После столкновения с Брукхейвеном в холле, было облегчением вернуться в приемную к примитивному восхищению, ожидавшему ее там. Возможно, Дейдре казалась легкомысленной, но что плохого в кратком невинном флирте? В конце концов, кажется, что его сиятельство этот флирт вовсе не обеспокоил - по крайней мере, его не беспокоит это до тех пор, пока она не станет развлекаться слишком уж много.
Что ж, черт с ним, она собирается получить больше удовольствия, чем сможет вынести, и начнет прямо сейчас.
Она вплыла в комнату со своей самой очаровательной улыбкой, адресованной ее обожателям. Софи подняла голову с несколько утомленным взглядом, очевидно изнывая от нетерпения снова исчезнуть среди своих пыльных книг. Дейдре ощутила приступ вины за то, что использует свою кузину подобным образом.
Девушка уселась на софу рядом с Софи, осторожно повернувшись так, чтобы трем молодым людям на противоположном диване был как можно лучше виден ее профиль. Грэм, который растянулся в кресле у камина, послал ей иронический, оценивающий взгляд. Дейдре с предупреждением приподняла бровь и повернулась к Софи.
- Кузина, расскажи нам о своем последнем переводе. Я просто умираю от желания услышать о нем. - В самом деле, эти истории были весьма интригующими, но даже если бы они и не были таковыми, преображение Софи стоило того, чтобы их выслушать.
Моментально ее незаметная, сдержанная кузина просияла.
- О да - эта история называется «Летний и зимний сад». Знаете ли, все дело в колдовстве, из-за которого снег падает на одну половину сада летом, а розы цветут на другой половине зимой. Однажды человек, который проезжал мимо, увидел розы, цветущие в снегу и остановился, чтобы сорвать одну для своей младшей дочери…
- Надеюсь, что эта история не про садоводство, - протянул один из молодых людей, этот тоскливый Баскин, который сам себя считал поэтом.
Подавленная Софи опустила свой взгляд.
- Я еще не рассказала вам о чудовище…
Грэм наклонился вперед, поспешно выпрямившись из своей вялой позы.
- Я хочу послушать, Софи.
Дейдре бросила на Баскина строгий взгляд. Таким поведением он не внушал симпатии к себе.
- И я тоже.
Но застенчивая Софи уже утратила остатки своей смелости. Будет разумнее остановить ее, прежде чем она в расстройстве натолкнется на Фортескью с чайным подносом или уничтожит одно их художественных сокровищ Брукхейвена.
Баскин, должно быть, осознал свою ошибку. В очевидной попытке сменить тему, он обратил свой обожающий взгляд на Дейдре.
- Почему бы вам не рассказать о первом бале, который вы собираетесь дать здесь, в Брук-Хаусе?
О Боже. Дейдре должна была догадаться, что если она пустит людей внутрь дома, то ее унизительный секрет может раскрыться. Оттягивая время, она махнула рукой.
- О, я еще не готова о чем-либо объявлять.
Баскин наклонился вперед.
- Но вы уже должны были выбрать тему? Вы с таким нетерпением говорили об этом в последний раз.
Дейдре с удивлением посмотрела на него, тронутая тем, что он на самом деле запомнил то, что она говорила больше недели назад. Девушка вознаградила молодого человека своей самой ослепительной улыбкой.
- Когда я буду готова объявить о своих планах, вы первым узнаете об этом. - Она наклонилась вперед и потрепала Баскина по руке. - В конце концов, я приглашу только самых дорогих мне друзей.
Глупый парень по-настоящему вспыхнул. Честно говоря, это было равносильно тому, чтобы иметь верную гончую, если бы только гончая писала мучительно плохие стихи. Дейдре добавила еще больше интимного тепла в свою улыбку. Милый, преданный Баскин - гарантированное средство против плохого настроения, вызванного мужем.
Теперь, когда она превратила одного обожателя в лужицу томления, девушка обратила свое внимание на остальных гостей. Она собирается наслаждаться этой передышкой от Брукхейвена, нравится ей это или нет!
Фортескью стоял за столом в своем маленьком, но очень опрятном офисе. Он занял для личной работы эту комнату, которая когда-то предназначалась в качестве утренней комнаты для хозяйки дома, когда только-только заступил на место своего наставника. Так как ее сиятельство, кажется, не собиралась требовать комнату обратно, то это помещение отлично подойдет в качестве классной комнаты для Патриции.
Тот факт, что это была очаровательная комната с восхитительным видом на сад, не имел ничего общего с его решением - важным было только то, что большое окно обеспечивало хорошее освещение.
Кроме того, Фортескью планировал проводить занятия по вечерам, так что единственное, что тогда можно будет увидеть - это розы в лунном свете…
Ты плохой парень, Джон.
Совершенно верно. Он, честно говоря, и сам раньше не подозревал, что у него есть расчетливая жилка, но он отказывался позволять стыду или приличиям становиться на его пути. Фортескью не мог вынести ни одного дня, если не видел в этот день Патрицию.
Сейчас он стоял, не показывая ни унции своего дрожащего беспокойства, ожидая ответа на его предложение - то есть на предложение ее сиятельства .
- Меня, мистер Фортескью? Учить читать?
Фортескью держал свои руки сложенными перед собой, а его взгляд должным образом сосредоточился на лице Патриции О’Малли. Ее глаза были должным образом опущены вниз - Патриция могла быть дерзкой, но она знала правила приличия - до тех пор, пока ее испуганный зеленый взгляд не поднялся, чтобы встретиться с его взглядом.
Такой же зеленый, как и сами холмы Ирландии…
Дворецкий откашлялся и кивнул.
- В самом деле, тебя. Ее сиятельство полагает, что ты более чем способна к обучению - и я думаю так же.
Она заморгала.
- И вы, сэр? - Ее щеки слегка порозовели.
Неужели она покраснела от его комплимента - словно он придумал рифмы о ее волосах, подобных огню, и глазах, похожих на изумруды, и прочитал их вслух?
Не то чтобы он когда-либо сделает что-то подобное. Никогда. Особенно не дерзкой горничной, которая работает под ним… э-э, ниже его… э-э, о, проклятие. Фортескью снова откашлялся.
- У меня есть свободный час каждый вечер после ужина. - На самом деле у него ушел целый день на то, чтобы перестроить свое строгое расписание управления хозяйством. - У ее сиятельства нет запланированных мероприятий… в данный момент. Мы будем заниматься здесь.
Девушка резко уставилась на него.
- Здесь, сэр? По вечерам? Наедине?
- Неужели ты ожидаешь, что ее сиятельство отошлет тебя в школу? - Дворецкий приподнял бровь. - Я ценю твои колебания, Патриция. Это показывает, что у тебя скромный нрав. Однако я достаточно стар, чтобы быть твоим отцом…
- В действительности, немного старше, сэр. Моему па еще не исполнилось и сорока.
Ее чертов па должно быть очень рано начал производить детей. Что ж, ему полезно будет вспоминать об этом, не так ли, когда он слишком сильно задумается об изгибе ее талии, скрывающейся под черным габардином, и явно вырисовывающемся, когда Патриция двигается?
- Тогда не о чем беспокоиться, так ведь?
Девушка все еще с сомнением смотрела на него, крошечная морщинка появилась между ее темно-рыжих бровей.
- Тогда в чем же дело? - Он не хотел говорить резко, но все же она даже не вздрогнула от его отрывистого тона. У этой девушки, несомненно, был сильный характер.
- Мне жаль, сэр. Я не хочу разочаровывать ее сиятельство, но не думаю, что смогу сделать это. Будет нехорошо, если вы отнимете столько времени от своих обязанностей, тогда как я, такая большая деревенская корова, вероятно, не смогу ничему научиться.
Фортескью был не согласен с ней.
- Патриция, я проработал в домах знати всю свою жизнь. Если ты поклянешься никогда не ссылаться на меня, то я поклянусь в том, что многие дети, гораздо глупее тебя справились с чтением и арифметикой и продолжали изводить нас своим идиотизмом.
Патриция пыталась поджать губы, но улыбка выиграла сражение.
- Да, сэр. Я поняла, что вы имеете в виду, сэр. - Она сделала вдох и кивнула. - Хорошо, сэр. Если вы думаете, что я смогу сделать это.
- Тогда хорошо. Мы начнем сегодня, сразу после того, как семья закончит ужинать.
Девушка быстро присела в реверансе и убежала, ее лицо пылало, а глаза ярко блестели.
Умная девушка. Нет, больше, чем умная. Храбрая. У нее сердце львицы, раз она не побоялась шагнуть из своей крошечной ирландской долины в такой незнакомый мир, как Лондон, и попыталась усовершенствовать себя.
- У тебя все получится замечательно, моя Патриция, - прошептал он в пустоту комнаты, с нежностью в голосе. - Просто замечательно.