Колдер нервно расхаживал по холлу, словно робкий ухажер. Даже невозмутимый Фортескью не удержался от вздоха. Наряды привез Лементье с помощниками, которые и тащили охапки платьев и многочисленные коробки наверх, в спальню Дейдре, следуя за мэтром, как утята за мамой-уткой. И теперь Колдеру ничего не оставалось, кроме как дождаться отъезда портного.

Ждать, пока чертов портняжка наговорится всласть с его супругой! Что может быть унизительнее? И все же Колдер не мог не признать, что ни один мужчина в Лондоне не знал женщин лучше, чем Лементье. И этот гуру настойчиво посоветовал Колдеру не подниматься, пока не получит разрешение.

И как раз в тот момент, когда Колдер решил послать к черту Лементье с его советами, знаток моды и дамских сердец появился на верхней ступеньке лестницы с довольной улыбкой на лице. Впрочем, первым, к кому обратился Лементье, был не Колдер, а дворецкий.

– Мистер Фортескью, вы не могли бы отправить то прелестное рыжеволосое создание к ее светлости прямо сейчас? Я думаю, что она готова кое-что примерить.

И лишь после этого портной обратился к Колдеру с заговорщической ухмылкой.

– Милорд, выждите ровно пятнадцать минут, перед тем как явить себя вашей половине. – Выждав паузу и подмигнув, мэтр добавил: – Вы увидите, что ожидание того стоило.

Затем портной, взяв из рук дворецкого шляпу и надев ее, поправил ее перед зеркалом легким движением указательного пальца и, откланявшись, удалился танцующей походкой.

Колдер не стал провожать портного даже взглядом. Он неотрывно смотрел на часы. Четырнадцать с половиной минут. Колдер сам не знал, что побуждало его беспрекословно следовать указаниям Лементье. Возможно, осознание того прискорбного факта, что собственные методы оказались неэффективными.

Наконец минутная стрелка миновала четырнадцатую отметку. Отмерив минуту на подъем по лестнице, хотя, если поторопиться, на это уйдет как минимум вдвое меньше времени, но ведь надо еще дойти по коридору до нужной двери, а потом постучать…

Дверь открыла Патриция и, увидев на пороге хозяина, торопливо присела в реверансе.

Из-за спины рыжеволосой горничной раздался Голос Дейдре: «Чего изволите, милорд?»

– Впусти его, Патриция.

Горничная широко распахнула дверь, и перед Колдером возникло прекрасное создание. У него даже во рту пересохло. Как так случилось, что он позабыл, как ослепительно прекрасна его жена?

Этот наряд больше всего понравился Колдеру, и как она об этом догадалась? Шелк был задрапирован мелкими оборками, подхваченное лентой под грудью платье ниспадало складками до самого пола, делая силуэт подобным устремленной в небо стреле. Все достоинства были подчеркнуты, но мягко, не вульгарно, без пошлых рюшек и бантиков. Роскошный синий шелк для роскошной женщины.

Наряд был бесподобным, но бесподобнее наряда была ее улыбка. Восторженная, искренняя, она согревала и радовала, как солнце майским утром. Колдер открыл рот, но все слова куда-то подевались.

Дейдре закружилась в детском восторге.

– Красота! Правда? Мне ужасно нравятся все эти платья, но это – мое любимое!

Как она хороша!

– Я рад, что они вам понравились.

Дейдре, направившись к нему, нежно провела рукой по шелковым платьям.

– Я должна сказать вам спасибо. Вы были необыкновенно щедры… Колдер. – Она опустила глаза, и голос у нее был такой… застенчивый.

Впервые Дейдре назвала его по имени. Он и не знал, как ему этого не хватало, вплоть до этой самой минуты. Что-то отпустило внутри, отлегло, и вдруг стало легко, как не бывало никогда в его жизни.

– Ну, – Колдер судорожно сглотнул. – Вы хорошо относитесь к Мегги. Она вас любит. Я… Я вас благодарю.

Дейдре подняла глаза и встретилась взглядом с мужем. И увидела, что взгляд его говорит совсем не то, что язык. Этот взгляд говорил о желании, неукротимом и требовательном. И тогда Дейдре поняла, что это неуклюжее изъявление благодарности не дань приличиям, а лишь попытка выразить свои чувства мужчиной, который чувствует куда глубже, чем может выразить словами.

Все, что ты можешь, – это любить его.

Потраченные усилия окупятся сторицей! Дейдре взяла мужа за руку.

– Спасибо вам. Никто никогда не делал мне таких подарков.

Дейдре заметила, как выскользнула за дверь Патриция, но перед этим она подбодрила хозяйку озорной улыбкой. Так, чтобы Колдер не увидел.

Дейдре вдохнула поглубже и продолжила:

– И я особенно ценю вашу доброту и щедрость после того, как я с вами обращалась.

Колдер в недоумении моргнул.

– А как вы со мной обращались? – голос его был низким и хриплым. Он нежно стиснул ее руку, согревая в своей ладони, ласково поглаживая пальцами. – Я думал, что приносить извинения должен я.

Дейдре склонила голову набок. И, не в силах противостоять искушению, решила немного подразнить его.

– Это точно. Вам за многое надо просить прощение.

Колдер кивнул все с тем же торжественно серьезным видом.

– Я знаю. Тогда, на фабрике, я схватил вас…

Дейдре небрежно взмахнула свободной рукой.

– Я не об этом. Как раз то, как вы меня обнимали на лестнице, мне несказанно понравилось. Надеюсь на повторение.

Колдер ловил ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

– Что? Но… Я…

– Однако я думаю, что вы поступили дурно, когда внезапно прекратили это делать. Как бы вам объяснить? Представьте, что вам что-то пообещали, и вы ждете, что вот-вот получите обещанное, но обещание так и остается неисполненным.

– Мы были на виду у всей фабрики. И вы не хотели, чтобы я останавливался?

– Я не хотела, чтобы вы останавливались, – медленно повторила она.

– Я почти уверен, что вы сумасшедшая.

Воодушевленная его реакцией, Дейдре задорно усмехнулась.

– Одним словом, вы меня разочаровали. Джентльмен не станет так подводить леди.

Нечто похожее на улыбку появилось на лице Колдера. Губы его не вполне слушались: очевидно, с непривычки. Дейдре ликовала.

– Вы совсем не такая, какой я вас считал, как мне думается.

Дейдре безразлично пожала плечами, но отвела глаза.

– Мне жаль, что я вас разочаровала. – Она пыталась не принимать обиду близко к сердцу. Самоирония не была ей чужда, и сейчас самое время об этом вспомнить. – Однако жалобы принимаются не здесь, а в соседнем кабинете, следующая дверь направо, – как ни в чем не бывало продолжила Дейдре.

Колдер прислонился плечом к кроватному столбу. Руку Дейдре он не выпускал ни на мгновение. Как он был хорош в этот момент! Невыносимо хорош. Эти темные глаза, эта едва заметная улыбка на губах.

– Как такое красивое создание может быть столь… эксцентричным?

Дейдре умела держать удар. Он считает ее красивой. Приятно, конечно, но не оригинально. Большинство мужчин одного с ним мнения. Куда значимее тот факт, что он считает ее эксцентричной, то есть «не в себе».

– Не думаю, что, оскорбляя меня, вы выбрали верную тактику для данного момента.

– Вы не думаете? – голос его стал еще ниже и гуще. Ответная реакция наступила незамедлительно: странные ощущения внизу живота. – И какой была бы верная тактика, по-вашему? Должен ли я упасть на колени и просить прощения за то, что был с вами груб?

– Нет.

– Должен ли я прибегнуть к лести, сказав, что вы – самая красивая женщина из всех, что я видел?

Дейдре передернула плечами.

– Господи, нет!

Брукхейвен склонил голову набок, глядя на нее какими-то другими глазами.

– При всей вашей привычке к кокетству, вы не тщеславны, не так ли?

Дейдре недовольно поморщилась.

– Если я и прибегаю к кокетству, то делаю это ради вас, а не ради себя. Безыскусность прельщает меня куда больше. Будь на то моя воля, я бы перестала пользоваться гребешком, стричь ногти и чистить зубы.

Колдер недоверчиво хмыкнул:

– Не может быть.

Дейдре справилась с собой и сдержала улыбку.

– Ладно. Сдаюсь. Мне нравятся чистые зубы.

Колдер присел на кровать, и их глаза оказались почти на одном уровне.

– И мне.

Он был таким большим и сильным, и для влечения, древнего, как мир, размер, безусловно, имеет значение. Сильный самец способен защитить. Только вот она не слишком нуждалась в защите. Ей нужно было нечто иное, нечто такое, что защитой не исчерпывалось.

Она любила его, любила в нем все: мрачность, угрюмость, одиночество, надломленность и доброту, которую он пытался скрыть.

Я хочу, чтобы ты любил меня, всю меня, а не только красивую оболочку.

Колдер осторожно убрал за ухо выбившийся из прически ее завиток.

– Мне нравится то, что вы красивы, – тихо произнес он. – Мне нравится то, что ваши глаза имеют именно этот оттенок синего, и мне нравится то, что ваша фигура имеет именно эти очертания. – Он обхватил ладонями ее талию, растопырив пальцы, словно хотел замерить объем. – Хотя мне думается, что меня бы устроило, если бы всего этого было побольше…

Затаив дыхание, она смотрела на него.

– Вы сказали, что не хотите, чтобы я толстела!

Он приподнял бровь.

– И что вы тогда сделали?

Дейдре открыла было рот, но тут же закрыла. Я принялась есть все, на что упал взгляд, включая ветчину!

При воспоминании о ветчине у Дейдре потекли слюнки.

– Так скажите мне, правильно ли я вас понимаю: вы считаете, что я слишком худая?

Он пожал плечами.

– Я думаю, вы слишком много трудитесь над тем, чтобы оставаться стройной. Я бы предпочел, чтобы вы ели и радовались жизни. Вы нравитесь мне такой, как есть. И вы бы точно так же мне нравились, если бы каждый день ели ветчину.

Дейдре наклонила голову и улыбнулась. Вначале робко, потом все смелее. Колдер начал моргать, ослепленный ее улыбкой.

– Вы сделали мне предложение, милорд, от которого я не могу отказаться.

Колдер перевел дух и, опустив голову, уткнулся лбом ей в грудь.

– Я не умею говорить красиво. И никогда не научусь, сколько бы ни старался.

Дейдре несмело погладила его по голове и задержала руку, погрузив пальцы в густую темную шевелюру. Он издал низкий стон, словно раненый зверь, который, наконец, отмучился. Дейдре взъерошила его волосы, наслаждаясь тем, как жесткие пружинки покалывают пальцы. Когда ее ладонь легла ему на затылок, она почувствовала, как расслабляются мышцы его шеи, как опускаются плечи, сбрасывая с себя груз надменности и гордыни. Ладони его вжались в ее талию, не от желания, или, по крайней мере, не только от него. Казалось, эти ладони хотят рассказать ей о том, что он так хочет, но не может передать словами.

Ему так удавалась роль небожителя, что легко было позабыть о том, что он всего лишь смертный, подверженный тем же сомнениям, так же страдающий от одиночества и непонимания, как и все в этом мире.

Ты не можешь заставить мужчину полюбить себя. Все, что ты можешь, – это любить его.

Но дала ли она понять своему любимому мужу, что любит его? Дейдре требовала от него внимания, она боролась за его уважение, она жаждала его любви, но сама ему в любви не объяснилась.

Всю свою жизнь она старалась, как могла, уберечь гордость и достоинство. И правильно делала, потому что Тессе ничего не стоило втоптать в грязь все, чем Дейдре дорожила. Но, может, настало время ослабить бдительность?