В комнатах лорда Олдрича Мэдлин обвела взглядом свою аудиторию, состоявшую из четырех человек: Эйдана, Колина, Уилберфорса и старшего полицейского.

Много лет она старалась не вспоминать о том случае. Но наверное, теперь ей можно вытащить все тайны на свет Божий — и наконец от них освободиться. Пора открыть правду.

Она сжала у себя на коленях трясущиеся руки, стараясь успокоить дрожь.

— Я была глупой девушкой и вышла замуж за первого же мужчину, который сделал мне предложение. Лорд Вильгельм Уиттакер был жестоким и злым человеком, но я не поэтому позволила ему считать, будто умерла.

Мэдлин замолчала, чтобы перевести дыхание. Пока никто из ее слушателей не выглядел особенно удивленным.

— Он часто меня бил — и без всякого повода. Как-то вечером мы шли к приятелю на ужин и мужу не понравились какие-то мои слова. Мы стояли на мосту через реку неподалеку от Уиттакер-Холла, и в этот момент один их наших соседей — молодой человек лет двадцати пяти — проезжал верхом по дороге и увидел, как Вильгельм поднял на меня руку. Он уже был сильно разъярен, и когда этот человек спешился, чтобы помочь мне, муж столкнул его в реку. Неожиданно для меня — и для Вильгельма тоже — оказалось, что этот человек совсем не умеет плавать.

От этого жуткого воспоминания у нее перехватило горло.

— Молодой, человек отчаянно пытался выплыть, но утонул — прямо у нас на глазах. — Она посмотрела на свои судорожно сжатые пальцы, а потом снова на четырех мужчин. — А Вильгельм заставил меня перегнуться через перила и смотреть на это.

Мэдлин содрогнулась.

— Я умоляла мужа спасти его, кричала и плакала, а потом попыталась сама прыгнуть вниз, но Вильгельм сшиб меня с ног. У меня кружилась голова, но я видела, с каким сладострастием он наблюдал за тем, как гибнет молодой человек.

В комнате царило потрясенное молчание.

— Я уверена, что Вильгельм легко мог его спасти, но он и пальцем не пошевелил. Ему нравилось смотреть, как тонул тот человек. Когда бедняга в последний раз ушел под воду, в глазах Вильгельма горел безумный огонь — он наслаждался зрелищем.

Некоторое время все молчали, а потом полицейский покачал головой:

— Это невероятная история, миледи.

Севшим голосом Эйдан тихо проговорил:

— Мэдлин, это преступление — жить с таким человеком… Как ты могла?

Она перебила его, хотя эти слова лишили ее последних сил.

— Теперь вы видите, почему я сбежала от этого негодяя и почему лгала. Я была не любимой женой, которую как зеницу око берегли в замке, а свидетельницей преступления, которую держали взаперти за каменными стенами. Когда Вильгельм нашел меня в клубе, то пообещал заставить замолчать навсегда и убить ребенка, которого счел моим. Он попытался сбросить нас с малышкой с крыши.

Полицейский пристально посмотрел на всех:

— Это правда?

Уилберфорс шагнул вперед:

— Признаюсь. Я сам его застрелил.

— Молодец! Так и следовало поступить. Но почему вы сразу об этом не сказали?

— Они хотели уберечь меня. — Мэдлин обвела взглядом своих защитников. — В этом больше нет необходимости.

Она повернулась к управляющему:

— Сэр, я понимаю, что это против ваших правил, но могу я отдохнуть в клубе? Всего несколько часов, я просто не держусь на ногах.

Тот учтиво поклонился:

— Миледи, я к вашим услугам. И наш клуб тоже.

Эйдан торопливо шагнул к ней:

— Мэдди…

Она протестующе подняла руку. Сейчас Мэдлин не в силах была его слушать. Она на подкашивающихся ногах побрела за Уилберфорсом, чувствуя себя невероятно усталой. Неудивительно: ведь она столько испытала за последние часы.

Ночь окружала клуб, пряча пятно крови на булыжнике в том месте, где лежал труп, и скрывая тайных посетителей клуба «Браунс» от посторонних глаз.

Мэдлин спала совсем недолго. Несмотря на крайнюю усталость, она быстро проснулась — из-за тревожных дум больше не могла оставаться в постели. И теперь сидела в чужой комнате, приняв ванну и надев принесенный заботливым управляющим махровый халат, и медленно расчесывала щеткой спутавшиеся волосы.

Она совершила ужасную ошибку, не доверив сразу же Эйдану свою тайну! Как можно было лгать такому человеку? Наверное, она была тогда просто не в своем уме.

Воспоминание о том, как он пришел ей на помощь, как он сражался за нее, даже зная, что она — жена другого, было одновременно и радостным, и очень горьким.

Она ничего хорошего не заслуживала, Эйдан был абсолютно прав, когда презрительно от нее отвернулся — ведь это она вовлекла его в греховную связь, заставив пойти против всех принципов, подвергла грязному унижению, какого ему никогда не пришлось бы пережить, если бы он не связался с ней! И к тому же своим эгоизмом она навлекла опасность на Мелоди!

Мэдлин ожидала, что Эйдан придет к ней и объявит, что больше не будет иметь с ней никаких дел, что его доброта и снисходительность исчерпали себя — и теперь ей пора оставить его и Мелоди и больше никогда не возвращаться.

Она ждала приговора — и была готова его принять. Ей просто придется как-то существовать дальше всего с половинкой сердца, потому что вторая останется здесь, с ними. Оставалось только надеяться, что малышка быстро ее забудет, потому что Мэдлин невыносима была мысль о том, что маленькую девочку обманом и уловками заставили звать мамой совершенно незнакомую женщину.

«Тебя бросили дважды, моя хорошая. Мне так стыдно!»

Боль, которую она сейчас испытывала, была вполне заслуженной — и когда Эйдан наконец пришел, она устремила на него взгляд, который, как ей хотелось бы думать, мог показаться спокойным. Мэдлин постарается облегчить ему задачу, насколько это возможно. Он сделал для нее больше, чем кто бы то ни было за всю ее жизнь.

Она может отпустить его — пусть это разобьет ее сердце. Кто знает: может быть, человеку помогает то, что кто-то его любит, желает ему добра и каждый вечер о нем молится.

Да, это по крайней мере в ее силах. Всегда.

Он не стал смотреть на нее, а отвернулся и устремил взгляд на огонь. Упершись руками о каминную полку и опустив голову, он являл собой образ человека, который готовится вынести приговор.

Ну что ж, он имеет право высказаться, и она не намерена мешать ему.

Ей только хотелось бы, чтобы он не медлил.

— Леди Мэдлин, я…

Она моментально насторожилась, но он замолчал. В его устах ее титул прозвучал очень странно. Конечно, он совершенно не обязан говорить с ней почтительно, ведь он знатнее ее отца и деда. Острая боль уколола ее сердце при мысли о том, что она больше никогда не услышит от него обращения «Мэдли». Чувство потери снова захлестнуло ее.

Надо полагать, что в будущем ее ждет множество подобных разочарований. Ей надо к этому привыкать.

Эйдан откашлялся и начал снова:

— Леди Мэдлин, я должен перед вами извиниться.

Она изумленно моргнула. Вот это да! Однако осталась неподвижной. Если она вообще ничего не ответит, то, может быть, он вскоре произнесет еще что-нибудь.

Эйдан продолжил тихим низким голосом, видно было, что это дается ему с большим трудом:

— Когда мы только познакомились, у меня было такое чувство, что у вас есть какая-то тайна. Поначалу я был готов не обращать на это внимания, потому что мы начали наши… личные отношения так быстро. Мне казалось, что с более близким знакомством можно повременить.

Господи, он говорит так чопорно и сдержанно! Почти холодно. Как же сильно она его ранила!

Еще один грех, за который ей надо заплатить.

— Я отмел свои сомнения ради наслаждения, которое получал в вашем обществе, и позволил вашей тайне остаться нераскрытой. Однако это только все затруднило. В конце концов у меня не осталось выбора, кроме как принудить вас к откровенности — заставить полностью открыть мне ваше прошлое.

Несколько секунд в комнате висело напряженное молчание.

Он продолжил дальше:

— Однако я понял, что доверие надо еще заслужить. Я пытался действовать жестко — и тем самым продемонстрировал, что не заслуживаю его.

Мэдлин продолжала смотреть на свои сцепленные пальцы, но в глазах у нее все расплывалось из-за слез. Так вот каково ее наказание: его полное понимание. Конечно, Эйдан, как всегда, идеально выбрал момент для того, чтобы объясниться с ней: именно сейчас, когда собрался навсегда изгнать ее из своей жизни! Это было и трагично, и невероятно досадно.

— И ты меня отвергла. А я, преисполнившись уязвленной гордости, удалился.

«Я все еще вижу боль на твоем лице, Эйдан… любимый».

— Я сказал себе, что ты — изменница, что ты капризна и холодна, и оставил тебя.

Он снова причинил Мэдлин боль, но разве сама она не виновата — и не заслуживает таких слов? Можно еще добавить: «эгоистичная», «беспечная», «безответственная».

«Повтори это про себя несколько раз. Напомни себе о том, сколько бед ты могла натворить».

Она будет сидеть молча и позволит ему сказать все, что он хочет, черт побери, как бы ей ни хотелось запустить в него туфлей.

— И когда я нашел Мелоди, то счел, что ты вполне способна бросить своего ребенка…

— Ну уж хватит!