НА МОТИВ ДЖИГИ. НЕ ПРО ЛЮБОВЬ
«Эй, парень, ты с кем?» — спросил Мэнни Сенатор.
«Одумайся!» — выступил Джек Президент.
«Безбожник! — воскликнул в сердцах
Патер Томас. —
Попробуй лишь пикни — приструним в момент».
«Да что толковать!» — рявкнул Мэнни Горилла.
«Кончай канитель!» — крикнул Джек Пулемет.
«Ты брось! — посоветовал Томми Мак-Бедлам. —
Не строй дурачка — этот трюк не пройдет».
«Утопия», — губы скривил Герцог Мэнни.
«Для блага страны!» — возгласил Джек Пиит.
«Он — красный, ей-ей! — заорал Том Душила. —
Не хочет идти убивать — вот бандит!»
Мэнни Судья сказал: «Жуткое дело!»
«Веревочку», — проворковал Джек Палач.
«В могилке уютно, — пропел Том О’Виски. —
Лежи себе в гробике и не маячь!»
«Красавчик», — заплакала Хныкалка Мэнни.
«Все мы там будем», — вздохнул Квакер Том.
«Мир праху его! — подытожил Джек Бизнес. —
А если воскреснет, так снова убьем».
СМЕРТЬ МРАЧНОМУ ЧУЖАКУ
Прислужник тьмы, он был и вам знаком
В том царстве, где глядятся в омут ивы
И гуси удивляются лениво
Цветенью диких мальв. Вы помните о нем? —
Он был соседом вам или дружком.
А может, мудрым дядюшкой седым,
Судящим беспристрастно и спокойно
Бушующие мировые войны,
Или экранным молодцом лихим,
Не знающим сомнений. Где бы с ним
Вас ни сводило, — он везде, всегда
Был полицейским вашего района,
Кричащим «хода нет» и «прочь с газона»,
Держащим вас в повиновенье, как узда,
Зовущим все, что ново: «Ерунда!»
Он вашим «супер-эго» был, врачом
Свихнувшимся обширной психбольницы,
Где здравый ум под стражею томится,
Сердец слепорожденным палачом.
Подобно Гитлеру, тянулся он нутром
К блондинам и аристократам. Ныне
Тюремщик этот должен быть убит;
Лишь смерть его одна освободит
Запутавшихся в мрачной паутине
И наш рассудок с сердцем примирит.
И вздрогнет птиц неукротимых кровь,
Не скованная мертвой зыбью боле
Стоячих вод, — подобно нашей воле,
Хиревшей долго на подпорках слов;
И грянет крыльев гром, как вещий зов.
ОДА АМЕРИКАНЦАМ, ПОГИБШИМ В КОРЕЕ
1
Бог возлюби вас, если на земле
Уже никто вас больше не полюбит,
О павшие на рисовых полях,
О похороненные на холмах
В роскошное и гибельное лето
Ненужной вам войны. Вы шли вперед
Под флагами бесстрашья и незнанья,
Раскрашенными, как на школьных картах,
В цвета тех стран, которых вам увидеть
Не довелось — и уж не доведется.
Как ловко вас спровадили, однако,
В бессрочные каникулы — веселых,
Увешанных оружьем до зубов,
Готовых победить весь мир. О трупы
На рисовых полях, о мертвецы
На склонах горных, сброшенные ныне
В могилу примечаний. Мы скорбим
О вас — об оборотнях слабоумных,
Не ведавших, кто прятался за вами.
2
Пчела, свой пыл берущая от солнца,
И мотылек, как призрак подземелья,
Несущийся сквозь ночь, — все существа
Счастливые стремятся неуклонно
Туда, куда ведет слепой инстинкт.
Счастливые слепцы! Вы стали миной,
Подложенной под наш фальшивый мир,
Где государство лепит души, церковь
Благословляет, — и никто из старших
Не отведет от ваших губ отраву,
Не посоветует вам поварить
Немного котелком, не намекнет,
Что не из книжек выучились рыбы
Ходить по суше. Нет, учителя
Вам сунули по теннисной ракетке,
Уверив, что у вас в руках — Ковчег
От всех потопов. Но в эпоху ломки
Одной отваги мало. Гибнут роем
Слепые мотыльки — и вы, слепцы,
Не ведающие о подоплеке.
3
Промокшая ворона на рассвете
Летит домой с протяжным, резким карком.
Но Бог (что с неба сыплет воробьев,
Как милосердье или конфетти),
Моргнет разок — и вот ее не стало.
И вас не стало. Где она теперь —
Былая доблесть огородных пугал?
Увяла, словно ранняя сирень,
Пока в Дакоте розы расцветают
И процветает биржа. И цветы
И акции — как будто сговорились
Вас увенчать немеркнущим салютом.
Явились плакальщиков вереницы,
На Форуме политик обронил
Слезу с ресниц. Но мы еще оплачем
Вас с вашей допотопною отвагой
И славой вредоносной, о безумцы,
Растяпы, недоучки, храбрецы,
О павшие на рисовых полях,
О мертвые на склонах безымянных!