За океаном моя страна, моя Америка, Опоясанная сталью, бряцающая оружием, Выкликающая громким голосом Высокие слова: «За Свободу… За Демократию…» Глубоко во мне что-то дрогнуло, откликается (Моя страна, моя Америка!) — Как будто высокой и пустой ночью Она зовет меня — моя потерянная, моя первая, Моя разлюбленная, разлюбленная, разлюбленная… Облачная тень былой нежности, Призрак прекрасного безумия — много смертей И доступное бессмертие…

По своему привольному детству на просторном                Западе, Мощной милой реке, шлепанью пароходных колес,                запаням и плотам, Кораблям, приплывавшим с Заката с цветною                командой, И китайским кварталам, гудящим таинственным                гонгом, Глубокому грохочущему океану, победоносным                закатам, Черным обугленным лесам на омытых прибоем                утесах, Затерянным бухтам, ночевкам в глуши,                мяуканью кугуаров… По волнистым хребтам и плоской выжженной степи, По ночному плачу койотов под звездами                осыпанным сводом, По серым стадам, движущимся на восток,                вздымая столб пыли, По свисту и щелканью бича, шлепанью шляп,                визгу и крику, По милям желтых пшеничных полей на склонах                Чинука, По бесконечным, вечно цветущим садам, Зелено-золотым апельсиновым рощам, снеговым                вершинам на горизонте… По хвастливым, задиристым городам, возникшим                из ничего, Бранчливым и буйным в своей беспечной юности… Я знаю тебя, Америка. Рыбаки, выходящие в море из Астории туманным                рассветом в остроносых двойных челнах, Поджарые пастухи, трусящие на юге к Бэрнсу,                их молчаливые лица, выдубленные солнцем, Жилистые пожилые старатели, плетущиеся                за упрямыми мулами по солончакам Невады, Охотники, продирающиеся в сумерках сквозь                заросли к обрыву каньона, Ворча скидывающие свой пятидесятифунтовый                вьюк на месте ночевки, — Лесные объездчики на голой вершине,                высматривающие дымок лесного пожара, Тормозные в больших рукавицах, шагающие                на ходу поезда по крышам товарных составов,                зажав в руке гаечный ключ, а другой запихивая                в рот порцию жвачки, Сплавщики леса, в подкованных сапогах,                с баграми в руках, проталкивающие затор                на порогах, Индейцы на перекрестке в Покателло,                выщипывающие, глядя в карманное зеркальце,                бородку щипцами, Или в поселках сиу, сидящие на корточках                перед фонографом, слушая пенье Карузо, Горластые горняки из Аляски, вдребезги                разносящие зеркала, швыряющие лакеям за                порцию виски золотой — и без сдачи, Содержатели дансингов в поселках новых                строительств, содержатели баров, проститутки, Бродяги, разъезжающие на буферах, уоббли,                распевающие свои задорные песни, не страшась                самой смерти, Шулеры и коммивояжеры, дровяные, хлебные,                мясные короли… Я знаю вас, американцы.

По своей дерзкой юности в золотых городах Восточного побережья: Гарвард… муки роста, упоенье расцвета, Чары книг, чары дружбы, культ героев, Угар танцев, бури большой музыки, Радость расточения и впервые осознанных сил… Буйные ночи в Бостоне, стычки с полисменами, Уличные знакомства, увлекательные похождения… Зимние купанья со льда набережной Эл-Стрит Просто как встряска для крепкого тела… И огромный стадион, вздымающий сердца тысячи                зрителей Оглушительным ревом ритмических песен                и выкликов, Когда Гарвард забивает гол Йелю… По этому,                по этому Знаю тебя, Америка. По гордому Нью-Йорку, по нагроможденным                людьми Маттергорнам, По четкому синему небу и резкому западному ветру. И клубам дыма над позолоченными шпилями, И глубоким улицам, сливающимся в мощную реку… …………………………………………… …Величаво Пятое авеню, Фазанья улица,                улица Флагов. Нескончаемое шествие пышных куртизанок, Фантастические краски, блеск шелка и серебра,                изнеженные собачонки, Процессии автомобилей, похожих на футляры                для драгоценностей, Торжественный полисмен на перекрестке, рука его                в желтой перчатке, Особняки, гигантские отели, старики в окнах                клубов, — Потогонные мастерские отрыгивают свои бурые                полчища в полдень… Парады, волны мундиров на целые мили, Оркестры грохочут посреди черных замерзших толп. Бродвей, словно потоком лавы, прорезавший город, Как увенчанный снопом искр, раскидываемый                костер. Сияющие театры, наглые рестораны, запах пудры, Кинодворцы, комиссионные магазины,                поддельные бриллианты, Хористки, обивающие пороги театральных бюро                по найму, Музыкальные аттракционы выколачивают фокстрот                разом на тридцати пианолах, И весь лихорадочный мир румян и фрачных                пластронов… Старый Гринич-Вилледж, цитадель дилетантов, Арена всех несовершеннолетних Утопий, То ли доморощенный Монпарнас, милый сердцу                любителей трущоб и притопов, То ли святилище отверженных и недовольных, Свободное содружество художников, моряков                и поэтов, Женщин легкого поведения, звездочетов, бродяг                и лидеров стачек, Актрис, натурщиц, людей без имени или                скрывающих имя, Скульпторов, которые служат лифтерами                за кусок хлеба, Музыкантов, которые служат таперами в кино… Тяжко работая, с шиком кутя, чаще всего молодые,                чаще всего неимущие, Играющие в искусство, играющие в любовь,                играющие в мятеж В зачарованных пределах этой фантастической                республики… …………………………………………… Ист Сайд: миры в этом мирке, хаос народов, Прибежище неприкаянных племен, последний                и наихудший Из портов Западной Одиссеи человечества… На рассвете изрыгающий поток машинного мяса, На закате всасывающий его с ужасным                скрежещущим звуком В звериные логова дешевых квартир, в мишурную                роскошь злачных мест… Подростки торчат у входа в салун, затягиваясь                дешевой папироской, Заигрывая с девицами в коротких брючках, которые                гуляют парами, визгливо хихикая, Пробираясь сквозь орду ребятишек, копошащихся                на заплеванной мостовой, Играющих со смертью под копытами ломовых                лошадей. Высохшие женщины, которые орут и на них и друг                на друга на гортанных наречьях, Старики, тесно усевшиеся в ряд на ступеньках,                без пиджаков, с вечерней трубкой в зубах, Факелы лоточников, которые своим заревом                освещают кольцо чужеземных лиц… Я свой в полумгле румынских кабачков, Пульсирующей страстными ритмами желчных                цыган-скрипачей… В кафе на Грэнд-стрит — пристанище еврейских                философов, Романистов, читающих новые главы романа,                собирая по медяку с каждого слушателя, Драматургов, инсценирующих газетные заголовки,                поэтов, немых для глухой Америки… Фенианские салуны, зеленый флаг и облигация                Займа Ирландской Республики в рамке над                стойкой, Итальянские ресторанчики, кьянти и нежданные                тенора, Армянские шашлычные, увешанные восточными                коврами родом из Нью-Джерси, Горбоносые усачи шепчутся над чашкой густого                кофе, перебирая черные четки… Немецкие Bier Stuben [97] , размалеванные жирными                буквами изречений. Французские кафе с щеголеватой кассиршей, Греческие кофейные, китайские закусочные,                их презрительные косоглазые прислужники… …………………………………………… Бауэри, лотки старьевщиков, заплеванный пол                промозглых пивнушек, Купер-сквер: в белесом предрассветном мареве                сотни тел Уснувших бездомных… десятицентовые углы                по трущобам, Где опустившиеся бродяги тупо обирают вшей,                сидя вокруг докрасна раскаленной печурки… Вспугнутые рассветы под истерическим грохотом                мостов на Ист-Ривер, И Саут-стрит, еще хранящая пряный запах давно                отчаливших парусников с востока… Дорог и близок и незабываем этот город, Как лицо матери… Сити-Холл: никогда не утихающий водоворот                семи миллионов, Заглушенный грохочущим приливом и отливом                Бруклинского моста, Человеческий водопад с надземки и гейзеры                из старой подземки… Высокие жужжащие здания редакций, освещенные                до самой зари, Полчища мальчишек-газетчиков, как пыльные                воробьи, Плещутся, несмотря на запрет, в бассейнах                фонтанов… бродяги спят в далеко отброшенной                тени легендарных небоскребов… Бэттери: прохлада с моря, у подножья раскаленных                каменных глыб, И гулкие большие суда, уходящие далеко в море, Приземистые завывающие паромы, баржи, набитые                вагонами, орлиногрудые буксиры, Желтая пена над гребнем волны, крикливые чайки,                кружащие над водой, И Статуя Свободы — гигантская, угрожающая,                над месивом пароходов, И прижавшийся к ней Эллис-Айленд, чистилище                «Страны Свободных»… Экзотический Черный город, верхнее Амстердам-                авеню, Черный, чувственный беспечный народ, которого                сторонятся белые, Кабачки Черного города, его всемирно известные                джаз-оркестры… Сентрал-парк: элегантные авто, мурлыкающие                вдоль аллей, Лощеные всадники, колясочки наследников                денежной знати, На скамейках влюбленные пары беспокойно                целуются, поглядывая, нет ли вблизи                полисмена, И задыхающиеся трущобы выплескиваются сюда                в летние знойные ночи, чтобы уснуть на лужайках; Гарлем — второсортный Нью-Йорк, чуть-чуть                подешевле, Бронкс — гетто вторых поколений, шелудивая                поросль новых трущоб, Большие зеленые парки и зубчатая кромка окраин… Дорог и близок и всегда нов для меня этот город,                Словно тело любимой… Все звуки — жесткий лязг надземки, грохотанье                подземной, Постукиванье дубинки ночного полисмена, Жалобный монотонный звук шарманки, кваканье                автомобильных гудков, Пулеметная дробь клепальщиков небоскребов, Приглушенные взрывы глубоко под землею, Однотонные выкрики газетчиков, пронзительно-                быстрый звон карет «скорой помощи», Низкие, нервные гудки гавани И густое шарканье миллиононогой толпы… Все запахи — запах дешевой обуви, подержанного                платья, Голландских булочных, воскресных закусочных,                кошерной стряпни, Кислый запах влажной газетной бумаги вдоль                по Парк-Роу, Подземка, пахнущая гробницей Рамзеса Великого, Усталый спально-аптечный запах толпы И промозглая вонь из трущобных лачуг… Люди — жестокоглазые менялы, играющие                империями, Смуглые, дерзкие чистильщики сапог, озирающиеся                продавцы, Темнолицые пекари в белых колпаках, пекущие                оладьи, видны в окна закусочной Чайлдса, Изможденные швейники, перхающие на скамейках                парка под скупым мартовским солнцем, Вяло следя за струей фонтана, глотая горсть                земляных орехов на завтрак, Кровельщик, едва различимый на шпиле башни                Вулворта, Страховая сестра, торгующаяся за каждый цент                с безработным, Измученные ворчливые кондукторы,                сентиментальные футболисты, Подметальщики на грохочущих магистралях,                изрыгающие божбу ломовые, Испанцы-грузчики, нагромождающие горы товаров,                впалоглазые ткачихи, Клепальщики, подхватывающие раскаленные                заклепки высоко в сквозной паутине балок, Проходчики плывунов в шипящих кессонах под                Норс-Ривер, потные землекопы в траншеях,                бурильщики, рвущие динамитом гранит                глубоко под Бродвеем, Боссы за кружкой пива, обсуждающие планы                своих тайных махинаций, Охрипшие пропагандисты на Юнион-сквер,                призывающие к упорной борьбе, Бледные, изнуренные кассирши универмагов,                дети из мастерских бумажных цветов,                заморенные работой в душных мансардах, Принцессы — стенографистки и маникюрши,                жующие смолку с величием королев, Сутенеры, сводни, уличные девки, спекулянты,                провокаторы, вышибалы… Все занятия, племена, темпераменты, мировоззренья, История, перспективы, романтика, Америка… и весь мир…