Голодание дало свои результаты, и теперь Джеймс Каннингтон мыслил настолько отчетливо, насколько это возможно при такой жестокой диете.

Он продолжал неподвижно лежать на тюфяке, и его тюремщики, решив, что пленник совсем ослаб, вообще перестали обращать на него внимание. Видимо, он им надоел.

Каждый день Джеймс выпивал свою порцию воды, но к хлебу не прикасался, хотя и понимал, что едва удерживается на краю голодной смерти.

Тем не менее, он вполне мог рассмотреть план своего побега со всех точек зрения и хладнокровно рассчитать вероятность собственной гибели. К самоубийству он не стремился и, напротив, поставил целью выбраться отсюда живым.

Поразмыслив, Джеймс решил, что нападение на Быка едва ли закончится успешно. Он не смог бы справиться с ним, даже когда был намного сильнее.

Как только он отбросил безумные и неосуществимые планы, оказалось, что наилучший выход – отодрать несколько планок от стены. Если повезет, то он попадет в другой отсек трюма, выход из которого будет не так крепко заперт.

Но как это сделать без шума, который немедленно привлечет внимание охраны? Хотя судно находилось, в плачевном состоянии, но и его состояние было не лучше. Если он не найдет, что использовать в качестве рычага, то ему придется разбирать эту проклятую переборку с помощью ногтей.

В его клетушке из вещей имелись только тюфяк из полусгнившей парусины, набитый еще более гнилой соломой, и ведерко для воды с вмятинами и без ручки. Джеймс присмотрелся к нему внимательнее. А что, если…

Он вылил содержимое ведра на пол и подполз к перегородке, после чего, поддерживая ведро за дно, вставил его край под угол планки, а потом повис на нем, держась трясущимися руками за другой край.

Планка поддалась, но издала при этом громкий протестующий скрип, и Джеймс на мгновение прекратил свой эксперимент.

Поставив на пол ведро, он заметил, что оцарапал ладонь острым краем, и тут же решил, что это знак свыше.

Усевшись на тюфяк спиной к двери, он зажал ведро между коленями и принялся перепиливать острым краем веревку, которой были связаны его руки.

Несколько минут спустя он проверил, что получилось. Несколько прядей толстой веревки разошлись, и хотя результат был не ахти какой, но все же лучше, чем тогда, когда он пытался перекусить веревку зубами.

Сквозь скрипы и скрежеты старого рыбацкого суденышка послышался раскат грома, и Джеймс снова принялся за работу, полагая, что перепилит веревку за несколько часов. Если разразится буря, она отвлечет внимание его тюремщиков.

Когда снова прогремел гром, на этот раз где-то совсем близко, Джеймс мрачно усмехнулся и снова принялся за работу.

Саймой не вернулся домой ночью, и Агата, не дождавшись его, отправилась спать. Правда, она спала с приоткрытой дверью и даже в своем беспокойном сне прислушивалась, не скрипнет ли входная дверь.

Когда она встала, часы уже пробили десять. Торопливо умывшись, Агата оделась и спустилась вниз, но оказалось, что Саймон не появился за столом и вообще еще не возвращался домой. А между тем ей было абсолютно необходимо видеть его, потому что с почтой она получила нечто совершенно особенное: приглашение на ужин в Этеридж-Хаус.

Разумеется, она ответила согласием, хотя тот факт, что приглашение прислано не заблаговременно, заставил ее с раздражением взглянуть на украшенную монограммой бумагу. Далтон Монморенси был весьма самоуверенным человеком, но ведь это свойственно каждому мужчине, не так ли? И тут Агате пришла в голову не слишком приятная мысль. Если завтра вечером обнаружится, что лорд Этеридж является Грифоном и ей каким-то образом удастся убедить его сказать ей, где найти Джейми, то у нее не останется никаких доводов, чтобы заставлять Саймона продолжать выполнять их договоренность.

Она хотела, чтобы Джейми благополучно вернулся домой, и одновременно хотела, чтобы Саймон остался с ней навсегда. Именно это противоречие заставляло ее шагать из угла в угол в своем доме на Кэрридж-сквер и спорить с собой до тех пор, пока солнце не стало клониться к горизонту.

Ох, пропади все пропадом! Зачем она отрекается от своих чувств? Кого и в чем пытается убедить? С ней случилось то, о чем говорится во всех романах: она нашла свою вторую половинку и не сможет дальше существовать без нее.

Саймон был вором, они принадлежали к разным классам, однако разве понятие «джентльмен» не подразумевает человека чести, достаточно сильного, чтобы никогда не воспользоваться этим своим преимуществом против тех, кто слабее его? Если это так, то Саймон, несомненно, является джентльменом, тогда как Мерзкий Реджи им не является.

Ах, если бы ей удалось получить от Саймона признание в его чувствах к ней до того, как он узнает о ее богатстве! Тогда бы она точно знала, что он искренне любит ее.

Если Саймон признается в своих чувствах, думая, что она самая обычная женщина, все сложится превосходно и планы лорда Фистингема будут сорваны.

Нынче ночью.

У нее участилось дыхание. Воспоминания о губах Саймона нахлынули на нее, и ее тело обдало жаром.

Силы небесные! Она не могла дождаться этого момента.

Она отдаст Саймону свою девственность, и когда он заявит о своих чувствах, сообщит ему приятную новость.

Агата улыбнулась. Ей не терпелось увидеть выражение лица Саймона, когда он узнает о том, что она очень богата. Отвернувшись от окна, она снова принялась шагать, из угла в угол гостиной, раздумывая над тем, что следует надеть, когда собираешься кого-то соблазнить?

Было уже позднее утро, когда солнечные лучи, пробившись сквозь облака, заглянули в офис Джекема.

Саймон скатился с дивана и потянулся, потом потер лицо. Ему следовало пойти ночевать домой. В конце концов, не зря же он потратился на меблировку, сделав свое жилье довольно уютным. Однако разительный контраст этого тихого величественного дома с теплым, гостеприимным домиком Агаты делал ночь, проведенную в бурлящем жизнью клубе, вполне приемлемой альтернативой.

Усилием воли Саймон переключил свои мысли на проблему, которую предстояло решить в первую очередь. По правде говоря, в его организации не было сейчас человека, обладающего подходящими данными, способного видеть каждую ниточку в клубке, за которую следует дернуть или которую следует ослабить, не теряя при этом из виду весь клубок. Конечно, со временем можно многого добиться, но придется потратить несколько лет на подготовку другого человека, как в свое время готовили его на замену Старику. К счастью, время у него есть.

На мгновение Саймону очень захотелось сбросить со своих плеч этот груз. Но что у него будет за жизнь без этого груза? Любящая жена, смышленые дети, жизнь, лишенная каких-либо тайн…

Жизнь при свете дня?

Он тут же прогнал эти вздорные мысли. Если бы не Старик, он, вероятнее всего, не дожил бы до своего тринадцатого дня рождения и тем более не имел бы ни уютной жизни, ни семейных радостей.

Схватив шляпу, Саймон поспешно вышел из клуба. Заполучить Агату – голенькую и с готовностью отдающуюся ему, – не это ли осуществление его мечты?

Как только он представил Агату в своих объятиях, вся его хандра мгновенно улетучилась, и он ощутил настолько острое желание, что остановился, прислонился спиной к холодному металлу ближайшего фонарного столба и сделал несколько глубоких вдохов.

Уличный воздух трудно было назвать свежим, но в нем ощущались привычные запахи, а вокруг слышались привычные звуки: грохот колес и шум толпы, знакомый любому лондонцу. Это была реальная жизнь, в которой ему отводилась особая роль: бороться с опасностью, присущей военному времени и именуемой шпионажем.

Это его миссия, и он должен сосредоточиться на ее выполнении, то есть разыскать Джеймса Каннингтона и обезвредить его любыми средствами.

Наконец Саймон успокоился, как будто холод от металла фонарного столба проник в его тело, остудив кровь, разгоряченную воспоминаниями о прелестях Агаты.

Его задача – выполнить миссию, и на этот раз он об этом не забудет.

Решив соблазнить Саймона, Агата поняла, что ей потребуется каждая свободная минута, чтобы подготовиться, и перестала подгонять время, ожидая его возвращения.

Во-первых, она приказала застелить свежим бельем постели в обеих комнатах, потому что не могла с уверенностью сказать, в которой из них закончится ночь. Потом она приняла ванну и позвала Нелли.

Сидя в спальне, закутанная в атласный халатик и источающая аромат вербеновой туалетной воды, Агата попыталась привести в порядок свои мысли, потом, взяв лист бумага, открыла крышку чернильницы.

Во-первых, ей следует пригласить Саймона к себе в комнату. Нет. Слишком уж похоже на паука, который приглашает муху. Она сама пойдет к нему.

Но когда? Сразу же после того, как он отправится спать, или когда часы пробьют полночь?

Боже милосердный, какая же это сложная штука – обольщение! Удивительно, что род человеческий вообще, до сих пор не прекратился.

Агата задумчиво пожевала кончик гусиного пера. Надо что-то решать. Ладно, пусть будет его комната.

Услышав бой часов в холле, Агата с тревогой подумала, что день почти прошел, а от Саймона так и не поступило никаких вестей. Что, если она понапрасну израсходовала свой любимый ароматизатор для ванны?

Однако едва она начала волноваться всерьез, как в коридоре послышались знакомые шаги и рокочущий голос. Вскочив, Агата прижала ухо к двери.

– Если миссис Эпплкуист ужинает в своей комнате, то я сделаю то же. Нет, не думаю, что я присоединюсь к ней; принеси ужин наверх, Баттон, а потом я хочу остаться один.

Дверь в комнату Саймона открылась, потом закрылась, и Агата уселась в кресло, нервно поигрывая поясом халата. Уже восемь, ее ужин остывал на угловом столике, но есть она не могла.

Вскоре Саймон останется один в своей комнате и станет готовиться ко сну. При этой мысли по ее телу побежала теплая волна, которую, однако, тут же остановил страх. Что, если она все сделает неправильно?

Решив подождать, пока Саймон поужинает, Агата снова начала ходить из утла в угол. В конце концов, ей еще не поздно отказаться от своего плана… И потерять Саймона? Никогда больше не увидеть его улыбку, от которой у нее захватывало дух? Никогда больше не почувствовать, как его смех заставляет вибрировать ее тело, не ощутить слабый привкус корицы на его губах?

Решимость вдруг вернулась к ней с удвоенной силой, и Агата встала. Теперь она точно знала, что у нее нет выбора.

Сделав глубокий вздох, она не спеша направилась к двери, потом вышла в коридор…

Саймон никогда ничего не предпринимал, не разработав стратегии, и теперь он предполагал посвятить весь вечер составлению плана действий, а заодно придумать, каким образом убедить Агату бросить Джеймса ради него. Он был почти уверен, что смог бы так или иначе найти путь в ее постель, а уж оттуда проложить дорогу в ее сердце.

Поднявшись, Саймон принялся беспокойно ходить по комнате, в которой все принадлежало другим мужчинам. Книга и туалетные принадлежности – Джеймсу, одежда – Мортимеру. Саймону здесь не принадлежало ничего, кроме крошечного пакетика коричных леденцов, небрежно брошенного на раковину.

Так и должно быть.

Он вновь просмотрел названия книг на полках. Подбор книг не явился для него сюрпризом: он давно знал, что Джеймс восхищается Даниелем Дефо. Каждый из «лжецов» рано или поздно проходил через это.

Так кем же был этот человек, этот король «лжецов»? Писатель, поэт, которого знали все, и… шпион высокого класса.

Теперь Саймону оставалось лишь надеяться, что его судьба не поставит точку на «лжецах».