Ее пытливые пальцы с интересом исследовали колючие щеки Джеймса. Какие странные создания эти мужчины! Каждый день они соскребают щетину со своих подбородков, хотя к вечеру она вновь появляется. Нет, Филиппа вовсе не была против, ей тоже нравились гладко выбритые мужчины.

К тому же это преступление – скрывать от женщин такой хорошо очерченный, мужественный подбородок.

Ее пальцы помимо ее воли двигались по контуру его губ. Наверное, почувствовав прикосновение, Джеймс пошевелился, Филиппа замерла, но Джеймс, глубоко вздохнув, продолжал спать, только его губы слегка приоткрылись.

Так ведь это же фактически приглашение, не так ли? Филиппа невольно наклонилась.

Филиппа коснулась губами его губ и отпрянула, застыв в ожидании. Но Джеймс по-прежнему крепко спал.

Она вновь подалась вперед и на этот раз прижалась к его губам, изогнувшись так, что поцелуй получился полноценным. Затем она провела языком между его губами.

Филиппа отстранилась на пару дюймов и судорожно сглотнула. Итак, первый в своей жизни поцелуй она украла.

Филиппа чуть подвинулась. Ее рука неожиданно соскользнула с подлокотника кресла и легла на бедро Джеймса. Впрочем, упругой плоти ее пальцы не почувствовали, скорее ей показалась, что рука ухватилась за нечто железное, только обернутое материей. Неудивительное что Джеймс считает Филиппа неженкой!

Во рту у Филиппы пересохло. Однако она продолжала свое исследование, уверенная в том, что имеет на это полное право.

Вряд ли ей когда-либо еще представится такая возможность. Филиппа погладила второе бедро Джеймса. Восхитительное ощущение.

Филиппа поднялась и встала между его вытянутыми ногами.

Теперь его грудь и плечи казались еще шире. Его тело заполняло все кресло, одна рука не уместилась и повисла в воздухе.

Руки Филиппы продолжали двигаться вверх. Вдруг что-то толкнуло ее в ладонь. Филиппа отдернула руку и посмотрела на Джеймса. Он по-прежнему спал. Что же тогда пошевелилось?

Она снова прижала ладонь к этому месту. Теперь это нечто не только пошевелилось, но явно увеличивалось в размерах и затвердело.

Филиппа поняла, что это такое. Хотя чресла статуй, выставляемых в английских домах, были прикрыты фиговым листом, статуи, украшающие Рим и древние греческие города, являли миру обнаженное тело, изваянное, кстати, вполне детально.

Оно.

Неожиданно его естество вздыбилось и запульсировало под ее пальцами. Господи, неужели она каким-то образом повредила его орган?

Эта мысль развеяла хмельное очарование вседозволенности. Филиппа отдернула руку и торопливо перешагнула через ногу Джеймса. Боже, она сошла с ума! А если бы он проснулся? Если бы застал ее врасплох?

От страха хмель моментально испарился, и Филиппа запаниковала. Она выскочила из кабинета и ринулась вверх по лестнице. Лишь захлопнув дверь своей комнаты, Филиппа немного успокоилась.

Джеймсу снился дивный сон.

Танцовщица кружилась вокруг него, ее тело волнообразно двигалось под экзотическую музыку. Лицо ее было наполовину закрыто паранджой, но девушка разговаривала с ним своими глазами и телом.

«Иди ко мне».

Она положила на него свои руки, провела горячими ладонями по бедрам, проверяя его готовность своими пытливыми пальцами. Она хотела его, он это чувствовал.

Это было так давно – горячие руки оглаживали его тело, ласкали его, – долгие месяцы прошли с тех пор, как к нему прикасались с такой страстью. И с такой любовью.

Неожиданно она, продолжая танцевать, отдалилась. Он попытался поймать ее, но руки словно налились свинцом, а ноги увязли в трясине. Изо всех сил он рванулся к ней, но танцовщица была стремительна, и только полный сексуального призыва смех остался там, где только что была красавица. И все же он, как изголодавшийся хищник, настиг девушку, она снова призывно рассмеялась, и Джеймс подхватил ее на руки. Он отнес танцовщицу в какой-то сказочный парк, плавно опустил на газон и плотно прижал своим телом к шелковой траве.

Внезапно их одежда исчезла, обнаженные, они неистово ласкали друг друга. Ее кожа стала горячей и скользкой от желания. Она обвила его шею руками, а длинными ногами – бедра. Когда он овладел ею, красавица вскрикнула. Его страстные, голодные толчки, поначалу торопливые и ненасытные, спустя какое-то время стали слабыми и медленными. Он наполнил ее своей плотью. Она наполнила его своим жаром. Они совокуплялись жадно и бесстыдно, как животные на земле или как духи секса на облаках.

Он был близок к пику, когда она, выскользнув из его объятий, растаяла и вновь появилась, но уже в отдалении. Красавица, по-прежнему танцуя, начала растворяться в туманном мареве.

Она исчезла, когда его желание достигло вершины, оставив только отсвет огненно-рыжих волос.

Джеймс вздрогнул и открыл глаза. Он был в своем кабинете, в своем кресле. Один.

Огонь в камине погас. Графин пуст. Филипп, видимо, давно отправился спать. Не было смысла проводить остаток ночи в кресле. Джеймс встал и с удивлением окинул себя взглядом.

Боже, такого с ним не случалось уже много лет. Пожалуй, со времен сексуально озабоченной юности. Черт побери!

Он и не представлял себе, что так трудно будет соблюсти обет безбрачия.

На следующее утро Филиппа проснулась с невыносимой головной болью и ощущением того, что накануне совершила нечто ужасное.

«Чертово бренди!» – пробормотала она, ее лицо так пылало, что казалось, от щек можно прикурить сигару. Как, ну как ей могло прийти в голову совершить подобное? Господи, как стыдно, ну как она могла – приличная девушка – прикоснуться к самому интимному месту мужчины и ласкать его спящего!

Единственное, что утешало Филиппу, – это что Джеймс вряд ли узнает о случившемся. А она как-нибудь переживет этот стыд и тогда покинет свою спальню.

Она вынырнула из-под одеяла и задумалась. И все же это было увлекательно.

Рано утром от Баттона прислали остальную часть ее нового гардероба. В своем новом костюме она выглядела как заправский лондонский денди. Но мог ли молодой гувернер позволить себе такой наряд?

Почти машинально Филиппа повязала галстук и надела один из новых жилетов, застегнув его на все пуговицы.

Когда она робко вошла в столовую, выяснилось, что Джеймс уже уехал. За столом в одиночестве сидел Робби, за обе щеки уплетавший яичницу с ветчиной.

Он посмотрел на нее с некоторым вызовом.

– Я сегодня буду читать твою книгу.

Филиппа улыбнулась:

– В таком случае послеобеденное время в твоем распоряжении.

– Буду играть в солдатики! – радостно закричал Робби, и кусочек ветчины, слетев с вилки, оставил на льняной скатерти большое жирное пятно.

Робби виновато посмотрел на нее.

– Денни опять будет ворчать.

Филиппа кивнула, усмехнувшись про себя. Помнится, не так давно она сама устроила в этой столовой настоящий кавардак.

Филиппа подняла свою тарелку.

– Быстро меняемся, пока Денни не вернулся.

Голубые глаза Робби засветились благодарностью, и он поспешил пересесть на ее место.

Позже, в комнате для занятий, Робби отблагодарил ее, узнавая каждую букву в самодельном букваре.

– Яблоко – это «Я»! – крикнул он и захлопнул книжку. – А теперь солдатики!

Он побежал в кабинет, Филиппа не торопясь последовала за ним.

К ее изумлению Робби очень быстро выучил все буквы. Он оказался гораздо сообразительнее, чем они с Джеймсом себе представляли.

Теплый, залитый солнечным светом кабинет нисколько не напоминал пропитанную вожделением комнату прошлой ночи. Робби вывалил солдатиков из коробки и тотчас приступил к разгрому Наполеона. Очевидно, мальчик считал, что невозможно переусердствовать во имя Короны.

Множество великолепных книг стояло на полках застекленных шкафов, Филиппа достала было один из томов, но мысли ее то и дело возвращались к событиям прошлой мочи, а потом и вовсе потекли в совершенно неподобающем направлении. У всех ли мужчин такое же мускулистое тело, как у Джеймса? До каких размеров может увеличиться его?.. И самое главное, что же на самом деле произошло с ним прошлой ночью?

Битый час Филиппа обдумывала создавшееся положение и ждала, пока сойдет с лица предательский румянец.

Робби заставил солдатиками весь ковер. Очевидно, сражение было долгим и кровопролитным. Филиппа, стараясь ступать аккуратно, шагнула, но крик Робби заставил ее замереть.

– Ты раздавила моего пехотинца!

Филиппа приподняла ногу и увидела, что под каблуком ее ботинка лежит помятый английский солдат.

– Мне очень жаль. А нельзя ли его исправить?

Робби поднял фигурку.

– Он как будто ползет. Солдаты маршируют, а не ползают.

– Не обязательно. – Филиппа улыбнулась, вспомнив о приключениях, записанных в дневнике ее отца. – Разведчик может ползти, чтобы его не заметил враг.

– Разведчик не пехотинец.

Робби нагнулся и положил солдатика на границе вражеского лагеря, позади палатки, сооруженной из прекрасной льняной салфетки, запас которых составлял особую гордость. Денни. Затем посмотрел на Филиппу.

– Что ты знаешь о разведчиках? Ты ведь девчонка.

– Чуть громче, господин Роберт. Боюсь, повар вас не услышал. – Филиппа села рядом с мальчиком. – А почему женщина не может знать о разведчиках больше, чем маленький мальчик?

– Ха! Я о шпионах все знаю.

Филиппа подняла брови.

– В самом деле?

Робби небрежно пожал плечами. Странно, что он заявил об этом без всякой бравады, столь свойственной мальчишкам. Словно констатируя факт. «Небо голубое. Трава зеленая. Я о шпионах знаю все».

Неясная пока еще мысль шевельнулась в голове у Филиппы. Джеймс… этот дом… его клуб… его друзья… и настойчивое предупреждение отца.

«Внимательно следить за Джеймсом Каннингтоном».

Так много загадок. Возможно, у Робби найдется ключ.

Несмотря на неожиданное напряжение, сжавшее ее плечи, она с нарочитой расслабленностью примостилась на крохотный свободный клочок ковра к, подтянув к подбородку колени, сказана с напускным равнодушием:

– Очень в этом сомневаюсь. Тебе ведь не больше восьми-девяти лет. Вряд ли ты можешь знать что-нибудь о разведчиках.

Ее слова произвели несколько неожиданный эффект. Робби выпрямился, на его худеньком личике появилось обиженное выражение.

– Почему не могу? Я не хуже любого солдата в армии Веллингтона. Так сказал Джеймс.

Филиппа повертела в руках солдата-кавалериста.

– Как им удается делать этих крошечных лошадок как настоящих? Да ты не переживай, Робби. Когда ты вырастешь, сможешь стать настоящим шпионом. Но до этого еще далеко.

Робби был задет за живое, она поняла это по выражению его лица. И Филиппе стало стыдно. Боже, она пала так низко, что готова манипулировать чувствами невинного ребенка, чтобы достичь своей цели.

Она положила солдатика и улыбнулась Робби.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Я что-то проголодалась. Как думаешь, нам удастся разведать, где повар прячет остатки утреннего кекса?

Робби, этот маленький упрямец, отвернулся, надув губы.

– Я правда знаю про шпионов. Я тебе докажу!

Он встал и огляделся. Филиппа следила за его взглядом, которым он обводил кабинет и царивший в нем беспорядок. Присутствие Джеймса ощущалось повсюду: и в этих книгах, и в предметах обстановки, возможно, именно поэтому Робби так любил играть именно здесь.

– Ага! – Робби бросился в бой. Разметав свои армии, он подскочил к столу Джеймса, взял верхний листок из стопки писчей бумаги, с торжествующим видом помахал им перед Филиппой. – Я могу показать тебе, что здесь было написано.

– Робби, не надо. Пойдем займемся кексами.

Но даже лакомство не могло оторвать Робби от задуманного. Он повернулся к камину, в котором еще слабо тлели угли утренней растопки. В доме было достаточно тепло, и Филиппа не стала поддерживать огонь.

Робби присел на колени прямо перед каминной решеткой.

– Что ты делаешь! Не обожгись!

Мальчишка бросил на нее высокомерный взгляд и наклонился к тлеющим углям. Филиппа подошла к нему и с озабоченным видом тоже опустилась на колени.

– Что ты задумал?

Робби поднял руку, пальцы были перепачканы сажей.

– Смотри! – Он положил листок на пол и слегка коснулся его кончиками пальцев.

Словно по волшебству на листке среди серых разводов проступили темные выпуклые строчки. Филиппа наклонилась и стала всматриваться.

– Здесь что-то написано! Какой замечательный фокус! Где ты этому научился?

– Мне Саймон показал…

Он умолк. Саймон? Уж не тот ли, который женился на Агате, сестре Джеймса?

Робби вновь занялся своим делом, и вскоре листок был полностью покрыт тончайшим слоем угольной пыли. На нем, в верхней части, проявилось всего несколько строк.

Робби протянул листок ей.

– Попробуй прочитать.

Филиппа и так, и эдак поворачивала листок, но ничего не могла разобрать.

– Какая-то ерунда, – произнесла она разочарованно.

Робби хихикнул.

– Наоборот. Надо читать через зеркало. Это обратная сторона.

– В самом деле?

Филиппа осторожно взяла листок за уголки и поднесла к зеркалу, висевшему над маленьким приставным столиком. Она высоко подняла лист и начала рассматривать отражение, сразу же поняв, что это, безусловно, почерк Джеймса – той же рукой были написаны многие слова их самодельного букваря.

Филиппа подумала, что написанное ее совершенно не касается. Будь она прежней, ни за что не стала бы читать.

Но сегодняшняя Филиппа с величайшим вниманием прочла написанное.

«…и мы Имеем тот факт, что Этуотер систематически поставлял врагам важную информацию, содержащуюся в наших закодированных депешах. Я полагаю, у нас единственный выход – ликвидация».

Откуда-то издалека донесся голое Робби:

– Что там написано?

Запачканный сажей листок выпал из онемевших пальцев Филиппы и спланировал на пол. Она не отрывала глаз от собственного отражения, но не видела ничего, кроме одного слова.

«Ликвидация».

Джеймс Каннингтон – шпион.

Шпион, который хотел смерти ее отца.

Вернувшись домой, Джеймс обнаружил, что Робби, растянувшись, спит на ковре в кабинете. В этом не было ничего необычного, поскольку до появления в доме Филиппа Уолтерса мальчик часто именно таким образом заканчивал свой день.

Но теперь положение изменилось. Молодой гувернер взял на себя все обязанности, связанные с уходом за ребенком, следил, чтобы тот ежедневно мылся и вовремя ложился спать. И мальчишка очень быстро привык к такому распорядку. Бедный маленький сорванец так хотел, чтобы хоть кто-то о нем заботился.

Почему же ему, взрослому человеку, никак не удается справиться с Робби? Он думал, это будет достаточно просто. Усыновить уличного мальчишку, кормить его, одевать, дать ему образование. Все то, что сам Джеймс имел в детстве. Не меньше.

Но и не больше, язвительно произнес внутренний голос.

А что еще надо? Он не ругал Робби, не бил его, даже пальцем не тронул. Делал все как положено.

Филипп делает больше.

Но ведь Филиппу за это хорошо платят! Джеймс положил шляпу и перчатки на стол и присел на колени подле спящего Робби. Руки и лицо мальчика были в саже.

Часы в холле пробили двенадцать раз. Полночь. Где же Филипп?

Джеймс протянул руку и потряс мальчика за плечо.

– Робби, проснись.

Ответа не последовало. Ребенок крепко спал.

Джеймс еще раз легонько потряс его. Тоненькие косточки под его рукой казались хрупкими, как у птички. Мальчишке нужно набрать вес. Что должны есть дети? Все, что Джеймс помнил из своего детства, – это яблоки.

И молоко. Высокие стаканы с пенистым молоком на столе, стоявшем на холоде в летнем домике.

Это достаточно просто. Надо сказать повару, чтобы закупал не только сливки и масло. Пусть молочник привозит свежее молоко.

Впрочем, это все мелочи, но почему Робби еще не в постели, а Филиппа и Денни нигде не видно?

– Ничего не поделаешь.

Встав, Джеймс снял сюртук и бросил на стул. Потом нагнулся и осторожно поднял мальчика на руки.

Такой легкий. Бодрствующий Робби, казалось, заполнял собой весь дом, и было удивительно, что на самом деле он такой маленький и худой.

Ребенок едва не выскользнул из рук Джеймса. Чертыхнувшись, он поплотнее прижал мальчишку к груди и направился наверх.

В спальне Робби было темно и прохладно, но не настолько, чтобы снова разжигать камин. Джеймс, держа Робби на одной руке, второй откинул стеганое покрывало. Он положил своего маленького чумазого наследника на белоснежную простыню, нимало не волнуясь о том, что скажет Денни. Так ему и надо – оставил мальчишку спать на полу, словно собачонку.

Джеймс подумал, что зря он так разозлился. В конце концов, ничего страшного не произошло. Наверное, дело в том, что буквально за несколько дней, прошедших после появления Филиппа в его доме, Джеймс успел привыкнуть к более-менее упорядоченной жизни Робби.

Он до самого подбородка накрыл Робби одеялом и, помедлив секунду, неловко подоткнул его с боков. Выпрямившись, он еще раз посмотрел на своего наследника: Робби свернулся калачиком, и теперь на белом холсте пуховой подушки виднелась только копна взъерошенных волос. В этой огромной кровати он казался еще меньше. Джеймс не догадался заказать для мальчишки детскую кроватку. Он просто выделил ему одну из многочисленных уже обставленных комнат. Только сейчас Джеймс сообразил, что ни разу не заходил в его комнату.

Большой балдахин над кроватью выглядел внушительно, но назвать ее уютной было нельзя. А уж о комфорте и говорить не приходится. В сумеречном свете, пробивавшемся из освещенного холла через открытую дверь, комната выглядела весьма уныло.

А как выглядела его собственная комната, когда он был ребенком? Насколько Джеймс помнил, она была полна игрушек, блестящих камней и вообще всякой всячины, вплоть до коллекции птичьих гнезд, которая представляла для юного Джеймса огромную ценность.

В комнате Робби не было ничего, что указывало бы на то, что здесь живет мальчишка. Величественные тома на полках огромного книжного шкафа, дверцы которого не открывались уже лет сто, большая щетка для волос, одиноко красовавшаяся на сверкающем комоде, тяжелое и громоздкое кресло, массивный напольный канделябр и в довершение всего огромное, чуть не во всю стену зеркало в великолепной резной раме.

Спальня выглядела солидной и основательной, тогда как ее обитатель казался случайным гостем, которому в скором времени предстоит покинуть эти стены.

Когда Джеймс еще раз взглянул на спящего мальчика, то заметил, что из-под подушки что-то торчит. Он протянул руку и осторожно вытащил нечто, бережно завернутое в льняную салфетку. Оказалось, что это букварь, который составили они с Филиппом. Денни наверняка заметит пропажу салфетки, рассеянно подумал Джеймс и сжал в руках маленькую книжицу. Кто-то – вероятно, Филипп, – проделал в страницах отверстия и перевязал их. Джеймс задумчиво потрогал обрывок шелковой женской ленточки.

Видно было, что книжкой пользовались очень аккуратно. Одна страница, судя по заломам, особенно нравилась Робби.

«Зап» обозначает букву «Зед».

Джеймс улыбнулся, вспомнив, как долго они с Филиппом подбирали это слово. Он бережно завернул книжку и снова сунул ее под подушку. Возможно, в комнате все-таки была частичка Робби. Частичка их всех.

Джеймс вышел из комнаты и тихонько прикрыл за собой дверь, хотя крепко спящего Робби сейчас не смогла бы, наверное, разбудить и вся английская артиллерия. При мысли об этом Джеймс хмыкнул себе под нос и отправился на поиски пропавшего гувернера.