Куплена в небольшой лавке, весьма удобна, позднее                  отдана в залог. По прошествии времени услышана на улице, увидена                  в парке. Знакома, но не вполне изучена. Выслежена, приведена в дом, употреблена в постели. Выменена или продана. Или потеряна. Снова куплена в угловой аптеке под зеленым светом                  по настоянию клиента в девять ноль-ноль. Перечитана, восстановлена в памяти, ранена во второй                  раз. Признана негодной. Разобрана по частям, вновь собрана и отдана в залог. Услышана на улице, увидена во сне,                  услышана в парке, увидена наяву. Тщательно обследована ночью тайным агентом комиссии                  по использованию энергии горных рек Греции, —                  в простой одежде, вне службы. Рукой агента на ломаном английском сделаны                  подробные заметки, кои утрачены. Это либо правда, либо преувеличение. Либо правда. Ибо правда то, что люди смеются и воробьи порхают; Ибо это преувеличение, что люди изменчивы, а море                  неизменно; Ибо это истина, что люди идут, Что огни продолжают гореть, и сейчас ночь, И это серьезно, и это все то же самое, Как если человек умирает, и это серьезно, и это все                  то же самое, Как если девушка знает, и это пустяшная, но правда, Как если торговцу спиртным на углу следует знать,                  и это правда, и безусловная, Как если старик знает, и это гротескная, но                  правда, Как если народ смеется, и народ думает, и народ                  меняется, — Это серьезно и не важно,                  преувеличение это или правда. Куплена в аптеке в конце улицы, Где ветер дует, авто проносятся и всегда ночь                  или же день, Куплена как последнее утешение, Куплена, чтобы вдохновлять скульптора в парке, Куплена как лотерейный билет при зеленом свете,                  в девять ноль-ноль. Взята взаймы или куплена. Чтобы хорошо выглядеть.                  Облагораживать. Излечивать болезни.                  Принимать гостей. −Ать, −еть, −уть, −ить. Сломана либо продана. Либо выкинута.                  Либо использована и забыта. Либо мертва.

Уберите его: он мертв, как все прочие. Слушайте больничный колокол. Он и смерть мерят друг друга взглядами. Глядите на его коченеющие пальцы, трогайте похолодевшее лицо, любуйтесь небесными звездами, созерцайте кровавые пятна. Смотрите, как быстро и спокойно сваливает его десятитонный грузовик. Потом выверните его карманы и прикажите толпе расступиться. Как его звали, сержант? Как звали водителя? Как вас зовут, сержант? Покопайтесь в его одежде, извлеките сигары, деньги, бумаги, ключи, возьмите все, что там есть. Полтора доллара уплатите Стандард-ойл. Это был его преданный друг. DAR [117] отдайте ключ от его квартиры. Они были его верные друзья. Других таких у него не будет. Выньте залоговую квитанцию, вложите в конверт, поставьте печать и отправьте прямо в Пиплз-газ. Это были его давние друзья. Они были ему больше, чем братья. Они были как близнецы. Стащите с него штиблеты. Снимите котелок. Передайте его носки в фонд Гуггенхейма [118] . Пусть Морганы держат под замком бесплатные талоны, брошюрки и сведения о лошадях на дерби, и поднесите мистеру Гуверу [119] пинту джина, ибо они хорошие люди и они были его друзьями. Не забудьте о Жене Танни. Не забудьте Хейза [120] . Вспомните об Аль Капоне [121] . А также о «Красном Кресте», Дайте им его спички, дабы они его помнили. Они были его соседи в этом старом мире. И они тоже были хорошие люди. Вот и все, сержант. Ничего более, лейтенант. Мне нечего больше добавить, капитан. Подберите труп, накормите, побрейте, найдите ему другую работу. Сигару, водитель? Возьмите две. Вы были ему верным другом, водитель.

Не осталось даже следа от кофейной чашечки             на мокром подоконнике Между пассажем галантерейщика и залом             китайского бильярда, Где мы стояли той ночью, когда шел теплый             чудесный дождь, курили, смеялись, болтали. Есть ли там теперь хоть один звук иной, чем звуки             покрышек, моторов, спешащих ног; Отпечатался ли на сырости этого вечера, на истоптанном             тротуаре тот самый большой палец, именно тот             гвоздик или торец именно тогда брошенной             сигареты? (Это должно, обязано быть так. Ни одно сердце             не должно биться, если это не так. То был             час, сверкающий час, трудный час тревожного             года.) Там, где мы болтали все это время о жизни и любви,             о логике и чувствах, о тебе и обо мне, о характере             и судьбе, о боли, революции, победе и смерти, — Есть ли там сегодня хоть одна тень, кроме тех теней,             что останавливаются на миг, а потом проходят             мимо окон, запятнанные таким же теплым, тихим,             редким дождем?

Да где же мы снова найдем еду для пропитания,             тряпье для прикрытия наготы, кровлю и кровать,             если проныра с Уолл-стрит влез в свой             звуконепроницаемый, не доступный для людей             и наперед оплаченный склеп? Как же можем мы совершить прогулку к окраине             городским транспортом, к роскошно вытянувшейся             песчаной отмели на побережье Майами? И раз мэр отчитал банкиров, раз федеральный прокурор аннулирует указы о взятках, раз духовенство проповедует в защиту дома своего, — о неустрашимые солдаты в хаки, о стойкий нищий, о испытанный бродяга, о ни с чем не сравнимая техника, о счастливый поденщик, о еще не выкопанный скелет, о обаятельный и стройный муляж для стрельбищ, о опрятный, удачливый, сильный, честолюбивый,             бравый потенциальный призрак, — есть ли еще какая-нибудь работа, чтобы остаться             в живых, есть хоть что-нибудь, что остается невысказанным? И все-таки кто застрелил человека в голубом комбинезоне?             Кто купил лесопильню? Кто взял матрац, стол, клетку с птицами и свалил их             в кучу на улице? Кто метал слезоточивый газ             в лицо пикету? Кто поджигал урожаи? Кто истреблял стада? Кто сровнял             с землей городок из ящиков? Кто принес факел на погребальный костер негра? Кто забил окна и включил газ в доме, где             оставались трое? Нет больше хлебных конвейеров. Нет дубинок.             Нет Рузвельтов. Нет Хорстов. Нет больше бродячих танков, Уинчеллов, правдивых             новелл, депутатов, нет больше штрейкбрехеров, Нет больше преданных, ура-патриотических,             двурушнических лиг, нет Ку-клукс-клана. Нет милосердия. Нет DAR. Нет джентльменов старой гвардии, назначенных             в гвардию спасения главнокомандующими             черной гвардии при тыловой гвардии в             составе отечественной гвардии, 2-дюймовых,             3-дюймовых, 6-дюймовых, 10-дюймовых,             12-дюймовых. Нет больше 14-, 16-, 18-дюймовых снарядов.