Тир, Ниневия, Вавилон, Вы исчезли, Словно сон. Стали прахом Города, Не оставив Ни следа. Только ветры, воя В вековой пыли, Весть о них из прошлого Принесли… И другой был Мемфис На заре времен, Но прошли столетья, И разрушен он. Пусть и этот Мемфис Сдует ураган, Миссисипи смоет В океан, Пусть навеки сгинет он Без следа, Как и те, забытые Города.

Бросишь ли Псалтырь, если вспыхнет пламя,           Бросишь ли Псалтырь, брат? — Нет, молиться я буду вместе с вами,           Вместе попадем мы в райский сад,                      Ты простишь нас, грешников, о Господь! Бросишь ли тогда ты свою подружку,           Бросишь ли ее, брат? — Нет, покрепче я обниму старушку:           Здесь такие девочки нарасхват,                      Темненькие девочки, о Господь! Бросишь ли ты петь, если Мемфис рухнет,           Бросишь ли ты петь, брат? — Буду петь, пока глотка не распухнет,           Буду бить по клавишам сто раз подряд,                      По разбитым клавишам, о Господь! Бросишь ли кирку, если Мемфис смоет,           Бросишь ли кирку, брат? — Если смоет все, негр опять построит,           Но на этот раз уж пускай стоят                      Белые громадины, о Господь! Бросишь ли ты пить в ураганный ветер,           Бросишь ли ты пить, брат? — Нет, опять в кабак я приду под вечер,           Налакаюсь так, что сам не рад, —                      Брошу ли я пить, о Господь! Бросишь ли ты карты, когда все сгинет,           Бросишь ли ты их, брат? — Если кто-нибудь мне деньжат подкинет,           Если чудом стану я богат,                      Все спущу до цента, о Господь!

Уцелеет Мемфис Иль пойдет на дно, Черным, как известно, Все равно. Простоит он тридцать Или триста лет, Нам с тобой, приятель, Дела нет. Станут прахом новые Города, Не оставив в памяти Ни следа, Только ветер, воя На краю земли, Будет петь по-прежнему В их пыли.

Явился Слим на небеса, С улыбкой, весел и бодр. — Славный ты парень, ей-богу, Слим, — С улыбкой сказал ему Петр. — Ты шлялся, бродяга, всю свою жизнь, Закончен земной твой путь, Но можешь пошляться еще разок, Прежде чем здесь отдохнуть. А чтобы ноги свои поберечь, Вот эти крылья приладь. — Спасибо, Петр, — отвечает Слим И улыбнулся опять. — Послушай-ка, Слим, —                             продолжает Петр, — Ступай ты ко всем чертям. Осмотришь ад и дашь мне отчет, Чем занимаются там. Запомни все, что увидишь в аду, Как там, чего и где. — Начальник, — Слим улыбнулся Петру, — Все понято, будет сде. Шикарные крылышки Слим получил, Почти что как Линдберг Чарльз, Которого «Дух Сент-Луиса» [105] нес Километров по двести в час. Слим тоже, как Линдберг, летел, летел — Негде там было сесть, Пока не увидел огромный ангар С надписью: ЭТО ЗДЕСЬ. Ступил на твердую почву Слим, Аккуратно крылья сложил И пошел пешком, как ходил всегда, Пока на земле еще жил.

Огромные псы промчались, рыча, И белые черти вслед — Как Ниагарский водопад, Шумя на весь тот свет. Но Слим не струсил, вот те крест, И шум затих вдали. Как видно, белые черти в аду Охоту на черных вели. Большое здание на пути, — Вошел, не робея, Слим. С улыбкой дьявольской сам Сатана Здоровается с ним: — А, мистер Гриер, приветствую вас! Вот уж нежданный гость! Как вы попали в наши места? Как это вам довелось? — Я на минутку, — ответил Слим. — Пожалуйста, очень рад, Будьте как дома, вот вам ключи, Милости просим в ад. Сатана показал рукой вокруг — Ей-богу, с ума сойдешь: В аду творится сущий ад — Шум, толкотня, галдеж. Вокруг рулетки большая толпа Толкается и бурлит, Как будто это совсем не ад, А просто Рампарт-стрит [106] . Потом Сатана показал ему Притоны и кабаки, — И Слиму вспомнился Нью-Орлеан И Мемфис в былые деньки. У каждого черта девица была, У каждого по одной. И Слим воскликнул: «Боже ты мой!» И еще раз: «Боже ты мой!» Но это было отнюдь не все. Дальше увидел Слим: Сидит проповедник, и сразу две Девицы, обнявшись с ним. Потом Сатана показал ему Большой перегонный куб И груды мертвецки пьяных чертей — Каждый лежал как труп. Подводит к пеклу его Сатана, К огромным адским печам, Где белые черти черных чертей Сжигают ко всем чертям. Бедняга Слим почувствовал пот На черной коже своей И подумал, что лучше бы смыться ему Подальше и поскорей. — Мне это напомнило наши места, — К Сатане обратился Слим, — Я вспомнил Виксбург и Литл-Рок, Уэйко, Джексон и Рим. Сатана рассмеялся ему в ответ, И вдруг ужаснулся Слим: Был Сатана — и нет Сатаны, А это шериф перед ним. Побежал поскорей за крыльями Слим, Взлетел, приземлился и вот Приходит опять к святому Петру И крылья ему отдает.

— Ты что-то быстро вернулся, Слим! Ну что ж, валяй, старина, Как поживает и чем, скажи, Развлекается Сатана? — Видишь ли, Петр, — отвечает Слим, — Ты посылал меня в ад, А я по ошибке, видно, попал В какой-то южный штат. — Ты что, рехнулся, что ли, Слим, Или просто дурак, не пойму! А где ж, ты думал, находится ад, Где ж еще быть ему! Иди-ка ты лучше на землю вернись, Причины не утаю: Уж больно ты глуп, таким дуракам Не место у нас в раю…

Ну как не простить Ти Кендрикса? Ведь он южанин. Горячий малый. В полицейском деле еще новичок. Увидел бегущего негра — И сразу нажал на крючок. Ну как не понять Ти Кендрикса? Он, ясное дело, не стал бы палить Просто так, беспричинно. Это был подходящий случай Доказать, что он молодчина. Ну как не утешить Ти Кендрикса, Раз уж нельзя наградить? Он же не знал, почему этот негр Пустился бежать во всю прыть. Сам виноват: не сваляй дурака — Может, остался бы жить. Ну как осудить Ти Кендрикса? Подумайте только, что вынес бедняга: С дымящимся револьвером в руках, Испуганный, точно заяц, Стоял он — и слушал, как женщины плачут И негр хрипит, задыхаясь.