Спешить было некуда, а потому Грэм и Софи спокойно наслаждались долгой прогулкой в Иденкорт. Времени оказалось больше, чем думал Грэм. Должно быть, он несколько часов метался по дорогам вокруг Иденкорта. День уже начинал меркнуть, мешая длинные голубые тени с косыми столбами света.

Волосы Софи свободно рассыпались по плечам и ловили брызги солнечных лучей, когда на отрытых местах их трепал ветер. Софи шла свободным, размашистым шагом, как настоящая деревенская девушка, но спину держала прямо, а подбородок – высоко, как элегантная светская леди «София».

– Это мое любимое время суток, – сообщила она Грэму. – Когда работа уже закончена и мир начинает успокаиваться.

– Только не в Лондоне, – возразил Грэм. – Я знаю людей, которые в это время только встают с постели.

Они переглянулись и одинаково хмыкнули.

– Тесса! – в один голос выкрикнули оба.

Улыбка Софи вдруг сделалась грустной.

– Господи, как я смогу вернуться на Примроуз-стрит?

Одна мысль о том, что эта новая, сияющая, уверенная в себе Софи вернется под тяжелое иго Тессы, вызвала у Грэма тошноту.

– Не возвращайся, – проговорил он. – Оставайся у Дирдре. Она обрадуется, я точно знаю. Знаешь, она ведь тебя любит.

Софи слегка нахмурилась.

– Любит? – И покачала головой. – Я не могу. Я не могу всю жизнь оставаться постоянным, бесполезным гостем.

Грэм и сам нахмурился.

– Ты же не ее гость. Ты член семьи.

Софи отвела взгляд и стала смотреть на длинную низкую стену вдоль дороги.

– Гм-м-м…

Некоторое время они шли молча. Вдруг у Грэма заурчало в животе.

– У нас не будет ужина, – мрачно сообщил он. – Я основательно почистил кладовую.

Софи расхохоталась.

– Мужская основательность! Думаю, что женская дала бы другой результат.

Грэм почесал за ухом.

– Возможно. Раньше я никогда не бывал в кухне. Даже не знал, что там есть кладовка.

Софи внимательно посмотрела на него.

– Грэм, ты отдаешь себе отчет в том, что в таком большом доме должно быть несколько кухонь? И в каждой из них не одна кладовая?

Грэм тут же воспрянул духом.

– Правда? Ты ведь съела мой завтрак.

Софи виновато зажала себе рот рукой, но тут же испортила драматический эффект громким смехом.

– Так вот почему ты подал столько ветчины! А я-то решила, что это дань моему неженскому аппетиту.

Грэм криво улыбнулся.

– Софи, никто в здравом уме не может назвать тебя неженственной.

Повернувшись к нему, она одарила его чарующей улыбкой.

– Благодарю вас, добрый сэр.

Когда Грэм пришел в себя и туманная пелена перед глазами развеялась, он так и не смог вспомнить, о чем же они говорили.

Какая разница? В эту минуту, в этот самый момент имело значение лишь то, что он шел по сельской дороге с единственной в мире женщиной, которую любил, со своей отважной мисс Софи Блейк.

Софи чувствовала себя не столь безмятежно. У нее в голове формировался план – чудесный, ужасный, пугающий план.

Что, если довести свою мистификацию до последней крайности?

Что, если действовать дальше, а не только украсть двести фунтов на одежду и дорожные расходы, но ради свободы и перемены образа жизни продолжить играть роль бедной, но благородной, давно умершей кузины? Что, если продолжать лгать всю жизнь? И никогда никому не признаться, что на самом деле она не мисс Софи Блейк, правнучка сэра Хеймиша Пикеринга? Что, если совсем не возвращаться к собственной жизни, к жизни той девушки, которой она действительно была: простой служанки, компаньонки капризной и требовательной миссис Блейк, матери бедной, больной, давно умершей маленькой Софи?

Что, если выйти замуж за Грэма и получить состояние Пикеринга, получить ради Грэма и его несчастных арендаторов?

Времени на сомнения и раздумья не было. Такое уже случилось однажды, когда она, как обычно, просматривала почту и обнаружила деньги, посланные леди Тессой для дебюта Софи в свете. Положение требовало немедленных действий.

Дирдре может скоро стать герцогиней Брукмор. Возможно, это уже произошло. От этой мысли Софи охватила паника. Нет, она верит, что оказалась здесь, чтобы увидеть это место, эту нужду не без причины.

На самом деле Дирдре не нуждается в деньгах. Колдер – богатый и щедрый мужчина.

«Ты можешь сколько угодно уговаривать себя, но нельзя изменить тот факт, что ты хочешь обобрать людей, которые тебе доверяют. Ты ограбишь одного из немногих людей на земле, которые делали тебе добро».

Перед мысленным вздором Софи возникло лицо Мойры, серое, усталое, изможденное, хотя женщина призналась, что по возрасту она моложе Софи.

Да, необходимо действовать. Если она не заставит Грэма жениться на ней раньше, чем умрет старый герцог Брукмор и таким образом сделает Колдера следующим герцогом, она не поможет никому из этих людей. Не поможет даже себе.

Когда они добрались до большого дома, день уже подошел к концу и совсем стемнело. Виднелась только длинная белая подъездная дорожка и темная масса на зеленом пятачке – спящая лошадь. Грэм со смехом помог Софи влезть в дом через открытое окно, но в мрачной тишине дома, в огромном холле, среди высоких стен сделался молчалив.

Он не спешил отнять руку, которую подал, помогая Софи взобраться на подоконник, казалось, что-то его удерживает. Но Софи отстранилась, хотя без его тепла ей сразу стало холодно. Времени достаточно, решила она. Вместе они поднялись в темноте по величественной изогнутой лестнице. Грэм проводил Софи до «ее» двери и остановился.

Она не могла его видеть, но чувствовала, как он напряжен, словно бы привязан к ней, а когда он заговорил, его голос был полон сожаления.

– Все это неправильно, Софи. Завтра мы должны вернуться в Лондон. Может быть, мы сумеем убедить персонал в Брук-Хаусе, что все это время ты была на Примроуз-стрит.

Софи закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать его настроение. Он сожалел, что они должны вернуться или что они вообще здесь оказались? Не имеет значения. Возможно, вскоре им обоим будет о чем сожалеть. Софи лишь надеялась, что, когда она получит наследство, он простит ее.

– Спокойной ночи, Грэм.

Он медлил, потом Софи щекой ощутила его ладонь, большую и теплую. В некотором роде это был поцелуй. Ее надежды возросли. Может быть, он простит ее раньше, а не позже?

Грэм ушел, его тень растаяла в темноте. Софи услышала, как открылась и закрылась соседняя дверь, и только тогда взялась за ручку своей комнаты и вошла в спальню герцогини. Внутри царил легкий полумрак, луна светила в окно, совсем как солнце сегодня утром. При лунном свете Софи ополоснула лицо в холодной воде и расчесала спутанные волосы щеткой, которую нашла в ящике туалетного столика. Без огня в камине она должна была замерзнуть, но ее план согревал девушку все время, пока она его обдумывала.

Наконец она решила, что прошло достаточно времени. Сняв с себя все, кроме рубашки Грэма, которая была ей почти до колен, Софи тряхнула волосами и выпрямилась. Сейчас в ее распоряжении не было магии Лементера, чтобы очаровать Грэма, не обладала она и умением Патриции скрывать внешние недостатки, но темнота скроет большинство из них. Софи получит то, что ей действительно нужно.

Любовь к Грэму пришла к ней так незаметно, что Софи сама не знала, когда ее чувство превратилось из смутной надежды в фантазию, а потом и в такое острое желание, что она была готова отшвырнуть прочь остатки своей и без того небезупречной нравственности, только чтобы получить его. Софи могла лгать всему миру, но она покончила с ложью себе самой. Ее героическая миссия по спасению арендаторов Грэма была жалкой свечкой рядом с костром ее собственных эгоистичных желаний.

Ну, будь что будет!

В последний момент Софи присела у очага, пошарила кочергой и нашла среди пепла живой уголек. Вытащила его совком и уронила в ведерко, где угля было только до половины. Утром его оставил здесь Грэм. Сама она не чувствует холода, а Грэм может замерзнуть.

Тут Софи увидела дверь в элегантной панели стены, соединяющую соседние комнаты. Должно быть, ей пользовался герцог, навещая свою герцогиню. Софи глубоко вдохнула, взялась за ручку и толкнула дверь.

Грэм отправился спать голодным, холодным и в конфликте с самим собой. Этой смеси хватило, чтобы навеять очень странный сон.

Во-первых, во сне ему было тепло. Восхитительное тепло ласкало кожу, и он вольно вытянулся на кровати. Потом Грэм ощутил вдоль одного бока некую мягкую тяжесть. Тяжесть легла на очень чувствительное место – боже, да он возбужден! Потом что-то коснулось мышц на груди, поддразнивая, пробежало по волосам, спустилось ниже, ниже…

Движение замедлилось, потом прекратилось совсем. Грэм подался вверх, прижался к неведомому источнику муки, всем существом стремясь, чтобы эти длинные, дразнящие пальцы обхватили его пульсирующее естество.

Это всегда был его любимый сон.

Ладонь, нежная и теплая, распласталась у него на животе, но не отступила. Да, предвкушение лучше всего. «Заставь меня ждать. Заставь меня мучиться».

Потом его губ коснулись губы. Грэм застонал, звук стона эхом отозвался во сне. Странно… Что такое?

Мягкие влажные губы раскрылись ему навстречу, и Грэм сразу забыл о своих сомнениях. Такие дразнящие, податливые, влажные… Черт возьми, как он любит губы Софи!

В этот миг Грэм осознал, что уже видел этот сон. В последние месяцы он снился ему снова и снова, но никогда не был столь реален, жарок, никогда у него не захватывало дух с такой силой. Никогда звук их слившегося возбужденного дыхания не отражался от высоких стен герцогской спальни… Что?

«Подожди. Не просыпайся. Не будь идиотом. Спи дальше».

Слишком поздно.

Сознание вернулось, как от ушата холодной воды. Он в Иденкорте вместе с Софи. Хуже того, он в постели с Софи!

Нет, еще хуже. Он в постели и он связан. Обе кисти привязаны к столбикам кровати, а на нем – силы небесные! – распласталась Софи. Ее руки робко, но жадно скользят по его телу, а губы дразнят его губы.

Пораженный ужасом, Грэм отстранился от ее губ.

– Софи?

Ужас в его глазах был таким явным, что у Софи похолодело внутри.

«Такую швабру, как ты, кто же захочет? Ни одному мужчине не нужен жираф».

Конечно, он не захочет. Кожа Софи пошла мурашками при мысли об отвращении, которое он должен испытывать. Она соскользнула с кровати, прихватив покрывало, чтобы в него завернуться. Хотела было пробормотать извинения, хотела заплакать, хотела оказаться где угодно, только бы не стоять среди ночи в его комнате, прикрывая свою отвратительную голую кожу куском холодного шелка.

Заимствованная у Грэма рубашка кучкой лежала на полу у ее ног. Софи нагнулась, в спешке неловко зашарила в поисках своего льняного спасения и, разумеется, тут же запуталась в рукавах, надежно и окончательно. Тогда она прекратила бессмысленно тыкаться руками, уронила голову в колени и смирилась с еще одним унижением. В ее глазах застыло отчаяние и горечь поражения.

Софи Блейк снова проиграла. Господи, как она ненавидит эту Софи Блейк!

– Э-э-э… Софи…

Она вздрогнула от его голоса.

– Никогда не вспоминай и не говори об этом. Никогда.

– Софи…

Она взмахнула рукой.

– Я серьезно, Грэм.

– Черт возьми, Софи, сейчас же развяжи меня!

Это был хриплый шепот, а не вопль, но он оказал на Софи такое же действие. Испугавшись, она потеряла равновесие и повалилась на ковер. Покрывало спуталось и упало, местами открыв наготу.

Со своего места на кровати Грэм видел сияющую кожу длинной, изящной ноги, которая уходила к восхитительно дерзким высотам, фарфоровым и шелковым тайникам. Пока Софи пыталась прятаться за мерцающей завесой волос, открывшийся на мгновение изгиб талии и высокие, безупречной формы груди послужили изысканным вторым блюдом в этом пиршестве очей. От мощного чувственного посыла глаза Грэма остекленели. Он уже был возбужден, а сейчас задышал часто-часто.

Грэм зажмурился. Разве это возможно – Софи, его Софи, обнаженная в его спальне?! Но когда он почувствовал, что холодные пальчики возятся с путами на его руках, то рискнул приоткрыть один глаз – нет, не стоит. Софи настолько плотно завернулась в покрывало, что груди оказались прижаты так, что почти выскакивали наружу, и вся эта роскошь оказалась прямо в его поле зрения, когда Софи нагнулась, чтобы дотянуться до противоположного столбика кровати. Молясь, чтобы Господь как можно скорее избавил его от бешеного возбуждения, Грэм, послушный долгу, не открывал глаза, чтобы не видеть все то, что ему было не положено видеть. Это не слишком помогло, потому что он продолжал ощущать то, что ему было не положено. Например, он прекрасно чувствовал, как Софи поставила колено между его бедер, чтобы дотянуться до противоположной стороны, для этого она раздвинула его бедра и легким движением натянула шелковое покрывало на его одеревеневший член.

Или, например, запах. Куда от него денешься? Ее кожа пахла простым мылом. Грэм узнавал свою Софи: только практичность, никаких глупостей. Но этот свежий запах никак не мог скрыть аромат возбужденной, разгоряченной женщины.

Сможет ли он теперь воспринимать запах мыла без мощного прилива крови к своим чреслам? Сможет ли смотреть на Софи в ее скромных, метущих полы юбках и не вспоминать о стройных бедрах и восхитительно ярких сосках на небольших грудях? О них он будет безнадежно мечтать всю оставшуюся жизнь.

А как быть с вековым вопросом, который волнует мужчин во всем мире? Грэм предпочел зажмурить глаза, прежде чем ответить на него с уверенностью. А вопрос такой: шелковистые кудряшки у нее между бедер сотворены из того же рыжеватого золота, что и у нее на голове?

«Может, еще не поздно узнать?»

Распутник.

«Ха! Я же привязан. И буду не виноват, если придется открыть глаза, всего на секунду, а покрывало в этот момент соскользнет… Интересно, она выпустит эту тряпку, если ее испугать?»

Негодяй! Это же Софи.

«Я знаю. Обнаженная, влажная, божественно сложенная Софи… в моей спальне, ночью, по собственной воле! Кто бы мог подумать?»

Он, Грэм. Он мог бы. Ведь подобное уже было.

«Вот оно! Наверное, Софи тоже об этом помнит. Вот и еще один инцидент в списке “Упущенные возможности”».

И это правильно, черт подери!

«Честно говоря, список совсем недлинный. В действительности я не настолько благороден».

Но теперь вот стал благородным.

«Я еще долго буду вести с собой этот внутренний монолог?»

До тех пор, пока она не закончит развязывать его руки и в целости и сохранности не уберется из его постели.

«И отлично. Потому что старый пистолет очень скоро выстрелит».

«Лучше не напоминай о нем».

Но тут Грэм почувствовал, что ее жар, запах и легкая тяжесть тела исчезли. И вовремя. Еще пара секунд, и случился бы конфуз, и весьма основательный. Руки Грэма были уже свободны, но из упрямства он не разжимал кулаков, чтобы ненароком до нее не дотронуться, а только слегка приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что Софи нет больше рядом.

Софи стояла в дальнем конце комнаты спиной к двери и прижимала к себе комок из рубашки и покрывала, как некое подобие щита. Голова повернута в сторону, лицо скрыто в тени, в волосах играют медные отблески от горящего в камине огня – она выглядела и пленницей, и гневной немезидой, и растерянной невинной девицей.

Милая, упрямая Софи! Очаровательная Софи. Да, вот это номер!