Эти двое, старик со старухой, обычно бобы едят. Одно только блюдо, обед у них бедноват. Простая посуда, и мебель у них проста. Стол расшатался, и стулья давно скрипят. Эти двое, старик со старухой, добры, сама доброта. Эти двое, старик со старухой, у которых жизнь прожита, Еще продолжают по привычке вставать с постели И ставить вещи на старые их места. Еще вспоминают… Вспоминают, сидят старики, Склонясь над миской с бобами в дешевой                                                         своей комнатушке,            где скопились рецепты, квитанции, куклы и тряпки,                                        табачные крошки, цветочные горшки.

Народ в Литл-Роке детей рожает, Ищет работы, соображает, Чем крышу покрыть бы, цветы сажает, Покуда хозяйка цветы польет, Обед подгорает. Так и идет. Вечный будничный круговорот Мелких, назойливых, злых забот. В воскресные дни в Литл-Роке поют Воскресные гимны и дань отдают Воскресным обычаям и просто приличиям. А выслушав проповедь, выслушав пенье, Вернутся домой завершить воскресенье: К семейному чаю — семейное чтенье. Когда рождество Переступит порог, Конечно же, встретит его Литл-Рок, Еловую хвою и смех с мишурою Смешает в веселый блестящий клубок. Есть в Литл-Роке спортсмены, любители сцены. В июле жара… Полисмены — Неумолимые, Неинтеллектуальные — Палками лупят жару и топчут пыль сапогами. Вечером в парке концерты, сумрак ложится… Людвиг Бетховен — то грубый, то женственно-нежный. Бах втолковать свою музыку публике тщится — Серьезные лица… Есть и любовь в Литл-Роке. Мягкие женщины мягко, Умиляясь своей доброте, Удивляясь мужской слепоте, Приближают мгновенья Наслажденья, Будто розы, раскрыв свою розовую глубину… Чтобы все неудачи былые покрыло забвенье, Воскрешают лишь пурпур и небесную голубизну. И самым смутным полуобладаньям Даруют несомненность бытия. В Литл-Роке знают, Что, когда телефон беспокоит вас, Ваш долг ответить несколько вежливых фраз Лгущим, любящим, просто лепечущим что-то, Надоедливым, нудным ответить ваша забота. Скребу затылок: где гнев мой прежний? Блокнот листаю все безнадежней. Того, за чем я послана, нету. Как телеграмму я дам в газету? Как объяснять события буду? Как сообщу им я новость эту: «Люди такие же здесь, как всюду»? Редактор в ответ обрушил бы тьму Сердитых, настойчивых «почему». И верно, ведь вот же он, Литл-Рок: Ругательства, камни, плевок, пинок, И ярость на лицах местных матрон, И здешних самцов озверевших гон За школьницами-негритянками вслед. (Девичьих нарядов веселый цвет Как будто выцвел.) Лови! Трави! У юноши-негра лицо в крови… Петля взметнулась, взведен курок. Линчует Го́спода Литл-Рок.

Мы в дружбе со злом. Мы Плюем на диплом. Мы Взалкали вина. Мы Без сна допоздна. Мы Залезем к вам в дом. Мы Без жалости бьем. Мы Нервируем джаз. Мы Все сдохнем зараз.

Сижу перед домом я вечно одна, На заднем дворе побывать я хочу, Где грязный пустырь сорняками зарос: Мне скучно от разных фиалок и роз. На заднем дворе побывать я хочу, В соседний квартал заглянуть, Где стены чернее трубы дымовой, Где можно играть прямо на мостовой. Там дети живут как в раю, И я буду жить как в раю! Ну разве не здорово, что к девяти Домой никогда им не надо идти? Но мама сказала о Сьюзи Блэк: «Порядочной леди не стать ей вовек, А Джон, этот кончит, конечно, тюрьмой Ты помнишь, ворота украл он зимой?» «Так что же такого? — я маме кричу, — Я тоже порядочной быть не хочу. Уж лучше я тушью глаза подведу И в черных чулках по бульвару пойду!»

Мод ходила в колледж. Сейди без наук Жизнь частым гребнем чесала И не знала мук. Все сложности, все проблемы Сводил ее гребень на нет. Бойчее Сейди девчонки Не видел свет. Она родила двух малюток, Не побывав под венцом. Чуть со стыда не сгорели Мод и мать с отцом. А как Сейди с жизнью простилась, Ее дочек след простыл. (Ведь им ее славный гребень Завещан был.) Теперь старушонкой ветхой В колледж ходившая Мод Одна-одинешенька в старом Доме живет.