Могущественный маркиз Стрикленд мерил шагами свою комнату, будучи не в силах разобраться в своих запутанных чувствах. Весь мир еще спал, даже танцующий до рассвета прожигающий жизнь свет. Он, кажется, был единственным, кто не мог закрыть глаза и погрузиться в волны сна.

Он прислонился плечом к оконной раме и глядел на залитый луной сад. Он не знал, что ему делать.

Если он удержит ее насильно, она никогда не будет доверять ему.

Если освободит ее, она, забрав дочь, убежит так далеко, как сумеет, и никогда сюда не вернется.

Он провел ладонями по лицу, пытаясь заставить мозг принять какое-то решение. Как ему завести семью, о которой он мечтает? Каким образом заставить Лорел понять, что она для него значит? Что значат для него они обе?

Когда Джек поднял лицо, он заметил, что из-под занавески торчит кончик льняного лоскута. Нагнувшись, он вытянул замызганную узловатую тряпицу. Рассматривая нашитые на другом ее уголке «глазки» он захватил Горди Энн к большому креслу у огня.

— Что ты об этом думаешь? — Он не кривил душой, называя Горди Энн хорошей слушательницей. Лучше никого не было. — Что мне делать?

Она вяло свисала из его пальцев. Джек осторожно потряс ее:

— Ну же, давай. Мне нужна помощь.

Никакого ответа. Что ж, у него самого тоже не было ответа.

Если прищуриться, можно было понять, как Колин завязывал свой великолепный галстук модным гордиэнским узлом. Правильнее, наверное, было называть его гордиевым, но… особого значения это не имело. Как ухитрилась Мелоди увидеть в нем куклу, можно было только догадываться, но захваченный, как и все в «Браунсе», силой ее бурного воображения, Джек привык видеть в этой тряпке куклу Горди Энн, а не галстук.

Он держал ее за одну грязную «руку» и, хмурясь, говорил:

— Тебе, старушка, нужна хорошая мойка. — Он швырнул ее на ручку стоявшего напротив креслица Мелоди, где она бессильно приземлилась, и продолжал: — Никакой помощи от тебя… — Закинув руки за голову и повращав шеей, что, впрочем, не сняло скопившегося в нем напряжения, Джек размышлял вслух: — Александр Великий увидел гордиев узел, который не могли развязать лучшие тогдашние умы. Он вскинул меч и с громким криком разрубил его надвое… — Голос Джека медленно стих. — Разрубил…

Что делать, когда у тебя нет разгадки загадке об узле?

Разделить загадку на две.

Что, если разгадка прячется в твоем сердце?

В лиловом свете предрассветного часа Лорел выскользнула из гостевой комнаты, предоставленной Джеку, и прокралась в собственную спальню. Она еле могла ходить, когда встала с постели Джека, где он забылся сном. Колени еле держали ее.

Это была опасная захватывающая дух игра — пробраться к себе через весь дом в одной ночной рубашке. Некоторые слуги наверняка уже поднялись с постелей, потому что в доме были гости.

Оказавшись наконец там, где ей полагалось быть, притом благополучно незамеченной, она прислонилась к двери и облегченно вздохнула.

Ее комната выглядела необычно. Это была комната ребенка полная книг, рисунков и ленточек для волос. Теперь это казалось ей неправильным.

Окружающий мир больше никогда не будет прежним. И она сама прежней больше не будет. Этой ночью она познакомилась и подробно изучила ту сторону себя, о существовании которой даже не подозревала.

Когда она была маленькой, у нее была гувернантка; единственная из всех людей на свете предпочитавшая ее Амариллис. Женщина эта казалась строгой и придирчивой, но, осознав любовь Лорел к книгам и знаниям, потеплела.

«Тихие воды глубоки», — как-то сказала ей учительница в ответ на жалобу Лорел, что Амариллис превосходит ее во всем.

— Тихие воды, — прошептала Лорел. Это было так верно. В их доме никто не думал ни о чем, кроме ранга и богатства. Лорел проводила свои дни, просто живя рядом со своими родными, думая, что, если б смогла понять их, наверное, сумела бы заставить их понять себя.

Но как она могла понять, что таилось в ее глубине?

Теперь она впервые осознала, что представляет собой отдельную, не похожую на других личность. Она сделала самостоятельный шаг, отворила дверь и теперь на мили отдалилась от той девчонки, которой была вчера. Заботы ее семьи казались ей несущественными, как ветер в листве деревьев.

Она выйдет замуж за Джека. Как можно скорее. Она уедет с ним отсюда и будет жить с ним и любить его всегда. Он заберет ее отсюда и станет каждую ночь ложиться с ней в постель, и они будут творить там свою темную прекрасную магию. Магию, преображающую все вокруг. Она будет его женой, лучшим другом и любовницей.

Он станет для нее всем!

На этом месте она громко зевнула и, встряхнувшись отчаянно уставшим телом, поковыляла к кровати. Садясь на матрас, она поморщилась.

Ну может быть, они не станут заниматься этим каждую ночь. Вместо этого они могут раз или два в неделю просто поспать. При мысли об этом красочном, переливающемся всеми цветами радуги будущем с Джеком она даже хихикнула. Затем она упала на подушку и провалилась в глубокий сон полного удовлетворения.

А всего четыре часа спустя она выбежала к парадной двери дома прямо в халате, судорожно сжимая его, чтоб не распахнулся, и увидела, как Джека вышвырнули из их дома на гравий подъездной аллеи!

Она повернулась к сестре, наблюдавшей за происходящим с надменным безразличием.

— Что случилось? Почему папа так поступил?

Острый взгляд Амариллис прошелся по ней, и Лорел поежилась, понимая, как выглядят ее спутанные волосы и вспухший от поцелуев рот. Она повыше подтянула ворот ночной сорочки, чтобы скрыть красные пятна-ссадины от его щетины. Глаза Амариллис злорадно сверкнули, она смотрела на Джека, с проклятиями поднимавшегося на ноги.

— Джек отказался освободить меня от нашей глупой помолвки. Он подумал, что я выберу его вместо моего дорогого графа! Можешь себе представить? — Она ехидно улыбнулась сестре. — Он умолял меня безотлагательно выйти за него замуж. Бедный Джек! Он надоел мне еще неделю назад.

Амариллис гордо прошествовала в глубь дома, оставив Лорел растерянно смотреть, как двое здоровенных слуг насильно вскидывают Джека на его коня и хлещут того по крупу, чтобы он скорее унес незадачливого поклонника прочь. Джек еле держался в седле.

Он вернется! Лорел смахнула слезы с глаз и вздернула подбородок. Она доверила Джеку свою жизнь, и он теперь никогда не покинет ее.

Он вернется за ней, когда успокоит своего коня. Это просто недоразумение. Папа думал, что Джеку нужна Амариллис, хотя было очевидно, что он любит Лорел!..

Она прижала руку к лицу и ощутила упавшие на лоб спутанные волосы. О Боже! Она выглядит чудовищно! Ей следует пойти и переодеться. Джек скоро приедет за ней!

Он ведь почти сказал прошлой ночью, что любит ее!

Ведь так?!

В ранние утренние часы Джек осторожно пробрался мимо кровати со спящими Эйданом и Мэдлин в детскую комнату Мелоди. Он вынул ее спящую и расслабленную из постели и, усевшись на стуле, положил ее к себе на колени, тихонько баюкая.

Она заерзала, острые локотки решительно уперлись ему в живот. А на ее оставленной кроватке проснулся котенок и помотал своей большой головой.

Джек держал на коленях свою маленькую дочку и слушал ее сонное дыхание. Она росла так быстро: ножки уже свешивались с его колен. Он поцеловал ее в блестящую макушку, вдохнув чистый детский аромат, которому тоже суждено было скоро исчезнуть.

Наконец она зашевелилась. Большие, еще растерянные и затуманенные глазки, заморгав, распахнулись. Она долгим взглядом посмотрела на свою постельку, видимо, удивляясь, почему она не там. Затем подняла глаза на него. Детские пухлые щечки разрумянились ото сна. У нее были глаза Лорел. Они всегда будут напоминать ему о любви, которую он разрушил собственными руками.

— Папа, ты спал в моей кроватке?

Ее кроватка была не более ярда длиной. Джек представил себя, свернувшегося кольцом, как селедка в банке, втиснутого в эту ее кроватку…

— Нет, леди Мелоди, я не спал в твоей кроватке. Я только хотел сказать тебе «Доброе утро» и поприветствовать твоего замечательного кота.

Мелоди протерла глаза.

— Папа, я не могу найти Горди Энн. Она ушла.

Джек сунул руку в карман и извлек оттуда свою тайную наперсницу. Мелоди со вздохом облегчения схватила ее и прижала подбородком.

— Она вернулась!

— О, слава Богу! — произнес чуть хрипловатый голос от двери. На пороге стояла леди Мэдлин, в халате, еще не причесанная. — Я встала пораньше, чтобы снова поискать ее. Мы вчера были в настоящей панике. Колин даже поклялся пожертвовать еще одним галстуком, но Эйдан ему не поверил.

Джек кивнул в сторону Горди Энн:

— По-моему, она стала чем-то большим, чем просто галстук. Вам так не кажется?

Мэдлин растерянно моргнула, затем с удивлением тряхнула головой:

— Примите мои извинения, милорд. Я просто еще не привыкла, что вы действительно мне отвечаете.

Джек запрокинул голову.

— Тогда почему вы продолжаете разговаривать со мной, словно ждете ответа?

— Не теряем надежды, — пожала она плечами. — И… и молчание кажется грубым.

Уголок его рта дернулся в легкой усмешке.

— Мой друг — счастливый человек.

В ответ сверкнула обаятельная улыбка, и Мэдлин присела в реверансе:

— Благодарю вас, милорд.

Мелоди подняла голову:

— Папа сказал тебе компли-минт, Медди?

Мэдлин улыбнулась новому слову:

— Да, Мышка, он действительно сказал мне комплимент.

— Компли-минты — это очень приятные слова. — Мелоди прижалась к Джеку: — Папа, скажи какие-нибудь приятные слова Горди Энн.

Джек посмотрел вниз, на замызганный тряпичный комок:

— Вы были мне хорошим другом, миледи.

Удовлетворенная Мелоди зевнула, как котенок.

— Горди Энн говорит тебе спасибо, папа.

Мэдлин долгую минуту молча и задумчиво смотрела на них.

— Что-то изменилось, правда? Что вы вчера узнали?

Вчера, казалось, было много лет назад. Джек поглядел на Мэдлин.

— Мелоди действительно моя дочь, — сообщил он ей. Больше не стоило это скрывать.

Ее глаза широко открылись, а потом наполнились радостью.

— О! Это же замечательно! Я должна рассказать это Эйдану… и Прю! — Она повернулась и заторопилась назад, в свою комнату.

Джеку не хотелось участвовать в дальнейших обсуждениях, так что он посадил Мелоди обратно в ее кроватку, напугав при этом котенка так, что он удивленно подпрыгнул, отчего Мелоди захихикала.

Затем, пока Мэдлин скрывалась за кроватными занавесками, он поспешно сбежал.

— Эйдан! Эйдан! Мы можем оставить ее у себя! Разве эго не замечательно?!

Тем же утром, позднее, когда все уже услышали счастливые новости и, несмотря на отсутствие за завтраком Джека, подняли в тосте свои кофейные чашки, в гостиную забрел Эван.

— А где чудовище? — небрежно поинтересовался он у сестры.

Прю отложила книжку и нахмурилась:

— А ты знаешь, я уже давненько ее не видела.

— Опять где-то прячется, — хмыкнул Эван.

Однако вскоре стало ясно, что если Мелоди и прячется, то не в своих обычных закоулках. Чувствуя себя виноватым, Эван даже проверил старый подъемник «немой слуга», но обнаружил только, что кто-то закрепил его внизу, в подвале, и он больше не двигается.

Уилберфорс наткнулся на леди Мэдлин и леди Ламберт, когда они проверяли окно в конце верхнего коридора. Бейливик в нижнем холле всерьез обследовал внутри огромную вазу династии Мин. Леди Ламберт при виде дворецкого нахмурилась:

— Вы сегодня видели Мелоди, Уиббли-форс?

Уилберфорс ответил ей многострадальным взглядом, но она явно не заметила, как назвала его.

— По-моему, леди Мелоди завела привычку играть на чердаке.

Леди Мэдлин покачала головой:

— Не думаю. Ей там нравится не больше чем мне.

Уилберфорс поклонился.

— Я не хочу вам противоречить, миледи, но, по моему мнению, она играем там каждый день.

Леди Ламберт повернулась к двери в дальнем конце коридора.

— Неужели?!