Мэгги долго сражалась с ветром, пока наконец простыню удалось надежно закрепить на веревке. Не успеешь оглянуться, как она высохнет: ни морщинки, запах солнца и свежести пропитает все белье – разве сравнишь с сушилкой! Кроме того, сушилка денег стоит.

Мэгги нагнулась и ухватила наволочку. Желтые с белыми полосками – для Тормонда, синие с белыми – для Башни, чисто белые – для Киттрейджа и так далее. Весь Перешеек был когда-то населен Дунканами, но потом молодежь разъехалась, и дома вышли из семейного владения. Одна из последних представительниц семьи Дункан служила теперь смотрителем. Какое падение! Нет, Мэгги не хотела иметь в собственности все дома – она и за нынешнюю-то собственность с трудом выплачивала налоги. С этими курортами, как грибы возникающими вдоль речки, налоги росли астрономически.

Ветер рвал из ее рук очередную простыню. Вот сейчас она расправится с сегодняшней порцией белья и сможет приняться за последнюю задумку – чайку. Она уже выпилила болванку ленточной пилой. Теперь можно творить – обстругивать, шлифовать шкуркой, превращать бесформенный кусок эвкалипта в одну из тех величавых, своенравных дочерей ветра, за которыми она так любила наблюдать. Ухватить бы эту гордую посадку головы, рисунок загнутого книзу клюва…

Но странно: вместо чайки воображение рисовало ей мужчину с растрепавшимися на ветру волосами и надменно вздернутой головой. Надо надеяться, сейчас он коченеет до мозга костей. А ведь у нее едва хватает мочи обеспечить дровами себя. Даже имея пилу, запастись ими непросто. Этому мрачному типу здесь делать нечего. Нужны дрова – покупай сам. Станет она жалеть дурака, который в разгар зимы снял дом без отопления, без теплоизоляции!

Сэм стоял у окна, слушал, как дребезжат стекла, и поеживался от сквозняка, проникавшего сквозь щели. Роскоши он не ожидал, но это уж слишком. С полвека назад этот дом, весьма возможно, стоял прочно. Но с тех пор наскоро сколоченные ванная и уборная неоднократно чинились, Ванная, как, впрочем, и остальные помещения, служила красноречивым напоминанием об опасностях обморожения. Хоть сантехника работает. С грехом пополам. За поворотом ржавого вентиля следовал жуткий лязг, дребезжание и скупые капли холодной воды. Побриться Сэм пока что не отваживался.

Он стоял и смотрел в окно. Из соседнего дома вышла та женщина с корзиной белья. Одета она была, по своему обыкновению, как рядовой землемер. Он следил, как она пыталась удержать на ветру простыню, и у него заурчало в животе.

Голод, пронеслось в голове. Вот только какой: по еде или по женщине?

Он безотрывно смотрел на эту деревенскую Афродиту, сражавшуюся с бельем. Что, черт побери, она пытается доказать? Они в шести милях от шоссе, дорога – сплошь колдобины, ухабы и грязь, кругом ни одной живой души. Кому нужно столько белья?

Если только у нее нет выводка детей, которые теперь где-нибудь в школе, а это означает, что существует и муж. Скорее всего, так и есть. Жена рыбака или лесника. Парень, по милости которого он здесь оказался, нахваливал ему здешнюю охоту и рыбалку. Половина обитателей лесов и рек Восточного побережья гуляет здесь на расстоянии выстрела или закинутой удочки. Что ж, судя по окрестностям, из этого леса вполне может показаться какой-нибудь местный топтыгин.

Сэм мрачно продолжал наблюдать за прачкой – как ветер набросил ей на голову мокрую простыню, а она пыталась избавиться от нее. Женщина со знанием дела растянула ее вдоль веревки, закрепила прищепками и отступила на шаг полюбоваться делом своих рук. Порыв ветра раздул ее выцветшую брезентовую куртку, сорвал с головы и унес вельветовую шапку. Она подняла длинную изящную ладонь и заслонила лицо от волос, взметнувшихся вокруг головы подобно блестящему облаку коричневого дыма.

Потом она повернулась и нагнулась к корзине, выставив на обозрение длинные, туго обтянутые джинсами ноги и аккуратную попку.

Сэм издал сдавленный стон, даже не заметив этого, и, круто отвернувшись от окна, уставился на жалкую пузатую печку. Негодяйка как ни в чем не бывало стояла в своем грязном углу, пренебрежительно отвергая все его попытки наладить сотрудничество. Жить без удобств – пожалуйста, он не станет жаловаться, если только получит приличную пропановую переносную печку или угольную жаровню. Но эта чугунная развалюха его доконала. Она не желала подчиняться элементарным законам физики!

Несколько часов спустя, когда Мэгги на кухне складывала простыни, в заднюю дверь постучали. Дик Элкинс, ее кузен, только что звонил ей, так что это явно не он. К тому же Дик наотрез отказывался без крайней необходимости гнать свой новый драгоценный «БМВ» на Перешеек.

Мэгги закончила складывать очередную простыню, бережно уложила ее в корзину и только потом пошла открывать дверь незваному гостю.

Глядя на его резко очерченный нос, свирепый взгляд и рот, словно навечно застывший в оскале. Мэгги невольно вспомнила свею надменную чайку.

Она встретила его взгляд ледяным молчанием, стараясь соблюсти приличия и скрыть неудовольствие. Она терпеть не могла, когда чужие люди вторгались в ее владения. Она терпеть не могла неожиданностей, а уж их за последнее время было предостаточно. На прошлой неделе кто-то дважды звонил ей и бормотал невнятные угрозы. Потом еще и вымазанная дверь. Не то чтобы она испугалась, но сюрпризов с нее хватит.

– Да? – произнесла она без тени гостеприимства.

– Это вы здесь вроде смотрителя?

– И что? – Она-то, может, и смотритель, но людей она обслуживать не обязана – только дома. По меньшей мере дважды в сезон ей приходилось доходчиво разъяснять этот важный пункт, и сбить ее с толку никому не удастся.

Глядя в его глаза, Мэгги впервые поняла принцип лазерной хирургии. Пытаясь добить его надменным взглядом, она почувствовала, как ее шея вытянулась минимум на дюйм.

– Итак? – повторила она самым царственным тоном, на который только была способна.

– Вы упомянули о сухих дровах…

Ни малейшего смущения в голосе. Нда, попытка взять над ним верх не удалась. Мэгги решила испробовать другую тактику.

– Значит, вы передумали и все-таки хотите занять у меня поленьев? В чем же дело, неужели вам не удалось натопить печку вашим замечательным плавником?

– Я бы хотел купить у вас сухих поленьев – немного, чтобы только хватило, пока я закажу себе и мне доставят заказ, – сухо пояснил он. Скажите, сколько вы за них заплатили. За беспокойство я заплачу вам отдельно.

Женщина сверлила его тяжелым взглядом, словно он был агент вражеской армии, и Сэм едва сдерживался, чтобы не сказать ей, что она может сделать со своими драгоценными поленьями. Беда в том, что ее проклятые дрова нужны ему как воздух. Не хватает еще получить отказ от этой психопатки, которая скорее лопнет, чем выдавит улыбку.

Его овевал теплый воздух, насыщенный ароматами кофе, свежевыстиранного белья и чего-то невыразимо женского. Почуяв кофе, Сэм сник и невольно повел носом. Сносной чашки кофе он не видел с тех пор, как уехал из дома, и, бросив взгляд поверх преградившей порог женщины, он заметил серый эмалированный кофейник, пыхтевший на черной сверкающей плите. Помимо воли у него вырвался вздох.

Позже Мэгги удивлялась, что ее побудило пригласить его войти. Ей претило, когда чужие вторгались в ее жилище. Она ревниво оберегала свой мир от поползновений со стороны мужчин, знающих, что она живет здесь одна-одинешенька. Завсегдатаи этих мест вели себя вполне прилично, пусть и немного шумно, однако были и такие, которые давали ясно понять, что охота и рыбалка не единственные интересующие их развлечения.

– Может.., зайдете на минутку?

– Чем это пахнет? Кофе?

Ей показалось, что в темной глубине его глаз мелькнула еле заметная теплая искорка. Она готовила кофе по старинке, как учил дед: заливала молотые зерна водой и кипятила, а затем охлаждала бочок кофейника струей холодной воды, чтобы осела гуща. Джубал использовал для этой цели яичную скорлупу, но Мэгги предпочитала холодную воду, хотя эффект был не столь впечатляющий.

– Хотите чашечку? – невинно произнесла она. Ответ читался на его лице без всяких слов. Опущенные уголки губ неожиданно выправились, и Мэгги поняла, что ошиблась в оценке его возраста. Самое большее ему сорок. А то и меньше. Удивительно, какое значение имеет выражение лица.

– Сливки? Сахар? – Она жестом пригласила его сесть на один из растрескавшихся дубовых кухонных стульев.

– Сливки, пожалуйста, – ответил он, и Мэгги отметила про себя, что голос его даже можно назвать приятным, когда он не рычит. Глубокий, спокойный, уверенный.

Она открыла банку сгущенного молока и поставила на стол рядом с дешевой белой чашкой без всякого рисунка. Затем повернулась к раковине и, сдвинув слегка крышку, принялась цедить холодную воду. Она чувствовала на себе его взгляд и едва сдерживала улыбку. Вообще-то у Мэгги в кладовой имелась неплохая кофеварка. Иногда она даже пользовалась ею, но, поскольку зараз больше одной чашки она никогда не выпивала, старый способ был удобнее. К тому же через час-полтора кофе из кофеварки становился жидким, а сваренный – только еще крепче. Кофе с донышка можно было пить, лишь разбавив наполовину молоком.

Она перехватила его взгляд, упавший на ящик со стружкой, которую она использовала для растопки.

– Ваш муж плотник? – осведомился он.

– Нет. – Мэгги налила ему кофе, он же настороженно рассматривал белую с красным банку.

– Я лучше черный. Холестерин, знаете ли.

– Благоразумно. Простите, кофе только с кофеином. – Мэгги от души плеснула в свою чашку молока и всыпала три ложки сахара.

Сэм отхлебнул, поперхнулся и, стараясь сдержать гримасу, поставил чашку на свежевыстиранную скатерть, прямо на выцветшую ромашку.

– А с другой стороны, я сегодня утром ел яичницу с беконом, – пробормотал он и потянулся за банкой.

Больше говорить было не о чем. Сэм с интересом огляделся, пытаясь постичь, чем ее халупа лучше его. Если не принимать в расчет горячую плитку. И кофе. И все то, что стоит на плитке и источает такой соблазнительный аромат.

У нее на кухне имелось четыре стула с прямой спинкой, стол, старенький холодильник, ржавая раковина и несколько тумбочек. В его доме все было точно так же. Линялые салфетки и занавески погоды не делали. Как и батарея бутылок синего стекла на окне, далеко не все из которых были к тому же чистыми. Или в беспорядке разбросанные по углам старые птички-приманки. Потолок украшала голая лампочка в фарфоровом патроне – как и у него. У задней двери – пара мужских сапог, а над ними, на крюке, брезентовая охотничья куртка с такой же панамой и желтая болонья. Его собственная куртка была брошена на спинку кухонного стула. Вот и весь уют.

– Мило у вас, – произнес он, не будучи уверен, искренне он говорит или с издевкой.

– Спасибо. Мне тоже нравится.

Не «нам», а «мне» нравится. Это принципиально? Да мне-то, черт побери, что за дело, одна она здесь живет или нет, оборвал он себя. Может быть, она инспектор по охране дичи. А может, она здесь спирт гонит, и чем дальше он будет держаться от нее, тем лучше.

Он допил кофе, беспокоясь, не слишком ли он крепок для его желудка: на вкус, пожалуй, крепковат. Желудок и так барахлит.

– Я заметил неподалеку в лесу несколько упавших деревьев. Можно воспользоваться?

– Полагаю, никто возражать не будет, – в тон ему ответила Мэгги.

– Вы.., э-э.., не могли бы посоветовать, у кого здесь можно попросить пилу и топор? Я не предполагал, что они мне понадобятся, иначе привез бы свои.

Хочет сказать, что умеет ими пользоваться, перевела Мэгги. Просьба явно стоила ему немалых усилий.

– Возьмите мои. Правда, я пользуюсь не топором, а колуном и клином.

Старый топор Джубала совсем затупился, да и весил добрую тонну. Дед всегда веселился, когда Мэгги пыталась попасть им дважды по одному месту – никогда не получалось.

– Благодарю. Не беспокойтесь, я буду аккуратен, – мягко сказал он.

Мэгги глотнула остывающего кофе и бросила на Сэма быстрый взгляд. Что значил этот тон? Она так давно не общалась с людьми, каждому жесту которых необходимо было искать объяснение, что почти позабыла, как с ними себя вести. Вот вам и инстинкт. Сообщение, воспринимаемое ее инстинктом в настоящий момент, было явно искажено при передаче. Она же знала, что никого не могут интересовать ее мимолетные мысли.

Что ж, он довольно привлекательный мужчина, а она нормальная женщина. Даже Джубал наверняка согласился бы, что дело проще простого. Но так или иначе, эти вещи ее совершенно не интересуют. И, судя по тяжелому взгляду, устремленному на нее исподлобья, его тоже.

Так откуда же взялась эта идиотская мысль? – спрашивала себя Мэгги, напуганная едва ли не сильнее, чем накануне, когда, выйдя на крыльцо, она обнаружила на двери непристойную надпись.

– Так как насчет инструментов? – напомнил Сэм.

– Инструментов?.. – непонимающе повторила она. – Ах да, инструменты! Сейчас принесу, они в чулане.

Первую ошибку она совершила, пустив его на кухню. Давно не доводилось ей терпеть такое длительное присутствие мужчины, и она полагала – если вообще задумывалась об этом, – что неуязвима.

Он встал, и Мэгги забеспокоилась, не догадывается ли он вновь о ее мыслях и не выставляет ли себя намеренно напоказ.

– Не беспокойтесь, – сказал он явно потеплевшим тоном. – Скажите, где они, и я сам возьму.

– Нет, зачем же, – быстро возразила она, ибо пора было брать себя в руки. И чуть не перевернула стул от избытка выдержки и самообладания.

Сэм невольно проводил ее оценивающим взглядом, задержавшись на пучке блестящих каштановых волос, прямой спине, спрятанной под линялой фланелевой рубашкой и доисторическим комбинезоном. Штаны дюймов на шесть не доходили до щиколоток. Но на ней это выглядело совсем неплохо. Он шагнул к ней, чтобы помочь надеть куртку, но в этот момент она нагнулась за сапогами и задела его попкой. Он машинально протянул руки поддержать ее, и его ладони обхватили ее бедра.

Оба разом отпрянули друг от друга. Мэгги выпрямилась, окатив его ледяным взглядом, он же прижал руки к бокам. Ладони были еще влажные, пульс учащенно бился, и нестерпимо хотелось курить. Отступление выглядело довольно карикатурно.

– Простите.

Смерив его взглядом, Мэгги снова наклонилась надеть сапоги, на этот раз благоразумно повернувшись спиной к стене. Сражаясь с волосами, выбившимися из пучка и совсем закрывшими ей лицо, она сунула ноги в сапоги. Две пары шерстяных носков она натянула во всю длину, а не до половины, как обычно.

– Вы в порядке?

– Уф-ф-мм-угу, – последовал ответ. Интересно, у нее в роду не было страусов? В свое время она славилась умением сохранять хладнокровие в любом пекле. Даже Черный Понедельник не выбил ее из колеи. Очевидно, она лишилась этого дара – вкупе со всем прочим.

Наконец она схватила куртку и нырнула в рукава, не оставив Сэму времени предложить помощь. А он, кажется, и не горел желанием.

– Пошли, – рявкнула она, проносясь мимо него к задней двери. – Если вы еще не потеряли надежды разжиться дровами сегодня, вам лучше поторопиться.

Громыхая сапогами, Мэгги устремилась вперед;

Сэм еле за ней поспевал. Если он и допускал в мыслях какие-нибудь глупости на ее счет, теперь-то она поставит его на место. По здравом размышлении, ничего особенного не произошло. Да, он схватил ее за бедра, но совершенно случайно – ведь она сама его толкнула.

Причем не в первый раз, напомнила она себе. Пора это прекратить. Собственно, дело не в том, что именно произошло, а в том, как это на нее подействовало. Будь на его месте другой, она бы рассмеялась и попросила прощения, но этот человек, по какой-то неведомой причине, сбил ее с толку при первой же встрече.

– Что это, цистерна? – поинтересовался он, когда они проходили мимо прямоугольного бетонного сооружения, возвышавшегося над землей футов на пять.

– Моя цистерна, – подчеркнула она, направляясь, прямо к поленнице, сложенной неподалеку от задней двери. – При каждом доме есть такая. Грунтовая вода здесь плохая. Мы пользуемся дождевой, так что вам лучше потрудиться собирать ее.

Поскольку Сэм не имел ни малейшего представления о том, как заставить работать котел, он и не собирался транжирить драгоценную влагу на горячий душ и тому подобные излишества. Что же касается готовки, то здесь пока нет проблем.

– А как насчет титана?..

Ах, черт, она же хотела его включить.

– Последние арендаторы давно уехали, и я отключила энергию. Я больше никого не ждала, – сказала она, подходя к сараю. В голосе Мэгги звучало откровенное осуждение, и она взглянула на Сэма, желая удостовериться, достаточно ли он усмирен.

Как бы не так. В резком свете прозрачного зимнего дня странный вызов читался на его лице особенно ясно. Мэгги старательно избегала встречаться с ним глазами и сосредоточила взгляд на глубоких бороздах, прорезавших его щеки по краям рта, и щетине на волевом подбородке. Он давно не брился. Борода была темнее волос, почти такая же темная, как брови… Сэм следил за ее взглядом, скользящим по его лицу, ласкающим рот, подбородок, шею. Он чувствовал ее взгляд почти физически, как прикосновения. Его пальцы сжались в кулаки, дыхание стало прерывистым, а ведь они стояли в добрых пяти футах друг от друга. И что в ней особенного – посмотреть не на что. Он и сам не лучше, но ничего, кроме вражды, между ними быть не может, потому что ему никогда не забыть пережитого за последние годы.

Но, Боже, что за глаза! Фантастические. Сэм никогда не видал глаз и волос такого богатого, насыщенного, теплого золотисто-медового цвета. Как жаль, что они принадлежат такой ехидне.

– Вообще-то я могу снова включить рубильник, – глухо пробурчала Мэгги, отвернувшись в сторону.

– Включить? Что?

– Ваш титан, разумеется. Но, может быть, вы не собираетесь здесь бриться и принимать ванну? Некоторым мужчинам все равно.

В конце концов, это просто какой-то абсурд, решил Сэм. В его глазах вспыхнула веселая искорка, однако лицо оставалось непроницаемо серьезным.

– Я уже думал об этом. К сожалению, моя борода никогда не отрастает дальше щетины, поэтому горячая вода была бы просто благословением.

– Отлично, – отрезала Мэгги.

– Великолепно, – сказал Сэм, на этот раз улыбаясь широко и открыто. Он в отпуске, черт побери. И если по стечению обстоятельств заперт здесь в соседстве с этой ведьмой, то вовсе не обязан опускаться до ее уровня. – Кстати, меня зовут Сэм Кенеди.

Какое Мэгги дело до того, как его зовут? Лучше бы он вообще отсюда убрался. Почему-то он действует ей на нервы сильнее прочих арендаторов. Наверное, потому что зима, решила она. Весна приносила надежду, летом было весело, осенью красиво, но зима не сулила ничего, кроме пустоты и скуки. Особенно трудно приходилось на Рождество. Мать отказывалась приезжать на праздник на Перешеек, а отец не желал справлять Рождество без матери, так что Мэгги приходилось выбирать: возвращаться в Бостон и вспоминать пережитое или оставаться здесь в одиночестве.

– А вас? – настойчиво спросил Сэм, облокачиваясь на стену сарая, которая тут же подалась назад.

– Что? – очнулась Мэгги, торопливо вспоминая, о чем, собственно, шла речь. Жизнь в одиночестве имеет свои недостатки.

– Я спросил, как вас зовут. Раз уж нам предстоит прожить по соседству несколько недель, мне, наверное, следует знать, как к вам обращаться.

Чем реже вы будете ко мне обращаться, тем лучше, чуть было не сказала Мэгги, но это было бы ребячеством.

– Мэгги Дункан.

Он улыбнулся одними уголками рта, и Мэгги сердито сжала губы.

– Полагаю, вы принадлежите к тем Дунканам, в честь которых назван Перешеек.

Мэгги бросила на него уничтожающий взгляд и распахнула дощатую дверь. Солнечный свет разлился по бетонному полу. Официально ее имя было Мэгги Лесер – Мэри Маргарет Дункан Лесер, – но три года назад она обратилась в суд и восстановила девичью фамилию.

– Берите, – коротко сказала она. – Только потом положите обратно. Здесь все ржавеет, если оставить на ночь на улице.

Однако Сэм был не из тех, от кого так легко отделаться.

– А это что за штуковина? – полюбопытствовал он, склонясь над ржавой железякой и трогая ее пальцем.

– Это мой генератор. Напряжение тут не очень надежное. Когда оно падает, приходится этим пользоваться. Вот ваша пила. А вон топор – возьмите, если хотите, только его лет сто как не точили.

Наклонив голову, чтобы не удариться о низкий потолок, Сэм изучал разложенные на полке инструменты. Лезвие маленькой ручной пилы было обернуто чем-то вроде толстого спортивного чулка. Одно время Лорель носила такие, хотя никогда не занималась ни балетом, ни аэробикой. Этот чулок был розового цвета. Сэм попытался вообразить длинные стройные ноги Мэгги Дункан затянутыми в розовые шерстяные грелки – от щиколоток, где кончаются ее желтые башмаки, до…

Сэм торопливо отвернулся и принялся подбирать инструмент.

– Я.., я не стану вас больше беспокоить. Как только закопчу с дровами, верну вам инструменты. Можно я заплачу вам за заточку пилы?

– Не стоит, – рявкнула Мэгги, желая отделаться от него как можно скорее. – Ее только недавно точили. Осторожно, не напоритесь на гвоздь или колючую проволоку. И не рассыпьте мне ружейную дробь, Два дня прошли относительно спокойно. Мэгги успешно избегала Сэма, который, казалось, тоже не жаждал встречи. Инструмент был возвращен, и на заднем дворе Башни выросла поленница. Из трубы завился дымок. Мэгги начала забывать о непрошеном соседе и занялась своей чайкой.

Она заверила себя, что сможет просуществовать в каком угодно соседстве, если соседи не будут ей досаждать. А Сэм и не навязывался. И если всякий раз при взгляде на наброски чаек, их хмурое, злобное выражение, она вспоминала о нем, его вины в том не было. Мэгги старалась быть справедливой. В своих слабостях она винила только себя. В конце концов, именно слабость была причиной ее гордого затворничества – попытки жить одиноко и независимо. Да и одиночество не самоцель – она должна была выявить и развить свои внутренние резервы, чтобы жизнь в одиночестве приносила радость.

Что она и делала. Насколько хватало сил.

Спустя пять дней после появления Сэма Неуловимый Джо совершил набег на мусорный бак Мэгги. Ошибки быть не могло – его почерк. Вообще-то еноты отличаются разборчивостью в еде. А этот вел себя как последний обжора. Джубал говорил, что еноты чистюли и часто сперва полощут пищу, а уж потом едят. Неуловимый Джо лопал все подряд и плевать хотел на чистоту. Он сожрал всю хурму с ее дерева, ни одной не оставил. Он успевал съесть все еще до заморозков, когда никто, находясь в здравом уме, ее в рот не возьмет.

Она специально оставляла ему объедки в надежде, что он не тронет бак. Он сначала сметал объедки, а потом переворачивал содержимое бака – вдруг она по ошибке выбросила туда яблочный огрызок или сухую корку.

Сверкающий синий «ровер» по-прежнему стоял под ветхим навесом около Башни – не то чтобы Мэгги это интересовало, но и не замечать она не могла. Значительную часть времени Кенеди проводил в прогулках по лесу. Она, конечно, не наблюдала за ним, но, коль скоро, кроме них, здесь не было людей на несколько миль вокруг, она чувствовала его присутствие.

Он любил прогулки. У него был яркий свитер в полоску – на ее взгляд, отнюдь не дешевый, а он колол в нем дрова. Но очевидно, он был не из тех, кто любит пощеголять. Что, по мнению Мэгги, свидетельствовало в его пользу. Карлайл, ее бывший муж, посвящал своей внешности больше времени и средств, чем она сама.

Обычно Сэм отправлялся гулять днем, поэтому Мэгги ограничила свои прогулки утренними часами. Она дожидалась, когда он уйдет, и только после этого принималась за работу во дворе. Не то чтобы она его избегала. Просто ей не хотелось провоцировать неприятности. Он, конечно, застал ее врасплох – в момент повышенной восприимчивости. Вот только до его появления она и не подозревала, что так восприимчива.

Но ведь она не ребенок. Когда-то она была замужем, интимная близость составляла нормальную часть ее семейной жизни и никогда особенно ее не занимала. Сказать по правде, Мэгги вообще не отличалась пылкостью. Она – как и ее муж – слишком много сил отдавала работе и карьере, поэтому на физическую сторону брака ее уже не хватало.

По крайней мере так она убеждала себя. Пока не обнаружила, что Карлайл тратит на эти вещи куда больше энергии, чем она могла предположить.

«Дьявол», – пробормотала она, яростно срезая стружку с Чайкиной шеи. Лучше об этом вовсе не думать – меньше нервов. Все эти годы она жила спокойно, и вот – на тебе! – как холодный душ. Это в декабре-то месяце!

К счастью, раздался телефонный звонок и прервал мрачные размышления. Если это тот самый шутник, Мэгги была готова высказать ему все: настроение как раз подходящее. У нее есть чем припугнуть, и она это сделает, если он не оставит ее в покое.

– Мэгги, у тебя нет настроения смотаться в город?

Это ее кузен Дик. Он никогда не здоровается. Не утруждает себя такой мелочью, как приветствие, разговаривая всего лишь с родственниками.

– Даже не знаю. Может быть, когда у меня продукты кончатся. А что?

– У меня есть к тебе предложение, хотелось бы обсудить. Поехали сегодня ужинать? Я тебя приглашаю, ладно?

– Дик, у меня нет желания специально одеваться, и вообще…

– Поезжай как есть. Заскочим в «Хардис», съедим по двойному чизбургеру с жареной картошкой.

Что ж, может, это и неплохо. Подходящий повод уехать куда-нибудь на пару часов. А то она здесь совсем закисла. К тому же если она уедет пораньше, то еще успеет в библиотеку обменять книги. Дик не принадлежал к числу людей, с которыми она любила встречаться, хоть он ей и родственник – дальний, правда. Но семья есть семья. Иногда ей казалось, что она несправедлива к нему, но стоило им встретиться, как через несколько минут разговора она вновь убеждалась, что дело не в ее предубеждении. Все дело в ее кузене. Дик был настырный. Карлайл тоже, но у него это проявлялось по-другому. У Мэгги выработалось стойкое презрение ко всему, что подходило под это определение. В известных кругах хваткость и ловкость считались нормой, благопристойной формой деятельности для тех, кто пробивал себе путь наверх, но в глазах Мэгги это не служило оправданием.

Карлайл не выставлял свой успех напоказ, но потому лишь, что его воспитание не допускало вульгарного бахвальства. Дик был по-своему наивен, даже мил, гордо блистая часами «Ролекс» и розовым бриллиантом в три карата в крохотном заштатном городишке Мантео.

Мэгги почувствовала, что слишком резко обошлась с кузеном.

– Ну ладно, приеду. Только ты закажешь мне еще и коктейль. И твое предложение должно соответствовать моей жертве.

Вечером, когда от богатых холестерином яств почти ничего не осталось, Дик выложил свое предложение:

– Как ты посмотришь на то, чтобы сбросить на чьи-нибудь руки свой старый термитник?

– Какой еще старый термитник? – Мэгги капнула уксус на последний ломтик жареной картошки и с аппетитом захрустела.

Дик принужденно рассмеялся.

– Да будет тебе прикидываться, Мэри Маргарет, ты небось давно все решила.

– Что решила? Ничего не понимаю. Дик наверняка задумал что-то грандиозное. Ведь с тех пор, как он стал позволять себе самые дорогие рестораны, забегаловок он уже не переносил и ни за что не появился бы на людях с ней, одетой в рабочий комбинезон, – это она знала точно., Сомнений быть не могло – что-то ему нужно, иначе не стал бы он ее умасливать, предлагая купить ее дом. Но что? У нее не было ничего такого, что действительно могло бы его заинтересовать.

– Я не шучу, Мэри Маргарет. Я хочу дать тебе больше рыночной стоимости за эту старую дыру, потому что беспокоюсь за тебя. Ты живешь там совсем одна, а это опасно.

– Брось, Дик, нам обоим прекрасно известно, что эта собственность только обуза. Налоги подскочили, деньги себя не оправдают, это я тебе точно говорю. А потому выкладывай, что ты от меня хочешь? Совет, как сыграть на бирже? Спроси астролога, больше пользы будет. Я этим уже не занимаюсь.

– Ты не веришь, что я о тебе беспокоюсь?

– Ни секунды, – беспечно бросила она и с шумом втянула остатки шоколадного коктейля – просто для того, чтобы понаблюдать, как он будет озираться – не дай Бог кто-то на них смотрит.

– Река так быстро подмывает твой берег, что в один прекрасный день ты откроешь дверь и свалишься в воду.

– Ну и подумаешь, было бы о чем жалеть, – весело махнула рукой Мэгги и вытянула ноги, из-под стола, выставляя на всеобщее обозрение заляпанные глиной башмаки.

– Ты видела, какой курорт отстроили выше по реке? Красота! Виндсерфинг, яхты, водные лыжи, а поздней осенью грандиозная охота. На каждом этаже камины, ванны с горячей водой. Съездила бы, посмотрела. Я уже представляю тебя во всей этой обстановке. Те же красоты природы, но плюс удобства.

– Нет, спасибо, отсутствие удобств вполне меня устраивает. Я вижу в этом средство вырабатывать характер.

– Но ведь повышение налогов тебя задело?

– Причем по самому больному месту – и все благодаря тебе и твоей «Аллигатор Ривьере». Если ты можешь как-нибудь повлиять на застройщиков, скажи им, чтобы держались подальше от моего леса.

– Ты против прогресса?

– Я всецело поддерживаю прогресс, пока он не приближается вплотную ко мне.

Дик откинул манжету и повернул к свету наручные часы. Намек ей, чтобы не тратила впустую его драгоценное время?

Мэгги прикидывала, не заказать ли еще и кофе.

– Так.., над чем ты нынче работаешь? Торговые центры? Курорты? Пытаешься втиснуть на пляж еще несколько тысяч тел?

– А может быть, вложить несколько миллионов долларов в местную экономику?

– Как ты щедр, Дик. А ты подумал, что будешь делать, когда заасфальтируешь все побережье и туристы перестанут приезжать?

– Почему они должны перестать приезжать, если рядом океан? Чем ты думаешь, Мэри Маргарет? Как ты не понимаешь, что люди, которые приезжают сюда, достойны приличного жилья! А те, кто обслуживает туристов? Кто, не будь туристов, останется без средств существования?

– Ах вот в чем дело! – Мэгги не могла сдержаться. Она всегда получала истинное удовольствие при виде физиономии проболтавшегося кузена. Он был такой же тонкокожий, как и она. – Значит, ты собрался понастроить дешевых домишек и получать плату за жилье с тех, кто будет обслуживать твоих туристов?

Дик буркнул что-то под нос и вытащил чековую книжку с золотыми инициалами.

– Вряд ли это будет выгодно. Если ты не против, мы пойдем…

– Конечно. Спасибо за ужин. Дик, и за предложение насчет моего дома, но я вряд ли изменю решение. Как знать, может быть, я стану сдавать комнаты местным, у кого нет денег на другое жилье.

– Твои шутки неуместны. Я действительно желаю тебе добра. Кстати, у меня и вправду есть личный интерес. Сейчас я ничего не могу обещать, коль скоро ты еще намерена раздумывать, но вообще-то есть некая церковная община, которая подыскивает место для летнего лагеря, и я мог бы уговорить их…

– Летний лагерь? Ты шутишь.

Дик вышел за ней на улицу и нахмурился при взгляде на ее забрызганный грязью красный пикап, припаркованный рядом с его безупречным «БМВ». Повернувшись спиной к ветру, он принялся ее увещевать:

– Будь благоразумна, Мэри Маргарет. Я только пытаюсь помочь тебе, ведь мы одна семья, а родственники должны держаться вместе. У тебя было достаточно времени, чтобы прийти в себя после развода и снова начать мыслить здраво. Я уже поговорил кое с кем из домовладельцев, и большинство готовы расстаться с домами – конечно, если от них хоть что-нибудь осталось. А если учесть растущие налоги, эрозию и новые ограничения на заселение низин, которые, как я слышал, собираются ввести, эти земли скоро вообще ничего не будут стоить.

– Тогда зачем они общине? Дик глубоко вздохнул. Терпение, по-видимому, покидало его.

– У церковных общин есть специальное разрешение.

– На болото? – Так она и поверила. Но, поскольку она и не собирается ничего продавать, ей-то что!

– Послушай, у меня сегодня еще встреча, и я уже опаздываю, – с отчаянием в голосе произнес Дик.

– Что ж, не буду тебя задерживать. – Мэгги расцвела улыбкой. Он, конечно, редкостный зануда, и она его недолюбливает, но он ей родня. – Спасибо, что беспокоишься обо мне, Дик. У меня все хорошо. Все будет в порядке.

Когда Мэгги вернулась домой, почти стемнело. Свинцовые тучи низко нависли над землей, и только над самым горизонтом оставалась узкая полоска кораллово-красного неба. Она поставила машину на обычное место за домом, подхватила два пакета продуктов и пакет с книгами и направилась по изрытой колеями дороге к заднему крыльцу.

Чья-то тень выступила из темноты.

– К вам заходили, – произнес Сэм Кенеди. Мэгги испуганно вздрогнула. Книги выскользнули из-под локтя, Мэгги попыталась удержать их и выпустила из рук один из пакетов.