Спотыкаясь и щурясь от проникающего сквозь облака неяркого жемчужно-серого дневного света, Вулф вывалился из паба и вытер рукавом рот, из которого несло перегаром. Дрожащей рукой оперся о косяк двери и сплюнул на мостовую. Служанка из бара позволила ему проспаться после попойки в своей постели, но утром была очень раздражена, когда обнаружила, что у него нет ни пенни, чтобы оплатить ее щедрость.
В голове у Вулфа звенело и стучало и вообще казалось, что бригада рабочих строит виселицу прямо у него в черепе. Образ петли некоторое время застилал его поле зрения и вызывал самые мрачные ассоциации. Потом он сумел прогнать его, заняв мысли воспоминаниями о внушительных прелестях вышеупомянутой служанки.
Вдохновившись такими воспоминаниями, Вулф распрямил спину и провел рукой по немытым волосам, приглаживая их. Строен, как прежде, несмотря на возраст. Сорок с хвостиком – это самый расцвет. У него впереди еще много-много лет, чтобы наслаждаться плодами своих трудов. Но сейчас нужно тряхнуть Стикли и получить аванс в счет гонорара. Придется еще разделаться с маркизом Брукхейвеном. Когда этого парня не станет, ни у одной из правнучек сэра Хеймиша Пикеринга больше не будет шансов наложить лапы ни на один пенс из золота старого негодяя.
Все еще прямо, но слегка подволакивая ноги, Вулф побрел по извилистым улочкам и переулкам Шордича в более респектабельные районы. Плохо здесь. Запах булыжников мостовой, пропитанных мочой и сажей, как будто подгонял его, хотя он и прежде не был избалован ароматом цветов и духом красивой жизни.
– Скорее в контору, – пробормотал он себе под нос и фыркнул. – Тик-так, старик. Время – деньги.
А кто у нас был любитель этой поговорки и повторял ее так часто, что Вулфу хотелось проломить его голову крикетной битой? Ах да, мистер Вулф-старший обожал изливать это нравоучение на голову своего дорого партнера, Стикли-старшего.
Вдруг его осенило. В голову пришла чудесная мысль. Он представил, что навсегда расстанется со Стикли, и улыбнулся такой счастливой улыбкой, что она почти затмила и красноту глаз, и зеленоватый цвет лица.
Оставив позади жалкие улочки Шордича, Вулф помедлил у витрины на Флит-стрит, чтобы поправить галстук. О, черт, а где же галстук? Вспомнив, что в какой-то момент за минувшие дни использовал галстук, чтобы привязывать руки той служанки к кровати, он равнодушно пожал плечами. Да пусть эта шлюха его хоть сожжет. Скоро он будет купаться в роскоши, он – счастливый, трудолюбивый обладатель пятнадцати тысяч фунтов дохода с фонда Пикеринга.
Стикли его половина, конечно, уже не понадобится.
Пока Вулф пытался негнущимися пальцами привести в порядок свой воротничок, за его спиной прошли две дамы. В витрине он видел их нарядные шляпки и шали и плетущегося за ними скучающего лакея с кучей свертков в руках. Вулфа перекосило от злобы.
Эти дамы настоящие паразиты общества, слишком надменны и заносчивы, чтобы зарабатывать на жизнь честной проституцией. Скоро у него будет достаточно денег, чтобы окружить себя самыми старательными проститутками и такими же друзьями на весь остаток своей жизни.
Эти сибаритские мечтания почти отвлекли его от разговора дам, то есть отвлекали, пока он не услышал имя Иденкорт.
– О нет! Это ее деньги, а не Иденкорта. Говорят, почти тридцать тысяч фунтов.
Вторая дама завистливо вздохнула.
– Ты можешь себе представить? Молодой, красивый герцог и все эти богатства. Я думаю, она даже спать будет в рубашке от Лементера.
Ее собеседница не менее завистливо фыркнула.
– С таким наследством она будет наряжать в платья от Лементера своих горничных.
– Но разве это не романтично? Я слышала, он похитил ее и отвез в свое поместье и не отпускал, пока она не пообещала выйти за него замуж.
«Надо было убить эту костлявую суку, когда была возможность».
Вулф даже не заметил, что произнес эту фразу вслух, пока не почувствовал на своем плече тяжелую руку ливрейного лакея.
– Сэр, думаю, вам лучше пройти.
Вулф почувствовал, что его разворачивают силой. Лакей – черт возьми, он выглядел скорее как телохранитель, а не простой слуга – твердо стоял между Вулфом и двумя потрясенными леди, очень богатыми и, видимо, знатными, дамами. Вулф долго молчал, пытаясь подавить в себе дикую вспышку гнева, и наконец выдавил извиняющуюся улыбку и несколько подобострастных банальностей. Наконец лакей отпустил его, и Вулф попятился, кланяясь и хихикая до тех пор, пока ему не стало тошно от собственного раболепия.
Как это могло произойти? Несколько дней назад, когда он позволил себе расслабиться, все было отлично, эта горе-невеста с лошадиной мордой оказалась фальшивкой! А теперь она получила наследство! Вулф доплелся до ближайшего мальчишки-газетчика, который связывал последние нераспроданные за день газеты, грубо оттолкнул его и схватил скандальный листок.
– Эй, давай фартинг!
Тогда Вулф выпустил весь скопившийся пар на этого ничтожного червяка. Мальчишка, мелко крестясь, словно увидел нечистого, побледнел и попятился от бешеного психа с красными, горящими глазами.
Вулф больше не обращал на него внимания, он резко развернул листок, едва не порвав его напополам. Вот оно – в колонке «Голос большого света».
«Если герцог и герцогиня Иденкорт, имея преимущества прекрасной внешности и взаимной любви, раньше не были самой счастливой парой в Англии, то теперь, безусловно, стали. Выяснилось, что герцогиня является счастливой победительницей очень милого соревнования между нею и ее очаровательными кузинами, которые теперь обе замужем за братьями Брукхейвен – за самим маркизом и его братом лордом Рафейелом Марбруком. Леди Иденкорт унаследовала крупное состояние потому, что вышла замуж за герцога. Ваш «Голос большого света» задается вопросом – не войдет ли теперь в моду завещательное условие подобного типа: наследство отходит тому, кто составит самую лучшую партию?»
Все пропало. Испарилось, как дым. Проглочено этим задавакой-герцогом и реликтовыми развалинами его поместья.
У Вулфа снова затряслись руки, но страх и паника в зародыше задавили вспышку гнева. Его ищут определенные люди, и эти люди теперь знают, что он потерял надежду получить даже свой незначительный гонорар.
О черт! От этой мысли у него похолодело внутри. Уже несколько месяцев он утихомиривал своих кредиторов сказками о том, какое богатство достанется ему от фонда Пикеринга. Конечно, в основном это была ложь, но все еще помнили, как богат был старина Хеймиш. Вулф очень вольно пользовался этим именем, вызывая уважение в глазах тех, кто слышал, что он является опекуном такого состояния.
Наплевать, что на самом деле именно Стикли…
«Стикли…»
Вулф крепко прижал обе ладони к ноющей голове. Что-то ему нужно вспомнить о своем дорогом Стикли…
«Этого ждал бы от меня мой отец».
Ах да.
Он сделал глубокий, потрясенный вдох. Да, момент был острый. Вулф уже прикидывал, не бежать ли в Вест-Индию или, упаси бог, в Америку. Но тут оказалось, что еще имеется Стикли, надежный и полезный, как скребок для ботинок у входной двери. Верный, испытанный Стикли, который очень предусмотрительно устроил свои дела так, чтобы Вулф имел возможность сохранить тот образ жизни, к которому привык.
Вулф улыбнулся, впервые за всю историю думая о Стикли с искренней симпатией. На самом деле он неплохой парень. Вулф почти сожалел, что придется его убить.
А через несколько часов мистер Вулф, не отрывая глаз, смотрел на дуло очень большого, очень черного охотничьего ружья, которое очень ловко держал в руках его давний партнер мистер Стикли.
– Вулф, на твоем месте я бы бросил этот глупый маленький пистолетик, – произнес Стикли с таким пафосом, которого Вулф никак не мог от него ожидать. – Ты проиграл.
Вулф быстро взвесил свои шансы убить Стикли до того, как тот убьет его самого. Черт возьми, ружья действуют куда лучше пистолетов! Пистолеты вечно дают осечку, а если приходится стрелять с большого расстояния, то они удручающе часто мажут.
Решив, что лучше поживет еще один день – а там посмотрим, – Вулф нагнулся и положил пистолет на пол. Стикли еще несколько долгих мгновений держал его на прицеле.
– Что это за произвол?
«Произвол». У Вулфа дернулся уголок рта. Сами слова этого маленького, чопорного олуха звучали в ушах Вулфа, как визг пилы.
– Прости, Стик. Прости, старик. – Правильно, извиняйся. Задури ему голову. Пусть этот ублюдок расслабится и потеряет бдительность. Тогда убей его и вскрой сейф.
Конечно, план был не очень. Не так хорош, как первый, который не включал в себя наличие ружья у Стикли, готового к встрече с партнером. Но нищим выбирать не приходится.
– Я не собирался причинять кому-либо вред, – жалобно заскулил Вулф. «О, как я хочу сделать это сейчас!» Он раскрыл ладони и широко развел руки, демонстрируя свою беззащитность и беспомощность, и сделал маленький шаг вперед. Надо допрыгнуть до Стикли. Скорее всего, он сможет вырвать ружье из рук Стикли, ведь тот значительно ниже ростом и слабее Вулфа.
Затем он превратит в кашу лицо этого маленького ублюдка. А когда тело найдут, он, уж будьте спокойны, будет рыдать в голос до самого Банка Англии.
Похоже, Стикли начал ему верить и слегка опустил ружье.
– Ты же сказал, что не причинишь вреда ни мисс Блейк, ни герцогу.
Вулф пожал плечами.
– А разве им причинили вред? Должен напомнить, что я из этого дела вышел с разбитым носом. И потасовку в переулке этот герцог тоже выиграл. Похищение Брукхейвена ни к чему не привело, и лично я никогда и пальцем не тронул леди Брукхейвен. Я просто поддерживал увлечение Баскина. – Продолжая говорить, Вулф с каждым словом приближался на долю дюйма. А потом метнулся к ружью.
«Вот так».
Мощным рывком он вырвал его у Стикли из рук, и в тот же миг нацелил на партнера.
– Ха, ты труп, маленький ублюдок!
Темная комната вдруг озарилась светом.
– Нет, не труп, – произнес чей-то приятный голос.
Вулф обернулся и оказался – черт возьми! – с целой толпой свидетелей. В комнате находились: герцог Иденкорт, маркиз Брукхейвен и этот, в буквальном смысле ублюдок, лорд Рафейел Марбрук.
– Как любезно с вашей стороны перечислить при нас все свои прегрешения, мистер Вулф, – сухо проговорил маркиз. – О нескольких я даже не слышал.
Пусть они и свидетели, но вооружен среди них один только Вулф. Он направил ружье на стоящих перед ним джентльменов.
– Милорды, ваша светлость, мне очень жаль, но должен вас проинформировать, что вы все только что купили билеты на корабль под названием «Моя супруга – вдова», – он гнусно ухмыльнулся, – который отплывает немедленно.
Стикли покачал головой.
– Я всегда считал, что бо€льшую часть времени ты просто был пьян, но даже подумать не мог, что ты потратил это время, чтобы стать самым безмозглым человеком на земле. Если я достаточно точно знал, что ты явишься, и даже решился пригласить этих достойных джентльменов в свидетели, неужели я не проявил бы сходную предусмотрительность и не вынул пули из своего ружья?
Три джентльмена, стоящие напротив Вулфа, вытащили из-за спины собственные ружья.
– А вот эти как раз заряжены, правда, мистер Стикли?
Вулф в бешенстве обернулся к партнеру:
– Ты так же виноват, как и я, Стик. Если меня повесят, ты будешь висеть рядом. – И обратился к Брукхейвену: – Хотите знать, кто напал на вашу невесту и похитил брата перед вашей свадьбой? – Он ткнул пальцем в Стикли. – В том приключении этот человек был все время рядом со мной.
Брукхейвен прищурился.
– Вы утверждаете, что Стикли присутствовал, когда вы инсценировали ограбление моей кареты на большой дороге? – Он сделал шаг к Вулфу. – Утверждаете, что он целился из ружья в жену моего брата, в мою невесту, что он запер моего брата на много дней в гнилом подвале без пищи и воды?
Вулф мстительно кивнул:
– Именно он.
Стикли устало покачал головой.
– Столько виски, Вулф. Я знал, что рано или поздно ты лишишься рассудка.
– Что? – заорал Вулф. Он переводил взгляд с одного на другого и понимал, что на Стикли не пало ни капли подозрения. Махнув бесполезным ружьем, он разочаровано произнес: – Спросите вашу жену, Марбрук. Она там была!
– Ах да! – Стикли кивнул и пошел к двери в кухню. – Миледи, пожалуйста.
Когда появилась леди Марбрук, Вулф едва не задохнулся, но тут же улыбнулся ей как своей последней надежде. Феба отшатнулась. Ее брови взлетели на лоб.
– Ральф, останови его!
Лорд Марбрук обнял ее за талию.
– Все в порядке, дорогая. Видимо, мистер Вулф запутался и не помнит ночь, когда меня похитили. Он просит тебя рассказать, что тогда произошло.
Вулф указал на Стикли.
– В ту ночь нас было двое, помните?
Леди Марбрук посмотрела на него с недоумением.
– Двое? Вы уверены?
У Вулфа отвалилась челюсть.
– Вы видели нас обоих!
Феба пожала плечами.
– Не могу вспомнить. Видите ли, я была так напугана. Сами понимаете, беспомощная леди, одна, на ночной дороге, а тут разбойники… – Она с сожалением покачала головой. – Я точно не помню, что видела.
Вулф сразу все понял. Стикли заключил с ними сделку. Его поимка в обмен на защиту с их стороны и, вероятно, еще что-нибудь сверху.
Тут в комнате появилась стража – грубые мужики тычками и ругательствами вытолкали его из комнаты, их интересовала только премия за его арест.
Когда Вулфа увели и сунули в арестантскую карету, он, как пойманный зверь, с яростью посмотрел сквозь решетку на своего бывшего партнера Стикли, словно желая убить того взглядом.
Миссис О’Мелли была очень терпеливой и мудрой женщиной. Она понимала: если старшая дочь, Патриция, заявила, что вернулась из Англии, потому что ее уволили за плохую работу, значит, о настоящей причине пока говорить не стоит. Ни один из ее детей не бездельничал ни одного дня в жизни!
Разумеется, дело в мужчине.
У миссис О’Мелли было пять сыновей и три дочери. Она прекрасно понимала разницу между разбитым сердцем и неудачей в работе.
Даже мальчики – да благословит их Бог – поняли, что кто-то разбил сердечко их любимой сестры, поглядывали на нее с беспокойством и бормотали ругательства в сторону «этого проклятого англичанина», но только не в присутствии Патриции, иначе она бледнела еще больше.
Миссис О’Мелли вытерла руки после мытья посуды и подсела к Патриции, которая чистила картошку на обед. Семья из семерых человек, которым приходится делать тяжелую работу, способна съесть кучу картошки, но Патриция начистила ее на целую армию.
Миссис О’Мелли вздохнула, подняла глаза к небу и помолилась о помощи. Она собиралась вскрыть глубокую рану, но если не прижечь эту рану как можно быстрее, они все утонут в залитых слезами картофельных очистках. Но тут ее внимание отвлекло какое-то движение за маленьким окошком на фасаде. Кто-то спускался по горной дороге, шагая широко и свободно, как человек, который давно идет пешком. Мужчина в крепкой одежде из домашней шерсти и льна – высокий, приятный парень – сдвинул кепку на самый затылок, чтобы погреться под редким в это время солнышком.
– Как ты думаешь, кто это?
Дочь тоже подошла к окну посмотреть на мир, из которого бежала. Вот тогда миссис О’Мелли и услышала вскрик, который издает женщина, если ее поразили в самое сердце. Взглянув на свою Пэтти, которая всегда была одной из самых хорошеньких девушек в графстве Клэр, миссис О’Мелли увидела, что та в мгновение ока превратилась в потрясающую красавицу.
Миссис О’Мелли снова бросила взгляд на дорогу и воскликнула:
– Никакой это не англичанин!
Патриция смеялась от счастья.
– Не говори глупостей, мама. Это мой ирландский Джонни пришел наконец домой.
Миссис О’Мелли смотрела, как ее старшая дочь легко бежит по дороге навстречу своему мужчине, и белые концы ее шерстяной шали летят за ней, как крылья морской птицы, которая наконец нашла свой берег.