Было уже около полудня. Упаковав багаж и прибравшись в комнате, Электра заколола последнюю прядь в скромный, собственноручно сооруженный пучок, поднялась и разгладила юбки.

Сегодня, еще до заката, она будет дома! Какими бы безумцами ни казались порой ее домашние, она всех их любит, а еще беспокоится, оставляя семью без присмотра. Посетил ли Лисандра очередной кошмар ночью? Не использовала ли снова мама заварочный чайничек для хранения скипидара? И следит ли кто-нибудь за тем, чтобы Атти не разгуливала по окрестностям, вооруженная до зубов?

Электра тряхнула головой, успокаивая себя. Все равно, будучи тут, она не в силах ничем им помочь. Ничего, скоро она будет дома, и тогда… Мисс Уортингтон придирчиво поглядела на себя в зеркало.

Ее дорожное платье порядком измялось и кое-где даже испачкалось, хотя вчера вечером она старательно чистила его, не в силах заснуть. Она готова была заниматься чем угодно, лишь бы не задувать свечу!

Теперь же, при свете дня, она в сердцах обзывала себя дурочкой. Боже правый, она остановилась во вполне респектабельной гостинице, где часто бывают весьма приличные постояльцы! И неисправный замок на ее двери – не более чем досадная случайность… Достаточно было бы припереть дверь стулом – и можно было спокойно идти спать!

Но сна у нее не было ни в одном глазу! Каждый скрип половицы заставлял вздрагивать, то и дело мерещились тяжелые шаги вандала… А в каждом порыве ветра чудился чей-то отчаянный крик…

Похоже, она делается практичной и прагматичной лишь в окружении мечтателей. Стоит ей вырваться на волю из лона семьи – и она становится такой же неадекватной, как и все ее домашние!

Если бы вчера подвыпивший мистер Хейстингз не вломился к ней, Электра так и расчесывала бы волосы до самого рассвета, не задувая свечи и в любую секунду готовая половчей схватиться за тяжелый оловянный подсвечник. Впрочем, Хейстингз, хоть и был пьян, обнаружил удивительную галантность. И даже проявил искреннее стремление ей помочь…

Скривив в усмешке губки, Электра застегнула свой спенсер. Разумеется, через пару минут после данного ей обещания охранять ее покой, Хейстингз на цыпочках прокрался к себе, – и все же именно благодаря его обещанию Электре в конце концов удалось забыться сном.

Электра коснулась дверной ручки, дверь тотчас же подалась, потом резко распахнулась – так, словно ее толкнули снаружи.

В комнату тяжело ввалился мистер Хейстингз и распростерся навзничь у ее ног. Слегка приоткрыв глаза, он страдальчески поморщился.

Электра непонимающе уставилась на него:

– Так вы были тут? Всю ночь?

Вместо ответа мужчина застонал. Выражение его лица красноречиво говорило: «Это была худшая ночь в моей жизни!»

– Ну я же пообещал, разве не так?

– Д-да… вы пообещали.

Электра закусила губу, тронутая до глубины души его простодушной прямотой. У нее был опыт неожиданных просьб, адресованных мужчинам, – обычно те увиливали при первой же возможности, а порой даже откровенно высмеивали ее. Да, братья готовы за нее умереть, и Электра прекрасно об этом знает – но упаси бог попросить их охранять ее от выдуманных ночных злодеев!..

Приподняв юбки, она склонилась и вгляделась в заспанное лицо мистера Хейстингза. Он выглядел просто ужасно. Глаза его обведены были темными кругами, а песочного цвета волосы по-дурацки торчали с одной стороны. В довершение всего, на лбу у него отпечатался рисунок двери – там, где он, уснув, ткнулся в нее головой.

Электра удостоила его самой роскошной своей улыбки – той, которую почти никто никогда не видел, кроме, пожалуй, ее драгоценных Айрис и Атти.

– Мистер Хейстингз, вы необыкновенный человек!

– Это уж как пить дать, мисс, – хмуро согласился он, изумленно хлопая глазами.

…Бедный парень! Все еще улыбаясь, растроганная благородством слуги и отчасти очарованная его причудливой прической, Электра выпрямилась.

– Заказать для вас завтрак, сэр? А потом, если вы не против, снова в путь. Итак, яичница с беконом подойдет?

Эрон замотал головой и даже как будто слегка позеленел:

– Нет, мисс… благодарю покорно. Пойду-ка проверю лошадок!

Электра тотчас преисполнилась к нему искренней жалости, сделав вид, что мужские муки похмелья ей незнакомы, – хотя на самом деле ей не раз приходилось силком загонять братьев-близнецов в постели, особенно в пору их юношеских безумств, а наутро отпаивать горячим кофе и сырыми яйцами.

Электра лучезарно улыбнулась мистеру Хейстингзу:

– Прекрасно! Тогда я потороплю мисс Блисс, и мы с нею чуть позже к вам присоединимся!

В ответ он промычал что-то неразборчивое, слабо помахал ей рукой и вновь в изнеможении распростерся на полу. Изящно перешагнув через неподвижное тело, Электра устремилась вниз по лестнице – туда, где уже наверняка находилась Блисс. Она уже поняла, что Блисс всегда находится именно там, где нужно…

Всю ночь!.. Всю ночь этот человек охранял, оберегал ее! Да, она сейчас вдали от дома, от семьи, подле нее нет ни братьев, ни отца – и все же ей на удивление спокойно!

Так же спокойно, как было в ту ночь, в развалинах имения…

Эрон лежал на полу, наполовину в коридоре, наполовину в комнате, и знал, что выглядит полным кретином. Впрочем, кажется, это его крест. Когда он всей душой стремится прочь – а ведь дело обстояло именно так, когда мисс Электре Уортингтон безотлагательно потребовалась его помощь, – честь вынуждает его покориться.

Вот и теперь, когда самое горячее желание его – отыскать наконец свою комнату и завалиться спать без задних ног, ее во что бы то ни стало надо сопровождать!

Скольким женщинам за всю историю рода человеческого удавалось так вертеть мужчинами?

Елене Троянской.

Леди Макбет.

Королеве Гвиневре.

… Он бы проделал все это еще раз, только бы заслужить ее волшебную улыбку. «Эта улыбка превратила меня в законченного идиота!» Он подумал про хозяина гостиницы, про бедного влюбленного и покинутого Зигфрида, и про всех, кто когда-либо пал жертвой этой улыбки – или еще падет. «Запомни: ты для нее – пустое место!»

Эрон перевернулся – а вернее, плюхнулся на живот, блаженно потягиваясь и разминая затекшие мышцы, и вновь начиная понемногу чувствовать свои онемевшие ягодицы.

«Нет, я не Парис… не Макбет… и не Артур. Все эти люди жили своей собственной жизнью!»

Эрон поморгал, разглядывая узор ковра, затем со стоном поднялся на четвереньки. Бог свидетель: ему, кажется, суждено умереть молодым…

«…Я, наверное, больше всего напоминаю Ахиллеса. У этого малого явно было слабое место».

Ноющие ноги едва донесли Эрона до конюшни. Ему даже удалось собственноручно оседлать своего жеребца – а грум, дай ему бог здоровья, помог ему с Бианкой и коляской.

Впрочем, он вполне готов был к великим свершениям, несмотря на шум в голове и предательски подкатывающую тошноту, – а тут на пороге показались обе юные леди, свежие, отдохнувшие и слегка разрумянившиеся после отменного завтрака.

А когда мисс Электра мило поблагодарила его за расторопность и исполнительность, он с трудом сдержался, чтобы не зарычать.

Вообще мисс Электра была на удивление мила и обходительна с ним – по крайней мере в течение первого часа пути. Сперва он благословлял небо за то, что острая на язык девушка молчит. Затем… начал беспокоиться. Слишком уж эта сладкая предупредительность была для нее не характерна. Наверняка она изо всех сил сдерживается.

А затем твердо уверился, что опасность близка. Электра готова была взорваться в любой момент.

Тем временем в особняке, стоящем в некогда респектабельном, да и поныне элегантном, но обедневшем пригороде Лондона, настало время завтрака. Лисандр Уортингтон сел в постели, где лежал полностью одетый. Как обычно, ночью сон бежал от него, и он изучал трещины на потолке до самого рассвета.

Накануне он вернулся из Шропшира – ему пришлось скакать целую ночь и целый день по непролазной грязи под проливным дождем. Конь под ним был не самый лучший, однако даже призовому жеребцу вряд ли удалось бы преодолеть этот тяжелый путь быстрее.

Он должен был бы выбиться из сил… Присев на постели, Лисандр прислушался к своим ощущениям. Нет, утомления он не чувствовал. Он не ощущал вообще ничего.

Поднявшись на ноги, Лисандр напомнил себе, что следует спуститься вниз, к домашним.

Почти всегда с трудом припоминая в чем состоит его долг, Сандр изо всех сил старался быть хорошим братом и добрым сыном. Единственная проблема состояла в том, что для этого надлежало быть для начала хорошим человеком.

А он вовсе не ощущал себя человеком – живым, теплым, из плоти и крови, чувствующим, думающим, рассуждающим… Некогда он был таким. Он даже помнил, каково это: быть таким же, как прочие живые люди.

Теперь же он походил более на отражение в закопченном зеркале… или на хрупкую тень в летнее утро – лишь очерк, лишь контур, внутри которого – непроглядная чернота…

Снаружи же все выглядело более чем пристойно. Он видел это, глядя на себя в зеркало. Он дышал, он ходил, ел… иногда – пусть редко – даже спал. Старший брат отвез его к портному, и теперь довоенная одежда наконец выглядит на послевоенном Сандре не как платье с чужого плеча…

Но глупо было отрицать, что с ним не все благополучно. Он сломлен, уничтожен – возможно, навсегда. Ему казалось, будто кто-то вскрыл его и заменил живые мышцы и кровь на некий механизм. Внутри у него было темно и сухо, словно на каком-нибудь заброшенном чердаке, где в беспорядке свалены ненужные вещи из прошлого, покрытые слоем пыли.

Как и чем заполнить вновь эту пустую комнату? Как возродить остановившееся сердце?

Лестница вела вниз. И он пошел вниз.

В залитой солнцем, скромно обставленной столовой он увидел своего старшего брата, Дедала. Здесь же были и младшие, Кастор и Орион – жадно поглощая завтрак, они обсуждали предстоящее путешествие. Ах да… спасение Электры.

Замедлив шаг, Лисандр попытался припомнить, отчего со столь несвойственным ему пылом стремился он поскорее добраться домой и сообщить о том, что происходит с сестрой. Тогда это отчего-то казалось очень важным – настолько, что он едва не загнал коня и себя самого…

Он прекрасно помнил все происшедшее, разумеется. Вот только чувства и эмоции, вызванные этими событиями, утекали стремительно, словно вода или песок сквозь пальцы.

Сандр ни слова не произнес, он вообще не издал ни звука – однако глаза всех присутствующих мгновенно устремились на него. На него смотрели все. Родители – сонно и отчасти мечтательно, а младшая сестренка Аталанта – с живым любопытством. В ее глазах застыл невысказанный вопрос. Даже его новоиспеченная невестка Миранда глядела испытующе.

«Не трудитесь, – хотел он сказать им всем. – Вы ничего не обнаружите. Ибо я лишь тень, пустая оболочка, поношенное платье, внутри которого ничего нет…»

Разумеется, он ни слова не произнес. Как, впрочем, и обычно. Но тем не менее все искренне полагали, будто ему стало куда лучше – ведь он почти перестал ночами заходиться в крике…

Ночные кошмары наутро совершенно забывались. Сандр даже не помнил, отчего кричал – лишь порой смутно припоминал ощущение головокружительного падения в какую-то бездну. До сих пор иногда он просыпался от этого ощущения.

Ему отчаянно недоставало Электры. Ее обостренная внимательность и бодрая напористость словно восполняли его угасшие чувства. А ее искреннее, но молчаливое сострадание избавляло его от надобности притворяться человеком… братом… сыном. В обществе своей неугомонной сестрицы он просто делал все, как она велит – не думая, не рассуждая. В присутствии Электры ему можно было не утруждать голову, так напоминающую теперь запыленный чердак…

Увы, оказалось, что Электра не столь разумна, как он полагал. Выходило, что он помог ей совершить нечто, по мнению Дедала и остальных – впрочем, в основном Дейда, – странное, опасное и вообще ужасное…

Сандр знал: то, что они с Электрой сделали, – неправильно. Увы, не мог осознать, почему именно.

Миранда, казалось, была обеспокоена более остальных. Ничего странного: она лишь недавно влилась в семью и поэтому все еще была относительно нормальна. Кас, похоже, был более удручен перспективой оставить молодую жену в ее деликатном положении, нежели спасением Электры. Орион же выглядел так, словно размышлял над проблемой радиальной симметрии у морских ежей или о чем-то в этом роде. Сандр понимал, что вечная рассеянность Ориона не имеет ничего общего с его собственным ледяным безмолвием. Орион обладал вполне здравым, притом совершенно блестящим умом – и этот ум был занят материями куда более значимыми, нежели какая-то беглая сестрица.

Малышка Атти, сощурив зеленые глаза, испытующе смотрела на Сандра. В свои тринадцать лет Аталанта, худенькая и подвижная, казалось, была сотворена из одних веснушек да железной силы воли впридачу. Сандр подумал вдруг, что из всех домашних именно Атти лучше всех понимает его… Ведь Атти тоже сломлена – правда, по-иному. Она представления не имела о понятиях добра и зла, царящих вне этих стен, – впрочем, если и знала об этом, то предпочитала их игнорировать.

Сандр эти правила знал. С этой частью его памяти все было в порядке. Он лишь не мог вспомнить, отчего эти правила почитались столь важными.

Сунув в рот последний кусок, Дейд поднялся, все еще жуя.

– Поторопимся, ребята. Лошади, что я арендовал, должны быть уже здесь.

Впрочем, у Дедала был собственный конь – норовистый и игривый вороной жеребец, естественно, именуемый Икаром.

Лошадь же Сандра, гнедой мерин, в сущности, ему не принадлежала – в привычном смысле слова. Просто никто не позарился на эту клячу, поэтому Сандр отвязал ее от коновязи возле военного госпиталя в тот самый день, когда решил отправиться домой. Отвязал, сел на него и уехал.

У этого флегматичного животного вовсе не было имени. Он дышал, он жевал, он подчинялся командам седока. Этого для Сандра было вполне достаточно.

Сандр не стал есть – впрочем, никто из присутствующих не усмотрел в этом ничего необычного. Лошадь его накормлена – и это главное. И хотя они с конем въехали в Лондон лишь накануне вечером, они снова в дороге, хоть солнце еще не достигло зенита. Конь, впрочем, успел отдохнуть, так что Лисандру было не на что пенять.

Чтобы жаловаться, нужно говорить – и не просто говорить, а еще и браниться.

Сандр почти разучился делать как первое, так и второе.

В столовую вихрем ворвалась миссис Филпотт:

– Они здесь, миссус! Они дома!

По мере того как они приближались к центру города, окрестные дома делались все выше и выше. Лачуги сменились добротными высокими строениями, а редкие всадники уступили место конным экипажам. Воздух наполнился людским гомоном и прочими звуками, привычными для города.

Город… Эрон предпочел бы вовсе не показываться в Лондоне. Однако обеих мисс Уортингтон во что бы то ни стало нужно было сюда доставить. Сгорбившись в седле, он натянул видавшую виды шляпу Хейстингза на самые уши и вознес безмолвную молитву, уповая на милость фортуны. Вот она, обитель самых горьких печалей его юности. Вот оно, трепещущее сердце Общества… даже того хуже. Будущему наследнику, чье состояние маячит в необозримом будущем, легче легкого найти здесь приключения, притом самые что ни на есть печальные.

Увы, так с ним и случилось в свое время. И теперь прошлое висело на нем, словно мельничный жернов, привязанный к шее.

«Проводи домой юных леди и убирайся восвояси!»

И все же он продолжал ломать голову над загадкой по имени Электра Уортингтон.

За долгие годы лишений и испытаний Эрон приучился не судить о людях по их наружности. И вообще не выносить поверхностных суждений. Он начал постигать эту науку в юности, полной горьких ошибок и заблуждений, а позднее совершенствовался в ней, когда не покладая рук выковывал свой характер и восстанавливал утраченную честь.

У него довольно было времени, чтобы понять: самый бравый герой на поверку может оказаться отъявленным трусом, а нежная и скромная леди – мстительно разрушить чью-то жизнь при помощи одного-единственного слова. В конце концов он предпочел полагаться на немногих стоящих и верных друзей, которых избрал вовсе не из-за их титула или богатства. Даже пройдоха и простолюдин Хейстингз порой демонстрировал беспримерное мужество и отвагу, а иногда обнаруживал качества, достойные истинного джентльмена – по крайней мере время от времени.

Поступки людей правдивы, в отличие от внешней шелухи, – а уж на людские слова ни в коем случае полагаться не стоит.

Итак, что же известно ему о мисс Электре Уортингтон? Из-под полей низко надвинутой шляпы он изучал прямую спину девушки, сидящей подле кузины на козлах. Шляпка скрывала ее золотистые косы и потрясающие воображение черты, что несколько упрощало его задачу… впрочем, при каждом движении ткань платья выгодно обрисовывала ее тонкую талию и округлые бедра… Благодарение богу, что спинка сиденья надежно скрывает остальное!

Эрон усилием воли пресек опасный ход мыслей. Да, наружность барышни приятна глазу. Так же, как красивый закат или ладно скроенная лошадь. И если на минуту забыть о ее прелестных глазках и сногсшибательной фигуре, если заглянуть глубже, сквозь все эти великосветские манеры и изящные наряды, то… что он там видит? Что она рассказала о себе своими поступками?

Пожалуй, она отважна и решительна, в этом ей не откажешь. И пусть цель ее не столь уж благородна – всего лишь навсего подняться по общественной лестнице, – однако идет она к ней с напором хорошо отточенного клинка из чистейшей шеффилдской стали! Эрон вспомнил, как она умоляла его не наказывать брата за ее проступок. Говорила, что ее семья отчаянно в ней нуждается. Что ж, будет видно… Однако Эрон чувствовал, что девушка искренне предана своей семье. И пусть она утверждает, что устала от проделок многочисленных братьев… А еще она бесспорно неглупа, хоть и удручающе безрассудна: иначе как могла она, поддавшись порыву, похитить человека?

А как она, едва выбравшись из реки на берег, тотчас кинулась спасать кузину! Стало быть, она еще и очень мужественная. Весьма опасное сочетание качеств.

Итак, она смела, умна, мужественна и преданна. Какая жалость, что она к тому же эгоистична и мелочна, не говоря уже о том, что больна на всю голову!

Эрон и сам не заметил, как вновь стал любоваться нежными и женственными изгибами ее бедер и талии. Он сам не понял, как, пришпорив коня, поравнялся с повозкой, дабы насладиться прелестными женскими ягодицами, подпрыгивающими на дорожных ухабах. Да нет же, он просто едет, думая о своем, разве не так? И ничего в этом такого нет…

Эрона насторожило иное. Осознав это обстоятельство, он не на шутку встревожился. Он оставался совершенно равнодушен к не менее соблазнительной и аппетитной, к тому же куда более разумной и вменяемой мисс Блисс Уортингтон…

– Вот мы и приехали! Наконец-то!