Комната, спрятанная в башне Вестминстерского дворца, едва ли заинтересовала бы неподготовленного наблюдателя, потому что это была просто круглая комната, чьи закругленные стены с промежутками были украшены арочными панелями, изображающими нелепые идиллические сельские сцены, выписанные неизвестным художником предыдущего века. Краски потускнели от сажи и небрежного ухода, сделав смуглыми пухлых крестьян, изображенных там. Но никто этого и не заметил.
В центре комнаты под вовсе не изящной люстрой стоял один круглый стол с четырьмя стульями, стоящими на одинаковом расстоянии друг от друга. Стулья были почти одинаковыми, но были небольшие отличия в причудливой резьбе, украшающей их деревянные спинки. Среди большого количества изображенной растительности, можно было различить — если посмотреть внимательно — разные пары глаз, вырезанных на каждом стуле.
Одна пара глаз была похожа на глаза рептилии. Другая пара напоминала пристальный взгляд хищной птицы. На третьем стуле безошибочно различались раскосые глаза лисы, и последний изображал мощный лоб и глубоко посаженные глаза льва.
Королевская четверка была в сборе.
Или, во всяком случае, Королевская двойка. Сегодня присутствовала только половина из четырех членов самого избранного и эксклюзивного джентльменского клуба, отборной группы, которая тайно консультировала премьер-министра и Короля — четверо блестящих, принципиальных мужчин, с таким глубоким чувством чести и преданности Англии, что никакое количество власти или обещаний не смогут поколебать их убеждения.
Они даже отбрасывали свои имена и титулы внутри своего секретного круга. Никаких «Лорд Такой-то» или «Граф Этакий». Здесь были только Лиса, Сокол, Лев и Кобра.
В настоящий момент, Лев и Сокол были на месте. Из-за различных обстоятельств, находящихся вне их контроля, Лиса и Кобра отсутствовали.
Лиса имел довольно приемлемое оправдание. Пожилой государственный деятель был при смерти, и за ним ухаживала его прелестная жена, которая была намного моложе его.
У Кобры не было такой защиты, он был всего лишь где-то на полпути через всю страну, по делу национальной безопасности. Но все же Сокол и Лев тщательно избегали любых намеков на осуждение Кобры. Когда они говорили о нем, то слегка понижали голоса в сторону сочувствующего регистра.
В настоящий момент Лев сидел закинув ноги на древний стол в центре комнаты и передние ножки его стула висели в воздухе. Это был светловолосый мужчина могучего телосложения. Нужно было просто взглянуть на него, чтобы отчетливо представить себе, как много веков назад далеко заехавший путешествующий викинг болтает с норманнской леди. Лев лишь по случайному совпадению напоминал свое прозвище, потому что Четверка избиралась не по внешнему виду, а по острому интеллекту, почти что королевской родословной и бессмертной преданности.
Однако нельзя было отрицать, что он выглядел как большая кошка, когда он развалился на своем стуле. Лев широко зевнул. От его сигары к арочному потолку комнаты полетела спираль дыма.
— Вам обязательно курить это здесь? — сделал гримасу Сокол. Он вовсе не напоминал своего тезку, если только не принимать в расчет глубокий интеллект, святящийся в его острых глазах. Он был высоким и худощавым по сравнению с широкоплечим Львом, но в его облике было не меньше властности. — Не могли бы вы подождать до тех пор, пока мы прервемся?
Лев выдохнул непочтительное облако дыма в его сторону.
— Позже это не будет так приятно. Запретный плод сладок.
На Сокола этот аргумент не произвел впечатления.
— Лиса разозлился бы на тебя, будь он здесь. Он считает эти комнаты почти что священными.
Лев пожал плечами.
— Не понимаю, почему. Это просто четыре довольно уродливых стены и безобразный старый стол, на котором я не позволил бы есть даже моей собаке, — тем не менее он спустил ноги со стола и сел прямо, чтобы погасить сигару в приготовленном блюдце. — Мы могли бы встречаться в общественных местах, если это имеет значение. Священной является служба, а не комната. И даже не тот человек, который служит, очевидно.
Они оба немного помолчали, скорбя о потере, которую недавно перенес их товарищ. Не то, что они не сделали бы того же — отдали все, что у них было ценного для Англии и Короны. В этой тишине, однако, эхом отражалось страстное желание о том, чтобы их никогда не попросили об этом.
— Так это собрание начнется или нет? — Лев переместил свой стул в более достойное положение.
— Боюсь, что сегодня вечером нас двое, — сказал Сокол. — После того, как я связался с Лисой и Коброй, я поставил их в известность, что Лжецы нашли документы в сейфе некого лорда Мейвелла. Эти документы, когда их расшифровали, привели нас к предположению, что сэр Фостер возвращается из своей собственноручно устроенной ссылки…
Лев хмыкнул:
— Это один из способов назвать его поведение. Я бы предпочел фразу «прятался под своим камнем как трусливый предательский слизняк, которым он и является».
Сокол кисло посмотрел на него:
— Могу я продолжать?
Лев великодушно махнул рукой, и Сокол возобновил свою речь:
— Я информировал их о том, что, как ожидается, Фостер вскоре прибудет в Лондон с чем-то — у нас пока нет конкретной информации об этом — что Мейвелл полагал, может причинить ущерб Короне.
Сокол постучал по документу, который он положил на стол.
— У меня здесь есть ответное письмо от Лисы, привезенное быстрым курьером.
Лев потянулся к своему пальто.
— И у меня есть такое же письмо от Кобры.
Сокол кивнул, затем посмотрел вниз на свой документ.
— Лиса пишет, что он все еще полагает, что нашим главным приоритетом должно быть преследование предателя. Клуб Лжецов должен продолжать свое расследование того, кто скрывается под именем «Голос Общества» и как ему стало известно слишком много об их тайной деятельности. У нас же более высокие интересы.
— В этом письме то же самое. Я не думаю, что Кобра будет когда-либо полностью доверять Лжецам, — Лев развернул свой документ. — Кобра уже начал следовать по пути Фостера из города, где он высадился, но он также напоминает нам, что нам все еще нужно расследовать возможность того, что кто-то в Англии может управлять французской разведкой, кто-то, кто может быть весьма влиятельным членом общества.
— Премьер-министр все еще надеется выбить это имя из Луи Уодсуорта?
Лев кивнул.
— Ливерпул в настоящее время маринует Уодсуорта в Тауэре.
Сокол даже не улыбнулся.
— Надеюсь, он сожалеет о своей жадности. Только представить себе, продавать дефектное оружие британскому правительству за счет французов!
Лев нахмурился.
— Ему платили дважды, этому ублюдку!
— Рассматривая его нынешнее положение, я бы сказал, что он все еще получает доход от этого необдуманного плана, — произнес Сокол.
Сокол и Лев положили сообщения своих коллег на соответствующие места на столе, стараясь, чтобы это выглядело так, как будто эти двое только что ненадолго покинули собрание.
Сокол откинулся назад на своем стуле.
— Я согласен с планом Кобры. Сначала сэр Фостер, потом «Голос». Думаю, что этот предатель приведет нас к тому, кто дергает за ниточки.
Лев кивнул.
— И я тоже согласен. Кобра настаивал на личном участии в деле Фостера, так как в прошлом он уже был знаком с предателем.
— Имеется в виду его злополучное внедрение в ряды «Рыцарей Лилий», я предполагаю. Это была хорошая идея — покончить с ними, присоединившись к ним.
Лев кивнул.
— Надо отдать должное Кобре, что он настоял на том, чтобы принять на себя огонь критики, защищая королевскую задницу, когда все полетело к черту.
Сокол с сожалением покачал головой.
— Можете ли вы представить себе, что вас пометят таким клеймом на всю оставшуюся жизнь?
Лев резко выдохнул:
— Иногда мне снятся кошмары, что это досталось мне.
Последовал затянувшийся момент сочувствия. Затем двое мужчин явно отбросили эту завесу.
— Ну, я предполагаю, что это приводит нас к закрытию собрания. — Сокол встал и одним точным движением одернул свой жилет. Лев, который тяготел к постоянному беспорядку, не затруднил себя этим.
— Я слышал, вы собираетесь жениться, — сказал Сокол, когда они двинулись к двери. — Могу я принести свои поздравления?
— Спасибо. Она прелестная девушка, хорошо воспитанная и скромная. Однажды она станет отличной леди Гринли.
Сокол бросил взгляд на своего компаньона:
— Значит, это брак по любви?
Но Лев не был одурачен его беспечным тоном.
— Не бойтесь. Я не собираюсь влюбляться и раскрывать все наши секреты на подушке. Она просто привлекательная девушка, которая подарит мне наследника, — он засунул руку в карман за еще одной сигарой. — Вы должны задуматься о женитьбе. Знаете, это только поможет улучшить вашу маскировку. Вы начинаете выглядеть слишком интригующей загадкой для лондонских леди.
Сокол ответил ему многострадальным взглядом.
— Спасибо, но я скорее воздержусь. Обязанности Сокола не делают меня хорошим супругом. Почему я должен хотеть взвалить это на невинную женщину?
Лев выглядел задумчивым.
— В самом деле, почему?
— Как вы полагаете, Кобра когда-нибудь женится?
Лев покачал головой.
— Я бы сказал, что это сомнительно. В конце концов, какая женщина, обладающая чувством собственного достоинства, свяжет себя браком с человеком, которого публично заклеймили как предателя? — он потянулся к задвижке древней дубовой двери. — Бедняга.
Кто-то наступил Натаниэлю на голову. Очевидно, по его голове топтались в течение нескольких часов, потому что каждый звук отзывался в его мозгу с давно привычным ощущением.
Он попытался перекатить свою голову в сторону от боли, только для того, чтобы его пронзило острие самой настоящей агонии, промчавшейся через его череп. Его глаза открылись в ответ на эту боль, затем снова закрылись от ярко блестящего рассвета.
Рассвет?
Натаниэль попробовал поднять обе руки к своей больной голове, но только одна его рука повиновалась ему. Другая была холодной, онемевшей и придавлена каким-то неподвижным грузом.
Теперь уже совершенно очнувшись, он оставался неподвижным, оценивая свои возможности. Он лежал на спине, одна его рука была придавлена, с раскалывающейся головой, на воздухе в утренней росе.
Ничто из этого не было положительным.
И это уже не было сегодня. Уже настало завтра. Расстройство поднялось в душе Натаниэля, когда он осознал, что Фостер был потерян для него. Этот тип путешествовал очень быстро. Сейчас он должно быть далеко впереди.
Однако в настоящий момент, рядом с ним не было никаких звуков, кроме щебетания птиц, похожих на смех звуков, издаваемых ручьем, и тихого кошачьего похрапывания. Открыв один глаз, из-за хитрости или из-за ожидаемой боли, Натаниэль получил возможность увидеть, что он лежит под защитой изгороди, на траве возле дороги.
Не было никаких признаков немедленной опасности. Вода журчала где-то слева от него. Похрапывание доносилось поблизости, с его груди.
Вытягивая шею и наклоняя голову, Натаниэль смог увидеть копну каштановых неопрятных волос и одну изящную руку, которая лежала на его жилете, наполовину забравшись внутрь. Ну что же, он просыпался и видел худшие вещи в своей жизни.
Он откашлялся.
— Прошу прощения, — тихо сказал он, — но кажется, мы спали вместе.
Человек, лежащий на нем, издал сонное фырканье и еще уютнее расположился в его подмышке.
— Это очень лестно, что и говорить, и вы храпите очень симпатично, но вы не возражаете против того, чтобы отдать мне обратно мою руку?
Снова нет ответа. Осторожно положив голову обратно на землю, так как он не хотел бы сломать себе шею, Натаниэль заставил свои застывшие мускулы двигаться и переместил спящего еще дальше на свою грудь. Освободив свою руку от тяжести, он втянул воздух, чувствуя, как чувствительность возвращается к его плоти.
Затем он мягко перекатил на землю свою компаньонку — да, это, несомненно, компаньонка — на ее спину. Она была очень гибкой и улеглась без протестов. Он приподнялся на локте и навис над ней.
— Мисс? — осторожно Натаниэль провел костяшками пальцев по ее щеке. Ее кожа была теплой и очень мягкой.
Она выгнулась и потянулась в сторону от него, изогнувшись чувственной дугой, ее рукава соскользнули вниз по белым рукам, открывая ее локти с ямочками. Ее губы сонно задвигались, она вздохнула, затем медленно открыла большие голубые глаза особенного сумеречного цвета и заморгала, глядя на то, что ее окружало.
Потом она улыбнулась ему.
— Привет.
Ее голос был хриплым ото сна. Очень приятный, в действительности, но Натаниэль был не в том настроении, чтобы находить приятное.
— Кто вы? — спросил он нахмурившись.
Он деликатно зевнула, прикрыв рот рукой.
— Я — Вилла Трент. А вы? — Она подняла глаза вверх, лежа на земле, с соболиными волосами, разбросанными по траве, и Натаниэля внезапно посетили воспоминания о том, каково это: просыпаться рядом с женщиной после горячей ночи…
— Натаниэль Стоунвелл, — из осторожности он отбросил свой титул. — Вы знаете, почему мы здесь лежим?
Она кивнула и гордо улыбнулась.
— Прошлой ночью я спасла вашу жизнь.
Прошлой ночью? Натаниэль лег обратно на траву рядом с девушкой. Его череп гудел, а тело болело с головы до ног. Втягивая со свистом воздух от боли, он обхватил свою голову двумя руками. После того, как головокружение замедлилось и пульсирование улеглось, он смог заговорить снова.
— Что произошло? — это не мог быть Фостер. За исключением того, конечно, что никакая безопасность не является непреодолимой. Фостер с таким же успехом мог и знать, что кто-то преследует его. Он мог запутать след…
Она издала тихий гудящий звук.
— Ну… там был камень.
Натаниэль моргнул.
— Камень.
— Да, — она заколебалась. — На тропинке.
— Камень на тропинке, — возможно, девушка глуповата.
— Да. И вы свалились на него.
Натаниэль сделал глубокий вдох.
— Свалился с моей лошади?
Она посмотрела в сторону.
— Можно предположить.
Сознание Натаниэля пребывало в состоянии опьянения. Исследуя свою голову, он нашел многообещающую шишку над своим левым ухом. Валяясь на обочине с больной головой и без лошади в поле зрения, он в нормальной обстановке предположил бы, что он был выброшен из седла. Невероятно, но не полностью невозможно.
Но это все еще не объясняло наличие девушки.
— Хорошо, девушка. Объясните.
— Я объяснила. Вы упали со своей лошади на камень.
Но ее взгляд скользнул прочь от него, и Натаниэль начал подозревать, что здесь было что-то большее, чем это простое объяснение.
— А сейчас мы должны доставить вас в деревню, — поднявшись с травы, девушка начала усердно очищать себя.
Несмотря на свою головную боль и его возрастающие подозрения, Натаниэль с некоторым интересом наблюдал за тем, как ее движения заставляют колебаться всю ее щедрую анатомию. Затем она с собственнической суматохой начала очищать его. Натаниэль поднялся на ноги, желая избежать ее обслуживания, которое отзывалось в его разбитой голове, только для того, чтобы обнаружить, что она начала отряхивать его зад.
— Вы ужасно пыльный, — сказала она. — Так просто не пойдет.
Натаниэль поймал ее руки и крепко сжал их своими ладонями.
— Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали.
Ее руки трепетали, как пойманные птички под его хваткой, но остальная ее часть сделалась совершенно неподвижной. Она медленно подняла свои искренние голубые глаза с их переплетенных рук и встретилась с ним взглядом. Затем она нервно облизала свои полные губы легким движением языка.
Небольшая часть сознания Натаниэля заметила влажное сияние этих губ и отреагировала соответственно. Остальные его мысли были сосредоточены на том, как именно он оказался без лошади на этой пыльной сельской тропинке.
Девушка выглядела безвредной, но он не один раз видел невинность, прикрывающую предательство. И не один раз он встречался с изменой, облеченной в безвредную форму.
— Мисс Вилли!
Натаниэль встрепенулся при звуке низкого голоса, который разносился по тропинке. Обернувшись так быстро, что его голова снова запульсировала, Натаниэль машинально присел в оборонительную позицию.
Не то чтобы от этого была какая-то польза. Он едва ли смог бы нанести поражение приближающемуся типу в добром здравии, и тем более он не сделает этого сейчас, когда он едва может сфокусировать свой взгляд. Этот мужчина был огромен, шириной примерно с двух быков. Или у Натаниэля просто двоилось в глазах. Мужчина к тому же был грубо одет, и по тому, как он обратился к девушке, Натаниэль подумал, что он может быть слугой или, возможно, просто уважаемым членом ее общины.
Так что она была местной. Простая сельская женщина, помогшая упавшему незнакомцу у дороги.
Респектабельная женщина? Она была учтива и очевидно образованна. Ее голубые глаза были невинными и бесхитростными. Она безошибочно принадлежала к джентри.
Отдаленные опасения начали отступать из стучащего мозга Натаниэля.
Мужчина неуклюже подошел к ним поближе.
— Мисс Вилли! Мы не на шутку беспокоились за вас! Когда вы не пришли домой, мы подумали, что вас украли.
Гигант пронесся мимо Натаниэля, и от созданного им ветра Натаниэль едва не упал на колени.
— Все в порядке. Я справлюсь с тобой через минуту, — пробормотал Натаниэль, потряхивая головой, чтобы прояснить сознание. Слегка покачиваясь, он повернулся, чтобы увидеть, как рука «мисс Вилли» практически исчезла в массивной лапе мужчины.
— Вы не должны нас так огорчать, мисс. Вы же знаете, как я нервничаю, это так.
Мужчина моргал и смотрел грустными глазами на девушку, которая утешающее потрепала его по щеке.
— Со мной все в порядке, как вы можете видеть, Джон. Нет никакой причины волноваться. Я цела и невредима. Я провела ночь с мистером Стоунвеллом.
Натаниэль задохнулся.
— Хорошо, теперь, ах… то есть…
Гигант повернулся, чтобы устремить свои мигающие глаза гончей на Натаниэля.
— Провела ночь?
О, черт.
— Ну, возможно…
— А вы, сэр, с вами все в порядке?
Что? Натаниэль осторожно кивнул.
— Достаточно хорошо.
На мгновение огромный мужчина выглядел так, как если бы он хотел закричать. Затем его лицо искривилось в гримасе, которая не обещала ничего хорошего для Натаниэля.
Когда мужчина начал приближаться к нему, Натаниэль приготовился к тому, что ему будет больно, но удар стоил ему только потери равновесия, так как гигант хлопал его по спине. Когда Натаниэль зашатался, мужчина обернулся кругом, чтобы проорать крепкой женщине, спешащей к ним снизу по тропинке:
— Вы слышали это, миссис Смит? Целую благословенную ночь. И на нем нет ни царапины!
Весь смысл ситуации, в которую он угодил, дошел до Натаниэля в первый раз после того, как он проснулся с незнакомой женщиной в своих объятиях — женщиной, с которой он провел ночь, невинной, очевидно приличной молодой женщиной, о которой беспокоились, когда она пропала.
Обычный человек мог бы начать искать выход, лазейку, через которую можно было бы сбежать. Обычный человек мог просто сесть на свою лошадь и ускакать прочь, от столь очевидного недопонимания, оставив женщину позади себя пережить скандал так, как она сможет.
Натаниэль не был обычным человеком.
Глубоко вздохнув, что только ухудшило состояние его стучащей головы, Натаниэль повернулся к мисс Трент и низко поклонился:
— Мисс Трент, не окажете ли вы мне высшую честь, отдав мне вашу руку в браке?
Вилла долго моргала, глядя на мужчину. Мистер Натаниэль Стоунвелл стоял наклонившись, его рука была спокойно протянута к ней, в то время как Джон, ее опекун, ждал с лицом, почти фиолетовым от недостатка воздуха, а Мойра, жена Джона, спешила к ним со счастливыми слезами, уже появившимися у нее на глазах.
Только прошлым вечером Вилла сказала себе, что она смирилась с тем, что останется старой девой. А сейчас великолепный, красивый джентльмен стоит перед ней и просит ее руки.
Он был добр, когда разбудил ее. И терпелив, когда расспрашивал ее, даже когда она изо всех сил старалась не отвечать. О, он был так красив, когда утреннее солнце сияло в его спутанных светлых волосах…
Как во сне, Вилла смотрела, как она медленно вытянула руку и вложила ее в его руку.
— Да, — услышала она свой голос. — Я согласна.
Натаниэль сидел за грубым столом на постоялом дворе в Дерритоне с большой бадьей пенистого эля перед ним и огромным сыном огромного хозяина гостиницы рядом с ним.
Молодой человек — Дик? Или это Дэн? — был рядом с ним весь прошедший час, в течение которого он был представлен всей деревне, как мистер Стоунвелл, конечно же. Каждый раз его встречали лица, расплывающиеся в улыбках и благодарные рукопожатия. Каждый, казалось, одобрял этот брак, от торговца свечами и пекаря, до ухмыляющегося бондаря, который прямо сейчас сколачивал арку на поляне, где должен был пройти обряд венчания.
Очевидно, какое-то несчастье произошло недавно с маленькой сельской церквушкой — инцидент, упоминание которого вызвало несколько смешков и заверений в духе: «Не беспокойтесь, сэр. Она скоро перерастет это».
Натаниэль упорно пытался не думать о конструкции на лужайке и зловещей схожести ее с виселицей, когда мягко расспрашивал сельских жителей о Фостере. Он узнал не так много важного — только, что «настоящий джентльмен» остановился на ночь в гостинице, ни разу не выходил из гостиницы, даже не присоединился к поискам пропавшей девушки, но уехал до рассвета этим утром по дороге на юг.
Дерритон при какой угодно игре воображения был вовсе не на пути от места высадки Фостера в Крестфорде до Лондона. В действительности, путь Фостер был самым любопытным. Натаниэль следовал за ним сюда, в отдаленную часть Нортгемптоншира, к северо-западу от Крестфорда и решительно далеко на север от Лондона, не имея ни малейшего понятия, куда этот человек направляется.
Возможно, Фостер выбирал проселочные дороги, чтобы не быть узнанным. Его лицо было так же легко узнаваемым, как и лицо Натаниэля, так как они вместе были изображены на позорной политической карикатуре «Флер и ее поклонники».
Сам Дерритон не казался вероятным местом назначения Фостера. Деревня была процветающей, но не шумной, привлекательный образец тысячи других таких деревень, расположенных вдоль дорого Англии.
Совершенно обычная деревня, этот Дерритон. За исключением девушки. Сын хозяина гостиницы был странно сдержанным в отношении некоторых тем, но с готовностью обсуждал необычную мисс Трент.
Как оказалось, фактически она была под опекой хозяина гостиницы и бывшей горничной леди.
Очевидно, отец и мать девушки умерли от лихорадки несколько лет назад. Маленькая Вилла осталась без каких-либо близких родственников, и целая деревня взяла к себе девочку в возрасте двенадцати лет.
Вокруг Натаниэля сейчас шумели вышеупомянутые жители деревни. Жена хозяина гостиницы проплывала с улыбкой на лице и с руками, полными пожелтевшей ткани. Несмотря на утренние часы, пинты поднимались снова и снова, поздравляя «счастливую пару». Наиболее мирное урегулирование из всех, какие только виде Натаниэль.
Нет, Натаниэль решил, что Фостер должно быть просто захотел провести ночь в мягкой постели и выпить пинту доброго эля в течение своего путешествия. С подавленным стоном, Натаниэль покачал головой из стороны в сторону, чтобы успокоить стук в своей голове. Постелью Натаниэля была канава с травой, а от пинты эля, хотя и заманчивой, он должен отказаться. Он был при исполнении своих обязанностей.
Королевская Четверка всегда была при исполнении.
Быть избранным Коброй — неоценимый знак отличия, и Натаниэлю выпала честь стать таким образом ответственным за судьбу нации, и не важно знали об этом другие или нет. Четверка избиралась со времени Вильгельма Завоевателя, и, через разумное влияние и осторожность, она привела Англию к той империи, которой страна являлась в настоящее время.
Пряный запах эля доносился до Натаниэля. Запах был восхитительным. Но он печально отставил его прочь. Он был Коброй. Он был не тем человеком, каким считал его отец, легкомысленным транжирой, репутацию которого он с таким трудом заработал.
Он был человеком выше жадности, выше политики, выше себя.
И, к несчастью, выше эля, хотя ему ничего так не хотелось, как пинты. В его голове продолжался безжалостный стук, его кости ныли от падения, и его жизнь собиралась измениться навсегда.
В который раз.
Сегодня был день его свадьбы, и он женится на незнакомке.
— Но я же не знаю его! Вы на самом деле искренне ожидаете, что я выйду за него замуж сегодня…
Оставшаяся часть протеста Виллы была прервана тем, что Мойра, жена Джона Смита, натянула старое свадебное платье ей на голову. Очевидно, что этого от нее и ожидали. От старого шелка шел запах бензола и пыли. Вилла чихнула два раза, пока высунула голову из платья.
Они стояли в комнате Мойры и Джона, потому что в комнате Виллы ее имущество упаковывалось со скоростью молнии.
— Да будет вам, мисс, — успокаивающе сказал Мойра. — Он отличный парень. Я могу сказать это по его внешнему виду. Он может быть даже лордом. Джон говорит, что его лошадь — дорогое животное, и эти сапоги были сделаны специально для него на Бонд-стрит, запомни мои слова. Я была в Лондоне, вспомни об этом. Я знаю кое-что о таких вещах.
Вилла не стала напоминать Мойре, что ее поездка в Лондон была больше двадцати лет назад и продолжалась всего несколько недель. Даже эта маленькая экскурсия была больше того, чем когда-либо путешествовала Вилла, по крайней мере, после того, как она младенцем приехала в Дерритон по такому же пути.
Кроме того, Мойра развлекалась этой историей все эти годы, и в ее сознании Лондон стал мистическим местом с улицами, вымощенными золотом и кондитерскими на каждом углу. Конечно, в таком виде он был еще более заманчивым.
— Но он может быть кем угодно! Разбойником, или даже цыганом!
— Фу! Он отличный и привлекательный джентльмен. Он знает свои обязанности и с готовностью делает то, что правильно. Благородный, вот кто он. Это означает, что он идеально подходит для вас. Вы не обычная деревенская девушка, не забывайте. Вы такая же леди, как и любая дама в городе, вот что я думаю. Ваша дорогая мама, несомненно, была леди. И разве она не выглядела как картинка в этом платье?
Мойра засопела, потянул платье на место, и Вилла пожалела, что пробудила печальные воспоминания. Ее мать без сомнения была леди, и Мойра была ее верной служанкой до самой ее смерти.
Платье сидело отлично. Вилла прищурила глаза, глядя на собственное отражение в колеблющемся зеркале. Ее мать была стройной леди, с элегантными маленькими бюстом и попкой. Полная противоположность самой Виллы.
— Мойра, как получилось, что платье так идеально подошло мне?
Мойра была занята тем, что расправляла складки юбки.
— О, я перешила его три года назад. Когда думала, что Вильям Бекхем может быть тем самым.
— О да. Пара Вилла и Вилл. Как ты думаешь, у него восстановился слух в левом ухе?
— Я уверена, что да, дорогая, — успокаивающе сказала Мойра. — В конце концов, это был всего лишь пустячный взрыв — ничуть не громче, чем взрыв китайского фейерверка.
— Я надеюсь на это, — искренне ответила Вилла. — Нужно всегда быть осторожным с черным порохом. В конце концов, я бы никогда не поставила его подарок рядом с очагом, если бы знала, что он огнеопасен.
Мойра закончила застегивать множество крошечных пуговок на спинке платья.
— Вот и все, — она улыбнулась отражению Виллы в зеркале, глядя через ее плечо. — Все готово для вашего жениха.
Ее жених. Ее муж.
— Но Мойра, мужчина, подобранный на дороге?
— Ну, он же был достаточно хорош для того, чтобы провести ночь, лежа рядом с ним, не так ли? — Мойра уперлась кулаками в свои широкие бедра и уставилась на Виллу. — Имейте в виду, мисс! Вам повезло, что никто в этой деревне не будет говорить о вас плохо, в противном случае ваше репутация достаточно скоро была бы разрушена до основания. Даже при таких условиях, это честно, что вы никогда не целовали его!
Вилла не ответила на это, но очевидно, что ее румянец сказал все за нее, потому что сердитый взгляд Мойры превратился в шокированный, и она приоткрыла рот. Женщина помчалась к окну и распахнула ставень.
— Джеймс Купер, ты еще не закончил с этой аркой? И где викарий из Эджетона?
Стук молотка замер и с площади донесся голос Джеймса Купера:
— Джон должен привезти его к полудню, хозяйка. Вы хотите, чтобы я пропустил скамьи?
— О, милосердный Боже! Мы лучше сделаем все это на месте!
Она обернулась назад к Вилле и неодобрительно покачала головой.
— Послушайте меня, мисс. Мужчина провел с вами ночь и выжил, для того, чтобы рассказать об этом. Выходите за него и ложитесь с ним в постель и сделайте это побыстрее. У меня как раз есть одна вещь для этого.
Мойра повела ее туда, где клочок прекрасного батиста свисал с крючка позади двери. Изящное сочетание кружева и прозрачной шелковой ткани странным образом контрастировало с сельской комнатой, с ее самодельной кроватью и сундуком и изношенным тряпичным ковриком на полу.
Мойра гордо держала легкую вещицу, демонстрируя ее на своей широкой фигуре.
Вилла задохнулась.
— Мойра! Батюшки, ты же не имеешь в виду, что я одену это.
— А что с ней не так? Она белая, она длинная и она прикроет тебя с головы до ног.
— За исключением того, что она с таким же успехом могла быть невидимой!
— Ну, никто никогда не говорил, что невеста должна надеть мешок из-под муки, почему теперь должно быть так? — Мойра вручила ночную рубашку Вилле.
Так как это было бесспорной правдой, то Вилла даже не стала затруднять себя дальнейшими протестами.
— Откуда это у тебя?
— Я купила ее у цыгана-коробейника некоторое время назад, когда казалось, что этот парень Донован сможет прожить достаточно долго, чтобы решить проблему.
— О да. Бедный Сэм. — Господи, это было два года назад. — Ты видела недавно его мать?
— Несколько воскресений назад. Она сказала мне, что теперь он женился, и все они надеются, что он все еще способен произвести на свет ребенка.
Вилла печально покачала головой.
— Такая жалость. Он был так мил. Но нужно всегда быть слишком осторожным с прессом для сидра.
Мойра бросила на нее резкий взгляд.
— Вы же не хотите, чтобы и этот мужчина пришел к такому же концу, не так ли?
— О, Мойра, ты же знаешь, одни и те же вещи никогда не случаются дважды.
— Нет, несколько я могу видеть, с каждым разом делается все хуже.
Вилла погладила прекрасную ткань в своих руках. Она была настолько прозрачной, что девушка могла видеть сквозь нее свои ногти.
— Но лечь с ним в постель? Я едва знаю, как его зовут, не говоря уже о том, чтобы любить его!
Мойра вздохнула, и выражение ее лица смягчилось.
— Вы прочитали слишком много романтических историй, моя девочка. Любовь приходит потом. Я говорила вам об этом снова и снова. Выбираешь себе подходящего парня, принимаешь решение и выходишь за него замуж.
— Но ты любишь Джона. Я знаю, что любишь.
— Это так, я люблю его, но у меня было двадцать лет, чтобы узнать его и выяснить, какой он прекрасный человек. Не то, чтобы у него не было своих плохих черт. За два десятилетия у меня ни разу не было спокойного сна рядом с этим здоровенным мужланом и его храпом, — нежность в ее голосе противоречила ее жалобе. — Но главным образом, мужчина — это то, что вы из него делаете.
Вилла была в это не уверена.
— Однако, возможно, что он не будет против немного подождать с постельными отношениями. Я определенно не возражаю, а я-то ждала этого всю свою жизнь.
Мойра снова нахмурилась.
— Мисс Вилла, вы очень хорошо знаете, что жизнь этого несчастного человека будет в опасности каждую минуту в случае промедления. Единственный способ снять это проклятье, состоит в том, чтобы выйти замуж и разделить с мужем постель. Если вы не сделаете этого теперь…
Ее голос предупреждающе затих, Мойра послала Вилле многозначительный взгляд и выплыла из комнаты.
После того, как ее опекунша и лучшая подруга ушла, Вилла опустилась на кровать и оперлась щекой о столбик кровати. Выходи замуж на незнакомца или вероятно ты вообще никогда не выйдешь замуж, вот что Мойра имела в виду.
Чем старше становилась Вилла, тем меньше становилось молодых людей, которые поглядывали в ее сторону. Не потому, что она теряла свою привлекательность, а потому распространялись слухи о том, как опасно проявлять интерес к «Мисс Несчастный случай» из деревни Дерритон.