Когда губы сумасшедшей коснулись его рта, Эрон окаменел. Проклятье, какие мягкие у нее губы! А на вкус – точь-в-точь вишня… Нежные ладошки касались его щек, а потом тонкие пальчики, робко скользнув, запутались в его волосах…

«Мягкая… сладкая… нежная…»

Казалось, черт подери, что это длилось целую вечность!

Из его груди помимо воли вырвался вздох, и губы Эрона разомкнулись. В ответ губки соблазнительницы проделали то же. Кончик розового язычка пробежал по губам, увлажняя их… затем проделал то же самое с его губами. Казалось, он понравился ей на вкус: язычок ее не думал останавливаться, проникая уже меж его ждущих губ. Сладкий, смелый маленький язычок…

Опьянев от этой сладости, Эрон втянул этот язычок в свой рот и принялся ласкать его своим языком. Затем проник языком в ее нежный ротик, наслаждаясь вкусом вишни и нежным жаром, исходящим из ее рта. Краешком затуманенного сознания он понимал, что девушка совсем не умеет целоваться. Что она даже не осознает, сколь порочно соприкосновение открытых ртов и… «О боже правый, как же сладки ее губы!..»

Подавшись вперед, насколько позволяли путы, Эрон приник к ее рту жадным поцелуем. Ответом ему был ее приглушенный всхлип, эхом отдавшийся в его паху, отчего голос здравого смысла тотчас смолк. А пальчики девушки уже касались его затылка, они запутались в его волосах, и все ее тело прильнуло к нему.

Обезумевшие языки, переплетаясь в поцелуе, затеяли бешеную пляску. Мягкие полные груди скользили по его мускулистой груди, маленькие ручки неустанно ласкали его волосы… Боже, если бы не путы на руках и ногах…

Путы?…

Так он похищен!..

Голос здравого смысла вновь зазвучал в полную силу, безжалостно гася пламя, разгоревшееся было от этого жаркого и неумелого лобзанья.

Эрон резко отстранился от девушки – так резко, что между пальцами у нее осталось несколько его волосинок.

Ее разрумянившееся личико, ее изумленные глаза – черт подери, она прехорошенькая! – были в каких-нибудь дюймах от его лица.

– Что случилось? – Девушка нахмурилась. – Ах да, я неподобающе одета! Знаю, что выгляжу сейчас не самым лучшим образом, но поверьте, это весьма легко исправимо! Я никогда не опозорю ни вас, ни ваше имя!

Эрон горячо порадовался тому, что не видит ее во всей возможной красе. Этого он мог бы не пережить. С усилием подавив вполне естественную мужскую реакцию на близость прелестной женщины, он яростно сверкнул на нее глазами. Так она назвала себя его графиней? Стало быть, намерена соблазнить его, чтобы получить титул… или того хуже. Что же она за существо, если столь хладнокровно подстроила собственное падение?

Боже милостивый! Он погиб. Погиб безвозвратно…

Погибло все, что он кропотливо выстраивал в течение последних десяти лет. Дед никогда не сделает его своим наследником, если посчитает способным соблазнить юную леди! Особенно после всего того, что произошло прежде!..

Будь проклята его несчастливая звезда! Как могло такое случиться? Он ехал в полнейшем одиночестве, думая о своем и никого не трогая. Он уже чувствовал себя наконец-то человеком с будущим, перед ним открывались потрясающие возможности… И тут эта невесть откуда взявшаяся маленькая маньячка одним легким движением изящной ручонки разрушила всю его жизнь!

Впрочем, не все еще потеряно. Пока он еще ни слова не проронил. Отлично. Теперь ей придется внимательно его выслушать. Очень внимательно! И, глядя прямо в ее сверкающие зелено-синие глаза, Эрон улыбнулся ей самой ослепительной улыбкой из арсенала Хейстингза.

– Попытка была хороша, душка – однако вот загвоздка: я вовсе не его светлость! Так что ты, выходит, села своей маленькой озорной попкой не на те коленки!

– Ха! – Электра воинственно скрестила на груди руки. – Недурной выстрел, лорд Эрон – однако слуги никогда не путешествуют в карете! Они едут верхом рядом!

Пленник вновь попытался высвободиться из оков.

– Еще как путешествуют – особенно ежели хозяин хвор и слаб, а неотложное сообщение позарез надобно куда следует доставить!

Электра внимательно изучала свою добычу. Тогда, из окна гостиницы, занедуживший лорд показался ей долговязым и худым. Этот был сложен примерно так же, однако был, кажется, куда шире в плечах, чем тот, больной…

Впрочем, ее мог тогда сбить с толку сюртук, казавшийся великоватым.

И все-таки человек, который был так слаб, что не мог своими ногами переступить порога гостиницы, вряд ли мог с такой силой рваться из оков. Веревки трещали, а старый стул вот-вот готов был развалиться! Впрочем, за прочность завязанных ею узлов Электра не тревожилась – за долгие годы она овладела наукой связывать своих братцев. Порой это было единственным способом стяжать себе полчаса покоя…

Ах, если б ей тогда представилась возможность хоть глазком взглянуть на того, кто лежал на носилках! Какой нелепой теперь казалась ей тогдашняя боязнь показаться чересчур любопытной! Вот и получается, что она чересчур скромна, чтобы высунуть носик из своих покоев, однако при этом запросто похитила человека, угрожая ему оружием!

Глаза ее сузились:

– Я хорошо тебя разглядела, когда носилки выносили из повозки!

Красавец издевательски осклабился:

– Да разве ж я похож на полутруп, который вчерась пришлось на руках выносить? Кстати, тебя я вчера тоже приметил – в окошке, наверху. Ты глазела из окошка на двор – и меня видела!

Его серые… нет, все-таки синие глаза издевательски поблескивали.

Сердце Электры сжалось и подпрыгнуло – она вспомнила темную фигуру кучера под дождем. И то, как смело он ее разглядывал.

И то, что она тогда ощутила…

Электра вздернула подбородок. Нет, этого не может быть. Стоит взглянуть на него! Он хорош собой, строен и… в общем, чересчур хорош собой!

«Ты не хочешь, чтобы это оказалось правдой. Не хочешь, чтобы этот красавец оказался простым слугой. Ты не хочешь, чтобы вы с ним оказались неровней!»

Эта простая мысль поразила ее настолько, что она испугалась, уж не правду ли он говорит. Не говоря уже о том, что твердил занудный внутренний голос…

…который в большинстве случаев бывает прав!

«Эй, заткнись сейчас же!»

…Его сюртук. Она цеплялась за мысль о сюртуке, как за соломинку. Наряд был добротен, пусть слегка поношен – такой вполне мог принадлежать джентльмену, попавшему в стесненные обстоятельства.

Одна загвоздка: лорд Эрон Арбогаст богат, если верить газетенке.

Впрочем, подобный сюртук вполне мог принадлежать и слуге, которому время от времени перепадает одежда с хозяйского плеча. Уортингтоны никогда не позволяли себе отдавать поношенное платье прислуге, потому что всегда подрастал очередной Уортингтон, которому оно доставалось по наследству – однако Электре было известно, что многие аристократы одаривают слуг таким образом.

– Сколько можно долдонить тебе, бешеная ты лунатичка, – я не его светлость!

Электра с трудом сглотнула. О всеблагие небеса! Не могла же она так ошибиться? Неужели ее вожделенная, титулованная и состоятельная светлость лежит сейчас, кашляя и потея, в «Зеленом Ослике», и лоб ему отирают грубые руки какой-то смазливенькой служанки, а вовсе не ее собственные? Неужели она пошла на безумное, отчаянное преступление и поставила на кон все свое будущее, похитив простого камердинера?…

Ей вдруг стало трудно дышать.

«…Что я натворила?»

Элли без сил опустилась на сундук, где сидела прежде, и спрятала в ладонях пылающее лицо, по-прежнему сжимая в пальцах пистолет. «Вот и выходит, что я – всего лишь очередная безумица из рода Уортингтонов…»

Вдох. Выдох. Наконец она подняла голову и вновь взглянула на связанного мужчину.

– Хорошо, – устало произнесла она. – Поганая ситуация, не так ли?

Мгновение помолчав, пленник коротко хохотнул:

– Согласен. И это мягко сказано.

Теперь он просто смотрел на нее, оставив всякие попытки высвободиться – словно понимая, что она начинает ему верить.

Электра встала и отложила бесполезный пистолет. Пленник проследил за ним взглядом. А она размяла пальцы, затекшие от непривычной тяжести.

– Не бойся. Я не стану его разряжать…

Пленник одарил ее взглядом, полным подозрения:

– Тем паче что он даже и не заряжен, ага?

– Разумеется, заряжен! – заморгала Электра. – Сам посуди, отважится ли кто-нибудь разыгрывать разбойника с большой дороги с незаряженным пистолетом в руках!

И, качая головой, она наклонилась, чтобы развязать веревки на ногах пленника. Узлы, как и обычно, вышли отменные…

Связанный хранил молчание, и Электра взглянула ему в лицо. Она увидела совсем близко его глаза, наполненные искренним ужасом.

– И ты все это время тыкала в меня заряженной пукалкой, что ли? А если бы ты задремала с оружием в руках, целя в меня?

Электра одарила пленника одной из самых ослепительных своих улыбок:

– Ну, полагаю, ты разбудил бы меня!

Брови мужчины взлетели:

– Ага! Тебя пробудил бы мой предсмертный крик! Ну ты и полоумная…

– Послушай, прекрати дергаться. Ты так затянул узлы, что мне не под силу их теперь развязать…

– Так разрежь к чертовой матери веревки!

Элли нахмурилась:

– Но ведь тут ярдов десять отменной крепкой веревки! Которая, к тому же, является собственностью гостиницы «Зеленый Ослик». Мне не хотелось бы ее портить, уж прости великодушно. – Она уперла руки в бока. – Кстати, я совсем забыла прихватить с собой нож.

– Да ты… ты…

Лицо ее жертвы приобрело угрожающий красный цвет, затем сделалось насыщенно-пурпурным…

Эрон был вне себя от ярости. С момента его возвращения в Англию минуло едва ли более суток – и пожалуйте, он вновь по уши в очередном скандале!..

К тому же именно в Шропшире, черт подери! В захолустном, тихом, буколическом Шропшире он ухитрился нарваться на единственную сумасшедшую в целом графстве! Умалишенную, чей неосторожный поступок грозит перечеркнуть все годы, потраченные на убеждение деда, что он стал другим! Нет уж, ему совершенно не нужно, чтобы своевольная красотка смешала с грязью его, а заодно и свою собственную репутацию!

Какое-то мгновение он колебался, готовый высказать ей все начистоту. Очень уж ему не терпелось увидеть выражение ее личика, когда эта сумасшедшая поймет, что не оставила себе выбора, кроме как брак с отверженным, у которого, ко всему прочему, ни гроша за душой… и все это благодаря ее усилиям!

Впрочем, возможно, титул графини, пусть даже отверженной обществом, привлекает ее? Нет, положительно, она безумна. К тому же он ощутил, что веревки, стягивающие его запястья, ослабли…

И гнев обуял Эрона. Не думая ни о чем, желая лишь излить свою ярость, он рывком высвободил руки и сгреб девушку за плечи. Приблизив свое лицо к ее побледневшему личику, он…

Он снова поцеловал ее. Снова. И всерьез.

«…Ну-ка поглядим, как ей понравится, когда ее целуют против ее воли!»

Впрочем, на поверку оказалось, что это ей нравится – оказав недолгое сопротивление, девушка разомкнула губки, а тонкие руки ее обхватили его за шею. И вновь она очутилась у него на коленях – так, словно эти колени были самим богом для нее предназначены! И прильнула к нему всем телом…

Ощутив сладкую тяжесть ее тела, льнущего к его паху, не говоря уже о нежной груди, вновь коснувшейся его тела, Эрон потерял нить своей мысли. О чем он только что подумал? А-а-а, вспомнил! Нет, он не станет убивать похитительницу – потому что она женщина, потому что она слабее его, потому что в Англии убийство женщин беспощадно карается, а еще потому… потому что она так хороша!

Нет. Сейчас ему ни в коем случае нельзя отвлекаться. Ибо это подобно смерти.

Лучше воспринять это неожиданное изменение его планов как очередной повод осознать, сколь важна его миссия. Ему как можно скорее нужно увидеться с дедом. И если он упустит последний шанс реабилитироваться в глазах старика, то… он этого не переживет!

И плевать, насколько обворожительна, сладка и привлекательна его похитительница, – он будет считать ее всего лишь досадной помехой в его планах, не более!

Он думал так ровно до того момента, пока она не ответила на его поцелуй.

…Рот ее был так мягок, а губы так теплы… Ничего столь теплого и мягкого не выпадало на его долю за последние десять лет. Он просто не позволял себе ничего подобного, тщательно избегая любых искушений – так долго, что, кажется, позабыл, что делает обычно мужчина, когда к нему льнет нежное женское тело. Впрочем, напрягшееся естество, как обнаружилось, ни о чем не позабыло. Да и хозяин его внезапно все вспомнил…

А девушка, обвив тонкими руками его шею, целовала его неумело и страстно. Некая часть бодрствующего сознания предупреждала его об опасности. Однако прочие части его естества плевать хотели на эти предупреждения – в особенности тот орган, что прижимался сейчас к крутому изгибу ее бедра, и этот орган делался все тверже и тверже… Однако отстраниться Эрон не мог, даже если бы захотел, – потому что по-прежнему был крепко привязан к стулу. Он все еще был в западне. Он – жертва. Потому в том, что происходит сейчас, нет ни грамма его вины!

Поэтому он ответил на ее поцелуй – не менее страстно, чем она целовала его.

И поцелуй этот вдруг превратился в нечто иное – между ними вдруг забушевало невидимое обжигающе-белое пламя. Губы не просто прижимались к губам, тело не просто льнуло к телу. Эрон ощутил неслышный удар колокола – ничего подобного с ним в жизни не происходило. Этот колокольный звон заставил вострепетать все его существо, и этот трепет передался ей – таинственный, мощный серебряный звон, проникающий не столько в уши, сколько в души…

…К чертям его миссию! К чертям деда! К чертям все, что отлучит его от нее, все, что помешает ему испить из этого колодца… все, что помешает ему проникнуть в эту текучую мягкость, в это нежное, трепещущее, горящее желанием тело…

«…тело девственницы».

А это было яснее ясного – судя по тому, как она целовала его. Какой бы искушенной и опытной похитительницей она ни казалась, но… девушка эта была невинна, словно только что вылупившийся цыпленок!

«Черт подери!»

Видимо, почувствовав, что он прервал поцелуй, девушка прижалась к нему еще тесней и доверчиво приоткрыла губки – в точности так, как это проделал он несколько мгновений назад. Теперь она на вкус была словно мед… от нее отчетливо пахло женщиной и теми обжигающими мгновениями экстаза, что сулила ее близость, – теми мгновеньями, которых он не забудет до гробовой доски… Вот только этому сладкому безумию не дано осуществиться. Нет, этого не случится никогда!

«Черт подери!»

Собрав в кулак всю свою силу воли – подобного усилия над собой он никогда прежде не совершал, – Эрон оторвался от ее губ. Ловя ртом воздух, он прильнул щекой к спинке стула и прикрыл глаза. Нет, он не овладеет этой девушкой. Нет, он не возьмет того, что она…

И вдруг ощутил, как горячие губы ее касаются его уха. Ее теплое дыхание согревало самые потаенные, самые чувствительные местечки… О господи, да она не знает пощады!

– Остановись! – Эрон намеревался произнести это властно, однако из груди его вырвался полустон-полумольба. – Прошу тебя… остановись!

…Господи, он уже молит о пощаде! Поистине дело принимает скверный оборот.

Девушка пошевелилась, отстранилась – и Эрону тотчас стало холодно и одиноко. Удостоверившись, что угроза миновала, он отважился открыть глаза и взглянуть на похитительницу. Она по-прежнему сидела у него на коленях и, похоже, ей было весьма удобно. Руки она скрестила на роскошной упругой груди, а между безупречными ее бровями залегла изумленная складочка.

– Да ладно, ты же сама все это затеяла!

От выражения легкой досады на ее личике у Эрона отнялся язык. Подумать только, она выглядела так, будто занозила пальчик, тогда как его самого будто бы переехала тяжелогруженая телега!

Ее, казалось, вовсе не терзало чувство вины! Напротив, вид у нее был такой, словно сейчас ровным счетом ничего не произошло!

«Я должен был это предвидеть. Да что там, я это предвидел!»

Впрочем, ему следовало быть в ярости. Эта молодая женщина – самый страшный его кошмар, она – угроза, нависшая над всеми его надеждами и чаяньями! Душа его не желала иметь ничего общего с ее душой.

Нет, тысяча чертей, не желала!

И Эрон стал искать способ сменить тему – хотя бы для того, чтобы заставить эту девицу слезть с него… Ну и что с того, что он накрепко привязан к стулу – все равно он изнывает от желания!.. Со стоном Эрон распрямил затекшие руки и принялся потирать запястья.

– Черт возьми!

– Дай-ка я посмотрю… – Прохладные пальчики пробежали по ссадинам на его коже. – О-о-о, погляди, что ты натворил, глупец!

Не веря своим ушам, Эрон вытаращился:

– Что… я натворил?

Наконец, благодарение Господу, она спрыгнула с его колен и направилась к маленькому ведерку, полному воды. Кажется, это ведерко он видел в своей карете. Вынув из-за корсажа платочек и намочив в воде, она вернулась к нему и принялась обрабатывать его ссадины.

Эрон зашипел от боли, причиняемой ссадинам, – а еще от боли в пальцах, к которым мало-помалу возвращалась чувствительность.

– Ну-ну, не веди себя как ребенок! Тебе не было бы больно, если бы ты так яростно не вырывался! Ведь я связала тебя совсем легонько, чтоб ничем тебе не повредить!

– Ты прям точно это знаешь, а? Стало быть, ты только и делаешь, что связываешь мужиков?

– Раз в неделю, – рассеянно отвечала девушка, продолжая со знанием дела промывать ссадины. – Ведь у меня пятеро братьев… так что считай сам.

Встав, она вернулась к ведерку, сполоснула платок и выплеснула воду в окно. Эрон вяло удивился, почему она попросту не вылила воду на разбитый изуродованный пол.

Но девушка уже вновь была рядом – закатав его рукава, она принялась осматривать ссадины на бицепсах, которые он заработал в неравной борьбе с веревочными узами.

– Братья, говоришь…

Теперь, когда кровь вновь понемногу начала снабжать мозг, он припомнил темноволосого парня, ворвавшегося в карету. Борьба была яростной, но, увы, недолгой – Эрон не вовремя отвлекся на созерцание ягодиц удирающего возницы, стремительно исчезающей в сгущающихся сумерках.

– Стало быть, это кто-то из них меня на обочину выкинул? Слушай, ощущение такое, словно меня в лоб лошадь лягнула!

Девушка настороженно посмотрела на него:

– Не вини его… Я не должна была втягивать его в это дело. Он… ну, с ним не все в порядке, еще с войны. Я должна была понимать… – Губы ее плотно сжались. – Во всем виновата только я, ясно тебе? Поклянись, что никогда не обвинишь его ни в чем, или… или я никогда не освобожу тебя!

Поскольку Эрон вовсе не намеревался кому-либо сообщать о том, что был похищен и взят в плен под дулом пистолета нежной девушкой, которой помогал умалишенный, то выполнить это ее условие ему было легче легкого. Да, он унесет память об этом диком случае с собой в могилу, хотя вряд ли оправится от унижения до гробовой доски. Впрочем, кое-какие ее слова насторожили Эрона. Склонив голову, он задумчиво взглянул на девушку:

– А ты-то сама? Ни о чем не попросишь… Ну, для себя?

– О чем ты?

– Ну, не собираешься попросить меня не заявлять в суд о похищении, а?

– Если ты это сделаешь, я не буду на тебя в обиде. Но мне бы этого не хотелось… Моя семья нуждается во мне много больше, нежели я – в наказании. В конце концов вряд ли я впредь решусь на что-то подобное… – Она вздохнула. – Похоже, похититель из меня никудышный…

И она принялась вытирать грязь с его лба, склоняясь все ниже, чтобы разглядеть его лицо в полумгле. Щекой он ощущал жар ее кожи… а от сладкого пряного аромата жасмина, выращенного в тропиках, прибывшего на корабле в Англию и согретого теперь теплом этого нежного тела, голова его пошла кругом. Наверное, она растерла ароматное масло по запястьям и за ушами после того, как приняла ванну…

Закрыв глаза, он представил себе картину: комната, окутанная горячим паром, тихий плеск воды, облака мыльной пены и… она, грациозно выступающая из медной ванны… Кожа ее, цвета безупречной слоновой кости, слегка порозовела… А пламя свечей озаряет ее влажные крутые бедра, ее округлые тяжелые груди, а на розовых напряженных сосках – капельки воды, которые вот-вот…

– Ой!