Библиотека в поместье «Пунтила». Пунтила , обвязав голову мокрым полотенцем, охая, просматривает счета. Лайна стоит перед ним с тазом и вторым полотенцем.

Пустила. Если атташе еще раз будет полчаса разговаривать по телефону с Хельсинки, я отменю помолвку. Я ничего не говорю, когда у меня пропадает целый лес. Но от такого мелкого грабежа у меня кровь бросается в голову. А как ты цыплят записываешь? Сплошные кляксы. Что же, мне самому сидеть в курятнике?

Фина (входя). Пришел господин пастор и представитель от молочного товарищества. Хотят вас видеть.

Пунтила. Не хочу я их видеть. У меня голова трещит. Наверно, начинается воспаление легких. Веди их сюда!

Входят пастор и адвокат . Фина поспешно скрывается.

Пастор. Доброе утро, господин Пунтила, надеюсь, вы хорошо спали? Я вот случайно встретил господина адвоката, и мы подумали: а что, если заглянуть к вам на минуточку.

Адвокат. Ночь ошибок, так сказать.

Пунтила. Я уже говорил по телефону с Эйно, если вы об этом. Он извинился. В общем, дело улажено.

Адвокат. Милый Пунтила, тут надо, вероятно, принять во внимание один пункт: пока все эти недоразумения, происходящие в «Пунтиле», касаются жизни твоей семьи и твоих отношений с государственными деятелями, это все твое личное дело. Но, к сожалению, есть кое-что еще.

Пунтила. Слушай, Пекка, не ходи вокруг да около. Если я причинил ущерб, я заплачу.

Пастор. К несчастью, бывает ущерб, который нельзя оплатить деньгами, дорогой господин Пунтила. Короче говоря, мы пришли к вам, чтоб по-дружески обсудить вопрос о Сурккале.

Пунтила. А что там с этим Сурккалой?

Пастор. В свое время мы слышали ваши высказывания о том, что вы намерены уволить этого человека потому, что он заядлый красный и оказывает нездоровое влияние на всю нашу округу.

Пунтила. Ну да, верно, я говорил, что я его вышвырну.

Пастор. Срок его найма истек вчера, господин Пунтила. Однако Сурккала не уволен. Иначе я бы не видел вчера в церкви его старшую дочь.

Пунтила. Как не уволен? Лайна! Разве Сурккала не получил расчет?

Лайна. Нет.

Пунтила. Как же это случилось?

Лайна. Вы его встретили, когда нанимали рабочих, привезли обратно на студебекере и заместо того, чтобы уволить, дали ему десять марок.

Пунтила. Какая наглость! Берет десять марок, когда я сто раз ему говорил, что, как только кончится срок, он может убираться к черту! Фина!

Входит Фина .

Позови сейчас же Сурккалу!

Фина уходит.

У меня ужасно болит голова.

Адвокат. Кофе. Выпейте кофе.

Пунтила. Правильно, Пекка! Я, должно быть, был пьян. Я всегда выкидываю такие штуки, когда перехвачу лишний стаканчик. Я тогда могу себе голову оторвать. А он этим воспользовался. Его надо в тюрьму отправить.

Пастор. Конечно, господин Пунтила. Мы все знаем, что вы настоящий человек. Такое может произойти с вами только под влиянием напитков.

Пунтила. Это ужасно! (С отчаянием.) Что я теперь скажу своим шюцкоровцам? Это дело чести. Если об этом узнают, мне объявят бойкот. У меня не будут больше брать молоко. Это все Матти, шофер! Он знал, что я не выношу Сурккалу, и все-таки допустил, чтобы я дал ему десять марок.

Пастор. Господин Пунтила, не надо так трагически смотреть на вещи. Такое всегда может случиться.

Пунтила. Чего там может случиться! Бросьте! Нет, если так пойдет дальше, я должен попасть под опеку. Не могу же я сам вылакать все свое молоко. Я разорюсь. Послушай, Пекка, не сиди сложа руки, ты должен вмешаться. Ты же их юрисконсульт. Я сделаю пожертвование шюцкоровцам. Это все пьянство. Лайна, мне нельзя пить.

Адвокат. Значит, ты увольняешь Сурккалу? Его надо убрать. Он отравляет атмосферу.

Пастор. Ну, мы пойдем, господин Пунтила. Все можно исправить, была бы только добрая воля. Добрая воля – это все, господин Пунтила.

Пунтила (пожимая ему руку). Спасибо.

Пастор. Не за что. Мы все исполняем свой долг. Давайте же исполнять его скорее!

Адвокат. И, может быть, ты еще поинтересуешься биографией твоего шофера? Он тоже производит неважное впечатление.

Пастор и адвокат уходят.

Пунтила. Лайна, я больше капли в рот не возьму! Никогда! Сегодня утром я проснулся и стал думать. Это какое-то проклятие! И я решил: пойду в коровник и дам зарок! Люблю коров. Все, что я решаю в коровнике, это бесповоротно. (Торжественно.) Тащи сюда все бутылки из шкафчика для почтовых марок. Все спиртное, что есть в доме, я сейчас уничтожу! Все – до последней бутылки! И не говори, что это стоит денег, Лайна, имение дороже.

Лайна. Слушаюсь, господин Пунтила. Но вы уверены, что это нужно?

Пунтила. Скандал с этим Сурккалой, жаль, что я его не вышвырнул на улицу, – это мне урок. Пусть Альтонен тоже явится. Он – мой злой гений.

Лайна. О господи! Сурккала уже складывали вещи, потом опять раскладывали. (Убегает.)

Входит Сурккала со своими детьми.

Пунтила. Чего ты привел весь свой выводок? Мне с тобой надо рассчитаться.

Сурккала. Потому и привел. Пусть послушают. Это им полезно.

Пауза. Входит Матти .

Матти. Доброе утро, господин Пунтила. Как ваша голова?

Пунтила. А, вот он, свинья собачья! Что это ты опять проделал у меня за спиной? Смотри! Я же тебя еще вчера предупреждал, что выкину и не дам рекомендации!

Матти. Так точно, господин Пунтила.

Пунтила. Заткни пасть! Хватит с меня твоих дерзостей. Мои друзья мне объяснили, кто ты такой. Сколько тебе заплатил этот Сурккала?

Матти. Я не знаю, о чем вы говорите, господин Пунтила.

Пунтила. Может быть, ты будешь отпираться, что ты с ним заодно? Ты сам красный! Ты мне помешал разделаться с ним вовремя.

Матти. Позвольте, господин Пунтила, я только исполнил ваши приказания.

Пунтила. Что ж, ты не видел, что эти приказания дурацкие?

Матти. Простите, но ваши приказания не так уж сильно отличаются друг от друга, как вам кажется. Если я буду исполнять только разумные, тогда мне вообще будет нечего делать и вы меня уволите.

Пунтила. Не заговаривай мне зубы, злодей, ты отлично знаешь, что я не стану терпеть в своем имении подстрекателей, которые добиваются, чтобы мои люди не шли работать на болото, пока им не дадут яйцо на завтрак, большевик ты эдакий! Как я теперь уволю Сурккалу? Теперь ему надо платить за три месяца вперед! Я-то пьяный был, а ведь ты это все рассчитал!

Лайна и Фина непрерывно вносят бутылки.

Но теперь, Лайна, это уже всерьез. Теперь вы все сами видите – я не просто даю зарок, я действительно уничтожаю алкоголь! К сожалению, раньше я никогда до этого не доходил, и поэтому, когда я слабел, у меня всегда была бутылочка под рукой. Это и была главная причина всех неприятностей. Я как-то читал, что первый шаг к воздержанию – это вообще не покупать спиртного. Очень мало кто это знает. Но уж если есть спиртное, его надо по крайней мере уничтожить. (Матти.) Я как раз хотел, чтобы именно ты посмотрел, как я буду уничтожать его! Сейчас ты испугаешься, как в жизни не пугался.

Матти. Так точно, господин Пунтила. Прикажете разбить бутылочки во дворе?

Пунтила. Э, нет! Я сам. Ишь ты, висельник! Ты бы рад был уничтожить такую чудесную водку (любуясь, поднимает бутылку), ты бы ее высосал до дна!

Лайна. Не смотрите долго на бутылку. Бросьте ее в окошко, господин Пунтила!

Пунтила. Правильно. (Матти, холодно.) Ты меня больше не соблазнишь на выпивку, негодяй! Тебе нравится, когда человек валяется перед тобой, как свинья. Работы ты по-настоящему не любишь. Если бы не голод, ты бы пальцем не пошевелил, паразит! Вертишься около меня, рассказываешь всякие похабные истории, натравливаешь меня на моих гостей, потому что тебе приятно, чтоб все было вымазано в дерьме, из которого ты сам вышел. Я тебя в полицию отправлю! Я знаю, за что тебя отовсюду выгоняют, ты сам признался. Я тебя поймал, когда ты агитировал этих баб из Кургелы. Ты – подрывной элемент! (В рассеянности начинает наливать водку в стакан, который Матти ему услужливо подставляет.) Ты меня ненавидишь, я знаю. Думаешь, ты проведешь меня этим своим: «Так точно, господин Пунтила!»

Лайна. Господин Пунтила!

Пунтила. Ладно, ладно, не бойся! Это я просто пробую, не обманул ли меня виноторговец. И потом я хочу выпить за мое непоколебимое решение. (Матти.) А тебя я сразу раскусил, я следил за тобой, ждал, когда ты себя выдашь, и для этого я нарочно пил с тобой, а ты ничего не заметил. (Продолжает пить.) Ты хотел, чтобы я распутничал, а ты бы возле меня катался как сыр в масле, чтоб я сидел с тобой и только пьянствовал! Нет, брат, просчитался! Мои друзья открыли мне глаза на тебя, пью за их здоровье! Просто ужас берет, как вспомню, какая это была мерзкая, бессмысленная жизнь! Три дня глушили водку в Парк-отеле. Потом эта поездка за законным спиртом, эти бабы из Кургелы. Особенно эта коровница, ранним утром. Она хотела воспользоваться тем, что я под мухой, а у нее вот эдакая грудь. Как ее? Лизи, что ли? А ты там тоже все время крутился. А ведь хороша была поездочка, а? Признайся? Ну а дочку я тебе все равно не отдам. Ты свинья. Хотя ты, конечно, не слюнтяй, с этим я согласен.

Лайна. Господин Пунтила, вы опять пьете!

Пунтила. Я пью? Это ты называешь пить? Какую-нибудь бутылку или две! (Берет вторую бутылку, а пустую отдает Лайне.) На! Уничтожь ее. Разбей! Не желаю ее больше видеть. И не смотри ты на меня, как Иисус Христос на апостола Петра. Терпеть не могу, когда меня ловят на слове! (Указывая на Матти.) Ну, я знаю – этот тип меня хочет совратить. Но вы – еще хуже! Вы хотите, чтобы я прокис, чтобы я тут ногти грыз от скуки. Что у меня тут за жизнь? Только людей мучаю и коровам корм рассчитываю. Вон отсюда, вы, недоноски!

Лайна и Фина уходят, качая головой.

(Глядя им вслед.) Мелюзга. Никакого воображения. (Детям Сурккалы.) Воруйте, грабьте, будьте красными, но только не такими недоносками. Это вам советую я, Пунтила! (Сурккале.) Прости, если я вмешиваюсь в воспитание твоих детей. (Матти.) Откупорь бутылочку.

Матти. Как пунш? В порядке? Не наперчен, как в тот раз? С этим виноторговцем надо держать ухо востро, господин Пунтила.

Пунтила. Знаю. Первый глоток я всегда делаю совсем маленький. Чтобы сейчас же выплюнуть, если что не так. А то наглотаешься всякой дряни. Ради бога, Матти, возьми себе бутылку. Надо же выпить за мое решение. Я его принял, и оно непоколебимо, черт бы его побрал! Твое здоровье, Сурккала!

Матти. Значит, им можно остаться, господин Пунтила?

Пунтила. И ты еще спрашиваешь? Ну, Матти, этого я от тебя не ожидал! Мы же тут все свои люди. Но только Сурккала сам тут не останется. Ему тут тесно. И я его отлично понимаю. Был бы я в его шкуре, я бы тоже так думал. Этот Пунтила был бы для меня просто капиталистом – и знаете, что бы я с ним сделал? Загнал бы его в соляные копи, чтобы он, паразит, понял, что такое работа! Верно я говорю, Сурккала? Ты со мной не миндальничай!

Старшая дочь Сурккалы. Но мы хотим остаться, господин Пунтила.

Пунтила. Нет, нет. Сурккала уходит. Его и десять лошадей не удержат. (Идет к секретеру, достает из кассы деньги и передает их Сурккале.) Минус десять марок. (Детям.) Радуйтесь, что у вас такой отец, который за свои убеждения готов на все. Ты, как старшая, Хэлла, будь ему опорой. А теперь давайте попрощаемся! (Протягивает Сурккале руку, но тот ее не берет.)

Сурккала. Пойдем, Хэлла. Надо укладываться. Теперь вы слышали все, что можно слышать здесь, в «Пунтиле». Пошли. (Уходит вместе с детьми.)

Пунтила (больно задетый). Видел? Не хочет мне руку пожать! Я думал, он на прощание мне что-нибудь скажет. Не сказал. Ему плевать на имение. У него нет корней. Родина для него – тьфу! Ничто! Вот потому я его и отпустил. Раз он сам этого хочет. Горькая страница в моей жизни. (Пьет.) Мы с тобой – другое дело, Матти. Ты мне друг. Ты мой путеводитель на трудном пути. Я как тебя увижу, чувствую, что мне выпить хочется. Сколько я тебе плачу в месяц?

Матти. Триста, господин Пунтила.

Пунтила. Я тебе прибавлю. Будешь получать триста пятьдесят. Уж очень я тобой доволен. (Мечтательно.) Матти, давай как-нибудь поднимемся на гору Хательма. Оттуда знаменитый вид! Увидишь, в какой стране ты живешь. Ты просто за голову схватишься – как ты этого до сих пор не знал! Полезем, а, Матти? Это совсем не трудно. Мы ведь можем туда мысленно полезть. Пара стульев – и все.

Матти. Я сделаю все, что вам нравится, пока я на работе.

Пунтила. Не знаю только, есть ли у тебя фантазия?

Матти молчит.

(Воодушевляясь.) Построй мне гору, Матти! Не жалей сил. Бери все! Тащи сюда самые большие обломки скал! А то гора не получится, и мы не увидим тот знаменитый вид.

Матти. Все будет, как вы хотите, господин Пунтила. И я знаю, что тут уж нечего думать о восьмичасовом рабочем дне, если вы решили строить гору на ровном месте. (Растаптывает ногами ценные стоячие часы и массивный шкаф для оружия и из их обломков и нескольких стульев со свирепым видом строит на большом бильярдном столе гору Хательма.)

Пунтила. Бери тот стул! У тебя получится отличная гора. Только ты выполняй мои указания, я знаю, что надо и чего не надо. Я ответственный. А то вдруг у тебя гора выйдет нерентабельная. Не будет открываться вид с ее вершины, и я не получу удовольствия. Тебе бы только найти работу, а я должен направлять ее – целе-со-об-разно! А теперь мне нужна дорога на гору. Чтобы я поднялся со всеми удобствами. А во мне два центнера. Если не будет дороги – плевал я на твою гору. Вот видишь – ты плохо соображаешь. Я умею распоряжаться людьми, мне интересно, как ты будешь сам собой распоряжаться.

Матти. Все. Гора готова. Можете всходить. У меня гора с дорогой. А не в таком недоконченном виде, как у Господа Бога. Он ведь свои горы в спешке делал. У него только шесть дней было. Так что ему пришлось натворить кучу батраков себе в помощь.

Пунтила (начиная восхождение). Э, эдак я могу себе шею сломать.

Матти (поддерживая его). Ну это вы можете и на ровном месте, если я вас не поддержу.

Пунтила. Потому я и беру тебя с собой, Матти. И ты бы иначе не увидел страну, которая тебя породила. Без нее ты был бы просто дерьмо. Благодари ее по гроб жизни!

Матти. По гроб жизни – это мало. Вот в газете «Хельсинки саномат» пишут, что надо благодарить и за гробом.

Пунтила. Смотри – сначала идут поля и лужайки, а потом лес. Лес, и с какими соснами. Они могут расти хоть на камнях и ничем не питаться. Просто диву даешься, как они существуют без всякой пищи.

Матти. Из них вышли бы замечательные батраки.

Пунтила. Мы поднимаемся, Матти. Дорога идет вверх. Всякие строения и прочие создания человеческих рук остались позади. Мы окунаемся в девственную природу. Она становится все суровее. Забудь сейчас все свои житейские заботы и отдайся величественным впечатлениям.

Матти. Отдаюсь изо всех сил, господин Пунтила.

Пунтила. О благословенный Тавастланд! Надо выпить еще два-три глотка, чтобы понять всю эту красоту!

Матти. Одну минуточку, я сейчас спущусь с горы и достану красненького. (Слезает вниз и снова забирается на стол с бутылкой.)

Пунтила. Вот мне интересно, можешь ты воспринимать красоту? Ты сам родом из Тавастланда?

Матти. Да.

Пунтила. Тогда я спрашиваю тебя, где есть еще на свете такое небо, как над Тавастландом? Говорят, в других местах небо синей. Но облака у нас, безусловно, тоньше. И ветер в Финляндии гораздо нежней. И я не хочу ихней синевы, пусть мне даже не предлагают. А когда дикие лебеди взлетают с болотистых озер, так что воздух шумит от их крыльев, разве это не прелесть? Не слушай вранья о других странах, Матти! Держись за Тавастланд, я тебе правильно советую.

Матти. Так точно, буду держаться, господин Пунтила.

Пунтила. Одни озера чего стоят! О лесах я уж не говорю. Вон они – мои леса. Тот, который на мысу, я велю вырубить. Но возьми только озера, Матти. Только взгляни на озера. Ты про рыбу не думай, хоть ее и полно. Нет, ты только полюбуйся на озера утром – этого достаточно, ты уже никуда не захочешь уехать, потому что все равно истерзаешься с тоски на чужбине. А этих озер у нас в Финляндии восемьдесят тысяч!

Матти. Есть полюбоваться на озера!

Пунтила. Видишь этот маленький буксир, у которого грудь, как у бульдога? А бревна в утреннем свете – как они плывут по воде, крепко связанные и очищенные от коры. Целое состояние! Я слышу запах свежего дерева за десять километров. А ты? Запахи у нас в Финляндии – это целая поэма. Например, ягоды после дождя или березовые листья, когда идешь из бани, попарившись березовым веничком. На другое утро в постели еще слышен этот запах! Где ты еще найдешь такое? Где вообще есть такой вид?

Матти. Нигде, господин Пунтила.

Пунтила. А больше всего я люблю, когда все это начинает расплываться, расплываться. Это в любви бывают такие минуты – закроешь глаза, и все плывет. Впрочем, я думаю, такая любовь бывает только в Тавастланде.

Матти. А у меня на родине были пещеры. И там лежали камни – круглые и гладкие, как бильярдные шары.

Пунтила. И вы, конечно, туда забирались и сидели, вместо того чтобы пасти коров. Смотри – коровы! Плывут через озеро!

Матти. Да. Штук пятьдесят.

Пунтила. Шестьдесят, не меньше! А вон поезд. Если прислушаешься, можно различить, как гремят бидоны.

Матти. Если очень прислушаешься.

Пунтила. Да, я должен тебе еще показать Тавастхус, старый Тавастхус. Есть еще у нас города. Вон там Парк-отель, у них отличное вино, я тебе его рекомендую. Замок я пропускаю, там устроили женскую тюрьму для политических, пускай не лезут в политику. Но паровые мельницы издали – это чудная картина, они оживляют пейзаж. А посмотри, что ты видишь там, налево?

Матти. Да, что я там вижу?

Пунтила. Ну поля же! Поля ты видишь, насколько хватает глаз, поля вокруг имения «Пунтила». Вон та луговина – там такая жирная трава, что, когда я выпускаю в клевер коров, я могу их доить три раза в день. А хлеб там растет до самого подбородка и родится два раза в год. Подпевай!

Входят Фина и Лайна .

Фина. Господи Иисусе!

Лайна. Всю мебель переломали!

Матти. Это мы стоим на вершине Хательмы и любуемся окрестностями!

Пунтила. Пойте с нами! Что, у вас нет любви к родине, что ли?

Все, кроме Матти, поют.

Будь благословен, Тавастланд, – твое небо и озера, твой народ и твои леса! (Матти.) Признайся, что у тебя душа радуется, когда ты видишь наши леса!

Матти. Признаюсь. У меня душа радуется, когда я вижу ваши леса, господин Пунтила!