Натаниэль не мог поверить женщине, которая двигалась, вздыхала и вздрагивала под ним. Никто никогда так не отзывался на каждое его прикосновение и, по-видимому, на каждую его мысль.

Он полагал, что занимался раньше любовью, но с ним никогда не происходило ничего подобного. Никогда не было такой щедрости, такой болезненной нежности, но при этом фантастического неистовства.

Она была возбуждена и извивалась и вздыхала под ним, стимулируя его до почти непереносимого состояния. И слова, которые продолжали срываться с ее губ, уводили его с каждым моментом все дальше.

— Я люблю тебя, Натаниэль. Я так тебя люблю.

Он не мог больше ждать. Вилла еще не достигла оргазма, но ее плоть припухла, была влажной, и она вздрагивала от каждого прикосновения его пальцев к ней. Он должен был довести ее до конца, но он так отчаянно нуждался в ней…

— Цветочек, мне нужно… — он начал возиться с пуговицами своих брюк, затем задохнулся, когда ее руки скользнули по его животу, чтобы помочь ему. Его собственные так сильно дрожали, что он отнял их от пуговиц и позволил ей расстегивать их.

Страх Виллы прошел. Все, что она могла ощущать сейчас — это ослепляющую боль внутри себя плюс неотложную необходимость увидеть Натаниэля обнаженным. Прямо сейчас.

Она быстро протолкнула пуговицы сквозь петли, позаботившись о том, чтобы при каждой возможности поглаживать костяшками пальцев твердый длинный предмет, спрятанный под прекрасной плотной шерстью брюк. И каждый раз он вздрагивал. Великолепно.

Затем он вырвался на свободу. Его возбужденный член выпрыгнул в ее ждущие руки, но у нее не было времени исследовать его. Натаниэль отодвинулся, отчаянно сорвал с себя бриджи и перекатился обратно, устроившись между ее бедер.

— Ты так нужна мне, цветочек. Я должен быть уверен…

Она обняла его руками за шею, притянула его вниз для горячего, влажного нежно-грубоватого поцелуя. Затем отодвинулась и бросила на него совершенно серьезный взгляд.

— Если ты не возьмешь меня сейчас, Натаниэль, я ударю тебя.

В ответ головка его члена вошла в нее.

Она откинула голову назад, задыхаясь.

— О, да-а-а.

Он вышел, заставив ее захныкать от потери. Затем он снова начал вталкиваться в нее. С каждым ударом он терся о то место, очень чувствительное, к которому Вилла прикасалась, только когда принимала ванну.

Это казалось грешным, скандальным и просто замечательным. И ей совершенно не было больно.

Он делал это снова и снова, все быстрее и быстрее, пока ее голова не опустилась на его предплечье и она громко не застонала.

Тогда он изменил позу — переместил свое тело ниже и крепче сжал ее в объятиях — и глубоко вошел в нее.

Тянущая, разрывающая боль была шокирующей. Она вскрикнула от боли, в панике ухватившись за его плечи, и яростно замотала головой, когда он наклонился, чтобы выдохнуть ей в ухо ободряющие слова.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Мне очень жаль. Это пройдет. Ш-ш-ш.

Он крепко обнимал ее, больше не двигаясь внутри нее. Вилла проглотила рыдание, все еще задыхаясь от шока, затем ее вера в него и жар его тела позволили ей расслабиться. Жжение стало менее острым, когда ее тело растянулось и потеплело вокруг него.

— Тебе лучше? — его голос был нежным.

Она откинула голову и улыбнулась ему, кивнув, несмотря на последний дрожащий вздох.

Затем она сильно ударила его по бицепсу.

— Почему ты не сказал мне, что ты собираешься сделать это?

— Если бы я сказал, то ты бы напряглась, и тогда было бы гораздо хуже.

— О, — она некоторое время размышляла. Затем ударила его снова.

— Цветочек, мы в самом деле должны поговорить о твоей склонности к насилию.

— Отлично, после того, как мы поговорим о том, откуда ты так много знаешь о том, как лишать девственности невинных девушек.

Он слегка рассмеялся в ответ, и они оба задохнулись, когда он двинулся внутри нее.

— Вилла, — с трудом выговорил он, — если я поклянусь тебе, что ты — моя первая и единственная девственница, то тогда мы сможем продолжить совокупляться, пока наши мозги не вылезут наружу?

Ее глаза расширились от изумления.

— Это не все? — эта мысль заставила ее задрожать под ним, и она ощутила, как он пульсирует в ней.

Он застонал.

— О, цветочек, впереди гораздо больше.

И он начал показывать ей. Медленными, длинными ударами он знакомил ее с ее собственной глубиной и чувствительностью. Боль ушла, оставив только приятную пульсацию, которая облегчалась только его самыми глубокими выпадами.

Ее руки бродили по его телу, пока он двигался в ней. Кончиками пальцев она погладила его грудь и помассировала сокращающиеся мускулы на его плечах, когда его скорость увеличилась.

А когда ощущения внутри нее переросли из приятной пульсации в бурное удовольствие, а затем — в содрогающийся экстаз, она впилась ногтями в его ягодицы и закричала о своем освобождении.

Его рев присоединился к ее крику, когда он яростно погрузился в нее в последний раз. Затем он перекатил их обоих так, что он оказался лежащим на спине, а она, задыхаясь, растянулась у него на груди.

Натаниэль не мог дышать. Не мог думать. Даже сейчас он дрожал от реакции на свой глубочайший оргазм. Никогда ему не было так хорошо. Никогда.

— Ты убил меня, — прошептала она, все еще вздрагивая от накатывающих волн наступившей кульминации.

— Тогда боюсь, это взаимное убийство, — он глубоко вздохнул, получая удовольствие от веса теплого, скользкого тела Виллы на своей груди.

— М-м-м. Должно быть, я еще не совсем умерла, потому что я хочу пить.

Он рассмеялся, и она подняла голову и усмехнулась ему в ответ. Она выглядела такой красивой, с влажными завитками волос, окружавшими ее пылающее лицо и свисавшими на ее голубые глаза, окруженные густыми ресницами.

— Как я вообще мог думать, что смогу сопротивляться тебе? — он поднял руку и приложил к ее щеке. — Моя прекрасная деревенская плутовка.

Ее глаза расширились, затем она покраснела. Застенчиво улыбнувшись, Вилла выскользнула из кольца его рук и направилась к умывальному тазу на комоде.

Это было такое зрелище, которое Натаниэль никогда прежде не видел. Линия ее грациозной спины оканчивалась женственными выпуклостями ее пышных, круглых ягодиц. Эротические маленькие впадинки обозначали основание ее позвоночника, а на одной ягодице находилась идеальная по красоте родинка.

Он резко выдохнул. Внезапно его только что удовлетворенное желание вспыхнуло вновь.

Вилла обмыла себя, затем натянула через голову сорочку, и ткань скрыла от его взгляда этот роскошный зад.

— Сними это, — приказал он.

Вилла обернулась и уперлась кулаками в бока.

— Вы так полагаете, сэр? — поддразнила она его.

В одно смертоносное движение Натаниэль выскочил из кровати и встал перед ней. Глаза Виллы расширились при виде его впечатляющей эрекции.

Настойчиво и пристально глядя на нее, Натаниэль повторил свою команду.

— Сними… это.

Вздрогнув в ответ на его тон, Вилла неторопливо взялась за подол сорочки обеими руками и начала тянуть его вверх. Когда Натаниэль отреагировал низким, почти животным звуком, ее легкая дрожь превратилась в трепет.

Он остановил ее, когда ее руки были подняты над головой.

— Не двигайся, — скомандовал он.

Вилла не могла ничего видеть сквозь прекрасный батист сорочки, которым было закрыто ее лицо. По ее телу прошла новая волна возбуждения, оттого что она не знала, что случится дальше.

Она почувствовала, как Натаниэль переместился ей за спину, так близко, что она могла ощущать его обнаженное тело. Большие горячие руки прикоснулись к ее ягодицам, сначала дразняще, а потом — с твердой настойчивостью.

— О Господи, цветочек. Ты так прекрасна, — голос Натаниэля был задыхающийся и благоговейный до хрипоты.

Его руки скользнули вокруг нее, чтобы ласкать ее груди и притянуть ее назад к нему, чтобы ощутить его эрекцию. Вилла стояла неподвижно так долго, как могла, но, наконец, она не выдержала и попробовала подвигать бедрами.

Стон Натаниэля был достаточным стимулом для того, чтобы продолжать эксперименты. Медленно Вилла приподнялась на цыпочки, позволив члену Натаниэля скользнуть в расселину между ее ягодицами. Затем она снова прижалась спиной к нему, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

Это было больше, чем он мог выдержать. Негнущимися руками он повернул ее лицом к себе и сорвал с нее сорочку, чтобы добраться до ее губ.

Он требовательно целовал ее, погружая язык ей в рот, пока приподнимал ее к себе, обхватив за ягодицы. Вилла обняла его руками за шею, ногами обхватив его за талию, и целовала его в ответ с такой же настойчивостью.

Натаниэль крепко прижал ее к себе, стонал, не отрываясь от ее рта, пока его возбужденный член скользил вверх-вниз по ее влажному, горячему центру.

— К… кровать, — предложила Вилла, почти не дыша.

Натаниэль только прорычал и сделал два шага по направлению к стене. Держа ее в своих руках, он прижал ее спиной к обклеенной обоями стене и сделал резкий толчок в ее манящую теплоту.

Вилла издала слабый вскрик удивления. Натаниэль застыл.

— Я причинил тебе боль?

— Нет… я… просто я не знала…

Сражаясь за самоконтроль, Натаниэль уткнулся лицом в ее шею и глубоко вдохнул.

— Не останавливайся, — попросила она.

— Я должен остановиться. О, цветочек, я не знаю, что это, но ты разбудила во мне зверя.

— Отлично, зверь, который сидит во мне, любит зверя, который находится в тебе, — мягко произнесла она.

Он поднял голову, чтобы посмотреть на нее, в его глазах было удивление. Затем его взгляд упал вниз, туда, где их тела соединялись. Когда он снова посмотрел ей в глаза, то там снова было желание.

— Мне нравится, как это животное, что сидит во мне, размещается в тебе, — сказал он ей, его голос был страстным рычанием.

Вилла покраснела от его откровенности, но не могла скрыть дрожь от реакции на его слова.

Натаниэль откинул голову назад в ответ и крепко прижал ее к стене.

— О Господи — я хочу сделать с тобой такое…

— Хорошо.

Снова обняв ее, Натаниэль на мгновение удерживал ее, все еще пребывая глубоко в ней. Затем он медленно вышел, несмотря на ее протестующее хныканье, и понес ее обратно на кровать.

— Милая Вилла. Я должен заниматься с тобой любовью мягко, нежно, так, как ты этого заслуживаешь.

Он положил ее на смятые покрывала и сел рядом с ней. Провел одним пальцем по ее губам, затем по шеи и вниз до ложбинки между ее грудей. Медленно он продвинулся дальше, мимо ее пупка и начал дразнить мягкие завитки между ее бедер.

— Ну, достаточно этого, — Вилла нетерпеливо изогнулась. — Когда ты собираешься снова выпустить животное на волю?

Он рассмеялся и с сожалением покачал головой.

— О, дорогая, ты не знаешь, о чем ты говоришь. Ты же не уличная девка, чтобы с тобой можно было обращаться так грубо.

— Что ты имеешь в виду под «грубо обращаться»?

— То есть получать удовольствие самому и не давать ничего тебе в ответ. Делать с тобой некоторые вещи, и заставлять тебя делать их мне, безнравственные вещи, которые не имеют ничего общего с заботой о тебе.

— Но если ты… заботишься обо мне, так же как я забочусь о тебе, то тогда ты не будешь использовать меня, не так ли?

— Вилла…

— Потому что есть вещи, которые я определенно хотела бы проделать с тобой.

Она точно собирается убить его.

— Какие, например? — с трудом выдавил он.

Она на мгновение задумалась.

— Например, укусить тебя.

— Ты хочешь укусить меня?

— Конечно, не прямо сейчас, но я ощутила потребность укусить тебя за плечо, когда поднял меня на руки у стены. Не сильно, конечно же. Слегка.

Его голос почти отказывался повиноваться ему.

— Думаю, что это было бы мило.

— Да, я думаю, так и было бы, — она размышляла, глядя на него. — Ты тоже хочешь укусить меня?

Натаниэль отвел взгляд.

— Такая мысль мелькала в моем сознании.

— Ты бы укусил меня достаточно сильно, чтобы пошла кровь?

Он был потрясен.

— Конечно же, нет!

— Отлично, и я тоже нет, — она сделала вдох. — Итак, решено. Мы можем кусать друг друга, когда придет нужный момент, да?

Она была напористой, как сила природы. Ураган Вилла. Он не мог сопротивляться ей.

— Да, Вилла, я думаю, что я не против укусов, когда придет нужный момент.

— Итак, укусы разрешаются, — она положила подбородок на свои руки. — Что еще?

— Что именно еще?

— Что еще ты хотел бы сделать со мной?

Натаниэль чувствовал себя так, словно находился во сне.

— Это самый странный разговор, который я когда-либо вел.

— Я знаю. Это не моя вина. Я сирота.

— Ты так и говорила, — он уставился на нее. — Что ты именно подразумеваешь под этим?

— Не меняй тему разговора. Что еще ты хотел бы сделать со мной?

Он беспомощно рассмеялся.

— Ты не собираешься отказываться от этого, не так ли?

— Нет.

— Тогда все отлично. Если тебе нужно знать, то я хочу прикоснуться к тебе ртом. Прямо здесь, — он провел пальцем по ее влажной расщелине, и она вздрогнула.

— Хорошо. А могу я тоже прикоснуться к тебе ртом? Прямо здесь? — Она обхватила рукой его член и была довольна тем, как быстро он увеличился. Очаровательно.

Почти не дыша, Натаниэль ответил ей энергичным кивком.

— Что еще?

— Я хочу, чтобы ты оседлала меня, раздвинув ноги.

Вилла обдумала эту идею.

— Это звучит приемлемо. Что еще?

— Господи, Вилла, имей же немного милосердия!

— Нет. Мне это нравится. Я чувствую себя такой сильной, когда держу тебя в руке вот так. Скажи мне, что еще.

Он почти задохнулся.

— Очень хорошо. Я хочу взять тебя так, как жеребец берет кобылу. Сзади.

— О Боже, — на это не последовало никакого дерзкого возражения. — О да.

— И еще стоя у стены.

— Сзади?

— И так тоже.

— О да, пожалуйста…

— О, милосердный Боже…

Теперь он был уже огромным в ее руке. Вилла могла ощущать биение его сердца, и ее собственное лоно запульсировало в ответ.

— Натаниэль?

— Да?..

— Я думаю, что хотела бы сейчас испробовать эту идею с жеребцом.

— О, благодарю тебя, Господи!

Он аккуратно перевернул ее лицом вниз на подушки. Затем потянул ее бедра вверх. Эта позиция казалась почти смущающей, пока его член не проник в ее расщелину, и он низко не наклонился над ней, накрыв ее собой и слегка куснув ее за плечо. Затем уже ничто не имело значения, кроме тех животных, что находились внутри них, и их несомненной примитивной потребности спариваться.

— Ты готова для меня, любимая?

— Да, — простонала Вилла.

Его массивная, длинная плоть медленно, но неумолимо входила в нее. Новые места пробудились внутри нее от этого действия. Вилла тихо вскрикнула в подушку.

Натаниэль остановился.

— С тобой все…

Вилла подалась назад, вобрав его глубоко в себя. С диким криком она отстранилась и снова двинулась назад к нему. Твердые руку обхватили ее бедра и удержали ее в неподвижном состоянии.

— Позволь мне…

Из последних сил, сохраняя контроль над собой, Натаниэль установил размеренный ритм толчков, что было почти сверх того, что он мог выдержать. Глубоко и еще раз глубоко. Снова и снова.

Он ощутил, как она начала дрожать и крепче обхватил ее, не позволяя ей вырваться, даже когда она начала яростно взбрыкивать в его объятии.

С дрожащим криком она обмякла в его руках. Сделав несколько яростных любовных толчков, он тоже потерял себя в ней. Качаясь на волнах удовольствия, он опустился вместе с ней на постель, все еще находясь внутри нее.

Он крепко обнял ее руками и поместил в углубления своего тела. Прижав свое лицо к ее волосам, Натаниэль глубоко вдохнул запах Виллы и заснул.

Натаниэль шагал по воздуху, и ни под ним, ни над ним, ни вокруг него не было ничего. Серые сумерки растянулась на вечность. Его первой реакцией было почти облегчение. Здесь не было ни позора, ни бесчестья. Ему не нужно было игнорировать презрение или склоняться перед осуждением. Здесь от него не отрекались, его не презирали.

В первый раз за долгое время он чувствовал, что он может глубоко дышать, не ощущая веса своей ноши.

Затем пустота рядом с ним стала практически ощутимой. В пустоте не было Виллы. Здесь не было холодного презрения, но не было так же и теплого приема. Не было ярко горящей женщины, чтобы осветить его бесконечный сумрак. Не было нежно отдающейся возлюбленной, чтобы принять его в успокаивающие объятия.

Он не может иметь только что-то одно, осознал он. Он должен принять свою темную сторону, если хочет увидеть светлую. Он сделал свой выбор; он добился того, чтобы принять на себя обязанности. Он хотел нести эту ношу, потому что они привели его к Вилле.

Вилла! Он хотел радостно позвать ее, ожидая, что она с готовностью придет в его объятия.

Но его голос не был бы слышен, и он не мог позвать ее. Он думал, что он придет сюда, чтобы сделать выбор, но здесь не было выбора.

Здесь не было ничего.

Снова и снова, только бесконечная пустота.

Ничего, кроме тепла рук Виллы, обнимающих его, и ее нежного голоса в его ушах. С каждым дрожащим вздохом он вдыхал ее женственный аромат, позволяя ему очистить голову от головокружительного чувства вечной потери.

— Ш-ш-ш. Ш-ш-ш.

Ее маленькие руки распластались на его спине и нежно погладили. Он притянул ее ближе, зарывшись своим покрытым потом лицом в ее шелковистую шею. Он был в безопасности.

Он не был одинок.

— Хочешь рассказать мне? — ее шепот был мягким, не настойчивым. — Иногда это помогает.

— Это был только сон, — ответил он. — Ничего больше.

Он мог ощущать ее разочарование по тому, как ее пальцы замедлили свое движение в его волосах, и плечи ее слегка поникли. Он так чертовски устал разочаровывать Виллу.

— Существуют вещи, о которых я не могу говорить, — медленно добавил он.

— Я знаю.

В ее голосе не прозвучало горечи, но Натаниэль знал о том, как жизнь с человеком, полным секретов, воздвигает барьеры сомнений и горечи. Он никогда не хотел, чтобы она испытала то, что он ощущал мальчишкой — когда его отчим — его отец — считал свою работу важнее своего сына.

Когда Натаниэль был маленьким, он пытался принять это, но когда он вырос и ему все больше и больше требовался отец, становилось все труднее бороться с негодованием. Вилла может возненавидеть его со временем, он уверен.

Так же, как Виктория возненавидела Рэндольфа.

В первый раз Натаниэль уловил отблеск той жизни, которую вела его мать.

Наконец Натаниэль ослабил объятия, чтобы заглянуть Вилле в глаза. Нежно пробежав рукой по его щеке, она поцеловала его в подбородок.

— Я знаю, что в последнее время твоя жизнь была трудной. Это пройдет, любовь моя. Время сделает все это не таким острым.

Натаниэль притянул ее ближе и зарылся подбородком ей в волосы. Он прискорбно недооценил ее. Его Вилла не была простой деревенской мисс. Она была очень мудрой и щедрой женщиной.

— Тебя вовсе не прятали от жизни, просто ты недостаточно много путешествовала.

Она вздохнула и прижалась еще ближе, поглаживая его рукой вниз по спине.

— Ну а теперь я уже напутешествовалась, не так ли? — она поцеловала его грудь, затем нежно укусила его.

— Ты действительно забралась очень далеко, — Натаниэль улыбнулся ей. Он только надеялся, что сможет держаться с ней наравне.

И когда он почти уже заснул, она вскочила.

— О! Я почти забыла спросить тебя…

— Что?

— Я буду завтра представлена Принцу-Регенту?

Господи Боже, неужели он забыл сказать ей?

— Мне так жаль Вилла. Это не должно было стать таким сюрпризом. Это традиция: юная леди из общества должна быть представлена для своего дебюта. У тебя не было дебюта как такового, но я думаю, что ты должна сделать это до того, как ты выйдешь за меня замуж.

— Я должна? — она сглотнула. — Быть представленной Принцу-Регенту?

Он начал целовать ее шею. Затем остановился, чтобы ответить.

— Да, мне жаль, что ты должна пройти через это одна. Если пойду я, то это будет еще хуже для тебя. Если ты пойдешь с Миртл, которая согласилась сопровождать тебя, тогда, возможно, ты будешь просто казаться одной из многих дебютанток с компаньонками, и никто ничего не заметит. Если бы у тебя были родственники здесь, в Лондоне, они, конечно же, могли бы сопровождать тебя.

— Ну, я была не полностью честна по одному вопросу, — медленно проговорила она.

Он вернулся к своему прерванному занятию.

— О чем ты? — Его голос был восхитительно приглушен.

— Люди в Дерритоне заставили тебя предположить, что у меня совсем не осталось родственников… но это не так.

Он поднял голову, чтобы посмотреть на нее.

— У тебя есть родственники?

Она кивнула.

— У меня есть кто-то вроде дяди — скорее, наполовину дядя, я полагаю — здесь, в Лондоне. Конечно же, существует еще больше родственников с его стороны семейного дерева, но никто из них никогда не обращал не меня внимания. Только один этот дядя и только когда я была очень маленькой, хотя он очень любил мою мать. Когда мои родители умерли от лихорадки, он прислал мне письмо с соболезнованиями и спрашивал, не хочу ли я жить с ним в Лондоне.

Натаниэль подпер голову кулаком.

— Это было именно то, чего ты всегда хотела, или нет?

Она покачала головой.

— Нет, тогда нет. Я потеряла так много… — Она пожала плечами. — Я не могла перенести мысль о том, чтобы расстаться еще и с Мойрой. Так что я написала ему и спросила, могу ли я остаться там, где я находилась. Я рассказала ему, что Джон хотел бы иметь гостиницу и что он и Мойра будут ответственными родителями для меня. Мой дядя прислал человека, чтобы купить гостиницу и передать дело Джону, — она легла на спину. — Он писал мне. Некоторое время мы весьма оживленно переписывались. Затем письма начали приходить все реже и, наконец, перестали приходить совсем. Хотя я уверена, что это не его вина. Он очень занятой человек.

— Ты думаешь, что он будет возражать против меня? — медленно проговорил Натаниэль. — Я не могу просить тебя пойти против желания твоей семьи.

Вилла схватила его за распахнутый воротник рубашки.

— Не смей делать этого, Натаниэль Стоунвелл. Ты не отделаешься от меня так легко. Слишком поздно, чтобы возражать — для кого угодно. Кроме того, я уверена, что мой дядя не станет возражать. Я могла бы выйти замуж за Уэсли Мосса, и ему было на это наплевать, а ведь Уэсли Мосс всего лишь сын фермера.

— Я забыл о бедном Уэсли Моссе, — с негромким смешком Натаниэль покачал головой. — Тогда все улажено. Если твой дядя был слишком занят, чтобы должным образом заботиться о тебе, тогда я о нем вовсе не слишком высокого мнения.

Она удивленно посмотрела на него.

— Не слишком высокого мнения?

— Нет. Так что если ты не пожелаешь навестить его теперь, когда ты в Лондоне, я полностью пойму тебя.

Она улыбнулась.

— Спасибо. Я думаю, что это только еще больше усложнит ситуацию.

Она свернулась клубочком в его руках. Он прижал ее к себе, и они дарили друг другу тепло. Внезапно Вилла снова вскочила.

— О! Я забыла спросить тебя…

Натаниэль беспомощно усмехнулся.

— О чем?

— Китти сказала, что лорд Этеридж достал тебе приглашение на этот вечер. Она упомянула, что он не слишком плохо обходится с тобой, но при этом он не испытывает к тебе симпатии. Я не понимаю почему.

— Далтон? Ему немного трудно простить мне кое-что, что я сделал раньше.

— А что ты сделал?

Он пожал плечами, слегка толкнув ее.

— Я стрелял в его жену.

Она подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо, ее глаза расширились от изумления.

— Стрелял?

— Я не хотел этого. Я пытался подстрелить его.

— О, — еле выговорила она. — Теперь, конечно же, мне все совершенно ясно.

— Я имел в виду, что я пытался не попасть в него.

— Точно. Потому что ты не целился в него.

— Нет, я целился. Я имею в виду… Слушай, я на самом деле не могу объяснить это.

— Нет, я не могу представить, что ты можешь это объяснить.

— Теперь ты считаешь меня негодяем?

Она заколебалась. Затем сделала вдох и улыбнулась ему.

— Нет, — уверенно произнесла она. — Если ты стрелял в Клару, тогда я уверена, что у тебя была для этого очень хорошая причина.

— У меня она на самом деле была.

Она снова положила голову на его плечо.

— Я в этом уверена.

Они некоторое время лежали молча, обнимая друг друга. Вокруг них ночь уже заканчивалась, и звуки утреннего Лондона начали доноситься в комнату. Она почти засыпала, когда он слегка толкнул ее.

— Вилла?

— Да, любимый? — прошептала она.

— Это была превосходная причина.

— Да, любимый.

— Я просто хотел, чтобы ты это знала.

— Я знаю, дорогой.

— Доброй ночи, Вилла.

— Доброй ночи, Нейт.