21

В первый раз Хлоя пришла в магазин на Бонд-стрит, когда была совсем маленькой девочкой, и с тех пор постоянно бывала там. Ей нравился старый внушительный особняк, который был одной из достопримечательностей Лондона. Но больше всего ее привлекали изысканно оформленные витрины с выставленными в них драгоценными украшениями.

«Это лучшее, что можно купить за деньги», – говаривал Брюс, и он был прав.

Сколько она могла помнить, все работающие в магазине любили ее. Начиная от швейцара, который тепло улыбался и приподнимал свою фуражку, и заканчивая продавцами, ни один из которых не проходил мимо нее без доброго слова.

На этот раз интерьер магазина показался ей еще более впечатляющим, чем обычно. Анфилада демонстрационных залов с высокими потолками, хрустальными люстрами, мраморными лестницами и полами, застеленными темно-синими коврами.

Магазин всегда производил на Хлою впечатление чего-то грандиозного. Может быть, это привлекало ее больше всего. Джардины и их фирма всегда существовали и всегда будут существовать, это был символ незыблемости, надежности и преемственности.

Хлоя была воспитана на семейных традициях. Она знала, что Джардины были королевскими ювелирами с 1843 года и что это звание присвоила их предку королева Виктория. Когда-то Брюс сказал ей, что Джардины служили шести монархам. Кроме того, он объяснил Хлое, что у фирмы была всегда одна главная цель: создавать лучшие вещи в мире.

Стиви рассказала о звании королевских ювелиров подробнее: она объяснила, что оно присваивается не компании, а отдельным лицам. В настоящее время его носил Гидеон. Именно у него был титул ювелира короны. Это, кроме всего прочего, означало, что он обязан заботиться о драгоценностях королевской семьи, которые большую часть времени хранились в Тауэре в новом специальном павильоне.

В качестве ювелира короны Гидеон был единственным человеком, который мог дотрагиваться до этих украшений, и лично отвечал перед королевой за состояние короны, скипетра и державы, которые Елизавета II использовала на официальных церемониях.

Стиви говорила так: «Гидеон отвечает за государственные символы».

Фирма занимала немалое пространство. Оно было намного больше, чем казалось несведущим людям. Наряду с многочисленными демонстрационными залами здесь же, на верхних этажах, располагалось немало различных мастерских.

Лучшие ювелиры мира создавали в них свои уникальные произведения. Специалисты по металлам работали с серебром, золотом, платиной. Гранильщики резали и шлифовали бриллианты и цветные камни – изумруды, сапфиры и рубины. Дизайнеры создавали проекты, которые воплощали в реальность руки других мастеров.

На прошлой неделе, когда Хлоя пришла работать в магазин, она обошла вместе с Гидеоном все здание.

– Мы с тобой осмотрим все, чтобы познакомить тебя с фирмой и чтобы ты воспринимала ее как единый живой организм.

Хлоя была потрясена, когда Гидеон провел ее по всем мастерским и она увидела, какое множество различных предметов искусства создается здесь.

В «Джардин» делалось огромное количество товаров самого высокого качества. Стиви гордилась тем, что они продавали. Как и Брюс.

Хлое нравился нью-йоркский магазин на Пятой авеню, но магазин в Лондоне был ее истинной любовью. Она практически выросла в нем: ее приводили сюда почти с самого рождения и до тех пор, пока ей не исполнилось десять лет. Именно сюда ее тянуло, когда Хлоя мечтала работать в фирме.

Неделю назад, когда Гидеон спросил ее, чем она конкретно хотела бы заниматься, Хлоя честно сказала, что не знает. Тогда он привел ее в демонстрационный зал, в котором были выставлены лучшие драгоценности фирмы, и предложил:

– Попробуй сначала заняться продажей, посмотрим, как это тебе понравится и как ты будешь ладить с людьми.

Наступил понедельник. В четверг они с Гидеоном собирались поехать на все выходные к Найгелу и Тамаре в Эсгарт-Энд. А эти три дня Хлоя планировала побыть рядом с братом и понаблюдать, как он работает. Гидеон обещал ей подробно рассказать и показать, что делает гранильщик.

А сейчас Хлоя ждала брата около его рабочего места. На ней был белый халат, такой же, как носил Гидеон во время работы. Через некоторое время появился Гидеон с пакетом в руках. Он опустил пакет на стол и сказал:

– Смотри, этот бриллиант я собираюсь вырезать и огранить. – Взглянув на Хлою, он добавил: – Бриллиант можно разрезать только с помощью другого бриллианта.

Хлоя кивнула:

– Но ведь ты на самом деле используешь не бриллианты, а бриллиантовую крошку. Ты мне объяснял это когда-то давно.

– Умница, ты все запоминаешь. Это правда, мы используем промышленные алмазы, измельченные в мелкую пыль.

Говоря это, Гидеон достал стеклянную колбу с алмазной пылью и показал сестре.

– Вот она. Серая пыль, но она обладает твердостью настоящих алмазов, несмотря на свой неприглядный вид. Сейчас я смешаю немного алмазной пыли с льняным маслом. Получится такая черная мазь. Понимаешь, алмазная пыль режет бриллиант, а льняное масло приклеивает ее к колесу.

Гидеон обратил ее внимание на плоское металлическое колесо на ремне.

– Когда этот прибор включен, колесо вращается со скоростью 3200 оборотов в минуту. Если просто поместить на него алмазную пыль, она мгновенно разлетится по всей комнате. Поэтому мы используем льняное масло, чтобы приклеить ее.

– Я понимаю.

– Сейчас я закреплю бриллиант в этих тисках, Хло. Следи за тем, как я это делаю. Ты видишь, тиски привинчены к столу. Очень важно, чтобы бриллиант был неподвижен, когда его режешь или полируешь. Ну вот, теперь он укреплен в тисках, которые я могу передвигать, как захочу, разрезая бриллиант.

Укрепив в глазу десятикратную лупу, Гидеон немного подвинул тиски, включил станок и начал резать и полировать бриллиант.

Хлоя как завороженная молча наблюдала за ним, боясь отвлечь хоть на секунду его внимание от требующей полной концентрации работы.

– Значит, вы вместе едете в Йоркшир на конец недели, – сказал Брюс, глядя через стол на Хлою. – Гидеон сказал мне, что вы уезжаете утром в четверг и возвращаетесь в понедельник.

– Именно так, дедушка, и мама об этом знает, – пропела Хлоя своим нежным голоском. – Она сказала, что не возражает и я могу поехать.

Брюс не смог удержаться от улыбки.

– Конечно, ты можешь поехать. Почему бы тебе не поехать в Йоркшир? Но знаешь, Найгел так скверно вел себя в последнее время. Он мог создать нам серьезные проблемы. Я имею в виду дела фирмы. Конечно, он все равно член нашей семьи, твой брат.

Хлоя понимающе кивнула. Ее лицо было очень серьезно.

– Мама мне об этом рассказала. Вначале она была здорово расстроена и даже злилась, но сейчас уже немного успокоилась. Майлс сказал, что Найгел вел себя как самоубийца, а Гидеон считает, что у него тенденция к саморазрушению.

– Все правильно, – пробормотал Брюс, отпивая воду из бокала. – Но должен признать, что наши близнецы склонны драматизировать события реальной жизни.

Хлоя доверительно поделилась с Брюсом: – Знаешь, дедушка, Тамара очень расстроена всем этим. Я имею в виду поведение Найгела. Она любит маму и сказала мне, что ей очень стыдно за Найгела и за то, как он себя вел. Тамара считает, что он должен извиниться перед мамой и попросить ее, чтобы она разрешила ему вернуться на работу. Держу пари, если он это сделает, мама возьмет его обратно, ведь правда? – Возможно, – осторожно ответил Брюс, размышляя, действительно ли Стиви позволит Найгелу вернуться в «Джардин».

Разрешил бы он сам на ее месте, если бы все еще возглавлял компанию? Он не был уверен в этом. Поведение Найгела было настолько своевольным, а всякая неуправляемость вела в бизнесе, по крайней мере по мнению Брюса, к катастрофическим последствиям.

Вспомнив, что Хлоя все еще ждет ответа, Брюс поспешно проговорил:

– Стиви не только умная женщина, она еще и любящая мать. Конечно, она любит Найгела, несмотря на все его безобразное поведение. Скорее всего она простит его и восстановит в фирме. Но, думаю, не сейчас. Однако хватит о неприятном, давай лучше поговорим о твоем будущем в «Джардин». Ты действительно хочешь работать в семейном бизнесе?

– Конечно, дедушка! Я просто мечтаю об этом! – вдохновенно воскликнула Хлоя. – Мне интересно в «Джардин» абсолютно все!

– Но ты выбрала, в какой области тебе хотелось бы работать, Хлоя?

Хлоя вздохнула и, покачав головой, улыбнулась Брюсу.

– Я знаю, что у меня нет таланта и я не смогу стать гранильщиком, как Гидеон. Но я обожаю камни, дедушка. Они меня завораживают, влекут. Особенно бриллианты. Ты, конечно, понимаешь, я не имею в виду обладание ими. Я бы хотела продавать бриллианты и другие драгоценные камни тоже. Это, пожалуй, мне больше всего нравится.

Брюс удовлетворенно кивал головой, он был явно доволен ответом Хлои.

– Это как раз моя область. И твоей матери. Так что ты пойдешь по нашим стопам. Когда ты приедешь к нам после окончания школы, я попрошу Дрексела заняться твоим обучением. Ты сможешь все лето проработать в его отделе. Тебе там будет интересно, и ты многому научишься.

– Спасибо, дедушка! Это будет здорово! А вот и обед. – Хлоя откинулась в кресле и выпила воды, пока официант ставил перед ней первое блюдо.

Хлоя и Брюс заказали на обед одно и то же: печеные креветки в горшочке и слоеный пирог с курицей. Это были их любимые фирменные блюда в «Кларидже».

С энтузиазмом уничтожая креветки, Хлоя забыла обо всем. Брюс с удовольствием наблюдал за ней. Покончив с последней креветкой, девушка снова склонилась над столом и проговорила заговорщическим голосом:

– Найгела бесит, что мама глава «Джардин». Я думаю, все дело в этом. Он против равноправия женщин. Мне-то казалось, что мужской шовинизм давно уже вышел из моды.

Удивленный проницательностью Хлои, Брюс кивнул, соглашаясь.

– Да, пожалуй, ты права. Ну что ж, тем хуже для него. Боюсь, что в современном мире, когда женщины заняты во всех видах бизнеса и производства, с таким подходом он обречен на поражение. – Он усмехнулся и добавил: – Даже меня воспитывали таким образом, чтобы я принимал женщин-бизнесменов как равных. Ты же знаешь, иногда твоя мама называет меня старомодным. Но еще много лет назад ей удалось поставить меня на место и показать, какую роль в бизнесе может играть женщина. Однако то, что ей удалось со мной, у нее, по-видимому, не получилось с Найгелом.

– Найгел упрям как осел, – проворчала Хлоя и, подумав, добавила: – Или хочет таким казаться.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Брюс.

– Понимаешь, он всегда играет какую-нибудь роль, выбранную заранее. Мне кажется, что он по своему желанию может стать деловым и раздражительным или ласковым и легкомысленным. И его роли меняются, как картинки в калейдоскопе. Ты понимаешь, мне кажется, что есть какая-то еще причина. По-моему, Найгел за что-то обижен на маму.

Брюс снова удивленно посмотрел на Хлою.

– Но из-за чего он может сердиться на Стиви? – с непритворным интересом спросил он.

Хлоя пожала плечами.

– Не знаю, дедушка. Может быть, из-за чего-нибудь, что случилось уже давно. Он очень злопамятный, уж это точно.

Брюс кивнул, размышляя о том, что Хлоя, к его удивлению, обнаружила редкую для своего возраста проницательность и знание человеческой натуры.

«У нашей малышки блестящий ум, – подумал Брюс с гордостью. – А к этому бог дал ей и обаяние, и красоту, и доброе сердце. Хорошо, что у Стиви есть Хлоя. И у меня тоже».

Густые волосы, темные сияющие глаза, прекрасная фигура и такой живой, яркий интерес к людям. Брюсу на мгновение стало жаль, что в нынешнем году ему исполнится восемьдесят три и он скорее всего уже не увидит, как эта юная прекрасная девушка превратится в молодую женщину. Не узнает, кто станет ее спутником жизни, не увидит ее детей… Хлоя столько значила для него! Никого в жизни, кажется, он не любил так нежно, так самоотверженно. Да, жизнь порой дарит сюрпризы. Думал ли Брюс, что эта, в сущности, чужая девочка будет так дорога ему?!

– Что с тобой, дедушка? – Хлоя, почувствовав его настроение, погладила Брюса по руке.

– Ничего, детка. Почему ты спрашиваешь?

– Ты вдруг стал очень печальным, – ответила она озабоченно.

Брюс снова улыбнулся и взял ее руку в свои.

– Я только подумал, что хотел бы быть помоложе, чтобы увидеть, как ты повзрослеешь, выйдешь замуж. Увидеть твоих детей. И твой успех в «Джардин».

– Но ты все это увидишь, дедушка! – уверенно проговорила Хлоя.

– Я уже старый человек, детка.

– Ты мне совсем не кажешься старым.

– Да? А за спиной вы все меня зовете старый Брюс? – поддразнил он внучку.

Хлоя покраснела и быстро сказала:

– Но ведь это просто так. Мы не хотели тебя обидеть.

Брюс понимающе кивнул и улыбнулся, глядя в ее серьезное, но еще детское лицо. Его сердце сжалось. Как он любил этого ребенка! Хлоя затронула в его холодном сердце такие струны, которые молчали всю жизнь. Ни к кому он не чувствовал такой всепоглощающей нежности. С самого первого дня, как увидел маленькое существо на руках у Стиви.

 

22

День был ветреный.

Резкие порывы ветра клонили молодые деревья и обрывали нежные клейкие листочки. Они падали на узкую тропинку в холмах, по которой Хлоя возвращалась в Эсгарт-Энд.

Несмотря на ветер, пушистые белые облака медленно плыли по синему небу и солнце светило ярко.

Хлоя любила гулять по вересковым пустошам, простирающимся до самого горизонта и напоминавшим ей морские волны. Этот безлюдный пейзаж был дорог для нее. Она любила эти места с самого детства, когда они были населены жестокими троллями и прекрасными феями.

Эсгарт-Энд был построен в конце прошлого столетия. Старый дом из местного серого камня стоял на вершине холма в Ковердэйле, возвышаясь над живописной деревушкой Вэст-Скрафтон около Коверхэма. Подойдя к воротам, Хлоя остановилась и засмотрелась на открывшийся ей вид. Она замерла от восторга, который всегда вызывал у нее окрестный пейзаж. На горизонте ярко-синее небо словно пронзали острые изломанные вершины Вернсайдских скал, казалось, разломанных рукой гиганта.

А вокруг зеленые поля, разделенные старыми каменными изгородями, построенными в незапамятные времена, спускались по холмам в долину, где речка Нида сверкала в ярких солнечных лучах, как меч, брошенный великаном.

Хлоя зажмурилась и прикрыла глаза ладонью. Она постояла так еще немного, но яростный порыв ветра сдул очарование момента. Девушка повернулась и прошла в ворота. Только теперь, подходя к дому, она ощутила, как проголодалась. Бросив быстрый взгляд на часы, она ускорила шаги и уже через несколько секунд толкала тяжелую дубовую дверь.

Пока она снимала свою теплую куртку и красный шерстяной шарф, смешанные ароматы кофе, свежеиспеченного хлеба и жарящегося бекона дразнили ее нос. Она проглотила слюну и, открыв дверь, поспешила в кухню.

Здесь у большой плиты стояла Тамара и переворачивала на сковороде куски шипящего ароматного бекона.

Взглянув на раскрасневшуюся Хлою, Тамара улыбнулась и спросила:

– Хорошо погуляла, Хло?

– Потрясающе. – Хлоя рассмеялась. – Весь туман сдуло. Умираю с голоду.

– Отлично, сейчас буду тебя кормить. Холодно сегодня?

– Зябко. Но если ветер стихнет, день будет теплым. Так солнечно, очень приятно, если одеться потеплее.

Хлоя обошла большую уютную кухню, которую когда-то с любовью обставила и украсила Стиви. С тех пор здесь ничего не изменилось, и Хлое было приятно видеть, что кухня осталась такой же, как во времена ее детства. Девушка налила себе чашку кофе, добавила сахар и молоко и устроилась за большим деревянным столом. Стол покрывала скатерть в зеленую и белую клетку, такими же были и занавески на окне. Хлоя хорошо помнила тот день, когда Стиви привезла эти занавески в дом и сама развешивала их. Какой уютной стала их кухня! Как обе они радовались тогда.

Что ж, воспоминания о прошлом – это прекрасно, но есть все же очень хотелось.

– Для кого ты жаришь этот бекон, Тамара? Он так вкусно пахнет. Можно мне кусочек?

– Для всех, кто захочет. А еще я кое-что приготовила в гриле: помидоры, грибы, сосиски. В духовке я разогреваю пирог. Хочешь, я положу тебе всего понемногу, Хлоя?

– Очень. Спасибо, Тамара. А где все?

– Найгел поднялся наверх: ищет свой бумажник. И он, и дети уже позавтракали. Найгел захватит их в Рипон. Я просила его кое-что купить. А Гидеон в гостиной, звонит Ленор. Он собирается поехать в Линден-хилл и привезти ее к нам к обеду.

– Отлично! Мне всегда нравилась Ленор. Я рада, что она выходит замуж за Гида, а ты?

– Очень. Это самое лучшее, что могло с ним случиться. Я имею в виду то, что она вернулась к нему. Но этот тип, Малком Армстронг, никак не соглашается на развод.

– Да, я знаю. Мама говорит, что он просто смешон в своем бессмысленном упорстве.

– Кто-нибудь должен предложить ему отступного, как мне кажется.

– По-моему, тоже. Мама говорит, что все имеет свою цену, но это не всегда деньги.

Тамара, смеясь над этим метким замечанием, начала наполнять тарелку Хлои. Ей нравилось опекать эту восемнадцатилетнюю девочку.

Хлоя отпила кофе, осматривая большую кухню. Все как прежде: деревянный потолок и пол из терракотовых плиток. Ей всегда здесь нравилось, это ее любимое место в Эсгарт-Энде. С ним столько связано! Здесь всегда так тепло и уютно.

У окна с видом на холмы Стиви поставила большой диван и мягкие кресла с цветочной обивкой. Кухню освещали старинные лампы, вокруг большого стола в центре стояло восемь деревянных стульев, на их сиденьях была такая же обивка, как на диване и креслах. Семья всегда собиралась здесь, когда в доме не было гостей.

Огромный каменный очаг, в котором ярко полыхал огонь, тоже был сложен по проекту Стиви. Очаг служил как бы центром помещения. Медные горшки и сковородки, развешанные над ним, в бесчисленных ракурсах отражали пламя. И в этот холодный мартовский день казалось, что здесь можно найти защиту от всех невзгод.

У огня стояли два старинных кресла с высокими деревянными спинками. Большая современная плита в другом углу тоже давала тепло. Да, это самое любимое место для всех в доме.

– Доброе утро, Хлоя, – послышался голос Гидеона, входящего в кухню. Он наклонился, поцеловал сестру и, выпрямляясь, добавил: – Ты сегодня просто красотка. Прогулка по холмам пошла тебе на пользу. Погуляем с тобой еще, попозже? Сейчас я еду в Линденхилл за Ленор.

– Конечно, Гид.

Хлоя встала, подошла к плите и взяла у Тамары свою тарелку.

– Это потрясающе, Тамара. Так аппетитно выглядит. Спасибо.

Гидеон налил себе кофе и присоединился к Хлое за обеденным столом.

– Поешь чего-нибудь, Гидеон? – спросила Тамара.

– Немного бекона, если у тебя еще осталось.

– Ну тебя-то я никогда голодным не оставлю, – улыбнулась Тамара.

– Ленор возьмет с собой на обед детей? – спросила Хлоя брата.

– Как хотите, но я не справлюсь с такой кучей детей! Ни с ее детьми, ни с моими! – Тамара сделала смешную гримаску.

– Еще как справишься, – засмеялся Гидеон. – Ты всегда со всем справляешься. Но на этот раз тебе нечего бояться: Ленор их не привезет. Они уехали кататься со своими кузенами. Ленор сказала, что они собираются скакать вместе с ребятами из конюшни, которые тренируют скаковых лошадей в Мидлхэме. Думаю, они хорошо проведут время и получат кучу удовольствия.

– Это отличное место для верховых прогулок, – заметила Тамара, ставя перед Гидеоном тарелку, на которой лежал толстый сандвич с беконом.

– Спасибо, Тамара, а ты с нами сядешь?

– Конечно, сейчас только приготовлю себе такой же сандвич.

Тамара села рядом с Хлоей и оживленно заговорила:

– Хочу обсудить с вами обед. Сегодня я собираюсь приготовить рыбу, ведь сегодня Великая пятница. Тем более что Найгел обожает рыбу. Еще я сделаю пастуший пирог, зажарю окорок, который я привезла из Лондона. Кроме того, будут овощи и салат. Одобряете меню?

– По-моему, все отлично, – пробормотал Гидеон. – Обожаю пастуший пирог.

– А я рыбу с салатом, – сказала Хлоя. – А миссис Энтвистл придет сегодня тебе помогать?

– Нет, я ее отпустила. К ней приехал внук из Портсмута, у него увольнительная на сутки – он служит во флоте. Не хочу портить ей встречу, особенно в эти праздничные дни. Я справлюсь без нее.

Хлоя повернулась к Гидеону.

– Знаешь, я, пожалуй, останусь и помогу Тамаре приготовить обед.

– Хорошо. Я быстро вернусь из Линденхилла, и мы с Ленор тоже тебе поможем.

В дверях кухни появился Найгел.

– Тамара, дорогая, мы готовы к отъезду.

Он подошел к жене, поцеловал ее в макушку и сказал Хлое:

– Доброе утро, сестренка. Уже погуляла? Как погода?

– Доброе утро, Найгел. Ветрено, холодно, но очень солнечно. Хороший день, если тепло одеться.

Вслед за Найгелом на кухню вошла няня, ведя за руки детей. Она поздоровалась с Хлоей и Гидеоном. Арно и Натали бросились к Хлое и облепили ее колени.

– Привет, крошки. – Хлоя улыбнулась и поцеловала малышей.

– Поехали с нами, тетя Хло! – попросил Арно. – Пожалуйста!

– Я бы с удовольствием, дорогой, но не могу. Мне нужно остаться дома и помочь твоей мамочке готовить обед. Зато я поиграю с вами в прятки, когда вы вернетесь, договорились?

Арно кивнул, радостно сверкая глазенками.

– И я хочу плятки, – пролепетала Натали.

Хлоя любовно взлохматила ей волосы. Они были такие хорошенькие в своих красных свитерках, теплых темно-зеленых костюмчиках и высоких сапожках.

– Ну все, малышня, поехали, – сказал Найгел, направляясь к выходу.

Тамара взяла его под руку и вышла вместе с ними, чтобы проводить свое семейство до машины.

– Постарайся купить все, что я просила, Найгел. Список у тебя в кармане.

– Не волнуйся, ничего не забуду. Он нежно обнял жену.

– Если мы не найдем чего-нибудь в Рипоне, доедем до Харрогейта и зайдем в кафе «У Бетти». У них, по-моему, есть все на свете.

Найгел с любовью смотрел ей в глаза. Он поцеловал Тамару, открыл двери джипа и начал усаживать детей.

– Пока, дорогая.

– Счастливого пути, – сказала Тамара, посылая воздушный поцелуй.

Малыши старательно посылали воздушные поцелуи маме. Их мордочки были полны серьезности.

– Не гони ради бога, Найгел, – как всегда, не удержалась от совета Тамара.

– Не волнуйся. Пока.

 

23

Оставшись вдвоем, Тамара и Хлоя выпили у очага еще по чашечке кофе и поговорили. В основном они говорили о Гидеоне и Ленор. Обе искренне радовались, что Ленор станет членом их семьи; минуя возможные осложнения, они даже рискнули обсудить детали предстоящей свадьбы.

Естественно, речь зашла о Майлсе, теперь единственном из братьев, оставшемся холостым.

– Как ты думаешь, он один едет в Париж на Пасху? – с интересом спросила Тамара. Она была уверена, что Хлоя знает все секреты Майлса – ведь они всегда были так близки.

Хлоя покачала головой:

– Я не знаю. Он мне ничего об этом не говорил. Но из Нью-Йорка мы летели вдвоем, Алисой с нами не было, и он вообще не упоминал ее имени. Мне кажется, что у них все закончилось.

– Может быть, у него какое-нибудь романтическое свидание в Париже?

– Очень может быть, – согласилась Хлоя.

Хлоя первая допила кофе и вскочила, воскликнув:

– Время бежит, а мы еще ничего не сделали! Я сейчас уберу все после завтрака и начну накрывать стол к обеду. Где будем обедать?

– Может, как всегда, в кухне? Как ты считаешь? Здесь так уютно. Кроме того, без миссис Энтвистл нам довольно долго таскать подносы туда-сюда.

– Уговорила! Тем более я с детских лет обожаю торчать здесь, на кухне.

Хлоя весело приступила к делам, мурлыча какую-то песенку.

Прежде чем заняться обедом, Тамара убрала в холодильник продукты, оставшиеся от завтрака: загрузила грязную посуду в машину. Закончив, она достала фартук со словами:

– Когда я готовлю, пачкаюсь больше, чем малыши, когда рисуют.

Хлоя засмеялась:

– Я тоже. Пожалуй, и мне не помешает надеть фартук. Это мой новый костюм, и он мне ужасно нравится.

Работа кипела. Хлое и Тамаре легко было вместе, и дело шло слаженно. Скоро кухня была подготовлена к обеду. Они убрались и накрыли на стол. Тамара достала вес для салата и попросила Хлою заняться резкой овощей. Сама она занялась бараниной для пастушьего пирога.

– А как ты думаешь, ты уже беременна? – спросила любопытная Хлоя, которой Тамара призналась, что они с Найгелом решили завести еще одного ребенка.

– Не знаю, Хло. – Тамара засмеялась и добавила: – Может быть, это случится сейчас, на пасхальной неделе. Найгел иногда бывает так романтически настроен.

– Он был с тобой вчера таким милым и теплым. И вообще в хорошем настроении. Мне ужасно обидно, что он поссорился с мамой. В нашей семье все пошло наперекосяк из-за его идиотских амбиций.

– Я тоже очень огорчена, Хло. Но время все лечит. Так всегда говорила моя мама. Я думаю, она права. – Тамара замолчала и сокрушенно покачала головой. – Я тоже считаю, что все это очень глупо. Иногда я совершенно не понимаю Найгела, Хло. В него как будто черти вселяются. И он становится такой нудный и раздражительный, будто ему сто лет.

– Когда мы летели из Нью-Йорка, Майлс сказал мне, что Найгел попал под влияние бабушки Алфреды, когда ему было лет двенадцать. Может быть, в этом ключ ко всему? Гидеон, кстати, тоже так думает.

– Наверное, они правы. – Тамара помешала тушившееся мясо деревянной ложкой, убавила огонь и, насвистывая какую-то мелодию, направилась в кладовую.

Хлоя улыбнулась: сколько раз братья пытались научить ее свистеть, но так ничего у нее и не вышло.

Неожиданно она услышала шаги в коридоре. В доме кто-то был. Хлоя бросилась в коридор и лицом к лицу столкнулась с незнакомым мужчиной.

– Здравствуйте, – удивленно сказала девушка. – Вы к кому?

Мужчина был явно не из местных. Это было видно по его внешности и одежде. Похож на француза.

Молодой человек, не старше тридцати, приятной наружности, смуглый, темноволосый, был очень хорошо одет.

«Если он не француз, – подумала Хлоя, – то скорее всего итальянец».

Незнакомец молча смотрел на девушку.

Хлоя уже нетерпеливо переспросила:

– Кто вам нужен? Чем я могу вам помочь?

Но гость никак не реагировал на ее вопросы. Тамара, услышав, что Хлоя с кем-то разговаривает, появилась из кладовой с мельницей для перца в руках и остановилась на пороге. Она изумленно смотрела на незнакомца. Наконец, придя в себя, она воскликнула:

– Господи! Вот не ожидала! Серджио! Как ты здесь очутился?

Мужчина по имени Серджио продолжал молчать. Он стоял неподвижно, будто превратился в ледяную статую.

Тамара явно чувствовала себя смущенной.

– Что ты здесь делаешь? Что произошло? Откуда ты?

– Я пришел за тобой! – наконец торжественно произнес гость. – Господи, сам не верю – неужели я наконец нашел тебя?!

Пораженная Хлоя переводила взгляд с Тамары на гостя. Она заметила его иностранный акцент. Лицо Тамары сделалось белее бумаги, а в глазах появился ужас. Несомненно, эта обычно спокойная, сдержанная, уравновешенная молодая женщина безумно боится их незваного гостя.

«Господи! Как же я сразу не догадалась! Ведь это же Серджио Манцони, ее бывший муж!» – с ужасом подумала Хлоя и непроизвольно выступила вперед, закрывая собой Тамару.

Подойдя к Манцони ближе, Хлоя твердо сказала:

– Думаю, вам лучше немедленно уйти. Мой брат будет недоволен, если увидит вас в своем доме. Прошу вас, уходите.

Грубо оттолкнув девушку, Серджио подошел к Тамаре и схватил ее за руку. Она вздрогнула и уронила деревянную мельницу.

Он медленно и зло проговорил:

– Ты моя! Ты принадлежишь мне и пойдешь со мной. Не для того я столько тебя искал, чтобы оставить здесь.

Тамара попыталась вырвать свою руку, но Серджио держал ее мертвой хваткой, его пальцы впивались в кисть руки. Тамара застонала от боли. Изо всех сил пытаясь казаться спокойной, Тамара тихо, но внятно произнесла:

– Отпусти, пожалуйста, мою руку, Серджио. Ты ведешь себя просто глупо. Я не собираюсь…

– Глупо? – перебил он Тамару, его глаза дико блеснули; – Я веду себя глупо, потому что обожаю тебя. Поклоняюсь тебе. Ты моя богиня, в тебе вся моя жизнь. Я не могу без тебя.

Он заговорил быстро-быстро, мешая английские и итальянские слова. Хлоя не понимала, что он говорит, но ей казалось, что он выкрикивает какие-то страшные угрозы, а Тамара безуспешно пыталась освободиться от его рук.

Хлоя бросилась к ним и вцепилась в пальто Манцони, чтобы помочь освободиться Тамаре.

– Не трогай ее! – закричала девушка.

– Не лезь к нам, идиотка! – крикнул Серджио с перекошенным от злости лицом и свободной рукой толкнул Хлою в грудь.

Хлоя покачнулась, но не упала. Она снова бросилась к нему и что было сил потянула за рукав, освобождая Тамару.

Пытаясь справиться с Хлоей, Серджио наконец выпустил свою бывшую жену, и Тамара отбежала на другой конец кухни.

Хлоя ловко поднырнула под его руку и присоединилась к Тамаре. Теперь они обе стояли рядом за большим креслом.

– Что будем делать? – шепнула Хлоя. – Хоть бы Гидеон скорее приехал!

– Я попробую поговорить с ним, – прошептала Тамара.

Она сделала несколько шагов по направлению к Серджио и мягко сказала:

– Серджио! Давай вести себя как взрослые люди. Я уже шесть лет замужем за Найгелом. Все, что было между нами, закончилось очень давно, задолго до того, как я встретила своего нынешнего мужа.

– Ты моя! Ты всегда будешь моей! – закричал Манцони, и его красивое лицо превратилось в страшную античную маску. – А я твой. Ты не можешь любить его. Я единственный мужчина в твоей жизни. Поверь мне, Тамара. Я ничего не забыл, и ты тоже, я знаю.

– Нет, Серджио. Ты ведь сам понимаешь, что это не так. Прошу тебя, уходи. Возвращайся в Париж. Пожалуйста, Серджио, я умоляю тебя, не надо скандалов. Все это в прошлом.

– Если ты поедешь со мной, я вернусь в Париж, – сказал он, постепенно успокаиваясь.

– Нет, я не могу поехать с тобой. Я люблю своего мужа, детей и останусь здесь с ним.

– Нет, ты не останешься с ним! Я тебе не позволю! Он подло украл тебя у меня. Где он? Я убью его! Я убью его детей!

Тамару начала бить дрожь. Она больше не могла бороться со своим страхом. Схватив Хлою за руку, она сдавленно прошептала:

– Он не в себе. По-моему, он сошел с ума. Мы должны что-то сделать. Нужно выбраться отсюда или добраться до телефона. Хлоя, милая, попытайся.

Хлоя кивнула, и они сделали несколько шагов в сторону полочки с телефонным аппаратом.

Серджио следил за женщинами безумными глазами. Наконец он сказал уже спокойнее:

– Ты поняла меня, Тамара? Для меня в этом мире существуешь только ты. Только в тебе моя жизнь. Без тебя я не хочу жить. Я убью себя.

С этими словами Манцони вынул из кармана пальто пистолет и угрожающе помахал им в воздухе.

– Видишь, у меня пистолет! Я застрелюсь на твоих глазах, если ты не вернешься ко мне.

– Серджио, пожалуйста, успокойся, – мягко сказала Тамара, несмотря на бившую ее дрожь. – Положи пистолет, пока кто-нибудь не пострадал. Ты же добрый, хороший человек.

– Я люблю тебя, – снова и снова повторял Манцони.

Но через несколько секунд он все же сунул пистолет в карман.

Тамара удержала вздох облегчения и еще немного приблизилась к телефону. Хлоя стояла рядом с ней. Но когда Тамара подняла телефонную трубку, Манцони одним прыжком бросился на нее, и она рухнула на пол под тяжестью его тела. Они начали бороться, но Серджио был намного сильнее.

Хлоя метнулась на помощь Тамаре. Пока ее невестка отталкивала от себя Манцони, девушка пыталась оттащить его от Тамары. Наконец Тамара освободилась от его рук. Но Серджио успел схватить ее за фартук. Затем вдруг резко отпустил и встал, тяжело дыша.

Поднимаясь, Тамара застонала: во время борьбы она больно ударилась ногой об угол стола. Вслед за Хлоей она бросилась к двери.

Но Манцони тоже устремился к двери, преграждая им выход. В его руке снова появился пистолет. Он страшно прокричал:

– Если ты не будешь моей, ты не достанешься никому! – И начал беспорядочно нажимать на курок, направив оружие на женщин.

Серджио Манцони оказался хорошим стрелком. Он не промахнулся.

Тамара и Хлоя упали на пол. Кровь появилась на груди Тамары и на голове Хлои.

Манцони опустил руку с пистолетом и склонился над Тамарой. В его глазах было непонимание. Он опустился на колени. По его лицу катились слезы. Затем он лег на пол, одной рукой обнял Тамару и, вставив себе в рот дуло пистолета, выстрелил. Пуля разнесла ему голову.

Все стихло.

В этой мрачной тишине неправдоподобно громко булькало мясо на плите, капала вода из неплотно закрытого Хлоей крана и трещали дрова в очаге.

А где-то далеко по радио пели нежную любовную песню…

 

24

Когда они проезжали живописную деревушку Дэйлз, Гидеон украдкой взглянул на Ленор и сказал:

– После того как мы поженимся, у нас будет свой дом в Йоркшире. Я не хочу делить Эсгарт-Энд с Тамарой и Найгелом.

– Мы сможем приезжать на выходные в Линден-хилл. Тони не будет возражать. Ведь дом такой большой. Да и в последнее время он там нечасто бывает, – поддержала его Ленор.

– Я знаю, но… – Гидеон на минуту задумался, затем закончил: – Мы еще это обсудим. Мне бы хотелось иметь собственный дом.

Ленор улыбнулась и заметила:

– Кстати, раз уж мы припомнили моего дорогого братца. Он хочет сам устроить нашу свадьбу. Ему бы хотелось, чтобы мы обвенчались в церкви Линденхилла, а гостей принимали в доме.

– По-моему, отличная идея, – засмеялся Гидеон. – Ведь именно там я в тебя и влюбился.

– А я в тебя, дорогой. Ленор засмеялась и добавила:

– И именно там ты научил меня разным гадким штукам, противный испорченный мальчишка.

– Это ты меня учила, негодная испорченная девчонка, – подхватил Гидеон.

Смеясь, он вел машину по деревенской улице. С обеих сторон дороги мелькали маленькие домишки и проплывали внушительные старинные каменные особняки.

Неожиданно Гидеон сказал:

– Знаешь, Хло с удовольствием стала бы подружкой невесты на нашей свадьбе. Когда мы вчера ехали сюда из Лондона, она попросила узнать, что ты об этом скажешь?

– Конечно же, я согласна! Но вообще-то мне кажется, что нам не нужно затевать грандиозный прием в нашем положении. Ничего себе невеста – с тремя детьми! Знаешь, в обществе этого могут не одобрить и из-за моего развода.

Ленор вздохнула.

– Если я его вообще когда-нибудь наконец получу.

Бросив на нее нежный взгляд, Гидеон снова вернулся к наблюдению за дорогой и пробормотал:

– Все будет нормально, Ленор.

Гидеон резко остановился и переждал, пока дорогу медленно пересекли овцы, затем снова покатил по склону.

– Постарайся не думать об этом. Малком скоро сдастся, – успокаивал он Ленор.

– Я только на это и надеюсь.

– Что касается свадьбы, я согласен, что нам не нужно ничего грандиозного. С другой стороны, одна подружка невесте не помешает, правда?

– Конечно. Я очень хочу, чтобы Хлоя была моей подружкой на свадьбе. Может быть, нам пригласить Тамару в посаженые матери?

– Она будет счастлива, Ленор.

Они оба замолчали, думая о будущей свадьбе и надеясь, что она будет скоро. Незадолго до перекрестка, где дорога поворачивала в Эсгарт-Энд, Ленор сказала:

– Давай ненадолго остановимся около этих больших камней. Отсюда потрясающий вид, как будто стоишь на крыше мира. Там я чувствую, что если поднимусь на цыпочки, то смогу достать до неба и набрать целую охапку облаков.

Гидеон затормозил и выключил мотор. Они вышли из машины и, взявшись за руки, пошли к скалам. Это место было защищено от ветра. Гидеон и Ленор сели на большой плоский камень, нагретый солнцем. С этой точки открывался потрясающий вид, особенно в такой ясный солнечный день. Красота казалась неземной.

– Посмотри, как Нида пробивает себе путь внизу в долине, – сказал Гидеон. – Я помню, как мама показала мне ее в первый раз. Здесь необыкновенный вид, ты совершенно права. Не хочется никуда уходить отсюда.

Ленор кивнула и поплотнее запахнула куртку.

– Я рада, что твоя мама купила здесь дом, когда вы были еще маленькими. Представь, если бы этого не случилось? Мы могли бы никогда не встретиться.

– Мы бы все равно встретились. Я совершенно уверен. Мы предназначены друг для друга. Судьба нашла бы способ свести нас вместе.

Гидеон обнял ее за плечи и повернул лицом к себе. Ленор была для него самой прекрасной женщиной в мире. Этим утром ее светлые волосы были заплетены в косу. Но из гладкой прически выбивались мелкие кудряшки и создавали светящийся ореол вокруг ее милого лица, на котором не было сегодня никакой косметики. Этим солнечным утром Ленор выглядела как юная девушка.

Гидеон наклонился и нежно поцеловал ее мягкие податливые губы, затем слегка отстранил ее и заглянул в большие серые глаза. Они лучились любовью.

– Ты тоже веришь в это? – тихо спросил он.

– Во что?

– Что мы предназначены друг для друга.

– Верю. – Ленор помолчала и задумчиво добавила: – Мне кажется, что мы с тобой – это один человек. Как будто у нас на двоих одна душа.

Гидеон прижал к себе Ленор, и так они сидели, обнявшись, несколько минут.

Наконец Гидеон поднялся со словами:

– Мы, конечно, могли бы так сидеть целую вечность, но нам пора ехать. Я обещал Тамаре и Хлое, что мы появимся пораньше и поможем им.

Через несколько минут они уже были в машине и продолжили путь в Эсгарт-Энд. Припарковываясь у крыльца, Гидеон заметил:

– Смотри, здесь еще чья-то машина. Наверное, у них гости. Не представляю, кто бы это мог быть.

– Может быть, кто-нибудь из местных?

– Вряд ли. Да и миссис Энтвистл сегодня не должна была приехать. У нее в гостях внук, который служит на флоте.

Гидеон и Ленор вышли из машины и прошли через главный вход в дом.

Снимая куртку, Ленор сказала встревоженно:

– По-моему, что-то горит. Наверное, Тамара оставила кастрюлю на плите без присмотра.

Ленор поторопилась в кухню.

Увидев на полу в луже крови Тамару, Хлою и какого-то мужчину, она сначала в ужасе застыла на месте, а через секунду истошно закричала:

– Господи! Господи, Гидеон, здесь всюду кровь! Они убиты! Скорей врача!

И тут силы покинули ее.

Если бы не бросившийся к ней Гидеон, Ленор рухнула бы на пол. Гидеон, не веря собственным глазам, смотрел на представшее перед ним кровавое зрелище.

Лицо Гидеона побледнело как мел. Силы оставляли его, еще секунда, и он сам потерял бы сознание. Всюду кровь! Это было чудовищно, непостижимо. Они все мертвы! Только не это! Его сердце бешено стучало, он с трудом дышал.

– Ленор! Возьмем себя в руки! – наконец сказал он.

– У меня ноги подгибаются, но я постараюсь. Господи, Гид, что же это?!

– Не знаю, дорогая. Держись, пожалуйста.

Оставив Ленор, Гидеон бросился к Хлое, опустился на колени рядом с ней и взял ее руку, чтобы послушать пульс.

– Слава богу, она жива, – сказал он взволнованно. – Но она тяжело ранена. Сколько же здесь крови!

– Не трогай ее, – сказала Ленор. – Это может ей повредить. Никого из них нельзя трогать, чтобы не сделать хуже.

Ленор закрыла глаза и оперлась спиной на дверную раму. По ее щекам бежали слезы. Затем, собравшись с духом и понимая, что нужно действовать, она направилась к плите, выключила газ и закрыла воду.

Гидеон в это время нащупал пульс Тамары.

– Тамара тоже жива. Слава богу! Я должен позвонить в больницу и немедленно вызвать помощь. Нельзя терять ни секунды.

Гидеон как в тумане встал с пола и добрался до телефона. Набрав три девятки, он поговорил с оператором «Скорой помощи», стараясь это делать как можно медленнее и спокойнее.

– Скоро они будут здесь, – сказал он Ленор. На ее лицо постепенно возвращались краски.

– Надо позвонить маме, – добавил Гидеон. Подойдя к нему, Ленор удержала его руку.

– Ты не подождешь врачей? Может быть, лучше сначала послушать, что они скажут?

Гидеон отрицательно покачал головой.

– Думаю, лучше сразу же позвонить маме в Нью-Йорк. Она нужна нам здесь. Она должна быть рядом с Хлоей и Тамарой.

– Да, ты, наверное, прав. – Ленор посмотрела на лежащих в крови женщин и закусила губы, чтобы не зарыдать. – Кто мог это сделать?

Не дождавшись ответа Гидеона, она сказала:

– Может быть, стрелял этот человек? Тебе он незнаком?

– Откуда? Могу одно сказать: уж он-то точно мертв.

– Что нам надо сделать? Может быть, рискованно терять эти минуты? – нервно спросила Ленор, коснувшись его руки, словно пытаясь облегчить его боль.

– Вряд ли мы с тобой что-нибудь можем сделать. «Скорая» уже выехала.

Гидеон поднял с пола опрокинутый стул, посмотрел на часы.

– Двенадцатый час, значит, в Нью-Йорке около шести. Я должен позвонить маме.

Он поднял трубку, затем тут же опустил ее.

– Ленор, в любой момент может вернуться Найгел. Надо встретить его на улице: не хочу, чтобы он неожиданно вошел сюда да еще с детьми.

– Господи! Как же я не подумала!

Ленор посмотрела в окно.

– Когда они вернутся, я заберу Агнес с детьми к нам в Линденхилл.

– Ты права, так будет лучше всего, – согласился Гидеон.

Он снова снял трубку и набрал номер Стиви в Нью-Йорке. Она ответила сразу. Гидеон постарался говорить как можно спокойнее.

– Привет, мам, это Гидеон.

– Здравствуй, дорогой, я тебя узнала. Рада тебя слышать, – отозвалась Стиви. – Ты сейчас в Эсгарт-Энде? Как у вас дела?

Не отвечая на ее вопрос, он спросил:

– Я не разбудил тебя?

– Нет, я проснулась в пять утра и так и не сплю, – она засмеялась. – Я даже кофе успела выпить.

– Мама, я… – Гидеон остановился. Он не знал, что сказать.

– Гидеон? Почему ты молчишь? Ты здесь? Ты меня слышишь?

– Да. – Он чувствовал комок в горле. – Ты понимаешь, у нас тут…

– Что случилось? – спросила Стиви обеспокоенно. – Что-то плохое? Я же слышу по твоему голосу. Что, Гидеон?

– Мама, я думаю, тебе нужно прилететь сюда, в Йоркшир. Ты успеешь на рейс восемь сорок пять. Я подготовлю частный самолет, чтобы тебя встретили в Хитроу и сразу же доставили сюда.

– Гидеон, ради бога! Что произошло? Скажи мне, наконец!

Гидеон наконец решился.

– В это трудно поверить, но здесь сегодня была стрельба… Ты не пугайся, они живы… То есть Хлоя и Тамара. Сейчас приедет «Скорая».

– О боже! Что случилось?

– Мама, я не знаю. Нас здесь не было, они были одни в доме.

– Дай я поговорю с Найгелом.

– Я же говорю тебе, его здесь пока нет, мама. Он с детьми и Агнес поехал в Рипон. А мы с Ленор только что приехали, всего несколько минут назад. И мы нашли Хлою и Тамару… Найгел еще ничего не знает.

– Они живы, Гидеон? Ты не обманываешь меня? – Голос Стиви дрожал.

Он чувствовал, с каким трудом Стиви удерживается от слез.

– Честно, мам, они живы. Честное слово.

– Что с ними случилось? В них стреляли? Почему, кто это сделал? Бред какой-то!.

– Я не знаю. Сейчас приедет полиция. Хлоя и Тамара выкарабкаются, я уверен.

– Господи, только бы они продержались до врача! Девочки мои! Хлоя! Тамара! – Стиви оборвала себя: – Все, Гидеон, не будем терять время, если только тебе больше нечего сказать мне.

– Ты права, ма. Мы ждем тебя здесь.

– Позвони бабушке и Дереку. Расскажи им все осторожно и попроси Дерека заказать мне самолет на сегодняшний вечер. Я вылечу на «Конкорде» в восемь сорок пять, чего бы это мне ни стоило. Держи связь с Дереком, скажешь им, в какую больницу увезут Хлою и Тамару, чтобы я сразу знала, куда ехать. Я буду звонить Блер. – Стиви не могла больше говорить.

– Мама, все будет хорошо. Они выдержат, – снова повторил Гидеон, в душе молясь, чтобы это оказалось правдой.

– Да, – только и смогла выговорить Стиви и повесила трубку.

Гидеон тревожился за Стиви. Он представил себе, как она будет лететь одна со своими страхами и тревогой. Словно читая мысли Гидеона, Ленор сказала:

– Твоя мать – сильная женщина, Гид. Она сможет выдержать гораздо больше, чем другие. Надо молиться, чтобы Тамара и Хлоя не были серьезно ранены. Господи, да сколько же будет тащиться эта чертова «Скорая помощь»?!

– Слушай, Ленор, я больше не могу бездействовать…

– Подожди, – остановила его Ленор. – Приехал Найгел с детьми. Надо выйти к нему.

Когда джип Найгела остановился у дверей, Ленор и Гидеон были уже на пороге.

Выйдя из машины, Найгел увидел незнакомый автомобиль и удивленно спросил:

– У нас гости? Кто это?

Гидеон взял брата за руку и отвел в сторону. Ленор в это время склонилась к опущенному стеклу машины и заговорила с детьми, не давая им выйти.

– Послушай, Найгел, тут кое-что произошло, пока всех не было. Стрельба… – начал Гидеон.

– Черт побери! Тамара? Хло? – Найгел попытался высвободить руку из цепких пальцев брата.

Не ослабляя усилий, Гидеон продолжал сдерживать брата:

– Они живы. Я уже позвонил в больницу, они сейчас здесь будут. Держи себя в руках и не пугай детей.

– Пусти меня, Гидеон! Я хочу видеть Тамару! – Найгел снова бешено рванулся к дому.

– Нет! Подожди, послушай меня. Ленор сейчас увезет детей и Агнес в Линденхилл, им здесь делать нечего. Зрелище, прямо скажем, не для детских глаз. Она покормит их и займет чем-нибудь. Дети останутся у нее столько, сколько понадобится.

Найгел непонимающе смотрел на брата, потом перевел взгляд на детей, все еще сидящих в джипе и болтающих с Ленор. Он обреченно кивнул. С трудом овладев собой, он вернулся к джипу и сказал, наклонясь к окну:

– Ленор хочет пригласить вас и Агнес к себе в гости, малыши. На обед. У нас с мамой пока дела. Согласны?

– Я хочу показать маме новый мячик, – сказал Арно.

– Хочу к маме, – захныкала Натали.

– Обязательно покажешь, когда вернетесь. А ты, Натали, перестань хныкать, ты же большая девочка. Ведите себя хорошо. – Найгел поцеловал детей, из последних сил стараясь сохранить самообладание.

Он взглянул на Агнес и увидел вопрос в ее глазах.

– Леди Армстронг все объяснит вам, Агнес. Позаботьтесь о детях.

– Конечно, мистер Джардин, – взволнованно сказала Агнес.

Найгел бросился в дом. Гидеон побежал за ним.

– Позвони мне, Гид, – крикнула ему вслед Ленор.

– Хорошо, дорогая, – ответил он на бегу, догоняя брата.

У двери Гидеон успел схватить Найгела за руку и задержать.

– Подожди, Найгел… Там много крови…

Найгел замер у дверей.

– Можешь ты мне наконец сказать, что здесь произошло? – спросил он снова дрожащим голосом, входя в кухню.

Секунду он стоял неподвижно, словно не мог поверить увиденному, затем бросился на колени рядом с Тамарой и взял ее руку, пытаясь нащупать пульс. Глаза его наполнились слезами. Он тихо повторял:

– Дорогая, только не умирай, не покидай меня, любимая…

Найгел приблизился к сестре.

– Не трогай ее, Найгел, – сказал Гидеон. – Ты можешь повредить ей.

– Что же это? И где наконец врачи?

– Они будут с минуты на минуту. – Гидеон посмотрел на часы. – Сейчас одиннадцать тридцать. Я позвонил в больницу, как только мы приехали сюда. Они сказали, что дорога займет от тридцати пяти до сорока минут. Ближайшая больница в Хэррогейте.

Найгел осторожно опустил руку Тамары и встал. Его лицо побелело, а голубые глаза стали темными от волнения. Он сказал Гидеону:

– Этот мужчина рядом с ней… Насколько я понимаю, это ее бывший муж?

Гидеон кивнул, соглашаясь.

– Мне тоже показалось, что это он… Но мы не можем быть уверены…

– Но почему? – хрипло сказал Найгел, глядя на брата. Его глаза снова были полны слез. – Почему, Гидеон? Что ему было нужно? Зачем он это сделал?

Гидеон пожал плечами.

– Кто знает? Может быть, он все еще любил Тамару и не мог пережить то, что она ушла от него и живет счастливо? Кто знает, это месть, обида или ненависть больного человека?!

Он замолчал, вспомнив Марго Сондерс и все ее угрозы. Подойдя к Найгелу, он обнял брата за плечи.

– Сядь, Найгел. Скоро приедут врачи, и все будет хорошо.

Гидеон силой усадил Найгела на стул.

– Как ты думаешь, Гид, когда это случилось? Сколько уже прошло времени?

– Я уехал отсюда в Линденхилл сразу после тебя, в начале десятого, а вернулся вместе с Ленор около одиннадцати. Это могло случиться прямо перед нашим возвращением.

– С каждой минутой все меньше надежды на благополучный исход! Господи, почему мы ничего не можем сделать!

Найгел встал в нетерпении.

– Найгел, они приехали! Я слышу шум моторов.

Гидеон поспешил к выходу, чтобы встретить врачей.

Три машины медицинской помощи и три полицейские машины тормозили у входа. Полицейские и врачи подошли к дому одновременно.

– Где пострадавшие? В доме? – Санитары с носилками уже устремились к дому.

– Да. Девушка ранена в голову, а моя невестка, кажется, в грудь. Там очень много крови…

К Гидеону подошел один из полицейских.

– Мистер Джардин? – спросил он, внимательно глядя на Гидеона.

Он кивнул и протянул руку.

– Гидеон Джардин. Мой брат Найгел – хозяин этого дома – с пострадавшими, сержант. – Гидеон указал на чужой автомобиль. – Эта машина, по-видимому, принадлежит мужчине, который стрелял.

– Проверим. Давайте пройдем в дом, мистер Джардин, и попробуем восстановить картину случившегося, – сказал сержант. – Прошу вас, мистер Джардин.

 

25

Рейс из Нью-Йорка опоздал на несколько минут, но уже около шести вечера самолет со Стиви на борту приземлился в лондонском аэропорту Хитроу.

Она была первой пассажиркой, сошедшей по трапу, первой прошла паспортный и таможенный контроль и вскоре уже была в зале прилета.

Оглядев толпу встречающих, Стиви тут же нашла среди них Блер, стоящую у ограждения и машущую ей рукой. Через минуту мать и дочь уже обнимали друг друга.

В ответ на встревоженный взгляд Стиви Блер сказала:

– Она жива, детка. Они обе живы.

Стиви с облегчением выдохнула.

– Слава богу! Не стану тебе рассказывать, что я пережила во время полета. Я умирала от страха.

– Могу себе представить, – ответила Блер.

– А где Дерек, мама?

– Ждет нас в заказанном самолете. Ты же знаешь, что происходит, когда он открыто появляется в общественных местах. Поэтому он старается не вылезать. Мы решили, что лучше всего, если он подождет нас прямо в самолете. Но давай поспешим, Стиви, самолет уже на взлетной дорожке, он готов вылететь в Йоркшир немедленно. Там и поговорим.

Через пятнадцать минут они уже заняли места в салоне «Гольфстрима IV». После набора высоты стюардесса принесла горячий чай с лимоном для Блер и Стиви и виски со льдом для Дерека. Как только они остались одни, Стиви попросила:

– Теперь расскажите мне все. Сначала об их состоянии, а потом что же все-таки случилось. Как Хлоя?

– Она все еще не пришла в сознание, Стиви. Она в коме с тех пор, как ранена. Пуля задела мозг.

– Боже! Только не это! Этого просто не может быть! Девочка моя бедная! – вскрикнула Стиви и зажала себе рот ладонью.

Через секунду она спросила:

– И что собираются делать врачи?

– Они уже сделали все, что могли, – ответил Дерек, положив ей руку на плечо и пытаясь ее успокоить. – Операция уже закончилась.

– Им удалось извлечь пулю? – нетерпеливо перебила его Стиви.

– Да. Операция длилась почти три часа. Хлою оперировал один из лучших нейрохирургов страны и, наверное, мира, мистер Лонгдон. Сейчас Хлоя в Лидсе, в лучшей больнице Йоркшира. В отделении интенсивной терапии.

– А Тамара? Как она?

– Тамара там же. Она ранена в грудь. Несколькими пулями. Пули тоже удалось извлечь, но и Тамара пока без сознания. И очень слаба. Она потеряла много крови.

– Они выдержат, Дерек? Они будут жить?

– Мы надеемся, дорогая. Мы молимся за них.

Блер взяла руку дочери и сжала ее.

– Все будет хорошо, Стиви. Я чувствую это. Верь и молись, и все будет хорошо.

Стиви только кивнула в ответ – говорить она не могла. Через некоторое время она прошептала:

– Значит, они не в Хэррогейте. – Она закусила губу. – Ну, может, это и к лучшему, ведь Лидс – крупный медицинский центр.

Дерек кивнул:

– Вот именно. Сначала их отвезли в Хэррогейт, но из-за серьезности положения пришлось срочно вызвать вертолет и переправить их в Лидс. Все было сделано очень оперативно. В два часа их обеих уже подготовили к операции.

Стиви кивнула.

– Не забывай, что это одна из лучших больниц в Европе. Там самое современное оборудование. Для наших девочек сделают все, что возможно.

Наступило напряженное молчание. Через несколько минут Стиви снова спросила:

– А родители Тамары? Кто-нибудь сообщил им? Они собирались уехать на Пасху. Кажется, на Дальний Восток или в Китай, я сейчас уж и не вспомню.

– Они и уехали, – сказала Блер. – Гидеон просил Брюса послать факс на теплоход. Найгел вспомнил, что именно в пятницу они прибывают в Гонконг и пробудут там несколько дней.

– А как чувствует себя Брюс? – спросила Стиви у Дерека.

– Как можно себя чувствовать в таких обстоятельствах?! Конечно, его это ужасно потрясло, он хотел сегодня лететь с нами, но я сказал, что будет лучше, если он приедет завтра. Мы уже заказали ему номер в «Квинс». Мы все там остановимся.

– Гидеон разыскал Майлса в Париже, он остановился в «Плаза Атене». Майлс сразу вылетел сюда. Он, наверное, уже в Лидсе, – сказала Блер.

– Найгел, должно быть, в ужасном состоянии. – Стиви покачала головой. – Он просто обожал Тамару. Представляю себе, в каком он отчаянии. А где малыши, мама? – Стиви повернулась к Блер.

– Ленор забрала Арно и Натали к себе в Линден-хилл, как только они приехали из Рипона в то утро. Ленор даже не дала им выйти из машины. Они там вместе с Агнес. Агнес – молодец, она все понимает и оказывает большую помощь. Сегодня она ездила в Эсгарт-Энд за вещами и игрушками. Пока мы не вернемся в Лондон, дети будут в Линденхилле.

– Да, это самое лучшее, что можно придумать, – согласилась Стиви.

– Я разговаривал с Ленор в пять часов, – сказал Дерек. – Когда мы с Блер приехали в аэропорт. Она и сказала мне о состоянии Хлои и Тамары. Гидеон попросил Ленор быть все время около телефона в Линденхилле. У нее будет вся информация, и через нее мы все держим связь.

Стиви кивнула. Она поерзала в кресле, выпрямилась, затем снова нервно откинулась на спинку. Через минуту она тихо сказала Дереку:

– Я так поняла, что никто точно не знает, что же на самом деле произошло? Почему началась стрельба? И кто это сделал?

– Поскольку обе наши девочки без сознания, они ничего не могли рассказать ни Найгелу с Гидеоном, ни полиции. Однако мужчина, который стрелял в них, опознан. Это бывший муж Тамары. Серджио Манцони.

– Какой ужас! Но почему? Зачем он стрелял? Я знаю, что Тамара уже несколько лет ничего не слышала о нем. Он уехал куда-то далеко, кажется, в Японию, или вернулся к себе на родину.

– Да, именно это Найгел сказал Гидеону и полицейским. Они с Тамарой ничего не знали о нем. – Дерек тяжело вздохнул. – Теперь уж мы вряд ли узнаем, почему он это сделал.

Стиви закрыла глаза. Хлоя и Тамара могут умереть, сейчас она поняла это с ужасающей ясностью. Блер с Дереком просто стараются держаться и не пугать ее. У Дерека это получается, он ведь, в конце концов, не просто актер, он великий актер. Ее мать, вот кто выдает положение дел. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять это. Опасность очень велика, в этом Стиви теперь не сомневалась.

Появившаяся стюардесса объявила, что самолет идет на посадку. Стиви открыла глаза и взглянула на часы. Было двадцать минут восьмого.

К восьми часам они были в больнице, где их уже ожидал Майлс. Как только Стиви вместе с Блер и Дереком вошла в зал для посетителей, он подбежал к ней. На его лице были и боль, и сочувствие, и отчаяние.

– Привет, мам, – сказал он, крепко обнимая Стиви.

На минуту ей стало легче в кольце его теплых надежных рук. Заглядывая сыну в глаза, Стиви требовательно спросила:

– Скажи мне правду, Майлс, Хлоя будет жить?

– Да, думаю, она выживет. Я так понял, что операция прошла удачно и пулю извлекли. Но лучше поговори с ее нейрохирургом. Он недавно смотрел Хло и ждет тебя в своем кабинете.

– Тогда пойдем скорей.

– Конечно, ма.

Майлс наскоро поздоровался с Блер и Дереком, открыл дверь и повел их на встречу с врачом.

В коридоре Стиви взяла сына за руку и спросила:

– А Тамара? Она выживет?

– Надежда есть. Тамара тоже в интенсивной терапии. Теперь все зависит от того, хватит ли у нее сил. Она лежит здесь же, но в другом крыле. Там Найгел. С ним Гидеон для поддержки. После того, как ты поговоришь с мистером Лонгдоном и увидишь Хло, я провожу тебя к Найгелу. Там ты все узнаешь о Тамаре, если захочешь, сама поговоришь с хирургом, который оперировал ее.

Стиви кивнула. Через минуту они уже входили в кабинет.

– Доктор Лонгдон, – представился врач, вставая и протягивая руку. – Миссис Джардин, сэр Дерек и леди Райнер. Приятно познакомиться. – После рукопожатий доктор сказал: – Мне очень жаль, что мы встретились при столь трагических обстоятельствах. Садитесь, пожалуйста.

Стиви сказала дрогнувшим голосом:

– Позвольте поблагодарить вас, мистер Лонгдон, за все, что вы сделали для моей дочери.

Врач наклонил голову в знак признательности.

– Я хотел бы подробнее описать вам ситуацию, чтобы вы представляли себе, что происходит. Сначала о ране. Пуля пробила левую часть лобной кости под углом сорок пять градусов. Она вошла в голову над бровью. Раздроблена и скула. – Он замолчал, ожидая вопросов от Стиви. Она кивнула:

– Продолжайте, пожалуйста, мистер Лонгдон.

– Я оперировал вашу дочь сразу же, как ее доставили в больницу. Нельзя было терять ни минуты – состояние ее было угрожающим. Область повреждений была значительной. Мисс Джардин получила серьезную мозговую травму. Я следовал траектории пули. Вначале я удалил осколки кости, затем поврежденную ткань мозга, тромбы и, наконец, саму пулю. Операция длилась три часа, миссис Джардин, но мы можем с уверенностью утверждать, что ее результаты были весьма и весьма удовлетворительны.

– Спасибо за разъяснение, мистер Лонгдон, но я бы хотела понять, почему Хлоя до сих пор находится без сознания.

– Потому что травма очень серьезная, миссис Джардин. Ваша дочь будет выходить из коматозного состояния очень медленно. На это потребуется дней десять.

– Но она выйдет из комы? Вы можете это гарантировать? – спросил Дерек.

После легкого, почти незаметного колебания доктор сказал:

– Она должна, сэр Дерек. Я очень надеюсь на это. Но, как я уже сказал, она будет выходить из коматозного состояния очень медленно. Сначала ему на смену придет так называемое «сумеречное сознание», это более стабильное состояние, и только потом мы сможем ожидать полного возвращения к жизни.

– А как долго она пробудет в интенсивной терапии? – спросила Стиви.

– Еще по крайней мере двое суток, миссис Джардин. Может быть, и дольше.

– А существует вероятность, что моя дочь не выйдет из комы, мистер Лонгдон?

– Вообще говоря, такая вероятность всегда существует, с любым пациентом. Но в отношении мисс Джардин у меня более благоприятный прогноз.

– Скажите, эта рана отразится на ее умственных способностях? – спросила Стиви, выражая вслух свои худшие опасения.

– Не думаю, – коротко и осторожно сказал хирург.

Стиви продолжала смотреть на него, почувствовав в его тоне что-то, что она не смогла точно уловить. Ей показалось, что он смягчает картину, описывая состояние Хлои. Стиви уже открыла рот, чтобы прямо спросить его об этом, но передумала. Вместо этого она сказала:

– Мы можем увидеть Хлою, мистер Лонгдон?

– Конечно, можете, миссис Джардин. Я сам провожу вас к ней. Пойдемте.

Все последовали за доктором и через несколько секунд уже входили в отделение.

– В палату всем вместе лучше не входить, пусть сначала зайдет кто-нибудь один, – строго сказал врач.

Доктор Лонгдон открыл дверь в палату Хлои и пропустил Стиви вперед. Войдя вслед за ней, он прикрыл дверь.

Стиви бросилась к кровати дочери, стараясь ступать как можно тише. Когда она увидела Хлою, ее горло сжалось и ей пришлось крепко зажмуриться, чтобы удержать слезы.

Лицо Хлои было неестественно бледным, а тело – абсолютно неподвижным. Повязка на голове и две капельницы. Она выглядела совершенно беспомощной.

Едва держась на ногах, Стиви собралась с силами и повернулась к хирургу. Прекрасно понимая ее состояние, доктор сказал:

– Скорость, с которой она восстанавливается после операции, внушает мне надежду. Все будет хорошо, миссис Джардин. Я говорю это как врач. Поверьте, в моих устах это не пустые слова.

– Она вне опасности?

– Понимаете, нельзя коротко ответить на этот вопрос. Позвольте мне объяснить. Травма обширная – мельчайшие осколки костной ткани могли попасть в кровеносную систему, не исключено появление тромбов. Как вы заметили, ваша дочь подключена к аппарату искусственного дыхания. Мы следим за всеми показателями, чтобы немедленно принять меры в случае малейших осложнений. Пока все идет нормально.

– Я знаю, что вы делаете для нее все, что возможно, и она в хороших руках.

Стиви снова посмотрела на белое лицо дочери. Она взяла ее руку, наклонилась и поцеловала холодную щеку.

– Она не знает, что я здесь, мистер Лонгдон?

– Мы не можем точно ответить на этот вопрос. Может быть, и знает. – Его глаза были полны сочувствия.

Наконец Стиви на цыпочках вышла из комнаты. За ней в палату вошла Блер, а после нее Дерек.

Вскоре после этого Стиви входила в холл для посетителей в другом крыле больницы. Там сидели Найгел и Гидеон. Дерек и Блер следовали за ней.

Братья встали, увидев своих родных. Стиви побежала прямо к Найгелу, раскинув руки. После секундного колебания он бросился в ее объятия. Стиви нежно гладила его по спине, прижимая к себе и шепча что-то утешительное ему на ухо.

– Я с тобой, Найгел. Все будет хорошо. Мы сделаем все, что сможем.

Неожиданно самообладание оставило его, и Найгел зарыдал.

– Мама. Я не знаю, что мне сделать для нее. Она там… Как неживая… Я так люблю ее, мама. Я не хочу, чтобы она умерла.

– Милый! Мы должны быть сильными, только тогда мы сможем помочь Тамаре. Мы будем вместе молиться. Я тоже люблю Тамару. Успокойся, и пойдем к ней.

Постепенно успокаиваясь, Найгел взял себя в руки, обнял Блер, поздоровался с Дереком и повел всех к Тамаре. Они прошли в хирургическое отделение, затем сестра ввела Найгела и Стиви в палату интенсивной терапии. Гидеон остался в коридоре с Дереком и Блер.

Когда Стиви увидела Тамару, без сознания на больничной койке, ее сердце зашлось от пронзительной боли. Стиви задержала дыхание. Молодая женщина была так же бледна и неподвижна, как Хлоя, но что-то подсказало Стиви, что надежды нет. Она нагнулась над своей невесткой, почти дочерью, взяла ее холодную, безжизненную руку, погладила по прелестным волосам. Как ей хотелось надеяться, что она ошиблась! Только бы не выдать себя. Не показать Найгелу, что она чувствует дыхание смерти.

Стиви повернулась к сыну, взяла его за руку и вывела из палаты. После этого Дерек и Блер зашли, чтобы увидеть Тамару.

Подойдя к матери, Гидеон заботливо спросил:

– Как ты, мама? Ты нормально себя чувствуешь?

Не ожидая ответа, он обнял Стиви и поцеловал ее в щеку.

– Все нормально, Гидеон. Хорошо, что вы с Майлсом здесь, с нами. А где Ленор? Она все еще в Линденхилле?

– В данный момент она едет в Лидс. Натали и Арно уже поужинали, и Агнес укладывает их спать. Я разговаривал с Ленор пару минут назад. Не волнуйся о детях, с ними все в порядке.

Найгел сказал глухим голосом:

– Она не вытянет, мама? Тамара не выживет? Я знаю, что ты тоже это поняла: это было написано у тебя на лице.

– Мы не можем этого знать, Найгел. Мы должны надеяться. Я просто очень боюсь за Тамару. Это и было у меня на лице. Тамара – молодая и сильная. Она будет бороться. А сейчас я хотела бы поговорить с хирургом, который ее оперировал.

– Пойдем к нему.

– А я останусь с бабушкой и Дереком, – сказал Гидеон.

И через несколько минут Найгел и Стиви уже входили в кабинет хирурга.

– Мистер Джардин! – воскликнул врач. – Я как раз собирался зайти к вашей жене взглянуть на нее.

– Это моя мать, Стиви Джардин, – представил Найгел. – Мама, это мистер Уильям Тилден, хирург, который оперировал Тамару.

После того как они пожали друг другу руки, Стиви сказала:

– Спасибо за все, что вы сделали для моей невестки, мистер Тилден. Я так поняла, что она очень тяжело ранена?

Тилден кивнул.

– Да, ранения очень серьезны, миссис Джардин. Пулевые отверстия в грудной клетке и в области живота. К сожалению, имели место множественные внутренние кровоизлияния и большая потеря крови. Мы сделали переливание крови, и теперь все будет зависеть от ее состояния в ближайшие часы.

– Моя жена умрет? – не выдержал Найгел.

– Этого никто не знает, мистер Джардин. Я полагаю, что у нее есть шансы на выживание. Она молода, у нее крепкое здоровье.

– Но она в критическом состоянии?

– Да, – тихо, но твердо подтвердил хирург.

 

26

Поздним вечером того же дня они сидели за столом в ресторане при отеле «Квинс»: Стиви, Дерек и Гидеон.

Блер, измученная волнениями и перелетом, отказалась от еды и ушла спать. Найгел и Майлс последовали ее примеру. Ленор уехала обратно в Линденхилл, проведя с ними не больше получаса.

Стиви вертела в руках сандвич с курицей и никак не могла решиться поднести его ко рту: даже мысль о еде вызывала у нее отвращение. Вся ее воля была истрачена на чай: ей удалось влить в себя целую чашку.

Наконец она прервала долгое, наполненное мучительными мыслями молчание, обратившись к Гидеону:

– Ради всего святого, может мне кто-нибудь объяснить, зачем этот Манцони стрелял в них? Откуда он вообще взялся после стольких лет?

Гидеон отрицательно покачал головой и с тревогой посмотрел на мать.

– Боюсь, мы никогда этого не узнаем, мама. Мне кажется, когда они придут в сознание, они тоже не смогут объяснить его безумный поступок. Конечно, они расскажут, что происходило, когда он приехал, что он говорил, как себя вел…

– Скорее всего он был не вполне здоров психически, – вмешался Дерек. – Нормальный человек не приходит в дом, чтобы хладнокровно застрелить двух женщин, одну из которых он даже никогда раньше не встречал. Может быть, его сумасшествие было связано с Тамарой.

– Такие неуравновешенные люди очень опасны, – сказал Гидеон, снова вспоминая Марго и бросая обеспокоенный взгляд на Стиви.

Стиви нахмурилась и откинулась на спинку стула. Немного подумав, она снова спросила:

– Но почему Серджио Манцони считал, что Тамара его обидела или оскорбила? Их супружество продолжалось всего несколько месяцев, когда Тамаре было только восемнадцать. И Тамара не видела его много лет. Найгел мне сказал это в больнице. Раньше он не любил говорить об этом. – Стиви покачала головой. – Зачем он снова ворвался в ее жизнь после всех этих лет?

– Кто знает, мама! Кстати, чтобы чувствовать себя оскорбленным, совсем необязательно видеть этого человека или общаться с ним. Обида живет в больном мозгу как навязчивая идея и вытесняет разум.

Дерек кивнул.

– Гидеон прав, Стиви. – Он немного помолчал, сделал глоток кофе и продолжил: – Когда я говорил с Найгелом сегодня вечером, он рассказал мне, что в Токио Манцони собирался жениться на японке. Все эти годы Серджио не терял связи с родителями Тамары, они и сообщили ей о намечающейся свадьбе бывшего мужа года два назад.

– Вероятно, между ним и этой женщиной что-то произошло, в результате случился весь этот кошмар, – подумал вслух Гидеон.

– Мы можем только гадать, – сказал Дерек. – Это занятие абсолютно бессмысленное, может быть, и опасное.

– Ты прав, Дерек, – согласилась Стиви и перевела разговор на другую тему. – Мне сказали, что родители Тамары получили факс Брюса и завтра прилетают в Лондон. Слава богу, что скоро они будут рядом с дочерью.

Гидеон задумчиво сказал:

– Мне кажется, что-то вывело Манцони из равновесия и он зациклился на мыслях о Тамаре. И поэтому он разыскал ее адрес и приехал. В полиции мне сказали, что до приезда в Йоркшир он всего несколько дней пробыл в Англии. Они нашли в его чемодане билет на самолет, паспорт и документы на аренду машины.

– Значит, нет никаких сомнений, что это был именно Серджио Манцони? – спросила Стиви.

– Никаких, мама. – Гидеон посмотрел на часы. – Сейчас уже половина одиннадцатого, ты не хочешь пойти отдохнуть?

– Спать я не хочу. По нью-йоркскому времени еще только половина шестого вечера. Но, честно говоря, я совершенно измучена.

– Ничего удивительного.

Гидеон встал со стула, наклонился и поцеловал Стиви в щеку, затем опустил руку на плечо Дерека и сказал:

– Я пошел спать.

– Спокойной ночи, дорогой. – Стиви попыталась улыбнуться сыну. – Надеюсь, завтра нас ждут хорошие новости.

– Спокойной ночи, Гидеон. Спасибо, что составил нам компанию.

Дерек тоже встал и обнял внука. Когда они остались вдвоем, Дерек взглянул на Стиви и покачал головой.

– Ты не съела ни кусочка. Может быть, заказать что-нибудь другое, более аппетитное?

– Спасибо, Дерек. Ты такой заботливый. Но я не хочу есть. Думаю, мне лучше выпить. Коньяку. Меня что-то трясет. Коньяк меня согреет.

– Я тоже, пожалуй, выпью.

Дерек помахал официанту и сделал заказ. Вскоре официант появился с двумя рюмками «Курвуазье» на подносе.

Откинувшись на спинку стула, Стиви попробовала коньяк, пытаясь расслабиться. Но ей это не удалось. Неожиданно она тихо сказала:

– Ты веришь в предчувствия, Дерек? Понимаешь, я имею в виду предвидение катастроф, несчастий…

– И ты меня об этом спрашиваешь? Я ведь из Уэльса, настоящий кельт до мозга костей. Конечно, я верю в предчувствия. В приметы, в знаки. В духов и привидения. Все, что могло происходить во времена Мерлина, может происходить и сейчас. Все это в моей кельтской крови. Но почему ты спросила?

– В среду после обеда, накануне Дня Благодарения, я пошла погулять по полям вокруг Романи-холла. Вдруг погода резко изменилась, неожиданно поднялся туман. Я вспоминала Эсгарт-Энд и йоркширские вересковые пустоши, мне даже показалось, что на какое-то мгновение я перенеслась туда. Неожиданно мне стало холодно, меня начала бить дрожь, и я испытала чувство огромной потери, глубокого горя, которое ужасно напугало меня. Все это мне абсолютно не свойственно.

– Да, это на тебя не похоже.

– Позже, в доме, я испытала тот же холод и ту же боль. Я отогнала странные предчувствия, решила, что это просто глупость. Даже посмеялась над собой… – Стиви оборвала фразу и молча смотрела на Дерека.

Он кивнул:

– Продолжай.

Стиви увидела, что отчим серьезно воспринимает то, что она говорит, и продолжила:

– С того самого дня со мной постоянно случались разные неприятности. Они были и мелкие, и крупные. Если бы я обратила на это внимание, попыталась что-нибудь сделать!

Дерек нахмурился.

– Ты ничего не могла бы сделать, Стиви. Человек не может бороться с судьбой. Ты сама знаешь это, я ведь всегда это говорил.

– Да, ты говорил мне, и я думаю, что ты прав. Дерек ненадолго задумался. Он отпил коньяк, затем тихо сказал:

– В этом мире много странного. Мы столького не понимаем и не можем объяснить…

…Перед отлетом в Йоркшир Блер заехала на квартиру к Стиви и собрала для нее необходимые вещи: ведь дочь вылетела из Нью-Йорка без багажа. И теперь, добравшись наконец до своего номера в «Квинс», Стиви распаковывала чемодан.

Разложив все по местам, она позвонила Брюсу в Лондон. Стиви знала, что он ждет этого звонка.

– Извините, что я так поздно. Я знаю, что сейчас почти полночь, – сказала она, когда Брюс ответил на звонок. – Дело в том, что я надеялась к этому времени иметь хоть какие-нибудь новости, но, к сожалению, в состоянии наших девочек пока нет никаких перемен.

– Все в порядке, Стиви. Звони в любое время. Вряд ли я сегодня смогу заснуть. Ты говоришь, нет перемен? Значит, Хлоя все еще в коме?

– Увы!

– А как Тамара?

– Так же. Состояние критическое.

– Понимаю.

– Может быть, завтра что-нибудь изменится, Брюс. Я сразу позвоню вам…

– Нет-нет, Стиви, не нужно мне звонить. Завтра я сам приеду к вам в Лидс. Поезд отходит около восьми утра и прибывает в Лидс через два часа.

– Хорошо, Брюс. Я буду в это время в больнице. Берите на вокзале такси и приезжайте прямо туда. Дорога займет не больше десяти минут.

– Я уже заказал себе машину с шофером. Думаю, так будет удобнее. Машина может нам понадобиться. Номер в «Квинс» для меня уже заказан.

– Я вижу, что вы обо всем позаботились.

– Да, не волнуйся, все будет в порядке.

– А что слышно о родителях Тамары? Они должны прилететь в Хитроу завтра вечером. Кто…

– Это тоже улажено, – перебил ее Брюс. – В аэропорту их будет ожидать машина с шофером, которая привезет их в «Кларидж». Там для них заказан номер.

– Спасибо вам за заботу, Брюс. Я представляю себе, как они будут взволнованы и измучены поездкой. Большое спасибо, вы обо всем подумали. Что ж, тогда до завтра?

– Спокойной ночи, Стиви, постарайся уснуть. Тебе понадобятся силы. До завтра.

Повесив трубку, Стиви приняла ванну и собралась лечь в постель. Но она поняла, что не сможет уснуть, и решила привести в порядок мысли с помощью дневника.

Стиви устроилась за столом, глядя на страницу, заполненную вчера. Как резко изменилась ее жизнь за этот короткий промежуток времени. Стиви прочла несколько строк о планируемой поездке в Париж на следующей неделе.

«Нужно отменить эту поездку, – отметила она мысленно. – Не забыть позвонить об этом Андре».

Андре был одним из самых близких друзей. И он имел право знать о том, что произошло. Андре обожал Хлою, свою крестную дочку. И восхищался Тамарой. Да, он должен знать обо всем.

Наконец Стиви, как всегда, начала свою запись с указания времени и места.

Страстная пятница, 1997 год Лидс

Кажется, именно сегодняшний день – худший в моей жизни. Мне многое пришлось пережить: ужасную, безвременную смерть Ральфа, трудные отношения с его родителями, долгое женское одиночество, рождение незаконного ребенка без отца. Но все это невозможно даже сравнивать с чудовищными событиями, которые произошли сегодня утром.

Моя чудесная любимая доченька, моя маленькая Хлоя, лежит в коме, из которой она может никогда не выйти, и я ничего не могу сделать для нее. И моя невестка, Тамара, тоже в критическом состоянии, на грани жизни и смерти.

Я абсолютно беспомощна. Как это могло случиться в моей жизни?! Ведь я всегда могла управлять любой ситуацией. Я так хорошо умею все устроить, взять на себя все трудности. А сегодня, когда это умение было бы, как никогда, кстати, я сижу здесь в бездействии, не в силах что-либо изменить.

Я не врач. И спасти их может чудо. Пасхальное чудо воскрешения. Я никогда не была истово верующей, но я верю в Бога, всегда старалась быть достойным человеком и делать добро.

Сегодня я много молилась. Я надеюсь, что Бог услышит мои молитвы. Может быть, уже услышал. Иногда Бог посылает нам свои чудеса через людей. Доктор Лонг-дон. Доктор Тилден. Это хорошие люди и хорошие врачи. Хирурги от Бога. Я надеюсь, что они спасут моих девочек. Мои любимые доченьки. Я всегда относилась к Тамаре как к родной дочери, с тех пор как они с Найгелом поженились. Я полюбила ее с первого взгляда. Такая милая, изящная, добрая… Идеальная женщина. Прекрасная жена для Найгела. Самая лучшая мать. Я горячо благодарила Бога за то, что он послал Найгелу Тамару.

Но сегодняшний день совершенно изменил нашу жизнь. Каким хрупким оказалось наше спокойствие, наше благополучие. Откуда в тихих вересковых пустошах Йоркшира появился этот сумасшедший с пистолетом? Это настолько невероятно, что я все еще не могу умом в это поверить.

Я всегда считала, что сама распоряжаюсь своей жизнью. Но это не так. Это не так для всех людей. Мы все уязвимы и беззащитны. Мы – мишени. Все, что угодно, может случиться с нами, и мы не можем ничего изменить. Мы – жертвы чудовищного века, в котором живем, – когда на каждом углу можно купить пистолет. Это очень страшно. Я никогда раньше об этом не думала, но оказывается, что совершенно чужой человек может разрушить нашу жизнь по причине, которой он, наверное, не знает сам.

Я должна быть сильной. Это нужно всем. Особенно маме и Брюсу, а еще родителям Тамары, когда они приедут. И я нужна Найгелу. Господи, помоги всем нам, не дай им умереть!

Стиви захлопнула дневник, убрала его и закрыла портфель.

Ее разбудил оглушительный звонок телефона. Стиви моментально стряхнула с себя сон и схватила трубку.

– Алло?

– Это я, Майлс, мама.

– Да, Майлс. Где ты?

– Я в своем номере, в отеле. Мне только что звонил Гидеон из больницы. Тамара пришла в сознание.

– Это замечательно! – воскликнула Стиви взволнованно.

– Но она все еще очень слаба, ма. Врачи говорят, что она все еще в критическом состоянии.

– Может, нам лучше сейчас быть в больнице?

– Да, Гид как раз хочет, чтобы мы приехали. Они с Найгелом там с половины шестого. Совсем не спали.

– Ты можешь сейчас выехать, Майлс?

– Да, я готов.

– Встретимся в холле, внизу. Я уже в дверях.

– Хорошо.

Стиви положила трубку, схватила со стула шаль и накинула на плечи. Найдя на столе ручку, она наспех нацарапала записку для Блер и Дерека.

Встретив в холле Майлса, Стиви оставила записку у портье, и они прошли к стоянке такси.

Найгел стоял у постели Тамары, сжимая ее руку. Он нежно разговаривал с ней, говорил ей о своей любви. Судя по всему, Найгел был абсолютно уверен в том, что Тамара слышит и понимает его. Незадолго перед этим она открыла глаза и посмотрела на него. Найгелу показалось, что в ее глазах отразилось узнавание.

Неожиданно Тамара снова открыла глаза и посмотрела на мужа. Ее пальцы слегка дрогнули в его руке. Она попыталась что-то сказать.

Найгел наклонился к ее лицу и прошептал:

– Что, дорогая? Что ты хочешь сказать мне?

Не отрываясь, он с надеждой смотрел в ее глаза.

– Найгел… я… люблю тебя…

– Я тоже люблю тебя, моя радость, я люблю тебя больше жизни!

Очень медленно ее глаза закрылись. Ее рука стала тяжелой в его руке.

Мистер Тилден, стоящий у окна, в глубине палаты, посмотрел на монитор. Линия электрокардиограммы стала прямой. Сердце больше не билось. Хирург подошел к Найгелу и положил ему руку на плечо.

– Мне очень жаль, мистер Джардин.

– Нет! – в исступленном ужасе закричал Найгел. – Нет! – Он склонился над женой. – Не оставляй меня, любимая!

– Она умерла, мистер Джардин, – мягко сказал Тилден.

– Оставьте меня с ней одного, – попросил Найгел.

Хирург кивнул сестре, и они вместе вышли из палаты.

Стиви, ожидавшая у двери вместе с Гидеоном и Майлсом, все поняла сразу.

– Тамара умерла… – начала она и замолчала.

Ее горло перехватил спазм, и слезы потекли по щекам.

– Мне очень жаль, миссис Джардин, – сочувственно сказал врач.

– Я могу войти, мистер Тилден? – спросила Стиви дрожащими голосом. – Я нужна моему сыну.

– Конечно, входите, – ответил Тилден и открыл ей дверь.

Стиви подошла к постели. Она встала на колени и поцеловала Тамару в лоб.

«Моя дорогая девочка, прощай, – мысленно сказала Стиви. – Я никогда не забуду тебя. Я всегда буду тебя любить».

Ее сердце было полно болью. Стиви казалось, оно вот-вот разорвется. Попытавшись овладеть собой, Стиви обняла Найгела и тихо сказала:

– Я здесь, Найгел, с тобой.

Он повернул к ней залитое слезами лицо.

– Мама! Почему? Этого не может быть!

– Я не знаю, Найгел. Я ничего не знаю. Наша дорогая Тамара…

Она старалась утешить сына, но его горе было безмерно. Он был безутешен.

Через несколько минут в палату вернулись мистер Тилден и сестра. Они попросили родных покинуть комнату, но Найгел отказывался уходить, цепляясь за руку Тамары. Когда мистер Тилден начал настаивать, Найгел зарыдал. Горе взяло верх над рассудком.

– Мы останемся еще ненадолго, – сказала Стиви хирургу. – Пока он немного не успокоится.

 

27

Прошла неделя после трагических событий, но Хлоя все еще была в коме. Ее перевели из интенсивной терапии в отдельную палату, но в ее состоянии не было никаких видимых изменений.

Теперь Стиви могла весь день находиться рядом с дочерью. В восемь часов вечера она возвращалась в отель – оставаться в больнице на ночь не разрешалось.

Стиви неотрывно следила за состоянием Хлои, гладила ее руки, разговаривала с ней в надежде на ответную реакцию. Но Хлоя лежала на больничной койке совершенно неподвижно.

Родные не оставляли надолго мать и дочь вдвоем. Они по очереди приходили в палату, разговаривали с Хлоей, пытались поддержать Стиви.

В понедельник Найгел уехал в Лондон, увозя тело Тамары. Ленор в тот же день отвезла в Лондон детей и Агнес. А во вторник в Лондон уехал Гидеон, чтобы помочь Найгелу с устройством похорон. Вся семья, кроме Стиви и Дерека, проводила Тамару в последний путь.

Стиви было тяжело принимать такое решение. Она рвалась в Лондон, хотела проститься с любимой невесткой, хотела быть рядом с Найгелом, но не могла оставить Хлою. Но она должна была быть рядом с дочерью, когда та придет в сознание, чтобы приласкать и поддержать ее. Все, включая Найгела, понимали ее материнские чувства и одобрили такое решение. А Дерек остался, чтобы поддержать Стиви.

В это апрельское утро Дерек сидел рядом со Стиви в палате Хлои. Он сказал, размышляя вслух:

– Знаешь, я бы мог почитать ей отрывки из моих ролей. Она ведь любит Шекспира.

– Прекрасная мысль, Дерек. Больше всего Хлое нравится твой Гамлет. Может быть, прочтешь его знаменитый монолог? – предложила Стиви.

Дерек задумался и сказал:

– По-моему, он не подойдет. Это довольно печально. Гамлет там говорит о смерти. Как-нибудь я прочитаю ей сонеты. Хлоя говорила мне, что ей нравится Байрон. Мы обсуждали его на Рождество.

Дерек поднялся, подошел к окну и несколько минут молча смотрел на апрельский пейзаж, успокаиваясь и пытаясь выбрать поэму, которая была бы уместна.

Отличная профессиональная память Дерека удерживала практически всю классическую поэзию. Как и Ричард Бартон, он мог на спор декламировать любые отрывки из произведений Шекспира, Байрона, Китса и других знаменитых поэтов.

Он отвернулся от окна, посмотрел на Стиви, держащую руку дочери, и улыбнулся ей.

Стиви постаралась улыбнуться ему в ответ, откинулась на спинку стула и приготовилась слушать. Но ее глаза не отрывались от лица дочери.

Пока звучал чарующий мелодичный голос великого актера, она с тревогой следила за лицом Хлои, пытаясь уловить любую, самую мимолетную реакцию.

Дерек декламировал свою любимую поэму Байрона. Он говорил о юности, нежности, бескорыстной любви. Героиня этих строк была так похожа на Хлою своей грацией, скромностью и чистотой.

Дерек закончил и подошел к Стиви со словами:

– Это моя любимая поэма.

– Прекрасно, Дерек! Ты замечательно прочел.

– Я думал о Хлое, когда читал. Как будто о ней написано.

– Да, как будто о ней.

Стиви повернулась к дочери и внимательно посмотрела на ее лицо.

– Что? – заволновался Дерек.

– Может, мне и показалось, но я заметила легкое движение глаз под веками. – Стиви вздохнула. – Наверное, я ошиблась. Ничего. Никакой реакции. Она так и лежит без движения.

– Хочешь, я еще почитаю, возможно… – Он замолчал. В палату входил Брюс Джардин.

– Доброе утро, – сказал Брюс. – Я только что из Лондона и прямо с вокзала – сюда.

Он пожал руку Дереку, поцеловал в щеку Стиви и остановился у постели Хлои, внимательно глядя на девушку.

– Никаких изменений? – спросил он наконец.

– Пока никаких. Но минуту назад мне показалось, что она повела глазами под веками. Хотя теперь я думаю, что приняла желаемое за действительное.

– Все будет хорошо, Стиви, – быстро сказал Брюс. – Я чувствую это. Не забывай, после ранения прошла всего неделя. Что говорит доктор Лонгдон?

– Что пока все хорошо. Она справляется своими силами. Он считает, что прогноз хороший.

Дерек заметил:

– Лонгдон с самого начала говорил, что Хло будет без сознания около двух недель. – Он подошел к радиоприемнику и включил его. – Давай послушаем немного музыку. Это может послужить хорошим стимулятором для Хлои. Сейчас она воспринимает мир через слух. Это первое чувство, которое вернется. По крайней мере, так мне объясняли мои приятели, доктора.

– Это последствие сотрясения мозга, – тихо сказала Стиви, глядя на Брюса. – Все должно пройти.

– Да, ты мне говорила.

Брюс подошел к Хлое, погладил ее руку и сел рядом с постелью. Обращаясь к Дереку, он сказал:

– Может, почитаешь нам что-нибудь, дружище? Своим волшебным голосом ты мог бы читать телефонную книгу, а слушатели боялись бы пошевелиться, чтобы не проронить ни звука.

Дерек усмехнулся.

– Спасибо за добрые слова, Брюс. Я как раз декламировал Байрона перед твоим приходом. Подожди, я выберу что-нибудь подходящее. Или хочешь попросить что-то конкретное?

Брюс кивнул.

– Ты знаешь, как мне нравятся трагедии Шекспира, но это здесь некстати.

– Почему бы тебе не почитать сонеты? – предложила Стиви. – Они не так трагичны. В конце концов, важен только звук твоего голоса, а не слова, которые ты произносишь. Ты ведь знаешь, как Хлоя ценит твою игру.

В этот же день, после обеда, в больницу приехали близнецы. Они спешили узнать о состоянии Хлои и хотели сменить Стиви, Дерека и Брюса, чтобы дать им возможность отдохнуть.

Гидеон и Майлс только что вернулись из Лондона с похорон Тамары. Майлс подробно рассказал Стиви о траурной церемонии и добавил:

– Найгел держится, несмотря ни на что. Дети тоже в порядке.

Стиви плакала, слушая сына. Смерть Тамары казалась ей такой ужасной и бессмысленной. Но Стиви быстро овладела собой. Ее главная задача сейчас – спасти Хлою. Она должна быть сильной. Она не имеет права поддаваться горю.

Майлс поцеловал ее в щеку и предложил:

– Ма, тебе нужно пойти пройтись. Подышать воздухом, просто посмотреть по сторонам. Ты будешь чувствовать себя намного лучше, даже если просто пройдешься по городу.

– И ты должна поесть, – включился Дерек.

– Давайте все вместе пойдем в «Квинс», – предложил Брюс. – Дерек, дружище, тебе это тоже не помешает. Ты здесь уже целый день.

– Спасибо, Брюс, но я не смогу к вам присоединиться. Мне нужно вернуться в Лондон пятичасовым поездом. Завтра у меня встреча с режиссером, который ставит «Лев зимой». Мне нужно непременно на ней быть. – Дерек повернулся к Стиви и добавил: – Мама завтра приедет сюда, чтобы побыть с тобой, дорогая.

– Дерек, проведите вместе эти выходные в Лондоне, – предложила Стиви. – Я справлюсь сама. Здесь Брюс и мальчики. Пусть мама отдохнет немного.

– И Ленор завтра приедет, – поддержал Стиви Гидеон.

– Ты же знаешь свою мать, Стиви, – ответил Дерек. – Боюсь, что Блер на это не согласится. Она хочет быть рядом с тобой и с Хлоей. Да ты и сама это понимаешь. Ну что ж, пойдем? Идете в «Квинс»? А мне нужно еще упаковать вещи.

Стиви с недоумением подняла глаза на Брюса. Он не спускал с невестки пристального, изучающего взгляда. Стиви поставила чашку на столик и спросила:

– Почему вы так смотрите, Брюс? Что-нибудь не так?

Он покачал головой, но продолжал задумчиво изучать ее лицо. Наконец он сказал:

– Стиви, мне нужно с тобой поговорить.

Брюс замолчал и отвел взгляд. Казалось, он колеблется.

– Я слушаю вас, Брюс. Что-то еще случилось?

– Случилось, только давно… Девятнадцать лет назад…

Он закашлялся.

– Я никогда не смел напоминать тебе об этом, у меня не хватало мужества, хотя порой мне так мучительно хотелось это сделать. Чувствовал, что некоторые вещи лучше оставить невысказанными… Но в последнее время мне просто необходимо задать тебе этот вопрос.

Стиви молча сидела на краешке стула с напряженным лицом.

Брюс снова откашлялся, наклонился к ней и тихо спросил:

– Ведь она моя дочь? Хлоя – моя дочь?

На лице Стиви не дрогнул ни один мускул. Она продолжала не мигая, в упор смотреть на Брюса. И молчала.

Брюс продолжал тем же низким напряженным голосом:

– То, что я сделал, Стиви, это непростительно. Я не понимал, что делаю. На меня что-то нашло тогда в Амстердаме, когда мы приехали покупать бриллианты. Я никогда не прощу себе этого. И никогда не забуду. Я знаю, что для моего поведения не может быть никаких извинений. Я воспользовался твоей беспомощностью… беззащитностью… Я тебя заставил той ночью…

«Не заставил, а изнасиловал», – с горечью подумала Стиви. Но вслух она этого не сказала. Она продолжала молчать.

Молчание Стиви пугало Брюса. Он сказал шепотом:

– Я так любил ее. Мою Хлою. Мою дочь.

– Хлоя не ваша дочь, Брюс, – наконец сказала Стиви спокойным, жестким голосом.

Брюс, потрясенный, недоверчиво уставился на нее, хватая ртом воздух.

– Ты просто не хочешь мне сказать! Она моя дочь! Я все подсчитал: время, даты. Я только думал, что она родилась немного раньше срока.

– Нет, Брюс. Тогда, в Амстердаме, я была уже беременна, когда вы… Я была на восьмой неделе. Хлоя родилась чуть позже назначенного срока. На две недели. Доктор сказал мне, что я беременна, до моего отъезда в Амстердам.

– Значит, не я отец Хлои? – спросил Брюс дрожащим голосом, который прозвучал неожиданно жалобно.

– Нет, вы не отец Хлои. Мне никогда и в голову не приходило, что вы считаете себя ее отцом. Я думала, что вы хорошо относитесь к Хлое, потому что приняли меня и благодарны за мою работу в «Джардин».

Брюс в отчаянии качал головой.

– Все эти годы я не мог себе простить. Порой чувство вины было таким острым, что я боялся смотреть тебе в глаза. Мне было чудовищно стыдно. Поступить так… с вдовой своего сына, с собственной невесткой!

Он был жалок. На его лице отчаяние смешалось с раскаянием и стыдом.

Стиви не знала, что ответить. Не успокаивать же его! Она так и не смогла забыть ту жуткую ночь в отеле. Какой ужас и унижение она испытывала, когда он насиловал ее.

Понимая, как страдает Брюс сейчас, она коснулась его руки. Вернее, заставила себя успокаивающе положить свою ладонь на его руку.

Он накрыл ее ладонь своей и посмотрел ей в глаза:

– Я любил тебя все эти годы, Стиви. Я не мог сказать тебе об этом. Не осмеливался. Я любил и люблю тебя, дорогая. Ты веришь мне?

– Значит, поэтому вы предоставили мне такую свободу в делах? Позволили управлять компанией? Разрешили открыть магазин в Нью-Йорке? Потому что вы думали, что вы отец Хлои?

– Нет. Совсем не поэтому. Я предоставил тебе свободу, потому что ты этого заслуживала. Я доверял тебе. Я был убежден в твоей компетентности. В твоих способностях.

Брюс тяжело вздохнул.

– И я любил тебя, – повторил он чуть слышно. Снова на минуту наступило молчание, затем Брюс тихо добавил:

– Когда я впервые увидел тебя, ты мне скорее не понравилась. Я решил, что ты не подходишь ни моему сыну, ни нашей семье. Но я ошибся. Сейчас я могу сказать, что ты даже больше Джардин, чем я сам. По мере того как шли годы и я лучше узнавал тебя, я все больше тебя ценил. Ты завоевала мое уважение, мою привязанность. А моя любовь была с тобой с давних пор.

Он внимательно посмотрел на Стиви.

– Я думаю, ты сама не понимаешь, какая ты замечательная, редкая женщина. Единственная в своем роде.

Стиви молча сидела, откинувшись на спинку стула. Она просто не знала, что можно сказать в такой ситуации.

Брюс снова нарушил напряженное молчание.

– Так кто же все-таки отец Хлои? – спросил он, глядя ей в глаза. Брюс очень хотел знать правду.

– Я не скажу вам этого.

Стиви холодно и непреклонно посмотрела на него. Брюс тяжело вздохнул.

– Ты никогда не простишь мне Амстердам?

Стиви не успела ничего сказать в ответ, потому что Брюс тут же воскликнул:

– Зачем я это спрашиваю? Как ты можешь меня простить, если я сам себя простить не могу!

– Сначала я тоже не могла, – ответила она честно. – Но потом я постаралась забыть, спрятать воспоминание об этой ночи среди снов и кошмаров, которые иногда так похожи на реальность. И никогда не думать об этом, как будто ничего такого не было. Я не хотела с этим жить. Нам с вами предстояло вместе работать. Мои сыновья – ваши внуки и наследники. Я должна была продолжать общаться с вами, как с близким родственником, как с единомышленником, как с другом. У нас было общее дело. Я думаю, с моей стороны сработала самозащита. Для всех людей главное – их личные интересы. И я такая же, как все. Я забыла, чтобы не разрушать свою семью, свою жизнь. И ради «Джардин».

– Мне очень жаль, Стиви. Примешь ли ты сейчас мои извинения, после стольких лет?

– Да, Брюс. Забудем об этом по-настоящему, навсегда.

Стиви постаралась улыбнуться. Она тихо добавила:

– Вы были так добры к Хлое. Я хочу поблагодарить вас за это.

– Я верил, что она моя дочь. Она жила в моей душе и в моем сердце. Я так сильно любил ее все эти годы. Это было самое живое, самое горячее чувство, которое мне довелось испытать. И оно может прекратиться только с моей жизнью. То, что я узнал сегодня, ничего не изменит. Хлоя стала частью моей жизни и моей души. И я никогда не изменю своего отношения к ней.

Эти искренние слова всегда сдержанного ироничного свекра не могли не тронуть Стиви до глубины души. На ее глаза навернулись слезы.

– Спасибо, Брюс. Я знаю, сколько значит для вас Хлоя.

– Я считал, что она Джардин по крови, и я обращался с ней как с Джардин. И она выросла настоящим членом семьи. Теперь уже ничего нельзя изменить, Стиви.

Стиви сидела одна в палате Хлои, держа дочь за руку и вглядываясь в ее лицо. Разговор с Брюсом имел самый неожиданный результат. Стиви поняла, что совершила ужасную, непростительную ошибку.

Она разлучила двух близких людей, не дала им познакомиться друг с другом, отдать друг другу ту любовь, которую предопределила природа. Хлоя и ее отец.

Как бедная девочка мечтала узнать о нем хоть что-нибудь! Всего несколько месяцев тому назад, в День Благодарения, она так хотела поговорить о нем. Как ей было нужно услышать наконец правду о Джоне Лейне, ее выдуманном отце.

«Я должна была тогда рассказать ей все, – упорно твердила себе Стиви. – Она имеет право знать».

Теперь Стиви не понимала, как она могла совершить такую жестокость. Ее мучили угрызения совести. Она знала, что с этим чувством вины ей придется теперь жить многие месяцы, если не годы.

Стиви уже давно сидела одна у постели Хлои, напряженно пытаясь уловить взмах ресниц или движение холодных пальцев в своей руке. Что-нибудь… Мельчайший признак возвращения к жизни.

И вдруг пальцы Хлои шевельнулись в ее руке. Стиви посмотрела на руку дочери, но она показалась ей такой же неживой и неподвижной, как всегда. Наверное, это движение ей почудилось.

Стиви расслабленно откинулась на спинку стула, закрыла глаза и начала тихо молиться:

– Господи, пошли ей облегчение. Прошу тебя, помоги моей доченьке. Пусть она снова будет здоровой и веселой.

Стиви долго молилась. А после молитвы дала молчаливое обещание Хлое: она все расскажет дочери о том человеке, который дал ей жизнь. Она должна это сделать. Она скажет, кто отец Хлои.

На следующее утро, когда Стиви вместе с Майлсом приехала в больницу, доктор Лонгдон встретил их у палаты Хлои. Увидев улыбку на его лице, Стиви поняла, что у него хорошие новости.

– Хлоя вышла из комы? – воскликнула она с надеждой.

– Не совсем так, – ответил доктор Лонгдон. – Но сестры сообщили мне, что появились некоторые изменения в ее состоянии. Она начала беспокойно метаться в постели, и были замечены движения левой руки.

– Вчера я тоже почувствовала движение пальцев, – сказала Стиви. – Но потом я решила, что мне показалось.

– Уверен, вам не показалось, миссис Джардин. Но я продолжу. Я осматривал мисс Джардин несколько минут назад. Она открыла глаза.

– Слава богу! Спасибо вам, мистер Лонгдон, за все, что вы сделали для моей дочери.

– Давайте вместе пройдем к ней и посмотрим, как обстоят дела.

Доктор открыл дверь в палату и пропустил Стиви. Она бросилась к постели. Глаза Хлои были закрыты.

– Она спит? – встревоженно спросила Стиви. – Или она снова без сознания?

– Скорее всего спит. Маловероятно, чтобы она снова потеряла сознание.

Стиви погладила Хлою по щеке, и глаза дочери медленно открылись. Казалось, эти прекрасные темные глаза не различают предметов, как глаза младенца.

– Хлоя, милая, это я, мама, – сказала Стиви дрожащим голосом, сжимая руку дочери.

Как она любила свою девочку! Она готова была рыдать от облегчения. Но с трудом обретя самоконтроль, только повторила более твердо:

– Это я, мама! Я здесь, с тобой. Все будет хорошо, деточка. Я буду с тобой, буду за тобой ухаживать.

Невидящие глаза Хлои смотрели на Стиви. Неожиданно она моргнула.

Мистер Лонгдон подошел ближе к постели и внимательно посмотрел на свою пациентку. Повернувшись к Стиви, он сказал ей:

– Я абсолютно уверен, что она вас узнала, миссис Джардин. Похоже, она в полном сознании.

– А что теперь, когда она вышла из комы? – спросил Майлс.

– Я уже говорил миссис Джардин несколько дней назад, что после возвращения сознания ваша сестра перейдет в реабилитационное учреждение. Теперь ее можно будет перевезти в Лондон. Я бы посоветовал вам поместить ее на месяц-полтора в частную больницу Норсвик-парк в Хэрроу. Они специализируются на черепно-мозговых травмах. Ей придется заново учиться есть, ходить, говорить и все остальное.

– Значит, она может остаться парализованной? Или у нее могут быть проблемы с речью? – спросил Майлс.

– Такая вероятность существует, мистер Джардин, но давайте смотреть на жизнь с оптимистической точки зрения.

 

28

– Бабушка, ты поедешь с нами? – спросил Арно. Он облокотился на колени Стиви и поднял серьезное личико. – Пожалуйста, поедем.

– А куда это вы собрались ехать? – спросила Стиви, гладя малыша по светлым волосам.

– На небо. К маме.

У Стиви защемило в груди, она обняла обоих малышей и, прижимая их к себе, попыталась объяснить:

– Знаешь, Арно, мы пока не сможем туда поехать. Видишь ли…

– Но я хочу к маме, – упрямо перебил ее мальчик. – А папа сказал, что она на небе. Что она там навсегда.

– На небо! К маме! – закричала Натали, колотя кулачками по коленям Стиви.

Она только что пила чай с шоколадными пирожными, и шоколад с ее липких пальчиков пачкал светло-голубую юбку бабушки. Стиви рассеянно взглянула на коричневые разводы, лихорадочно размышляя, что же сказать внукам.

– Поедем к маме, – продолжал уговаривать ее Арно. – Я соскучился без нее.

– Ната поцелует мами, – пищала Натали.

Стиви проглотила комок.

– Но мама не сможет с нами побыть. Она очень занята на небе.

– А что она там делает? – нахмурясь, спросил Арно.

– Она делает крылья для ангелов, – придумала Стиви, не зная, что сказать.

– Правда? – Глаза Арно от удивления стали совсем круглыми. – А разве ангелы летают, бабушка?

– Конечно, летают. У них красивые белые крылья и светящееся кольцо вокруг головы, оно называется нимб. И они плывут в небесах, как корабли в море. У меня дома есть книжка, там нарисованы летящие ангелы. Хотите такую книжку?

Натали, которая внимательно слушала этот разговор, неожиданно залилась слезами.

– Бабушка, я хочу к маме! Где моя мама? – кричала она.

– Верни нам маму, бабушка, – присоединился к сестре Арно. Он тоже заплакал.

Стиви теснее прижала их к себе.

– Почему мама нас бросила? – спросил Арно сквозь слезы. – Она нас больше не любит?

– Что ты, Арно, конечно, она любит вас. Она совсем не хотела вас оставлять. Но она заболела, и никто не смог ей помочь. Господь волновался за нее и решил забрать ее к себе на небо. Там ей будет хорошо. Но мамочка всегда будет любить вас. Вы навсегда останетесь ее хорошими детками.

– А она будет всегда любить папу? – спросил Арно, облизывая мокрые от слез губы.

– Конечно, мамочка всегда будет любить папу.

Голос изменил ей. Она взяла салфетку и по очереди вытерла лица внуков.

Сделав глубокий вдох, Стиви продолжила:

– Мамочка хочет, чтобы вы были веселыми и заботились о папе. Чтобы вы вели себя хорошо.

Обернувшись на звук, долетевший из гостиной, Стиви увидела Найгела. Сын смотрел на них, на его лице была мука, в глазах – боль.

– Найгел! – воскликнула Стиви, стараясь скрыть свою боль. – Ты здесь, дорогой?

Дети бросились к отцу и обхватили его колени. Найгел нагнулся к ним, обнял и расцеловал.

– Привет, малышня. – Он постарался улыбнуться. – Вы не обижали бабушку?

– Нет. Бабушка сказала, что мама на небе делает крылья для ангелов, – поделился с отцом Арно. – Знаешь, папа, ангелы умеют летать.

– Неужели? Я этого не знал.

Ведя детей за руки, Найгел прошел в столовую, к Стиви. Она встала и ласково поцеловала его в щеку. Взглянув на ее светлую юбку, Найгел заметил:

– Твоя юбка выглядит как палитра художника. Ребята славно поработали над ней.

– Не важно. Может быть, я не буду ее стирать, а сберегу на память и буду показывать правнукам. Хочешь чаю? – спросила она, усаживаясь на место.

– Чашечка холошего чая, – сказала Натали, пытаясь копировать их экономку Мелани.

– Сейчас я сам схожу и попрошу Мел приготовить мне чай. Агнес уже вернулась от зубного?

– Да, минут пять назад, – ответила Стиви. Найгел кивнул и исчез в холле. Вскоре в столовой появилась Агнес.

– Пойдемте, дети. Поцелуйте на прощание бабушку.

– А ты нам покажешь «Король-лев»? – спросил Арно.

– Конечно, – согласилась Агнес. Она благодарно улыбнулась Стиви. – Большое спасибо, миссис Джардин, за то, что вы побыли с ними.

– Не за что, Агнес.

Натали подбежала, вскарабкалась на колени к Стиви и, обхватив ее за шею своими пухлыми ручками, прошептала ей в ухо громким шепотом:

– Бабушка, оставайся. Не уходи на небо! – И звонко чмокнула в щеку.

– Я останусь с вами, детка. Не волнуйся.

После нее освободившееся место занял Арно, который, поцеловав Стиви, деловито спросил:

– Как ты думаешь, папа разрешит, чтобы у меня была собака?

– Если он разрешит, я подарю вам маленьких щенков. Белых карликовых пуделей.

– А это какие собаки?

– Такие смешные, с длинными носиками. Как Чамми и Бижу у Ленор.

– Мне такие имена не нравятся. Я назову своего щенка Ангелом, – решительно заявил мальчик. – А мамочка сделает ему крылья.

Губы Стиви улыбались, но в сердце была щемящая боль. Она ничего не ответила. Не смогла найти слова.

Когда малыши ушли вместе с Агнес в детскую, Стиви встала и подложила в камин дров. Несмотря на середину мая, в воздухе еще ощущалась сырость, и Стиви дрожала от холода.

Через несколько минут в столовую вошел Найгел, в его руках был поднос с чаем.

– Мел спрашивает, приготовить тебе чай?

– Нет, спасибо. За последнее время я выпила столько чая, что им можно наполнить бассейн.

Стиви села на диван лицом к Найгелу. Она с болью смотрела на него – в последнее время от сына осталась только бледная безжизненная тень. После смерти Тамары прошло уже полтора месяца, но Стиви видела, что время не принесло Найгелу облегчения. Его горе так же свежо, но силы на исходе.

– Ты неважно выглядишь, Найгел.

Стиви начала разговор издалека, надеясь, что ей удастся естественно подвести его к нужной теме.

– Чувствую я себя намного хуже, чем выгляжу. – Найгел посмотрел ей в глаза и неожиданно спросил сдавленным голосом: – Как ты справлялась с этим, когда умер отец?

– Даже не знаю, что сказать, Найгел. Мне удавалось где-то брать силы. Но было очень тяжело. Невыносимо тяжело. Но у меня был ты и близнецы, мне помогали Блер и Дерек. И я знала, что должна жить дальше, жить с вами и для вас. Когда я вспоминаю о том периоде, я не понимаю, как мне удалось справиться со своим горем. Долгое время я словно и не жила, а функционировала. Выполняла свои обязанности, как запрограммированный робот.

Найгел понимающе кивнул.

– Понимаю, о чем ты…

Он помолчал, на лице появилась гримаса боли.

– Я так сильно любил ее, мама. – Его голос прервался, но он справился с собой и продолжил: – Тамара была необыкновенной, единственной. Она была нежной и смешливой, изысканной и выносливой, сильной и одновременно хрупкой. В ней было все хорошее, о чем можно мечтать.

– Да, мы все любили ее и восхищались ею.

– Я слышал, что ты говорила детям о ней. Спасибо тебе за это.

– Я не знала, что им сказать. Они не должны жить с болью в душе. Нужно как-то смягчить их потерю.

Стиви тяжело вздохнула.

– Дети не понимают, что такое смерть. Они иногда задают такие жестокие вопросы.

Как она могла помочь сыну? Такое горе – это тяжелая ноша, которую нельзя разделить ни с кем. Все они жалели о смерти Тамары, но рана Найгела намного глубже: он потерял свою половину, и его разорванная пополам душа будет долго кровоточить. Она должна найти способ облегчить его страдания, успокоить его.

Стиви осторожно сказала:

– Знаешь, Найгел, время – лучший врач. Тебе постепенно будет становиться легче. Я понимаю, что сейчас это для тебя пустые слова.

Он молча смотрел на Стиви.

– Я тоже не верю в слова. Но это правда. Но лучше всего мне помогла работа. Когда твой дедушка Брюс разрешил мне работать в «Джардин», вся моя жизнь изменилась. Изменилась к лучшему. Работа освободила мое сознание от всепоглощающей боли и тоски.

Не раздумывая и не взвешивая последствий, Стиви сказала от всего сердца:

– Это именно то, в чем ты нуждаешься, Найгел. Тебе нужна работа. Ты не можешь целыми днями в тоске ходить по этой квартире или вести пустые разговоры с друзьями в кафе. Я думаю, тебе нужно вернуться на работу в «Джардин». И сделать это не откладывая, завтра же.

Найгел так удивился, что некоторое время не мог поверить, что правильно расслышал слова матери. Он нахмурился, и Стиви отметила, как он похож на Арно.

Поскольку пораженный Найгел продолжал молчать, она добавила:

– Тебе нужно что-нибудь, чтобы отвлечься, Найгел. В свое время именно работа не дала мне замкнуться в своем горе. Позволила отвлечься от потери. Работа поможет тебе. Послушай меня. Возвращайся завтра в «Джардин», Найгел.

– Ты предлагаешь мне мою прежнюю работу, мама? – удивленно и одновременно недоверчиво спросил Найгел.

– Конечно, именно об этом я и говорю.

– И ты делаешь это после всего, что произошло между нами?

– Конечно, Найгел. Я уволила тебя за нарушение субординации, а не за то, что ты не справлялся со своей работой. Ты работал прекрасно, здесь двух мнений быть не может. И я всегда это говорила. Не забывай, что «Джардин» принадлежит тебе. Когда через несколько лет я оставлю работу, ты будешь руководить «Джардин» по обе стороны Атлантики. Я просто хотела бы, чтобы до того, как я уйду, ты накопил побольше опыта.

– Я совершенно растерян, честное слово, – пробормотал Найгел, глядя на Стиви. – Мало кто из людей мог бы поступить так: взять меня обратно в фирму после нашего конфликта.

– Но я не «люди», Найгел, я твоя мать. Ты мой старший сын, мой первенец, и я люблю тебя. И буду любить, что бы ни произошло между нами. Даже во время нашего конфликта я не переставала любить тебя и переживать за тебя.

– Но многие затаили бы обиду на твоем месте.

– Наверное, ты прав. Но это не в моем характере. Обида, месть – оружие слабых и недалеких. Когда-то твоя бабушка Алфреда постоянно обижалась на меня. Иногда мне кажется, что она посеяла семена недовольства и ненависти ко мне в твоей душе, когда ты был еще подростком.

Найгел задумался и закрыл глаза. Наконец он сказал:

– Знаешь, ты права, она была ужасной женщиной. Но я не понимал этого тогда. Она много говорила о тебе. И ее рассказы и обвинения действовали на меня.

– Обвинения? В чем же, интересно, она могла меня обвинять?

– Она говорила, что папа умер по твоей вине.

Стиви была поражена. Уж этого она никак не ожидала.

– Не может быть! Это очевидная ложь. Твой отец умер от перитонита. Его оперировал некомпетентный врач, которого, кстати, выбрала сама Алфреда. Он был сыном ее подруги.

– Этого я не знал.

– А в чем еще она обвиняла меня?

– Она говорила, что ты безнравственная женщина. Осуждала тебя за то, что ты забеременела.

– Ну этому я не удивляюсь. – Стиви посмотрела сыну в глаза и прямо спросила: – И она убила твою любовь ко мне?

– Нет, но она разрушила мою веру в тебя. Она заставила меня поверить, что ты хочешь отнять у меня фирму. Она всегда говорила, что ты выставишь меня из «Джардин», чтобы быть единственной хозяйкой фирмы.

– И ты поверил?

– Я был тогда еще ребенком.

– Я знаю. И очень впечатлительным ребенком. Знаешь, Найгел, я редко говорю о людях плохо, но Алфреда была очень злой женщиной.

– Господи, мама, как жаль, что мы заговорили обо всем этом только сейчас.

– Я знаю. И я хочу, чтобы ты помнил, что моя любовь к тебе никогда не исчезнет и не ослабнет. Ты же сам отец, ты любишь своих детей, ты растишь их, ты веришь в них. Разве кто-нибудь может лишить тебя этого.

– Я понимаю, мамочка…

Стиви улыбнулась. Это была ее первая счастливая улыбка за много недель.

– Что? – спросил Найгел, снова озабоченно хмурясь.

– Ты, наверное, сам не заметил, но сейчас ты назвал меня так же ласково, как в детстве.

Найгел молчал. Неожиданно он потянулся к Стиви, обнял ее и прижался к ней, как ребенок.

– Ты сможешь простить меня? – тихо спросил он.

– Я давно все простила, Найгел.

– Как я могу отблагодарить тебя, мамочка?

– Возвращайся завтра в «Джардин».

– Мне стыдно смотреть тебе в глаза. Я хочу сделать что-нибудь для тебя.

– Хорошо работай. Люби своих детей и заботься о них. Люби братьев и сестру, Дерека, Блер и Брюса. Оставайся сильным, Найгел. Будь таким, каким ты можешь быть.

– Я постараюсь. Нет, я буду. Я буду.

Стиви улыбнулась сыну и погладила его по щеке.

– Любовь – это самое важное в нашей жизни. Я имею в виду не только любовь между мужчиной и женщиной. Все отношения в мире пронизаны любовью. Это самое сильное лекарство.

– Да, я знаю, что ты права. Я видел, как ты своей любовью вернула к жизни Хлою. И все ее улучшения произошли благодаря тебе.

– И больнице. И Брюсу, и Дереку, и Блер. И не забывай о Майлсе, Гидеоне, Ленор. И о себе, Найгел. Мы все как могли помогали Хлое. И все вместе поможем тебе, сын. У тебя впереди еще такая долгая жизнь. Надеюсь, и у меня тоже.

 

29

На следующей неделе в среду утром Стиви улетала из Хитроу в Италию. Перелет был недолгий – всего час сорок от Лондона до Милана.

После приземления в миланском аэропорту Линате Стиви перевела часы на час вперед. Через двадцать минут она уже сидела в комфортабельном лимузине, который вез ее в Милан.

Стиви откинулась на мягкие подушки сиденья, чувствуя удовлетворение и покой. Давно ей не удавалось так расслабиться, наверное, с того трагического дня, когда этот безумный Манцони ранил ее дочь и лишил жизни невестку.

Найгел вернулся в «Джардин» на следующий день после их откровенного разговора. Это событие явно пошло ему на пользу – сейчас он выглядел намного лучше. Работа всегда имела для него большое значение, и, как предсказывала Стиви, повседневные дела позволили ему не зацикливаться на мыслях о своей трагической потере. Пройдет еще много времени, прежде чем он по-настоящему придет в себя после смерти Тамары, но теперь Стиви знала, что он находится на пути к выздоровлению. Работа – прекрасное лекарство от горя, она проверила это на себе. Кроме того, у него есть дети. Они помогут Найгелу чувствовать себя необходимым, придадут смысл его жизни.

Что касается Хлои, ее силы восстанавливались с каждым днем, и доктор Лонгдон был очень доволен ее успехами. Он смотрел Хлою на прошлой неделе и сказал, что она в хорошей форме. Однако он посоветовал Стиви остаться еще на месяц в Англии. После этого, заявил он, они могут возвращаться в Штаты.

«Я счастливый человек, – думала Стиви, глядя в окно автомобиля. – Хлоя могла умереть, остаться парализованной или потерять рассудок. Но Бог совершил пасхальное чудо. Для Хлои. И для меня».

Когда Стиви вспоминала свою невестку, ее сердце наполнялось горечью, а глаза – слезами. Она будет тосковать о Тамаре всю свою жизнь, она никогда не забудет ее.

Вскоре машина уже ехала по деловому центру Милана, где находился выбранный Стиви отель. Здесь, как всегда, было полно машин, но уже скоро они остановились у отеля «Четыре времени года» на виа Джезу. Служившее когда-то монастырем здание пятнадцатого века было со вкусом и любовью отреставрировано и превращено в современный удобный отель.

Войдя в холл, Стиви отдала должное изысканности интерьера. Особенно ей понравилось обилие света.

Устроившись в номере, она первым делом позвонила в «Джардин» и поговорила с Найгелом и Гидеоном, а затем связалась с Хлоей, чтобы узнать о ее состоянии.

После того как необходимые звонки были сделаны, Стиви привела себя в порядок и сняла черный брючный костюм, в котором она путешествовала. Для сегодняшней встречи она выбрала темно-серый костюм и белую шелковую блузку. Туалет дополняли нитка жемчуга и серьги. Стиви бросила взгляд в зеркало, взяла сумочку и быстро вышла из номера.

В офис Караселли, который располагался на Виа делла Спига, Стиви решила отправиться пешком. Стоял прекрасный майский день, небо было безоблачным, солнце – ласковым, и после сумрачного Лондона ей хотелось наслаждаться весной.

Поглядывая в витрины роскошных бутиков, Стиви мысленно делала покупки для себя и для Хлои. Она присмотрела много красивых вещей, которые могут порадовать девочку.

Подойдя к внушительному особняку, принадлежащему фирме Караселли, Стиви посмотрела на часы. Почти два. Она точно рассчитала время и пришла на назначенную встречу минута в минуту.

Стиви едва успела открыть журнал мод, ожидая в приемной, как элегантная высокая секретарша подошла к ней и повела по коридору. Еще через минуту Стиви входила в кабинет синьора Караселли.

Хозяин кабинета сидел в углу за огромным письменным столом. Его лицо было обращено к двери. Он сразу же поднялся и, улыбаясь, направился навстречу гостье.

Стиви почувствовала, как быстро забилось сердце.

Куда делось ее спокойствие? Еще минуту назад она была так уверена в себе, а теперь превратилась в комок нервов. Ей казалось, что у нее дрожат руки и стучат зубы. Стиви молча сделала несколько шагов от двери и остановилась в центре комнаты.

Подойдя к ней, Караселли пожал ей руку и сказал по-английски с очаровательным акцентом:

– Стефани, как я рад видеть тебя снова. Твой звонок в понедельник был для меня приятным сюрпризом.

– Я тоже очень рада видеть тебя, – ответила Стиви, про себя удивляясь, что может говорить и голос ее не дрожит. – Мне очень повезло, что ты оказался в Милане и смог сразу же принять меня.

Не отпуская ее руки, Караселли повел Стиви к глубоким креслам у окна. Помогая ей сесть, он спросил:

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– Нет, спасибо, ничего не нужно.

Он снова широко улыбнулся, показав великолепные крупные зубы, которые казались ослепительно белыми на его крупном загорелом лице. Караселли сел в кресло лицом к Стиви, вытянул длинные ноги и откинулся на спинку. Он откровенно рассматривал Стиви, но это был совсем не обидный, а приятный для нее интерес. Неожиданно он воскликнул:

– О, прости меня! Я должен был спросить тебя о твоем сыне. Ведь он перенес такую трагедию! Как он?

– Сейчас уже лучше, – ответила Стиви.

– Я читал в лондонской «Таймс», что застрелили твою невестку. Ужасная трагедия.

– Да, это большая потеря для нас, – искренне сказала Стиви. – Тяжелое время для Найгела и для всех нас. Но он… Он держится. Ведь у него двое маленьких детей. У него есть зачем жить.

– Да, я понимаю. – После короткого молчания он продолжил: – Потерять того, кого любишь, да еще в таком молодом возрасте – это ужасная вещь. И все это так тяжело для тебя. Я очень сочувствую тебе, Стефани.

– Спасибо. – Стиви закусила губу, не решаясь высказать то, что было у нее на душе. А ведь она для этого прилетела в Милан! – Моя дочь тоже была ранена тогда. Она сильно пострадала. Счастье, что она осталась жива.

Караселли с недоумением посмотрел на Стиви.

– Дочь?

Стиви кивнула.

– Она была там, когда бывший муж Тамары открыл стрельбу. Это случилось в нашем доме, в Йоркшире. Пуля попала ей в голову. Целую неделю девочка была без сознания, в коме.

– Боже мой! А как она сейчас? – сочувственно спросил Караселли.

– Сейчас ей намного лучше. Она перенесла тяжелую операцию и теперь понемногу выздоравливает.

– Рад это слышать.

Караселли задумчиво посмотрел на Стиви.

– Я не знал, что у тебя есть дочь, Стефани. – Он поискал взглядом обручальное кольцо на ее руке. – Сколько ей лет?

– Восемнадцать. В июле ей исполнится девятнадцать.

– Восемнадцать…

Стиви кивнула.

– А как ее зовут?

– Хлоя.

– Хлоя. – Он с волнением повторил это имя и тихо добавил: – И ей почти девятнадцать лет. Ее зовут Хлоя. Скажи мне, Стефани, она моя дочь?

– Да, Джанни, она твоя дочь.

Пораженный, он сидел, молча глядя на нее. Наконец к нему вернулась способность говорить.

– Но почему ты не сказала мне тогда, много лет назад, когда мы были еще вместе?

– Ты был женат. Женатый человек, дети… При этом ты крупный промышленник, очень известный человек. Я знала, что ты католик, то есть развода для тебя не существовало. И я приняла решение расстаться с тобой и оставить ребенка.

– Стефани. – В его голосе были и глубокая грусть, и осуждение.

Стиви видела его огорчение. Она чувствовала его страдание как свое.

– Да, я предложила расстаться, но ведь ты согласился на это, – попробовала она оправдаться.

– Потому что я знал: продолжение наших отношений создаст для тебя много проблем. Я не хотел причинять тебе никаких неприятностей. Я хорошо знал родителей твоего мужа. Понимал, что представляет собой Брюс. И Алфреда. Бессердечные, бескомпромиссные люди. Я принял твое предложение, потому что…

Караселли замолчал.

– Почему, Джанни?

Он сказал тихо:

– Потому что я слишком любил тебя, Стефани. Я не хотел видеть тебя несчастной. Не хотел, чтобы ты страдала из-за того, что мы не можем быть вместе. Я был в ловушке. Несчастное супружество. Умирающий отец. Огромная компания, которой я управлял. Двое детей, зависящих от меня. Я хотел быть с тобой. Но это было невозможно. И я отпустил тебя.

В темных глазах была боль.

Стиви знала, что он честно ответил на ее вопрос. Он и раньше всегда был честен с ней и не изменился с тех пор. Она молчала.

– Ты была не права, Стефани. Ты не должна была скрывать от меня свою беременность.

– Но я была вынуждена, Джанни.

– Ты решила за меня. Это неправильно, Стефани. Я имел право принимать решение.

– Я знаю. Но для меня это был лучший выход. По крайней мере, тогда я думала так.

– Как же ты объясняла свою беременность?

– Я никому ничего не объясняла. Я никому не сказала, кто отец моего ребенка.

– А Джардины? Как они это приняли?

– Всем пришлось смириться с этим. Я просто отказывалась обсуждать эту тему.

– Потрясающе.

– Но никто ничего не мог сделать, Джанни. А у родителей моего мужа не было никакого выбора. Они не могли без меня обойтись. Я была нужна Брюсу, чтобы руководить компанией.

– Ты проделала отличную работу в «Джардин». Я следил за твоими успехами и гордился тобой.

Наклонясь к Стиви, он спросил:

– А почему же сейчас ты приехала, чтобы рассказать мне о нашей дочери? После всех этих лет. Это связано с ее ранением?

– Ты прав. Когда Хлоя была без сознания, я дала мысленное обещание. Я решила, что расскажу ей правду об отце, если она выздоровеет. Я хотела это сделать, Джанни. Я хотела рассказать ей о тебе. И я очень хочу, чтобы ты приехал в Лондон и увиделся с ней. Для меня очень важно, чтобы это случилось. Задолго до ранения она замучила меня вопросами о том, кто ее отец. Теперь я понимаю, что это естественный интерес. Что она была права.

– Конечно, она была права. Я ее прекрасно понимаю. И ты до сих пор ничего ей не сказала обо мне?

– Нет, пока нет. Я ведь знаю, какие проблемы для тебя могут возникнуть, ведь у тебя семья. Я не хочу вмешиваться в твою жизнь. И как посмотрит на это твоя жена…

– Я вдовец, – перебил ее Караселли.

– О, мне очень жаль… – Стиви замолчала под его суровым взглядом.

Он покачал головой.

– Я не собираюсь лицемерить, Стефани. Ты же знаешь, какой неудачной была моя семейная жизнь. Кроме того, когда Рената умерла, мы уже давно не жили вместе. Она оставила меня двенадцать лет назад. Ушла к другому. Когда четыре года назад Рената умерла, она жила с этим мужчиной.

– Вот как! А что Карло и Франческо? Чем они занимаются?

На глазах Джанни показались слезы, но он не стыдился их. Он знал, что Стиви поймет.

– Франческо умер, Стефани. Мой сын погиб в автокатастрофе пять лет назад. Карло здоров.

– Я так тебе сочувствую, Джанни. От всего сердца. Я знаю, как ты любил его. Мы все получаем свою долю страданий.

– Ты права. Жизнь жестока со всеми.

Они молчали. Затем Караселли спросил:

– Скажи мне, Стефани, а кого Хлоя считает своим отцом? Ты ведь должна была написать что-то в свидетельстве о рождении.

– Там написано: Джон Лейн. – Стиви лукаво улыбнулась. – Думаю, ты помнишь это имя.

Джанни заразительно рассмеялся. Его темные глаза наполнились весельем, которое вытеснило мрачные тени прошлого.

– Еще бы мне не помнить! Джон – это Джанни по-английски. А Лейн, потому что я всегда останавливался в Лондоне на Парк-лейн. Мое придуманное имя, когда я звонил в твой офис.

Она кивнула.

– А как выглядит моя дочь?

Стиви открыла сумочку. Когда она доставала фотографию, на письменном столе Караселли зазвонил телефон.

– Прости, я должен ответить на этот звонок, – сказал он и быстро подошел к столу.

Пока Джанни разговаривал по телефону, Стиви не сводила с него глаз. Он почти не изменился за эти годы. Сейчас ему пятьдесят четыре. Он на семь лет старше ее. Но годы пощадили его. Мощная мускулатура, лицо почти без морщин, прекрасный загар. Джанни всегда был спортсменом. Он играл в теннис, ходил под парусом, проводил на природе столько времени, сколько ему позволяли дела.

Его темные волосы поседели на висках, но это только придало благородства его мужественному облику. Он еще очень красив. Для Стиви он всегда был самым красивым мужчиной в мире. Высокий, стройный, полный жизненной силы и энергии, которая когда-то мгновенно покорила Стиви. Нет, он ничуть не изменился. Но жизнь на нем оставила свой трагический след – печать горя и страданий.

За годы их разлуки Караселли стал одним из самых крупных промышленных магнатов Италии. Его называли шелковым королем, но ему принадлежали также отели, торговые центры, заводы и многое другое. Стиви знала об этом, она следила по газетам за ростом его компании, а имя Караселли самые крупные английские деловые издания упоминали нередко.

Джанни повесил трубку и вернулся к своему креслу.

Глядя на его безупречный костюм, Стиви подумала: «Он по-прежнему всегда элегантен, как лондонский денди прошлого века».

– Это она? – спросил Караселли, усаживаясь.

– Да, я сняла ее прошлым летом в Коннектикуте.

Джанни долго молча рассматривал снимок.

– Она похожа на меня.

– Да, очень похожа. Особенно глаза и лоб. И у нее твой упрямый подбородок, Джанни.

– Можно мне оставить у себя это фото?

– Да. Но, может быть, ты приедешь и посмотришь на оригинал?

– Ты не сможешь мне помешать это сделать. Никто мне не помешает.

Караселли решительно встал и прошелся по кабинету.

Наконец он подошел к Стиви, взял ее руку и тихо сказал:

– Если бы ты сказала мне тогда, Стефани, может быть, я нашел бы выход.

И снова в его темных выразительных глазах появилась глубокая грусть.

– Может быть, – прошептала Стиви. – Но теперь я хочу познакомить вас. Я поступила неправильно, разлучив вас, и хочу исправить свою ошибку.

Стиви помнила, что Джанни всегда был лихим водителем. Он никогда не сбрасывал скорость на поворотах и при малейшей возможности шел на обгон. Поэтому ровная спокойная езда удивила Стиви.

Они ехали из Милана на виллу Джанни на озере Комо, и Караселли вел машину на удивление спокойно. Джанни сразу уловил ее реакцию – он всегда читал ее мысли и сказал:

– Я стал осторожным водителем. Это смерть Франческо так повлияла на меня. Он быстро ехал, разговаривая с подружкой, и не заметил огромный грузовик, который выруливал из-за поворота. Столкновение было ужасным. Франческо и Лилиан погибли на месте.

– Мне очень жаль, Джанни, – тихо сказала Стиви. – Я знаю, каким любящим отцом ты всегда был. Теперь я особенно хорошо представляю твои чувства. Ничто не может примирить с гибелью детей.

– Да, это так.

Оставшуюся часть пути Караселли молчал. Стиви тоже погрузилась в свои мысли. Она думала о Джанни. На его приглашение поужинать на его вилле она откликнулась без колебаний. И теперь они снова рядом, как будто не существовало этой разлуки длиной в целую жизнь – жизнь их дочери. Им всегда было легко и хорошо вместе, и теперь эта легкость возникла вновь.

«Он почти не изменился, – думала Стиви. – Да, мы оба стали старше, нам пришлось много пережить, и время оставило свой след на наших лицах, но, мне кажется, души остались прежними. Мы те же, что двадцать лет назад, когда впервые увидели друг друга».

Несмотря на легкость общения и взаимопонимание, Стиви была очень напряжена. Она снова оказалась рядом с мужчиной, которого не переставала любить и желать все эти годы. Она чувствовала его привлекательность, его мужественность, его обаяние. Ей было трудно забыть о прежних отношениях, полных страсти, и стать всего лишь его старой знакомой. Но Стиви не могла претендовать и на роль любимой женщины. Слишком много воды утекло. Кто знает, что происходит сейчас в личной жизни этого красивого, теперь свободного и страстного мужчины.

Как она тосковала по его лицу, по его голосу, по его крепким, сильным рукам. Когда-то Стиви решила, что он должен уйти из ее жизни, но он не ушел из ее памяти. Ни из памяти сердца, ни из памяти тела. Они не виделись много лет, но любовь оказалась сильнее разлуки.

Стиви слегка повернула голову и украдкой взглянула на его чеканный профиль. Внушительный подбородок, хорошо очерченный нос, прекрасная форма головы. Как Хлоя похожа на него!

Уже двенадцать лет, как Рената оставила его, наверное, в его жизни были другие женщины. Кто они? Есть ли у него сейчас постоянная подруга? Она не должна думать об этом. Она приехала, чтобы рассказать ему о Хлое и договориться об их встрече. Это ее главная цель. Она здесь только для этого.

Когда они приехали на виллу, расположенную на берегу знаменитого живописного озера, Стиви не была удивлена. Зная Джанни, она и ожидала увидеть настоящий дворец. Все здесь соответствовало ее ожиданиям: огромный холл, прекрасная живопись, широкая мраморная лестница, хрустальные люстры, идеальные пропорции и интерьеры.

У входа их приветствовал слуга в белой ливрее. Джанни отдал ему приказания по-итальянски и провел Стиви через гостиную на длинную террасу, выходящую на озеро.

– У тебя прекрасный дом, Джанни, – сказала она, глядя на голубую поверхность воды.

– Он слишком велик для одного человека.

– А разве Карло не живет с тобой?

– Нет.

– Он женат?

– Нет. Он живет в Риме. Там у него квартира. Карло руководит римским отделением фирмы. Мы с ним… – Джанни помрачнел. – Карло всегда был ближе к матери. Это так странно, когда ребенок больше тянется к одному из родителей. Мы стараемся не выбирать себе любимчиков. Стараемся относиться к детям одинаково. Но наше сердце само выбирает.

Он улыбнулся Стиви.

– Что ты скажешь, Стефани? Ты ведь знаешь, как это бывает.

– Это так, Джанни. Я люблю всех своих детей. Мне больно, когда им больно, и радостно, когда им радостно. Но сыном моего сердца всегда был Майлс, а Хлоя – дочь моего сердца.

– Да, ты точно сказала. Франческо был сыном моего сердца. И он ушел от меня навсегда. Ах, эта жестокая жизнь!

Он усадил Стиви в кресло.

Слуга принес шампанское и бокалы, поставил поднос на маленький столик рядом с ними и откупорил бутылку.

Джанни улыбнулся Стиви.

– «Вдова Клико» для тебя, Стефи. Видишь, я не забыл.

После того как они выпили по бокалу шампанского, Джанни попросил:

– Расскажи мне о Хлое. Начиная с самого детства. Я хочу знать о ней все.

Он неожиданно рассмеялся.

– Если бы ее бабушка была жива, как бы она порадовалась, что девочку назвали в ее честь.

Стиви немного рассказала о детстве Хлои. О ее болезнях, смешных словечках, отношениях с братьями и остальными членами семьи.

Когда она сделала паузу, чтобы выпить глоток вина, Караселли озабоченно спросил:

– Когда ты возвращаешься в Лондон?

– Завтра.

– В четверг. – Он посмотрел на нее, его глаза горели. – Я полечу с тобой. Я хочу увидеть Хлою.

– Но это слишком быстро. – Стиви поежилась под его взглядом. – Сначала я должна ее подготовить. Рассказать ей все.

Увидев разочарование на лице Джанни, Стиви остановилась.

– И сколько времени займет твой рассказ? Максимум пятнадцать минут, Стефи. А то и меньше.

Он снова называл ее этим именем. Никто больше не называл ее Стефи. Она закусила губу и промолчала.

На террасе наступила напряженная тишина.

Но в присутствии Джанни Караселли события всегда развивались стремительно.

– Ты ведь согласна со мной? Ты расскажешь Хлое обо мне, и мы с ней познакомимся.

– Наверное, ты прав, – признала Стиви, не глядя на него.

Джанни успокоился и откинулся в кресле, рассматривая Стиви. Она совсем не изменилась. Точно такая же, как двадцать лет назад, когда он впервые увидел ее в Лондоне на выставке ювелирных изделий. Он влюбился в нее с первого взгляда. И то же самое произошло с ней. Французы называют это «удар молнии». Ни к какой другой женщине Караселли не испытывал такой горячей страсти, ни одна не вызывала такого восхищения. Неизгладимые следы времени на лице Стиви – крошечные морщинки вокруг глаз и губ – не смущали его. Перед его глазами была та женщина, которую он любил много лет назад. В его душе она не могла постареть.

– Давай завтра полетим в Лондон вместе, Стефани. На моем самолете.

Стиви опять молчала. Она боялась его, боялась его власти над собой. И своей любви к нему.

– Я хочу увидеть Хлою, – настаивал он. – Столько лет потеряно, Стефи. Давай не терять больше времени.

 

30

– Мамуля, как я выгляжу? – спросила Хлоя, заглянув к Стиви в спальню. Она прошла на середину комнаты и медленно повернулась. – Тебе нравится мой брючный костюм? А цвет мне идет?

– Да, мне нравится, – ответила Стиви одобрительно. – Я всегда считала, что темно-вишневый – это твой цвет. Как ни странно, но темные цвета всегда были тебе к лицу, даже в детстве.

– Это из-за моей смуглой кожи. В темном я, по крайней мере, не кажусь негритянкой.

– Что ты выдумываешь!

Хлоя, в свою очередь, наклонив голову набок, рассматривала наряд матери. Наконец она воскликнула:

– Ты такая красивая сегодня, ма! Так нарядилась! Интересно, с кем мы с тобой встречаемся за обедом?

– Я кажусь разряженной? – забеспокоилась Стиви и поспешила к большому зеркалу. Внимательно изучив свое отражение, она сказала успокоенно: – Не понимаю, почему ты так говоришь. Я полагаю, мой туалет вполне выдержан: строго, изящно. И минимум драгоценностей. Только брошь и серьги.

– Ну да, но на тебе новый костюм. Ты его берегла для особого случая, я знаю. И я никогда раньше не видела ни этой брошки, ни серег. Какие в них потрясающие сапфиры! Это новые?

– Нет. – Стиви повернулась к дочери и, внимательно глядя на нее, сказала: – Их подарил мне твой отец.

– Мой отец! Но когда?

– Девятнадцать лет назад. – Стиви подошла к Хлое и взяла ее за руку. – Мне нужно поговорить с тобой, доченька. Зайдем на минуту в кабинет.

– О чем ты хочешь поговорить? И почему ты раньше никогда не носила эти сапфиры?

Хлоя разволновалась. Вопросы из нее так и сыпались.

– Пойдем присядем, – спокойно сказала Стиви. – Когда я сидела у твоей постели в больнице и молилась, чтобы ты пришла в сознание, я мысленно обещала, что расскажу тебе правду о твоем отце. И сейчас ты узнаешь то, что так хотела узнать.

– Он жив, ведь правда, ма?

Стиви посмотрела на дочь с удивлением.

– Жив. Но откуда ты могла это узнать?

– Ну, я не то чтобы знала, но как-то всегда чувствовала, когда еще была маленькой. И я представляла себе, как он однажды подойдет ко мне, высокий, смуглый, темноволосый, и скажет: «Привет, Хлоя, я твой папа». Я часто думала о нем в детстве. И мечтала, что он ищет меня и однажды найдет.

Стиви была поражена. Наконец, придя в себя, она спокойно сказала:

– Ты во многом права, Хлоя. Твой отец жив. И он действительно высокий, смуглый и темноволосый. Хотя я не могу понять, как ты могла догадаться об этом.

Хлоя наклонилась к матери и сказала лукаво:

– И я могу поспорить, что его имя не Джон Лейн.

– Да, по крайней мере, не совсем.

– Но почему, мамочка? Зачем ты скрывала правду? Почему ты не рассказала мне все раньше?

– Я не рассказывала тебе, кто он, из-за его положения в обществе, из-за его семьи… Понимаешь, он был женат и занимал высокое положение, когда мы…

– Но почему же он не развелся? – спросила Хлоя с обидой. – Почему он не развелся и не женился на тебе, когда ты забеременела? Он не хотел, чтобы я родилась?

– Он не знал о том, что я беременна. Я не сказала ему.

– Но, мама! Почему?

– Потому что он был женат. Он католик. Для католиков не существует развода. Он не мог бы получить свободу. И у него были дети. Я сама приняла решение ничего не говорить ему и расстаться с ним до твоего рождения.

Стиви покачала головой.

– Возможно, я была не права, но это дело прошлого. Я никогда больше не виделась с ним, с тех пор как решила, что мы должны расстаться.

– И он согласился? Он не пытался убедить тебя?

– Нет. После того как я сказала, что мы больше не должны встречаться, что наши отношения причиняют мне боль. Он уважал меня и понимал, каким сложным было мое положение. Любовная связь с женатым мужчиной – это тяжелое испытание, Хлоя.

Девушка сказала сочувственно:

– Наверное, тебе было тяжело больше не видеться с ним. Я хочу сказать, что ты его так любила, и вообще.

– Да, я любила его. И мне было нелегко. Но он живет в другой стране, и это немного облегчало положение.

– А где он живет?

– В Италии.

– Он что, итальянец?

– Да.

– Ух ты! Мой отец – итальянец! Класс! А как его зовут по-настоящему?

– Джанни. Это сокращенно от Джиованни. А по-английски это Джон.

– А как его фамилия, ма?

– Караселли. Твой отец – Джанни Караселли.

Хлоя была поражена.

– Слушай, мам, это что, тот самый миллиардер?

– Да.

Хлоя посмотрела на Стиви, потом вскочила и подбежала к зеркалу у камина.

– Ма, а я похожа на итальянку? Вообще-то глаза у меня темные. Но все говорят, что я похожа на Блер.

– Ты похожа на бабушку, Хлоя. И на Джанни. У тебя его глаза, его брови и лоб. Упрямый подбородок.

– Значит, я похожа на папу?

Стиви кивнула.

– Значит, ты к нему летала в среду?

– Да.

– И ты видела его? Ты ему сказала обо мне?

– Да, я сказала, Хлоя.

– И что он ответил? Он, наверное, был в шоке. Ничего себе новость.

– Скорее поражен. Джанни Караселли ничто не может вывести из себя. И он был рад.

– Правда? – Хлоя была взволнована.

– Да, очень. И ему понравилось, что я назвала тебя Хлоей в честь его матери.

– Да?

– Он очень хотел увидеть тебя как можно быстрее. Он не хотел откладывать вашу встречу.

Хлоя неожиданно испугалась.

– Он здесь, в Лондоне, – добавила Стиви.

– Значит, это с ним мы обедаем? – робко спросила девушка.

Стиви улыбнулась.

– Да, с ним. В отеле «Дорчестер», в котором он остановился. Он всегда останавливался в нем. Я думаю, именно там и началась твоя жизнь.

– Ой, мам. – Хлоя снова оглядела себя в зеркало. – Ну, ты как думаешь, я нормально выгляжу? По-моему, просто ужасно. Может, мне лучше переодеться? Почему ты мне раньше все не рассказала? Я еще такая бледная и тощая после больницы.

– Нечего так пугаться. Ты очень неплохо выглядишь. Вспомни, как совсем недавно ты лежала без признаков жизни, как медленно возвращалось к тебе сознание.

Голова Хлои снова наполнилась вопросами. Она выбрала один, самый главный.

– А как же его жена? Почему ты теперь о ней не думаешь?

– Жена Джанни умерла, Хлоя. Четыре года назад. Но они уже давно жили отдельно.

– Ты говорила, что у него семья.

– Да, у Джанни было два сына – Карло и Франческо. Франческо погиб в автокатастрофе, а Карло живет в Риме. Он управляет римским отделением компании «Караселли индастрис».

– А у него есть дочери?

– Ты его единственная дочь, Хлоя.

Хлоя секунду помолчала, затем снова спросила:

– А откуда взялась фамилия Лейн?

– Я же сказала тебе, что твой отец всегда останавливался в отеле «Дорчестер» на Парк-лейн, когда приезжал в Лондон, чтобы встретиться со мной.

Стиви улыбнулась, вспоминая.

– Когда он звонил мне в «Джардин», он представлялся как мистер Лейн. Вот я и написала эту фамилию в твое свидетельство о рождении.

Стиви встала и, подойдя к дочери, обняла ее.

– Мне очень жаль, что я разлучила вас на целые годы. Очень жаль. Прости меня, Хлоя.

Девушка неожиданно заплакала.

– Мамочка! Не говори так, пожалуйста. Ты самая лучшая мама в мире. Ты думала, что так будет лучше для меня. Мамочка! Я тебя так люблю!

Стиви проглотила слезы и сказала:

– Думаю, нам пора. Твой отец уже ждет нас.

– Он сегодня прилетел?

– Нет, мы прилетели вместе вчера. Вернее, он меня привез. На своем личном самолете.

– У него есть самолет? Здорово! И он сам им управляет?

– Нет, у него есть пилот. Но вообще он умеет многое. Он тебе понравится, Хлоя, вы быстро подружитесь.

Девушка робко спросила:

– А я ему понравлюсь, ма? Он будет меня любить?

– Он уже полюбил тебя.

Увидев, что Стиви и Хлоя появились в дверях гриль-бара отеля «Дорчестер», Джанни Караселли встал. Какая красивая девушка, его дочь. И как она похожа на Франческо. Джанни так разволновался, что чуть не заплакал. Боль утраты соединилась с радостью встречи.

И вот они обе уже стояли перед ним.

Его Стефи, его любовь, и единственная дочь, Хлоя. Он не сводил с девушки глаз. Она улыбнулась, без колебаний шагнула к нему и оказалась в его объятиях.

Джанни с ужасом подумал, что он мог никогда не узнать о ее существовании. Что она могла погибнуть…

Он думал о том, что судьба может быть жестока к людям, но она может дарить и такие нежданные подарки. Его переполненное сердце было не в силах вместить всю радость обретения. Новая жизнь – жизнь его дочери – давала ему новые силы и новую энергию.

Джанни с благодарностью посмотрел на Стиви. Какое счастье, что она решилась и прилетела к нему в Милан. Сколько смелости ей потребовалось для этого! Ведь она ничего не знала об обстоятельствах его личной жизни. И о том, как он отреагирует на ее признание. Нет, он был не прав. Конечно, она знала. Никто никогда не понимал его так, как она. Как глупо было с его стороны потерять ее на столько лет.

Когда все наконец заняли свои места за столиком, Стиви весело сказала:

– Я вижу, что мне не нужно никого представлять.

– Нет, Стефи. Я бы узнал Хлою, даже если бы встретил ее без тебя. Она очень похожа на Франческо, моего погибшего сына.

Хлоя без всякого стеснения рассматривала лицо Джанни.

– Ты выглядишь именно так, как я себе представляла.

Караселли удивленно посмотрел на Стиви и ответил:

– Но я думал, что ты не знала о моем существовании.

– Я не знала. Но я всегда чувствовала, что мой отец жив. Не знаю почему. И представляла его высоким, темноволосым и красивым. Как ты.

Он рассмеялся. Ему понравилась прямота девушки.

– Спасибо за комплимент. К сожалению, я не знал о твоем существовании. Ты очень красивая. Настоящая красавица.

– Спасибо.

Караселли обратился к Стиви:

– Я заказал шампанское. Надеюсь, ты ничего не имеешь против. Думаю, что нужно отпраздновать нашу встречу.

Официант наполнил бокалы.

– Я пью за вас, – торжественно сказал Джанни. – Я счастлив, что мы вместе. Это лучший день моей жизни.

– Мы тоже очень рады, Джанни, – сказала Стиви.

– За тебя, папа. Ведь я могу тебя так называть?

– Конечно, детка. Как же еще?! Ведь я и есть твой папа.

– Я всегда завидовала друзьям, у которых были отцы. А у меня – только дедушки.

– Хлоя! Я не знала об этом… – Стиви растерянно смотрела на дочь.

– Не расстраивайся, мамочка. Я не хочу, чтобы ты огорчалась сегодня. Ты же знаешь, как я люблю тебя.

Стиви заметила, что Хлоя начала волноваться, и попыталась успокоить дочь.

– Конечно, знаю, детка, не волнуйся. Тебе нельзя беспокоиться.

Хлоя повернулась к Джанни и принялась объяснять:

– Она была мне и мамой, и папой. Мы всегда были вместе. Это мама спасла мне жизнь. Я была без сознания, а мама день и ночь сидела у моей кровати. У меня лучшая мама в мире.

– Я знаю, Хлоя, – искренне ответил Джанни. – Я помню, как Стефи заботилась о твоих старших братьях, когда они были маленькими. Я хорошо знаю Стефи. Расскажи мне лучше о себе. Ты ведь в этом году заканчиваешь школу?

– Да, в этом, – сказала Хлоя. И так же естественно, как она вела себя с ним с первой секунды встречи, девушка принялась рассказывать о школе, о своих планах и друзьях.

Караселли слушал Хлою, как слушают музыку. Он без остатка погрузился в ее мир и наслаждался, казалось, самими звуками ее голоса.

«Сколько потеряно», – с горечью думала Стиви. Она призналась себе, что любит Джанни Караселли все с той же страстью. Неужели для него все, что было, осталось в далеком прошлом?

– Вчера вечером у меня появилась прекрасная идея, Стефи, – сказал Джанни, как бы отвечая на ее мысли.

– Какая идея?

– Я хочу пригласить вас с Хлоей к себе на озеро Комо. Там она быстро поправится. Что ты думаешь об этом?

Хлоя по-детски обрадовалась:

– Как здорово! Просто класс! Мам, соглашайся, мне очень хочется поехать.

– Мы должны посоветоваться с доктором Лонгдоном. Это нейрохирург, который ее оперировал, – объяснила Стиви. – Он сказал, что мы пока не можем вернуться в Штаты.

– Но Италия гораздо ближе. До Милана не больше двух часов полета. Когда ты сможешь с ним поговорить? – спросил Джанни.

– Сразу после обеда.

– Мамочка! Спасибо.

Хлоя встала и, повесив на плечо сумочку, вежливо сказала:

– Извините, я на минутку выйду.

После ее ухода Джанни с волнением сказал:

– Она удивительная. Красивая, воспитанная. А как естественно она себя ведет, как непринужденно. Ты прекрасно воспитала девочку. И тебе пришлось делать все одной.

– Мне помогали мама, ее муж, сыновья. Но все равно спасибо за твои слова. Я рада, что Хлоя тебе понравилась.

– Разве она могла не понравиться? Такая обаятельная, живая. Я вижу в ней тебя.

– А я тебя, Джанни. С самой первой минуты.

– Стефи?

– Да, Джанни.

– Я хочу задать тебе один вопрос.

– Какой же?

– Мы могли бы снова стать друзьями?

Стиви не знала, что сказать. Она не была уверена, что понимает, что он имеет в виду.

Караселли заметил ее сомнения и воскликнул:

– Пойми меня правильно. Я не хочу сказать, что мы должны продолжить наши отношения, как будто этих девятнадцати лет не было. Но теперь нужно построить новые. У нас с тобой есть Хлоя. Я хочу узнать ее ближе, стать для нее настоящим отцом.

«И я хотел бы лучше узнать тебя, – подумал он. – Но ты совсем не изменилась. Ты все та же, моя Стефи. Такая любовь, как наша, не может умереть. Вы обе нужны мне».

Стиви смотрела прямо ему в глаза и, казалось, читала его мысли. Она поняла, что Джанни любит ее так же сильно, как она сама любит его. Стиви наклонилась к нему и мягко сказала:

– Конечно, Джанни, мы будем друзьями, я тоже этого хочу.

Он кивнул. Стиви была единственной женщиной, которую он любил в своей жизни, и вот произошло чудо, и она вернулась к нему. Стиви прочитала в его глазах его любовь и его радость, коснулась его руки и сказала:

– Мы не станем больше терять времени, Джанни. Мы будем самыми близкими друзьями.

Караселли взял ее руку, поднес ее к губам и улыбнулся:

– Самыми близкими, любимая.