Они встретились в баре легендарного «Палаццо Гритти», окнами выходящем на Большой канал.

– Фрэнсис! Как же я рад тебя видеть! – воскликнул Билл. – Здорово, что ты все-таки сумел вырваться.

Друзья обнялись. Когда они наконец разомкнули мощные объятия, Фрэнсис сказал:

– Я тоже рад, Билл. Давненько же мы с тобой не виделись. Я даже начал скучать.

– И я скучал по тебе.

Услужливый официант провел их к маленькому столику возле окна, и друзья заказали по порции ячменного виски.

– Столько войн на Земле, что мы с тобой в последнее время никак не пересечемся в одной точке, все мотаемся по разным местам, – вздохнул Фрэнсис.

– Я тоже чувствую, как мне тебя не хватает. Вместе было бы не так тяжко смотреть на все эти ужасы.

Они понимающе переглянулись, вспомнив о передрягах, в которые попадали вместе. Они стали близкими друзьями еще в университете, но это была не просто дружба; их объединяла не только общая работа, но и схожие взгляды, одинаковое отношение к происходящему. Оба всегда беспокоились друг о друге, старались постоянно держать связь. Так было всегда. И еще они любили свою работу и были настоящими профессионалами. Билл и Фрэнсис одинаково понимали задачи журналиста: репортаж должен быть достоверным, честным и ярко сделанным. Стремясь следовать этим правилам, друзья часто оказывались в крайне опасных положениях, но тем не менее они всегда старались соблюдать осторожность. Вместе или поодиночке, они избегали отчаянно рискованных ситуаций, когда добывали материалы для своих репортажей.

Принесли виски. Они чокнулись, и Фрэнк сказал:

– Знаешь, Билл, я ни за что не вернусь в Боснию.

– Отлично тебя понимаю. И совсем не виню. Я сам испытываю то же самое желание. А как там в Бейруте?

– Довольно спокойно. В данный момент, разумеется. Жизнь понемногу улучшается, входит в норму. Все относительно, конечно. Вряд ли когда-нибудь Бейрут снова станут называть ближневосточным Парижем, но все-таки город начинает восстанавливаться. Открываются дорогие магазины, начинают работать большие отели, возрождается какая-то деловая жизнь.

– Однако «Хезболла» продолжает действовать.

– Еще бы! Мы живем под угрозой террористических актов двадцать четыре часа в сутки! Тебе ли этого не знать. – Фрэнк прищурил темные глаза, слегка пожал плечами. – Терроризм – наипервейшая проблема. Так теперь везде. Эти сволочи расползлись по всему миру, совсем с ума посходили, никакого удержу не знают.

Билл кивнул, отхлебнул из стакана и откинулся в кресле, с удовольствием разглядывая Фрэнсиса Петерсона.

Тот широко улыбнулся и предложил:

– Давай-ка переменим тему. Поговорим о чем-нибудь более стоящем. Как моя маленькая Хелена?

– Не такая уж и маленькая, она здорово повзрослела. Хорошо, что ты мне напомнил… – Билл полез за бумажником, достал из него фотографию и протянул Фрэнку. – Твоя крестница просила передать тебе вот это. И велела еще обнять и поцеловать.

Фрэнк посмотрел на фотографию и улыбнулся.

– Она – чудесный ребенок, Билли, тебе здорово повезло. Она словно сошла с картины Боттичелли…

Просто ангел.

– Ангел-то ангел, но только внешне. Такая стала озорница, моя мать говорит, что Хелена – настоящая хулиганка, – усмехнулся Билл. – Но где ты видел идеальных детей?

– Если идеальные дети и существуют, то они, должно быть, жуткие зануды. А как поживает Дрю? – спросил Фрэнк, пряча фотографию в свой бумажник.

– Хорошо, спасибо. Ты же знаешь мою мать, Фрэнки, энергичная, подвижная, едкая на язычок. Но более любящего сердца нет на всем белом свете. Между прочим, она просила передать тебе самые теплые приветы.

– Ей от меня тоже передай, когда будешь звонить. Хотя нет, я лучше сам ей позвоню, когда буду на Манхэттене. Ужасно обидно, но меня не будет в Нью-Йорке, когда ты приедешь домой. Меня поджимают сроки, надо готовить большой материал о Ливане. Так что на этот раз мне не удастся вырваться.

– Жаль, старина, но что делать.

– Я смотрю, тебя не особенно впечатляют мирные переговоры в Дейтоне, – заметил Фрэнк.

Билл помотал головой.

– Не особенно. Сербы – сущие дьяволы. Подлые убийцы. Они никогда в жизни не согласятся заключить мирный договор с боснийцами. А все эти разговоры представителей ООН, что некоторых сербов нужно судить как военных преступников, можешь забыть. Уверяю тебя, этого никогда не будет. Прежде всего ни за что не удастся доставить сербских мясников на процесс в Гаагу. Помяни мое слово. Сербы останутся безнаказанными.

– Самое трагичное в том, что ты, вероятнее всего, прав, Билли.

– Все разговоры о политическом процессе – пустая болтовня умников из ООН.

– Согласен.

Они молча выпили, на время погруженные в собственные мысли.

В этих подтянутых, аккуратных, симпатичных, неуловимо похожих друг на друга молодых мужчинах любой сторонний наблюдатель немедленно бы признал американцев.

В отличие от светловолосого Билла Фрэнк был жгучим брюнетом с пышной копной волос, темными глазами и великолепным цветом лица. Он гордился своим ирландско-американским (в третьем поколении) происхождением. Тридцатитрехлетний Фрэнк, ровесник Билла, в настоящее время жил один. Его женитьба на восходящей звезде тележурналистики Пэт Рэквелл несколько лет назад потерпела крах из-за того, что жена своей карьере придавала большее значение, чем дому и мужу.

К счастью, детей у них не было, и развод прошел легко и без осложнений. Они остались друзьями. Время от времени Фрэнк и Пэт встречались на одном сюжете и всегда старались помочь друг другу, делились информацией, обменивались замечаниями и идеями. Часто они вместе обедали, если им случалось оказаться за границей в одном и том же городе. Билл первым нарушил молчание:

– Тут на днях до меня дошли неприятные слухи о нас с тобой.

– О том, чтобы вернуть нас в Нью-Йорк?

– Да.

– А что конкретно ты слышал?

– Что мы с тобой настоящие военные маньяки. Что мы обожаем опасность, любим оказываться в гуще событий и ловим кайф от риска. Эдакие крутые безрассудные ребята, подаем окружающим плохой пример.

Фрэнки запрокинул голову и громко расхохотался.

– Да плевать мне, что о нас там думают! Спорим, эти слухи распускают наши конкуренты из других компаний, у которых из-за их трусости репортажи получаются пресными и сухими, как картонка.

– А вот и нет! Эти слухи распускает один парень из Си-эн-эс.

– Ага! Так он хочет занять твое место, Билли!

– Да, скорее всего, так и есть. – Билл, помолчав минуту, пристально посмотрел на друга. – А может, мы и вправду ходим по тонкой проволоке? В один прекрасный день нас запросто могут убить, когда мы будем освещать события в очередной проклятой богом стране.

Фрэнк нахмурился.

– Многие журналисты погибли во время работы… Он недоговорил, лицо его помрачнело.

– Но мы с тобой не хотим погибать. В этом я совершенно уверен! – заявил Билл, решительно выпрямляясь.

– Согласен с тобой на все сто. Но ты прав: это не исключено. Хотя ты у нас пуленепробиваемый.

Билл хмыкнул.

– Это потому, что у меня есть талисман – ты, Фрэнки. – Но, внезапно посерьезнев, добавил: – Но мы с тобой далеко не всегда вместе.

– Истинная правда. А здорово мы раньше работали с тобой вместе, да? Делили все невзгоды и радости. Помнишь вторжение в Панаму?

– Еще бы! Декабрь восемьдесят девятого. Всего несколько месяцев, как умерла Сильви. Мне было так паршиво, что я плевал на то, где я и что со мной, убьют меня или я останусь жив.

– Но моя жизнь была тебе не безразлична, – тихо заметил Фрэнк, глаза его были полны признательности. – Ты тогда спас мне жизнь, Билли. А то сегодня я не сидел бы здесь с тобой.

– Ты сделал то же самое для меня.

– Конечно! Не забывай, я всегда умел быть благодарным.

– А еще ты умеешь быть обаятельным. За тобой по-прежнему бегает все женское население тех мест, где ты обретаешься?

– Брось, Билли, ты опять начинаешь! – шутливо запротестовал Фрэнк. – Я – не единственный журналист, время от времени любящий пообщаться с женским полом. А у тебя как в этом плане? Ты тоже, кажется, от женщин не шарахаешься.

– Там, где я жил в последнее время, было не так много женщин.

Фрэнк кивнул.

– Да уж, Сараево не самое подходящее место для романтических приключений.

Билл заговорщически понизил голос.

– Знаешь, Фрэнсис, до меня дошел еще один нью-йоркский слух.

– Ну-ка, ну-ка, это какой же? – оживился Фрэнк. – Судя по твоей хитрой физиономии, слух имеет непосредственное отношение к моей персоне.

– Ты не ошибся. Ходят слухи, что ты – неисправимый донжуан.

Фрэнк захихикал. Он выглядел весьма польщенным.

Билл улыбнулся. Ему было хорошо и свободно. Давно уже он не чувствовал себя так приятно и расслабленно. Он знал, что за несколько дней общения с Фрэнки в Венеции ему удастся стряхнуть с себя тоску и депрессию, разогнать кошмарные образы войны, теснившиеся в голове. Биллу, словно севшей батарейке, необходимо было зарядиться энергией.

Билл подозвал официанта, заказал еще два виски и сказал:

– А что, если подумать – совсем неплохая у тебя репутация. Вряд ли мужчину будут называть донжуаном, если им не интересуются женщины.

– Что верно, то верно. Как говорится, для танца нужны оба партнера. Между прочим, я тут в Бейруте наткнулся на Эльзу.

– Эльзу? – озадаченно нахмурил брови Билл.

– Не прикидывайся, что ты не помнишь Эльзу Мастрелли, нашего ангела-хранителя в Багдаде!

– Ах, та Эльза! Подумать только! Как она?

– Все так же. Пишет военные корреспонденции для своего итальянского журнала, изображает из себя Флоренс Найтингейл, ангела-спасителя и землю-мать в одном лице. По крайней мере, мне так говорили.

– Она была неотразима. Она по-прежнему так же привлекательна?

– О да. С одной лишь оговоркой. Она стала более зрелой, более опытной, слегка усталой и утомленной, что, впрочем, ничуть ее не портит. Да, теперь она – потрясная женщина с определенным жизненным багажом за спиной. Иными словами, она повзрослела. У нас с ней было не много времени, мы быстренько выпили в «Коммодоре», повспоминали о Багдаде и разбежались.

– Что за времечко было, ты только подумай, Фрэнки, в какие только передряги мы не попадали! – оживленно воскликнул Билл. – Господи боже, я никогда не забуду январь девяносто первого! Всего только четыре года назад, а кажется, что прошла целая жизнь, правда?

– Да, пожалуй. Мы здорово рисковали тогда.

– Нам тогда не было и тридцати. И мы были отчаянными.

– И глупыми, если хочешь знать мое мнение. – Фрэнк серьезно посмотрел на друга. – Ни один репортаж не стоит того, чтобы ради него рисковать своей жизнью.

– Конечно, не стоит. Но мы тогда и не думали о смерти, просто лезли на рожон. И наши с тобой вылазки в Багдаде сделали нам обоим имя. Согласись, в ту пору нам невероятно повезло. Си-эн-эс была единственной телевизионной компанией, которой позволили остаться в Багдаде. А из всех пишущих журналистов только вам с Эльзой разрешили освещать войну в Персидском заливе.

– А все благодаря тебе и тому предприимчивому продюсеру, Блейну Ловетту, – подхватил Фрэнк. – Что с ним теперь, он все еще работает на Си-эн-эс?

– Нет, он работал на Эн-би-си, потом перешел на Си-би-эс. Все у него там в порядке, но в «горячие точки» больше не ездит. Видно, сам так захотел.

– Он был потрясающим парнем. Все у него получалось как по волшебству.

Билл усмехнулся, вспоминая своего бывшего продюсера.

– Он все приготовил заранее. Завел нужные контакты, когда о войне еще и речи не шло. Наплел иракцам с три короба, а они и уши развесили. Он их очаровал задолго до начала конфликта, они его просто обожали. А когда там разразился настоящий ад, мы преспокойно остались и снимали.

– Никогда не забуду, как он прибежал к тебе и сказал, что его иракские покровители разрешили Си-эн-эс привезти телевизионное оборудование из Иордании, – сказал Фрэнк. – Включая спутниковый телефон. Я, например, был просто потрясен.

– И я тоже, Фрэнки. Что бы мы делали там без спутникового телефона? Это была наша единственная связь с остальным миром. И Си-эн-эс была единственной телекомпанией, которая вела репортажи из самого пекла.

– Это здорово подняло ее рейтинг, она вышла на первое место среди новостных программ. А вообще-то, Билли, нам здорово повезло, что мы выбрались живыми из этой передряги, если уж на то пошло. Ты помнишь прямые попадания в наш отель? А Эльза – маленький отважный солдатик…

Фрэнк замолчал, увидев, что Билл его не слушает.

– Что случилось? – спросил он.

– Ничего.

– Я же вижу, что-то не так. Ты меня перестал слушать. И у тебя на лице какое-то странное выражение.

Билл повернулся к Фрэнку.

– Ты не сразу поворачивайся. Вон там сидит женщина. В другом конце бара. Ты видел, когда она вошла?

– Как же я мог не обратить на нее внимание? Кроме нас, она здесь единственная посетительница. Ну, так и что с этой женщиной?

– Сегодня я ее чуть не сшиб с ног, столкнулся на улице. Я торопился к себе в отель, свернул за угол и налетел на бедняжку со всего размаху. Потом погнался за ее шляпой.

– Погнался за ее шляпой?!

– Не важно, не смотри на меня так.

– Как?

– Как на психа.

– Но ты же не будешь утверждать, что абсолютно нормален, Билли, равно как и я. Жизнь – такая тяжелая штука, что трудно время от времени не становиться психом. Иначе как еще можно снять стресс и напряжение? Ладно, так что насчет этой женщины?

– Она произвела на меня сильное впечатление. Я хотел с ней познакомиться.

– Не могу тебя за это винить. Она весьма привлекательна. Она итальянка?

– Не знаю, может быть. Я почти уверен, что она – американка, во всяком случае, говорит она, как настоящая американка. Когда мы с ней столкнулись, ее шляпа слетела на землю и покатилась, я погнался следом. Я отдал шляпу, женщина поблагодарила и ушла. Мне ужасно захотелось пригласить ее куда-нибудь выпить. Это смешно, Фрэнки, но мне было жалко ее отпускать.

– Почему же ты не пригласил ее?

– Я сделал попытку, но она торопилась, почти бежала. Я последовал за ней и видел, как она встретилась с каким-то мужчиной. Как всегда, мне не повезло. У нее уже есть друг. Может быть, это ее муж. Я видел, как они обнялись. Но должен тебе признаться, последние несколько часов она не идет у меня из головы.

– Есть только один выход из создавшегося положения.

– Какой?

– Пойди и пригласи ее выпить с нами, – посоветовал Фрэнк. – Из разговора быстро поймешь, как обстоят дела.

– Ты, наверно, прав.

Билл стремительно встал и направился прямо к молодой женщине.

Она подняла глаза от блокнота, в котором что-то писала, и, увидев Билла, улыбнулась.

– Привет! – поздоровалась она.

– Поскольку вы не разрешили мне купить вам новую шляпу, можно, я хотя бы угощу вас? – начал Билл. – Мы с другом были бы счастливы, если бы вы с нами выпили… и поужинали.

– Большое спасибо вам обоим, но я не могу. Я жду своего друга. У нас назначена встреча, – объяснила женщина.

Оживление в глаза Билла тут же померкло.

– Не повезло мне… нам. Ну что ж… – Он весь как-то сник и уже собрался уходить, но тут вдруг снова повернулся к ней всем корпусом. – Вы ведь американка, правда?

– Да. Я из Нью-Йорка.

– И я тоже.

– Я знаю.

– Меня зовут Билл…

– Фицджеральд, – перебила она, от души веселясь, глядя на его озадаченное лицо. – Я знаю, кто вы. Я, как и все, смотрю новости по телевизору, мистер Фицджеральд.

– Зовите меня Билл.

– Хорошо.

– А вас как зовут?

– Ванесса Стюарт. – Она протянула руку.

Чуть наклонившись, Билл пожал ее руку. И понял, что ему не хочется выпускать ее из своей руки.

– У меня есть грандиозная идея, – сказал он, с сожалением разжимая руку и выпрямляясь.

– Какая? – Она подняла одну бровь, и огромные серебристо-серые глаза вопросительно посмотрели на Билла.

Взявшись за спинку стула и снова наклонившись вперед, он сказал:

– Сдается мне, что на данный момент мы трое – единственные американцы в Венеции. Поэтому мы просто обязаны провести завтрашний день вместе.

– Завтрашний день? – недоуменно переспросила она. – Почему?

– Ну как же! Завтра – День Благодарения.

– О господи, я совсем забыла!

– Тем не менее. Двадцать третье ноября, четверг. И будет настоящим преступлением, если трое янки в Венеции не отметят самый главный американский праздник вместе. Мы с другом вас приглашаем. Его зовут Фрэнсис Петерсон, он – корреспондент «Тайм». Что скажете?

– Хорошо, я принимаю ваше приглашение. Но с одним условием.

– Выкладывайте ваше условие.

– Это должен быть настоящий День Благодарения – с традиционной индейкой, приготовленной по всем правилам.

Билл просиял и по-мальчишески хлопнул в ладоши.

– Гениально!

Ванесса улыбнулась.

– В таком случае я с удовольствием приду, спасибо за приглашение. Встретимся здесь, в баре?

– Отлично. Сначала выпьем шампанского, а потом пойдем есть индейку. Во сколько встречаемся?

– В семь. Нормально?

– Прекрасно.

Краешком глаза Билл заметил, как в бар вошел тот самый итальянец, Джованни. Билл вежливо кивнул и пошел на свое место.

Фрэнк с любопытством смотрел на приближающегося Билла.

– В чем дело? – поинтересовался он.

– Сегодня вечером она не может к нам присоединиться. По вполне очевидной причине. На сцене снова появился злосчастный итальянец.

– Это тот самый парень, с которым она встречалась сегодня днем?

– Да. Джованни. Но она согласилась завтра с нами поужинать.

Это известие произвело впечатление на Фрэнка.

– Крупное достижение, старина. Поздравляю. Как тебе это удалось?

– Я напомнил ей, что завтра – День Благодарения и что мы трое, скорее всего, единственные американцы в Венеции. И если мы не отпразднуем этот праздник вместе, мы совершим страшное преступление.

– И она согласилась?

– При одном условии.

– Каком?

– Ужин с индейкой. Она хочет, чтобы был традиционный ужин со всеми положенными причиндалами.

– И ты ей это пообещал?

– Ну, конечно. Почему ты на меня так недоверчиво уставился, Фрэнки?

– Где, черт тебя побери, ты раздобудешь здесь индейку? В Венеции, подумать только! В этой стране готовят только пасту, Билли!

– Знаю-знаю, не беспокойся. Положись на меня.

– Но, Билли, индейка…

– Я подвел тебя хоть раз в Багдаде? Кто доставал сносную жратву в разоренном войной городе, а? Начиная с бутылок «Джонни Уокера» и кончая консервированной говядиной?

– Верно, это у тебя здорово получалось, – признал Фрэнк и блаженно улыбнулся.

– Вот и теперь я знаю, что надо делать, – заявил Билл. – Сегодня мы с тобой отправляемся в бар «У Гарри». Я закажу там столик на завтра. В этом баре меня знают все – от Арриджо Киприани, владельца и метрдотеля, до последнего мальчишки-официанта. Поверь мне на слово, Фрэнки, «У Гарри» нам приготовят настоящий ужин с индейкой. Они эту индейку из-под земли достанут. Да и, в конце концов, материк не так уж далеко.

– Я знаю, что с тобой бесполезно спорить, Билли. А как зовут даму?

– Ванесса Стюарт. Она из Нью-Йорка. Она меня, оказывается, знает.

Фрэнк насмешливо покачал головой.

– Господи боже, Билли, а почему тебя это так удивляет? Тебя знает вся страна. Твоя физиономия каждый божий день глядит на американцев с экранов их телевизоров.