29

– Что ж, Кевин, ты делаешь успехи,– сказал Нил.– Продолжай в том же духе. Но, упаси тебя бог, никаких резких движений – только спокойствие.

– Не волнуйся,– кивнул Кевин.– Я просто верх осторожности. И всегда слежу, что у меня за спиной. Вот кто меня действительно беспокоит – так это Тони. Черт побери, он здорово рискует. Работать, как он, под чужим именем в самом пекле, иметь дело с верхушкой банды – это кого хочешь вымотает. Хорошо, что не мне досталось прокладывать эту дорожку. Я хотя бы смотрю на все это дерьмо как бы снаружи.

– Ты хочешь сказать, изнутри?

– Только частично изнутри, compadre,– усмехнулся Кевин.

– Все верно, Кев. Но можешь мне поверить, Тони в полном порядке. Если ты в третьем поколении американец итальянского происхождения, то ты умеешь играть в их игры, не нарушая правил. Во-первых, он говорит на их дурацком жаргоне. Потом, не забывай, в Восточном Нью-Йорке ему частенько доводилось общаться с этими деловыми ребятами. Он ведь вырос в этом проклятом месте. Черт знает, что за район, штаб-квартира фирмы «Убийцы и компания» во времена Альберто Анастасиа, опаснейшее место во всей вселенной! И Тони провел все свое детство в этом гангстерском гнезде.

Как бы в подтверждение своим мыслям Нил кивнул и добавил очень спокойным тоном:

– У этого парня огромное самообладание. Как и у тебя. Ему без этого не выжить, и тебе тоже. Стоит вам сделать одно неверное движение, даже не так пошевелить пальцем ноги, и вы окажетесь задницей на сковородке.– Нил сделал долгий глоток пива.– Знаешь, что я тебе скажу? Не может такого быть, чтобы мой старый дружок Энтони Риганте прокололся. Он работал тайным агентом с тех пор, как поступил в полицию шесть лет назад. Это для него теперь как вторая натура, приятель.

– Ну да, ты, конечно, прав. Но все равно, постоянно болтаться среди гангстеров, играть с ними в «ладушки» – это работка не для каждого.

Нил многозначительно посмотрел на Кевина, но ничего не сказал.

Детективы сидели за столиком в углу маленького бара где-то в районе тридцатых улиц, недалеко от Первой авеню. Хотя было еще только пять вечера, бар был полон, и какофония звуков – от пронзительных возгласов и скрипучего смеха до звона стаканов и ревущего музыкального автомата в глубине зала – создавала нужную обстановку для конфиденциальной беседы. Никто бы не смог уловить и слова из их разговора.

Тем не менее Кевин еще ближе придвинулся к Нилу и понизил голос:

– Хоть на это ушло почти месяц, все-таки дела сдвинулись с мертвой точки. Тони наконец сумел протолкнуть меня в младшие члены банды Рудольфо. У меня теперь приятельские отношения с парой солдат и одним капореджиме. И я тебе скажу, Нил, ты был насчет них прав. Рудольфо со своей бандой по уши увяз в наркотиках. Они каждую неделю наводняют улицы этим дерьмом на миллионы долларов, торгуют чем угодно, тут и крэк и смэк. Все, как ты говорил.

– А ростовщичество, банковские махинации, азартные игры, проституция – чем только ни занимаются, лишь бы грести деньги. Слишком долго они всем этим промышляют, сволочи! Мы должны засадить их за решетку как следует. Приговор должен быть таким, чтобы больше не вышли, Кев.

Неожиданно на лице Нила появилась довольная ухмылка, и он удовлетворенно произнес:

– Как феды засадили Готти.

– Конечно, Нил, так и будет. Пока все идет нормально, не волнуйся. Но нам нужно время. Мы не можем ударить сейчас: пока еще не та стадия игры. О'кей, я дам вам время, но не тяните слишком долго. Чем дольше будете тянуть, тем больше для вас риска.

–Надеюсь, все будет в порядке и у меня, и у Тони. Я ведь тоже, как и он, работаю тайным агентом не первый год, чтобы ошибаться.

–Знаю, знаю. Только береги спину, о'кей?

Кевин кивнул. Он допил пиво, отодвинулся от стола вместе со стулом и встал.

–Может, еще по одной? На дорожку? Или чего-нибудь покрепче?

– Спасибо, дружище. Еще по одной пива будет в самый раз.

Нил погасил сигарету, но немедленно сунул в рот другую. Ему хотелось бы бросить курить, но он не мог. Если он не умрет когда-нибудь от пули, то наверняка это случится от рака легких или от сердечного приступа. Но, черт с ним, жизнь в любом случае– риск, чем бы ни заниматься. Он чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете. Вот гак и он сам сгорит когда-нибудь синим пламенем. Нил саркастически хмыкнул про себя.

Кевин вернулся к столику с двумя кружками пива, поставил их и сел.

–Будь здоров,– сказал он и сделал большой глоток, оставив над верхней губой тонкую линию пены. Кевин вытер ее и подмигнул Нилу.

–Так, значит, Готти увяз по уши... Отлично! —Будь я проклят, если нет, Кев! – не смог удержаться от смеха Нил.– Ты видел на днях в «Дейли ньюс»? Они называют его Аль Капоне девяностых годов. Вполне подходит для его умной головушки.

–Да, я видел. Забавно, что процесс будет идти в Бруклине, в бывшей вотчине Аль Капоне.

–Не забывай, что не только его, но и Готти тоже,– заметил Нил, потянувшись к нему через стол.– Я слышал, большинство преступных воротил считают, что на этот раз ему не выкрутиться, власти наконец упекут его. Да, похоже, что Тефлоновому Дону пришел конец. А у тебя там, на улице, что слышно?

–Конечно, то же самое. Наш отдел для этого кое-что сделал, черт возьми. Мы передали на него все материалы, которые у нас были. Не думаю, что Готти будет молчать, как рыба, после того как он столько выболтал.

– По-моему, этот парень сумасшедший. Хотя, с другой стороны, откуда ему было знать, что «Рейвнайт-Клаб» нашпигован нашей аппаратурой. И он даже и предположить не мог, что его адвокат будет отстранен от дела. Ведь Брус Катлер был для него чем-то вроде счастливого талисмана. Но многие говорят, что он должен винить прежде всего себя. Слишком много говорил о таких делах, о каких босс должен помалкивать: убийства, Коза Ностра. И уж, конечно, дураку ясно, что нельзя было разговаривать в клубе. Устроил себе штаб-квартиру, черт побери! Надо было разговаривать во время прогулок. На улице.

– Я слышал, он даже признал, что сам прикончил одного парня, это есть на пленке.

Нил кивнул.

– Я совершенно уверен, что ему не выпутаться. Его упекут надолго, он получит пожизненное. И обвинения в рэкете тоже не пустят. Это значит, что Готти и Гравано сдохли. И смотри, что получается: в семье Коломбо тоже дерьмо намоталось на винт. Одного из их парней только что убрали. Теперь у них там разразится настоящая гражданская война, одна часть клана на другую.

– Одни принимают сторону Персино, а другие поддерживают временного босса, Крошку Вика Орена. До меня дошло, что Орена пытается полностью захватить власть, пока Персино за решеткой.

– Вот сволочи, подонки! Опять на улицах будут реки крови, вот увидишь.

– Да, в Маленькой Италии и еще нескольких важнейших местах города,– сказал Кевин и толкнул Нила кулаком в плечо.– Не делай такое несчастное лицо. Закон и порядок побеждают. На прошлой неделе я слышал, что братьям Гамбино будет предъявлено обвинение по еще одному делу о рэкете. Видно, этот певец Гравано решил спеть еще одну популярную песенку для окружного прокурора Манхэттена. На этот раз про Гамбино. Предполагается, что они наложили лапу на автомобильные грузовые перевозки в швейной промышленности.

– Да, я слышал,– сказал Нил и посмотрел на часы. – Надо идти, приятель. Я рад нашей встрече. В это же время на следующей неделе, идет?

– Тебе решать, Нил. Скажи только – где. Они взяли свои плащи и вместе вышли из бара. Уже на улице Кевин сказал: – Ну, мне сюда,– и кивнул головой в сторону 40-й улицы.

– Что, сегодня не идешь к своей «девушке из приличного квартала», взял выходной? – хохотнул Нил, насмешливо прищуриваясь.

– Нет, она в отъезде. Но приехал один мой старинный приятель. Посидим с ним, поговорим.

– Ладно. Будь осторожен, Кев, и помни, что я тебе сказал: следи, что за спиной. Постоянно!

– Приходится. И ты тоже, Нил. Береги себя. – Конечно, приятель.

Кевин поймал такси, поспешно сел в машину и попросил шофера довести его до перекрестка Лексингтон-авеню и 45-й улицы.

Там он расплатился, вышел и взял другое такси, в котором пересек Манхэттен в обратном направлении до угла Шестой авеню и 58-й улицы, где опять вышел, быстрым шагом прошел по улице до отеля «Уиндэм», вошел внутрь, пересек вестибюль, заглянул в ресторан "Джонатан», огляделся, вернулся опять в вестибюль и прошел в комнату для мужчин.

Через пять минут он, поймав уже третье такси, отъезжал от популярного в среде шоу-бизнеса отеля в направлении Парк-авеню и 52-й улицы. Через несколько минут он был уже на месте. На этот раз он прошел пешком по 52-й улице до Пятой авеню, а потом повернул к 56-й улице. По дороге он несколько раз обернулся, чтобы убедиться, что за ним нет «хвоста».

Добравшись до 56-й улицы, он немедленно направился ко входу в небоскреб «Трамп Тауэр», толкнул дверь и поспешил к стойке службы охраны здания.

– Мистер Гэвин Амброз, пожалуйста.

– Ваше имя, сэр.

– Кевин Мадиган.

Дежурный охранник набрал номер, сказал несколько фраз и положил трубку.

– Можете пройти, сэр. Шестидесятый этаж.

– Благодарю.– Кевин быстро повернулся и направился к лифтам.

– Черт побери, какой вид! – воскликнул Кевин, переходя от окна к окну просторной гостиной в квартире, где остановился Гэвин.– Бог мой! Нью-Йорк выглядит просто потрясающе! Весь — море огней, высокое небо и громады зданий. В жизни так высоко не забирался.

– Нет, забирался. Вспомни, однажды мы вместе побывали на самом верху «Эмпайр Стейт»,– улыбнулся Гэвин, протягивая ему бокал вина.– Хватит, оторвись от этих окон. Давай лучше сядем, поговорим.

– Спасибо,– сказал Кевин, принимая от него бокал. Он прошел вслед за Гэвином в глубину комнаты к ансамблю из больших белых диванов и кресел. Они стояли вокруг огромного старинного китайского стола на низких ножках, сделанного из черного лакированного дерева с перламутровой инкрустацией в виде цветов.

Кевин опустился на один из диванов.

– И какого дьявола ты делаешь в таком месте? Оно выглядит, как обиталище дорогих шлюх.

– О боже, еще что скажешь! – воскликнул Гэвин.– И как, по-твоему, выглядит обиталище дорогих шлюх?

– Сплошная роскошь, плюш, бархат. И смердит деньгами. Большими деньгами. Слушай, Гэв, а кому принадлежит эта квартира?

– По правде говоря, не знаю. Я нашел ее через агента по сдаче в наем недвижимости. Кажется, ее владелец – какой-то европейский миллиардер, финансовый магнат, предпочитающий, очевидно, оставаться в Европе. Я снял ее на несколько месяцев.

– А-а.– Удивленно подняв брови, Кевин внимательно посмотрел ему в глаза.– Дела на старом ранчо опять идут неважно?

– Важно – не важно,– усмехнулся Гэвин.– Никак. Вот так сейчас обстоят дела между мной и Луизой. В общем на этом фронте ничего нового. Просто последнее время меня что-то потянуло на Восточное побережье. В конце концов раз уж меня называют этническим актером с Восточного побережья, я решил, почему бы мне не вернуться сюда на некоторое время.

– Отлично, Гэв. Я рад, что ты здесь. Как в старые времена. Ну а как там в Париже? Рози мне сказала, что ты начинаешь подготовительные работы к «Наполеону и Жозефине». И что она будет делать костюмы.

– Да, все верно. Как только совсем закончу с «Делателем королей». Нам еще нужно провести озвучивание небольшого куска с несколькими актерами, поэтому я вызвал сюда, в Нью-Йорк, часть своей съемочной группы. Они помогут мне разделаться с этим – там еще работы не две-три недели. Потом я их отошлю через Атлантику обратноно и безвыездно обоснуюсь в Париже, по крайней мере на полгода. А может, и больше.

– А эта квартира?

– Она твоя, Кев. Если хочешь.

– Ты шутишь?

– Нет.

– Но что мне с ней делать?

– Я полагаю, жить в ней.– Губы Гэвина задрожали от едва сдерживаемого смеха.– Вероятно, это все-таки лучше, чем твоя квартирка на 91-й улице, не так ли?

– Надо полагать,– ответил Кевин,– но я сейчас не живу у себя. Приходится ютиться в комнатушке на 10-й улице в Восточной части. Под чужим именем, конечно. Я ведь сейчас работаю тайным агентом.

– А когда ты им не работал?

Кевин уловил внезапное и почти неразличимое изменение в голосе Гэвина – какие-то едва заметные нотки неодобрения. И спокойные серые глаза Гэвина выражали сожаление. Да, это были самые честные глаза, какие Кевин когда-либо видел. Он ничего не ответил, лишь отхлебнул вина и откинулся на спинку сверхмягкого дивана, скрестив свои длинные ноги.

– Это не проходит бесследно, Кев,– сказал Гэвин, посмотрев долгим взглядом на своего самого старого и близкого друга.– Все это уже начинает сказываться, приятель.

Кевин, обычно рьяно защищавший свою работу, уже собрался было возразить, что он не понимает, о чем это говорит Гэвин, но потом передумал. Зачем ему разыгрывать дурака с этим парнем, которого он любит, как брата, который всегда был готов помочь ему, что бы ни случилось. И всегда помогал. Кевин медленно кивнул.

– В последнее время в самом деле приходилось нелегко, согласился он, слегка поморщившись.– Работа тайного агента, представь, иногда бывает немного утомительной.

– Я думаю. И немного опасной – тоже.

– В наше время все опасно, Гэв.

– Я знаю. Но ты сейчас в самом центре схватки, сражаясь с преступниками. Чуть зазеваешься и попадешь под пулю. Пока ты работаешь в Отделе уголовных расследований, ты будешь находиться в самой опасной зоне. Мишень! «Пушечное мясо», как это обычно называют.

– Зато какие льготы! – пожал плечами Кевин и засмеялся над абсурдностью собственных слов. Но иногда смеясь над опасностью легче с ней справиться.

– Какие, к дьяволу, льготы! – насмешливо возразил Гэвин, взял свой бокал, сделал глоток вина и продолжил: – Рози из-за тебя волнуется. Нелл волнуется. Я волнуюсь. Почему бы тебе не бросить все это, Кевин?

– А ты можешь не быть актером?

– Нет.

– Вот тебе и ответ.

– Но я не подвергаюсь смертельной опасности.

– Черта с два не подвергаешься! Окажешься на каком-нибудь паршивом спектакле и не знаешь, что с тобой может случиться. В зале всегда найдется какой-нибудь псих, готовый устроить свалку.

– Ты неисправим,– покачал головой Гэвин.– Но, наверное, ты должен делать то, что должен.

– Именно.

Гэвин откинулся на гору белых шерстяных подушек и тихо проговорил:

– Слушай, Кевин, увольняйся. Я найду тебе работу.

– Это какую же?

– Моим ассистентом.

– Черт, это же подачка, Гэвин! – охваченный мгновенным гневом воскликнул Кевин.– Мне не нужны твои подачки!

– Это вовсе не подачка, Кев. Правда. Мне действительно нужен человек, чтобы заниматься огромным количеством разных дел.

– Может, тебе нанять секретаршу? Обычно парни с твоим положением поступают именно так.

– У меня есть секретарша. Но мне нужен помощник, который бы взял на себя некоторые вопросы. Финансовые, например. Чтобы я мог ему доверять. Ты ведь для меня, скажем прямо, как член семьи. Мы ведь одна семья, Кевин, после стольких лет дружбы.

– Это Нелл тебя надоумила?

– Никоим образом, старина! Никоим образом! Но она была бы счастлива, если бы ты ушел с «улицы».

–Спасибо, Гэв. Я понимаю, ты хотел как лучше. Но то, что ты предложил, это не для меня. У меня, понимаешь, другая скорость.

– Предложение остается в силе. Так что в любое время...

– Спасибо,– вздохнул Кевин.– Наверное, это звучит грубо и неблагодарно. Ты сделал, конечно, стоящее предложение, на самом деле стоящее. Но я – коп, как мой отец, и мой дед, и отец моего деда, и так далее,– они все были копами. И я не думаю, что буду счастлив, занимаясь чем-то еще.

– Наверное, в глубине души я тебя понимаю... Я всегда это знал. Ну ладно, а как у вас с Нелл? Ты собираешься узаконить ваши отношения?

Темные глаза Кевина встретились со светлыми глазами друга. И они обменялись долгими понимающими взглядами.

Наконец Кевин ответил:

– Я много думал об этом последнее время. Я даже просил ее выйти за меня замуж. Она думала об этом. Но так и не сказала «да».

– Остается только пожалеть об этом: вы просто созданы друг для друга.

– Скажи об этом Нелл.

– Скажу, с твоего позволения.

– Конечно, давай. Кстати, ты что-то темнил насчет Луизы. Что между вами на самом деле происходит?

– Ничего особенного. Она живет в моем доме, тратит мои деньги и спит с сенатором из Вашингтона.– Гэвин пожал плечами.– Если бы мой дедушка был жив, он бы назвал меня болваном.

– А мой сказал бы, что я простофиля мик.

Оба рассмеялись, и Кевин спросил:

– Но, если серьезно, что ты собираешься делать? Останешься с Луизой?

–Я пока не хочу раскачивать лодку.

– А ты не думаешь, что твое возвращение на Восточное побережье как раз и будет означать раскачивание?

– Но я приехал не насовсем. Я просто снял квартиру в Нью-Йорке, своем родном городе, на время, пока заканчиваю послесъемочные работы. А потом перееду во Францию снимать фильм там. В общем, как говорится, дай дураку веревку и он повесится. Вот я и даю ей эту веревку километрами —может, в конце концов повесится. А я готов подождать, мне не к спеху.

– Значит, в твоей жизни пока никого нет?

– Да, никакой нежной и любящей леди, чтобы скрасить мои дни. Только работа. Но этого достаточно.

– Возможно. У тебя здесь свой повар, или как? – спросил Кевин.

– Нет, а что?

– Я просто подумал, где будем обедать. Ты ведь терпеть не можешь рестораны, твоя знаменитая сексуальная физиономия производит такой фурор.

– Ты тоже не любишь бывать на публике, Кев. Так что не спихивай всю вину на меня.

– Ты когда-нибудь предполагал, что станешь таким знаменитым, что не сможешь пойти поесть в ресторан из страха быть растерзанным обезумевшими поклонницами? Или что я не соглашусь пойти с тобой из опасения, что нас застукают охотящиеся за мной гангстеры?

– Нет, не предполагал,– ответил Гэвин, и неожиданная улыбка промелькнула на его лице.– Но, как я только что заметил, мы с тобой – пара простофиль.

Гэвин поднялся, прошелся по комнате, потом повернулся к Кевину.

– Но тем не менее мы сегодня сходим в одно место.

– Да? Куда это?

– В центр. В просмотровый зал Бобби Де Ниро. Я снял его на вечер. Для нас двоих: хочу показать тебе «Делателя королей». А потом поедим там же в гриль-баре.

– Звучит неплохо. И, надеюсь, мы оба будем там в безопасности.

– Несомненно. Это, Кевин, я могу тебе гарантировать.

 

30

Подмораживало, и капли мелкого моросящего дождя быстро превращались в мокрый снег, залеплявший стекла автомобиля.

– Плохое время, Вито,– сказал шофер, включая «дворники»,– плохое время для такой поездки в «Стейтен-Айленд».

– Нас здесь не мочит, Карло,– ответил Вито своим скрипучим голосом,– сидим в тепле – какие проблемы? Поставь-ка запись. На которой Джанни. Ну, эту, наверное, ты знаешь: «Любимые мелодии Фортьюна».

–Конечно, Вито,– пробормотал Карло, выполняя просьбу.

В то же мгновение золотой голос Джанни заполнил небольшое пространство салона. Улыбаясь про себя, Вито устроился поудобнее на заднем сиденье, с удовольствием слушая. «Ты и я, нам хотелось всего» в исполнении Джанни.

Вито очень гордился своим племянником. Большая звезда. Самый известный из всех сейчас. До него были такие же по величине, но они уже свое отпели. А теперь очередь его Джанни. В свои тридцать восемь лет Джанни уже «что-то» – первый в списках самых популярных певцов, всеобщий любимец. И не только в Америке, а во всем мире.

Вито вздохнул от избытка чувств и на мгновение закрыл глаза, успокоенный звуками бархатного голоса. Вздохнув еще раз, Вито подумал: «Он поет, как ангел, мой Джанни».

Было 23 января 1992 года, четверг, и, как обычно по четвергам, Вито направлялся на еженедельный семейный обед к Сальваторе. Вот уже шестьдесят лет каждый четверг они устраивали семейный обед: это стало традицией с тех далеких времен, когда они оба были девятнадцатилетними парнями, успевшими обзавестись женами. Он женился на Анджелике, царство ей небесное, а Сальваторе на Терезе.

Как давно это было! Вито подумал, сколько еще обедов по четвергам им осталось. Оба уже старики: обоим по семьдесят девять лет. Но он не ощущал старости. Разве что немного отяжелел, да еще беспокоил артрит в бедре. И он не выглядел на свои семьдесят девять, это точно. И Сальваторе тоже. Да, конечно, седина, морщины. Но, если все взвесить, они в хорошей форме. И ни один еще, слава богу, из ума не выжил.

Его старый приятель был еще на удивление силен, еще держал в своих руках власть над всеми кланами Восточного побережья– Capo di tutti capi. Как он гордился Сальваторе! Почти так же, как гордился своим Джонни.

Эта песня, которую пел Джонни, она ему нравилась.

«Ты и я, нам хотелось всего...»

Разве не в этом истинная правда о мире? Он и Сальваторе, им хотелось всего. И они этого добились. Когда нужно было – силой. Некоторые говорят, что он и Сальваторе – опасные и жестокие люди. Нет, это не так. Они просто люди, старавшиеся выбраться из той сточной канавы, из нищеты Нижнего Ист-Сайда, куда они попали, будучи детьми эмигрантов: постоянно полуголодные, не зная английского, не имея никаких надежд на лучшую жизнь. Им пришлось делать то, что они делали, чтобы выжить.

Вито мысленно улыбнулся. Жизнь повернулась к ним не худшей стороной. Конечно, не без проблем: время от времени случались поводы для головной боли, но ничего такого, с чем нельзя было бы справиться. Им даже большей частью удавалось избегать неприятностей с правоохранительными органами – и это в течение всех шестидесяти лет. Пожалуй, им везло. Ну и продажные копы помогали. Сальваторе платил им каждую неделю, но деньги не проблема. Что могут значить для него и Вито несколько конвертов, набитых чеками? Они в состоянии себе это позволить. Они и сейчас платят и чувствуют себя в полной безопасности.

«Чистеньких нет»,– подумал Вито и рассмеялся громким, хриплым смехом, заполнившим машину, при этом его пухлое тело мелко затряслось. Любого можно купить. Разница только в цене. Одним нужны деньги, другие добиваются власти или особых привилегий. Все они продажные шлюхи. Торгуются только о цене.

Люди смердят. Мир полон дерьма. Он был невысокого мнения о человеческой природе. Все ругают «амичи» – людей из «почтенного общества»,– обвиняют их во всех грехах. «Не понимаю, почему это так,– подумал Вито, нахмурившись.– Мы не хуже, ничуть не хуже других. Взятки, кражи, любые преступления и даже убийства встречаются на каждом шагу, они часть большого бизнеса, ступеньки к общественному положению. Ступеньки любой карьеры, даже в правительстве. Политиканы смердят, они на все готовы ради карьеры. Также и копы, и все остальные... Все, но не мой Джонни. Мы с Сальваторе шли своим путем,– бормотал он про себя.– Мы сами писали для себя законы. Мы почитали кодекс Братства, но мы все делали по-своему, да-да, по-своему». Он мысленно улыбнулся. Ему было чему радоваться.

Джонни Фортьюн.

Большая звезда.

Его радость и гордость.

Его племянник.

Скорее сын, а не племянник.

Джонни на этой неделе приехал в Нью-Йорк. Он должен быть сегодня вечером на семейном обеде, приедет из Манхэттена в своем лимузине. Сальваторе счастлив. Вито счастлив. Это будет отличный вечер.

Дом Сальваторе Рудольфо стоял в стороне от дороги, окруженный высокой кирпичной стеной с широкими железными воротами. Они были под током. Дом охранялся не хуже, чем Форт Нокс.

Вито знал, что вооруженные охранники находятся везде, но они скрыты от человеческих глаз. Кроме двух охранников, появившихся как из-под земли в тот момент, когда его машина замерла у ворот.

После того как охранники убедились, что это он, ворота медленно отворились. Карло подвел черный «кадиллак» по короткому круговому въезду к парадному входу, затормозил и вышел, чтобы помочь Вито. Пока тот поднимался по ступенькам, Карло, солдат их Организации, назначенный к нему в качестве водителя и телохранителя, вернулся в машину и отогнал ее назад.

Войдя в холл и снимая пальто, Вито заметил, что сегодня обстановка в доме была немного другой. Обычно по четвергам присутствовали только родственники и ближайшие помощники. А сейчас в глубине холла маячили еще несколько капо. Двое других располагались у дверей кабинета Сальваторе.

Дверь этой комнаты внезапно отворилась и из нее вышел Энтони Рудольфо, двоюродный брат Сальваторе и консильере. Подойдя к Вито, он поцеловал его в обе щеки и сказал:

– Главный ждет тебя, Вито, хочет поговорить, пока не начался обед.

Обеспокоенный, не случилось ли чего, Вито кивнул и немедленно прошел в святая святых Дона – в его кабинет.

Сальваторе сидел в кресле у камина. Увидев Вито, он поднялся и пошел к нему навстречу. Они обнялись и расцеловались по-сицилийски в обе щеки.

– Ты сегодня хорошо выглядишь, Сальваторе. Для такого старика,– одобрительно наклонил голову Вито.

– И ты тоже, мой старый гамба,– засмеялся Сальваторе,– сегодня холодно, Вито,– поежился он,– так холодно, что даже у ведьмы замерзли бы сиськи и превратились в сосульки,– и он опять рассмеялся низким утробным смехом.– Помнишь, как мы детьми мерзли зимой, дрожали от холода в нашей драной одежке? Помнишь, как согревали друг друга в этих крысиных норах нижнего Манхэттена, которые мы называли домом.– Он покачал головой.– Да, какое было время...

– Еще бы не помнить! Я ничего не забыл, Сальваторе!

Дон положил руку на плечо Вито и подошел с ним к камину.

– Те деньки давно ушли. Остались только воспоминания. Но мы с тобой стареем. И холод опять пробирает до костей, заставляет их скрипеть. Так что иди-ка, посидим у огня.

С этими словами Дон взял со столика между креслами бутылку красного вина и доверху наполнил два бокала.

– Огонь согреет твое тело, а вино разгонит кровь. Они чокнулись и тихо в унисон проговорили:

– За наше Братство.

Потом каждый пригубил вино, задерживая его во рту, наслаждаясь вкусом. Это было одним из немногих удовольствий, еще оставшихся для них в жизни. Затем они сидели, откинувшись в креслах и долго смотрели друг на друга, и в их стариковских глазах светилась умудренность. И вечная дружба. Наконец Вито спросил:

– Зачем сегодня лишние капо? Ты что, ждешь неприятностей?

– Просто из предосторожности,– покачав головой, сказал Рудольфо.– Не хочу неприятных сюрпризов, чтобы меня застали врасплох. Это ведь наше старое правило, Вито. Зачем нам его менять?

– Ты это о чем? – спросил Вито, и его темные глаза сузились.

– Слишком много проблем в других семьях. Братья Гамбино, похоже, увязли, Бык-Сэмми слишком много треплется.– Он посмотрел на Вито и презрительно сплюнул.– Тьфу, поганый доносчик, запел, как желтая канарейка. А семья Коломбо – совсем с ума посходили, вцепились друг другу в глотки. Не было бы войны между семьями, как тогда, раньше.

– Не думаю, что это широко разойдется.

– Кто может знать? – Сальваторе беспомощно развел руками и пожал плечами.– Одна из семей в Нью-Йорке может воспользоваться ситуацией, попробовать захватить территорию Гамбино или Коломбо. И будет война. Да, лучше быть готовыми. На всякий случай, если чего начнется.

– Ты прав, Сальваторе. Что плохого, если мы заранее себя обезопасим...

Сальваторе вдруг подался вперед, и его глаза, дотоле блеклые и слезящиеся, внезапно обрели пронзительную, как в молодости, голубизну. Он пристально посмотрел на своего старого друга и сказал:

– Может, я устрою собрание всех семей, соберу вместе всех боссов...

– Это как в Апалачине в 1957 году? – воскликнул Вито.

– Ну да, конференцию. Надо решить, что делать. За нами слишком внимательно следят, Вито. За нашим Братством. Копы, феды, пресса – они все дышат нам в затылок. Это уже опасно,– вздохнул он.– Мы вдруг оказались чересчур на виду – вот что плохо, capisce?

– Ага. И я с тобой, как всегда.

– И еще этот Джо Фингерс,– объявил Сальваторе.

– А с ним что?

– Стал слишком много о себе понимать и, чуть что, сразу палит из пушек. А он связан с нами– значит, опасен для нас. Ведь за нами постоянно следят, вынюхивают. Вот что я всегда ненавидел.– Сальваторе сделал паузу. Несмотря на то, что он находился в собственном доме, где, он был уверен, нет никаких подслушивающих устройств, Дон добавил хриплым шепотом: – Это наносит вред Коза Ностра.

Вито кивнул и дотронулся ладонью до руки Сальваторе, показывая, что понял.

После недолгого молчания Вито спросил:

– Кто займется Джо Фингерсом?

– Никто. Пока. Подождем. Посмотрим, как он дальше себя поведет.

Дон глубоко вздохнул и печально покачал головой.

– Да, все уже не то, дружище, времена изменились. Вито не ответил, углубившись в свои мысли. Сальваторе был не зря capo di tutti capi. Он мудрый человек. Все, что он говорит,– так и есть. Какое-то время Вито изучающе смотрел на друга.

Сальваторе был крепкого сложения, высокий, широкоплечий, худощавый. Его изборожденное глубокими морщинами лицо с римским, чуть с горбинкой носом, и сильно поседевшими густыми бровями все же не было лицом старика. В нем слишком чувствовались сила и власть. Но самыми, удивительными были глаза. Чистого голубого цвета, как Средиземное море у берегов Сицилии. Они могли то лучиться солнцем и теплом «старой родины», то вдруг становиться ледяными, как холодная Арктика.

Сальваторе прервал размышления Вито.

– Где Джонни? – спросил он.

– Сейчас будет, Сальваторе. Еще минута-другая, и он здесь, не волнуйся.– Вито поднялся и, мелкими шагами подойдя к окну, постоял там какое-то время.

– А вот и он! – вскоре воскликнул он и посмотрел на часы.– Молодец, как раз вовремя!

Во главе стола сидела Тереза Рудольфо, жена Сальваторе. Она была высокой, сухой, величественной женщиной лет семидесяти, с совершенно седыми волосами и угольно-черными глазами. На ней было, как обычно, черное платье с тремя длинными нитками настоящего жемчуга. Она со спокойным достоинством руководила обеденной церемонией.

Покрытый накрахмаленной белой с вышивкой скатертью стол был уставлен тончайшим фарфором, дорогим хрусталем и серебром. В центре располагалась широкая серебряная ваза с цветами, по обе стороны от которой возвышались белые свечи в серебряных подсвечниках. Стол буквально ломился от яств.

Сейчас в парадной гостиной дома Рудольфо собрались за великолепным столом еще и четверо детей Терезы и Сальваторе: Мария, София, Фрэнки и Альфредо; все они уже имели семьи и пришли со своими супругами. Был здесь и брат Сальваторе Чарли, заместитель босса, и их двоюродный брат Энтони, консильере,– тоже с женами.

Вито сидел справа от Терезы.

Джонни сидел на своем обычном месте – справа от Сальваторе.

Угощение было обычным для четверговых обедов. Огромное количество салата из латука, помидоров, маслин и мелко нарезанного лука; красный сладкий перец, тушеный в оливковом масле; салат из рыбы и моллюсков, запеченая рыба, tagliatelle – домашняя лапша с томатным соусом, и жареные цыплята. Альфредо разливал красное вино, блюдо с домашним итальянским хлебом передавалось по кругу, все оживленно разговаривали, шутили, смеялись. Обед напоминал дружескую вечеринку.

Только Тереза хранила гробовое молчание. Она лишь внимательно слушала и смотрела на всех цепким подозрительным взглядом. Изредка она перебрасывалась несколькими словами с дочерьми, помогавшими ей передавать гостям блюда или приносить из кухни новые чаши с дымящейся лапшой и соусом.

Тайком наблюдавшему за ней Джонни вдруг пришла в голову внезапная догадка: «Сегодня она раздражена моим присутствием здесь. Она не любит меня». Эта мысль, поразила его, как удар молнии. Его тетя Тереза, которую он знает с самого рождения, не любит и никогда не любила его. Неожиданно он совершенно четко осознал, что она ненавидит его, просто терпеть не может. Джонни спрашивал себя почему. Ответ мог быть только один: потому что дядя Сальваторе благоволит к нему. Ревность – вот в чем все дело. Она ревнует, потому что он так близок ее мужу, потому что они оба так привязаны друг к другу.

Сидящему напротив него Вито пришли в голову почти те же мысли, но он быстро прогнал их. Тереза уже старуха. Ее яд ослабел, потерял с годами свою силу. Никто больше не обращает на нее внимание. А меньше всех Сальваторе. Он никогда ее не любил.

После обеда Сальваторе повел Джонни и Вито в свое святилище и закрыл за ними дверь.

– Вот «стрега», Джонни. Выпей рюмочку,– сказал Дон, наливая в узкие рюмки золотистый итальянский ликер.

– А ты, Вито? – спросил он, подняв брови.

Вито кивнул.

– Спасибо,– сказал Джонни, беря из его рук рюмку.

Другую Сальваторе передал Вито, и тот тоже поблагодарил его.

Все трое чокнулись и расселись в кресла перед пылающим камином.

– Поздравляю, Джанни,– сказал Сальваторе с ласковой улыбкой.– Такой концерт в Мэдисон-Сквер-Гарден в прошлую субботу – это потрясающе! Мы все наслаждались.

– Был полный аншлаг,– заметил Джонни.– Пожалуй, это мой самый удачный концерт. Пока.

– Мы гордимся тобой, Джанни. Ты большая звезда. Самая большая. И ты всего добился сам.

– Ну что вы, дядя Сальваторе! Я знаю, как много ты и дядя Вито для меня сделали.

– Мы ничего не сделали.

Джонни удивленно посмотрел на Дона, потом перевел взгляд на Вито, который наклонил голову, как бы признавая правильность слов Сальваторе.

– Мы только приоткрыли для тебя пару дверей, вот и все,– сказал Сальваторе.– Сделали так, чтобы несколько клубов в округе заключили с тобой контракты. Посоветовали парням из Вегаса, чтобы они дали тебе шанс. Мы хотели, чтобы ты пробивался сам, рассчитывая на свои силы как любой другой.

– Но почему? – спросил удивленно Джонни.

– Мы хотели, чтобы твое имя оставалось чистым. Мы не хотели, чтобы его связывали с нами,– объяснил Сальваторе нежнейшим голосом, на какой только был способен.

– Если бы мы сделали слишком много, Джонни, мы бы тебя запачкали,– добавил Вито.– Мы не хотели марать тебя. Нельзя, чтобы тебя связывали с амичи, с Братством,– улыбнулся он.– Мы только чуток работали, вроде как за сценой, как сказал Сальваторе.

– Ну, все равно спасибо,– ответил Джонни и улыбнулся старикам.– А я думал, что находился под вашим покровительством.

– Ты и находился,– тихо проговорил Сальваторе.– Всегда. Но мы дали тебе возможность идти собственным путем в твоем бизнесе. И мы правильно сделали. А ты...– он улыбнулся Джонни,– ты ни разу нас не подвел. Одно только меня огорчает...

Джонни изумленно взглянул на него.

– Что же?

– Ты до сих пор не женат, Джонни. Вот если бы у тебя была хорошая жена-итальянка.– Сальваторе глубокомысленно кивнул.– Мужчина не может без жены.

– Я согласен с тобой, Дядя Сальваторе. Но пока еще мне не встретилась подходящая девушка.

–Как жаль! – сказал Дон.– Сейчас, пока ты молод, – самое бы время.– Он сделал глоток «стрега», и все трое на несколько минут замолчали.

Сальваторе первым прервал молчание, обратившись к Джонни:

–Так, говоришь, собираешься в Европу? Расскажи мне о поездке, где ты думаешь побывать?

Джонни стал рассказывать о предстоящем коротком концертном турне, а Сальваторе внимательно слушал, время от времени задавая дельные вопросы или кивая.

Вито не был столь внимательным слушателем. Он углубился в свои мысли, перенесясь с ними на много десятилетий назад. Перед его мысленным взором предстал Сальваторе Рудольфо, каким он был в пору своего расцвета, примерно в возрасте Джонни. Красавец, такой же как Джонни сейчас. Женщины просто кидались на него, но его это не волновало. Сальваторе придерживался строгих нравов. По большей части.

Вито вздохнул. Жизнь – забавная штука. В ней полно загадок, не все гладко и ровно. А ему нравилось, когда гладко и ровно. И хотелось, чтобы и Сальваторе стремился к этому тоже. Вито прикрыл глаза и унесся далеко в своих мыслях, наслаждаясь теплом камина, приятной слабостью «стрега» во рту, ощущением полного желудка и семейным уютом. Всем довольный, он задремал.

– Я позвоню из Лондона, дядя Сальваторе,– сказал Джонни, и Вито, проснувшись, резко выпрямился.

–Что? Что ты сказал? – спросил он, моргая.

Сальваторе рассмеялся своим глубоким утробным смехом.

–Ты все проспал, старина. Вито смущенно улыбнулся и, понимая, что оправдываться глупо, ничего не сказал.

Джонни подошел к нему, помог подняться с кресла, и они обнялись и расцеловались.

Потом, подойдя к Дону, Джонни поцеловал его тоже и быстро вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Оставшись одни, старики вновь уселись в кресла и долго смотрели друг на друга, без слов понимая один другого.

Наконец Вито сказал:

–Я не спал. Сальваторе хмыкнул.

– Я просто мечтал.

– О чем, гамба?

– О прошлом, старина.– Вито издал глубокий вздох, потом его круглое лицо медленно расплылось в улыбке.– Я вспомнил тебя, Сальваторе, когда ты был таким, как сейчас Джанни. Ты был красавец. Совсем как он сейчас. Те же волосы, глаза. То же лицо.

Сальваторе чуть выпрямился, но ничего не сказал, только отпил еще «стрега». А Вито продолжал:

– Есть одна фотография. Там, у меня дома, в альбоме Анджелины. Снята в 1946 году. Ты, я, Тереза и она. Тебе тогда было тридцать восемь. Можно подумать, что там Джонни, на этом снимке.

Сальваторе продолжал молчать.

– Не понимаю, почему никто до сих пор не заметил сходства.

Сальваторе только кашлянул.

Вито сделал глубокий вдох и произнес:

– Нет, Тереза заметила.– Выждав несколько секунд, он мягко добавил: – Она всегда это знала.

– Может, и так,– проворчал наконец Сальваторе.

– Почему ты не скажешь об этом Джонни?

– Так лучше.

– Может, и нет. Моя сестра Джина – она ведь любила тебя, Сальваторе. Ты был для нее всем после смерти Роберто. Думаю, она бы хотела, чтобы Джонни знал, что ты его отец. Его мать хотела бы, чтобы он знал правду.

– Нет,– сказал Сальваторе тихим, но властным голосом, ставя на стол свою рюмку. Подавшись к Вито, пронизывая его взглядом, он прошипел: – Он не должен знать. Никто не должен знать, что он мой сын.

– Почему?

– Глупый вопрос, Вито. Видно, стареешь,– покачал головой Сальваторе.

Вито, пропустив мимо ушей язвительное замечание, продолжал допытываться:

– Ну что плохого, если он узнает?

– Нет,– сказал Сальваторе,– лучше пусть будет так, как я решил. Я хочу, чтобы он оставался чистым.– Очень тихо, едва слышно прошептал: – Мой сын Джанни должен быть чистым,– и в упор посмотрел на Вито,– capisce?

 

31

После безвременной смерти Колли в середине января Рози вернулась из Монфлери в Париж и целиком отдалась работе.

Давно обнаружив, что работа помогает заглушить боль, она просиживала долгие часы в мастерской, стремясь быть полностью занятой.

Только так она могла сопротивляться обрушившемуся на нее беспредельному горю. Отчаяние Рози от потери любимой подруги было слишком велико: ведь их связывала особая дружба с первого дня их знакомства в 1982 году.

«Любовь с первого взгляда» – так Колли часто описывала их первую встречу. И Рози испытывала точно такие же чувства к своей первой парижской подруге, чей брат впоследствии стал ее мужем.

Их с Колли связывала преданная дружба, которая осталась непоколебимой, даже когда у Рози начались проблемы с Ги. Наоборот, это только еще больше сблизило их. Колли сразу приняла сторону Рози, была для нее утешением и поддержкой в эти трудные времена. Не удивительно, что Рози так глубоко переживала утрату, понимая, что она никогда с ней не сможет смириться.

Итак, все это время работа была ее единственным спасением и утешением. Вдобавок Рози испытывала удовлетворение от того, что, начав заранее работу над костюмами, она как бы на несколько недель забежала вперед, обеспечив себе тем самым определенные преимущества по времени.

Гэвин задерживался в Нью-Йорке: возникли непредвиденные осложнения с «Делателем королей». Ему пришлось вызвать себе на помощь Аиду и отодвинуть дату переезда на Бийанкурскую студию. Аида со съемочной группой из Лондона смогут перебраться в Париж не раньше марта, к моменту когда освободится и приедет сам Гэвин.

Тем не менее Рози знала, что даже в этот период между двумя фильмами у нее есть дело. Перед ней была грандиозная задача. Опять ей предстояло создавать исторические костюмы, а это гораздо сложнее, чем модели современной одежды, и требует значительно более тщательной и детальной разработки.

Сейчас, ясным солнечным утром начала февраля Рози стояла в центре своей мастерской, разглядывая несколько уже готовых эскизов. Мастерская примыкала к ее квартире на Рю-дель-Университе в Седьмом муниципальном округе и представляла собой большую, залитую светом комнату с несколькими огромными, от пола до потолка окнами и застекленным потолком.

Всего было шесть эскизов, полностью проработанных до мельчайших деталей. Рози равномерно расставила их на специальной просмотровой полке, сооруженной ею именно для таких целей несколько лет назад Полка занимала всю длину боковой стены, и расставленные на ней, как на выставке, эскизы сразу изменили облик студии.

Все эскизы были выполнены в цвете, на досках высотой около метра. На первых трех были изображены костюмы Наполеона, роль которого будет исполнять Гэвин Амброз, на оставшихся платья Жозефины в исполнении неизвестной пока актрисы.

Поскольку наряды Жозефины отличались невероятной пышностью и сложностью, Рози сначала взялась за костюм Наполеона для сцены его коронации. Он состоял из нижней белой шелковой мантии, богато изукрашенной золотым шитьем, поверх которой надевалась длинная до пола красная бархатная мантия с накидкой из белого горностая, корона представляла собой золотой лавровый венок. Рози намеревалась точно воссоздать все до малейшей детали, стремясь к исторической достоверности.

Вторым был эскиз военной формы Наполеона: черные сапоги, белые обтягивающие лосины, черный сюртук со скругленными фалдами, украшенный золотым шитьем, и треугольная шляпа. А на третьем был изображен гражданский костюм, состоявший из коротких до колен панталон и сюртука из красного сукна. На ноги к нему одевались белые чулки и черные туфли с золотыми пряжками.

Проведя несколько минут за рассматриванием этих рисунков, Рози перешла затем к эскизам одежды Жозефины. Ее платье для сцены коронации, как и костюм самого Наполеона, тоже было исключительно пышным и нарядным. Выполненное из огромного количества белого шелка, оно было сплошь расшито золотом; его великолепие довершали роскошные ювелирные украшения и бриллиантовая диадема. Но в данный момент не этот наряд интересовал Рози. Сейчас она внимательно рассматривала одетое на манекен недошитое вечернее платье Жозефины. Рози подошла к окну, где стоял манекен, и переколола на нем складки ткани. Платье было выдержано в стиле ампир, распространению которого так способствовала сама Жозефина: завышенная линия талии, глубокий вырез и короткие рукава «фонариком». Для платья был использован серебристо-белый шелк, продублированный сверху нежно-голубым шифоном. Красиво задрапированный на облегающем лифе, он воздушными потоками ниспадал к полу, образуя пышную верхнюю юбку с разрезом впереди. Понизу она была отделана тонкой серебристо-белой бейкой из материала платья. Рукава тоже были из шифона.

Рози вынула из платья несколько булавок, вколола их в специальную подушечку на запястье левой руки и ловкими уверенными движениями стала поправлять складки ткани, добиваясь, чтобы они правильно лежали. Она провозилась с ними добрых десять минут, прежде чем результат более или менее удовлетворил ее.

Искусство драпировки было особым делом, но Рози оно удавалось с той же легкостью, что и подготовка эскизов. Она научилась драпировать ткани в мастерских Трижер, известной кутюрье, американки французского происхождения. Это стало возможным благодаря помощи тети Кэтлин, сестры отца Рози, умершей два года назад. Кэтлин Мадиган была главным специалистом магазина «Бергдорф Гудман» по оптовой закупке модной одежды. Она дважды устраивала Рози практиканткой к Трижер на время летних каникул в Технологическом институте одежды.

Рози любила повторять, что она обучилась драпировке у ног мастера, так как Полин Трижер была признанным мастером этого искусства. Она обращалась с тканью примерно так, как это делает скульптор, работая с куском глины. Полин тоже как бы лепила свои модели из ткани, работая больше с портновским манекеном, чем с карандашом и бумагой.

Собрав мелкие сборки на спинке по завышенной линии талии, Рози уверенно закрепила их булавками и отступила на несколько шагов, придирчиво оглядывая свою работу. Все еще недовольная результатом, она решила еще раз заглянуть в книгу с репродукциями, на одной из которых было представлено подобное платье, чтобы освежить его в памяти. Эту книгу подарил ей Анри де Монфлери, и Рози нашла ее чрезвычайно полезной, так как в ней была представлена вся история Наполеона в портретах самого императора, Жозефины, членов его свиты, в изображениях батальных и жанровых сцен того времени. Отыскав страницу с прекрасным портретом Жозефины в этом самом платье, Рози долго смотрела на него изучающим взглядом. Как всегда, ей хотелось достичь в своей работе полной достоверности. Через несколько минут она уже возилась с тканью.

Однако через полчаса ее сосредоточенная работа была прервана звонком в дверь. Вздрогнув, она взглянула на часы, стоящие на письменном столе, и, к своему удивлению, обнаружила, что уже почти час дня. Сняв с запястья подушечку для булавок и сбросив белый рабочий халат, она вышла в прихожую. Рози знала, что это Нелл, которая была сейчас в Париже. Рози пригласила ее на ленч. Как только дверь отворилась, они бросились друг к другу, горячо обнимаясь и не уставая радостно повторять, как они счастливы этой встрече.

Потом Рози закрыла дверь и, немного отступив от Нелл, окинула ее одобрительным взглядом.

– Ты прекрасно выглядишь, Нелл. Думаю, у тебя с моим братом полное взаимопонимание.

Нелл, рассмеявшись, кивнула и сказала:

– Да, в основном.

Рози, как бы не заметив этой фразы, помогла Нелл снять ее темное норковое манто и провела в библиотеку. Это была небольшая уютная комнатка в стиле «Bell Epoque» с жарко горящим камином и сильным ароматом мимозы и других весенних цветов.

– Бог мой! – воскликнула Нелл.– Где ты нашла мимозу в разгар зимы?

– Это не я,– ответила Рози,– ее нашел Джонни Фортьюн. В «Лашом». Это лучший цветочный магазин в Париже. Там торгуют оранжерейными цветами и всякими редкими для зимы растениями.

– Ну и ну! – усмехнувшись, проговорила Нелл.– А я ему сказали, что ты любишь чайные розы и фиалки.

– О, это он тоже прислал. Они в гостиной.

– Да, он не любит останавливаться на полпути, не так ли? – сказала Нелл, наклоняясь к вазе и зарываясь носом в мимозу.– Божественный запах!

Она выпрямилась и подошла к камину, наблюдая, как Рози открывает бутылку белого вина, только что вынутую из ведерка со льдом.

–Полагаю, теперь все совершенно ясно: он добивается тебя, Рози. Полон решимости покорить тебя, можешь не сомневаться.

Рози только улыбнулась, извлекая пробку из бутылки.

–Нелл, дорогая, я как-то и сама это поняла. Еще несколько недель назад я говорила тебе, что он звонил мне в декабре, перед праздником. И еще на прошлой неделе: сказать, что прилетает в Париж после Лондона.

–Гм.– Нелл устроилась в кресле, откинувшись на спинку и скрестив ноги.– Я вовсе не осуждаю тебя, Рози, наоборот. Я думаю, это прекрасно, что в твоей жизни появится небольшое увлечение. Почему бы нет? Особенно после стольких лет «голодания» с Ги! Кстати, как обстоят дела с разводом?

–Все идет своим чередом. Ги проявил понимание и подписал все документы.

–И во сколько тебе это обошлось?

Рози изумленно взглянула на подругу.

–Откуда ты знаешь, что это мне во что-то обошлось?

–Ох, Рози, Рози,– покачала головой Нелл.– Не нужно быть очень проницательной, чтобы догадаться. Я слишком хорошо знаю Ги де Монфлери. Проститутка, что6ы не сказать хуже. Я так и знала, что он будет вымогать у тебя деньги. Сколько же ты дала ему?

–Я купила ему авиабилет на Дальний Восток и еще дала две тысячи долларов. Он пытался выклянчить больше, но я отказалась. Честно говоря, больше я просто не могла потратить. И тогда он схватил то, что было предложено.

– Не понимаю, зачем ты вообще ему что-то платила! – довольно резко воскликнула Нелл.

– Поверь, это не слишком высокая цена. Я хотела, чтобы он оставил меня в покое. И Анри тоже. Я ему не верила и подозревала, что он будет опять устраивать скандалы в Монфлери, портить всем жизнь. Поэтому как только он все подписал, я отослала его в Гонконг. По крайней мере так он не сможет раскачивать ничью лодку.

Нелл кивнула и взяла предложенный ей бокал. Подруги чокнулись, и Рози сказала:

– Если не возражаешь, Нелл, давай поедим здесь. Мне это удобнее, чем куда-то идти. У меня уйма работы.

– Ладно. Как продвигаются костюмы?

– Неплохо. Они, конечно, сложные, ты сама понимаешь. Но я все время только этим и занималась, работа помогает мне пережить смерть Колли.

– Я знаю, как тебе тяжело. Она была так молода,– покачала головой Нелл.

– Спасибо тебе, Нелл, за то, что ты так часто мне звонила. Мне это очень помогало, правда.

– Я знаю, что для тебя значила Колли.

Рози грустно улыбнулась и, меняя тему разговора, спросила:

– А как там Кевин?

– Прекрасно. Любящий, нежный, волнующий. И выводящий из себя.

– Все замечательно, кроме последнего.

Нелл посмотрела в огонь. Лицо ее вдруг стало грустным, глаза посерьезнели. Потом она перевела взгляд на Рози и очень спокойно сказала:

– Я обожаю Кева, ты знаешь. Но я не могу выносить эту его проклятую работу. Ты понимаешь не хуже меня: он постоянно в опасности. И я буквально переживаю все это вместе с ним, день и ночь дрожу от страха. У меня нервы не выдерживают.

– Это потому, что ты его очень любишь, Нелл.

– Да?

– Конечно. Во всяком случае, я в этом не сомневаюсь. Иначе ты бы не заботилась так о нем и не переживала все время.

– Возможно, ты права,– согласилась Нелл.

– Почему вы не поженитесь?

Нелл молча посмотрела на нее и ничего не ответила.

– Я знаю, он предлагал тебе выйти за него замуж,– продолжила Рози.– Он сказал мне это, когда звонил на прошлой неделе.

– Да, это правда. Но я... как бы это сказать... Я еще не готова к одомашниванию. По крайней мере – пока. Пусть все остается так, как сейчас.

– Нелл, Кевин тебя очень-очень любит. Гэвин тоже говорил мне об этом на днях.

– О боже! Эти трансатлантические переговоры! Как будто вы все сговорились наброситься на меня. А еще обещали не давить. Мне ваше давление сейчас совершенно ни к чему. У меня и без того хватает поводов для стресса. Клиенты, например. Тот же Джонни Фортьюн. Я прилетела сюда с ним, чтобы окончательно утрясти все детали его концерта в Париже этим летом. Потом возвращаюсь в Лондон: мне нужно решить несколько вопросов в лондонском офисе. Но Джонни остается в Париже. Как пить дать, он скоро бросится в твои объятия, я тебя предупреждаю.

–Откуда такой зловещий тон? – рассмеялась Рози.– Всего несколько минут назад ты была в восторге, что он мной интересуется.

–Я и сейчас в восторге. Я просто предупредила тебя, что он не летит со мной завтра в Лондон, и...

–Но я и так знаю, что Джонни остается. С тех пор как вы с ним прилетели из Нью-Йорка в Лондон, он звонит мне каждый день. Сегодня вечером мы вместе ужинаем. И тебе это известно.

–Да, он мне говорил, и ты говорила. Но я не была уверена, что ты знаешь о его планах остаться в Париже еще на несколько дней, может быть, даже на неделю.

–Я знаю.

Нелл посмотрела на Рози и усмехнулась.

–Как сказала бы моя тетя Филлис, у тебя такой довольный вид, как у кошки, проглотившей канарейку.

–Ничего подобного! – покраснев, запротестовала Рози.

–Именно так, Розалинда Мэри Фрэнсис Мадиган,– тоном, не допускающим возражений, сказала Нелл и расхохоталась при виде смущенного лица Рози.– Но это прекрасно, что ты так выглядишь, Рози, голубушка. Такой удовлетворенной. Что ни говори, а Джонни Фортьюн неплохая добыча. И у меня такое впечатление, что он совсем потерял от тебя голову. Если помнишь, я уже говорила тебе тогда, в ноябре, в Калифорнии. Он умен, красив, сексуален, богат, знаменит. Миллионы женщин сходят от него с ума. Наконец он просто хороший парень. Лично я считаю, из него мог бы получиться отличный муж.

–Ну-ну, не так быстро, Нелли! – воскликнула Рози. – У меня с ним не было еще ни одного свидания, а ты нас уже поженила!

– Неплохая идея. А я буду подружкой невесты ни свадьбе.

– Кстати, о свадьбе. Все же как ты собираешься поступить с моим братом? Давай-ка скажи мне правду, без этих глупых отговорок, что ты пока не хочешь «одомашниваться».

Нелл закусила губу и после недолгого размышления в упор взглянула на Рози и проговорила тихим ровным голосом:

– Если хочешь знать правду, я скажу тебе. Я уже все обдумала... в основном.

– Ну говори, я слушаю.

– Хорошо, я скажу. Кевин сейчас работает над особым заданием. Уверена, он говорил тебе о нем, не так ли?

Рози кивнула.

– Да, Отдел уголовных расследований занимается в данный момент мафией, особенно каким-то одним кланом. И Кевин там в самой гуще событий.

– Вот именно. Кевин надеется, что все это скоро кончится. Он сам недавно так сказал, перед моим отъездом из Нью-Йорка. Он считает, что через месяц-два все будет кончено и останется только кричать: «ура!» – он буквально так и сказал. Я заставила его пообещать, что после этого он возьмет отпуск и мы проведем его вместе. И вот тогда я делаю ему деловое предложение.

Нелл не спешила с разъяснениями, и Рози пришлось поторопить ее.

– Что это за предложение?

– Я собираюсь предложить ему то, от чего он не сможет отказаться, выгодную сделку, так сказать,– засмеялась Нелл.– Я продаю мою компанию, а он уходит из полиции, и мы начинаем какое-то общее дело.

– Ты что, действительно собираешься продать свою компанию? – удивленно воскликнула Рози.

– Да,– твердо сказала Нелл.

Рози молчала, понимая, что ее брат может не согласиться уволиться из полицейского управления. Через несколько секунд она сказала:

– Ох, не знаю, Нелл, не знаю,– и озабоченно покачала головой.– Я не уверена, что Кевин так легко сдастся. Это маловероятно. Не забывай, он коп в четвертом поколении. И по-настоящему любит свою работу.

– Надеюсь, меня он любит не меньше. И если я жертвую ради него своей фирмой «Джеффри энд компани», он должен проявить благородство и тоже чем-то пожертвовать.

– Но послушай, Нелл, не будем забывать, что у тебя есть большое наследство от мамы и бабушки. Вряд ли Кевину покажется такой уж большой жертвой продажа твоей компании: ведь у тебя нет необходимости зарабатывать себе на жизнь, если ты этого не хочешь.

– Ax, оставь, Рози! Я люблю свое дело. Я создала свою фирму сама, можно сказать, с нуля. Мне будет очень. нелегко с ней расстаться. —Я понимаю.

– И Кевин тоже.

–Он очень самолюбивый,– заметила Рози.

Нелл встала и заходила по комнате. Потом наконец проговорила:

– Я просто не знаю, что делать, Рози! Мне казалось, что это неплохой план. А ты меня сейчас как холодной водой окатила. Господи, ну почему меня угораздило влюбиться в тайного агента!

–Но он не просто какой-то там тайный агент. Он же Кевин Мадиган.

– В этом-то все и дело. Он замечательный. Таких, как он, больше нет.

–Да, тебе остается только одно утешение,– сказала Рози. – Какое же?

–Когда-нибудь ему все же придется выйти в отставку.

–Не уверена, что смогу так долго ждать,– ответила Нелл.

 

32

Джонни Фортьюн стоял перед зеркалом в спальне своего номера отеля «Плаза-Атеней», критически оглядывая свое отражение. Его тонкое загорелое лицо выражало задумчивость. Неожиданно он резко повернулся и вышел из комнаты.

Он уже трижды переодевался за сегодняшний вечер и делать это еще раз был не намерен, считая, что выбранные им наконец темно-серые брюки, черный кашемировый пиджак, белая вуалевая рубашка и черный в белый горошек галстук лучше всего подойдут для ужина в «Вольтере».

Этот ресторан на левом берегу Сены на набережной Вольтера выбрала Рози, объяснив ему, что это вполне приличное место, без претензий и с очень хорошей кухней. Джонни нашел ее выбор великолепным, и она предложила сама заказать для них столик.

Подхватив свое черное кашемировое пальто, оставленное им на стуле в гостиной, Джонни вышел в коридор и направился к лифтам. Через несколько минут он уже садился в машину, ожидавшую его у отеля, на авеню Монтень.

Когда водитель плавно тронул машину с места, и она помчалась в направлении Левого берега, легкая улыбка появилась на лице Джонни. Ему казалось забавным его собственное поведение. Он никогда не уделял такого внимания своей одежде, ни по какому случаю не переодевался по нескольку раз. А если и старался одеваться элегантно, то только для шоу, концертов и рекламных фотографий. Но никогда для женщины, Хотя, с другой стороны, никогда в его жизни не было такой женщины, как Рози.

И он никогда раньше не был влюблен. А вот сейчас, похоже, это произошло. Да, он влюбился в нее в тот вечер, когда Нелл привела ее на обед в его дом на Бенедикт-Кэньон. Теперь, частенько вспоминая свою неприязнь к Рози, он сам подсмеивался над собой. Не слишком долго просуществовало это чувство. С того вечера она постоянно занимала его мысли, редкие моменты он не думал о ней. Вот уже два месяца ее лицо стоит у него перед глазами и днем и ночью. И вот сейчас наконец он едет по улицам Парижа, чтобы встретиться с ней снова. Джонни ощутил сильное волнение. И нетерпение.

С трудом сдерживая желание приказать своему шоферу Алену жать на все педали, Джонни откинулся на спинку сиденья и постарался успокоиться и разобраться в своих чувствах.

Да, он влюблен в нее.

Да, он хочет – даже очень хочет обладать ею.

Да, и это решено, он хочет жениться на ней.

Розалинда Мадиган – это именно та женщина, которая ему нужна, единственная женщина. И, разумеется, только о ней он когда-либо думал как о будущей жене.

Неделю назад, когда он был на обеде в «Стейтен-Айленде» и его дядя Сальваторе завел разговор о женитьбе, ему так хотелось тогда все это выложить, рассказать им о Рози. Он до сих пор не понимает, как ему удалось сдержаться.

Рози будет сюрпризом для них, прекрасным сюрпризом. Сразу по возвращении в Нью-Йорк в начале апреля он пригласит дядю Вито и дядю Сальваторе на обед в хороший ресторан в Манхэттене. Вот тогда-то он и представит им Рози. Они непременно полюбят ее, так же, как и он, в этом нет никакого сомнения. Джонни подавил смешок, представив, как будет знакомить Рози со своими стариками. Они не смогут устоять против нее, его Розалинды. Он повторил про себя ее имя «Розалинда Мадиган». Оно ему нравилось. «Розалинда Фортьюн» тоже звучит весьма красиво. Внезапно Джонни охватил необъяснимый страх, до крайности усиливший его прежнее волнение. Неожиданно мысль о том, что он скоро увидит Рози, будет с ней рядом, показалась ему пугающей. Что если он разочаруется? Что если она не оправдает его ожиданий? Два месяца она была женщиной его мечты. Он буквально грезил ею, в порывах необузданной фантазии представляя себя с ней в разных ситуациях, в том числе и в постели. Из-за нее он избегал других женщин. И сейчас, из суеверия, он уже заранее настраивал себя на разочарование. Любовь к женщине была для Джонни совершенно новым чувством. Кроме своих дяди Вито и дяди Сальваторе, он вообще ни к кому не испытывал привязанности. Даже к тете Анджелине, жене Вито, которая всегда была так добра к нему.

Разумеется, он бы любил свою маму, это естественно, но он едва помнил ее, потому что она умерла, когда он был еще совсем маленький.

Да, пока он не встретил Рози, эти два старика были единственными людьми, к которым он испытывал хоть какие-то нежные чувства. Что же до женщин, они всегда были для него лишь объектами физического влечения.

Нахмурившись, Джонни посмотрел через окно автомобиля, с нетерпением ожидая, когда они наконец приедут на Рю-дель-Университе. Его волнение было так велико, что он готов был выскочить из собственной кожи.

И вдруг через секунду, как раз когда он собирался спросить Алена, где они находятся, машина остановилась.

–Мы приехали, monsieur,– сказал, глядя через плечо, Ален и улыбнулся. Прежде чем Джонни успел что-то ответить, шофер вышел из машины и открыл перед ним заднюю дверцу.

– Спасибо, Ален,– сказал Джонни и, глубоко вздохнув, направился к дому, где жила Рози.

Как только она открыла дверь и улыбнулась ему, Джонни почувствовал, как его панический страх рассеялся.

Он тоже улыбнулся ей широкой, счастливой улыбкой.

Она подошла к нему, взяла за руку и провела в квартиру.

Они стояли в прихожей, глядя друг на друга и все еще держась за руки. Оба молчали.

Наконец он сделал шаг к ней, притянул к себе и поцеловал сначала в одну щеку, потом в другую.

–Я так рад тебя видеть, Рози,– произнес он.

– Я тоже, Джонни,– ответила она со смехом в голосе.

Его сияющие голубые глаза неотступно следовали за ней. В них отражалась буря чувств и желаний. Ему хотелось опять и опять целовать ее лицо, сорвать с нее платье, любить ее страстно, нежно и нескончаемо долго.

Хотелось рассказать ей обо всем, что он передумал со дня их встречи, поведать о своих чувственных фантазиях, сказать не теряя ни минуты, что он любит ее, попросить I выйти за него замуж.

Он хотел сказать ей все это прямо сейчас. Он все хотел сейчас. Сразу. Немедленно. Жизнь вдали от нее была для него больше невозможна. Но так больше не будет. Отныне они всегда будут вместе. До конца своих дней.

Конечно, он понимал, что все это пока неосуществимо. Он не может так сразу ни рассказать ей о своих переживаниях, ни объяснить что-либо. «Спокойно, не торопись»,– уговаривал он себя. И ему все-таки удалось справиться со своими взбунтовавшимися чувствами и овладеть собой.

Большую часть своей сознательной жизни он ждал встречи с ней, с женщиной своей мечты, со своей будущей верной подругой. Поэтому сейчас можно подождать еще немного, прежде чем она полностью станет принадлежать ему. Но это обязательно должно случиться.

– Давай я повешу твое пальто,– сказала Рози, протягивая руку.

– Д-да,– пробормотал он, только сейчас понимая, что стоял и смотрел на нее с довольно глупым видом.

Неловко освободившись от пальто, он передал его Рози.

Повесив его в стенной шкаф в прихожей, Рози опять улыбнулась, взяла за руку и повела по коридору в гостиную.

–У меня есть шампанское на льду и еще белое сухое вино. Но ты, может быть, предпочитаешь что-нибудь другое?

– О, мне все равно,– сказал он, рассеянно улыбаясь.– Ты что будешь?

– Бокал шампанского. Но ты можешь выбрать, что угодно, Джонни. Все что захочешь.

«О дорогая моя, надеюсь, что это так»,– подумал он, опять пристально глядя на нее, почти пожирая ее глазами. Потом, смущенный нарастающим в нем желанием, отвел взгляд и, подойдя к камину, сказал:

– Ну что ж, шампанское – это прекрасно, почему бы и нет? Конечно, Рози, с удовольствием.

– Извини, я сейчас,– проговорила она и исчезла, прежде чем он успел предложить открыть бутылку.

Джонни повернулся спиной к камину, с любопытством оглядел комнату: ему не терпелось узнать как можно больше о Рози.

Джонни сразу отметил про себя, с каким тонким вкусом обставлена гостиная. Хотя это была довольно большая комната, Рози не стала загромождать ее излишней мебелью: несколько изящных старинных столов, пристенный столик, диваны и кресла, обтянутые желтым, в тон стен шелком, небольшая коллекция картин на боковой стене. Посреди комнаты на блестящем паркетном полу – ковер. Повнимательнее взглянув на него, Джонни заметил, что местами он потерт, а краски потускнели от времени, однако было очевидно, что это старинная и очень дорогая вещь.

Повсюду стояли присланные им цветы. Ниши по обе стороны камина были украшены изящными фарфоровыми статуэтками и антикварными хрустальными лампами с абажурами из кремового шелка.

Джонни почувствовал себя как дома в этой удобной и уютной комнате, и даже само это ощущение доставляло ему радость. Привлеченный стоявшим у окна кабинетным роялем, Джонни сделал шаг к нему, но задержался у расставленных на столике фотографий. Кто эти люди? Надо будет спросить, когда она вернется. Ему необходимо знать все о Розалинде Мадиган.

Подсев к роялю, Джонни открыл крышку, и пальцы сами скользнули по клавишам. Он заиграл мелодию Кола Портера, одного из самых любимых своих композиторов. Потом, как это обычно бывало, он начал тихонько мурлыкать, а через минуту уже вполголоса напевал начало песни «Ты что-то делаешь со мной».

– Замечательно, Джонни! – воскликнула появившаяся в дверях Рози.

– Так, немножко побренчал,– ответил он, оглянувшись.

Рози держала в руках поднос, на котором стояли ведерко со льдом и бутылкой шампанского и бокалы. Он быстро поднялся, чтобы помочь ей, но Рози мягко отстранила его со словами:

– С этим я прекрасно справлюсь сама, не беспокойся,– и осторожно поставила поднос на кофейный столик перед камином.

– Жаль, что ты прервал пение,– продолжила она, наливая шампанское в высокие хрустальные бокалы.– Мне очень нравится твой голос, Джонни. Я люблю тебя слушать. Пожалуйста, спой еще. Ой, мне не следовало этого говорить, да? Это же твоя работа, то, чем ты постоянно занимаешься. И ты остался в Париже не для того, чтобы опять петь, а чтобы немного отдохнуть перед гастролями в Англии.

Джонни взял предложенный ему бокал, внутренне ликуя от ее слов. Она сказала, что ей очень нравится его голос. Это было чрезвычайно важно для него. Какое счастье услышать от нее такой комплимент!

– Когда я вижу рояль, ничего не могу с собой поделать, меня к нему так и тянет,– проговорил он.– Я еще спою для тебя много раз, когда ты захочешь. Но не сегодня. Сейчас давай лучше поговорим.– Подняв бокал, он сказал:

– За тебя, Рози, за самую прекрасную женщину Парижа!

Посмотрев на него, Рози почувствовала, что краснеет под его внимательным изучающим взглядом. Она покачала головой, ей хотелось отвернуться, спрятаться от этих ярко-голубых пронизывающих глаз, но она поняла, что не в силах этого сделать. Рассмеявшись и покачав головой, она сказала:

– Я вовсе не самая прекрасная женщина Парижа, но все равно спасибо. Я рада видеть тебя здесь, Джонни... в моем городе и в моем доме,– закончила она и слегка дотронулась своим бокалом до его.

– Для меня ты самая прекрасная женщина во всем мире,– тихо проговорил он, глядя на нее взглядом, полным едва сдерживаемой страсти. Потом вдруг отвел глаза, оглядел комнату и, резко меняя тему разговора, быстро спросил:

– У тебя очень славная квартира. Ты давно здесь живешь?

– Уже лет пять. Я ее обнаружила случайно и сразу же просто влюбилась.

Джонни сделал несколько шагов к покрытому бархатной скатертью столику и наклонился над фотографиями.

– Вот это ты с Нелл, это, я узнаю, молодой Гэвин Амброз. А кто остальные? – выпрямившись, он вопросительно взглянул на нее.

Рози подошла к нему и остановилась рядом.

Джонни обратил внимание, что у нее красивые ноги. Почему-то он не заметил этого раньше. Да ведь он и видел-то ее всего один раз и сейчас просто упустил из виду это обстоятельство. Мысленно он столько раз обладал ею, переживал с ней такие эротические сцены, что ему казалось, что он знает ее всю до мельчайших подробностей. На самом же деле, конечно, он совсем не знал ее.

Сейчас Рози стояла с ним рядом, и он ощущал ее дразнящий аромат: смесь нежного запаха ландыша, хорошего шампуня, мыла и молодой кожи. Джонни понимал, что она сведет его с ума еще до окончания сегодняшнего вечера. Она действовала на него, как сексуальный динамит.

Взяв со стола фотографию в серебряной рамке и показывая ее Рози, он еще раз спросил:

– Не хотел бы показаться любопытным, но все же кто эти ребята? Например, эта роскошная блондинка?

– Это Санни. Она тоже была членом нашей группы.

– Она великолепна. Что называется, таких только в кино снимать. Она не актриса?

Рози отрицательно покачала головой, и выражение ее лица слегка изменилось.

– Она в психиатрической клинике в Нью-Хейвене. Несколько лет назад она пристрастилась к наркотикам. Однажды приняла еще что-то, и это навсегда помутило ее разум. Теперь до конца дней своих она обречена вести растительную жизнь. Бедная Санни!

–О боже, надо же было такому случиться! – воскликнул он и поежился.– У меня было несколько знакомых, страдавших наркоманией, мне приходилось видеть....– Он замолчал, не окончив фразы.

– А это Мики,– продолжала Рози.– Он был славным парнем. Нет, я должна была бы сказать, он славный парень. Дело в том, что мы не знаем, что с ним случилось. Он просто исчез два года назад. И как Гэвин ни пытался его найти, все оказалось бесполезным. Он даже нанимал частных сыщиков.

– Когда кто-то хочет потеряться, ему обычно это удается,– заметил Джонни, все еще держа в руках фотографию.– А кто этот красавец с неотразимой улыбкой Кларка Гейбла?

– Это мой брат.

– Так это он парень Нелл?

– Да.

– Неплохо смотрится, стервец. Ему бы тоже сниматься в фильмах. Но скорее всего он не актер, иначе я бы знал. Чем он занимается?

– Он бухгалтер,– ответила Рози. Именно так должны были говорить она, Нелл и Гэвин. Никто не должен был знать, что Кевин тайный агент нью-йоркской полиции, из этого правила ни для кого не делалось исключений.

– И вы все подружились еще в детстве в Нью-Йорке?

– Мы познакомились около пятнадцати лет назад. И с тех пор очень дружны. Понимаешь, в то время мы все были сиротами, и наша компания как бы заменяла нам семью. Конечно, сейчас нас осталось только четверо. Санни и Мики – они, как бы это сказать... потеряны для нас.

Джонни кивнул и поставил фотографию на место. Его внимание привлек другой снимок, и, бросив на Рози быстрый взгляд, он сказал:

– Опять рискуя показаться любопытным, я все-таки должен спросить, кто эта хорошенькая малышка?

– Ее зовут Лизетт, она моя племянница. Рядом с ней ее мама, Колли. Если помнишь, я называла тебе это имя в тот вечер, когда мы познакомились. Эксперт по старинному серебру.

– Конечно, помню. Как ее здоровье?

– Она... она умерла,– выговорила Рози, чувствуя, что вот-вот расплачется. Потом, сумев все же овладеть собой, добавила: – У нее был рак. Мы все думали, что ей лучше, что болезнь удалось приостановить, но после Рождества вдруг наступило резкое ухудшение. Она умерла около трех недель назад.

– Боже мой, извини, я не знал. Мне не нужно было так допытываться! – воскликнул он, запинаясь на каждом слове, смущенный множеством оплошностей, допущенных им всего за несколько минут.

–Ничего, Джонни, все в порядке,– старалась успокоить его Рози, дотрагиваясь ладонью до его руки.– Колли была сестрой моего мужа, Ги. Вот он на фотографии. Я сейчас развожусь с ним.

Джонни почувствовал резкий укол ревности. Ему хотелось спросить, когда бракоразводный процесс будет завершен, но он не решился, боясь снова попасть в неловкое положение.

– А этот дом, на заднем плане,– Монфлери?

– Да.

Радуясь, что нашел безопасную тему, Джонни сказал:

– Из разговора с Френсисом Реймейкерсом я понял, что Монфлери – один из старинных замков на Луаре.

– Да, верно. И для меня, кроме того, это самое лучшее место в мире, которое я очень люблю. Ах, Джонни, у тебя же пустой бокал. Дай-ка я тебе его наполню.

Она взяла у него бокал и направилась к кофейному столику, где в ведерке со льдом оставалась бутылка шампанского.

Джонни последовал за ней, взял у нее наполненный бокал, поблагодарил.

– Ты мне сказала по телефону, что работаешь дома. Где же твоя мастерская?

– Хочешь посмотреть? Пойдем, я тебе покажу. Она в другом конце квартиры.

Вместе они вышли из гостиной, пересекли просторный холл. По дороге он успел заметить маленькую библиотеку с красными стенами, диваном и стульями, обтянутыми красно-зеленой тканью, и множеством книг. Ее тоже украшали присланные им цветы. Проходя по коридору вслед за Рози мимо ее спальни, Джонни быстро отвел глаза, не отваживаясь заглянуть внутрь. Наоборот, он смотрел вперед, прямо перед собой, следуя за ней на почтительном расстоянии.

– Вот она,– сказала Рози, открывая дверь. Обернувшись к нему, она взяла его за руку и провела в мастерскую.

– Она идеально подходит для моей работы благодаря естественному освещению.

Джонни сразу же подошел к демонстрационной полке и остановился перед выставленными на ней эскизами.

– Они замечательные! – восхищенно воскликнул он.– У тебя огромный талант. Нелл давно мне об этом твердит, но только теперь я по-настоящему понял.

– Это для нового фильма Гэвина «Наполеон и Жозефина»,– пояснила Рози.

– Интересно. Расскажи поподробнее.

– С удовольствием, но, думаю, лучше будет это сделать за обедом в «Вольтере». Уже много времени, боюсь, как бы нам не потерять наш столик.

– Тогда идем,– сказал он.– Машина ждет внизу.

 

33

Как ни странно, оказавшись с Рози в общественном месте, Джонни испытал определенное облегчение. Все то время, пока они находились в ее доме, ему приходилось бороться с непреодолимым желанием обнять ее, страстно поцеловать и заняться с ней любовью.

Сейчас у него не было выбора, оставалось только соблюдать правила приличия. Он сел, откинувшись на спинку стула, наслаждаясь ее обществом и с радостью отмечая брошенные на них взгляды. Хотя это и было похвалой в собственный адрес, они, безусловно, представляют собой красивую пару. В каком-то смысле сказочную. Он был звездой первой величины. В индустрии развлечений сейчас нет никого популярнее, чем он. А она была настолько прекрасна, что любой мужчина считал бы за честь вести ее под руку.

Посетители ресторана, несомненно, узнали его и сейчас незаметно наблюдали. Эти европейцы, они знают, как нужно себя вести, всегда только смотрят, но держатся на расстоянии.

Рози не была столь популярной фигурой. Во всяком случае здесь, в Париже. Вот в Голливуде – да. Там большинство людей узнали бы ее в лицо. Что ни говори, а она была художником по костюмам – лауреатом Академической премии, и очень часто появлялась на фотографиях рядом с Гэвином Амброзом.

Голливуд. Какой бы фурор они произвели там. Раньше он не особенно стремился к известности. Но теперь – другое дело. Из-за Рози. Ему невероятно хотелось, чтобы все ею любовались. Когда они поженятся, он устроит прием в своем доме. Раньше он никогда этого не делал. Джонни понял, что ему хочется показать всем и свой дом, когда в нем будет такая хозяйка.

Подошедший официант прервал его мысли, спросив, чего бы они хотели на аперитив.

Джонни посмотрел на сидящую напротив Рози.

– Шампанское?

Она кивнула и улыбнулась.

–Принесите бутылку «Дом Периньон»,– сказал он официанту и опять перевел взгляд на Рози.

Рози склонилась над меню. Джонни оглядел зал ресторана. «Вольтер» был очень милым и уютным местом: обшитые деревянными панелями стены и мягкое освещение создавали приятную атмосферу спокойствия, которая ему нравилась. По отсутствию ненужных безделушек и замысловатых украшений было видно, что здесь главное хорошие еда и вино, а также безупречное обслуживание.

Подняв голову, Рози сказала:

– Здесь никогда не знаешь, что выбрать. Все блюда обычно замечательные.

– Выбери для меня на свой вкус. Я знаток только итальянской кухни.

–С удовольствием. Но, может быть, сначала отдадим должное напиткам,– сказала Рози, увидев подходившего официанта с ведерком со льдом и бутылкой шампанского в нем.

Они опять обменялись тостами, потом Джонни, поставив бокал, просто сидел и смотрел на нее, не отводя глаз. Он не мог не смотреть на нее даже несколько минут.

На Рози было лиловое шерстяное платье с круглым вырезом и длинными рукавами. Несколько простоватое, по его мнению, однако отлично сшитое, оно удачно подчеркивало ее прекрасную фигуру. А чистый лиловый цвет еще больше оттенял огромные зеленые глаза.

–Джонни, ты весь вечер разглядываешь меня. А сейчас особенно,– тихо сказала она, потянувшись к нему через столик.– В чем дело? Может быть у меня щека в саже или еще что-нибудь неприличное?

– Нет, что ты! Я просто думал, как ты замечательно выглядишь. И любовался твоим жемчужным ожерельем – редкостная вещь.

– Да. Тебе нравится? Это подарок Гэвина на Рождество.

Второй раз за сегодняшний вечер Джонни испытал внезапную острую боль. Он знал, что это ревность, хотя такого рода чувства раньше были совершенно незнакомы ему. Никогда прежде он не испытывал ревности, ни к кому.

Некоторое время Джонни молчал, сам удивляясь своей необычной реакции: он ревновал ее к Гэвину Амброзу. Это казалось невероятным. Он был просто обескуражен.

Наконец, заставив себя улыбнуться, он сказал:

– Хороший выбор, оно тебе идет.

– Спасибо. Гэвин всегда делает мне подарки после окончания работы над фильмом.

Джонни сделал глоток шампанского, стараясь подавить в себе ревность.

– Когда начинаете новую картину? – наконец спросил он.

– Подготовительный этап начнется в марте. Поскольку это очень сложная для постановки и дорогостоящая из-за множества батальных сцен картина, нам на подготовку понадобится месяцев пять, а может быть, и больше. Но Гэвин надеется начать съемки в августе. Он планирует прежде всего сделать все натурные съемки. Пока погода позволяет. А павильонные можно завершить и потом, в течение года, это уж как получится. Иногда, понимаешь, бывает так, что актер может работать с нами только четыре недели. И нам приходится снимать весь материал с его участием только в течение этого времени.– Она подняла свой бокал и, улыбаясь ему, сделала небольшой глоток, потом добавила: – Я думаю, эта картина потребует много времени.

Для Джонни это прозвучало так, как если бы она сказала, что до конца года будет полностью занята работой.

– Когда ты закончишь костюмы? – спросил он.

– Большая часть должна быть выполнена к концу апреля, в крайнем случае к началу мая! Сейчас я иду с некоторым опережением. Кроме того, через пару недель должны приехать из Лондона две мои ассистентки. Они мне очень помогают, я смогу поручить им разработку костюмов для второстепенных персонажей.

– Я заметил платье там, у тебя в мастерской на портновском манекене. Кто же шьет все эти костюмы?

– Слава богу, не я,– ответила она, смеясь.– И не две мои ассистентки. Обычно я работаю с несколькими швеями. Как раз сейчас у меня здесь, в Париже, подбирается неплохая команда. Ну а костюмы для статистов, например, для солдат наполеоновской армии, мы берем напрокат из театральных костюмерных в Париже и Лондоне. Женские костюмы и аксессуары для массовки тоже. Нам бы не хватило и тысячи лет, если бы мы все для всех моделировали и шили сами. Я работаю только над костюмами для главных персонажей.

Хотя Джонни был расстроен тем, что несколько месяцев подряд она будет занята, тема разговора все же была для него достаточно интересна, и он спросил:

– Где будут проходить съемки?

– В разных местах Франции,– ответила Рози.– В Париже и его окрестностях. Мы обоснуемся на Бийанкурской студии. Наш художник-декоратор Брайан Экланд-Сноу выстроит некоторые декорации в павильонах студии. Но будем снимать и на натуре, в настоящих домах и замках. И, конечно же, в Мальмезоне. Французские власти уже дали нам разрешение.

– Мальмезон? – сдвинул брови Джонни.– Что это такое? Где это?

– Это замок, который Наполеон купил для Жозефины, как бы их частный дом,– объяснила Рози.– Он расположен недалеко от Парижа, в Руэ, на Сене. Это километров пятнадцать отсюда. Там сейчас прекрасный музей. Ты не хочешь туда съездить?

Джонни не был большим любителем музеев, но сейчас он бы поехал куда угодно, лишь бы находиться рядом с ней. Поэтому он поспешно кивнул.

– Когда ты меня туда повезешь? Завтра?

– Если хочешь.

– Ух ты, да это просто замечательно, Рози! И мы там вместе позавтракаем. Договорились?

– Да. А пока что, я думаю, нам следует заказать обед. А то я уже слегка опьянела от этого шампанского.

– Как скажешь, дорогая.

– Может быть, начнем с паштета по-сельски, потом возьмем морской язык на вертеле?

– Звучит неплохо, я – за.

Немного позднее, когда они уже покончили с основным блюдом, Рози заметила:

– Нелл мне сказала, что ты привез с собой в Париж целую команду.

– Ну да, конечно. Мой личный ассистент Джо Энтон. Еще Кенни Кроссленд, клавишник. И мой менеджер Джефф Смейлз. А часть группы у меня осталась в Лондоне – решили немного отдохнуть от переездов.

– И что же они делают сегодня вечером – Джо, Кенни и Джефф?

– Пошли прогуляться по городу. Заглянуть в знаменитые парижские джаз-клубы.

– Могу спорить, они направились на Рю-де-ла-Уше. Там столько интересных мест. Да и вообще в том районе, поблизости от Буль-Миш.

Джонни, подняв брови, вопросительно посмотрел на нее.

– Бульвар Сан-Мишель,– пояснила она, отвечая на его немой вопрос.

Джонни кивнул и, протягивая руку за бокалом с «мон-траше», спросил:

– Кстати, о моей группе, Рози: ты когда-нибудь была на моем концерте?

Она отрицательно покачала головой.

– Должна сознаться, нет. И очень жалею об этом. Я уже говорила, Джонни, мне так нравится твой голос.

– А что если тебе приехать в Лондон на следующей неделе? Там у меня будет шоу на стадионе Уэмбли.

Не отвечая, Рози в нерешительности смотрела на него.

– Не волнуйся, не будет никаких хлопот,– быстро сказал он.– Ты можешь полететь вместе с нами на моем самолете в понедельник утром. Или я пришлю его за тобой позднее. Соглашайся, Рози. Мне бы очень этого хотелось. И я уверен, тебе понравится. Это интересно – новые впечатления. Тем более если ты никогда не бывала на таких огромных концертах.

– Да, хорошо, я поеду,– сказала она, решившись, и улыбнулась ему.

Не в силах сопротивляться ее улыбке, Джонни потянулся к ней и сжал лежащую на скатерти руку.

– Ни о чем не беспокойся. Через фирму Нелл я закажу тебе номер в моем отеле, в «Дорчестере». Обещаю, ты прекрасно проведешь время.

– Я в этом не сомневаюсь, Джонни,– ответила она и про себя подумала: «Я рада, что он пригласил меня. Я рада, что поеду в Лондон. Столько лет в моей жизни не было радости». В глубине души Рози знала, что у нее с Джонни будет любовь.

 

34

Рози казалось, что Джонни Фортьюн полностью завладел ее жизнью. Но она сама позволила ему это. Она была его добровольной сообщницей.

Со времени их совместного обеда в «Вольтере» во вторник он постоянно находился рядом с ней. После их поездки в Мальмезон в среду он попросил Рози показать ему интересные места Парижа, которые раньше он не имел возможности посмотреть. В прежние приезды все было подчинено его концертам, и на осмотр достопримечательностей не оставалось времени.

Приложив всю свою фантазию и воображение, Рози постаралась подобрать места, которые, на ее взгляд, должны были ему понравиться. И они прекрасно провели эти несколько дней в прогулках по ее любимому городу, который она знала как свои пять пальцев. Завтракали в дешевых бистро, обедали в пятизвездочных ресторанах, в «Тайеване» и «Тур д'Аржане», всегда находя тему для оживленных бесед и поводы для шуток и смеха.

Между ними возникли прекрасные дружеские отношения.

Но сейчас, в пятницу, сидя за ленчем напротив Джонни за столиком в «Реле Плаза», Рози не могла не заметить странной перемены в его поведении. Он казался холодным, рассеянным, отчужденным, даже немного мрачным и едва разговаривал с ней.

– Что-нибудь случилось? – наконец спросила она, с беспокойством глядя на него.

– Нет,– ответил он тихо.

Она, немного подавшись к нему, таким же тихим голосом сказала:

– Послушай, Джонни, я же вижу, с тобой что-то не так. Прошу тебя, скажи мне, в чем дело.

Он покачал головой, но ничего не сказал.

– Может быть, я тебя чем-то расстроила?

– Конечно, нет,– слабо улыбнулся он как бы в подтверждение своих слов.

– Но ты выглядишь таким печальным, Джонни.

Он молча отвел глаза.

– Ты ничего не ешь,– настаивала она, стараясь понять причину его недовольства, намереваясь во что бы то ни стало добраться до истины, так как ей было необходимо знать правду.

– Я просто не голоден, Рози.

Она посмотрела на свою тарелку с яичницей, в которую она попусту тыкала вилкой и проговорила:

– Я тоже.

Взглянув на ее тарелку, Джонни заметил, что Рози тоже не много съела. Он посмотрел долгим внимательным взглядом на ее внезапно побледневшее лицо.

Накрыв своими ладонями ее лежащие на скатерти руки, он прижал их так сильно, что у него побелели суставы пальцев. Медленно кивнув головой, как будто только сейчас к нему пришла какая-то мысль, он сказал:

– Пойдем ко мне в номер... выпьем кофе.

– Да,– проговорила она, отвечая на его взгляд и пожатие рук.

Она держала в руках пальто, и Джонни тут же забрал его у нее, как только они вошли к нему в номер.

Их руки нечаянно встретились, и они быстро взглянули друг на друга.

Джонни нетерпеливо кинул ее пальто на ближайший стул, Рози так же поступила со своими перчатками и сумкой.

Глаза Джонни неотрывно смотрели на нее.

– Я не мог есть, потому что не в силах больше выносить эту пытку.

– Я знаю, почему ты не мог есть, Джонни,– прервала его Рози, понизив голос.– По той же причине, что и я.

Они обменялись внезапными, говорящими больше всяких слов взглядами и упали в объятия друг друга.

Его ищущие губы жадно припали к ее рту в бесконечно долгом поцелуе. Его язык проскользнул между ее губ, чтобы нежно коснуться ее языка. Потом его руки взметнулись вверх под ее свитер. Найдя застежку бюстгальтера, он расстегнул ее, сдвинул вверх мешающий свитер, и груди ее освободились. Они были полными и прекрасными. Он склонился, целуя сначала одну, затем другую, сблизил обе руками и прильнул к ним лицом. Потом опустился перед ней на колени.

Расстегнув молнию юбки, она дала ей упасть на пол, переступила через нее, сбросила туфли и так на мгновение замерла перед ним. На ней были только тонкие колготки, через которые просвечивал темный треугольник ее лона. Прижавшись лицом к ее животу и закрыв глаза, он вдыхал ее аромат, прекрасный возбуждающий аромат женщины, сгорающей от желания. Он стал целовать через тонкую паутинку колготок темнеющий холмик ее волос, поглаживать ее ягодицы, прижимая к себе все сильнее и сильнее ее тело. Смутно, как бы издалека, он услышал вырвавшийся у нее долгий вздох.

Открыв глаза, Джонни поднялся с колен, опять крепко обнял ее и прижал к себе. Потом он отпустил ее, запер дверь на задвижку и повел Рози в спальню.

В дверях они остановились, замерев в поцелуе. Внезапно быстрым движением Джонни подхватил ее под бедра и вскинул на себя. Она, держась руками за его плечи, обвила его ногами, и так он донес ее до кровати. Бережно положив ее на подушки, он нашел рукой край ее колготок и сдернул их.

Она сама сбросила свитер и теперь лежала перед ним обнаженная, глядя, как он срывает с себя пиджак и галстук. Расстегивая на ходу свою белую рубашку, он метнулся к двери спальни, закрыл ее и опять вернулся к кровати.

Какое-то мгновение Джонни стоял, не в силах отвести от нее взгляд. Тело ее было настолько стройным и изящным, что гладкие полные груди казались еще больше. Это были самые соблазнительные груди, какие он когда-либо видел, с темным смугло-розовым ореолом вокруг плотных маленьких сосков. Ему хотелось зарыться в них лицом и навсегда забыться.

Сбросив с себя остальную одежду, Джонни взял Рози за руки и легонько потянул вверх, чтобы она села. Потом прижал ее к себе, обхватив руками и проводя пальцами вниз по ее спине, прижимая ее к себе так, чтобы она почувствовала его тело, поняла, как велико его желание. Вот уже несколько дней он сходил от этого с ума. Нестерпимое желание обладать ею буквально преследовало его, он уже готов был взорваться. Целуя ее губы, потом шею, он склонился к ее грудям, страстно лаская и целуя их.

Рози трепетала в его руках. Когда он приникал к ней всем телом, гладил, ласкал и целовал ее, она ощущала дрожь в ногах. Восхитительное тепло разлилось к ее лону и выше к животу. Это было необыкновенное ощущение, какого она не испытывала уже много лет, с тех пор как расстроился их брак с Ги. И она уже думала, что ей не суждено больше никогда его испытать. Но это случилось вновь, сейчас, здесь, с Джонни Фортьюном. Он был красивый, любящий, нежный. И она желала его так же сильно, как он желал ее. Это началось еще тогда, с их обеда в «Вольтере». На самом деле она, ожидая, чтобы он сделал первый шаг, жаждала его поцелуев и его близости.

Крайнее возбуждение Джонни передавалось Рози, усиливая до предела ее волнение. Ее ладони, двигаясь вниз по его спине, остановились на ягодицах, поглаживая и сжимая их. Оторвавшись от ее груди, он приподнял голову и опять стал целовать ее в губы, проникая языком в ее рот, нащупывая самые чувственные места.

Она пробежала рукой вверх по его спине, сжимая плечи, потом ее пальцы коснулись его затылка, зарылись в волосы. Их губы слились в жарком поцелуе, и казалось, не было в мире силы, способной оторвать их друг от друга.

Через секунду Джонни уже стягивал покрывало с кровати, прижимая ее к простыням. Наклонившись к ее лицу, он прошептал:

– Я сейчас,– и исчез в ванной.

Рози лежала не двигаясь, с закрытыми глазами, ожидая его возвращения. Все ее чувства были напряжены до предела, каждая частичка тела жаждала его прикосновений. Она вся пылала от нетерпения.

Послышался какой-то негромкий звук. Открыв глаза, она увидела, что он задернул гардины, и комната погрузилась в полумрак. Повернувшись, Джонни направился к ней, и она поняла, что он ходил в ванную, чтобы принять некоторые меры предосторожности.

Улыбаясь, он легко коснулся пальцами ее лица, лег рядом, обнял ее и поцеловал. Его руки блуждали по ее телу, поглаживая, лаская, исследуя и запоминая каждый миллиметр. Медленно и осторожно они скользнули меж бедер, найдя самый потаенный уголок ее плоти, доведя ее возбуждение почти до экстаза.

Внезапно Джонни прижал ее сверху своим телом и быстро, почти грубо, проник в нее. Она замерла, чуть не вскрикнув от боли.

Подложив под нее руки, он приподнял ее тело и сильно прижал к себе, проникая все глубже и глубже, казалось, почти до самого сердца. Прильнув к нему, она уловила его ритм, и они стали двигаться в унисон, слившись в едином порыве, страстно стремясь удовлетворить свое желание и желание друг друга.

Чувствуя еще большую влагу и тепло, открываясь ему, Рози приняла его всего. Двигаясь все быстрее, Джонни выкрикивал ее имя, словами и восклицаниями усиливая желание. И она подчинялась его воле. Его имя было у нее на губах, когда они одновременно достигли вершины.

Какое-то время он в изнеможении лежал на ней, уткнувшись в ее грудь.

Неожиданно приглушенный смех потряс его тело.

– Что с тобой? – растерянно спросила Рози, легонько дотрагиваясь до его плеча.

Он поднял голову и, не переставая смеяться, объяснил:

– Это просто невероятно, дорогая. Чтобы вот так хорошо с первого раза. Так не бывает,– покачал он головой,– сначала люди привыкают друг к другу, узнают...

Рози тоже засмеялась, провела рукой по его волосам, отрывая лицо, но ничего не сказала.

Джонни осторожно приподнялся и лег рядом, потом пробормотав почти про себя: «Мне нужно избавиться от этой штуковины», исчез в ванной.

Вскоре он вернулся и вытянулся на кровати рядом с Рози. Опираясь на локоть, он заглянул в ее глаза, убрал прядь волос со лба и поцеловал ее в кончик носа.

– Нам было хорошо вместе, Рози. Просто чудесно. Надеюсь, ты останешься у меня?

– Конечно. Ты же не отпустишь меня голодной?

– Я не это имел в виду. Я хотел сказать, останешься на... ну, подольше.

Ему хотелось сказать «насовсем», но он не решился. По крайней мере не сейчас. Он понимал, что с ней не следует спешить. Ну что же, он не возражал. Ведь от этого в конечном счете он ничего не терял.

– Разумеется, я побуду у тебя, почему бы и нет? – улыбнулась Рози.– А ты, может быть, все же накормишь несчастную девушку, умирающую от голода, Джонни?

– Я тоже умирающий, Рози. Я умираю от тебя.

Он приблизил к ней лицо, нежно поцеловал в губы и внимательно посмотрел в глаза.

На лице Джонни было выражение полнейшего обожания. И когда он опять погладил ее волосы, этот жест был исполнен благоговения.

– Рози, я никогда раньше не испытывал ничего подобного,– признался он.– Ты удивительная, необыкновенная. Я не мог выбросить тебя из головы со дня нашей встречи в ноябре.

Рози промолчала, лишь дотронулась рукой до его щеки, погладила ее кончиком пальца.

– Скажи что-нибудь,– прошептал он.– Я хочу знать, что ты чувствуешь.

– Покой и удовлетворение. И что я по-настоящему любима,– ответила она.

Ему были приятны эти слова, но хотелось большего, и он опять спросил:

– Ты стала думать обо мне сразу после нашей первой встречи? Или только после того, как я начал звонить тебе?

– Всегда, думала. И после первой встречи, и потом,– кивнула она.

– Что ты думала?

– Что мне хочется увидеть тебя снова. А последнее время – что я с нетерпением жду нашей встречи. И...

– И что?

– И с вечера четверга я хотела тебя. Хотела твоей близости. Я...– Опять она умолкла, но он настаивал:

– Ну не стесняйся, скажи мне. Я хочу знать.

Смущенная улыбка появилась на ее лице.

– Я хотела, чтобы мы были вместе, вот как сейчас, в постели. Но в то же время чуть-чуть боялась.

– Почему? – изумленно спросил он.– Чего ты могла бояться?

– Наверное, я не точно выразилась. Не боялась, а скорее нервничала.

Он нахмурился, но ничего не сказал.

– Моя семейная жизнь разлетелась вдребезги пять лет назад,– сказала она очень тихо.– И даже немного раньше. И с тех пор, ты понимаешь... С тех пор у меня никого не было. Вероятно, поэтому я так нервничала.

Ему было приятно узнать, что после разрыва с мужем в ее жизни не было других мужчин, и что она в конце концов выбрала его. Первым за пять лет. Это почти как если бы она была девственницей. Оба эти обстоятельства радовали и волновали его.

– Ты не разочаровалась во мне? – спросил он.

– Конечно, нет, Джонни. Что за дурацкий вопрос. Я только пыталась объяснить тебе, почему я нервничала. После такого длительного воздержания, ты понимаешь?

Озорно блеснув глазами, он с улыбкой сказал:

– Разучиться любить, как и ездить на велосипеде, невозможно.

– Да, наверное, в этом ты прав, Джонни,– засмеялась Рози.– Но, как говорила моя мама, совершенство приходит с практикой.

– Да, если ты на рыбалке. А ты само совершенство и без всякой практики.

Он придвинулся ближе, поцеловал ее в губы и сел перед ней на колени. Склонившись, он осторожно, как бы обрисовывая ее тело, провел кончиком пальца по ее груди, изгибу рук, бедер, опять вернулся к груди. И вновь лицо его светилось обожанием, а глаза излучали беспредельную нежность. Он был без ума от нее.

– Ты слишком возбуждаешь меня,– прошептала Рози.

– Я хочу этого. Я хочу, чтобы ты была совсем моей, Рози. О боже, ты не знаешь, что ты со мной делаешь, как ты меня разжигаешь!

Рози пришлось какое-то время сдерживать его, потом она села, обвила руками его стройное тело и крепко прижала к себе.

– Давай закажем сэндвичи. Я же говорила тебе, что голодна, как волк.

– Хорошо, согласен. Но учти, ты окажешься опять в этой постели, как только мы поедим.

 

35

Неделю спустя Джонни поджидал Рози в снятом для нее номере в отеле «Дорчестер», куда она должна была приехать из аэропорта Хитроу.

Когда она вошла в сопровождении посыльного, он вскочил с дивана, на котором сидел, читая газету, и с приветствием бросился ей навстречу.

Заключив ее в жаркие объятия, он шепнул ей на ухо:

– Боже, как я скучал по тебе!

Дав на чай посыльному и закрыв за ним дверь, Джонни помог ей снять пальто, бросил его на стул и потянул ее за собой на диван. Он проникновенно поцеловал ее, и она ответила на его поцелуй, испытывая такое же счастье от их встречи, как и он.

– Все эти дни мне было так паршиво без тебя, Рози! – воскликнул он, когда они разомкнули объятия.– Я был самым несчастным человеком на свете.

– Ну, вот я здесь. И вся твоя,– сказала она. Просияв, он поднялся с дивана, взял ее за руку и помог ей встать.

– Пойдем, я покажу тебе твой номер. По-моему, очень приличный.

Едва войдя в гостиную, Рози сразу заметила ее прекрасное убранство, она также обратила внимание на стоящие повсюду вазы с чайными розами.

– Весь номер утопает в моих любимых цветах. Спасибо тебе, Джонни,– проговорила она, идя вслед за ним по комнате,– они восхитительны.

– Ты тоже, и я очень этому рад,– ответил он, отворяя дверь в следующую комнату.– Это спальня. Неплохого размера, да? А там ванная. Направо от тебя гардеробная. Ты потом можешь все рассмотреть. Если хочешь, я пришлю к тебе горничную. Помочь распаковывать вещи.

– Нет, спасибо, в этом нет необходимости,– покачала головой Рози. Проходя мимо кровати, она заметила рядом с ней на ночном столике маленькую вазочку с фиалками. Она сжала его руку, прильнула к нему и поцеловала в щеку, прошептав: – Ты такой милый!

– Больше никаких поцелуев,– засмеялся он.– Иначе мы очутимся в постели, а у меня сегодня концерт, надо поберечь силы для выступления.

Они вернулись в гостиную. Джонни подошел к двери в дальней стене комнаты и открыл ее.

– А там мой номер. Так что, если я буду нужен, дорогая, только крикни.

Рози улыбнулась его словам и села на диван. Джонни подошел ближе и встал, опираясь спиной о каминную доску, не сводя с нее глаз.

– Ты опять, Джонни?

– Что «опять»?

– Разглядываешь меня.

– Я ничего не могу с собой поделать. Так ты прекрасна, Рози! Я просто смотрю и не могу насмотреться.

– Тогда через неделю я тебе, наверное, успею надоесть.

– Ни в коем случае,– горячо возразил он. – А ты помнишь, какой сегодня день?

Она сдвинула брови.

– Да... э-э... Конечно, сегодня твой первый концерт, начало гастролей в Англии.

– Ну да, это правильно. Но кроме того сегодня пятница, четырнадцатого февраля. День Святого Валентина.

– Ах боже мой! Я совсем забыла.

– А я не забыл.– Он пошарил рукой в нагрудном кармане пиджака и достал оттуда маленький сверточек в подарочной упаковке.– Это тебе, Рози. Вместе с моей любовью.

Рози смотрела на него, тихонько покачивая головой, с выражением досады и огорчения на лице.

– А я забыла. И у меня для тебя ничего нет. Это ужасно, Джонни. Мне так стыдно.

– Не надо. Ты же здесь, правда? Вот ты и есть тот самый подарок для меня в день Святого Валентина. А теперь открой-ка коробочку и посмотри, что там.

Она развязала белую атласную ленту, разорвала бумагу, и в ее руках оказалась маленькая красная кожаная коробочка с золотым тиснением. Подняв крышечку, она изумленно ахнула и округлила глаза. Внутри на черном бархате лежало большое бриллиантовое кольцо. Рози смотрела на стоящего перед ней Джонни, борясь со своими чувствами.

А он молча наблюдал за ней, ожидая, что она скажет. Но она не могла произнести ни слова.

Наконец он спросил:

– Тебе не нравится кольцо? Оно недостаточно красиво?

– Что ты, Джонни! Оно прекрасно! Великолепно! Но я не могу принять его,– выдохнула она, еще не придя в себя от неожиданного сюрприза.

– Почему?

– Слишком дорогой подарок.

– Но это не просто кольцо. Это обручальное кольцо.

– О, Джонни...

– Я люблю тебя, Рози.

Она смотрела на него круглыми от изумления глаза ми, нервно покусывая нижнюю губу.

– Я хочу, чтобы состоялась наша помолвка,– сказал он.– Я хочу, чтобы мы поженились. Я хочу провести всю мою оставшуюся жизнь рядом с тобой. Я говорил тебе на прошлой неделе, что не любил до тебя ни одной женщины, никогда не хотел ни на ком жениться, пока не встретил тебя.

Его удивительные голубые глаза пристально смотрели на нее. Торжественное выражение лица не оставляло места для сомнений в серьезности и искренности его слов.

– О, Джонни, я так рада и польщена. Но я пока не могу принять кольцо и обручиться с тобой. Я ведь все еще замужем, дорогой.

– Но твой развод уже наполовину завершен.

– Да, верно. Но могут потребоваться еще месяцы и месяцы, пока все закончится. Возможно, даже год.

– Мне все равно, сколько это продлится,– с жаром прервал ее Джонни, в упор глядя ей в глаза.– Я буду ждать. Все равно мы будем вместе и до нашей свадьбы.– Сделав глубокий вдох, он сказал уже более мягким тоном: – Пожалуйста, дорогая, согласись принять кольцо. Разреши мне надеть его на твой палец.

Улыбаясь, он шагнул к ней.

– Нет, Джонни, не могу! – воскликнула она, с сожалением понимая, что ответ ее прозвучал резко, почти холодно.– Ну просто никак не могу, Джонни! – произнесла она еще раз, уже более спокойно, покачав головой.

Он остановился, как вкопанный.

– Пожалуйста, Джонни, не делай такое лицо.

– Какое?

– Обиженное. Я вовсе не хотела тебя обидеть.

– Но ты не чувствуешь ко мне того же, что и я к тебе, да? – спросил он.

– Не знаю,– уклончиво ответила она.– Для меня ты действуешь слишком быстро.– Потом, заставив себя рассмеяться, сказала более мягким тоном: – Понимаешь, наверное, я медлительнее, чем ты. Мне уже пришлось однажды обжечься, и я не хочу еще раз совершить ошибку. Все это так болезненно. Неудачный брак – это земной ад, можешь мне поверить, я уже в нем побывала.

– Но я же не такой, как Ги де Монфлери. Ты говорила, он уже вскоре после свадьбы начал волочиться за другими женщинами, изменять тебе направо и налево. А мне не нужны другие женщины, Рози. Только ты!

– Я тебя понимаю, дело не в этом... Я не сомневаюсь в тебе, Джонни. Но просто пытаюсь быть... разумной. За нас обоих. Ты никогда не был женат и не представляешь, что чувствуешь, когда брак рушится и приходится расставаться. Это ужасно, правда.

– Мы не собираемся расставаться,– настаивал он.– Для этого я слишком люблю тебя.

Не придавая значения его последним словам, Рози продолжала убеждать его:

– Я слишком поспешно согласилась выйти замуж за Ги. Едва зная его. Мы тоже едва знаем друг друга, ты ведь не можешь этого отрицать. Практически мы знакомы всего неделю.

– Если точно, десять дней,– возразил он.– И я знаю тебя, и очень близко.– Он замолчал и внимательно посмотрел на нее, чуть прищурившись.– Послушай, можно прожить с человеком пятьдесят лет и ничего не знать о нем, а можно встретить кого-то и – раз, вдруг понимаешь, что встретил свою половинку и чувствуешь что-то особенное– какое-то полное узнавание. Вот так и случилось с нами, дорогая. Мы с тобой две половинки. Я люблю тебя! Я обожаю тебя!

Рози молчала.

– Неужели ты ничего не чувствуешь ко мне? – спросил он.

– Конечно, чувствую! – воскликнула она, выпрямляясь.– Я тоже обожаю тебя, Джонни. Я без ума от тебя! Ты такой любящий, нежный, добрый!

На его лице промелькнула улыбка. Ему было приятно слышать эти слова, приятно, что наконец их разговор сдвинулся с мертвой точки.

– Так почему бы тебе не взять кольцо? – спросил он.

– Пожалуйста, Джонни, давай двигаться постепенно, шаг за шагом. Не будем торопиться.

– Ты ведь можешь носить его на правой руке, а не на левой. Тогда что в этом будет плохого?

Рози упрямо покачала головой.

– Давай не будем опрометчивыми. Подождем хотя бы пока я стану свободной и получу право на этот символ наших отношений.– С этими словами она закрыла коробочку и положила ее на стол.– Но я должна признаться, что это самое восхитительное кольцо, какое я когда-либо видела.

Он подошел к ней и сел рядом, обнял ее, прижал к себе, страстно поцеловал. Потом осторожно отпустил и посмотрел в глаза.

– Я не могу выбросить тебя из головы. Я хочу, чтобы ты была со мной, дорогая. Со мной навсегда, Моей женой. Миссис Джонни Фортьюн.

– Ах, Джонни, милый Джонни,– вздохнула она, расслабленно откидываясь на спинку дивана, опять чувствуя себя с ним легко и свободно.

Он ощутил, что ее напряжение спадает, и внезапно понял, что она так же легко уязвима и беззащитна перед ним, как и он перед ней. Сознавать это было приятно.

Не в силах сопротивляться своему порыву, он, прижимая ее голову к подушкам, опять принялся целовать ее, перебирать руками волосы. Она тоже крепко обняла и прижалась к нему, пылко отвечая на его ласки.

Неожиданно, оторвавшись от нее, он сказал:

– Извини, дорогая, мне не следовало это начинать. У меня уже нет времени.– И, подавив вздох, добавил: – Видишь, что ты со мной делаешь, просто сводишь с ума.

– Ты делаешь со мной то же самое,– прошептала она.

Обхватив ладонями ее лицо, он посмотрел ей прямо в глаза.

– Только скажи мне, между нами все по-прежнему?

– Конечно, Джонни, все так же, как было неделю назад, как было в Париже. С тех пор ничего не изменилось. Иначе я не была бы сейчас здесь. Я хочу быть с тобой. Я без ума от тебя.

– Есть ли у меня какая-то надежда? – Безвольно опустив руки, он откинулся на спинку дивана.

– Да.

– Подумаешь ли ты хотя бы над моим предложением выйти за меня замуж?

– Да.

– Разве нам с тобой не хорошо вместе в постели?

– Ты сам знаешь ответ на этот вопрос,– улыбнулась она.

– Нет, скажи ты. Я хочу это услышать от тебя.

– Нам хорошо в постели.

– И не в постели тоже. Скажи это, Рози!

– И нам хорошо не в постели тоже.

Самодовольная полуулыбка появилась на его лице.

– Итак, у нас с тобой все хорошо. Что ж, тогда решено: наша помолвка произойдет в тот же день, как только все будет закончено с твоим разводом. А на следующий день мы поженимся.

Опять в растерянности от его слов, Рози быстро взглянула на него.

– Я этого не говорила!

Не обращая внимания на ее восклицание, он вскочил с дивана.

– Я должен идти, малышка. Скоро зайдет Нелл. Она отвезет тебя на концерт.

С этими словами Джонни поспешил к двери, ведущей в его номер.

Рози схватила с кофейного столика футляр с кольцом от Картье и бросилась за ним вдогонку.

– Джонни, подожди! Кольцо! – воскликнула она, протягивая ему футляр.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, я купил его для тебя. Оно твое. Пусть оно хранится у тебя.

– Но я не хочу. Ты должен взять его. Я буду бояться потерять его. Пожалуйста, Джонни, сохрани его для меня. В надежном месте.

– Ладно,– с неохотой согласился он и положил его в карман пиджака. Потом, подойдя ближе, чмокнул ее в кончик носа.– Ты выйдешь за меня, Рози. Это судьба, наша с тобой судьба. Que sera sera.

Она опять долгим взглядом посмотрела на него, не зная, что сказать.

Открыв дверь, он объяснил:

– Тут в моем номере работают несколько парней. Они, конечно, никогда не войдут к тебе, не помешают. Но если тебе так будет спокойнее, можешь запереть дверь.

– Хорошо. Я просто закрою.

Он кивнул, потом спросил:

– Ты поедешь по городам со мной, не так ли?

– Если ты думаешь, что я позволю тебе одному затеряться в провинции, то глубоко ошибаешься. Естественно, я еду с тобой,– засмеялась она.

– Не забудь еще Шотландию, Рози. Мы поедем в Глазго, Эдинбург, потом также в Манчестер, Лидс и Бирмингем. Ну ладно, увидимся позже, малышка.– Подмигнув, он вошел в свой номер и прикрыл за собой дверь.

 

36

Часом позже Рози стояла посреди спальни перед взыскательным взором Нелл, спрашивая:

– Ну, как я выгляжу?

– Рози, голубушка, превосходно,– ответила Нелл.– Элегантно, изысканно и в то же время эффектно. Как раз то, что нужно для Джонни. Мы не должны забывать, что ты его женщина.

Рози быстро взглянула на нее и расхохоталась.

– «Его женщина». Странное выражение!

– Это его выражение: «Рози – моя женщина» – так всем о тебе и сообщает. Понимаешь, он очень гордится тобой, тем, что ты у него есть.– Чуть сдвинув брови, Нелл пристально посмотрела в глаза подруги.– Тебе это неприятно?

– Нет, не то чтобы неприятно,– покачала головой Рози.– Просто смешно звучит, вот и все.

– Ну, что поделаешь, таков наш Джонни, университетов не кончал.

– Нелл, ты несправедлива к нему.

– Я не собираюсь злословить на его счет. Ты знаешь, я всегда хорошо относилась к Джонни. Можно сказать, я даже по-своему люблю его. Он славный парень, очень порядочный, а в наше время и в нашем бизнесе это не так уж часто встречается.

Нелл отступила на шаг и, склонив голову на бок, опять критически осмотрела Рози.

– Ну-ка повернись,– сказала она,– я хочу посмотреть сзади.

– Да, мэм,– ответила Рози, лихо по-военному отсалютовав Нелл, потом очень медленно повернулась, демонстрируя свой черный бархатный ансамбль. Он состоял из узких облегающих бархатных брюк и свободной блузы с длинными рукавами и широким воротником из цветного шелка с рисунком из ярко-красных, оранжевых, лиловых, желтых и черных треугольников. Сверху был одет длинный, спадающий до колен бархатный жилет без застежки.

– Просто потрясающе! – восхищенно проговорила Нелл, одобрительно кивая головой.– Но где же кольцо?

– Как, ты знаешь о кольце? – обернулась к ней Рози.

– Разумеется. Ты думаешь, кого он таскал с собой к Картье во вторник? А я тогда только накануне вечером прилетела в Лондон из Нью-Йорка и была совершенно без сил.

– Он купил кольцо во вторник?

– Да, как только получил на это мое одобрение, которое я, конечно, дала. Что ни говори, а это бриллиант чистейшей воды, десять карат, великолепной огранки. Лучше не бывает. Так где же кольцо, Рози?

– Я его вернула Джонни. Ты прекрасно понимаешь, что я не могла его принять. Мы с Джонни еще так мало знаем друг друга, встречаемся всего несколько дней. Кроме того я еще не разведена. Как же я могла с ним обручиться?

– Не понимаю, почему бы и нет?

– Перестань, Нелли. Давай говорить нормально, как разумные взрослые женщины.

Нелл засмеялась и, пожав плечами, сказала:

– Ты могла бы носить его на правой руке.

– Не говори глупости.

– Это не глупости. Это шоу-бизнес, не забывай.

Рози с недоверием посмотрела на Нелл, не понимая, шутит она или говорит серьезно. Но лицо Нелл оставалось непроницаемым.

– Надеюсь, ты на самом деле не думала, что я приму кольцо, правда?

– Ну, если говорить честно, нет, не думала. Но он бы меня все равно не послушал. Ему так хотелось купить это кольцо. Мне просто пришлось уступить и позволить ему делать то, что он хочет.

Подойдя к кровати, Нелл села и откинулась назад, опираясь на локти. Несколько секунд она молча лежала в этой позе, о чем-то размышляя.

Рози взглянула на нее и пошла в гардеробную, где надела три узких золотых браслета и золотые серьги в виде колец. Подушившись «Бижаном», она вернулась в спальню и встала у кровати перед лежащей на ней Нелл.

– Я рада за тебя, Рози. Джонни это как раз то, что тебе нужно. Он ведь хорошо к тебе относится, правда? То есть, я хочу сказать, как он в постели?

– Фантастика!

– Нормально, без фокусов?

– Слава богу, без. Все абсолютно нормально. Правда, он несколько... ненасытный. Даже сегодня, когда я только приехала, мы с ним чуть не оказались на этом самом месте, где ты сейчас лежишь. Пожалуй, у нас в этом плане полная гармония.

– Я знала, что тебе нужен такой парень, как Джонни Фортьюн. Я знала это. Посмотри на себя, ты вся так и сияешь, моя милая. Кожа, как персик со сливками, глаза блестят.

– Ах, Нелл, ты – прелесть, такой, как ты, больше нет. И я люблю тебя. А теперь расскажи-ка мне, как там Кевин?

– О, Рози, прекрасно, просто великолепно! Мы потрясающе провели вместе уик-энд. Но, должна признаться, мотаться через Атлантику туда и обратно немного утомительно, даже на «Конкорде». Он, конечно, передает тебе привет. Я думала, что уже сказала об этом по телефону.

– Нет,– ответила Рози,– Вчера вечером мы говорили только о Джонни.

На лице Нелл появилось мечтательное выражение. Вздохнув, она подняла глаза на Рози.

– Похоже, моя дорогая, рано или поздно я все же стану твоей невесткой.

– Очень надеюсь. Кстати, ты говорила Кевину о Джонни?

– Нет. Ты мне не сказала, говорить ему или нет, так что я решила пока с этим повременить. Не люблю брать на себя слишком много. Это только твое дело и больше ничье.– Нелл резко приподнялась, села на кровати и посмотрела на свою любимую подругу.– А теперь ответь мне на один вопрос. Я вижу, что физически он тебя очень привлекает. Но кроме этого,– что ты чувствуешь к нему, нашему «бельканто-менестрелю»?

– Я его обожаю, Нелл.– Он такой, как ты говорила. И еще очень любящий, нежный, внимательный. Наверное, я без ума от него.

– Но ты не говоришь, что любишь его? – Нелл вопросительно подняла тонкие брови, бросив на Рози проницательный взгляд.

– Я теперь стала осторожной, Нелли. После ужасной ошибки с Ги.

– Ах, этот мерзкий Ги! Каким сукиным сыном он оказался! Знаешь, если честно, пожалуй, мне не следовало тебя ругать за твое поведение с Джонни, возможно, ты и права: не стоит торопиться с помолвкой. В конце концов у тебя умопомрачительная карьера, своя жизнь, совершенно независимая от Джонни. Он ведь бывает очень капризным и требовательным.

– Как это?

– Ну, он звезда. Звезды всегда капризны.

– Гэвин – тоже звезда, но он не капризен. Во всяком случае, я этого не замечала.

– Гэвин – актер, причем нью-йоркский актер. А Джонни совсем другое дело. Он певец, эстрадник и величайшая звезда музыкального мира. Этот мир совсем не похож на мир кино и театра. Здесь сумасшедший успех, сумасшедшие деньги, сумасшедшее все. И Джонни в этом мире – самая большая приманка. Всем хочется пробиться к нему поближе, дотронуться, схватить. Женщины от нею так и падают в обморок, поклонницы хвостом таскаются следом. Он привык, чтобы перед ним ходили на задних лапках, угождали, льстили, выполняли любые желания, что бы ни пришло на ум. Кроме того он привык все делать по-своему. Например, с этим кольцом. Его просто невозможно было переубедить, он ничего не хотел слушать, никакие мои доводы на него не действовали. Джонни втемяшилось в голову купить тебе обручальное кольцо, и он его купил. Если бы потребовалось, даже переступив через мой труп.– Нелл вздохнула.– Я ведь говорила ему, что ты никогда не согласишься на помолвку, но он не хотел в это верить, не послушал даже меня. Другими словами, Джонни привык всегда получать то, что он хочет,– если он этого хочет.

– Да, понимаю.– Рози отвернулась, чувствуя внезапную неуверенность, сомневаясь, сможет ли она ладить с Джонни. Своенравные и безрассудные люди пугали ее. С ними обычно трудно иметь дело.

Тем временем Нелл продолжала:

– Не отворачивайся от меня и не делай такое унылое и расстроенное лицо. Несмотря на то что я сейчас сказала, Джонни замечательный. Я уже сто лет тебе об этом твержу, не так ли?

– Да, конечно.

– Он щедр без всякой меры, причем со всеми. Он добр, и хотя любит настоять на своем, но на самом деле не часто пользуется этим. И потом, он живет здоровой жизнью.

– Да? Что ты имеешь в виду?

– Никакого допинга, никаких наркотиков. Не курит, почти не пьет, он живет в Голливуде как бы сам по себе. Да и не только там – везде. Он не любитель устраивать буйные кутежи и сорить деньгами. В общем, я бы сказала, он ведет относительно спокойную жизнь.

– У меня тоже сложилось такое впечатление,– улыбнулась Рози,– и я вовсе не расстроена.

– Охотно верю, голубушка.– Нелл взглянула на свои старинные часы с бриллиантами.– Ах, черт, нам надо поторапливаться, моя дорогая, уже полшестого.

– Но ведь концерт в восемь.

– Я знаю. Однако нам понадобится целый час, чтобы только добраться до Уэмбли. А может быть, и больше – в это время суток. А Джонни хотел, чтобы мы до начала зашли к нему в гримерную.

– Я только возьму сумочку.

Когда Рози вернулась из гардеробной, примыкающей к спальне, Нелл стояла перед висящим над камином зеркалом, поправляя свои золотистые волосы.

– Ты отлично выглядишь, Нелл,– сказала Рози, подходя к ней.– Тебе очень идет этот красный костюм.

– Спасибо. Я рада, что мы заранее обсудили, в чем пойдем на концерт. А то я сама собиралась одеть черный бархатный брючный костюм, а не этот красный. Мы бы выглядели, как персонажи варьете,– засмеялась она.– Пойдем, мы ведь не хотим расстраивать нашу звезду, правда?

Рози рассмеялась, и они, взявшись за руки, вместе вышли из номера.

В коридоре Нелл сказала:

– Машина ждет внизу. Джонни оставил с нами Батча, чтобы помогать нам.

– Батч – это кто?

– Один из телохранителей Джонни. Двое других, Энди и Джек, поехали с ним на Уэмбли.

– Понятно. Кстати, почему Джонни поехал так рано? – спросила Рози, подойдя к лифту.– Он выскочил из номера в полпятого.

– Я же говорила, целый час нужен на дорогу до стадиона Уэмбли. Наверное, не хотел попасть в час пик. Но в любом случае у него всегда уходит около часа на грим и прическу. И еще он любит, чтобы оставалось достаточно много времени, чтобы собраться с мыслями, настроиться.

– Мне не терпится увидеть его выступление,– сказала Рози.

– Я думала, ты уже видела,– быстро отреагировала Нелл, хитро глядя на нее.

– Нелл Джеффри! Ты зловредный провокатор!

– Именно так меня называет твой брат.

Гримерная Джонни была полна людей, и Рози не сразу смогла разглядеть его в этой толпе.

– Здесь всегда столько народу? – спросила она у Нелл, обернувшись к ней.

– Да, но очень скоро толпа поредеет. И потом, это как бы внешняя комната для переодевания. А парикмахер и гример Джонни будут работать там, за той дверью. Пойдем туда.

Но не успели они сделать и несколько шагов, как Нелл схватила Рози за руку.

– Джонни вон там, в углу. Разговаривает с Кенни, клавишником, и Джо, своим личным ассистентом.

– Он как-то говорил мне о них. Но ты уверена, что нам нужно вмешиваться в разговор?

– Ты шутишь? – засмеялась Нелл и, крепко держа ее за руку, потащила вперед.– Я уверена, что он только этого и ждет, чтобы представить тебя своим парням. Эту последнюю неделю он нам все уши прожужжал о тебе. Я же говорила, на тебе для него свет клином сошелся.

– Честное слово, Нелл, ты иногда употребляешь такие выражения...– проговорила Рози и замолчала, не закончив фразы.

Джонни так резко отвернулся от Кенни и Джо, как будто был очень рассержен. Опасения ее подтвердились, когда она увидела его лицо. Васильковые глаза сверкали, а рот был сурово сжат. Он опять повернулся к своим собеседникам, выглядевшим так, как будто их выпороли. Он прошипел им что-то и направился в другой конец комнаты – в гримерную. Даже по наклону его плеч Рози могла определить, что он выведен из равновесия.

– Кажется, он рассержен и расстроен,– тихо сказала Рози, обращаясь к Нелл.

– Возможно, это всего лишь буря в стакане воды,– вполголоса заметила Нелл.– Уверена, с ним все в порядке. Перед такими большими шоу, как это, он всегда нервничает, бывает раздражительным, даже вздорным. Пока не выйдет на сцену.

– Может быть, нам лучше уйти, дать ему возможность побыть одному?

– Побыть одному? Когда здесь такая толпа? И вообще, ты что, с ума сошла? Он же ждет нас, Рози! Пойдем. Я уверена, Элли уже заканчивает грим, а Маури, наверное, скоро начнет укладывать волосы. Тогда ему останется только вылезти из этого халата и надеть концертный костюм.

– Хорошо, Нелл, тебе решать; ты, конечно, знаешь его лучше, чем я.

– Смотря в каком смысле, моя дорогая. Если в библейском, то, разумеется, не так близко, как ты,– поддразнила ее Нелл, и прежде чем Рози успела что-то ответить, втолкнула ее в дверь.

– Привет, Джонни! – воскликнула Нелл.– Мы можем войти? Или ты хочешь сначала закончить подготовку?

Джонни сидел в специальном кресле перед большим зеркалом, обрамленным множеством ламп. Увидев их в зеркале, он приветственно поднял руку. Потом повернул голову и посмотрел на них через плечо.

– Все в порядке, Нелл,– сказал он, просияв улыбкой.– Входи, Рози, входи и познакомься с Элли и Маури, которые стараются придать мне сколько-нибудь приличный вид.

Рози улыбнулась ему и прошла в гримерную. Она сразу заметила, что он держит себя вполне нормально, и от его прежнего гнева не осталось и следа. Представив ей Элли, Маури и только что появившегося менеджера, Джеффа Смейлза, Джонни откинулся на спинку кресла и дал возможность мастерам закончить начатую ими больше часа назад работу.

Нелл сказала:

– Рози, ты садись здесь, в кресло рядом с Джонни, а я сяду там.

– Спасибо.– Рози опустилась в кресло, взяла в руки предложенный кем-то бокал шампанского и стала смотреть, как Элли работает над лицом Джонни.

Его лицо и без грима было красиво, а теперь после умелого макияжа стало еще привлекательнее. «Умопомрачительно красив»,– только так могла Рози описать его в этот момент. Поскольку лицо его было покрыто ровным калифорнийским загаром, Элли сначала наложила такого же тона основу, выделила щеки, потом все припудрила. Сейчас она тончайшими линиями накладывала на веки голубые тени, что мгновенно усилило цвет его глаз. В какой-то момент Джонни посмотрел в зеркало на Рози и подмигнул ей, потом позволил Элли поработать губной помадой. Когда она с этим закончила, он вытер губы бумажной салфеткой, несколько раз облизнул их, вытер еще раз и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Маури сказал:

– Ну что ж, маэстро, теперь займемся прической, если не возражаете. Времени почти не осталось.– С этими словами он принялся расчесывать щеткой волосы Джонни, придавая им форму.

– Не слишком много лака, Маури,– бросил Джонни, а уже через пятнадцать минут он вскочил с кресла.– Должен идти, дорогая,– обратился он к Рози.– Мне нужно переодеться, подожди здесь.– И, взглянув на Маури, добавил: – Это моя... необыкновенная леди. Разве она не прекрасна? – и вышел.

Нелл приблизилась к Рози, подтаскивая за собой стул.

– Подождем, когда он переоденется и выйдет, потом еще минут пять с ним побудем, и, я думаю, нам надо будет идти на свои места.

– Как скажешь, тебе лучше знать.

– Понимаешь, Рози, перед выходом он как раз больше всего нервничает, и...– Она замолчала, так как в дверях появился Джонни.

– Вы сидите в середине ряда, прямо перед сценой,– сказал Джонни, входя в гримерную.

На нем были черные брюки, накрахмаленная белая рубашка, не застегнутая на последнюю пуговицу, в руках черный пиджак. Он подошел к Рози и молча сжал ее плечо. Потом взглянул на себя в зеркало, поправил волосы, вытер бумажной салфеткой рот и отпил глоток воды из стакана.

Затем Джонни оставил Рози и Нелл и зашагал по комнате из угла в угол. Остановившись на мгновение, он передал Джеффу свой пиджак и опять, опустив голову и покусывая нижнюю губу, продолжал мерить комнату шагами. Потом неожиданно остановился, посмотрел вверх и закрыл глаза, беззвучно артикулируя слова.

Внезапно из другой комнаты раздался взрыв смеха. Джонни резко открыл глаза, рассерженно бросил:

– Джефф, убери оттуда всех! Я должен сосредоточиться! – и опять зашагал по комнате. Бисеринки пота появились на его лице. Он остановился, сделал еще глоток воды и продолжил свое хождение.

Рози со всей очевидностью поняла, что сейчас Джонни совершенно забыл об их присутствии. Всегда очень чутко относясь к артистам, сознавая, какой эмоциональный стресс они переживают перед выступлением, она придвинулась к Нелл и, дотронувшись до ее руки, прошептала:

– Пойдем, ему нужно побыть одному.

Нелл кивнула.

Стараясь держаться поближе к стене, оставляя пространство в центре комнаты для Джонни, они вместо тихонько выскользнули из гримерной. А он продолжал шагать полуопустив веки, беззвучно шевеля губами, прогоняя про себя все песни своего репертуара.

Проходя через внешнюю комнату для переодевания, Рози заметила, что та удивительным образом опустела. Нелл взяла подругу за руку, увлекая за собой к выходу, где их ждал Батч, чтобы проводить на места в первом ряду.

После того как они устроились, Рози огляделась вокруг. Ей никогда не приходилось видеть такого огромного скопления людей под одной крышей. Шум стоял оглушительный.

– Тут, наверное, сейчас собралось несколько тысяч. Не удивительно, что он так ужасно волнуется. Кому захочется вот так выйти и петь перед огромной толпой?

– Джонни. Но я согласна с тобой, это требует огромного напряжения.– Глаза Нелл скользнули по залу.– Да, ну и народищу здесь сегодня!

– И все они его поклонники, Нелл. Это что-нибудь да говорит о нем, не так ли?

– Конечно. Джонни – кумир миллионов. Кстати, он сказал мне, что ты отправляешься в турне вместе с ним. По центральной Англии, потом на север и в Шотландию.

– Да, он меня очень уговаривал в прошлый уик-энд в Париже.

– Я тоже еду. Кроме всего прочего, это еще и развлечение,– сказала Нелл.

– Я рада, что ты будешь с нами. А в Австралию в конце месяца ты с ним поедешь?

– Только на неделю. В середине марта, а что?

– Джонни хотел, чтобы я поехала с ним в австралийское турне,– объяснила Рози.– но я уже сказала ему, что не смогу. У меня слишком много работы. На этой неделе мне каждый день пришлось вставать в четыре утра, чтобы закончить работу над серией костюмов и суметь выкроить вот эти несколько дней для отдыха. Нелл внимательно посмотрела на нее.

– Он всегда часть года находится на гастролях, ты знаешь?

– Да, мне это известно.

Обе замолчали, откинувшись на спинки кресел, погруженные каждая в свои мысли.

Внезапно свет на арене начал слабеть, заиграл оркестр, и сцена засияла в лучах сотен направленных на нее прожекторов. Разноцветные огни создавали неповторимые световые эффекты.

Прошло десять томительных минут, и Джонни вышел на сцену.

Рози показалось, что сама арена стадиона покачнулась и сдвинулась с места, когда тысячи людей поднялись, приветственно махая руками, топая ногами, снова и. снова выкрикивая его имя. Это было какое-то исступление.

Ничего подобного Рози раньше не видела. Невольная дрожь пробежала по ее телу. Она сидела, сцепив пальцы рук, чувствуя странное беспокойство. Для нее в этом шуме ревущей толпы, в ее слепом поклонении было что-то пугающее. Что если вдруг по какой-то причине все они обратятся против него? Они же разорвут его на части. Она опять вздрогнула и плотнее вжалась в кресло.

Заметив это, Нелл обеспокоенно спросила:

– Что с тобой, Рози? В чем дело?

– Эти люди... как они ведут себя. Они ведь нас сметут, затопчут насмерть, сделай мы какое-то случайное неверное движение.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Поэтому-то мы и сидим здесь, впереди, как раз рядом с выходом, ведущим за сцену, так что можешь не волноваться. Кроме того, с нами Батч, который в случае чего о нас позаботится. Минут за пятнадцать до окончания шоу он нас выведет через ту дверь. Мы захватим конец концерта из-за кулис.

Рози кивнула, глядя прямо перед собой.

Джонни находился сейчас в центре сцены.

Он подошел ближе к краю, приветственно махая рукой и кивая толпе. Потом посмотрел в их направлении, послал ей воздушный поцелуй, повернулся и прошел на середину сцены.

Там он остался на какое-то время спиной к залу.

Зрители наконец сели на свои места.

Шум постепенно стих.

Оркестр перестал играть.

Кенни Кроссленд заиграл первые такты «Мое сердце принадлежит тебе».

С опущенной головой Джонни повернулся лицом к залу, потом медленно поднял голову и запел.

Рози сидела, не сводя с него глаз, загипнотизированная, как и все остальные.

Его тонкая хрупкая фигура в центре огромной сцены казалась странно беззащитной и невероятно трогательной. Его красота, подчеркнутая гримом, сейчас особенно бросалась в глаза. Она поняла, каким неотразимым обаянием он обладал на сцене, в своем простом черном костюме и белой рубашке. От него исходил какой-то невероятный магнетизм; его голос звучал превосходно. Он полностью завладел слушателями, что называется, держал их у себя на ладони. Они обожали его.

Его неподвижность привлекала всеобщее внимание.

Джонни не кружился по сцене, стоял, почти не двигаясь и лишь слегка напрягая мускулы. Он покачивался в такт музыке, но не отрывая ступни от сцены. Иногда он немного поворачивался, чуть наклоняя корпус, и только один раз поднял руку. Но большей частью стоял неподвижно, спокойно, как бы вросший в сцену. Его власть над зрителями заключалась в другом – в сладкозвучном голосе и неотразимой внешности.

Когда он закончил свою первую песню, раздались оглушительные аплодисменты.

Склонив голову, он благосклонно принимал одобрение зала. Потом вскинул руки, прося тишины, и сразу перешел к следующему номеру. Спев еще две песни со своей вокальной группой, он взял микрофон в руки и подошел к краю сцены.

– Спасибо,– сказал он публике, когда утих последний шквал аплодисментов.– Мне очень приятно быть здесь с вами в этот вечер.

За этим последовала короткая пауза. Быстрыми шагами пройдя вдоль края сцены, он остановился прямо напротив Нелл и Рози.

Обращаясь к публике, он негромко проговорил в микрофон:

– А эта песня для моей леди.– И, глядя на Рози, опять послал ей воздушный поцелуй. Рози улыбнулась ему.

Публика на несколько секунд обезумела. После того как он поднял руку и начал тихонько, без слов, напевать, в зале наконец воцарилась тишина. Покачиваясь в такт звукам и все же напевая, он опустил голову. Когда же он поднял глаза, взгляд его устремился на Рози. Он запел «Потерявшись в тебе», и голос его чисто и прозрачно звучал в притихшем зале.

Всю последующую часть баллады он пел только и исключительно для нее.

Наблюдая за ним из зала, слушая его пение, Рози не могла не восхищаться его огромным талантом певца и актера. Но она также заметила и другое: насколько серьезны намерения Джонни по отношению к ней, и как настойчиво он стремится получить ее в свое полное и безраздельное владение. Сердце Рози слегка сжалось от неуловимого страха. Она вдруг осознала, что он одержим ею. А любая форма одержимости внушала ей ужас.

 

37

Свет солнечного утра потоками устремлялся в комнату через огромные зеркальные стекла окон. Он многократно отражался от абсолютно белых стен, мебели из стекла и полированного металла и коллекции хрустальных, мраморных и металлических фигур, расставленных на стеклянной этажерке с никелированными стойками.

Все в громадной столовой квартиры, которую снимал Гэвин в небоскребе «Трамп Тауэр», сияло и сверкало; и его уже начинал раздражать этот назойливый ослепительный свет.

Резко встав с кресла, он подошел к необъятным оконным проемам в дальнем конце комнаты, намереваясь опустить жалюзи. Однако не сделал этого. Остановившись перед окном, он несколько мгновений с почтительным благоговением смотрел на открывшуюся перед ним панораму Манхэттена, потрясенный необычайным зрелищем, от которого просто захватывало дух. Он знал, что нигде в мире нет ничего подобного. Архитектура Манхэттена поражала, ошеломляла. Гэвин считал ее прекрасной – ведь это был его родной город.

Столовая необъятной квартиры находилась со стороны дома, обращенной к Пятой авеню, и сейчас, стоя у окон, он мог окинуть взглядом 6-ю, 7-ю, 8-ю и 9-ю улицы вплоть до самого Вест-Сайда и Гудзона. Вдали за небоскребами, сверкающими в ярко-голубом небе, река выглядела протянувшейся на многие мили серебряной полосой.

Гэвин заморгал, ослепленный ярким светом, и потянул за шнур. Мгновенно вертикальные жалюзи прикрыли стекла, создав в комнате приятный полумрак.

Вернувшись к столу, он быстро пролистал «Нью-Йорк таймс», прочитал очерк Френка Рича о новой бродвейской постановке, просмотрел раздел, посвященный кинематографу, и отложил газету. В этот момент за его спиной раздался телефонный звонок.

Встав со стула, Гэвин поспешил к белому лакированному буфету и снял трубку.

– Алло.

– Гэвин?

– Да.

– Это я, Луиза.

– Я понял.– Он посмотрел на часы и нахмурился: было девять утра.– Слышно так, как будто ты говоришь из соседнего дома.

– Так и есть.

– Где ты?

– В отеле «Пьер».

– А где же Дэвид?

– Дома. В Калифорнии...

– Луиза, ты знаешь, я против, чтобы мы оба уезжали из дома,– прервал ее Гэвин.– Я считал, что мы об этом уже договорились.

– Да, договорились. Но все в порядке: моя сестра приехала на несколько дней. И не забывай, у мальчика есть няня. Кроме того, в доме живут экономка, слуга и повар. Так что можешь не волноваться.

– Что ты делаешь в Нью-Йорке? – вздохнул Гэвин.

– Приехала, чтобы встретиться с тобой.

– Вот как?

– Да, мне нужно поговорить с тобой кое о чем.

– Разве нельзя было это сделать по телефону?

– Стало быть нельзя. Я прилетела вчера вечером и сегодня же улетаю.

– Надо полагать, в Вашингтон, не так ли?

– Нет, Гэвин. Обратно на побережье, Ты же не любишь, когда мы оба одновременно уезжаем из дома, оставляя Дэвида! – отрезала она с раздражением в голосе.

– Когда ты хочешь встретиться? – спросил он.

– Через час тебя устроит?

– Договорились. Ты придешь сюда?

– Да, прекрасно. Увидимся в десять.

Гэвин стоял, Слушая короткие гудки,– она бросила трубку, не дав ему договорить. С недовольной гримасой он положил трубку и вернулся к столу. В несколько глотков допив остатки кофе, он прошел через холл с выложенным мраморными плитами полом и направился в спальню. Как и во всех комнатах этой квартиры, здесь было обилие современной мебели, к которой он испытывал отвращение, и так много белого цвета, что Гэвин начинал его активно ненавидеть.

Оглядев спальню, он пробормотал:

– От этой квартиры можно свихнуться,– и прошел в облицованную белым Мрамором ванную комнату. Побрившись, он сбросил халат, принял душ, вымыл голову и вышел из душа, стараясь нащупать полотенце.

Пятнадцать минут спустя Гэвин, одетый в серые брюки, белую рубашку и темно-синий блейзер, направился в небольшую библиотеку.

Здесь, усевшись за письменный стол, он сделал несколько телефонных звонков, связанных с его поездкой во Францию. Потом откинулся на спинку стула и набрал номер своего адвоката Бена Стенли в Бель-Эйре.

– Думаю, нет необходимости говорить тебе: «Пора вставать, Бен»,– усмехнулся Гэвин, когда уже после второго гудка адвокат снял трубку.– Не сомневаюсь, что, как все прилежные труженики, ты уже с рассвета на ногах.

– Привет, Гэвин. Как тебе живется в моем любимом городе, на моей родине?

– Прекрасно, Бен. Послесъемочный этап «Делателя королей» наконец закончен. И, скажу тебе, фильм получился отлично. Тебе понравится. Вся команда несколько недель назад вылетела в Лондон, и через несколько дней мы переезжаем на Бийанкурскую студию.

– Когда ты летишь в Париж?

– Завтра. Я звоню тебе, потому что Луиза в Нью-Йорке. Мы с ней только что говорили по телефону. Она скоро придет сюда, хочет поговорить со мной. Я уверен, речь пойдёт о разводе.

– Думаю, ты прав. Не говори лишнего, Гэвин, и ничего не обещай. Не бери на себя никаких обязательств. Если у нее есть адвокат,– а он, конечно, должен быть, черт возьми,– скажи ей, чтобы он связался со мной. Помни, что ты сохранял этот брак только из-за ребенка. Не испорти все сейчас.

– Постараюсь. Я перезвоню тебе, как только она уйдет. На всякий случай имей в виду, что в Париже я остановлюсь, как обычно, в отеле «Риц». А днем ты знаешь, где меня найти.

– У меня есть твой телефон на студии. Твоя секретарша нам вчера передала телефаксом.

– Черт, уже звонят снизу по внутреннему телефону. Мне нужно идти, Бен. Скоро перезвоню.

– Будь осторожен, Гэвин.

– Хорошо.

Они попрощались, и Гэвин, сняв трубку внутреннего телефона, сказал службе охраны пропустить к нему миссис Амброз.

Луиза располнела – это сразу бросилось в глаза. Но в результате она стала выглядеть гораздо лучше. Тем не менее она была бледной, с темными кругами под глазами. Гэвин невольно задал себе вопрос, что происходит в ее личной жизни. Не говоря ни слова, он взял у нее пальто и положил его на скамью в холле. Она тоже молчала.

Проводив ее в гостиную, Гэвин наконец произнес:

– Тебе принести что-нибудь? На кухне есть кофе.

Отрицательно покачав головой, она опустилась на диван.

Гэвин сел в кресло напротив.

– О чем ты хотела поговорить со мной, Луиза?

В нерешительности она нервно откашлялась и поерзала на диване, поправляя юбку.

Гэвину стало ясно, что она волнуется, и он сказал:

– Ну давай, Луиза, говори. Я не укушу. Я вовсе не людоед, каким ты меня стараешься представить все эти годы.

– Я хочу развестись с тобой,– выпалила она, глядя ему в лицо, сцепив на коленях руки.

– Ради бога, я не возражаю.

– Вот так просто? И никаких возражений? – удивилась она, и выражение растерянности появилось на ее лице.

– Никаких возражений,– улыбаясь, подтвердил Гэвин и, выдержав эффектную паузу, добавил: – Но несколько условий.

– Каких условий? Подозреваю, относительно денег.

– Нет. Я не собираюсь обсуждать с тобой эти вопросы. Этим займутся наши адвокаты. Мои условия касаются нашего ребенка.

– Я так и думала, что ты постараешься втянуть Дэвида в это дело,– бросила она.

– Тогда для тебя не будет неожиданностью узнать, что я хочу, чтобы он был со мной.

– Ты не можешь забрать его! – пронзительно выкрикнула она с исказившимся от гнева лицом.

– Совместное родительское попечение, Луиза. Причем с твоего согласия. Иначе никакого развода.

– Ублюдок! Ты с самого начала был таким или стал им, только превратившись в звезду экрана?

– Послушай, Луиза, ты опять! Я прошу тебя, перестань разговаривать со мной таким стервозным тоном. Ты хочешь развода, прилетаешь в Нью-Йорк, приходишь ко мне в роли просителя и тут же начинаешь извергать всякие мерзости. Так ты ничего не добьешься.

Она со вздохом откинулась на спинку дивана, изучающе глядя на Гэвина своими бледно-голубыми, холодными, как лед, глазами. В глубине ее души клокотала ненависть.

Гэвин тоже взглянул на нее и спокойно улыбнулся.

– Я знаю, что у тебя связь с Аланом Тернером и ты хочешь выйти за него замуж. Так что постарайся действовать разумно.

Поскольку она, не отвечая, лишь продолжала злобно смотреть на него, Гэвин сказал:

– Ты, я полагаю, будешь жить в Вашингтоне. Это меня устраивает, поскольку я твердо намереваюсь опять переехать на Восточное побережье, как только уложим в коробку последний фильм. Для меня переезд не будет трудным. Или, скажем, для Дэвида. Кстати, когда ты планируешь переезжать из Калифорнии в Вашингтон?

– Я, кажется, не говорила, что переезжаю в Вашингтон! – воскликнула Луиза.

– Но ведь это так,– настаивал он.

Кусая губы, понимая, что нет смысла лгать или уклоняться от ответа, она кивнула.

– Да, я собираюсь переехать. Но не сейчас.

– Ты уже подыскивала школу для Дэвида?

– Нет.

– Можешь не беспокоиться об этом. Я сам позабочусь. Там есть несколько очень приличных частных школ, так что его без труда можно будет устроить в одну из них.

– Кроме совместного родительского попечения, какие еще условия?

– Значит, ты согласна на совместное попечительство?

Луиза ответила не сразу. Она отвела глаза в сторону, потом опять взглянула на Гэвина и после этого быстро проговорила:

– Да, я согласна.

Гэвин облегченно вздохнул.

– Другие условия таковы: как минимум два раза в год он проводит со мной большие школьные каникулы, летние и зимние. И ты не мешаешь мне брать его во время этих каникул за границу.

Она кивнула.

– Означает ли это, что ты согласна на эти два условия?

– Да, согласна.

– Хорошо.

– Общая собственность делится пополам, Гэвин, таков закон. Что ты еще мне дашь?

– Разумеется, деньги на содержание ребенка. Но я уже говорил, по поводу финансовых вопросов надо обращаться к Бену Стенли. А еще лучше, пусть этим займется твой адвокат. У тебя ведь есть адвокат, не правда ли?

– Да.

– О'кей, значит, все решено,– сказал Гэвин.

– Решено.

– Я все-таки не понимаю, зачем тебе понадобилось приезжать. Мы могли обсудить все это по телефону,– поднимаясь с места, проговорил Гэвин.

Луиза тоже встала и пожала плечами.

– Я всегда считала, что нужно решать вопросы лично, лицом к лицу. Это мой принцип.

Решив воздержаться от комментариев, он направился к выходу. Не хотелось опять скандалов. Сейчас, когда обсуждение закончено, пусть она лучше поскорее уйдет.

Луиза торопливо шла за ним. В холле она спросила:

– Когда же ты летишь в Париж работать над «Наполеоном и Жозефиной»?

– Завтра?

– Значит, я успела как раз вовремя, да?

Не отвечая, Гэвин поднял со скамьи ее соболье манто и помог ей одеться. Какое-то время он молча смотрел на нее, потом сказал с другой, теплой интонацией:

– В молодости мы пережили с тобой много тяжелых моментов. В самом деле, нам через многое пришлось вместе пройти. Мне жаль, что все так закончилось, Луиза.

Гэвин вздохнул и с сожалением в голосе повторил:

– Да, мне действительно жаль. Жаль, что мы оба понапрасну растратили лучшие годы жизни, этого не нужно было делать. Но по крайней мере Дэвид не страдал. И хочется верить, не страдает сейчас. Давай постараемся мирно закончить развод. Пожалуйста, Луиза. Ради Дэвида.

– Да,– сказала она, открывая входную дверь. Затем, сделав шаг к лифту, обернулась и, глядя в лицо Гэвину, спокойно проговорила: – Ты знаешь, я любила тебя. И, видит бог, хотела, чтобы все было хорошо. Но наш брак был обречен, потому что ты никогда не любил меня, Гэвин. Никогда. Ты женился на мне только потому, что я была беременна.

– Луиза, я...

– Пожалуйста, не отрицай! Я всегда это знала. Со времени той ужасной трагедии с нашим первым ребенком. Знала, что ты никогда не будешь моим, не будешь принадлежать мне. Ведь твоя страсть направлена на другое.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, недоумевая.– Мою профессию, страсть к кино?

– Если ты действительно не понимаешь, о чем я говорю, я ничего не скажу тебе, Гэвин Амброз.

К своему собственному удивлению и к изумлению Гэвина, она потянулась к нему и поцеловала в щеку.

– Пока,– тихо сказала она и без раздражения в голосе добавила: – Увидимся в суде.

Двери лифта отворились, и она вошла в кабину. И опять Гэвин обратил внимание, что она выглядит необычайно пополневшей. Когда он возвращался от лифта к дверям своей квартиры, его молнией пронзила мысль: Луиза беременна. В этом нет никакого сомнения. Хотя Гэвин не любил ее, но за все эти вместе прожитые годы узнал достаточно хорошо. Луиза не стала бы рожать ребенка от другого мужчины, не будучи с ним в браке. Особенно после того, что случилось при ее первой беременности. Кроме того, она, по-видимому, любила Алана Тернера. Они подходили друг другу. Понятно, почему она была такой сговорчивой, согласилась на все его условия относительно Дэвида: торопится выйти замуж за своего сенатора.

«Ну что ж, пусть так и будет»,– подумал он. Теперь ему хотелось свободы. Не меньше, чем этого хотелось ей.

 

38

Анри де Монфлери никогда не обольщал себя мыслью, что понимает женщин, находя их для этого слишком сложными и непостижимыми. Однако, обладая проницательным умом и чутким сердцем, он всегда чувствовал страдания другого человека, будь то мужчина или женщина.

И сегодня он был совершенно убежден, что Рози, которую он любил, как дочь, что-то тяжело переживает. Это проявлялось в бледности ее лица, необычной молчаливости и рассеянности. По нескольку раз она переспрашивала его то, что он сказал лишь долю секунды назад. Он понимал, что она не слушала его, полностью погруженная в свои мысли.

Анри беседовал с Рози в маленькой красно-зеленой библиотеке ее парижской квартиры, потягивая аперитив, перед тем как отправиться куда-нибудь пообедать. Они с Кирой приехали на несколько дней в Париж по делам семейного бизнеса, но в данный момент та отправилась навестить свою тетю. Позднее Кира должна была подойти к бистро «Ле Виё» на Рю-де-Клуатр-Нотр-Дам, где они договорились встретиться в половине девятого.

Поговорив с Рози о ее любимом Монфлери, ответив на вопросы о Лизетт, Ивонн и прислуге, Анри сказал:

– Из разговора с Эрве я понял, что твой бракоразводный процесс завершится к сентябрю.

– Полагаю, что так.

– Я очень рад этому, Рози. Тебе пора стать свободной и начать устраивать свою жизнь. Мне больно думать о стольких понапрасну растраченных годах и...– Он остановился, прерванный телефонным звонком.

– Извините,– сказала Рози и подошла к телефону.– О, привет, Фанни, дорогая!– сказала она в трубку.– Нет, ничего. Только постарайся поскорее объяснить мне, в чем суть проблемы. Может быть, я смогу ее решить. Иначе придется ждать до завтра.– Она стояла, прижав к уху трубку, внимательно слушая свою ассистентку.

Анри налил еще немного виски, подошел к окну и посмотрел на улицу. Этот вечер конца марта выдался неспокойным. От резких порывов ветра дребезжали оконные стекла, а вдали слышались глухие раскаты грома, напоминающие орудийную канонаду. Надвигалась сильная гроза. Не успел он об этом подумать, как тяжелые капли дождя забарабанили по стеклу. Чуть поежившись, он отвернулся от окна и направился в глубь комнаты, к теплу камина.

Сев в то же кресло, он сделал глоток виски, погрузившись в мысли о Рози. Единственное, чего он хотел для нее,– это счастья, такого, как у них с Кирой. Если бы что-то зависело от него, с какой радостью он дал бы ей это счастье, протянул бы ей на ладони. Но, увы, это было не в его власти. Только один человек в мире мог бы дать ей радость и удовлетворенность жизнью, которые она заслуживает. Но, к сожалению, она сама не знает этого. Возможно, этот человек тоже. Анри вздохнул. Удивительно, как слепа была Рози к своим чувствам. Если бы она больше прислушивалась к ним, уже много лет назад она могла бы сделать шаг в нужном направлении. «Ох уж это непостижимое женское сердце!» – подумал он.

– Очень сожалею об этом,– закончила разговор Рози, кладя трубку.– С этими костюмами всегда проблемы,– сказала она, обращаясь к Анри.

– Иди, посиди здесь со мной, Рози. Я хочу поговорить с тобой. Об очень важном.

Она поспешила к нему, готовая внимательно слушать, что он с удовольствием про себя отметил.

– В чем дело, Анри? Вас что-то тревожит?

– Да.

– Что же это?

– Ты.

Она устроилась в кресле, взяв свой бокал. Но тут же опять поставила его на маленький пристенный столик. Подавшись вперед, сложив руки на коленях, она вопросительно взглянула на него.

– Почему вы тревожитесь обо мне?

– Потому что я люблю тебя, как родную дочь. Последнее время ты плохо выглядишь, сильно похудела. Лицо заострилось, осунулось. И цвет его ужасный – какой-то землистый. Но все эти внешние проявления твоих проблем отнюдь не самое важное. Весь вечер сегодня я замечаю, что ты немного нервна, озабоченна, погружена в свои мысли. У тебя подавленное настроение, а это так на тебя не похоже. Уныние просто не в твоем характере. Одним словом, ты чем-то очень расстроена, моя дорогая.

Ничего не ответив, Рози отвела глаза, задумчиво рассматривая висящую в простенке между окон картину. Потом, как бы приняв мысленно какое-то решение, она прямо посмотрела в глаза Анри и спокойным голосом произнесла:

– Я совершила ужасную ошибку.

Он молча кивнул, ожидая дальнейших объяснений. Но они не последовали, и тогда он мягко спросил:

– Осмелюсь предположить, что эта ошибка связана с мужчиной, не так ли?

– Да.

– С Джонни Фортьюном?

– Как вы догадались?

– Нетрудно прийти к такому выводу, Рози. На Рождество ты мне сказала, что Джонни звонил тебе из Лас-Вегаса. Я помню, как Колли была взволнована этим событием. А после ты говорила, что он собирался приехать в начале года в Париж, чтобы встретиться с тобой. Месяца полтора назад Кира упоминала, что он был в Париже. А через несколько дней после этого ты летала в Англию в связи с гастролями там Джонни. Нетрудно предположить, что у тебя с ним роман. Ты все время забываешь, что я – француз и неисправимый романтик.

Слабая улыбка промелькнула на лице Рози.

– Да, вы правы. У нас с ним Действительно был роман. Но это не должно больше продолжаться. Да, Анри, не должно.

– Но почему?

– Потому что ничем хорошим это не кончится.

– Ты уверена?

– О да. Джонни не такой, как другие люди. Не такой, как вы и я. Он совсем другой. В каком-то смысле он ненормальный.

– Не уверен, что я тебя понял, Рози,– сдвинул брови Анри.

– Джонни – звезда эстрады мирового масштаба, он живет в совершенно другом мире, живет иной, не похожей на наши, жизнью...– Ее голос дрогнул, и она посмотрела в огонь камина.

– Я хорошо знаю тебя, Рози. Ты должна была испытывать к нему какое-то чувство. Иначе бы ты никогда не полетела к нему в Лондон.

– Да, так и было! Джонни очень привлекательный, нежный, любящий, беспредельно добрый. И между нами было... была полная гармония в сексуальном плане.– Она прокашлялась и продолжала: – Меня тянуло к нему, хотелось быть с ним рядом. И я поехала, и все было великолепно. Несколько недель я в самом деле была на седьмом небе от счастья. Чувствовала себя обновленной, как будто заново родилась.

– Меня это не удивляет. Последние годы ты жила как бы в сексуальной пустыне. А когда ты решилась расторгнуть этот нелепый брак с моим сыном, то почувствовала себя наконец свободной. Я понимаю тебя, Рози. Правда, понимаю. Я давно тебе говорил, что ты слишком молода, чтобы жить в одиночестве, без любящего тебя мужчины.

– Но я не считаю, Анри, что Джонни это тот человек, который мне нужен. Сейчас он на гастролях в Австралии, но я уверена, что если бы он находился сейчас здесь, между нами уже начались бы размолвки.

– Что ты имеешь в виду?

Опустив голову, Рози поиграла со шнуром, окаймляющим юбку и наконец, подняв глаза, объяснила:

– Он слишком стремится к безраздельному обладанию мной.

– А тебе не приходила в голову мысль, что он влюблен в тебя?

– Да, я знаю, что он влюблен! Уже через минуту после моего приезда в Лондон он просил меня выйти за него замуж. У него даже было обручальное кольцо для помолвки. Разумеется, я не могла согласиться на помолвку с ним. Во-первых, я еще не разведена. И потом, все это для меня слишком быстро. Я постаралась мягко объяснить ему, что не готова к столь бурному развитию событий, что мне нужно лучше узнать его. И я особенно подчеркнула, что и ему тоже нужно лучше узнать меня. Он как будто согласился. Но всего лишь на пять минут. А потом тут же начал строить планы на нашу свадьбу и в тот же день, как только завершится мой бракоразводный процесс.– Рози вздохнула и покрутила свои золотые браслеты.– В Джонни излишне сильно мужское начало. Он слишком... macho. Пожалуй, это самое подходящее слово. Он не хочет и слышать о том, что у меня есть собственная работа, считает, что я должна ее бросить и, по его мнению, чем скорее, тем лучше. Тогда я все время смогла бы находиться при нем, вместе ездить на гастроли, путешествовать.

– А ты этого не хочешь? Ты не хочешь выйти замуж за Джонни?

– Пожалуй, нет. И прежде всего потому, что я не могу принять его образ жизни, когда день превращается в ночь, а ночь в день, что для звезды такой величины, как Джонни, неизбежно. Когда у него гастроли, он еще только начинает обед, а мне уже хочется спать. А гастроли у него по полгода. Эти несколько дней в Англии я пыталась делать все, как он хочет, удовлетворять каждое его желание и требование, старалась на время забыть о работе... И, по правде говоря, бывали моменты, когда я себя чувствовала совершенно обессилевшей, будто меня прокрутили в стиральной машинке.

– Но разве ты не пыталась поговорить с ним, объяснить, что ты чувствуешь?

– Нет, тогда я не могла. Когда мы ездили с гастролями по Англии и Шотландии, я была, как бы это сказать... ослеплена им, его любовью, обожанием. И его... да, его сексуальностью. Он такой обольстительный.– Кусая губы, она покачала головой.– Но я помню, как однажды на его концерте в Лондоне я подумала, что он одержим мной, и это меня испугало, Анри.

– Да, одержимость всегда внушает тревогу. Это...– Он остановился, подыскивая нужное слово.

– Ненормально,– подсказала она.

– Я думаю, что единственный способ исправить твою... э-э... ужасную ошибку, как ты ее называешь,– это порвать с Джонни.

Рози бросила на него такой изумленный взгляд, что в растерянности он быстро проговорил:

– Если, конечно, ты не собираешься продолжать с ним связь. Такое возможно?

– Джонни на это не согласится. Хотя нет, не совсем так. Он согласился бы, пока я окончательно не разведена. А потом он захочет, чтобы мы немедленно поженились. Но дело не только в этом, есть еще и другая проблема.

– О! Что же это? – Анри пристально посмотрел на нее.

Рози встретила его долгий испытующий взгляд и, досадуя на себя, почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Она отвернулась и, прикрывая лицо, откашлялась, стараясь взять себя в руки. Проглотив комок в горле, она сумела выговорить:

– Думаю, тут дело во мне самой, Анри. Со мной происходит что-то странное.

– Что ты этим хочешь сказать, дорогая?

– Я... я... больше не отношусь к Джонни так, как раньше.

– Когда ты заметила в себе эту перемену?

– Недели две назад, а может быть, немного раньше. Когда мы были в Шотландии в конце февраля, меня смутило его поведение. Он был какой-то странный. Обращался со мной, как с собственностью, не разрешал шага без него отступить. Это пугало меня. А последнее время я стала замечать, что не скучаю по нему, уже не ощущаю физической потребности быть с ним.

– Я не нахожу в этом ничего странного, Рози. По моему мнению, это совершенно нормально для женщины. Ты понимаешь, иногда всепоглощающая чувственная страсть может очень быстро сгореть. То, что ярко горит, очень скоро превращается в холодный пепел. Во всяком случае мой личный опыт это подтверждает. Потому что за этим нет глубокого чувства, одно только влечение и ничего больше. А влечение быстро проходит.

– Да, вероятно, вы правы.

– Рискуя показаться в твоих глазах старомодным моралистом, Рози, я все-таки скажу, что для настоящих отношений одного только секса недостаточно. Должна быть еще и любовь. Из твоего рассказа я понял, что ты была увлечена Джонни, испытывала к нему физическую страсть. Но это был только секс и больше ничего. Поэтому все так быстро сгорело.

Рози молча кивнула.

– Если хочешь, мы можем потом продолжить наш разговор, дорогая. А сейчас нам нужно идти,– сказал Анри и, взглянув на свои часы, добавил: – Да, нужно идти. Дождь льет как из ведра, и нам трудно будет поймать такси, а я не хочу заставлять Киру ждать.

Рози встала с кресла.

– Да, сейчас, только возьму пальто.

Анри тоже поднялся и, подойдя к ней, крепко обнял ее. Ему хотелось сказать еще кое-что, но пока он решил промолчать.

– Спасибо Анри,– тихо проговорила Рози ему на ухо.– Спасибо за понимание и заботу.

– Но я люблю тебя, Рози. Ты – моя дочь,– сказал он, улыбаясь и с нежностью глядя в ее глаза.

Эти слова растрогали ее до глубины души и, не в силах больше справиться со своими эмоциями, она расплакалась.

– Не надо,– мягко сказал Анри.– Не плачь. Все будет хорошо.

 

39

Вито Кармелло был так доволен, что не мог сдержать счастливой улыбки. Его радость проявлялась и в оживленном поведении, и в энергичной пружинящей походке. Он ощущал себя помолодевшим на целых десять лет. И все благодаря утреннему телефонному звонку Джонни.

Его Джанни позвонил сегодня утром из Перта, и то, что он сказал, добавило Вито новой жизненной энергии. Он знал, что и на Сальваторе, который последнее время чувствовал себя неважно, это произведет такое же действие. Вот почему Вито с самого утра направился к Стейтен-Айленд – хотелось скорее передать хорошую новость Дону. Его старый гамба будет так же удивлен, как и он сам. И так же счастлив.

Когда он поднимался на последние ступеньки, двое солдат их Организации, стоявшие перед входной дверью, весело приветствовали его. Но у него не было времени на разговоры с ним. «Gintaloons»,– пробормотал он себе под нос на сицилийском наречии. Но пренебрежительную реплику покрыл широкой улыбкой.

Первым, кого он увидел, был Джо Фишерс, склонившийся около кухни. Джо редко бывал в доме, и Вито подумал, к чему бы это.

– Привет, Вито! Как жизнь? – воскликнул Джо, бросившись навстречу и стараясь обнять его.

– Неплохо, Джо, неплохо,– ответил Вито, отстраняя от себя гангстера-убийцу.

«Подонок»,– подумал он, пересекая холл и направляясь в комнату Сальваторе, которую тот называл своим кабинетом.

Сальваторе сидел за письменным столом, беседуя с Энтони, консильере, расположившимся в кресле напротив. Когда Вито вошел, они оба встали, радостно приветствуя его. Он сердечно обнял их обоих.

– Садись, садись,– сказал Сальваторе, указывая на кресло у камина.– Ты не часто приезжаешь с утра, Вито. Я уже сказал Терезе, что ты останешься на ленч. Она готовит то, что ты больше всего любишь: моцарелла с помидорами и оливковым маслом собственного приготовления и спагетти болоньезе. Нет ничего лучше нашей итальянской еды, а?

– Спасибо, Сальваторе, я останусь. У меня сегодня не особо много дел. Что здесь делает Джо Фингерс?

– Энтони хотел поговорить с ним.– Сальваторе покачал головой.– Джо совсем свихнулся. Никого не хочет слушать. Может, сегодня послушает. Когда с ним будет говорить консильере. Может, Энтони вразумит его.

– Предупреждений ему больше не будет,– сказал Энтони, переводя взгляд с Сальваторе на Вито.– Безмозглый ублюдок все больше наглеет. Это опасно, босс, всерьез опасно. Он слишком много треплется. И со слишком многими людьми. Не знаю, но меня это беспокоит. Думаю, он что-то вынюхивает.

– Ты имеешь в виду белый порошок? – спросил Сальваторе, обернувшись и глядя на Энтони.

– Может,– пожал плечами тот.

– Меня он тоже беспокоит,– проговорил Дон и опустился в кресло напротив Вито.– Но оставим пока это дело.– Он протянул руки к огню.– Сейчас я хочу посидеть здесь с моим старым гамба, поболтать, выпить стаканчик вина. Работать будем позже. Когда Франки вернется из Нью-Джерси.

Сальваторе поежился и встал перед камином, стараясь согреть свое тело.

– Холодновато для марта, Вито. Старые кости хотят тепла, а?

Вито согласился.

Энтони кивнул Вито и, обращаясь к Сальваторе, сказал:

– Я зайду позже, босс.

– Оставайся на ленч, Энтони.

– Спасибо, останусь, – ответил консильере и вышел из комнаты.

Когда они остались одни в тускло освещенном кабинете, Сальваторе испытующе поглядел на Вито.

– Ну а тебя что беспокоит? Что тебя заставило приехать сюда утром, Вито? И почему улыбка до ушей?

– Ах, Сальваторе, у меня хорошая новость,– захихикал Вито.– Замечательная новость – сегодня утром звонил Джанни. Из Австралии. Он нашел себе девушку. Какую надо.

– В Австралии? – нахмурил брови Сальваторе.– Австралийку?

– Нет, нет, здесь. То есть она сейчас в Париже, но будет здесь. Джанни сказал мне, что он нашел себе девушку, на которой хочет жениться. И она будет здесь, когда он вернется в апреле.

– Француженка?

– Нет, Сальваторе. Она американка. Хорошая американская девушка. Но она сейчас живет в Париже.

– И поэтому ты так разулыбался, старина? Он нашел себе там хорошую итало-американскую девушку и собирается привезти ее сюда. Боже мой! Не удивительно, что так сияешь. Это и меня радует. Как ее зовут?

– Розалинда. Он ее называет Рози.

– Звучит не по-итальянски. А фамилия?

– Мадиган.

– Мадиган. Она что, ирландка?

– Может, и так, но она католичка. Хорошая девушка, католичка, говорит Джанни...

– Откуда она?

– Из Куинса. Она выросла в Куинсе.

– А что она делает в Париже?– продолжал задавать вопросы Сальваторе, садясь в кресло напротив Вито.

– Она делается одежду.

– Как это?

– То есть, я говорю, она моделирует одежду. Для кино.

– Для этого он и позвонил? Чтобы сказать тебе обо всем?

Лицо Вито расплылось в улыбке. Закивав головой, он сказал:

– Джанни хотел, чтобы ты знал, что Рози скоро приедет. В апреле. Я точно не знаю когда, но скоро приедет. Так он сказал. Он хочет, чтобы мы с ней познакомились. Хочет пойти с нами в шикарный ресторан на Манхэттене. Ага, он этого хочет.

– У него был веселый голос?

– Ага, очень даже веселый. Говорит, на седьмом небе от счастья, и с гастролями все хорошо.

– Когда они заканчиваются?

– В конце месяца. Потом он собирается лететь из Сиднея в Лос-Анджелес. В Нью-Йорке будет в середине апреля.

– Может, к Пасхе? А девушка?

– Тогда же, я тебе говорю.

Сальваторе кивнул и, поднявшись, медленно подошел к маленькому угловому буфету у противоположной стены и достал бутылку красного вина. Открыв ее, он наполнил два стакана и, вернувшись с ними к камину, передал один Вито.

– За Братство! – хором сказали они, как это делали всегда, и чокнулись.

– Джанни, мой сын, sangu de ma sangu, родная кровь,– сказал Сальваторе.– Я хочу, чтобы он был счастлив, женился, нарожал детей. Моих внуков.

– И для меня он sangu de ma sangu, единственный сын моей единственной сестры Джины, царство ей небесное. Я тоже хочу, чтобы он был счастлив.

– Так что нам известно об этой девушке, Розалинде Мадиган? Расскажи подробнее.

– Я больше ничего не знаю, Сальваторе. Джонни мне только это рассказал сегодня утром. Я уже все повторил тебе.

Сальваторе сидел, потягивая красное вино, его выцветшие голубые глаза были задумчивы, властное лицо выражало озабоченность. Наконец он поднял голову и посмотрел на своего верного друга, единственного человека, которому он доверял.

– Из какой она семьи? Кто они? Где живут? Все еще в Куинсе?

– Не знаю,– Пробормотал Вито.– Джонни мне не говорил. Но он собирается жениться на ней, это точно. Он сказал, что купил ей кольцо с большим бриллиантом.

– Тогда нам надо кое-что разузнать о ней, Вито. Пусть этим займется кто-нибудь из наших парней, один из капо. Мы должны все знать о женщине, которую мой сын собирается сделать своей женой.

 

40

Вдруг ощутив подкатывающуюся к горлу тошноту, Рози резко вскочила с места. Аида, Фанни и Гэвин в растерянности посмотрели на нее. Они сейчас находились на производственном совещании в офисе Бийанкурской студии, собираясь обсудить некоторые проблемы.

– Рози, тебе опять плохо? – воскликнула Фанни.

– Нет, ничего. Только немного тошнит,– проговорила она, выбираясь из комнаты, преодолевая внезапное головокружение и отвратительное ощущение подступающей рвоты. У двери Рози остановилась и добавила: – Может быть, это простуда. Извините, я сейчас вернусь.

Поспешно миновав коридор, она влетела в туалет и кинулась к умывальнику, ожидая, что дурнота пройдет. Вот уже несколько дней самочувствие было ужасное, но Рози понятия не имела, что же все-таки с ней происходит. Возможно, это действительно простуда или грипп. Неожиданно другая мысль пришла ей в голову. Встревоженная, она замерла, схватившись за край раковины. Неужели она беременна? Нет, конечно же, нет. Это просто невозможно. Она сразу же отбросила от себя эту мысль, вспомнив, что Джонни всегда принимал меры предосторожности. Кроме того, с конца февраля они не виделись, если точнее, с воскресенья двадцать третьего. А сейчас уже идет первая неделя апреля. И со дня их последней встречи уже были месячные.

«Я что-то плохо соображаю, совсем выдохлась»,– подумала Рози и посмотрела на себя в зеркало. То, что она увидела, полностью подтвердило ее мысли. Под глазами темнели круги, лицо было осунувшимся, почти изможденным. «Недосыпаю,– сказала она себе, вспоминая все долгие бессонные ночи последних недель.– И слишком много работы».

Работа. Да, ей нельзя прохлаждаться здесь, как бы мерзко она себя ни чувствовала. Надо возвращаться на совещание. Стараясь перебороть себя, она плеснула в лицо холодной водой, промокнула бумажным полотенцем и направилась к двери.

По дороге в офис Рози почувствовала, что ноги немного окрепли, а ощущение тошноты ослабело.

– Итак, на чем мы остановились? – спросила она, открыв дверь и подключаясь к работе.– Что я пропустила?

– Вообще-то ничего,– ответил Гэвин.– Мы говорили о тебе.

– Какое безобразие! – воскликнула она, делая попытку рассмеяться.

– Аида считает, что я перегружаю тебя работой. Фанни, кажется, того же мнения. Они обе полагают, что тебе нужно немного отдохнуть. Так что ты получишь пару выходных вместе с моими извинениями за то, что был таким эксплуататором-кровопийцей.

– Ты вовсе не был эксплуататором! – запротестовала Рози.– И со мной все в порядке.– Потом, обращаясь к Аиде, добавила: – Тут дело не в работе. Это из-за недостатка сна, я теперь понимаю. Последнее время у меня бессонница.– Рози перевела взгляд на Фанни.– Ты же знаешь, я не перетруждалась.

– Ну... было немного,– пробормотала Фанни.

– Рози, тебе нужно взять пару выходных,– вступила в разговор Аида.– С костюмами у нас полный порядок, идем с приличным опережением, ты сама знаешь. Последние несколько недель ты работала на износ и заслуживаешь отдыха. А Фанни и Вэл денек-другой обойдутся без тебя.

– Но...

– Никаких «но»,– прервал ее Гэвин.– Я сам отвезу тебя домой. И прямо сейчас.– Он отогнул рукав своего свитера и взглянул на часы.– Уже четыре. Давайте на сегодня закончим. Аида, закругляйся.

– Вы поезжайте,– ответила Аида.– А мне нужно остаться еще часика на два, проверить новый бюджет и произвести кое-какие расчеты. Та батальная сцена, которую ты добавил, обойдется нам недешево, предупреждаю. Ну да ладно, это уж мое дело – разберемся. Ты поезжай, Гэвин, отвези Рози домой. Я сейчас распоряжусь насчет машины и шофера,– сказала она, поднимая телефонную трубку.

Уже через пятнадцать минут Рози и Гэвин, удобно устроившись на заднем сиденье большого «мерседеса», уезжали с Бийанкурской студии, направляясь в Париж.

– Ты знаешь, Аида права, ты в самом деле плохо выглядишь,– тихо проговорил Гэвин, вглядываясь в лицо Рози.– Ты похудела, побледнела, переутомилась. Под глазами темные круги.– Он сжал губы и покачал головой.– Это я виноват. Не нужно было позволять тебе столько работать. Слушай, может быть, тебе лучше показаться доктору на студии? Я должен был подумать об этом раньше, пока мы не уехали.

– Не смеши! Я вовсе не больна. Просто немного устала. Может быть.

– Ага, значит, в конце концов ты сама это признала. Мне кажется, ты совершенно измотана и все из-за меня, Это моя вина. Ладно, как режиссер-постановщик фильма я приказываю вам, милая девушка, взять несколько дней отпуска.

– Но, Гэвин, я не могу вот так, на середине недели, брать выходные, не считаясь с планом.

– Сейчас не середина недели. Уже четверг. И ты сделаешь так, как я сказал.

– Ты всегда любил покомандовать.

– Надеюсь, длинный уик-энд пойдет тебе на пользу,– засмеялся он.– И в понедельник ты будешь в отличной форме.

– Ну хорошо,– сдалась Рози, не имея сил продолжать спор.

Плавное движение автомобиля укачивало, навевая сон. Веки ее начали смыкаться, спустя десять минут она уже крепко спала на его плече.

Рози продремала всю дорогу до Парижа.

Гэвин не будил ее до самого дома. Когда они вошли, он взял заботы о ней на себя: настоял, чтобы она приняла горячую ванну, проглотила три таблетки аспирина и выпила кружку горячего чая с лимоном, который он сам приготовил, после чего уложил в постель.

– Я хочу, чтобы ты отдохнула часа два-три,– сказал он, выключая лампу на ночном столике.– А потом мы сходим куда-нибудь поесть. Я подозреваю, что ты плохо питаешься. Съедим какой-нибудь калорийный супчик, что-нибудь рыбное. Думаю, сейчас это будет тебе полезно. Договорились?

– Как скажешь, Гэвин,– невнятно проговорила она, закрывая глаза.

Он тихонько вышел, прикрыв за собой дверь.

Но сон опять не шел к ней.

Уже через несколько секунд она лежала с открытыми глазами в затемненной комнате, думая о Джонни. Эти мысли преследовали ее. Она знала, что для нее их отношения закончились и уже никогда не смогут возобновиться. Анри был абсолютно прав во всем, что сказал ей на прошлой неделе. Он тогда подчеркнул, что после пяти одиноких безрадостных лет она не могла не ответить на страстное обожание Джонни, не заметить его неотразимую мужскую притягательность.

Это правда. Благодаря Джонни она вновь почувствовала себя женщиной, щеки запылали, а кровь быстрее потекла в жилах. Он вернул ее к жизни. Он волновал и возбуждал ее. Но их отношения были всего лишь любовной связью, к тому же очень короткой.

«Желание. Страсть. Секс. Раскалиться добела. Быстро сгореть. Только холодный пепел в конце».

Это слова Анри. И как они точны. Он мудрый и опытный человек. Он знает жизнь, ему многое довелось испытать: и страсть, и душевную боль, она знала об этом от Колли. Она также была убеждена, что Анри от всего сердца желает ей добра. Потому она была так рада, что поговорила с ним, когда он был в Париже, доверила ему свои тревоги. И, как всегда, Анри де Монфлери сумел дать ей хороший совет.

«Загляни в свое сердце, проверь свои чувства,– сказал он ей.– Спроси себя, чего ты хочешь, как ты хочешь прожить свою жизнь. Ведь это твоя жизнь и больше ничья. И будь честна сама с собой,– добавил он.– Не изменяй себе. Не иди с собой на компромиссы».

Она заглядывала в свое сердце. В течение многих дней. И пришла к некоторым очень важным выводам, дающим ответ на многие мучившие ее вопросы. Она не любит Джонни Фортьюна. Она просто была увлечена им. Она не сможет быть с ним до конца своих дней. Он неплохой человек, но просто – другой, не такой, как она. И у них очень мало общего.

Она должна как можно скорее увидеться с Джонни и сказать ему, что между ними все кончено. Для этого она полетит в Нью-Йорк и скажет ему все с глазу на глаз. Другого выхода нет. Он был честен с нею, поэтому она тоже должна поступить с ним честно.

Она знала, что приняла правильное решение. Но тем не менее ее страшила мысль, что придется сказать ему о нем. Это будет для него ударом. Он влюблен в нее и хочет на ней жениться. Если даже она огорчена, то как болезненно воспримет это Джонни. Кроме всего прочего, ему никогда в жизни не приходилось испытывать такое.

Через неделю заканчивается австралийское турне, и Джонни прямым рейсом вылетает в Лос-Анджелес. С середины апреля до конца мая, а может быть и дольше, он пробудет в Нью-Йорке. Он собирается записывать новый диск на «Фабрике Хитов» – известной манхэттенской студии.

Джонни напомнил ей об этом, позвонив на днях из Перта.

– Я чувствую себя совсем несчастным без тебя, дорогая,– жаловался он, при этом его голос звучал так близко, как будто он говорил из соседней комнаты.– Мы больше никогда не будем разлучаться, я не могу этого выносить, Рози. Мне тут без тебя не жизнь, а кошмар какой-то. Нет, я просто больше этого не допущу,– без конца говорил он.

Бормоча какие-то невнятные успокаивающие фразы, она сумела все-таки закончить разговор. Но, без сомнения, его слова встревожили ее. Было ясно, что его чувства не остыли. А может быть, разгорелись еще сильнее.

Опять подумав о своем решении, Рози невольно вздрогнула. Зарывшись в подушки и натянув на себя простыню, она закрыла глаза, стараясь заснуть. На это потребовалось немало, времени. Но в конце концов она забылась сном измученного человека.

Ей приснилась мама, их дом в Куинсе и что она опять маленькая девочка.

– Что же ты не разбудил меня? – спросила Рози, остановившись в дверях гостиной.

– Фу, ты меня напугала! – воскликнул Гэвин, вздрогнув от неожиданности и вскакивая с кресла. – Я не слышал, как ты встала.

– Извини,– сказала она, глядя на разбросанные на полу перед креслом страницы сценария.– А ты, я вижу, опять работаешь. Да ты еще хуже меня.

– Возможно. Но главное, что ты выглядишь лучше. Три часа сна пошли тебе на пользу.

– Да, я в самом деле чувствую себя вполне отдохнувшей,– согласилась она, проходя в комнату и садясь на диван.– Я бы тоже выпила стаканчик,– заметила она, кивая на открытую им бутылку белого сухого вина.

Быстрым движением он взял бутылку, наполнил заранее приготовленный для нее бокал и передал ей.

– Благодарю,– сказала она и подняла бокал в его сторону.– За тебя, Гэвин. Спасибо тебе, что ты такой внимательный. Что так заботишься обо мне.

– Мне это доставляет удовольствие. Ты также заботилась обо мне. И кроме того, все это случилось по моей вине,– поднимая свой бокал, он добавил: – А я пью за тебя.

Отпив немного, Гэвин поставил бокал и принялся собирать страницы сценария.

– Меня беспокоит Жозефина. То есть, я хочу сказать, кто ее будет играть. Я что-то пока не вижу блестящих исполнительниц на ее роль.

– Может быть, Сара Соммерфилд?

Гэвин выпрямился и бросил на нее испепеляющий взгляд.

– Сара Соммерфилд! Да у нее такое пустое бессмысленное лицо, что с ней невозможны крупные планы.

– Но она очень красива.

– Красотка с журнальной обложки, только и всего. Нам нужна актриса, способная передать характер, Рози.– Он вложил в папку со сценарием разрозненные страницы и отложил ее на кофейный столик.– Я думал о Дженнифер Онслоу. Она бы подошла. Но у нее уже все расписано. Вот как получается, всегда что-то мешает.

– Ты сумеешь найти подходящую актрису, Гэвин. Все будет нормально. Пока еще у нас есть время – до начала съемок целых четыре месяца.

– Это верно,– рассеянно проговорил он, углубившись в свои мысли. Потом опять взглянул на Рози.– А что если попробовать Миранду Инглиш на роль Жозефины?

– Нет, вряд ли,– скорчила гримасу Рози.– Она какая-то... странная. Хотя, конечно, хорошая актриса.

– Что ты подразумеваешь под этим словом «странная»? Что она наркоманка?

– Кажется, ходят такие слухи, да? Но нет, я имела в виду не это,– покачала головой Рози.– Просто мне кажется, она несколько страшновата.

– Ты когда-нибудь думала о Санни? Во что ее превратили наркотики?

Рози кивнула, и на лицо ее набежала тень.

Гэвин встал и подошел к столику, где были расставлены любимые фотографии Рози. Он взял в руки известный снимок всей их компании и несколько минут изучающе смотрел на него, прежде чем поставить на место.

– Удивительно, что мы все возим с собой эту фотографию, правда? Я, ты, Нелл и Кевин.

Сначала Рози ничего не ответила. Потом проговорила:

– Интересно, есть ли эта фотография у Санни в Нью-Хэвене? И прихватил ли свою Мики, когда исчез?

Гэвин резко повернулся и внимательно посмотрел на нее. В ее голосе ему послышались непонятные интонации, а выражение лица еще больше усилило его беспокойство.

– Я не понял, почему ты так сказала. И так странно смотришь. Что-нибудь не так?

– Нет, Гэвин, все в порядке. Просто на днях мне пришло в голову, что никто из нас не вел себя так, как должен бы.

– Ты это о чем?

– О нашем отношении друг к другу. Когда мы были детьми, сиротами, мы говорили, что наша компания для нас – семья. Мы обещали это друг другу. И не сдержали своего обещания. В этом вся трагедия. Мы все виноваты.

Гэвин молчал. Он сделал глоток вина и, прихватив с собой бокал, сел в кресло.

– Виноваты в чем?

– В невнимании друг к другу. В эгоизме. Равнодушии. Зазнайстве. Тщеславии. Все это было. Но хуже всего невнимание. Когда-то, Гэвин, мы упустили Санни. Может быть, в тот момент, когда больше всего были нужны ей. Мы оставили ее в беде. То же самое с Мики. Мы не спасли его.

– Что касается Санни – да, я согласен с тобой. Мы должны были заметить, что она попалась на крючок. Но я не понимаю, как мы должны были помочь Мики.

– Мы не помогли ему, когда он запутался после их разрыва с Нелл. Когда он был не в ладах с самим собой, потеряв веру в себя.– Она устало пожала плечами и покачала головой.– Я иногда думаю, что Мики исчез, чтобы отделаться от всех нас.

Ее слова поразили Гэвина, и он воскликнул:

– Нет, Рози! Я не могу с этим согласиться. Во всяком случае ты всегда была очень внимательна ко всем нам. Так что ты напрасно винишь себя.

– Я нарушила обещание, данное тебе.

– О, не надо об этом.

– Нет, пожалуйста, выслушай меня. Это так. Тогда в юности я обещала тебе, что постараюсь понять твое стремление стать актером, сумасшедшую жизнь, которую ты вел, подрабатывая официантом в Гринич-Виллидж, играя в заштатных театриках, хватаясь за любые роли в «мыльных операх» и одновременно обучаясь у Ли Страсберга. Но я не до конца понимала тебя. И нарушила данное тебе обещание. После той ужасной ссоры, в которой была виновата, гордость не позволила мне подойти и извиниться.

– А я встретил Луизу, и начались наши скоротечные отношения, закончившиеся свадьбой.– Гэвин замолчал, ловя глазами ее взгляд.– Я тоже нарушил свое обещание тебе, Рози. Да, я должен признать это. Ведь я говорил, что мы поженимся, и будем вместе работать в театре и кино, будем как одна команда.

– Не надо так сокрушаться,– улыбнулась она.– Мы и в самом деле работаем вместе. Как одна команда.

– Да.

– В общем я тогда поступила очень глупо. Как вздорная упрямая девчонка. Бросила все, рванулась в Париж и вышла там замуж за первого мужчину, сделавшего мне предложение.

– Моя мама обычно говорила: «Жениться второпях – всю жизнь каяться». Теперь мы знаем, как это правильно.

Рози взяла свой бокал и сделала большой глоток.

– Я нарушила свое обещание Кевину. Я всегда говорила, что остановлю его, если увижу, что он совершит глупость. Но я позволила ему пойти по стопам отца, стать копом.

– Боже мой, Рози! Ты бы никогда не смогла запретить ему работать в полиции! Он же помешан на этом!

– Да...– Она медленно вертела в руках бокал, глядя в пространство, что-то обдумывая.– Но был такой момент, когда он еще не принял решения, еще колебался. Тогда, наверное, я могла бы его отговорить. Его всегда интересовала юриспруденция, он даже однажды говорил, что хотел бы стать юристом.

– Да, я помню....

– И наконец Нелл.

– В чём же мы предали Нелл? Рози слегка улыбнулась ему.

– Она – наше спасение. Не думаю, что в чем-то ты или я предали ее. И я уверена, мы не нарушили данных ей обещаний. Но...

– Что «но»? Раз уж начала, заканчивай, Прекрасный Ангел.

– Я думаю, Кевин все-таки подвел ее.

– Как?

– Оставаясь в полиции, работая тайным агентом. Гэвин, это убивает ее. Она испытывает каждодневный, ни на минуту не прекращающийся страх. Сначала, узнав об их отношениях, я была только рада. Но сейчас я уже не так уверена, что они должны продолжаться. Если он останется тайным агентом. Думаю, Кевин должен бросить эту работу. Ради себя. И ради Нелл.

– Но ты же знаешь, он не бросит.

– Да, пожалуй. Коп в четвертом поколении, как он сам о себе говорит.

– Мы не можем вмешиваться, Рози. Люди вправе сами решать, чего они хотят в жизни.

– Я согласна с тобой. Но тогда зачем ты же...– Покраснев, она оборвала себя на полуслове и принялась поправлять стоявшие на столе фотографии.

– Ну, что же ты? Продолжай,– мягко сказал Гэвин. Рози немного помолчала. Потом наконец посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

– Почему ты женился на Луизе?

– Потому что она была беременна. Я считал, что несу за это ответственность. Что это мой долг – остаться с ней.

– Ты никогда не говорил мне об этом.

– Ты никогда не спрашивала.

– Но ребенок умер...– Рози поняла, что не может продолжать, чувствуя внезапную неловкость.

– Ты хочешь спросить, почему я остался с Луизой, когда это случилось?

Рози молчала, и Гэвин сам начал рассказывать голосом, полным глубокой грусти:

– Я скажу тебе, Рози, что произошло на самом деле. Ребенок умер не при рождении, как мы всем говорили. Он умер внутри нее еще не родившись, за две недели до родов. Ей пришлось ходить две недели с мертвым ребенком внутри. Мы оба тогда чуть не лишились рассудка.

– О боже, Гэвин! Как это ужасно! Бедная Луиза, что ей пришлось пережить! И тебе. В самом жутком ночном кошмаре не привидится такое. Какая страшная трагедия!

– Да. И я остался с ней, чтобы помочь пережить это. И чтобы помочь себе, помогая ей.– Гэвин помолчал, отпил немного вина.– Но все это было очень давно.

– Пожалуйста, извини меня Гэвин. Я не должна была задавать таких вопросов. Нет, не должна была.

– Все в порядке. И не кори себя за это. Ну, а как насчет обеда? Пожалуй, уже поздновато, чтобы куда-нибудь идти, да?

Прежде чем она успела что-либо ответить, он выпалил:

– Я знаю, что мы сделаем. Я сейчас приготовлю прекрасный итальянский ужин. У тебя, конечно, есть макароны, не так ли?

– Макароны-то есть. Но, пожалуй, мы не будем рисковать. Ты, может быть, великий актер, но повар из тебя отвратительный.

– Раньше ты мне говорила, что я очень вкусно готовлю.

– Я тогда была молода и ничего лучшего не видела,– засмеялась Рози.– Думаю, лучше давай спустимся в бистро на углу. Ну-ка, где наши пальто? Надо поторопиться, пока оно не закрылось.

 

41

Гэвин Амброз сидел на диване в гостиной своего номера в отеле «Риц» среди разложенных повсюду справочников. Сделав глоток кофе, он полистал страницы Академического справочника ведущих актрис – исполнительниц главных ролей. Он искал актрису, обладающую душой и сердцем.

Рози была права, когда сказала в прошлый четверг, что у него еще есть время. Но, с другой стороны, сейчас в работе находятся многие серьезные картины, и лучшие актрисы, можно сказать, нарасхват. Снимается очередной фильм Кевина Костнера, Дастин Хоффман только что объявил о своей новой картине, Син Коннер готовится к съемкам масштабной эпической приключенческой ленты. Эта внезапная вспышка съемочной активности порождала в нем нервозность, так как он был человеком, во всем стремившимся к совершенству, особенно это касалось подбора актеров. На прошлой неделе ему пришлось по разным причинам забраковать трех актрис, которых они с Рози раньше наметили в качестве претенденток.

Допив кофе, он поставил чашечку на поднос и подошел к окну, из которого открывался вид на Вандомскую площадь. Был солнечный субботний день за неделю до Пасхи. «Что же я сижу тут взаперти, разглядывая фотографии голливудских кинозвезд? – спросил он себя и сам же ответил: – Такая уж у тебя работа, парень. Но к черту работу!» И он решил позвонить Рози, узнать, какое занятие она себе придумала на этот прекрасный апрельский день.

Она взяла трубку сразу же, после первого гудка.

– Ты что, сидишь на телефонном аппарате? – спросил Гэвин смеясь.

– Дочти что. Я на самом деле как раз собиралась позвонить тебе, Гэвин.

– А я уже опередил тебя, Прекрасный Ангел! И тебе даже не придется тратиться на звонок. Почему ты собиралась звонить мне?

– Минут десять назад меня осенила блестящая мысль. Мне вдруг пришло в голову, что ты мог бы привлечь французскую или английскую актрису. Вовсе не обязательно, чтобы эта была американка. Кассовый успех твоему фильму и так обеспечен. Я вспомнила об Аник Томпсон. Она француженка, но очень неплохо говорит по-английски, много лет прожила в Лондоне со своим мужем Филом Томпсоном, режиссером. В общем, я думаю, что она очень талантлива и вполне могла бы подойти на роль Жозефины.

– Да, ты права, Рози, она великолепна. Почему я сам о ней не вспомнил? А-а, я знаю, почему. Она очень высокая.

– Ее можно поставить в яму, а тебя на ящик,– поддразнила его Рози.

– Премного благодарен. С таким другом, как ты, и врагов не нужно.

– Ты же знаешь, я пошутила. Но она не намного выше тебя. Так, на дюйм, не больше. И в картине не будет туфель на высоких каблуках – только балетные тапочки – в стиле ампир.

– Аник – неплохая идея,– сказал Гэвин.– Я подброшу ее Аиде. Посмотрим, что она скажет.

– А почему ты позвонил мне, Гэвин?

– Хотел узнать, какие у тебя планы. Такой прекрасный день. Я подумал, может, мы куда-нибудь сходим. Мы с тобой оба работали, как лошади.

– А куда, например?

– Ну, я не знаю. Ведь это ты парижанка – предлагай.

– Мы могли бы отправиться на прогулку в Булонский лес, но я только что закончила субботнюю уборку. И потом на улице холоднее, чем ты думаешь. Ветер очень резкий, почти морозный.

– Не обязательно быть на улице. Мне просто хочется выйти из отеля. Может быть, сходим в кино?

– Весьма странное предложение. Давай так и сделаем,– засмеялась она.

– А потом я поведу тебя пообедать. Почему бы не сходить в это бистро на твоем углу?

– Отлично. Это мое любимое место.

– Когда за тобой зайти, Прекрасный Ангел?

– Не надо заходить. Лучше встретимся у Фуке, на Елисейских полях. Так мы сэкономим время. Скажем, через полчаса?

– Я буду там.

Дело кончилось тем, что они оставили бесплодные попытки попасть в кинотеатр на Елисейских Полях. Одни из них были полны, перед другими стояли длинные очереди. Казалось, половине Парижа пришла в голову та же идея.

Тогда они взяли такси и поехали в один знакомый Рози кинотеатр на Левом берегу.

– Там крутят только старые фильмы,– объяснила она Гэвину, когда они забрались в такси.– И я понятия не имею, что именно у них идет сейчас. Но всегда что-нибудь стоящее.

Потом, окинув взглядом широкополую шляпу Гэвина, она сказала:

– А тебе нельзя снять эту шляпу? Я как-то не уверена, что ты мне в ней нравишься.

– Это моя маскировка,– усмехнулся он.

– Ты шутишь! Я бы тебя все равно ни с кем не спутала. И те женщины у Фуке тоже сразу тебя узнали. Я заметила, как они на тебя глазели.

– Они не глазели на меня. Нет, послушай, Рози, я серьезно. Меня никто не узнает, когда я в этой шляпе. По-моему, она шикарно выглядит. Нет?

– Мне она кажется старой и побитой молью.

Он засмеялся и в ответ стал поддразнивать ее по поводу зеленой накидки, один вид которой, по его словам, вызывал у него аллергию. Так они всю дорогу до Левого берега весело подтрунивали друг над другом. А через двадцать минут уже пробирались в зрительный зал на фильм «Касабланка». Первые десять минут они уже пропустили, но это было неважно. Каждый отлично знал этот классический фильм. Когда они уселись на своим места, Гэвин прошептал:

– Не могу дождаться, когда Боги скажет: «Из всех забегаловок всех городов всего мира она ходит только в мою». Это мои любимые кадры.

Когда фильм закончился, они отправились в бистро недалеко от дома Рози. Там было полно народу, но для Рози как для постоянной посетительницы чудесным образом нашелся столик.

– И все же тебе придется снять свою шляпу,– сказала Рози, когда они устроились на своих местах.– Я не собираюсь сидеть здесь с тобой, если ты ее не снимешь. Это невежливо. На тебя уже смотрят.

– Они будут смотреть еще больше, если я ее сниму.

– Никто здесь не собирается к тебе приставать,– сказала Рози и любезно улыбаясь, подняла глаза на знакомого ей официанта:

– Vodka avec glacons, s'il, vous plait, Marcel. Потом, обращаясь к Гэвину, спросила:

– Ты будешь то же самое? Он кивнул.

– И хорошенько перемешать, s'il vous plait.

Официант с любопытством уставился на него, потом, повернувшись к Рози, пробормотал:

– Oui, Madame de Montfleurie,– и поспешил выполнять заказ.

– Он меня узнал,– подмигнул ей Гэвин.– Но я сниму шляпу, просто чтобы доставить тебе удовольствие.

Сняв свой головной убор, Гэвин положил его на шляпную полочку под стулом.

– Ну вот, так гораздо лучше, Гэвин. И никто не будет тебя беспокоить. Это же «La Belle France» – цивилизация и все такое.

Она едва успела произнести эти слова, как к их столику приблизился смущенный молодой человек; рассыпаясь в извинениях, он протянул Гэвину клочок бумаги и на ломаном английском проговорил:

– Monsieur Амброз, могу я получить ваш автограф, s'il vous plait?

Гэвин снисходительно наклонил голову, начертал свое имя и одарил молодого человека ослепительной улыбкой.

Француз удалился, счастливо улыбаясь во весь рот.

– Только не говори, что я в этом виновата, Амброзини. А то уйду!

Он расплылся в блаженной улыбке.

Она тоже улыбнулась ему, потом, склонив голову набок, несколько мгновений изучающе смотрела на него, и в ее зеленых глазах светилось лукавство. Рози уже собиралась о чем-то спросить, но в это время подошел официант с заказанными напитками.

Увидев Гэвина без шляпы, он воскликнул:

– Ah, oui, Monsieur Ambrose! Bien sur! – и добавил по-английски: – Я думаю, это был вы.

Гэвин кивнул, слабо улыбнулся официанту и, прищурившись, посмотрел на Рози.

– Ну вот, теперь ты сама видишь,– потом засмеялся.– За тебя, малышка! – прозвучала в его отличном исполнении известная фраза из фильма Богарта.

После обеда, когда пили кофе, Рози очень тихо спросила:

– Можно мне задать тебе один вопрос, Гэвин?

– Разумеется, спрашивай.

– Почему ты столько лет оставался с Луизой? Ведь в конце концов она оправилась от потери первого ребенка, точнее вы оба. Так почему же ты не оставил ее, если вы были так несчастны вместе?

– По многим причинам, Рози. Но первая и основная из них – мой сын. Я сам вырос без отца. Конечно, дедушка любил меня. Но это не одно и то же. Поэтому я хотел, чтобы у Дэвида был отец, то есть чтобы в трудный момент, когда это нужно, всегда с ним рядом был я. А еще из-за моей актерской карьеры. Я понимал, что если хочу добиться такого успеха, на какой рассчитываю, мне нужно полностью сосредоточиться на работе, отдавать ей всего себя. Ты знаешь мою целеустремленность. Мне совершенно не хотелось усложнять себе жизнь разводом, другими женщинами. Не отвлекаться – вот что было моим правилом.

– Ты хочешь сказать, что в твоей жизни не было других женщин? – мягко спросила Рози, с недоверием глядя на него.

– Если и были, то немного, Рози. Я всегда старался сохранять видимость благополучия в том, что касалось моего брака. Вряд ли у тебя на этот счет было другое мнение.

– Да, ты в этом очень преуспел. Я только совсем недавно поняла, как несчастлив ты был все эти годы. Даже в ноябре прошлого года, когда мы отмечали окончание съемок «Делателя Королей», я была уверена, что у тебя очень счастливый брак. Я тогда так и сказала Нелл.

– И что она на это ответила?

– Нелл со мной не согласилась. Она сказала, мне не следует забывать, что ты актер.

– Она у нас очень проницательная, наша мисс Джеффри.

– Оказывается, да.

– Рози...

– Что, Гэвин?

– Была и другая причина, почему я не оставил Луизу.– Он немного помолчал, не сводя с нее спокойных серых глаз.– Мне казалось, что это не имеет смысла, раз ты все равно замужем за другим.

Рози пристально посмотрела на него и медленно проговорила:

– И я по этой причине оставалась с Ги – потому что ты был женат.

Ночь была холодная и ясная. На чистом небе, переливающемся сине-фиолетовым цветом, сияла полная луна.

Всю дорогу до самого ее дома они не проронили ни слова, не обменялись жестами и не дотронулись друг до друга.

Войдя, Рози сбросила свою накидку и положила ее на небольшой деревянный стульчик в прихожей. Гэвин сделал то же самое со своим пальто.

Ничего не сказав, она быстро прошла в гостиную и встала посередине, вполоборота к нему.

Он остановился у двери, не сводя с нее глаз. Горела только одна лампа, и в полумраке он не мог различить выражения ее лица. Ему хотелось подойти к ней, но он вдруг ощутил, что не в силах этого сделать. По непонятной причине он не мог сдвинуться с места.

Наконец она повернулась к нему лицом.

Они стояли и молча смотрели друг на друга.

Она сделала шаг к нему.

Он сделал шаг к ней.

И в этот самый момент, медленно, но решительно сближаясь, они оба с внезапной ясностью осознали, что их жизнь должна будет измениться. Окончательно и бесповоротно. Ничто уже не останется как прежде.

Она бросилась к нему в объятия, чуть не сбив его с ног.

Он сильно и уверенно обхватил ее руками, прижимая к себе.

Ее руки обвились вокруг, пробежали к затылку, лаская и теребя шею и волосы; он крепко ее прижал.

Наконец их губы слились в долгом проникновенном поцелуе, который, казалось, будет длиться вечно. Как будто этот поцелуй должен был вытеснить из памяти годы тоски и душевного одиночества. Губы жадно впивались в губы, они с силой прижимались друг к другу, как утопающие, боясь потерять обретенную надежду на спасение. Он ощутил знакомый сладостный вкус ее губ, к которому примешивался солоноватый привкус слез. Прервав поцелуй, он провел пальцами по ее щекам – они были влажными.

Его глаза ловили ее взгляд.

Она ответила ему таким же ищущим взглядом.

– Гэвин! О Гэвин, я люблю тебя. Я так люблю тебя!

– И я люблю тебя, Рози! Я никогда не переставал любить тебя. Ни на день, ни на минуту.

Наконец это прозвучало, после стольких лет молчания.

Взгляды, которыми они обменялись, были исполнены доверия и понимания. Не говоря больше ставших ненужными слов, он взял ее за руку и повел.

Рози не помнила, как они оказались в постели в ее спальне, когда и где сбросили одежду. Потом все мысли поплыли в ее голове, когда Гэвин притянул ее к себе, целуя снова и снова.

Она без робости и смущения отвечала на его поцелуи. Так, как будто они никогда не разлучались. Врозь прожитые годы не в счет. Они вернулись в старые, хорошо знакомые места. Вернулись домой.

Хотя почти одиннадцать лет они не были близки, но Гэвин помнил до мельчайших подробностей каждый изгиб, каждую ложбинку ее тела. Как и она помнила его.

Они страстно ласкали друг друга, оживляя старые ощущения. И нахлынувшие сладкие воспоминания захлестывали их.

Она была его первой любовью, так же как он для нее. Сейчас, когда они наконец вместе, все было, как в момент их первой близости.

Но в то же время по-другому. Они стали мудрее, пройдя через страдания разлуки друг с другом, и это придавало особую нежность их встрече.

Ночь для них прошла как во сне.

Утолив первую страсть, они ненадолго заснули, но уже через несколько часов проснулись, чтобы опять слиться в жарких объятиях как бы боясь, что все предшествовавшее было нереальным. И Гэвин обнаружил, что в нем опять горит желание обладать ею. Вновь они безоглядно любили друг друга.

Рози чувствовала то же, что и он, снедаемая тем же желанием. До рассвета они спали, потом опять и опять занимались любовью, пока в конце концов не уснули таким глубоким сном, каким не спали уже многие годы.

Рози повернулась в постели и поискала рукой Гэвина, но обнаружила только пустое место.

Рывком сев в кровати, жмурясь от яркого утреннего солнца, она оглядела комнату, и в голову опять пришла мысль, что все это было только сном.

Но ее тело говорило ей, что это не так. На нем горели следы его ласк. Улыбаясь, она отбросила простыни, встала с кровати, накинула халат и отправилась в кабинет.

– Гэвин, мой сценарий! Осторожнее, там полно моих заметок.

Он поднял голову от рукописи и улыбнулся.

– Так ты приветствуешь своего возлюбленного! И это после всего, что я сделал для тебя ночью?

– Ах ты! Ты... ты несносный Амброзини!

– Между прочим, я люблю тебя.

– И я люблю тебя,– она обошла письменный стол, наклонилась к нему и поцеловала в щеку. Он чуть повернул голову и поцеловал ее в губы, потом притянул ближе, усаживая к себе на колени, и приник лицом к ее плечу.

– Боже, как я люблю тебя, Рози. Ты не представляешь, как я люблю тебя,– подержал ее еще несколько мгновений в своих объятиях, потом отпустил.– Не беспокойся о сценарии. Я вынул из него только одну страничку, чтобы немного изменить диалог. Завтра на студии я тебе ее верну.

Она спрыгнула с его колен и, сделав несколько шагов по комнате, сказала:

– Я чувствую запах свежесваренного кофе. Как ты хорошо придумал, дорогой. Выпьешь еще чашечку?

– Нет, спасибо, Ангел.

В это мгновение зазвонил телефон. Они оба посмотрели на аппарат.

– Надеюсь, это не Джонни,– тихо сказала Рози. Гэвин встал.

– Я оставлю тебя одну,– сказал он, выходя из-за письменного стола.

– Не надо. Пожалуйста, останься,– покачала она головой.– У меня нет от тебя секретов, Гэвин. И потом, все равно включен автоответчик.

Тем временем телефон продолжал звонить.

– Нет, не включен. Она сняла трубку.

– Алло? – в следующее мгновение ее лицо озарилось радостью.– Нелл, как живешь? Где ты?

Но уже через долю секунды улыбка исчезла.

– О боже, Нелл! Нет, это невозможно!

Вцепившись в трубку, Рози тяжело опустилась на стул.

– О господи! – опять вскрикнула она, и лицо ее сделалось мертвенно-бледным.– Да-да, я буду там. Как можно скорее.

Она замолчала, слушая Нелл и глядя на Гэвина, стоящего рядом, сдвинув брови. Он видел ее испуганно округлившиеся глаза, нервную дрожь, пробегающую по телу.

– Да, хорошо, так и сделаю. Я оставлю сообщение на твоем автоответчике,– с этими словами она положила трубку.

– В чем дело, Рози? Что случилось? – воскликнул Гэвин, подходя к ней.

Она растерянно смотрела на него, покачивая головой. Потом проговорила дрожащим от волнения голосом:

– Кевин. В него стреляли. Он серьезно ранен. Врачи в Бельвью сказали Нелл, что у него мало шансов.– Она заплакала.– Они считают, что Кев умрет.

 

42

В понедельник утром Рози и Гэвин прямо из аэропорта Кеннеди направились в больницу Бельвью, где их с нетерпением ждала Нелл.

Вконец измученная бессонной ночью, с серым от усталости лицом, она разрыдалась, как только увидела их. Рози попыталась утешить ее, но тоже не смогла сдержать слезы. Обе плачущие женщины на мгновение замерли, обнимая друг друга. Потом Гэвин обхватил руками Нелл и крепко сжал, как бы стараясь поддержать в ней надежду. Так он делал с Рози во время их перелета через океан.

– Кевин крепкий парень, у него лошадиное здоровье,– старался он успокоить Нелл, придерживая ее за плечи и отводя к креслам в другом конце комнаты для посетителей.– Если, кто может выкарабкаться – так это Кевин.

– Ты не понимаешь,– всхлипывая, проговорила Нелл.– У него ведь не одна рана от выстрела. Они буквально изрешетили его пулями. В результате несколько серьезных ранений и большая потеря крови.

Рози, хотя и сама была охвачена тревогой, нашла в себе силы добавить:

– Гэвин прав, Кев выживет, он должен выжить. Он не может умереть так, как умер отец.– Потом, садясь в кресло рядом с Нелл, спросила: – Когда мы можем его увидеть? Где врачи?

– Я сейчас пойду поговорю со старшей сестрой,– ответила Нелл.– Она вызовет доктора Морриса. Он сказал, чтобы я так сделала, когда вы приедете.

Рози кивнула, и Нелл поспешно вышла. Гэвин взял Рози за руку и крепко сжал в своей.

– Если Кевину нужна еще кровь, я с радостью дам ему свою, Рози. Я уверен, что и ты тоже.

– Но ему уже делали переливание крови, и сейчас в этом больше, нет необходимости, разве не так?

– Да. Но я просто хотел, чтобы ты знала, что я готов это сделать. Кев для меня сделал бы то же самое.

– Да, конечно. Спасибо, что предложил. Посмотрим, что скажет доктор.

Через несколько минут Нелл вернулась в сопровождении человека в белом халате, который, как полагала Рози, был одним из врачей Кевина.

Нелл представила их друг другу, и Рози спросила, когда можно будет увидеть Кевина.

– Он все еще без сознания, мисс Мадиган,– сказал доктор Моррис.– И находится сейчас в блоке интенсивной терапии. Но, если хотите, можете посмотреть на него.

– Да, мы бы хотели,– проговорила Рози и опять спросила: – Какие шансы у моего брата, доктор Моррис?

– Немного лучше, чем вчера. Сегодня рано утром мы провели еще одну операцию, удалили последнюю из четырех пуль. И, кажется, положение стабилизируется. Он – молодой, сильный мужчина, мисс Мадиган, очень выносливый и в отличной форме. Все это сейчас работает на него.

Рози кивнула. Она чувствовала, что опять вот-вот расплачется. Поэтому, отвернувшись и прокашлявшись, она принялась рыться в сумочке в поисках носового платка.

– Если ему нужно перелить кровь, мисс Мадиган и я готовы стать донорами,– сказал Гэвин.

– Пока ему это не нужно и, я надеюсь, не потребуется и дальше. Но я рад узнать о вашей готовности, благодарю вас. Ну что ж, пойдемте?

Все трое последовали за доктором Моррисом из комнаты для посетителей по "длинному коридору в блок интенсивной терапии. Доктор открыл дверь и впустил Рози и Гэвина в палату, где находился Кевин. Нелл осталась ждать в коридоре. Кевин лежал на больничной койке, присоединенный трубочками к разного рода медицинским приборам. Он был бледен, как простыня, на которой лежал, глаза закрыты, дыхание поверхностное.

Подойдя к кровати, Рози потрогала его за руку, наклонилась и поцеловала в щеку.

– Это я, Кев, дорогой,– сказала она, стараясь сдержать слезы.– Это Рози. Я здесь, с тобой. И Гэвин тоже. И Нелл. Мы все любим тебя, Кев.

Кевин лежал абсолютно неподвижно. Даже ресницы не дрогнули на его лице. Рози опять сжала его руку и отвернулась. Слезы полились по щекам. Ей казалось, что силы совершенно покинули его. Сердце мучительно сжалось. Она вдруг со всей ясностью поняла, почему вчера врачи говорили, что он почти безнадежен.

Гэвин тоже подошел к кровати и взял в ладони руку Кевина.

– Кев, это я, Гэвин. Мы останемся здесь с тобой, пока тебе не станет лучше.

Как и Рози, Гэвин склонился к нему и поцеловал в щеку.

В коридоре они столкнулись с Нилом О'Коннором, который опять пришел навестить Кевина. Нелл познакомила его с Рози и Гэвином. Доктор извинился и вышел, а Нил прошел с ними в комнату для посетителей.

– Как это случилось? – спросила Рози, когда врач ушел.

– Извини, Рози. Я сам не знаю. И мы ничего не узнаем, пока не сможем поговорить с Кевином.

– Нелл мне вчера сказала, что напарник Кевина тоже был ранен. От него вы ничего не смогли узнать? Или он тоже без сознания?

Нил покачал головой, и лицо его помрачнело. Воцарилось напряженное молчание. Через несколько секунд он произнес тихим сдавленным голосом:

– К несчастью, Тони только что умер.

– О нет! – вскрикнула Нелл и тут же зажала рот рукой. Слезы опять потекли из ее глаз.

Рози сжала руку Гэвина, и лицо ее стало мертвенно-бледным.

Все трое поочередно дежурили у постели Кевина четверо суток.

Только в пятницу 17 апреля Кевин Мадиган пришел в сознание и открыл глаза. Это была Страстная пятница накануне Пасхи.

Нелл, сидевшая у его кровати, первая заметила это. Он чуть заметно улыбнулся и еле слышно произнес:

– Привет, дорогая.

– О Кев! Слава богу! – воскликнула она, хватая его за руку и сжимая ее. Встав с места, она склонилась над ним, поцеловала в щеку и тихо проговорила на ухо: – Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Нелл,– хриплым шепотом выдохнул он.

Не отпуская руки, она опять присела у кровати, блестящими от слез глазами глядя на него.

– Прости меня, Нелли.

– Все хорошо, но тебе нельзя разговаривать. Ты еще слишком слаб. Тебе выпало ужасное испытание. Но я знаю, ты выдержишь.– Она попыталась высвободить руку, но он не отпускал.– Кев, разреши мне отойти от тебя,– сказала она.– Только на минутку. Я должна позвать Рози и Гэвина, они там, в комнате для посетителей.

 

43

Рози знала, что Джонни сейчас в Манхэттене. Он оставил бесчисленное множество сообщений на автоответчике в ее парижской квартире, без конца звонил в фирму «Джеффри и компания», разыскивая Нелл. Ее помощнику были даны на такой случай распоряжения объяснить всем клиентам Нелл, что она в отпуске и связаться с ней невозможно.

Но сегодня, в Страстную пятницу, зная, что жизнь Кевина вне опасности, Рози приняла решение поговорить с Джонни. Было необходимо сказать ему, что у их отношений нет будущего.

Рози позвонила в отель «Уолдорф Астория», но там ей рекомендовали оставить сообщение у администратора, из чего она поняла, что напрямую к Джонни позвонить невозможно, а оставлять номер телефона Гэвина в «Трамп Тауэр» ей не хотелось. После недолгих размышлений она решила действовать через фирму звукозаписи «Фабрика Хитов», где, по всей вероятности, он работает над своим новым диском. Однажды, рассказывая ей о своих сеансах звукозаписи, он упомянул, что любит начинать рано, около одиннадцати утра, и работать до шести-семи часов вечера. Она взглянула на часы – было около трех. Если взять такси, можно успеть.

Час назад, вернувшись из больницы в квартиру Гэвина в «Трамп Тауэр», она успела принять душ и освежить макияж. Причесавшись, она надела серый брючный костюм с подходящим по цвету укороченным пальто.

Гэвин остался в больнице Бельвью с Кевином и Нелл. Рози положила на его рабочий стол записку, что вернется через несколько часов и, полистав «желтый справочник» Манхэттена, удостоверилась, что «Фабрика Хитов» находится по старому адресу на 54-й улице западной части Манхэттена.

Десять минут спустя, расплачиваясь с таксистом, Рози уголком глаза заметила Кенни Кроссленда, игравшего у входа в здание, где размещалась «Фабрика Хитов».

Когда она повернулась и сделала шаг вперед, он, заметив ее, разулыбался.

– Привет, Рози. Джонни будет без ума от радости увидеть тебя. Он нас тут всех замучил: так расстраивался, когда не мог тебя разыскать.

– Я пыталась связаться с ним,– сказала Рози.– И потом я только недавно прилетела из Парижа, этот перелет...– Она невольно вздрогнула и невесело улыбнулась.– Ну вот, теперь я здесь.

Кенни положил руку ей на плечо, и вместе они вошли в здание. В кабине лифта он объяснил:

– Сегодня мы записываем инструментальное сопровождение, но Джонни все равно здесь. Он при записи любит сам проследить за каждым шагом. Возможно, в данный момент он репетирует. Или дополняет запись вокальной партией.

Рози только кивнула, не имея желания слишком много говорить с Кенни. В конце концов у нее было дело к Джонни. Еще во время гастролей по Англии она заметила, что между Джонни и Кенни частенько вспыхивали мелкие ссоры по разным поводам, и сейчас, подсознательно чувствуя свою вину перед Джонни, Рози не хотела давать его коллегам повод для сплетен.

Кенни оставил ее в приемной, попросив подождать, пока он сходит за Джонни. Она поблагодарила его, он ухмыльнулся и исчез.

Сейчас, сидя в кресле, Рози вдруг ощутила огромную усталость и слабость. Она откинулась на спинку кресла, рассеянно оглядывая стены. Повсюду в рамках висели платиновые и золотые диски звезд – Билли Джоела, Майкла Болтона, Пола Саймона, Мадонны и Джонни Фортьюна.

Рози подумала, что могло задержать Джонни, но потом догадалась, что, возможно, в этот момент происходит запись и он не может прерваться.

Минут через пятнадцать в приемную вошел молодой человек и представился одним из звукорежиссеров Джонни. Любезно беседуя с ней, он вывел ее из приемной, и на лифте, они спустились на другой этаж. Здесь он провел ее в комнату, где располагался пульт звукорежиссера. Через огромный стеклянный экран она увидела в студии поющего в микрофон Джонни, с закрытыми глазами и с наушниками на голове.

Молодой человек сказал:

– Джонни скоро освободится. Сейчас идет наложение вокальной партии.– И как будто считая, что ей крайне необходимо знать все, что в данный момент происходит, добавил: – Джонни слушает через наушники инструментальную запись и в соответствии с ней поет в микрофон.

– Это очень интересно,– пробормотала Рози, продолжая наблюдать за Джонни.

Молодой человек улыбнулся, кивнул и оставил ее в комнате с инженером звукозаписи.

Закончив запись, Джонни открыл глаза и вопросительно посмотрел на инженера. Тот в ответ энергично закивал и поднял вверх большой палец, показывая, что все прошло успешно.

В этот момент Джонни ее увидел. Казалось, на какую-то долю секунды он растерялся. Потом лицо его просияло, и он приветственно замахал рукой. Отложив в сторону микрофон, он стащил с головы наушники и бросился к ней.

Рози вошла к нему в студию. Он в то же мгновение заключил ее в объятья и осыпал поцелуями.

Через секунду ей удалось мягко освободиться, и с нервным смешком она проговорила:

– Джонни, инженер смотрит на нас.

– Ну и что? О, дорогая, какое счастье видеть тебя? Я так скучал по тебе!

Все еще не убирая руки с ее плеча, он чуть отступил назад и окинул ее внимательным взглядом, улыбаясь во весь рот. Но его ярко-голубые глаза смотрели напряженно, и она заметила промелькнувшие в них искорки гнева. Голос его взвился на одну, а то и две октавы, когда он воскликнул:

– Слушай, Рози, я неделями пытался связаться с тобой! Без конца названивал к тебе на квартиру. Чуть с ума не сошел, разыскивая тебя. Почему ты не позвонила мне? Где ты была, черт побери?!

Не в силах произнести ни слова, Рози только молча смотрела на него. Измученная тревогами о брате, уставшая от дежурств у его постели, еще не придя в себя от смены часовых поясов при перелете и нервничая от предстоящего объяснения, Рози почувствовала, что теряет контроль над собой. Однако попыталась взять себя в руки.

Не услышав ответа, Джонни обрушился на нее снова:

– Нет, дорогая, так не пойдет! Придется что-то менять, я не могу так жить. Ты будешь со мной все время! – Вдруг, вопросительно глядя на нее, он почти выкрикнул: – Почему ты не предупредила меня о своем приезде? Сколько времени ты уже здесь, в Нью-Йорке?

Эти слова задели ее за живое. Она вспомнила, как боролся за жизнь ее брат, и слезы ручьями хлынули у нее из глаз.

Растерянный и смущенный, Джонни положил руку на ее плечо и повел из студии, уговаривая:

– Дорогая, не плачь, не надо. Я, наверное, немного сорвался. Но это все потому, что чуть с ума не сошел, так волновался о тебе.

Введя ее в офис, он закрыл дверь.

Рози все плакала, не в силах остановиться. Она опустилась на стул, поискала в сумочке платок и поднесла его к лицу. Все ее много дней сдерживаемые слезы выплеснулись наружу. Рыдания душили ее.

В полной растерянности Джонни присел напротив. Он был потрясен ее реакцией. Наконец он проговорил гораздо мягче:

– Рози, я не должен был так себя вести. Я не хотел тебя расстраивать.

Сделав глубокий вдох, она проговорила сквозь всхлипывания:

– Это не из-за тебя Джонни.– Слова помимо ее воли полились потоком:– Мой брат Кевин! В него стреляли. Он чуть не умер. Поэтому ты не мог разыскать меня все это последнее время, Джонни. Я была с ним в больнице.– Опять перед ее мысленным взором предстало мертвенно-бледное лицо Кевина, и новые слезы хлынули из глаз.

– Стреляли! Как это случилось? Его что, хотели ограбить? – спросил Джонни, сдвинув брови.

– Нет, не ограбить... В него выстрелили, когда он работал. Мафия, я уверена, это мафия. Они хотели убить его так же, как убили моего отца,– проговорила Рози, продолжая всхлипывать.

– Мафия? – переспросил Джонни.– Я не понимаю...

– Мой брат – коп, тайный агент полиции. Я не должна была об этом никому говорить, но...

– Коп,– повторил Джонни, во все глаза глядя на нее.

– Да,– ответила Рози, кивая.– Он уже много лет работает в нью-йоркском полицейском управлении. Несколько месяцев назад его перевели в Отдел уголовных расследований, который занимается мафией, семьей Рудольфо. Ты, должно быть, слышал о них, все о них слышали. Они хотели убить Кевина.– Прижимая платок к лицу, она пыталась остановить слезы.

Джонни, казалось, окаменел в кресле, лицо его побледнело. Он продолжал с недоверием смотреть на Рози, стараясь переварить услышанное. В Париже она говорила, что ее брат бухгалтер, а сейчас заявляет, что он тайный полицейский агент. Коп, которого чуть не убили люди Рудольфо.

Все в его душе перевернулось.

– Я пришла сюда не затем, чтобы рассказать тебе о Кевине,– медленно проговорила Рози.– Все это произошло само собой, потому что я очень расстроена. Я пришла поговорить с тобой, Джонни, о наших отношениях. Я должна тебе кое-что объяснить.

– Что ты имеешь в виду? – очень тихо спросил он.

Рози посмотрела ему в лицо и постаралась улыбнуться, но улыбка получилась невеселой. Самым мягким тоном, на какой только была способна, она сказала:

– Джонни, из этого ничего не выйдет.

– Из чего не выйдет?

– Из наших с тобой отношений.

Каким-то образом он уже знал, что за этим последует, какие еще слова он от нее услышит. Знал, но не мог в это поверить. Ощущая внутреннюю дрожь и внезапную слабость, будто вся кровь вдруг вытекла из его жил, Джонни откинулся на спинку кресла.

Наконец он сказал:

– Но почему ничего не выйдет, Рози? Я люблю тебя. Ты же знаешь, как я люблю тебя!

Опять глубоко вздохнув, Рози взяла его за руку.

– Но я не люблю тебя, Джонни. Во всяком случае не люблю так, как ты бы этого хотел.

– Нам было так хорошо вместе! В постели и вообще. Ты сама мне об этом сказала в Лондоне.

– Ах, Джонни, ты необыкновенный, такой любящий, добрый. Но я не могу выйти за тебя замуж. Из этого ничего не получится. Мы слишком разные люди, во многих отношениях.

– В каких отношениях? Скажи мне, в каких отношениях мы разные!

– Ну, в том, как мы живем.

– Я не понимаю тебя.

– Послушай меня, Джонни. Ты один из самых знаменитых певцов мира, мегазвезда. И ты живешь особой жизнью, тебе приходится так жить из-за твоей работы, у тебя совершенно ненормальный распорядок дня. И кроме того, тебе нужна любимая женщина, которая бы постоянно была рядом. Днем и ночью, на гастролях, всегда. Я так не могу, Джонни. У меня есть собственная работа, карьера. Я ее очень люблю и не смогу отказаться от нее. В тебе крайне развито чувство собственника, ты любишь командовать, а я очень независимый человек. Между нами то и дело проскакивали бы искры, вспыхивали ссоры.

– Искры между нами действительно проскакивают, когда мы с тобой в постели. Тогда мы не так уж различны, не правда ли?

– Да, ты прав. Ты неотразим в постели. Но секс это еще не все. Для брака необходимо нечто большее.

– Ты не оставляешь мне, то есть нам, ни малейшей надежды,– попытался убедить ее он.– Я пробы в Австралии больше месяца, семь недель мы не виделись. Нам просто опять нужно быть вместе. Несколько дней со мной в «Уолдорфе», и все будет опять как раньше. Как было в Париже и Лондоне. Я знаю, так будет.

Отрицательно покачав головой и отпустив его руку, Рози встала.

– Нет, Джонни, так уже не будет.

– Ты ошибаешься, дорогая! – воскликнул он, тоже вскакивая.– Ты не можешь утверждать, что ничего ко мне не испытываешь, что не любишь меня так, как люблю тебя я! Я помню каждую минуту, когда мы были вместе... Это не было для тебя испытанием, ты по-настоящему любила меня.

– Да, Джонни,– крикнула она.– Это было какое-то странное состояние. Я была околдована тобой, но это не стало любовью. Я не люблю тебя, Джонни. Поэтому для нас нет будущего.

От растерянности потеряв дар речи, он молча смотрел на нее.

Будучи от природы доброй и мягкой, Рози сейчас испытывала сострадание к Джонни. Она дотронулась до его руки и голосом, полным грусти и сожаления, прошептала:

– Мне жаль, Джонни. Правда, мне очень жаль.

– Оставь мне хоть какую-нибудь надежду,– умолял он.

Она смотрела на него, кусая губы. Ей было так жаль его, но она, конечно, ничего не могла сделать, чтобы умерить его боль.

В его глазах блеснули слезы.

– Но я же люблю тебя, Рози! Что я буду делать без тебя! Пожалуйста, останься со мной хоть на несколько дней! – упрашивал он.– Давай попробуем, должен быть какой-то выход.

– Нет, Джонни, дорогой. И я не могу остаться, в воскресенье утром я лечу в Париж. Мне нужно возвращаться к работе.

У двери она обернулась.

– Прощай, Джонни.

 

44

Джонни чувствовал себя подавленным и опустошенным.

Рози оставила его. Жизнь разлетелась вдребезги. Он не мог жить без нее. Он хотел во что бы то ни стало вернуть ее обратно. Нужно найти способ вернуть ее.

С этими мыслями он сел в свой длинный лимузин, направляясь на Стейтен-Айленд. Он просто не мог принять ее объяснений. Все это ерунда, она говорит неправду. На самом деле она бросает его потому, что ее брат сказал ей, что он, Джонни, является членом семьи Рудольфо. А она считает, что именно люди Рудольфо стреляли в Кевина.

Сегодня днем, когда она ушла из студии, Джонни под влиянием минуты звонил дяде Сальваторе. И сейчас он собирался встретиться с ним, поговорить, попросить об Особом одолжении. Раньше он никогда его ни о чем не просил, поэтому был уверен, что Дон не откажет ему. В разговоре Сальваторе упрашивал его приехать к обеду.

– Все-таки это Страстная пятница, Джонни, особый случай.

Но Джонни с извинениями отказался, сославшись на то, что запись не кончится раньше семи. Это была неправда. На самом деле он ушел из студии почти сразу после Рози, лишь только переговорил с Доном, не будучи уже в состоянии сосредоточиться на работе. В полном смятении он вернулся в отель. Прежде чем уехать на остров, необходимо было успокоиться. Ему не хотелось показывать свою слабость перед дядей Сальваторе.

Его мысли опять обратились к Рози и ее брату. Всем было совершенно очевидно: занимаясь семьей Рудольфо, Кевин каким-то образом разузнал о его связи с этим кланом через дядю Вито, капореджиме в Организации и ближайшего друга – гамба Сальваторе. Ее брат и настроил ее против него. Да, вот в чем дело. Вот на самом деле как все произошло.

Мысль о том, что Рози действительно не любит его, казалась ему абсурдной. В конце концов он же Джонни Фортьюн. Все женщины падают от него в обморок. Она сама называла его мегазвездой, говорила, что он неотразим. Она много чего ему говорила.

Джонни закрыл глаза.

Ее лицо предстало перед его мысленным взором.

Она прекрасна.

Он любит ее. Она единственная женщина, которую он когда-либо любил. И она любит его. В этом нет сомнения. Им было так хорошо вместе.

Он вернет ее обратно.

Его дядя Сальваторе поможет ему.

Они сидели в кабинете вдвоем.

Сальваторе Рудольфо потягивал «стрега», а Джонни белое сухое вино. Несколько минут они говорили об австралийском турне Джонни, о записи его нового диска и вообще о его карьере.

Потом Сальваторе откинулся на спинку кресла и с улыбкой посмотрел на Джонни. «Sangu de ma sangu,– подумал он.– Родная кровь. Мой сын. Вот только сам Джонни этого не знает». Сальваторе уже временами сомневался, не делает ли он ошибку, скрывая от Джонни правду. Может быть, Вито был прав, Джонни должен об этом знать? Какой от этого вред? Джонни сейчас большая звезда, никто с ним не сравнится. И ничто не может повредить его карьере. Только Джонни узнает об этом. И больше никто в мире. Надо будет еще раз все обдумать. И принять решение до того, как Джонни вернется к себе на побережье. Если уж он скажет ему, то только под большим секретом.

Устремив свой проницательный взгляд на Джонни, Сальваторе сказал:

– Я рад, что ты приехал навестить меня, Джонни. Теперь я могу поздравить тебя лично. Вито говорит, ты наконец нашел себе то, что искал – хорошую девушку, католичку, на которой собираешься жениться. Когда ты нас с ней познакомишь?

Джонни сделал глубокий вдох.

– Именно поэтому я и хотел повидать вас сегодня, дядя Сальваторе. Поговорить с вами о Рози. Есть проблема.

– Да? Что же это за проблема?

– Рози порвала со мной. Сальваторе застыл от изумления.

– Этого не может быть, женщины без ума от тебя, Джонни.

– Я уверен, что Рози все еще любит меня.

– Тогда в чем же дело? – Сальваторе вопросительно поднял поседевшие брови.

– Брат Рози – коп. В него кто-то стрелял, тяжело ранил...

– Что? Коп? Ее брат – коп? И ты собирался жениться на ней?

– Я не знал, что он коп. До сегодняшнего дня не знал. Рози говорит, в ее брата стреляли люди из семьи Рудольфо. Я думаю, ее брат знает о дяде Вито, моих связях с семьей. Наверное, он сказал ей об этом. Поэтому она решила порвать со мной.

– Возможно. Но только этот коп, ее брат, в него стреляли не люди Рудольфо. Люди семьи Рудольфо не занимаются отстрелом копов. Это вредит делу. Capisce?

Джонни кивнул. На лице его отразилось некоторое облегчение.

– Я так и думал, дядя Сальваторе. Поэтому я и приехал сюда к вам. Я хотел убедиться, что Рози ошибается.

– Да, Джонни, она очень ошибается. После некоторого колебания Джонни сказал:

– Я бы хотел, чтобы вы помогли мне вернуть ее.

– Как я могу это сделать?

– Вы можете провести переговоры с другими семьями, дядя Сальваторе. Выяснить, кто на самом деле хотел убить ее брата. Я хочу доказать ей, что это не были люди Рудольфо.

Чуть прищурив свои голубые глаза, Сальваторе смотрел на Джонни. После короткого размышления Дон утвердительно наклонил голову.

– Я поговорю с Энтони. Он выяснит все, что нам нужно. Оставь это мне, мы поговорим позднее – завтра, послезавтра.

Пятью минутами позже, когда Джонни, поцеловав на прощанье Дона, уехал, в кабинет вошел консильере. Без долгих предисловий он сказал:

– Послушайте, босс, Джо Фингерс собирается уезжать. Он хочет видеть вас, чтобы засвидетельствовать свое уважение. Пустить?

– Нет. Я не хочу его видеть.

– Я ему сказал, что это последнее предупреждение. Что если он опять развяжет язык и будет трепаться о нашем бизнесе с кем попало, с ним будет все кончено.

– Джо Фингерс стал для нас самой большой проблемой. Избавься от него, Энтони.

Консилъере быстро взглянул на Дона.

– Вы имеете в виду – убрать его?

– Да, убери его.

– Считайте, что это уже сделано, босс.

Джонни, расслабившись, сидел на заднем сидении лимузина, быстро пересекавшего Стейтен-Айленд в направлении моста Верразано Нерроуз. Скоро его проблемы с Рози исчезнут. Сальваторе Рудольфо – capo di tutti capi, босс всех боссов на Восточном побережье. Он – верховная власть. Другие семьи предоставят ему нужную информацию. Может быть, уже завтра, самое позднее в воскресенье, Дон точно будет знать, кто стрелял в брата Рози.

Он пойдет к ней и все скажет. Даже если для этого придется лететь вслед за ней в Париж. И семья Рудольфо будет оправдана...

В первый раз за это время Джонни почувствовал себя самим собой. Он улыбнулся. Все будет хорошо. Они с Рози поженятся, как только закончатся формальности с ее разводом.

Через полчаса лимузин Джонни, выкатив на мост Верразано, внезапно резко остановился. Выпрямившись на сиденье, Джонни спросил шофера:

– Эй, Эдди, в чем дело?

– Вот так штука, мистер Фортьюн,– ответил оглянувшись Эдди,– взял и остановился. Может, что-то с трансмиссией. Один раз так уже было.

– О боже! – воскликнул Джонни.– Этого мне только не хватало! Что же нам теперь делать?

– Я сейчас же позвоню по радиотелефону, на фирму. Они немедленно вышлют вам другую машину, мистер Фортьюн.

– О'кей, звони. Пусть хотя бы отвезут в «Уолдорф»,– бросил Джонни.

Десять минут спустя автомобиль Джо Фингерса пулей влетел на мост. Первое, что он увидел, был стоящий на обочине лимузин. Приближаясь к нему, Джо сбавил скорость. Он сразу узнал машину, в которой ездил Джонни. Она несколько часов стояла сегодня около дома Рудольфо.

Джо плавно затормозил и вышел из машины. Подойдя к лимузину, он легонько постучал в стекло водителя. Джонни, узнав Джо, сказал Эдди:

– Я его знаю. Спроси, что ему нужно.

Эдди опустил боковое стекло, и Джо, заглянув в салон лимузина, воскликнул:

– Привет, Джонни! Чего это ты тут сидишь? Что случилось?

– Машина сломалась,– ответил Джонни.– Нам должны прислать другую.

– И это называется «первоклассное обслуживание»,– хохотнул Джо, насмешливо взглянув на Эдди.

Тот ответил ему холодным взглядом и промолчал. Джо сказал:

– Ты что, Джонни, в самом деле хочешь сидеть здесь и ждать? Пересаживайся ко мне, малыш. Я тебя подброшу до Манхэттена. Ты где там остановился?

– В «Уолдорфе»,– ответил Джонни, открывая дверь лимузина.– Пока, Эдди.

Джонни вслед за Джо подошел к его «седану» и сел рядом с ним на переднее сиденье. Уже через секунду они неслись по мосту Верразано, направляясь к скоростной автостраде Бруклин – Куинс, которая ведет к Бруклинскому туннелю и южной оконечности Манхэттена.

Всю дорогу Джо болтал без умолку, в основном о женщинах. Джонни это скоро наскучило, он откинулся на сиденье, и закрыл глаза.

Включив радио и напевая что-то себе над нос, Джо вел машину на предельной скорости. Вскоре они уже стрелой летели по автостраде.

В рекордное время они достигли туннеля Бруклин – Баттери и въехали в Вест-Сайд. Вписавшись в плавный поворот дороги влево, Джо поехал на юг. Очень скоро они добрались до туннеля под парком Баттери, по которому Они выедут на автостраду Рузвельта и поедут на север, к отелю «Уолдорф».

Джо смотрел на дорогу, Джонни дремал.

Никто из них не обратил внимания на идущий поблизости черный фургон. С самого въезда в туннель Бруклин – Баттери он сидел «на хвосте» у Джо.

Сейчас фургон внезапно вырвался вперед, почти задев правым бортом окно Джо. В момент, когда, заметив фургон, Джо Фингерс повернул к нему голову, град пуль из автомата Калашникова изрешетил его тело. Оно безжизненно упало на руль. Убийцы выпустили еще несколько очередей по машине и умчались прочь.

Три пули попали в Джонни Фортьюна. Одна пробила голову, две другие прошили грудь. Смерть наступила мгновенно.

Никем не управляемая машина Джо на скорости врезалась в стену туннеля.