью и наполнила ее горячей водой.

— Меня прислали помочь вам, — робко пробормотала она, подавая Аманде кусок восхитительно пахнущего мыла и мохнатое полотенце. — Ваш красивый novio сказал, чтобы с вами хорошо обращались.

— Правда?

Novio. Это был первый раз, когда она услышала, что Рафаэль назвал ее невестой. Аманда улыбалась, пока девушка помогала ей снять пыльную одежду, и затем со вздохом наслаждения погрузилась в бадью и расслабилась. Да, это хорошая идея как следует отдохнуть и вымыться перед приездом домой. В лучшем настроении ей будет легче разобраться с Джеймсом Камероном.

Аманда вымыла волосы, потом, закрыв глаза, опустилась по шею в воду и вскоре задремала, думая о прошедших месяцах и Рафаэле. Как странно, что мужчина, которого она сейчас так горячо любила, был ее другом детства. Еще более странным казалось то, что она вдова его брата. Не создаст ли это проблем? Впрочем, Рафаэль сможет вес уладить. Похоже, он из тех мужчин, которые не позволяют никому и ничему вставать у них на пути.

Временами он почти пугал ее, и Аманда задумалась, выдержит ли ее независимость брак с Рафаэлем. Позволит ли он ей сохранить свою индивидуальность и свободу? Аманде почему-то казалось, что она не сможет выдержать, если Рафаэль будет обращаться с ней так, как многие мужчины обращаются со своими женами — уважительно, потому что так заведено, но как с собственностью.

У Аманды по спине пробежали мурашки, когда она подумала, что он так и поступит. В конце концов, мексиканские мужчины известны своей деспотичностью даже больше, чем американские. На нее напали сомнения, и Аманда резко села, выплеснув воду на пол.

— Вода слишком холодная? — тихо спросила девушка, подавая ей полотенце.

— Нет. Я устала и хочу немного полежать, — с улыбкой успокоила ее Аманда. Слишком многое нужно обдумать, слишком много сомнений и страхов. Она прикусила губу, осознав, как мало знает человека, за которого собирается замуж. Но может быть, за предшествующие свадьбе месяцы она сможет узнать его лучше, тем более что они будут далеко от опасностей Мексики, в знакомой, более спокойной обстановке. Время излечит самые худшие из ее страхов, и они с Рафаэлем смогут лучше узнать друг друга.

Завернувшись в халат, который принесла Тереза, прислуживавшая ей, Аманда с удовольствием вытянулась на узкой кровати и закрыла глаза. Мягкие тени ночи прокрались в комнату через маленькое окошко высоко над кроватью и устроились, как старые друзья, по углам. Она так устала, а кровать была такой уютной в сравнении с твердой землей, на которой она привыкла спать в последнее время, что Аманда вскоре забылась сном.

Пока она спала, смутные образы прошедших событий, людей и мест слились в беспорядочную вязь. Она снова была ребенком, одиноким и испуганным, и старалась не посрамить память своих родителей; потом она была старше, все такая же несчастная, ею манипулировал ничуть не заботящийся о ней дядя, а она боролась с ним единственным доступным ей способом. На протяжении всего сна у нее было чувство, что однажды она найдет того, кто поможет ей. Наконец Фелипе, холодный и безразличный, стал ее мужем; с тех пор она редко покидала асиенду.

Когда сон вдруг сменился другим и Аманда оказалась в горах Мексики с опасным главарем бандитов, она беспокойно заметалась. Золотые глаза, глядящие на нее так холодно, а потом вдруг с такой теплотой, — это странно сбивало с толку, и она не знала, что делать. Аманда бежала, бежала сквозь дождь по лесу, по скалам — а потом падала, падала, и страшный черный дым клубился вокруг нее, как щупальца чудовища. Она закричала…

— Аманда! — Кто-то тряс ее, поймав как раз перед тем, как она упала на самое дно мира, и Аманда открыла глаза. Она заморгала и сдержала всхлип.

— Рафаэль… я опять падала, в дыму, и не было никого, чтобы поймать меня…

— Но теперь здесь я, и я держу тебя, Аманда. — Его сильные руки крепко обняли ее, баюкая, как маленького ребенка.

Аманда успокоилась и уютно устроилась в его объятиях, наслаждаясь, обвивая рукой его шею и прижимаясь щекой к его широкой груди. Все это казалось так естественно — считать удары его сердца, скользить пальцами по его коже, чувствовать жесткую щетину на его подбородке и зарываться рукой в густую гриву черных волос. Из-под полуопущенных век Аманда наблюдала, как жесткие кудри вьются вокруг ее пальцев как будто сами по себе — в слабом свете лампы они казались живыми.

Рафаэль повернул ее так, что она оказалась на нем; его рот нашел ее губы, наслаждаясь, лаская, дразня, пока ее дыхание не превратилось в череду прерывистых вздохов. Ее халат каким-то образом оказался расстегнутым, его руки ласкали ее кожу, колдовские пальцы заставляли ее тянуться к нему.

— Рафаэль… — Ее голос превратился в хриплый шепот. — Рафаэль… пожалуйста… — Она только наполовину осознавала, что говорит, о чем просит. Все вокруг исчезло как в тумане.

— Dios! — Тяжело дыша, Рафаэль вдруг остановился и отстранил ее от себя. — Не сейчас, Аманда.

Сбитая с толку, она удивленно посмотрела на него, не понимая, что случилось, и залилась краской, когда он пробормотал, что они в конце концов находятся во владениях церкви. Аманда вдруг почувствовала себя распутницей, соблазняющей мужчину, и отпрянула, запахивая халат.

— Ах, ты не так поняла, — сказал Рафаэль, беря ее за руки. — Я только хотел сказать — не сейчас, не до того, как мы поженимся. Я разговаривал с отцом Рикардо, и он готов отказаться от оглашения в церкви наших имен. Он обвенчает нас в часовне через час.

Аманде показалось, что мир как-то странно накренился, и она удивленно взглянула на него. Через час? Но… Вопросы полились из нее торопливым потоком, однако Рафаэль нетерпеливо отмахнулся.

— Сейчас не время для расспросов. Мы должны пожениться через час — если только ты не решила снова протестовать.

— А если да? — не смогла удержаться Аманда, чувствуя, будто ее уносит безжалостным приливом. Подождать? В самом деле, она еще не настолько хорошо знает его, а вдруг совершает ошибку? Рафаэль мог быть холодным и расчетливым, временами почти бесчеловечным в своих решениях. Он даже ни разу не сказал, что любит ее…

Пожав плечами, Рафаэль беспечно ответил:

— Это только отсрочит неизбежное.

Она с трудом сглотнула, вглядываясь в его лицо, в эти золотые львиные глаза, и поняла, что он твердо решил обвенчаться с ней здесь и сейчас. Назад пути нет. И тут же Аманда поняла, что не может представить жизни без Рафаэля.

— Ну так как? — напомнил он бесстрастно, как будто ее ответ не значил ровно ничего. Аманда улыбнулась. Он мог смотреть на нее как на незнакомку, пряча выражение глаз под длинными ресницами, его рот казался тонкой линией на красивом лице, но Аманда почему-то знала, что на самом деле ему вовсе не все равно.

— Я не успею через час, если ты не выйдешь отсюда и не дашь мне возможность одеться, — спокойно заявила она. — И я буду единственной женщиной, насколько мне известно, которая пошла к алтарю в мужских брюках.

— Нет, не будешь. — Он поднял с пола большой сверток и бросил его на кровать. — Твое свадебное платье.

Когда дверь за ним закрылась, Аманда подумала, что это будет весьма странная свадьба. Это так отличалось от помпезности и роскоши, сопровождавших ее свадьбу с Фелипе; и слава Богу!

В часовне мерцали сотни свечей, освещая простое, цвета слоновой кости, платье Аманды. В руках она держала цветы и молитвенник, кружевная мантилья покрывала ее темные волосы, блестящие, как утреннее небо, золотые искры мерцали в их густой глубине. Рафаэль стоял рядом с ней — прямой и высокий, с бесстрастным лицом, великолепный в своем темном облегающем костюме. Должно быть, он все это давно спланировал, подумала Аманда. Откуда бы он достал одежду за такой короткий срок? Ее платье, такое очаровательное, сидело так, будто сшито специально для нее — с высоким воротом, длинными рукавами и узкой талией, оно падало до самого пола изящными складками, шуршащими при каждом ее шаге.

Дрожащий свет свечей, торопливо подавленное хихиканье Терезы, глубокий баритон священника, бормочущий латинские слова… Потом зазвучал орган: его первый хриплый вздох превратился в парящую ноту чистой красоты, зависшую в воздухе, прежде чем перетечь в следующую ноту…

Аманда шепотом повторяла слова, ее руки, холодные и дрожащие, вцепились в цветы и молитвенник как в спасительную соломинку… Рафаэль повернул ее к себе, его губы легко коснулись ее губ, скрепляя их клятвы…

Улыбка, сначала робкая, потом более уверенная, осветила лицо Аманды, и она, обхватив руками его шею, в ответ поцеловала так жарко, что круглые глазки священника стали еще круглее, а нервный смех Терезы разнесся эхом по всей часовне.

— Ты смущаешь меня, — наконец сказал Рафаэль, улыбаясь и снимая ее руки со своей шеи. Он подхватил ее на руки и пошел по узкому проходу часовни к выходу. — Не забудь бросить букет, Аманда, — напомнил он, и букет, пролетев мимо его уха, упал в руки Терезе. Аманда едва сдержала смешок, увидев удивленное лицо отца Рикардо, а потом двери часовни захлопнулись за ними.

На маленьком столике в комнате Аманды накрыли легкий ужин из курицы, хлеба, сыра и вина; свечи ровно горели в зеркально отполированных серебряных подсвечниках.

Свадебное платье лежало озером слоновой кости на полу, тонкая кружевная сорочка рядом с ним, маленькие туфельки брошены сверху. Никто не заметил, как торопливо сброшенная одежда Рафаэля соскользнула на пол с кресла, в которое он ее швырнул.

Аманда стояла около кровати и ждала, вдруг необъяснимо оробев; темные опахала ресниц опустились на ее глаза. Это же Рафаэль, отругала она себя, ее возлюбленный и теперь муж — почему она должна чувствовать себя совершенно другой? Разве не эти руки обнимали ее раньше? Те же самые руки, что ласкали ее трепещущее тело…

Почувствовав ее состояние, Рафаэль действовал медленно и нежно, неспешными поцелуями увлекая Аманду на дорогу страсти. Dios, он чувствовал то же самое, но никогда бы не позволил ей догадаться об этом. Ему лучше держать свои эмоции при себе, потому что Аманда никогда не поймет того, чего не понимает он сам. Как он может сказать ей, что чувствует ответственность перед ней, которая не имеет ничего общего с любовью? Это не потому, что он не любит ее; но можно ли выразить словами то, что он чувствует к ней?

Весь его прошлый опыт в любви мало походил на это новое нежное чувство, которое было у него к Аманде. Конечно, Рафаэль любил своего отца, но тогда речь шла об уважении, почти благоговении. Фелипе он ненавидел с детства, а экономки в доме сменялись так быстро, что у него просто не оставалось времени привязаться к кому-то. Разумеется, у него были женщины, но не такие, как Аманда, и с ними он обращался с должным уважением и учтивостью…

Так что же он испытывал к Аманде — любовь или только чувство ответственности и желание защитить? Она волновала его так, как ни одна другая женщина, злила и в то же время пробуждала в нем страсть. Когда-то он нежно любил упрямую маленькую девочку, а взрослая Аманда вызывала в нем другие, гораздо более сложные чувства, которые ему не хотелось анализировать. Он просто сделает то, что нужно, вот и все.

Поцелуи Рафаэля становились все жарче, его губы опустились от ее рта к шее, и когда она застонала, он взял ее на руки, чтобы положить на постель.

— Рафаэль! — Его имя прозвучало как вздох, ее сжатые в кулаки руки уперлись в его грудь. — Пожалуйста… я не могу!

— Что? — Подняв черноволосую голову, Рафаэль удивленно уставился на Аманду. — Что это значит — не можешь?

Аманда кусала губу, ее голос дрожал.

— Ты мой муж, и ты знаешь, что я люблю тебя, но я… я не знаю, чувствуешь ли ты то же самое… — Ее голос прервался. Подняв глаза, она увидела на его лице разочарование. Слезы подступили к ее глазам, и она со всхлипом отвернулась.

— Нет-нет, querida, ты не поняла. — В его голосе сквозило раздражение, но это было раздражение на себя, а не на Аманду. — Я никогда не умел говорить о том, что чувствую, и не могу начать это делать сейчас. Когда-нибудь ты, может быть, сможешь это понять. А сейчас просто доверься мне…

В конце концов, Аманда, кивнув, сдалась. Когда-нибудь он скажет, что любит ее, молча поклялась она. Однажды он почувствует это так сильно, что обязательно скажет…

Страсть Аманды удивила даже Рафаэля, когда она ответила ему так бурно, как никогда раньше, покрывая поцелуями все его тело. Чувственное касание волны ее волос возбуждало, и когда ее рот спустился к его пупку, Рафаэль задержал дыхание. Ее язык, быстрый и горячий, описывал маленькие круги, дразнящие, мучительные, и он начал сомневаться, сможет ли сдержаться, если Аманда спустится еще ниже.

Почувствовав, как он дернулся от неожиданности, Аманда оттолкнула его сопротивляющиеся руки, решительная в своем желании дать ему столько наслаждения, сколько сможет, любя его и нуждаясь в нем, желая, чтобы он чувствовал то же самое. Боже, как она любила его стройное мускулистое тело, его мужской запах, который был почти как чувственный, изысканный запах возбужденного самца, смешанный со слабым ароматом табака и виски. Пальцы Аманды окружили его быстрым легким движением.

— Господи Иисусе, Аманда, — хрипло пробормотал Рафаэль, и она почувствовала его трепетный ответ. Он замер под ее ищущими руками, а потом повернулся так, чтобы его ладони могли, едва касаясь, скользить по ее бедрам, разводя их, лаская ее бархатные глубины, пока она не застонала.

Язык Аманды двигался в унисон с ее руками, скользя взад и вперед, пока Рафаэль не смог больше терпеть и, оттолкнув ее, перекатился так, что она оказалась под ним, вжимая ее в тонкий матрас. Ловя воздух ртом, Аманда обхватила руками его талию и притянула его к себе, шепча ему в ухо:

— Рафаэль… пожалуйста… пожалуйста…

Он дразнил ее, целовал, пока она не начала извиваться под ним, и когда Аманда подумала, что не сможет больше вынести ни секунды ожидания, Рафаэль погрузился в нее. Она содрогнулась, вскрикнула, ее ногти вонзались в его спину, когда он входил в нее снова и снова. Это было утонченное наслаждение-агония, и когда нарастающее чувство наконец достигло кульминации во всепоглощающей волне освобождения, захлестывающей ее безграничным приливом, Аманде показалось, что она парит как свободный дух над землей.

Она плыла, не зная цели, по волнам моря удовлетворенности и расслабления. Чуть приподнявшись, опираясь на локти, Рафаэль смотрел на нее сверху вниз с ленивой улыбкой.

— Иногда ты удивляешь меня, Аманда. — Его рука отодвинула прядь волос с ее лба.

— Да? Почему? — У нее едва хватило сил пробормотать вопрос.

— Такая хладнокровная и отстраненная временами, ты вдруг становишься буйной и страстной. Неужели в твоем теле существуют два человека, querida?

— Да. — Она прижалась к нему и, урча, как довольная кошка, потерлась щекой о его грудь. — И мы обе любим тебя, Рафаэль Леон.

Он усмехнулся, наклонил голову, водя носом по ее коже. Его губы встретились с ее губами в поцелуе, быстро переросшем в страсть, удивившую их обоих. Их тела все еще были слиты, и Рафаэль начал двигаться мощными, энергичными движениями. Аманда двигалась в такт с ним, она подняла свои стройные бедра и обхватила ногами его талию. Их страсть пылала ярко и мощно, голова Аманды неистово металась, Рафаэль бормотал слова любви по-испански и по-английски, пока они оба не взорвались в ослепляющей вспышке экстаза.

Поднявшись на поросший травой холм, Рафаэль и Аманда натянули поводья лошадей и посмотрели вниз на ранчо, постройки которого раскинулись полукругом у подножия холма. Уже почти стемнело, и заходящее солнце пылало алым огнем, золотя крыши и зигзагообразные изгороди. Было прохладно, тихий ветерок легкими порывами приносил душистый аромат скошенной травы, наполнивший Аманду воспоминаниями. Буэна-Виста. Могла ли она забыть, как сильно любит ее? Ее руки судорожно сжали поводья, комок в горле не позволил ответить на негромкие слова Рафаэля.

— Всегда приятно возвращаться домой, Аманда, — мягко сказал он, и она только кивнула. Слезы подступили к ее глазам. Рафаэль протянул руку и, взяв Аманду за подбородок, повернул лицом к себе. — Что бы ни случилось, я буду рядом с тобой. Помни об этом и не позволяй своему дяде запугать тебя.

Рафаэль провел большим пальцем по следу слезы, скатившейся по щеке Аманды, наклонился и поцеловал ее. Это был поцелуй, полный обещания, а не страсти, наполненный нежностью и более драгоценный для Аманды, чем все земли Техаса и Мексики. Сможет ли она когда-нибудь высказать ему, как много он значит для нее, как мысли о нем заполняют все ее дни и ночи? Ничто другое, кроме него, для нее не важно. Для Рафаэля все по-другому, и она это знала. Он не из тех, кто легко говорит о своих чувствах, и ей придется дождаться дня, когда это изменится.

Рафаэль Леон, безрассудный и прекрасный, самый опасный и волнующий мужчина, которого она знала в своей жизни, стал ее мужем, и это все, что имело для нее значение.

Лошади, почуяв окончание путешествия, жадно натягивали поводья, и Рафаэль с Амандой пустили их размашистым шагом вниз по склону к большому дому. Четыре месяца она не видела свой родной дом, подумала Аманда, когда они остановились перед длинной широкой парадной верандой. Четыре месяца с тех пор, как она уехала, думая, что никогда больше не увидит Буэна-Виста.

— Мария! — Она спрыгнула с лошади, не дожидаясь, пока Рафаэль подаст ей руку, и позвала женщину, ставшую ей приемной матерью. — Мария, где ты?

Пыль клубилась ленивыми облачками, когда Аманда пересекла двор и взбежала по ступенькам. Старые кресла-качалки, бывшие дикими мустангами и бизонами в ее детских играх, все так же молча стояли на веранде как часовые прошедших лет, а когда дверь распахнулась, из нее донесся запах лимонного масла, которым натирают мебель; всем этим дом приветствовал возвращение хозяйки.

Слабый торопливый звук привлек внимание Аманды, и она, обернувшись, увидела силуэт Марии на фоне слабо освещенного дверного проема. Женщина стояла неподвижно, и Аманда подумала, не почудился ли ей образ Марии. Но тут раздался всхлипывающий крик радости, и мексиканка рванулась вперед, чтобы крепко сжать Аманду в своих объятиях.

— Pequeca! Minica! Я уж думала, что больше никогда не увижу тебя! Но вот ты здесь. Где же ты была? Почему от тебя не приходило никаких вестей? Ты здорова? И почему ты в брюках?

Типичная для Марии реакция, подумала Аманда, со смехом заверяя, что с ней все в порядке.

— А ты скучала по мне? — поддразнила она, снова обнимая Марию. — Я думала, ты уже и забыла обо мне.

— Ах! — Всплеснув пухлыми руками, Мария стала бранить ее: — Почему бы не прислать мне весточку, что ты в безопасности? Все это время я думала, что ты погибла, убита теми ужасными bandidos, которые забрали тебя… — Ее голос, задрожав, прервался, и Аманда поняла, что Рафаэль стоит позади.

— Мария, ты помнишь младшего сына дона Луиса? Это Рафаэль, и он привез меня домой.

В лице Марии на мгновение промелькнула неуверенность: она молча изучала высокого стройного мужчину с темной щетиной на подбородке. Ее взгляд скользнул по оружейным ремням на его широкой груди, которые он так и не снял, и она расплылась в гостеприимной улыбке.

— Вы очень сильно изменились, Рафаэль, если вспомнить того худенького мальчишку, который таскал сладости из кухни!

— Не так уж и сильно, Мария. Я все еще делаю это, — ответил он с улыбкой. — И сейчас я настолько голоден, что готов стащить не только сладости.

Через несколько минут они уже сидели в кухне, где Мария, ни на секунду не переставая говорить, готовила для них еду. Восхитительные ароматы вились в воздухе, щекоча их ноздри и дразня урчащие от голода желудки.

— Madre de Dios! Когда пришли люди и сообщили нам, что Фелипе застрелен, а Аманду увезли, я думала, что умру! — взволнованно говорила служанка, сопровождая слова взмахами деревянной ложки. — Это было ужасно, а сеньор Камерон… — она презрительно фыркнула, — даже не потрудился как следует поискать тебя, pequeсa! Я думаю, он был даже рад, что ты больше не побеспокоишь его. Хорошо, что сейчас он уехал на несколько недель в Остин. Может, теперь он забудет дорогу в Буэна-Виста! — Мария повернулась, чтобы посмотреть на Аманду, ее голос смягчился. — Если бы я не надеялась, что однажды ты вернешься — я каждый день ставила за тебя свечку, — то давно ушла бы отсюда, шла. — Деревянная ложка грохнула по горшку, словно Мария хотела, чтобы это была голова Джеймса Камерона. — Этот человек — само зло. Так отличается от твоего отца — упокой Господь его душу, — как ночь от дня. Я рада, что ты вернулась и что Рафаэль нашел тебя ради своего брата. Хотя… — Она вдруг умолкла, прикусив язык, чтобы скрыть то, что так, очевидно, хотела сказать.

— Хотя что? — переспросила Аманда.

Мария улыбнулась немного застенчиво.

— Мне не следует этого говорить, но думаю, тебе надо было выходить за Рафаэля вместо Фелипе.

— Тогда ты порадуешься моим новостям, — мягко сказала Аманда, и ее глаза встретились с янтарным взглядом Рафаэля. — Я надеюсь, ты будешь счастлива за нас. Хотя Фелипе умер и не так давно, два дня назад мы поженились, Мария. Пожелай нам удачи.

Когда их руки встретились, Мария издала тихий сдавленный звук, и ложка со стуком упала на пол.

Почему она так странно реагирует? — удивилась Аманда. И вдруг мир взорвался тысячей осколков боли и неверия.

— Аманда… Рафаэль… вы не знали? Фелипе не умер. Он все еще жив…