В комнате было очень тихо, только негромко шелестел ветер в слегка приоткрытом окне. Софи слышала стук колес на мостовой, отдаленные голоса, но с закрытыми глазами все звуки сливались, и она лишь чувствовала, что Грэм совсем рядом, рядом, но невидим. Она не выдержала, открыла глаза и увидела, что он тянется к ее руке.
– Что вы делаете?
Грэм в раздражении откинулся назад.
– Неужели вы не можете расслабиться даже на минуту?
Софи нахмурилась.
– Не могу, если не знаю, что вы собираетесь делать.
– Какая же вы упрямица! Вижу, что придется начать сначала. – Он вынул платок и быстро его сложил. Увидев, что он собирается завязать ей глаза, Софи резко отстранилась. Грэм с насмешкой смотрел на нее, как будто бросая вызов ее робости. Софи сердито поджала губы, но подчинилась.
– Глупость какая… детская игра. – Ей казалось, что она чувствует, что он улыбается.
– Вот именно. – Грэм взял ее за руку – девушке его кожа показалась удивительно горячей – и что-то сунул в нее. Что-то твердое, прохладное, круглое.
– Это монета.
– Да, но какая монета?
Софи пробежала пальцами по рельефу, взвесила монету на ладони.
– Гинея.
Грэм забрал монету, а на ее место положил что-то другое, круглое и твердое. Его пальцы легонько коснулись ее ладони и запястья. Софи успела почувствовать мозоли на его руке от частой езды верхом.
– Софи, что у вас в руке?
Девушка очнулась, на мгновение задумалась и выпалила:
– Яблоко. – Она откусила кусок и усмехнулась. – Во всяком случае, большая часть яблока.
Грэм забрал у нее яблоко, и Софи услышала, как он с хрустом впился в него зубами, – интересно, его губы коснулись того места, где были ее губы? Когда Грэм положил что-то новое в ее руку, Софи не стала сжимать пальцы в слабой надежде, что он сделает это за нее. Грэм так и поступил, а она всем существом насладилась этим мимолетным прикосновение и тут же отругала себя за слабость. И правда, что за глупая игра!
И тут она поняла, что не может угадать этот новый предмет, хотя на сей раз воспользовалась обеими руками, снова и снова ощупывая его пальцами.
– Палочка? – Предмет был гладким и твердым и дважды расщеплялся. – Какая-то деревянная фигурка?
– Ха! – воскликнул он так близко, что его дыхание коснулось ее щеки. – Софи тоже не все знает!
Девушка поморщилась.
– И Грей тоже. – Но она не могла не проглотить наживку. Сосредоточившись, она стала ощупывать заостренные кончики предмета. На самом деле не очень острые. Софи поднесла вещь к щеке и провела ею по коже. – Отполированная… – Она заметила, что вещь согрелась в ее руке, как бывает с деревом, впрочем, дерево тяжелее. Похоже на… – Кость?
Грэм ухмыльнулся. Софи всем телом ощутила этот низкий вибрирующий звук, от которого ей захотелось плотнее сдвинуть колени под юбками.
– Теплее… – сказал он, – но пока не точно.
Софи заставила себя сосредоточиться на загадке, а не на том, что кожей чувствует жар его тела – Грэм склонился над ней, он был совсем близко, но все же ее не касался… И тут она догадалась:
– Рог! – Софи вслепую вертела предмет в руке. – Это рог!
Грэм расхохотался, но Софи показалось, что он нагнулся.
– Так и есть. Хотя, строго говоря, это отросток оленьего рога. – Он забрал предмет из ее рук. – Вчера вечером дома я сунул его себе в карман и забыл.
– А, так это трофей доблестных охотников? – Софи подождала ответа, ибо Грэм никогда не упускал шанса отпустить шутку насчет своего отца и братьев.
В ладонь Софи опустился еще один предмет, теплый от руки Грэма или же просто нагревшийся в кармане. Софи сжала его пальцами. Кольцо? Она рассеянно надела его на палец. Подошло.
– Ну как? Хорошо? – со смехом спросила она, сгибая палец.
Вдруг горячая рука Грэма взяла ее за кисть и сняла кольцо. Софи показалось, что она сделала или сказала что-то не то.
– Для вас оно важно? – Софи не хотелось быть слишком легкомысленной, но, в конце концов, это ведь игра, разве нет?
– Просто очень старая вещь, – медленно проговорил он. – Дайте еще раз руку.
На этот раз его прикосновение ощущалось иначе. Менее игривое, более… настойчивое? Потом Грэм поднял их сцепленные руки вверх и приложил ее ладонь к своему лицу.
Софи перестала дышать. Они провели вместе много часов с глазу на глаз, но за все время лишь несколько раз коснулись друг друга руками. А сейчас ее ладонь лежала на рельефной линии его челюсти, а отросшая за сутки щетина колола ей пальцы. «Надо же, какая жесткая», – удивилась Софи. Ей казалось, что бороды должны быть мягкими. Ну как мех у животных. Потом она почувствовала, что его челюсть движется под ее пальцами, и осторожно убрала руку. Происходило нечто серьезное.
– Грэм, у вас все в порядке? – Она начала сдвигать с глаз повязку. – Что с вами?
– Ничего… ничего. – Грэм убрал ее пальцы от повязки, снова приложил к своей щеке и прижал. «Пока не время. Это пока не реальность». Прикрыв глаза, он сосредоточился на ощущении прохладной руки у себя на щеке.
Софи жила в таком защищенном мире, вдали от любых соблазнов, в полной неизвестности. Интересно, знает ли она разницу между мужской и женской кожей? Ощущала ли хоть раз холодный поток воды на обнаженной, разогретой на солнце коже? Если ощущала, то это были лишь невинные детские ощущения. А шелковистая влажность пылающей кожи, раскрытые губы, вулканический жар сомкнувшихся тел? Ничего она об этом не знает.
При этой мысли Грэм, как всегда, ощутил напряжение в паху. Черт возьми, прошло уже много недель с тех пор, как… И его пальцы машинально задвигались в ином ритме и с иной целью – перешли от невинной ласки практически к соблазнению. Рука Грэма скользнула вверх от кисти к чувствительному местечку с внутренней стороны локтя. Движения его замедлились, но сделались целеустремленными.
Софи не могла вздохнуть. Во всем мире остались только его руки. Одна прижимала ее ладонь к щеке Грэма, надавливая мягко, но неумолимо. Вторая рука огнем горела на ее коже, оставляя за собой след из пылающих углей. Рука эта поднималась все выше, пока ее тыльная сторона не коснулась маленькой груди Софи.
Софи сдалась сразу, сдалась с пылом и страстью и не пыталась сопротивляться.
Пусть ее легкие не работали – она так и не смогла вздохнуть, но сердце колотилось во всю мощь. Кожа вдруг стала сверхчувствительной, хотя прежде Софи этого не замечала. Удары сердца громом звучали в ушах, отзывались в горле, трепетали пульсом под настойчивыми пальцами Грэма.
Внезапно ее охватило дикое, неукротимое желание, от которого спазмом свело живот. Она рефлекторно поджала пальцы ног в домашних туфельках. Плоть между ногами напряглась, запульсировала, стала вдруг влажной. Все это было ново, волновало и пугало одновременно, и она не хотела, чтобы это ощущение прекратилось.
То, что всегда подавлялось, загонялось вглубь, не признавалось, вытаптывалось: дерзкие мечтания, страстные порывы, неутоленная жажда, – все это теперь вырвалось на свободу и взывало к отмщению. Софи не дышала, не думала, не сопротивлялась.
Дрожащей рукой она сорвала повязку. Ее глаза распахнулись и сцепились взглядом с глазами Грэма. Едва разлепив пересохшие губы, Софи взмолилась:
– Пожалуйста…
Пронзительный взгляд девушки поразил Грэма.
«Отлично. Отлично».
А потом вдруг: «Что ты делаешь, мерзавец? Зачем соблазняешь эту девочку? Чтобы отвлечься от мысли о долге?» Все-таки он негодяй, и доказал это снова. Слишком много часов они провели вместе, слишком много вечеров, полных свободы и дружеской близости. Грэм отстранился, справился со своей реакцией на ее просьбу, намеренно истолковав ее ложно.
– Да, да, конечно. Уже перестал. Прости.
Он медленно поднялся, растягивая время, чтобы спало возбуждение, но беспокоился он напрасно, ибо взгляд Софи не отрывался от ее рук, крепко сжатых на коленях.
«Идиотка! Тупая, бессмысленная дура! Что ты возомнила?» Слава богу, что Грэм неправильно истолковал ее пошлую мольбу. Теперь ясно, что она вовсе не так надежно защищена, как казалось, но она и вообразить не могла, что будет готова расстелиться перед ним прямо тут, на ковре, стоит ему только поманить ее.
«Стоит ли беспокоиться о таких вещах? Он скучал. Играли в детскую игру… Он не хочет тебя».
Грэм со стыдом отвернулся, более того, он сразу вспомнил то, о чем настойчиво старался не думать. Краткие мгновения передышки только ухудшили дело, ибо сейчас вся тяжесть его положения обрушилась на него, словно крошащиеся камни самого Иденкорта.
Он с силой потер лицо обеими руками.
– Софи, простите… Простите меня. Боюсь, я сегодня сам не свой.
У него за спиной она прочистила горло.
– Почему…
Он услышал, как она шевельнулась. По шороху ее простого муслинового платья можно было понять, что она отодвинулась в сторону. А чего было ждать? После такой эгоистичной выходки с его стороны…
– Почему вы сам не свой? – продолжила Софи.
Он невесело хохотнул.
– После того как я ушел отсюда вчера вечером, произошла странная вещь. – Ему все еще не хотелось произносить это вслух. Рассказать все Софи – значит превратить кошмар в реальность. Но, возможно, пора это сделать? – Мой отец умер.
– О боже! Ужасно! – В голосе Софи снова появилось тепло, отчего Грэм почувствовал себя еще хуже. – Неудивительно, что сегодня вы не тот Грей, которого я знаю.
В ответ он громко расхохотался, лающие звуки скорее напоминали истерику, чем смех.
– Мой старший брат погиб вместе с ним.
На сей раз Софи шагнула к нему и положила руку на плечо.
– О, Грэм!
Он закрыл рот рукой, как будто стараясь затолкать обратно истерику, которая рвалась наружу. Софи, настороженная и смущенная, смотрела на него в недоумении.
– Двойная трагедия, – наконец проговорила она. – Как это печально.
Смех, неудержимый, панический, изо всех сил пытался вырваться из его груди.
– И это еще не все…
Софи сделала шаг назад, сложила на груди руки и решительно заявила:
– Грей, говорите все!
– Они все погибли. – Его голос, напряженный от необходимости сдержать истеричный смех, словно бы треснул на слове «погибли». Он снова потер лицо. Ладони оказались мокрыми. Грэм сделал глубокий вдох. Его поразила собственная несдержанность.
Но Софи была рядом, она взяла его за руки, подвела к креслу – практически толкнула на сиденье, опустилась на колени у его ног. Грэм хотел поблагодарить ее за участие, но заметил, что ее ладони у него в руках и он сжимает их с такой силой, что побелели косточки, но девушка ни одним звуком не показала, что ей больно. Грэм ослабил хватку.
– Простите.
Софи потянулась к нему, он сам к ней склонился. Она положила ладонь ему на грудь и вынула из нагрудного кармана платок.
– Возьмите, – спокойно произнесла она. – Глаза влажные.
«Влажные». Конечно, говорить, что он плачет, нелепо. Грэм чувствовал себя вполне спокойно, вот только справиться бы с приступами смеха, да из глаз почему-то льются слезы.
Наконец он поднял взгляд на Софи.
– Разумеется, вы понимаете, что это значит.
Она кивнула с простодушным сочувствием:
– Да. Вы теперь совсем один.
Он с трудом подавил новый, еще более мощный приступ истерики.
– Нет… Я имею в виду… Но да, я теперь один. Но, с другой стороны, я ведь всегда был один. Важнее другое: теперь я новый герцог Иденкорт.
Софи всегда удивлялась, почему люди употребляют выражение «разбитое сердце». Сердца стучат, иногда останавливаются, но как может мышца разбиться? Оказывается, легко.
Софи всегда считала себя защищенной. Она самоуверенно полагала, что раз у нее нет возлюбленного, она не будет страдать от любви. Идиотка!
Сквозь стук в голове и грохот в ушах Софи услышала, как Грэм зовет ее по имени. Голос доносился как будто издалека.