Перед табачной лавкой Шен Де . Цирюльня, торговля коврами и табачная лавка Шен Де . Понедельник. У лавки Шен Де ждут остатки семьи из восьми человек: дедушка , невестка , а также безработный и вдова Шин .

Невестка. Сегодня она не ночевала дома!

Шин. Неслыханно! Наконец-то убрался этот свирепый двоюродный братец, и время от времени она снисходит к нам и выделяет кое-что из своих запасов риса. И этого, изволите ли видеть, уже достаточно, чтоб пропадать целыми днями и шляться одним богам известно где!

В цирюльне слышные громкие голоса. Оттуда, спотыкаясь, выбегает Ван , за ним толстый цирюльник с тяжелыми щипцами для завивки волос в руках.

Господин Шу Фу. Я тебе покажу, как приставать к моим клиентам со своей вонючей водой! Бери свою кружку и убирайся прочь!

Ван хочет взять кружку, которую протягивает ему господин Шу Фу , тот ударяет его щипцами по руке так, что Ван громко вскрикивает.

Получай! Впредь будет тебе наука. (Пыхтя, возвращается в цирюльню.)

Безработный (поднимает кружку и протягивает ее Вану). За избиение можешь подать в суд.

Ван. Рука пропала.

Безработный. Что-нибудь сломано?

Ван. Я не могу двинуть ею.

Безработный. Садись и полей ее водой!

Ван садится.

Шин. Тебе-то вода ничего не стоит.

Невестка. Уже восемь утра, а тут лоскутка льняного не найдешь! Шашни где-то заводит. Позор!

Шин (мрачно). Она забыла о нас!

По улице идет Шен Де , неся горшок с рисом.

Шен Де (публике). Я никогда еще не видела города ранним утром. В эти часы я лежала всегда, накрытая с головой грязным одеялом, оттягивая ужас пробуждения. Сегодня я шла среди мальчишек-газетчиков, мужчин, поливающих водой асфальт, тележек со свежими овощами из деревень. Я прошла длинный путь от квартала Суна до своего дома, но с каждым шагом мне становилось веселей. Я всегда слыхала, что, когда любят, витают в облаках, но ведь самое чудесное, что идешь по земле, по асфальту. Поверьте мне, дома в ранние утренние часы похожи на зажженные костры из щебня, когда небо уже розовое, но еще прозрачное, потому что нет пыли. Поверьте мне, вы много теряете, если не любите и не видите города в час, когда он поднимается со своего ложа, как бодрый старик ремесленник, который вдыхает свежий воздух и берется за инструмент, как это воспевают поэты. (Ожидающим.) Доброе утро! Вот рис! (Раздает рис, потом видит Вана.) Доброе утро, Ван. Сегодня я беспечна. По пути я разглядывала себя в каждой витрине, и теперь мне хочется купить шаль. (Немного помедлив.) Мне так хочется выглядеть красивой. (Быстро входит в лавку, где продаются ковры.)

Господин Шу Фу (снова появляясь в дверях, публике). Я поражен, до чего прекрасна сегодня владелица табачной лавки мадемуазель Шен Де, которую я до сих пор совсем не замечал. Всего три минуты, как я видел ее, но чувствую, что уже влюблен. Удивительно симпатичная особа! (Вану.) А ты — прочь, негодяй! (Возвращается в цирюльню.)

Шен Де , очень пожилая супружеская пара — торговец коврами и его жена — выходят из лавки. Шен Де несет шаль, торговец коврами — зеркало.

Старуха. Она очень нарядна и совсем недорога — в ней маленькая дырочка.

Шен Де (смотрит на шаль, которую держит старуха). Зеленая тоже нарядна.

Старуха (улыбаясь). Но, к сожалению, в ней нет изъяна.

Шен Де. Да, уж такая беда. Я со всей своей лавкой не могу позволить себе чего-нибудь получше. У меня еще мало доходов и уже столько расходов.

Старуха. Благотворительные дела. Зачем же столько? В первое время каждая чашка риса играет роль, скажете — нет?

Шен Де (примеряет бракованную шаль). Да, так уж водится, но сейчас я беспечна. Идет мне этот цвет?

Старуха. Об этом следует спросить мужчину.

Шен Де (поворачиваясь к старику). К лицу она мне?

Старик. Спросите не меня…

Шен Де (очень вежливо). Нет, я спрашиваю вас.

Старик (так же вежливо). Шаль идет вам. Только накиньте ее матовой стороной наружу.

Шен Де платит.

Старуха. Если она вам не понравится, вы всегда можете ее обменять. (Отводит Шен Де в сторону.) Есть у него кое-какие сбережения?

Шен Де (смеясь). О нет.

Старуха. Как же заплатить за помещение?

Шен Де. Плату! Совсем позабыла.

Старуха. Так я и думала! А в следующий понедельник уже первое. Мне бы нужно с вами кое о чем поговорить. Знаете, мой муж и я, после того как мы узнали вас, стали сомневаться насчет того брачного объявления — и решили в крайнем случае прийти вам на помощь. Мы кое-что отложили и смогли бы одолжить вам двести серебряных долларов. Хотите, отдадите нам в заклад ваши запасы табака. Письменное соглашение между нами, конечно, не обязательно.

Шен Де. Вы в самом деле хотите одолжить деньги такому легкомысленному человеку?

Старуха. Сказать откровенно, вашему двоюродному брату, который, конечно, не легкомыслен, мы, возможно, и не одолжили бы, вам же — со спокойной душой.

Старик (подходя к ним). Поладили?

Шен Де. Если бы боги слышали, что говорила ваша жена, господин Фен. Они ищут добрых людей, которые счастливы. А вы, должно быть, счастливы, помогая мне, я ведь попала в беду из-за любви.

Старики с улыбкой смотрят друг на друга.

Старуха. Вот деньги. (Передает Шен Де конверт.)

Шен Де берет его и кланяется. Старики тоже кланяются. Они идут обратно в свою лавку.

Шен Де (Вану, высоко поднимая конверт). Плата за полгода. Разве не чудо? А что ты скажешь о моей новой шали, Ван?

Ван. Ты купила ее ради того, кого я видел в городском парке?

Шен Де утвердительно кивает головой.

Шин. Лучше бы взглянули на его сломанную руку, чем болтать о своих сомнительных похождениях!

Шен Де (испуганно). Что с твоей рукой?

Шин. Цирюльник повредил ее щипцами на наших глазах.

Шен Де (ужасаясь своей невнимательности). А я ничего не заметила! Сейчас же иди к врачу, не то рука одеревенеет и ты никогда не сможешь как следует работать. Какое несчастье! Вставай скорее! Иди же, иди!

Безработный. Ему нужен не врач, а судья! Он вправе потребовать от богатого цирюльника вознаграждение за ущерб.

Ван. Ты думаешь, есть надежда?

Шин. Если только она сломана.

Ван. Кажется, да. Смотри, как распухла. Ты думаешь, дадут пожизненную пенсию?

Шин. Во всяком случае, тебе нужен свидетель.

Ван. Но вы же все видели! И можете подтвердить. (Оглядывается кругом.)

Безработный , дедушка , невестка сидят у стены дома и едят. Никто не поднимает глаз.

Шен Де (Шин). Вы же сами видели!

Шин. Не хочу связываться с полицией.

Шен Де (невестке). Тогда вы!

Невестка. Я? Я не смотрела!

Шин. Как не смотрели? Я сама видела, что вы смотрели! Вы только боитесь, потому что у цирюльника — власть.

Шен Де (дедушке). Я уверена, что вы не откажетесь засвидетельствовать.

Невестка. На его показания не обратят внимания. Он выжил из ума.

Шен Де (безработному). Дело, возможно, идет о пожизненной пенсии.

Безработный. У меня уже два привода за попрошайничество. Мое показание скорее повредит ему.

Шен Де (недоверчиво). Выходит, никто из вас не решается сказать, что здесь было? Среди бела дня человеку перебили руку, все видели, и все молчат? (С гневом.)

О вы, несчастные! Вашего брата оскорбляют, а вы закрываете глаза! Застигнутый врасплох кричит, а вы молчите? Насильник ходит меж вами и выбирает жертву, А вы говорите: Он пощадит нас, Потому что мы покорны. Что это за город? Что вы за люди? Если городом правят несправедливо — он должен восстать. А если он не восстает — пусть погибнет в огне Еще до наступления ночи.

Ван, если тот, кто видел, — отказывается свидетельствовать, то я скажу, что видела я.

Шин. Лжесвидетельство.

Ван. Не знаю, вправе ли я это принять. Но, может быть, все-таки должен. (Смотрит на свою руку, озабоченно.) Как вы находите, она уже достаточно распухла? Мне кажется, опухоль уже спала?

Безработный (успокаивает его). Нет, опухоль ничуть не спала.

Ван. В самом деле? Пожалуй, она стала даже чуть больше. Видимо, все-таки сломан сустав. Лучше сразу побегу к судье! (Осторожно поддерживая руку, не сводя с нее глаз, быстро уходит.)

Шин бежит в цирюльню.

Безработный. Она помчалась к цирюльнику, чтобы подольститься к нему.

Невестка. Мы не можем изменить мир.

Шен Де (удрученная). Я не хотела вас обидеть. Я просто испугалась. Нет, хотела. Прочь с моих глаз!

Безработный , невестка и дедушка , надувшись, жуя, уходят.

(Публике.)

Они уже не отвечают. Стоят, куда их поставят. Велишь уйти — немедленно уходят! Их не задеть ничем. И только запах пищи Их заставляет приподнять глаза.

Вбегает старая женщина . Это мать Суна , госпожа Ян .

Госпожа Ян (запыхавшись). Вы мадемуазель Шен-Де? Сын мне все рассказал. Я мать Суна, госпожа Ян. Подумайте только, у него есть надежда снова стать летчиком! Сейчас пришло письмо из Пекина. От управляющего ангаром почтовых самолетов.

Шен Де. Он сможет опять летать? О, госпожа Ян!

Госпожа Ян. Однако это стоит огромных денег: пятьсот серебряных долларов.

Шен Де. Много. Но не отказываться же из-за денег? У меня есть лавка.

Госпожа Ян. Ах, если бы вы могли ему помочь!

Шен Де (обнимает ее). Если бы я могла ему помочь!

Госпожа Ян. Вы дали бы способному человеку возможность выдвинуться.

Шен Де. Как они смеют мешать человеку быть полезным! (После паузы.) За лавку я выручу слишком мало, а эти двести долларов мне одолжили. Вы можете, конечно, взять их сейчас же. Я продам запасы табака и верну долг. (Дает ей деньги стариков.)

Госпожа Ян. Ах, мадемуазель Шен Де, это ведь помощь тому, кто в ней нуждается. Вы знаете, как они его здесь называли? Мертвым летчиком. Раз он больше не летает, значит, он — мертвый.

Шен Де. Однако нам не хватает еще трехсот серебряных долларов. Нужно подумать, госпожа Ян. (Медленно.) Я знаю кое-кого, кто, пожалуй, мог бы помочь. Ах, я не хотела бы звать его больше — он слишком жесток и слишком хитер. Разве что в последний раз?.. Но летчик должен летать! Это ясно.

Отдаленный гул мотора.

Госпожа Ян. Ах, если бы тот, о ком вы говорите, мог достать деньги! Смотрите — утренний почтовый самолет, он летит в Пекин!

Шен Де (решительно). Помашите, госпожа Ян! Летчик, наверно, увидит нас! (Машет своей шалью.) Помашите тоже!

Госпожа Ян (машет). Вы знаете того, кто летит?

Шен Де. Нет. Того, кто будет летать. Пусть летит потерявший надежду, госпожа Ян. Пусть хоть один сможет подняться над всей этой бедой, над всеми нами! (Публике.)

Ян Сун, мой любимый, вместе с облаками, Вопреки ураганам, Летит сквозь небеса и приносит Дружеские письма Друзьям в далекой стране.

Интермедия перед занавесом

Шен Де входит, держа в руках маску и костюм Шой Да , и поет

Песню о беспомощности богов и добрых людей

У нас в стране Полезному мешают быть полезным. Он может доказать, что он полезен, Лишь получив поддержку сильных. Добрые Беспомощны, а боги — бессильны. Почему У них, богов, нет крейсеров и танков, Бомбардировщиков и бомб, и пушек, Чтобы злых уничтожать, а добрых — оберечь? И нам было бы лучше и богам.

(Надевает костюм Шой Да и делает несколько шагов его походкой.)

Добрые — у нас в стране Добрыми не могут оставаться: Пустые миски — едоки дерутся. Ах, все заветы божьи От нищеты не помогают. Почему К нам на базары боги не приходят, Чтоб оделять довольством, улыбаться И подкрепленных хлебом и вином Учить друг с другом дружески общаться?

(Надевает маску Шой Да и продолжает петь его голосом.)

Чтобы добраться с ложкою до чашки, Нужна жестокость. Та жестокость, на которой зиждутся империи. Не раздавив сперва двенадцать нищих, Тринадцатому не помогут. Почему Не заявляют боги там, в эфире, Что время дать всем добрым и хорошим Возможность жить в хорошем, добром мире? Почему Они нас, добрых, к пушкам не приставят И не прикажут нам: огонь! О, почему Терпенье терпят боги?